Часть II : В высоких широтах

16 МЕСЯЦЕВ В ПОЛЯРНЫХ ЛЬДАХ

1932 год был переломным в освоении полярных окраин Советского Союза. В ту пору север Сибири еще оставался пустынным. На сотни километров друг от друга отстояли редкие селения оленеводов и охотников. Лишь небольшие фактории обслуживали огромные территории с малочисленным населением. А между тем недра северных районов таили в себе ценнейшие ископаемые богатства. От горизонта до горизонта простирались нетронутые человеком лесные массивы.

Советское государство только еще приступало к освоению этих просторов. Отряды геологов проникали в самые далекие уголки тайги и тундры, в края непуганых птиц. Изыскатели вели разведку мест, где в будущем должны были возникнуть рудники и прииски, заводы и города.

В глубине Колымо-Индигирской тайги геологи обнаружили богатейшие месторождения золота и очень дефицитного металла олова. Тут на дальнем Севере возникали первые очаги горнодобывающей промышленности, начиналась слава Дальстроя. По нехоженой земле прокладывались дороги, в медвежьих углах строились элект­ростанции-времянки.

Для того чтобы вдохнуть новую жизнь в эту суровую, холодную землю, нужны были люди, много людей и очень много разнообразных машин.

И, конечно, прежде всего требовалось проложить дороги к этой глухомани, связать отдаленные северные места тройной транспортной колеей с остальной страной

К богатствам Колымо-Индигирского края могли вести два пути: один — от берегов Охотского моря, от бухты Нагаева, оттуда уже строилась автомобильная магистраль, и второй — с севера, с побережья ледового Восточно-Сибирского моря, откуда грузы могли идти на юг, в глубину тайги, по реке Колыме и ее притокам.

Те, кто начинал штурм колымского золота, еще не сделали выбора и не отдали предпочтения ни восточному ни северному варианту. Собственно говоря, жизнь требовала, чтобы оба варианта осваивались одинаково энер­гично. Время не могло ждать, люди уже пришли в тайгу, взорвали ее извечную тишину, им нужны были одежда и продовольствие, жилье и машины.

23 января 1932 года правительство приняло постановление об организации большой морской экспедиции из Владивостока в устье реки Колымы для доставки 12 тысяч тонн технических, продовольственных и других грузов, необходимых для индустриализации Колымы.

В устье реки Колымы намечалось основать порт, который бы принимал грузы, приходящие морским путем и переправлял их по реке в глубь Колымского края. Но пока что флот Колымы состоял из одного лишь парохода «Ленин» грузоподъемностью 100 тонн. Экспедиция должна была привести на Колыму 4 баржи по 500 и 250 тонн и 2 буксирных судна по 200 сил каждое. Кроме того экспедиции предстояло обеспечить продовольствием несколько пунктов на побережье Ледовитого океана и доставить на Колыму пассажиров — строителей Дальстроя и работников будущего Колымского пароходства.

Эта экспедиция получила название Северо-Восточной полярной экспедиции Наркомвода.

Морским путем на Колыму можно было попасть толь <http://to.ii>ко летом, в период короткой арктической навигации. Но и такие рейсы в те годы не всегда проходили благополучно. Суда, посылаемые на Колыму, порой не доходили до места назначения или в лучшем случае становились на зимовку на обратном пути.

С 1911 по 1918 год на Колыму ежегодно ходил один пароход Добровольного флота. Потом гражданская война и иностранная интервенция на Дальнем Востоке прекратили такие походы. Плавание одиночных судов на Колыму возобновилось только с 1923 года. Как правило, суда колымских рейсов придерживались береговых прогалин, опасаясь оторваться от берега и попасть в ледовый плен; в то время никто не мог выручить из такого плана. Несмотря на риск и большие трудности, судам все же удавалось достигать места назначения. На Колыму в каждую навигацию завозили не более 400-500 тонн продовольствия и других грузов. Этого едва хватало для немногочисленного населения.

На этот раз в устье Колымы направлялась целая флотилия: пароходы «Сучан», «Анадырь», «Урицкий», «Север», «Микоян», «Красный партизан» и шхуна «Темп». Наиболее приспособленными для плавания во льдах были пароходы-северники «Сучан», «Анадырь» и «Север». Им предстояло вести на буксире речные суда для Колы­мы. Остальные пароходы экспедиции числились лесово­зами. Но они тоже имели специальный защитный ледовый пояс. Перед выходом в экспедицию на случай сильных сжатий на них установили внутренние подкрепления в трюмах. Флагманом шел ледорез «Литке». Во главе экспедиции были поставлены опытные полярники. Начальником всего этого большого дела назначили известного гидрографа Николая Ивановича Евгенова, участника экспедиции 1914-1915 годов на ледокольных пароходах «Таймыр» и «Вайгач», которые впервые прошли Северный морской путь с востока на запад за два летних периода. Заместителем начальника экспедиции был капитан дальнего плавания Александр Павлович Бочек, давно работавший на дальневосточном севере. В 1931 году он совершил необычайный по тому времени рейс с реки Лены на Колыму на речном пароходе «Ленин». Николаю Михайловичу Николаеву, только что вернувшемуся из зимнего рейса в Охотском море, поручили командовать «Литке».

«Литке» вышел из Владивостока 2 июля 1932 года. Вблизи мыса Дежнева его ожидали пароходы «Сучан», «Анадырь» и «Север». Скоро подошли и остальные суда.

Этот год в ледовом отношении выдался очень тяже­лым. Обычно весной южные ветры отгоняют лед от побережья, образуя под берегом свободный проход для су­дов. Весной 1932 года южных ветров не было. Не взломанные льды начинались сразу же за мысом Дежнева. Давний житель Чукотки норвежец Воол и чукчи с мыса Сердце-Камень, побывавшие на пароходе «Анадырь», рассказали, что по их наблюдениям за последние тридцать лет такая тяжелая ледовая обстановка была лишь однажды — 13 лет назад, в 1919 году.

Неоднократные попытки пароходов «Сучан» и «Анадырь», на одном из которых находился начальник экспедиции Н. И. Евгенов, самостоятельно пройти от мыса Дежнева на запад не увенчались успехом. Тяжелые, многолетние обломки ледяных полей, уплотненные северными ветрами, оставались непреодолимыми для этих судов. Между тем эти пароходы следовало продвинуть к месту назначения как можно быстрее, так как на них находилось почти 1000 пассажиров — рабочих Дальстроя.

