С ДРЕЙФУЮЩИМИ ЛЬДАМИ ИЗ МОРЯ ЛАПТЕВЫХ - В ПОЛЯРНЫЙ БАССЕЙН

Еще до получения разрешения Шмидта корабли начали готовиться к зимовке, оставив под паром по одному котлу на случай прихода «Красина». Фактически дрейф трех судов начался 23 октября 1937 года.

Из дневника Хромцова:

«... С рассветом осмотрел горизонт. Лед всюду наторошен и сжат. Пробиваться судами бессмысленно. С капитанами Корельским, Швецовым и гидрографом Евгеновым осмотрели лед для выбора места постановки судов на зимовку. Выбор очень ограничен, так как окружены сжатым торосистым льдом. Установили суда в места, которые находили более безопасными...».

Чтобы избежать аварий при сжатиях, корабли разошлись, образовав треугольник, причем «Садко» и «Малыгин» развернулись носом к югу, а «Седов» - к северу. «Малыгин» стоял от «Садко» в расстоянии 3,5 кабельтовых, а «Седов» - в расстоянии 4 кабельтовых. Курс «Садко» - 176 градусов. Как оказалось впоследствии, наиболее удачно выбрал место для зимовки «Садко». В первый же месяц дрейфа как «Малыгин», так и «Седов» подверглись сжатиям. «Садко» же всю зиму простоял более или менее спокойно и непосредственному сжатию не подвергался, хотя поле, в котором он стоял, уменьшилось за это время больше чем в два раза.

После получения последней радиограммы Шмидта на судах начали подготавливать зимовочные помещения для экипажа и членов экспедиций, началась и подготовка машин кораблей к консервации. Из железных бочек наделали камельков, которыми после прекращения пара должны были отапливаться жилые помещения.

Из донесения капитана Хромцова:

«В связи с постановкой судна на зимовку проведены следующие мероприятия:

Для остойчивости судна погружено в трюм № 1 около 70 тонн льда, заморожена вода в балластной танке № 1 - около 70 тонн. Для осадки кормы заморожена вода в креновых цистернах в трюме № 2 - 40 тонн.

Поднят на палубу 3-месячный аварийный запас продовольствия и лагерное снаряжение на 70 человек,

Главная палуба засыпана шлаком, чтобы сохранить тепло в жилых помещениях. В кормовом твиндечиом помещении установлены койки и поставлен один камелек, размещено 33 человека. В помещении командного состава поставлено два камелька и размещено 38 человек. Отеплена радиорубка, где установлен маленький камелек. Установлены камельки в кают-компании, в бане и в машинной мастерской. Общий суточный расход угля на камельки - около 200 кг.

По машине: разобраны паропровод отопления и водяная магистраль, закрыты кингстоны и ледяной ящик закачан машинным маслом, закрыты все забортные отверстия и патрубки под клапанами закачаны машинным маслом, дейдвуд закачан машинным маслом, установлен мотор для зарядки аккумуляторов.

Произведен учет продовольствия, теплой одежды и лагерного снаряжения на всех судах. Произведено равномерное распределение продовольствия по судам, в зависимости от количества людей. Вследствие этого значительная часть продовольствия, теплой одежды, обуви и спальных мешков была передана с «Садко» на «Малыгина» и «Седова»...».

Всего на судах зимовало 217 человек, из них на «Садко» - 71, так как часть людей пришлось перевести с «Седова».

Во время зимовки Николай Иванович продолжал регулярно вести дневник, начатый им еще в начале плавания. В него он, кроме сведений о погоде, ледовых условиях, дрейфе и географическом месте судна, заносил и все события дня.

Из дневника Хромцова:

«...31 числа, за подписями всех капитанов, послали Шмидту радиограмму с просьбой назначить начальником группы зимующих судов проф. Р. Л. Самойловича… 3 ноября последний раз над судами всходило солнце, а затем наступили сумерки, продолжительность которых с каждым днем уменьшалась. 3 ноября вечером на собрании всех зимовщиков утверждались кандидатуры в участковую избирательную комиссию, а вечером 6 ноября в украшенной лозунгами и флагами кают-компании состоялось торжественное собрание, посвященное XX годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции.