С подходом «Литке» были предприняты новые попытки преодолеть льды. Но немногие десятки миль, пройденные в дневное время с огромными трудностями и риском, ночью или во время тумана терялись из-за обратного дрейфа под влиянием встречного течения.

Вылазка за вылазкой оканчивались неудачей. Это удручающе оказывалось на настроении моряков. Наиболее опытные капитаны — В. П. Сиднев (пароход «Анадырь») и Я. Л. Спрингс (пароход «Урицкий») открыто заявляли, что при таком состоянии льдов достичь Колымы нельзя. Тем более, что свободу действия экспедиции сковывают тихоходные и не имеющие ледового класса лесовозы, баржи и малые буксиры.

А тут еще сообщения, поступающие с пароходов Колымской экспедиции 1931 года «Лейтенант Шмидт» и «Колыма», зимовавших в районе о. Шалаурова недалеко от берегов Чукотки. Капитаны этих судов Миловзоров и Снежке подтвердили, что в проливе Лонга стоят неподвижные, непроходимые льды.

Перед руководством экспедиции возникла серьезнейшая проблема: как действовать? Признать, что поставленная правительством задача невыполнима и уйти об­ратно, сохранив в целости флот? Или во что бы то ни стало, с риском повреждения судов, а может быть, и потери некоторых из них, пробиваться на запад, обрекая к тому же экспедицию на зимовку?

Руководители экспедиции (Евгенов и Бочек) решили 15 августа собрать на ледоколе «Литке» совещание всех капитанов и представителей грузовладельца — Дальстроя. Это совещание проходило в драматической обстанов­ке. Большинство капитанов решительно высказывалось за возвращение. Они предрекали неизбежную гибель барж, буксирных катеров, а возможно и лесовозов, не имеющих в трюмах поперечных переборок. Предложение руководства экспедиции продолжать попытки пройти на запад встретили в штыки капитаны В. П. Сиднее и Я. Л. Спрингис. Ссылаясь на свой большой арктический опыт, они оценивали это предложение как «авантюристическое и совершенно нереальное».

В конце концов В. П. Сиднев, обращаясь ко всем участникам совещания, заявил:

— Если руководство не желает прислушаться к голосу капитанов, то нам остается только взять шапки и уйти с совещания.

— Что ж, уходите! А мы будем выполнять задание. Кто согласен с Сидневым, могут брать шапки..., — в сердцах отвечал ему Бочек.

В общем, накал страстей достиг предела. Сиднев и ряд товарищей, поддерживавших его, твердо верили, то они поступают правильно, что иначе делать нельзя. Но согласиться с ними, значило отступить перед Арктикой, признать себя побежденными на первом же этапе борьбы. И руководство экспедиции на это не пошло. Евгенов и Бочек заявили присутствующим на совещании о своем твердом решении продолжать плавание на Колыму, приняв на себя всю полноту ответственности за последствия

В этом горячем споре ярко проявился характер Николая Михайловича Николаева. Он спокойно и внешне совершенно невозмутимо выслушал скептиков и затем также спокойно, но безапелляционно и твердо заявил, что, по его мнению, было бы грубой ошибкой сорвать правительственное задание, не сделав крайних усилий при помощи ледокола. «Мы обязаны идти вперед и мы пройдем», — сказал он в заключение своей немногословной речи.

К мнению Николая Михайловича присоединились капитаны А. О. Шмидт (пароход «Север») и П. П. Караянов (пароход «Красный партизан»).

На другой день началось форсирование льдов. За первые трое суток с невероятными трудностями удалось осилить всего 30 миль пути. Ледокол, подняв пар во всех котлах, разбегами на полную мощность, долбил крупные поля льда, прокладывая дорогу судам. Идущие за ним транспорта, как только поля сходились, застревали во льду, в особенности это относилось — к судам, замыкающим строй. «Литке» приходилось возвращаться, окалывать застрявшие суда и опять, выйдя вперед, долбить тяжелый лед. А ведь конструкция «Литке» значительно отличалась от линейных ледоколов, таких, как «Ермак», «Сибирь», «Красин». Выше мы уже отмечали, что линейные ледоколы вылезают на лед и продавливают его своей тяжестью; «Литке» же, имея узкий корпус, приспособленный для движения в битом льду, мог лишь раздвигать тяжелый лед за счет своего прочного корпуса и мощных машин. Но что значили несколько тысяч его лошадиных сил против могущества сплоченных льдов? То и дело ледокол останавливался перед перемычками, которые не в силах был пробить. На помощь шли подрывники с аммо­налом. Но и они пробивали самые малые щели в сплошном фронте ледовой блокады.

Николай Михайлович не оставлял мостика ледокола по 6-8 часов подряд. «Пополнение бункера», так в шутку он называл свои завтраки и обеды, заканчивалось за 5-10 минут тут же в штурманской рубке. А затем опять к машинному телеграфу. Отдыхал он в короткие часы арктической летней ночи или во время густого тумана, когда вести суда во льду было совершенно невозможно.

Надо отдать должное и другим капитанам, всему личному составу судов: после того, как было окончательно принято решение пробиваться к месту назначения, все работали с исключительной добросовестностью, не жалея сил. Капитаны не оставляли мостиков. Из самых трупных поединков со льдом суда выходили только с небольшими вмятинами корпуса, полностью сохраняя плаву­честь.

И вот, наконец, экспедиция продвинулась до мыса Ванкарем. Здесь состоялась долгожданная встреча с пароходом «Лейтенант Шмидт». Настроение личного состава судов заметно поднялось.

Эта первая победа в преодолении, казалось бы, непроходимого льда вселила уверенность, что труды не напрасны и дело будет сделано.

Обрадовало всех сообщение капитана П. Г. Миловзорова о состоянии льдов на участке Ванкарем — мыс Шмидта (в то время мыс Северный). Павел Георгиевич уверенно подтвердил, что так или иначе, хотя и с большим опозданием, но экспедиция может достигнуть своей цели. Требуется только одно: упорство я еще раз упор­ство.

И действительно, участок от мыса Ванкарем до мыса Шмидта удалось пройти за четверо суток, в основном с использованием узких прибрежных прогалин. Кое-где, правда, встречались перемычки тяжелого сплоченного льда, непосильного для транспортных судов. Но Николай Михайлович мастерски их разрушал. Он вел ледокол «а предельно малых для него глубинах, пренебрегая постоянной угрозой очутиться на мели.

27 августа, наконец, обогнули мыс Шмидта. Этот приглубый мыс суда проходили в густом тумане, то и дело наталкиваясь на крупные стамухи, сидящие на мели, При одном таком столкновении тяжелые повреждения получил пароход «Сучан».