С рассветом 7 ноября судно расцвечено флагами. Крепкий ветер от зюйд-зюйд-оста, метет пурга, Около 11 ч. м. вр. погода немного улучшилась. Весь состав экспедиций и команд вышел на лед на октябрьскую демонстрацию. На ледяной трибуне, сооруженной из ропака, собрался командный состав. После короткого митинга спели «Интернационал», после чего разошлись по судам. Вечером на «Садко» состоялся торжественный ужин и вечер самодеятельности. На другой день в 18 часов был устроен вечер самодеятельности для личного состава «Седова...».

9 ноября было выключено электрическое освещение, оставили пока только в машине, и садковцы перешли на освещение керосиновыми лампами, а 10-го числа по всему судну было отключено и паровое отопление и перешли полностью на камельковое. 11 ноября вечером в каютах обнаружили угарный газ, скопившийся из-за плохой тяги в носовом камельке. Три человека потеряли сознание. Помещение освободили от людей и, прекратив отопление, проветрили. Спали в кают-компании у команды. Для улучшения тяги из камельков решили усовершенствовать их конструкцию: вывести трубы через палубы, чтобы избежать больших изломов и колен. Для этой цели просверлили в вестибюле палубу. 16 ноября консервация машин на «Садко» была закончена и все котлы потушены.

Из письма Хромцова жене (от 4/IV 1938 года; отправлено с зимовки в Ленинград с самолетами Алексеева):

«... После того как перешли на камельковое отопление и керосиновое освещение - помещение получилось очень мрачное, Экономя незначительные запасы керосина, выдавали на одну лампу по 120 граммов в сутки. Этого керосина хватало только на четыре часа горения, а остальное время как-нибудь так ухитрялись: жгли лампы не одновременно и поэтому где-нибудь да держался огонек. Разместились так: команда - в кормовом твиндеке, где хранились продукты, там поставили одну печку. Все остальные - внизу в первом классе. Вход вниз заделали, так что помещение получилось закрытое. Здесь поставили две печки: одну около входа, против каюты второго штурмана, а вторую - в носу, выломав две каюты. Все разместились по каютам по несколько человек. Я перешел в каюту третьего механика. Всего в этом помещении разместилось 37 че­ловек. В кают-компании поставили маленький камелек, чтобы ее немного подогревать во время обеда и ужина. После прекращения пара сразу же почувствовали, что значит зимовать с таким количеством людей. Морозы все усиливались. У меня в каюте под койкой температура была от минус 3 до минус 5 градусов, а на уровне стола - от +3 до +10 градусов, выше не поднималась. На стенах каюты и на потолке намерзал лед, который приходилось скалывать. Спал в теплом белье, которое надевал поверх тонкого, под двумя одеялами и сверху накрывался тулу­пом. Спать было ничего, тепло, но зато утром вставать - очень холодно. Вскочишь, оденешься и скорее к камельку греться. Но холод еще ничего, если бы не сырость. В моей каюте все отсыревало и с потолка и по стенам текло и капало. Из-за этого на полу постоянно сыро. Ложишься вечером спать, а одеяло, подушки, простыни и даже матрац - все мокрое. Вот и ежишься, пока не просушишь своим теплом. Тогда уже спишь, намучавшись, хорошо. В других каютах было немного получше, но тоже сыро и холодно. Моя каюта оказалась самой плохой, но пришлось терпеть. Тебе это, конечно, представить трудно. Ничего похожего на то, что было при паровом отоплении.