На борту «Красного партизана» был груз для фактории мыса Шмидта. Судну пришлось остановиться для выгрузки; тут же остался «Литке», неровен час изменится ветер и пригонит с севера льды. Остальные суда пошли дальше на запад, пробираясь по береговым про­галинам. Шли осторожно, стараясь не влезать в лед, а делали за сутки миль 25. Но уже утром 29 августа встретился сплоченный, без малейших признаков каких-либо разрывов, тяжелый лед, вплотную прижатый к бе­регу. Форсировать его «северники» не могли. К тому же большинство судов имело серьезные повреждения кор­пуса.

До подхода «Литке» было решено произвести ледовую разведку. На борту «Сучана» находился небольшой самолет типа «Р-5» на поплавках. Пилот А. Ф. Бердник и А. П. Бочек поднялись в воздух. Несмотря на малый запас горючего, они пролетели на запад вдоль побережья около 100 миль и через два часа вернулись. Результаты разведки внушили кое-какие надежды: на 10-12 миль от места стоянки судов вплотную к берегу держался сплоченный лед без малейших разводьев, но затем появлялись береговые прогалины с небольшими перемычками л дальше — широкая полоса открытой воды, зажатая между берегом и кромкой тяжелых сплоченных льдов, нависавших с севера. На участке мыс Якан — мыс Биллингса эта полоса открытой воды значительно расширялась, в ней лишь кое-где был вкраплен мелкобитый лед в 3-4 балла. С высоты 800 метров при отличной видимости разведчики смотрели очень далеко. Они разглядели вершины гор на острове Врангеля. Все видимое пространство на севере было покрыто льдом. А на западе по пути к цели лежала открытая вода. До нее было рукой подать. Оставалось только выждать благоприятного ветра.

И он не замедлил явиться. К вечеру подул умеренный ветер от норд-веста, он понемногу производил перегруппировку льдов.

«Литке» подошел к судам утром 30 августа. Сразу же капитан Николаев со свойственной ему энергией бросил ледокол в бой. Он упорно одно за другим разрушал ледовые препятствия. Суда следовали за «Литке» в четком порядке: «Сучан» (с наиболее серьезными повреждениями), «Север», «Анадырь», «Микоян», «Урицкий», затем подошел «Красный партизан». Баржи и катера буксировали первые три парохода типа «северников», имевшие крейсерскую корму; такая конструкция кормы надежно охраняла рули пароходов от навала буксируемого судна.

В первые часы продвижение было довольно медлен­ным. Проложенный ледоколом путь быстро закрывало льдом, суда беспомощно застревали. «Литке» опять и опять возвращался, обкалывал суда, и это повторялось почти каждые полчаса. Надо было иметь невозмутимость Николая Михайловича, чтобы безотказно, внешне не проявляя никакого неудовольствия или нервозности, выполнять эту тяжелую обязанность. Его настойчивость производила на людей отличное впечатление, поднимала настроение.

Упорство было вознаграждено. Во второй половине дня судам удалось выбиться в большое разводье. За ним лежало еще одно, другое... Продвижение заметно ускорилось.

Разрушая встречные перемычки, ледокол легко проводил суда по этой цепочке ледовых озер. В конце концов десятимильная полоса тяжелого льда осталась позади. В сумерках суда подошли к мысу Якан и отдали якоря.

Как только забрезжил рассвет 31 августа, движение возобновилось. Впереди шел «Литке». Теперь перемычки стали неширокими, ледокол быстро рушил скопления молодого льда. С борта «Литке» беспрерывно промеряли глубины, обеспечивая безопасность идущим за ним су­дам.

Мрачный мыс Шелагский экспедиция прошла 2 сентября около полудня. Суда следовали полным ходом. Тяжелый лед держался оправа на горизонте. От этого мыса до устья Колымы оставалось менее 140 миль. На всех судах, несмотря на большую усталость, было праздничное настроение: люди сознавали, что, преодолев огромные трудности, они выполнили важное задание.

На подходе к о. Айону все же еще раз встретился массив сплошного десятибалльного льда. К счастью, разведка с воздуха все тем же «Р-5» обнаружила узкую прогалину под берегом острова. Рискуя посадкой на мель, суда по этой прогалине беспрепятственно вышли к мысу Баранова и затем на рассвете 4 сентября прошли к устью Колымы. Остановились у мыса Медвежьего а двух милях от небольшой бухточки Амбарчик, где решено было выгрузить доставленный груз и людей Дальстроя.

Почти одновременно к устью Колымы подошел ледокольный пароход «Сибиряков», совершавший свой исторический сквозной поход по Северному морскому пути из Архангельска во Владивосток. Беседуя с начальником экспедиции О. Ю. Шмидтом и ледовым капитаном В. И. Ворониным, Николай Михайлович не подозревал, что спустя два года ему самому предстоит повторить такой же сквозной рейс, но только с востока на запад, закрепляя тем самым победу нашего флота над льдами Арктики.

До встречи с караваном «Литке» поход «Сибирякова» протекал сравнительно в благоприятных условиях. Из Тикси «Сибиряков» доставил на буксире дна речных парохода «Партизан» и «Якут» мощностью каждый по 150 лошадиных сил. Эти суда, собранные предшествующей зимой в Киренске, предназначались для обслуживания верхнего и среднего плеса Колымы. Единственный на Колыме пароходик «Ленин», пришедший сюда в 1931 году из Якутска, работал только на среднем и нижнем плесах реки, изредка выходя на открытый внешний рейд.

Неожиданной и знаменательной была эта встреча под холодным небом Арктики. Еще за год до этого вряд ли кто мог подумать, что в далеком пустынном просторе Восточно-Сибирского моря могут собраться столько судов. А теперь тут горели огни целой эскадры!

После четырехчасовой стоянки «Сибиряков» снялся с якоря и пошел на восток. Суда экспедиции «Литке» приступили к разгрузке.

Дело усложнялось тем, что пароходы не могли подойти близко к берегу. Портовых средств здесь не было, как не существовало и самого порта. Наспех соорудили временную пристань, на берегу поставили палатки для ра­бочих.

Прежде всего выгрузили автомобили и тракторы, Это были первые машины на колымской земле.

Но более или менее нормальная выгрузка продолжалась только два дня. Затем стал усиливаться ветер от норда. Вскоре он дошел до силы шторма. Когда катера подводили к берегу баржи с грузом, буксирные тросы рвались, как нити. А шторм все крепчал. Дальнейшие работы по разгрузке пришлось прекратить, хотя на 6eper успели переправить только треть доставленных грузов, всего 4500 тонн. То и дело налетала пурга, температура наружного воздуха резко понизилась. По всем признакам приближалась полярная зима.

Стало ясно, что вернуться во Владивосток в эту навигацию не удастся. Нужно было искать место зимовки Выбор пал на Чаунскую губу, где суда могли стать на безопасную зимовку.

Путь до Чаунской губы преграждали тяжелые льды Снова Николай Михайлович Николаев поднялся на капитанский мостик «Литке», снова ледокол пошел впереди судов, прокладывая им путь во льдах.

Трудный это был поход. При подходе к острот Айон караван настигла густая снежная мгла и движущийся тяжелый лед. «Урицкий», замыкавший колонну, оторвался от остальных судов экспедиции и оказался окруженным ледяными полями. У северной оконечности Айона повредил во льду руль «Сучан». Он также лишился возможности двигаться дальше своим ходом. «Литке» вывел суда к месту зимней стоянки, затем вернулся, взял на буксир «Сучан» и привел его к месту. Но «Урицкий» оставался в стороне, в тяжелых льдах, недоступных даже для «Литке». Судно легло в Дрейф. Гидрология этого района была тогда плохо известна и никто не мог предугадать, какое направление может принять дрейф в дальнейшем. Льды грозили сжать и раздавить пароход.

После установки судов на зимовку ледокол «Литке» предпринял попытку вывести «Урицкий» из тяжелых льдов. На «Литке» хорошо понимали сложность обстановки и делали все возможное, чтобы пробиться к «Урицкому». Небольшой ледокол ожесточенно штурмовал огромные торосы и ледяные поля, которые, казалось, состояли не из льда, а гранита. Примерно в 10 милях от цели «Литке» вошел в зону многолетнего льда без единой трещины и разводий. За четырехчасовую вахту ледокол продвигался вперед не более чем на длину корпу­са. Возникла реальная опасность, что ледокол на пути к «Урицкому» израсходует все топливо и станет игрушкой стихни, либо еще раньше повредит себе корпус, если не случится худшее.

Обсудив создавшееся положение, Н. И. Евгенов, А. П. Бочек и Н. М. Николаев решили возвращаться об­ратно. Главным было во что бы то ни стало сохранить «Литке», чтобы в дальнейшем, с наступлением благоприятных условий, освободить «Урицкого» и благополучно завершить всю экспедицию.

Таким образом, «Урицкий» был обречен на зимовку в открытом море, вдали от других судов. Н. И. Евгенов предложил капитану Я. Л. Спрингису оставить на борту парохода минимальное количество людей, а остальных перевести по льду на возвращавшийся «Литке», чтобы они зимовали со всей экспедицией. Но ни один человек с «Урицкого» не захотел покинуть свое судно в беде. Экипаж «Урицкого» состоял в основном из курсантов Владивостокского мореходного училища. Молодые моряки единодушно заявили, что останутся на посту и будут бороться за жизнь своего парохода до последней возможности.

В Арктике все может случиться, тем более на зимовке в открытом море. Поэтому капитан Я. Л. Спрингис сразу же принял меры на случай аварии. Изготовили парусные лодки, на которых можно было бы перебраться через полыньи, специальные палатки, спальные мешки. Наготове находилось аварийное продовольствие.

В октябре тяжело заболел начальник экспедиции Николай Иванович Евгенов. Согласно категорическому предписанию консилиума врачей 3 ноября он был вывезен на материк и затем отправлен в Москву. Руководство экспедицией перешло к Александру Павловичу Бочеку.

Незаметно в трудах подошел новый, 1933 год.

В январе командование экспедиции решило создать на мысе Айон, примерно в 40 милях по прямой от дрейфующего «Урицкого», продовольственную базу. Это трудное дело было поручено помощникам капитанов пароходов «Красный партизан» и «Микоян» — А. М. Магиясевичу и И. А. Ману. В этих походах принял участий также местный житель чукча Эттань, предоставивший для перевозок свои собачьи упряжки и лично принявший самое горячее участие во всех работах. В марте вторую базу создали на мысе Шелагском. Кроме продовольствия сюда завезли немного угля.

На мысе Айон жила тогда только семья Эттаня: жена и два сына. Когда у них кончились продукты, чукчанка взяв детей, ушла пешком в Чаун. В пути они сильно обморозились и стали первыми пациентами в лазарете парохода «Анадырь», который организовал для местного населения флагманский врач экспедиции Л. М. Старокадомский. Мать и дети были очень истощены.

— Но ведь у вас рядом было много продуктов, — спросили женщину. — Почему же вы голодали?

Та удивилась. Ей и в голову не пришло,взять хотя бы банку консервов из продовольственной базы, заложен ной на случай гибели «Урицкого».

— Их брать нельзя, — Ответила самоотверженная женщина. — Это продукты для ваших товарищей, — кивнула она в сторону открытого моря, где дрейфовало затертое во льдах судно.

Долгими оказались месяцы зимовки. Под руководством А. М. Матиясевича была сделана попытка добраться до «Урицкого» на трех нартах. Вначале экспедиция не удалась. На второй день похода один из его участников помощник капитана «Литке» Д. В. Тарасов, уже немолодой человек, вывихнул ногу и группа вынуждена была вернуться обратно.

В апреле-мае под начальством А. М. Матиясевича с участием И. А. Мана все же были совершены три труднейших похода на собаках, доставившие на «Урицкий» свежее мясо, продукты, лекарства, теплую обувь, аккумуляторы для радиостанции и даже двух живых поро­сят. С «Урицкого» был вывезен тяжело больной цингой радист А. М. Клауп. Его заменил радист с «Литке» Литвинов» Так как врача на «Урицком» не было, вместе с санной партией сюда прибыл врач Степашкин.

Зимовка «Урицкого» протекала неспокойно. Пароход несколько раз подвергался сильнейшим сжатиям. Иногда они прекращались в самый критический момент, когда, казалось, судно вот-вот будет раздавлено льдами. Бессильные что-либо предпринять, моряки внимательно наблюдали за разыгравшейся стихией, держа наготове аварийные запасы. Со вздохом облегчения они укладывали их на место, когда опасность проходила. В этой борьбе со слепыми силами природы побеждали люди. С наступлением затишья жизнь на судне снова шла своим чередом. Каждый был занят делом, каждый выполнял свой долг, не жалуясь на трудности.