Теперь мрачно, холодно, сыро и душно, Заниматься чем-либо очень трудно, прямо невозможно. Бумага размокла от сырости, книги тоже, да и читать негде. В каюте сидеть холодно, а у камельков - темно. У носового камелька поставили стол, где могли работать одновременно 6 человек. Но этот стол был всегда занят, так как наши ученые занимались обработкой научных материалов. У нас и баня есть, в которой тоже стоит камелек. Когда разденешься, то со стороны камелька поджаривает, а с другой стороны подмораживает. Но ничего, мыться можно. Моемся два раза в месяц...

Полярная ночь наступила 5 декабря. В этот день праздновали День Конституции. Утром, в 11 часов, весь состав судов собрался на митинг. Трибуну устроили около «Садко» на ледяном домике.

Митинг проходил при свете факелов, причем среди присутствовавших была и медведица Машка, внимательно слушавшая выступавших. В 16 часов на корабле состоялось торжественное собрание, а в 16 ч. 30 м. начало сильно поджимать «Малыгина» и я послал к нему подрывника, который взрывами разрушал лед. В районе «Садко» состояние льда без перемен. В каюте у меня + 9 градусов, сыро. Сегодня в капкан поймали второго песца. Вечером смотрели выступления участников самодеятельности...

Во время зимовки народ жил хорошо, дружно, ссорились редко. Зима у нас была не очень холодная, температура воздуха ниже минус 39,5 градуса не опускалась. Пурги большой тоже не было. Мы, правда, побаивались, как перенесем полярную ночь, но прожили ее довольно хорошо, конечно, в наших условиях хорошо. Когда не стало дневного света, то при полнолунии и во время полярной ночи довольно светло. Зато без луны - видимость очень плохая. Когда луны не было, то при ясном небе хорошо освещало окрестности северное сияние. А какая красота, когда полнолуние, тихо и нет ветра! Отойдешь вечером от судна метров на двести и стоишь как зачарованный. Тихо-тихо, какой-то своеобразный лунный свет заливает «Садко», а он стоит, весь покрытый инеем, как сказочный богатырь, закованный в лед. Смотришь на него, и грустно становится. Невольно приходит в голову: когда-то ты теперь, мой «Садко», опять пойдешь, переваливаясь с борта на борт, по волнам и будет ли это когда-нибудь?... Тяжело и обидно, что столько судов сразу выведено из эксплуатации. Посмотри: «Литке» с караваном замерз у Северной Земли, «Красин» - в бухте Кожевникова, «Ленина» с караваном вынесло из Хатангского залива и он теперь дрейфует на север, «Русанов» с судами зазимовал на Земле Франца-Иосифа и в Енисейском заливе замерзли суда...

С 15 февраля у нас стоит очень хорошая ясная погода, маловетрие, зато часто бывают сильные торошения льда. При сжатиях лед торосит в гряды высотой до восьми мет­ров. Зазиму лед сильно сторосило. Во время сжатия и торошения во льду появляются трещины шириной до 30 - 50 метров. Разводий нет совсем. С осени поджимало «Малыгина», который получил по правому борту около кормы вмятину. В начале января очень сильное сжатие испытал «Седов». Ему порядочно погнуло правый борт, но отделался благополучно, борт не прорвало. «Садко» пока отстаивается, непосредственному сжатию не подвергался, Правда, в начале марта прошла трещина вдоль правого борта шириной около 40 метров, в расстоянии от борта около 60 шагов. Эта трещина потом замерзла и на ней началось торошение, Молодой лед выжало и стало взламывать старый лед. Я боялся, что если вал подойдет к судну, то может раздавить, но, к счастью, он не дошел до судна на каких-нибудь 20 шагов и сжатие внезапно прекратилось. Толщина осеннего льда около двух метров. Теперь если вал торошения пройдет через судно, то никакой корпус не выдержит, раздавит, как скорлупку. Ежеминутно ожидаешь, что лед разорвет у судна, ну тогда держись! Часть продовольствия держим на палубе, чтобы в случае аварии успеть выгрузить на лед, Медведица Машка выросла большая, живет на свободе, гуляет по льду, но от судна не отходит. Очень привыкла к людям, бегает за всеми как собака, очень любит бороться и возиться. Чрезвычайно умный медвежонок, но большая проказница. Все ворочает и ломает. Только установят на льду какие-либо приборы, как она уж тут как тут, и если прозевают - моментально все разгромит. Разрывает неприкосновенный запас на палубе. Теперь стала разорять аэродром, сбивает там ограждение...».