За долгие месяцы направление дрейфа «Урицкого» несколько раз менялось, судно то далеко уходило в море, то вновь приближалось обратно к берегу. Однако ближе чем на 35-40 миль «Урицкий» к острову Айон и мысу Шелагскому не подходил.

Более спокойной была зимовка у Раутана. Пожалуй, никогда еще зимовка в полярных льдах не протекала так организованно и оживленно, как в этот раз.

В Арктике есть свои непреложные законы. Один из них гласит: бездельничать на зимовке нельзя. Безделие рождает скуку и уныние. Вслед за ними приходит страшный бич — цынга. Командование экспедицией, партийная и профсоюзная организации делали все, чтобы сохранить у людей бодрость и здоровье. Нарком вод разрешил организовать на зимовке морской техникум. Он готовил штурманов дальнего и малого плавания, судоводителей маломерных судов, судовых механиков второго и третьего разряда, машинистов и мотористов.

В твиндеке одного из пароходов организовала ли клуб с разнообразными кружками. Раз в пять дней выхолили стенная газета. Издавался рукописный журнал "3а Советский Север".

У зимовщиков и их постоянных гостей чукчей неизменным успехом пользовались спектакли драматического кружка. Нашелся среди моряков даже свой драматург Рудных. Чукчи были в восторге от спектаклей. Но особенно нравились им постановки самодеятельного кукольного театра. Этих живых, по детски наивных и непосредственных людей восхищали двигающиеся говорящие куклы. При виде их, они вскакивали с мест и поднимали невообразимый шум, восторженные возгласы«смех сливались в сплошной гам. Гостеприимные хозяева подчас не знали, как унять не в меру расходившихся гостей. А те не прочь были увезти с собой приглянувшуюся куклу или, на худой конец, хотя бы кусочек от нее.

Зима выдалась холодная и снежная. Нескончаемо тянулась полярная ночь. Среди ледяной пустыни недвижно застыли пароходы. Засыпанный снегом до второй палубы «Литке» напоминал огромный снежный сугроб, из которого торчали только верхушки мачт.

В небе то и дело вспыхивали яркие всполохи северного сияния, рисовавшие на небе причудливые картину В свободную минуту приятно было любоваться этим неповторимым зрелищем. Но свободного времени на зимовке почти не оставалось.

Зимовщики всем, что было им по силам, помогали местному населению — чукчам. Кипучую инициативу в этом отношении проявлял флагманский врач экспедиции Леонид Михайлович Старокадомский — старый опытный полярник, участник похода ледокольных пароходов «Таймыр» и «Вайгач». Этот необычайно деятельный человек хорошо знал и любил Арктику и оставил о себе добрую память в далеком Чауне,

Бригада моряков, превратившихся в строителей, построила на берегу школу-интернат для детей местного населения. В этой школе мальчиков и девочек не только обучали грамоте, но приобщали к культурному образу жизни.

Из чукотских ребят моряки создали первый в этих краях пионерский отряд, женщин-чукчанок объединили в пошивочную артель.

Памятным событием был большой праздник, посвященный Международному женскому дню, 8 марта 1933 года. Женщины, заранее оповещенные об этом празднике, съехались в Чаун из самых далеких становищ. С ними приехали мужья и дети. После состязания в беге и прыжках начались соревнования по стрельбе, Чукчанки умеют хорошо стрелять, часто не хуже мужчин. Но результаты, которые показала молоденькая чукчанка, жена председателя местного РИКА, почти подросток, Соня, удивили всех моряков.

Она сбивала птиц на лету, а стрельбу в тире считала

для себя пустой забавой. По окончании праздника всем женщинам и детям были розданы подарки, и они веселые и довольные разъехались по домам.

Моряки с «Литке» и других судов не раз ездили в тундру, посещали отдаленные стойбища, всюду беседовали с чукчами, рассказывали им о Советской власти. Зимовщики помогли Чаунскому и Анадырскому райисполкомам организовать в тундре большую ярмарку. На сотни километров в глубь тундры мчались на собачьих упряжках судовые врачи Степашкин, Мицкевич, Сандро, Абашидзе. Они лечили людей, делали операции. Чукчи надолго запомнили отзывчивых советских людей, готовых в любую минуту бескорыстно прийти на помощь каждому, кто бы к ним не обращался. Как не похожи были эти люди на пришельцев с Аляски, появлявшихся здесь в прежние времена. Эти американские контрабандисты, спиртоносы и насильники оставили по себе недобрую память.

С наступлением весны работы на судах пошли еще оживленнее; Лето сулило всем скорое возвращение домой, во Владивосток. Заканчивали ремонт машин, залечивали раны в корпусах пароходов, красили заново палубные надстройки.

Ранней весной на берег сошли промерные партии Это был нелегкий труд, если учесть, что двухметровый лед приходилось пробивать вручную, а морозы доходили до 30 градусов. В этих работах принимали участие Николаев, Жежеренко, Ман, Гаккен, Калинин и многие другие. Партия, которой руководил Николай Михайлович Николаев, обследовала и описала берега Чауна и нанесла их на планшет.

В середине июня началось интенсивное таяние снегов. В поисках дичи ушли в сопки бригады охотников. Группы моряков ходили по горам, собирали яйца диких птиц и черемшу — прекрасное противоцинготное средст­во. Это значительно улучшило рацион витания на зимуюших судах.

Наконец, настал день, когда можно было идти на выручку к «Урицкому», день, которого ждали все зимовщики Чауна. На «Литке» давно все было готово к новому трудному походу. В ночь на второе июля ледокол поднял пары. Некоторые капитаны решительно противились выходу на помощь «Урицкому» ранее конца июля Н. Бочек и Николаев приняли смелое решение, и оно увенчалось полным успехом. Выход «Литке» в ранние сроки они обусловливали возможностью ранних передвижек льда, опасных для слабого корпуса «Урицкого». Угля на «Литке» было всего 450 тонн. Его могло хватить только на шесть ходовых суток, не больше. Конечно, угля было мало, но больше суда экспедиции выделить не могли, они оставили у себя лишь минимум того, что могло хватить для обратного похода. Еще раньше все зимующие суда были переведены на камельковое отопление, а пресную воду для питья и других нужд получали распиливая лед. Так экономили уголь для возвращения на Большую Землю.

Дрейф «Урицкого» к этому времени продолжался уже десять месяцев и протекал в необычайно тяжелых условиях. Опасность быть раздавленным льдами угрожала пароходу буквально ежечасно. Постоянные подвижки льда только чудом щадили его корпус. К тому же запасы продовольствия на зимовке подходили к концу.

К вечеру 2 июля «Литке» удалось пробиться до мыса Шелагского. Большую часть пути он прошел разбегами. Отработав задний ход, «Литке» устремлялся вперед, сильными ударами дробя сплошные поля невзломанного торосистого льда. Но дальше движение пришлось приостановить. Запасы угля таяли катастрофически быстро, и Николай Михайлович приказал застопорить машины. Надо было выжидать улучшения обстановки.

Только через три дня началась передвижка льда. Кое-где появились трещины и разводья. Теперь ледокол вновь поднял пары и двинулся вперед. Но еще не один раз приходилось ему стопорить машины, а потом опять пускать их в ход. «Литке» продвигался во льдах, используя малейшую возможность.

Прошли пятые сутки с начала трудного похода. Несколько раз льды так сильно сжимали «Литке», что не выдержала и деформировалась поперечная переборка, обычно очень крепкая на ледоколах. Вырваться из ледяных тисков удалось только благодаря взрывам, умело произведенным старшим подрывником экспедиции Ю. М Рязанкиным. Нелегко обошлась эта битва. «Литке» получил новые раны: в ряде мест разошлись швы, обшивки, появилась течь...

Семнадцать суток одолевал ледокол 85-мильный путь к «Урицкому», настолько были сплочены эти мощные торосистые льды. Последние мили оказались особенно трудными.

На «Урицком» уже начали сомневаться в близости избавления от ледяного плена. Когда «Литке», наконец, преодолел последние метры пути и стал рядом, вся команда парохода высыпала на палубу. Больных вынесли на руках. Стреляли из винтовок, кричали «ура», бросали шапки вверх. Приход «Литке» был праздником для уставших людей. Ледокол нес освобождение из ледяного плена людям, которые десять месяцев ежедневно смотрели в глаза смерти.

В полдень 18 июля «Литке» подошел к «Урицкому». А на другой день ледокол вышел в обратный путь, проводя «Урицкого» на разгрузку в Колыму. Временами ледовая обстановка ухудшалась, корабли застревали во льдах. Не раз «Литке» брал своего подопечного на бук­сир. И все же путь до бухты Амбарчик был пройден за трое суток. Наркомвод и Дальстрой объявили благодарность капитану и всему экипажу «Литке» «за героическую настойчивость и успешную проводку», а капитану и экипажу «Урицкого» — «за сохранение в тяжелых ледовых условиях судна и грузов». Особенно было отмечено четкое и смелое руководство операцией со стороны А. П. Бочека.

В устье реки Колымы еще стояли три парохода, «Сучан» и «Красный партизан» сдали свои грузы на другие суда и ушли на восток. Теперь все решали часы. Экипажи работали на разгрузке в полном смысле самозабвенно, не считаясь со временем. Но не хватало ни рук, ни плавучих средств.

Все же, наконец, настал день, когда на колымский берег были переправлены оставшиеся на пароходах с прошлого лета 6500 тонн грузов. Первая Северо-Восточная полярная экспедиция Наркомвода свою задачу вы­полнила. Суда могли уходить в обратный путь.

Когда Моряки покидали бухту Амбарчик, она была совсем не такой, какой застали ее в прошлом году. Рабочие Дальстроя, привезенные сюда экспедицией, за зиму воздвигли добротные жилища, обширные складские помещения, построили причалы и даже баржи для пере возки грузов с пароходов на берег. Советские люди на чикали крепко, по-большевистски осваивать далекий северный край.

На память об экспедиции, на берегу Чаунской губы остались школа-интернат и показательная яранга, построенные советскими моряками. Осталась и добрая слава о советских моряках во всех стойбищах Чаунской тундры.

Вынужденная зимовка не прошла бесполезно для экипажей судов. Созданный в начале зимы морской техникум закончило 108 человек. К 1 мая 1933 года 12 из них получили звание штурманов дальнего плавания. 20 — капитанов маломерных судов (водоизмещением до 200 тонн), 34 человека, успешно сдав экзамены, стали механиками второго и третьего разряда, 12 — старшинами катеров, 16 — машинистами, 14 — мотористами.

Несмотря на очень тяжелые условия зимовки, на судах не было ни одного происшествия. Личный состав судов был сохранен полностью.

Перечислить всех, кто своим самоотверженным трудом обеспечил успех экспедиции, невозможно. Капитаны, штурманы, научные работники, механики, радисты, врачи, матросы, машинисты всех судов показали себя стойкими, волевыми людьми, настоящими патриотами. И во всех случаях пример выдержки и мужества проявлял экипаж краснознаменного ледокола «Ф. Литке» во главе с его капитаном Н. М. Николаевым.

Душой зимовки была партийная организация, которой руководил секретарь партколлектива, второй помощник капитана ледокола «Литке» Константин Игнатьевич Козловский. Он, кстати, и поныне продолжает плодотворно трудиться на флоте, плавая капитаном одного из судов Балтийского пароходства. Хорошо помогал коммунистам профсоюзный комитет и его молодой председатель, матрос первого класса с ледокола «Литке» — Борис Конев. Он тоже навсегда связал свою жизнь с морем, до сих пор плавает капитаном-наставником на судах Дальневосточного пароходства.

В обратный рейс моряки отправлялись полные воодушевления. Казалось, близок конец всем мытарствам. Кто мог подозревать, что для многих этот обратный путь затянется на долгие месяцы.

Первыми, как указывалось выше, прямо из Чаунской губы ушли на восток «Сучан» и «Красный партизан». Вскоре, разгрузившись в бухте Амбарчик, направились на восток «Урицкий» и «Микоян», «Север» пошел на запад в бухту Тикси для доставки угля речным судам Ко­лымы. «Литке» покинул устье Колымы последним, Это было 16 августа.

Все шло как будто обычно. Выдавались и хорошие дни, были и плохие. Нередко на море свирепствовали штормы. Но в Общем ледовая обстановка складывалась сложная, судам приходилось бороться буквально за каждый метр пути.

После очень тяжелого плавания «Сучан» в конце августа достиг Берингова пролива и вышел на чистую воду. Его спутник «Красный партизан» потерял винт вместе с гребным валом и остался в районе мыса Ванкарем. Только спустя полмесяца к нему подошел «Литке».

Нелегким оказался поход и каравана «Литке», в который первоначально входили «Анадырь», «Микоян» и «Урицкий». В пути «Анадырь» поломал все лопасти винта и погнул баллер руля. Его пришлось оставить у мыса Шалаурова для смены лопастей.