С 16 ноября начались занятия в дрейфующем Гидрографическом институте, проводившиеся на «Седове» под руководством заведующего учебной частью старшего гидрографа В. И. Воробьева со студентами Ленинградского гидрографического института, оказавшимися в дрейфе. Лекции читали старший гидролог Б. А. Моржов, гидролог Ю. К. Чернявский, заместитель начальника экспедиции на «Садко» Н. И. Евгенов, старший гидрограф В. И. Воробьев, штурман А. И. Краснов. Кроме того, на дрейфующих судах были организованы курсы штурманов малого плавания и механиков 3-го разряда, которые окончили 20 человек. В работе курсов принял участие и Хромцов. Работали также общеобразовательные курсы, кружки художественной самодеятельности, устраивались концерты, выпускались стенные газеты.

На дрейфующем корабле был введен строгий распорядок дня, обязательный для всех зимовщиков: в 8 часов утра - побудка, в 9 - туалет и зарядка, до 9.30 - завтрак, с 9.30 до 12.30 - судовые работы и научные наблюдения, с 12.30 до 13.30 - обед, с 13.30 до 14.30 - мертвый час, с 14.30 до 17.30 - судовые и научные работы, с 17.30 до 18.30 - ужин, затем до 22.30 - собрания и кружки, с 22.30 - вечерний чай и в 23 часа 30 минут - отбой ко сну. По помещениям было установлено дневальство. Кроме того, капитаном было составлено специальное расписание, по которому каждый зимовщик знал свои обязанности при сигналах пожарной тревоги, тревоги при сжатии, а также при тревоге в случае, если судно раздавит и придется его оставлять. Общее руководство при всех тревогах осуществлялось капитаном. Его помощниками являлись начальник экспедиции, его заместитель и помполит. Для связи при капитане - Буйницкий.

Из воспоминаний старшего помощника капитана «Садко» Эрнеста Германовича Румке:

«Строгий распорядок жизни на дрейфующем корабле был следствием того, что по складу своего характера Хромцов был человеком очень дисциплинированным и организованным, Весь отдаваясь тому делу, которое выполнял, он требовал того же и от своих подчиненных. Он, был прост, не «чинился», ведь он сам был таким же по-мором, как и многие члены его команды, Но к тем, кто относился к своей работе недобросовестно или халатно, -  был нетерпим и беспощадно гнал их с корабля. Поэтому на судах, которыми он командовал, царила почти воинская, жесткая дисциплина. И несмотря на это, работать к нему шли с удовольствием - он был справедлив и человечен. за что его команда любила. Провинившегося он никогда не распекал публично, щадя его самолюбие. В таких случаях он обычно говорил: «Прошу вас зайти ко мне». Здесь, он делал соответствующее внушение и предлагал: или судно, или «вот тебе бог, а вот порог». И надо сказать, что на «Садко» был очень дружный и спаянный коллектив и всякие неприятные инциденты были явлением редким...».

В течение зимы сообщение между судами из-за образования широких трещин не раз прерывалось. Эти трещины покрывались молодым льдом, который во время сжатий торосило с такой силой, что «Садко» от ударов и толчков вздрагивал всем корпусом. Несмотря на напряженность обстановки и тяжелые условия жизни в дрейфующих льдах, увлекавших беспомощные суда все дальше на север, зимовщики не теряли бодрости духа: занимались работами по судну, учились и учили, проводили научные наблюдения в районах, до них никем не посещенных. В то же время они не чувствовали себя оторванными от жизни далекой Большой земли: наравне со всем советским народом принимали участие в выборах в Совет Союза и Совет Национальностей, проведенных 12 декабря.

Из дневника Хромцова:

«...31/XII 37 г. Готовимся к встрече Нового года. Почищено твиндечное помещение. В 22 ч. начался Новогодний митинг, а в 23 ч. 30 м. - карнавал на льду, фейерверк, ракеты, В 24 ч. в кают-компании - чай, елка, самодеятельность, подарки команде. Всем выдано по полстакана вина. После полуночи вечер самодеятельности проходит очень весело. В 04 ч. 1 января около «Седова» сильное сжатие. Вал торошения подошел к корме. Положение судна опасное...».

Так начался для дрейфующих кораблей 1938 год. На помощь к «Седову» пришли команды «Садко» и «Малыгина», которые помогали седовцам перетаскивать катера и карбасы через трещины и битый торосящийся лед. Ледяной вал, подошедший к левому борту «Седова», стал давить на подзор и выжал корму судна на 1,5 метра из льда. Еще немного - и гибель «Седова» была бы неизбежна. Но в самый критический момент сжатие внезапно прекратилось. Ночью 9 января «Седов» и «Малыгин» были отнесены от «Садко» на запад и между ним и кораблями образовалась большая полынья, прервавшая сообщение между судами. 23 января на «Садко» было получено печальное известие о гибели парохода «Рабочий», раздавленного льдами (в караване «Ленина»). В ночь на 24-е в районе судов разразилась пурга, штормовой юго-западный ветер достиг силы 9 баллов. Температура воздуха составляла минус 34 градуса. Соответственно похолодало и в по­мещениях. К 31 января светлое время днем уже составляло около 3 часов, и с 7 февраля начались работы по расчистке площадок под аэродромы для самолетов.

Из письма Хромцова жене (от 4/IV 1938 года):

«... Работать приходилось на морозе, а «одежонка не ахти какая». Работа очень тяжелая, площадки надо делать большие. Только расчистишь площадку, а ее разломает. Опять начинаешь сначала. Так вот строим уже третий аэродром, С 1 марта я живу на новой квартире. Разломали стенку между каютой помполита и начальника экспедиции, сделали три каюты и поставили печку. В одной каюте живут Самойлович и Ермолаев, во второй - я и Матвей Матвеевич (стармех), а в третьей - Гавриленя (помполит). Теперь условия, лучше. У нас очень тепло, сухо и светло. Только тесновато, но ничего. Я живу на верхней койке, а подо мной - Матвей Матвеевич. Живем дружно. Состояние у меня пока удовлетворительное. Желудок иногда болит, так как питаемся консервами, но о лечении теперь думать не приходится. Надеюсь вытянуть. Начальником аэродрома парткомитетом был выдвинут 2-й штурман «Садко» Бадигин, которого утвердил приказом Самойлович. Комендантами аэродромов назначены имеющиеся в караване четыре летчика-наблюдателя. Наши площадки были расчищены недостаточно хорошо, и я говорил им, что принимать самолеты на такие площадки нельзя, надо их выровнять, но меня не послушали и решили принимать. Вот и получилось комом. Один самолет при посадке повредил лыжу…».

3 апреля утром на «Садко» было получено сообщение, что самолеты вылетели к каравану. В 14 часов 15 минут самолеты были уже над судами и стали снижаться, а в 14.30 приземлился последний самолет. При этом самолеты Н-170 (Головина) и Н-172 (Алексеева) сели удачно, а самолетН-171 (Орлова) повредил лыжу о торчащий кусок льда. В 17 часов 50 минут улетели на Котельный самолеты Орлова (без пассажиров из-за поломки лыжи) и Головина, а в 19 часов 50 минут поднялся в воздух и самолет Алексеева.

В тот же день самолеты благополучно прилетели на Котельный, а через два дня они перелетели в Тикси.