«Литке» то и дело окапывал суда, иногда ему приходилось подрывать лед взрывами аммонала. Но и аммонал не всегда помогал.

Вблизи мыса Северного застрял во льдах «Микоян». Снова «Литке» вступил в борьбу, упорно тараня лед. На этот раз он лишился руля. Еще раньше у «Литке» была отбита лопасть правого винта. Однако упорный труд аварийного ледокола был вознагражден, «Литке» удалось освободить «Микоян» и вывести его к судам своей груп­пы. У мыса Ванкарем он вырвал изо льдов пароход «Красный партизан», вывел и его из ледяной ловушки. Семнадцатого сентября караван, ведомый «Литке», выбрался на чистую воду в районе мыса Икигур. А 24 сентября «Микоян» и «Урицкий> под проводкой «Литке» благополучно достигли бухты Провидевши. На буксире у «Литке» шел «Красный партизан».

Но из разных уголков восточного сектора Арктики шли тревожные вести. Застрял во льдах «Север», возвращавшийся после удачного рейса в устье Лены. Не смог самостоятельно пробиться сквозь льды «Анадырь». В тяжелом ледовом дрейфе у мысе Сердце-Камень лежали пароходы «Лейтенант Шмидт» и «Свердловск», вышедшие из Владивостока на Колыму в навигацию 1933 года. Неудачно сложилось плавание «Челюскина», совершившего сквозной поход по трассе по пути «Сибирякова». Зажатый тяжелыми льдами «Челюскин» не мог завершить своего славного плавания и лег в дрейф. Кто мог помочь им? Один только «Литке».

Надо было спешить. Уже 9 октября «Литке» вышел из Берингова пролива, держа курс навстречу «Северу», «Анадырю», «Челюскину» и пароходам Колымской экспедиции 1933 года. Обстановка позволила ему дойти только до мыса Икигур. Ледокол сам попал в ледовый плен и, выбравшись из него, больше уже не мог работать во льду. 14 октября «Литке» стал на якорь у мыса Деж­нева.

Положение «Литке» было предельно трудным. Несмотря на горячее желание, его моряки ничем не могли помочь товарищам, попавшим в беду.

14 октября на «Свердловск», «Лейтенант Шмидт», «Анадырь» и «Челюскин» была отправлена радиограмма за подписью начальника экспедиции А. П. Бочека, капитана Н. М. Николаева, секретаря партийной ячейки ледокола Д. В. Тарасова и председателя судового комитета Каратаева. Вот ее текст:

«... Состояние ледокола следующее. Течь в носовом трюме и в боковых угольных ямах увеличилась. Для откачки воды работают спасательные, а также центробежные помпы по шести часов каждая, остальные водоотливные средства — круглосуточно. Вследствие потери лопасти наблюдается угрожающий стук в правом дейдвуде, сотрясающий все судно и вынуждающий работать главной машиной только малыми ходами, не превышая 60 оборотов. Повреждение баллера руля, поломка рулевой машины, каковая справлена перекладкой руля на каждый борт только на 12 градусов, исключает возможность работы в тяжелом льду задними ходами, при которых нажимом руля лед приподнимает баллер, угрожая окончательным разрушением рулевой машине. Основные крепления носовой части ледокола сильно нарушены поломкой шпангоутов, трещинами в листах обшивки, повреждением переборок, ослаблением очень большого количества заклепок, что в общем не допускает форсирования тяжелых льдов, заставляет избегать ударов, делая ледокол неактивным.

Вследствие сильной течи в носовом трюме, центральной и боковых угольных ямах, «Литке» в бухте Провидения мог принять максимум 600 тонн угля при расходе во льдах 75 тонн угля в сутки. В данное время угля на борту «Литке» осталось всего 270 тонн.

Указанное состояние ледокола, а также позднее время года не допускает ввода ледокола в тяжелые льды и вынуждает нас, с сожалением, отказаться от дальнейших попыток оказать вам какое-либо содействие в выходе из Полярного моря во избежание опасности поставить «Литке» в безвыходное положение».

Все же, несмотря на крайне аварийное состояние, экипаж «Литке» и его капитан старались сделать, что могли, для помощи товарищам. Если бы ледокол немедленно отправился в Петропавловск, там имелась возможность подлечить раны корабля и запастись углем. Казалось, это был самый лучший выход из создавшегося положения. Но в том и состояла высокая сознательность советских моряков, что они меньше всего думали о себе. Зная, как необходима помощь ледокола другим судам (ведь «Литке» в ту пору был единственным более или менее подходящим кораблем ледокольного класса во всем восточном секторе Арктики), экипаж предпринял еще одну попытку пройти по чистой воде к Уэлену. Здесь находилась большая группа полярников, в том числе 90 пассажиров с «Анадыря», вывезенные летчиком Кукановым, и группа челюскинцев — восемь человек, пришедших с дрейфующего судна на берег по льду. Приняв всех людей на борт, «Литке» доставил их в бухту Провидения, где сам стал под бункер.

Экипаж своими силами приступил к ремонту машины и корпуса в наиболее угрожающих местах.

Тут, в бухте Провидения, произошла встреча, которая лишний раз засвидетельствовала, что в Арктике бывают не только роковые, но и счастливые случаи. В бухту неожиданно пришли пароходы «Свердловск» и «Лейтенант Шмидт», те самые, к которым «Литке» не смог пробиться из-за тяжелых льдов. То, что оказалось не под силу аварийному ледоколу, сделала природа. В Чукотском море разыгрался сильный шторм. Северные ветры на этот раз взломали льды и унесли их к Берингову проли­ву. По всей, прилегающей акватории произошли сильные подвижки, льды разошлись, и оба парохода получили возможность идти своим ходом. Путь они нашли под берегом, где лед обычно движется на восток, тогда как мористее в нескольких милях от берега наблюдается обратное движение льдов. Капитан «Свердловска» Мелехов знал это обстоятельство и воспользовался им. Но су­дам Северо-Восточной экспедиции «Северу» и «Анадырю» не удалось высвободиться изо льдов. Они вторично зазимовали в Арктике, на этот раз недалеко от мыса Баллингса. Ничем не изменилось и положение «Челюскина». Льды пленили его в отдалении от берега. Попав во власть льдов, пароход дрейфовал вместе с ними, превратившись в беспомощную игрушку полярной стихии.