В ожидании самолетов, вылет которых к каравану задержался из-за нелетной погоды, оставшиеся занялись поисками и расчисткой новых площадок для приема само­летов. 8 апреля началась, расчистка нового аэродрома, № 4, представлявшего собой замерзшую полынью шириной около 100-150 метров и длиной около 1400 метров. Комендантом этого аэродрома был назначен гидролог Ю. К. Чернявский.

16 апреля было получено сообщение, что отряд самолетов Алексеева перелетел из Сагастыря на остров Котельный. В связи с этим на судне началась деятельная подготовка людей к отлету. 17 апреля около 11 часов утра «Садко» пересек 200-метровую изобату и вышел, таким образом, в Полярный бассейн, а 18 апреля в 10 часов 30 минут утра на аэродром Чернявского были приняты самолеты Головина и Алексеева. На этот раз летчики дали высокую оценку новому аэродрому. Менее чем через час самолеты, приняв на борт 83 человека, вылетели от «Садко» на Котельный. Исключительными были мастерство и отвага наших полярных летчиков, которые в сильнейшую пургу, почти при полном отсутствии видимости, имея на борту по 40 пассажиров и более, совершили блестящую посадку на лед лагуны станции Котельный. Людей с дрейфующих судов, доставленных Алексеевым и Головиным на Котельный, летчик Орлов перевез в Тикси. Несмотря на ухудшившуюся метеорологическую обстановку, он сразу же вылетел обратно на Котельный, причем временами ему приходилось идти бреющим полетом.

В связи с отлетом профессора Р. Л. Самойловича 18 апреля капитан Хромцов по распоряжению руководства ГУСМП принял на себя обязанности начальника группы дрейфующих судов.

По мере дрейфа на север глубины быстро увеличивались. Так, измеренная 18 апреля глубина была равна 262 метрам, а 26 апреля она уже достигла 1185 метров. В этот день с утра в районе каравана стояла пасмурная погода, надо льдами держался туман и зимовщики не ожидали прилета самолетов. Однако в 17 часов 57 минут 26 апреля самолеты вылетели к кораблям, и в 20 часов 25 минут Алексеев и Головин были уже над судами, а через 15 минут сели на аэродром. Сгрузив привезенный кораблям бензин и керосин и взяв последних 79 человек, самолеты стартовали на Котельный и снова благополучно сели на нем, несмотря на густой туман. 28-го все самолеты прилетели в Тикси, доставив сюда последнюю партию зи­мовщиков.

На дрейфующих в Полярном бассейне ледокольных пароходах осталось всего 33 человека.

Командный состав «Седова» по состоянию здоровья был весь вывезен на материк, и в связи с этим капитаном «Седова» руководство назначило 2-го штурмана «Садко» К. С. Бадигина, а старшим механиком - 3-го механика «Садко» Н. Н. Розова.

Из письма Хромцова жене (от 4/IV 1938 года; отправлено в Ленинград с последними самолетами Алексеева):

«... Когда всех отправим на материк, то разместимся в двух помещениях: наверху, где сейчас я живу, и в салоне. Это даст экономию топлива. Относительно нашего выхода из дрейфа летом - пока трудно что-либо сказать. Дрейфом нас неуклонно тянет на север. Каково будет состояние льда и сможет ли кто подойти к нам - никто не знает».

Проводив последних товарищей на Большую землю, оставшиеся занялись транспортировкой привезенного самолетами груза на суда, уборкой помещений и палуб и распределением привезенного груза по кораблям.

27 апреля кают-компания была вымыта, стены и потолок очищены от зимней копоти, один стол вынесли и вместо него поставили двухъярусные койки и камелек. Здесь должно было разместиться семь человек, а наверху у капитана - остальные пять.

1 мая в районе каравана судов была ясная, хорошая погода. С утра корабли приняли нарядный вид: расцветились флагами и вымпелами. Под яркими лучами весеннего солнца заснеженные торосистые льды, окружавшие суда, горели и сверкали разноцветными искрами так, что на них было больно смотреть. В 10 часов утра все вышли на первомайскую демонстрацию, кроме трех вахтенных и поваров, оставшихся на судах. С ледяной трибуны, сделанной из ропака, демонстрантов приветствовали капитан Хромцов и старший механик «Малыгина» Шахнов.

Из дневника Хромцова:

«... В 11 часов демонстрация кончилась и все разошлись по судам. Повара приготовили праздничный обед. Вечером команды всех судов собрались на «Садко» на торжественный товарищеский ужин, затянувшийся до утра. Прекрасный кулинар и большой выдумщик повар «Садко» Сергей Зайцевский приготовил много закусок и вкусных блюд, а старпом Эрнест Германович Румке по случаю праздника отпустил морякам «горючее» в виде коньяка, спирта и прочих напитков...

2 и 3 мая. Судовых работ нет, команде дан выходной день...

4 мая. Команда занята очисткой помещений. Глубина 1200 метров, пасмурно, температура воздуха - 15 градусов, толщина льда 188 см.

5 мая. Распределяли по судам груз, доставленный самолетами. Команда занята уборкой помещений. Лед без перемен. Глубина 1220 м. Сегодня над судами летала чайка...

7 мая. Установлено дежурство по судну в ночное время - с 0 ч. до 8 ч. утра. Установлен новый распорядок дня: побудка в 7 ч. 30 м., с 7 ч. 30 м. - 8 ч. 30 м. уборка, заготовка снега, 8 ч. 30 м. - 9 ч. завтрак, 9 ч. 00 м. - 12 ч. 30 м. судовые работы, 12 ч. 30 м. - 14 ч. 00 м. обед, 14 ч. - 17 ч. 30 м. судовые работы, 17 ч. 30 м. - 18 ч. 30 м. ужин, 18 ч. 30 м. - 22 ч. 00 м. личные занятия, 22 ч. - 22 ч. 30 м. вечерний чай, с 23 ч. ночной отдых...».

Научные наблюдения теперь выполняли Чернявский и Буйницкий.

Пресную воду зимовщики добывали из снега, который пурга наметала около кораблей. С 18 мая лед в районе каравана начал давать трещины, которые, расширяясь, временами отрезали корабли друг от друга и от научных павильонов, так что через трещины приходилось переправляться даже на шлюпке.

23-го заболел капитан «Седова» Бадигин, по предположению врача Соболевского, - брюшным тифом, чему виной, по всей вероятности, были свежезамороженные фрукты, привезенные для зимовщиков самолетами. Во избежание переноса тифа на другие суда было запрещено посещать «Седова» без дела. Вечером 30 мая заболел гриппом Буй-ницкий. Врач запретил ему выходить из каюты до выздоровления, и вместо него ходил измерять толщину льда Хромцов. К этому времени она уже составляла 195 санти­метров.

Выписывая замысловатые петли и зигзаги, корабли дрейфовали со льдами в общей сложности на север. С конца мая началось интенсивное таяние льда, сугробы стали оседать, на поверхности льда появилось много снежниц. Образовывавшиеся из расходящихся трещин полыньи стали часто нарушать сообщение между кораблями.

25 мая Хромцов собрал на «Садко» командный состав кораблей, чтобы обсудить порядок подготовки к выходу из дрейфа. И хотя не было уверенности в том, что суда удастся летом вывести из льдов, они уже заранее начали готовиться к этой операции, облегчив этим ее проведение впоследствии.

26 июня на дрейфующих судах были проведены выборы в Верховный Совет РСФСР. По случаю праздника был устроен торжественный обед.

Начиная с ноября 1937 года и по август 1938 года, с начала дрейфа ледокольных судов и до вывода их из дрейфующих льдов, Хромцов составлял за каждый месяц, сводные таблицы. В этих таблицах он отмечал даты и часы наблюдений, суточный дрейф, температуру воздуха, координаты, глубину моря, состояние льда. В конце каждой таблицы он помещал следующие сведения: сколько миль в дрейфе пройдено судном за месяц, генеральное направление дрейфа в каждом месяце, среднюю месячную и среднюю суточную скорости дрейфа. Перечислял проведенные в течение месяца наблюдения (с указанием их количества), указывал число подвижек льда в районе судов, количество ясных и пасмурных дней, дней со снегом, дождем; подсчитывал количество дней с ветрами разных румбов и выводил преобладающий ветер (по направлению), указывал среднюю месячную, максимальную и минимальную температуры воздуха, среднюю температуру воды, толщину льда и снежного покрова на льду.

Хромцов отмечал также, какие звери, морские животные и птицы наблюдались в районе дрейфующих судов, когда они появлялись и когда исчезали. Так, за время дрейфа белые медведи посетили «Садко» дважды: 2 ч 6 ноября. В ноябре белые медведи посещали и «Седова» с «Малыгиным». В декабре медведи исчезли, зато появились песцы. Особенно много песцов в районе судов наблюдалось с января по март включительно. На «Садко» за время дрейфа поймали 10 песцов. В апреле следы песцов исчезли. В конце месяца зимовщики видели пуночку. Весь май в районе судов летали уже две пуночки, а 5, 23 и 31 мая зимовщики видели чаек. 30 мая в трещине появился морж. Весь июнь над судами летали пуночки и чайки, а с середины июня появились кайры. 28 и 30 июня на льдинах видели тюленей, а 29-го в полынье около «Малыгина» ходили нарвалы. В течение июля около судов наблюдались чайки и кайры, видели зимовщики также поморника и глупыша, а из морских животных - нарвалов и нерп; последних видели также и в августе. Весьма возможно, что птицы гнездятся на маленьких скалистых, укрытых ледниковыми шапками островках, расположенных вблизи материкового склона. Сливаясь с окружающими льдами и попадая между галсами, островки эти могут оставаться незамеченными при выполнении авиационных ледовых разведок.

С появлением в районе дрейфующих судов большого количества полыней и разводий, образовавшихся в результате интенсивного таяния льдов, зимовщики часто предпринимали путешествия по ним на байдарках. 16 августа лед вокруг «Садко» настолько развело, что сплоченность его не превышала 7-8 баллов. Через четыре дня, 20 августа, было получено сообщение о том, что к кораблям идет ледокол «Ермак». На кораблях начали интенсивно готовиться к выходу из дрейфа. При водолазном осмотре «Садко» оказалось, что ниже ватерлинии до самого киля корпус судна покрыт слоем льда толщиной 25-30 санти­метров. Поэтому поставленные на кингстоны в начале зимовки предохранительные пластыри снять было невозможно. Применив аммонал, садковцы освободились от этого льда.

Как начальник каравана дрейфующих судов Хромцов немало способствовал тому, чтобы суда своевременно и хорошо подготовились к выходу из дрейфа. Необходимо было расконсервировать машины и механизмы, освободить и подводную часть корпусов судов от наросшего за зиму льда, образовавшего под их днищами как бы огромные ледяные чаши. Люди трудились день и ночь, не спали сутками. К приходу «Ермака» корабли, за исключением аварийного «Седова», были готовы самостоятельно следовать за ледоколом. Несмотря на тяжелую зимовку, машины и механизмы судов работали хорошо.

На подходе к судам, примерно на 80°30' с. ш., «Ермак» встретил тяжелый лед, который с трудом форсировал. 28 августа, когда - «Садко» с караваном находился на 83°06' с. ш. и 139°09' в. д., в 2 часа ночи, после того как рассеялся туман, закрывавший горизонт с полуночи, вахтенный увидел на горизонте дым «Ермака».

Трудно описать радость, охватившую садковцев. Вскочив с коек, они бросились заканчивать последние приготовления к выходу из ледового плена.

далее: Выход из дрейфа