Спустя несколько дней после начала дрейфа «Челюскина» А. П. Бочек и Н. М. Николаев предлагали ему свою помощь. Расстояние между «Литке» и «Челюскиным» было тогда сравнительно небольшим. Позднее предложение о помощи было повторено. Но О. Ю. Шмидт и В. И. Воронин, рассчитывая выйти самостоятельно и зная аварийное состояние «Литке», отказывались от предложенной помощи. В конце октября на аналогичное предложение командование «Челюскина» ответило следующей телеграммой:

«Помощь «Литке» при известных обстоятельствах может оказаться необходимой. Мы тогда обратимся к Вам с просьбой и примем помощь с благодарностью. Сейчас положение еще неопределенное. Со вчерашнего вечера «Челюскин» быстро дрейфует на север, что дает нам надежду на разлом поля».

Однако, надежды на освобождение оказались тщет­ными. 10 ноября радиостанция «Литке» приняла телеграмму, подписанную начальником экспедиции О. Ю. Шмидтом и капитаном В. И. Ворониным:«Литке», Бочеку. Копия Николаеву, Красинскому.

Дрейф «Челюскина» продолжается в прежнем направлении со скоростью три четверти мили в час. По-видимому, мы находимся в известном устойчивом течении, которое грозит отнести нас к Геральду и дальше на север в район полярного пака. Хотя после обратного выхода из Берингова пролива наша льдина уменьшилась в размере, но наступившее и, по-видимому, устойчивое безветрие сильно уменьшает нашу надежду на разлом льдины ветром и волной.

При таких условиях мы обращаемся к Вам с просьбой оказать нашему пароходу содействие в выходе изо льдов силой ледореза «Литке». Зная о трудной работе, проведенной «Литке» и имеющихся повреждениях, мы с тяжелой душой посылаем эту телеграмму, однако, обстановка в данный момент более благоприятна для подхода «Литке» к нам, чем когда бы то ни было. По-видимому, «Литке» сможет, следуя между восточной кромкой и американским берегом, подойти к нашей льдине по чистой воде.

Состояние нашей льдины подробно обрисовано во вчерашней телеграмме, из которой видно, что до разреженного льда от «Челюскина» три четверти мили, а до кромки — в некоторых направлениях две мили.

Мы надеемся, что «Литке» сможет разломать льдину, в которую вмерз «Челюскин», при одновременной работе «Челюскина» и взрывах. В крайнем случае, если бы лед разломать не удалось, мы перебросили бы по льду на «Литке» большую часть людей для передачи на «Смоленск», что значительно облегчило бы нам зимовку. При необходимости «Челюскин» может дать «Литке» уголь. Просим вашего ответа.

Шмидт. Воронин».

Треугольник «Литке» — капитан, секретарь партячейки и председатель судового комитета — собрались вместе с начальником экспедиции А. П. Бочеком, Слов на этом заседании было сказано немного. Все понимали обстановку и мысли друг друга. Было решено радиограмму огласить на митинге экипажа и без промедления идти на помощь к «Челюскину».

На «Челюскин» сразу же передали ответную радио грамму:

«Челюскин». Шмидту, Воронину.

Зажигаем котлы. Будем готовы к выходу одиннадцатого вечером. Все, что в наших силах, все, что возможно для поврежденного «Литке», попытаемся сделать, чтобы оказать вам помощь.

Бочек, Николаев».

Утром 11 ноября состоялся митинг. Он длился недолго, всего 10 минут. Семьдесят моряков краснознаменного ледокола горячо откликнулись на призыв товарищей о помощи. Все единодушно заявили, что к походу готовы. На митинге была принята резолюция:

«... Несмотря на исключительный риск при настоящем техническом состоянии ледокола, большевистскими темпами провести подготовку к выходу в Арктику. Приложим все усилия для того, чтобы под испытанным руководством начальника экспедиции, капитана и парторганизации оказать помощь «Челюскину» и тем самым выполнить задачу по освоению Северного морского пути».

«Литке» встал под бункеровку. Уголь грузили вручную на палубу, так как угольные ямы и трюмы заливало водой. День и мочь продолжалась ударная работа. И все же закончить бункеровку в тот же день не удалось Только в 5 часов утра 12 ноября «Литке» вышел в море и взял курс на острова Диомида.

Для того, чтобы представить огромные трудности этого зимнего похода, надо хотя бы кратко напомнить ледовые и метеорологические условия этого времени года в районе к северу от Берингова пролива.

Еще в конце сентября от берегов Аляски на юг уходят все промысловые шхуны и другие суда. Первого октября покидает пролив американский сторожевой корабль «Нортланд», а на острове Малый Диомид, принадлежащем США, гасятся маячные огни. Дальнейшая навигация в районе прекращается до лета. А тогда шла середина ноября. В районе Малого Диомида дрейфовал беспомощный «Челюскин». И на помощь к нему шел ледокол «Литке», осмелившийся нарушить правила, установленные самой Арктикой.

13 ноября в Беринговом проливе бушевал шторм. Густой туман закрыл остров Малый Диомид. «Литке» чуть было не выскочил на берег, но, к счастью, в поселке услышали тревожные гудки и во время разложили на скалах «остры. Позже зажгли и маячный огонь.

До утра 14 ноября «Литке» отстаивался под крутым берегам Малого Диомида. Наконец, туман стал рассеи­ваться. Задолго до рассвета, в 3 часа 20 минут, ледокол снова двинулся в путь. Сначала миль 50 шли чистой во­дой. Потом встретился тяжелый сплошной лед. «Литке» попытался пройти вдоль кромки. На марсе по очереди дежурили вахтенные. Тщетно они вглядывались в белесую даль. Ни единой прогалины, ни единой трещины во льдах, которой можно было бы воспользоваться. Обойдя кромку с юга и с востока, «Литке» продвинулся немного на север. Нигде ближе чем на 25 миль к «Челюскину» он подойти не смог.

Трое суток бился «Литке», тщетно надеясь проложить дорогу к бедствующему судну. Встречные льды были ему не под силу. 15 ноября «Литке» сам попал в дрейф, и его начало относить на запад. «Челюскин» в это время со всей массой льда упорно дрейфовал на восток. Так прошли 15 и 16 ноября. Перед «Литке» теперь лежали льды шестифутовой толщины. Штормовой норд-вест не позволял произвести разведку аэропланом. Запасы угля на ледоколе таяли. И хотя водоотливные помпы работали безостановочно, вода внутрь судна все время прибы­вала.

17 ноября заместитель председателя Совета Народных Комиссаров СССР В. В. Куйбышев для лучшей координации спасательных работ подчинил «Литке» начальнику экспедиции на «Челюскине» О. Ю. Шмидту. Узнав об этом, А. П. Бочек радировал:

«Молния. «Челюскин». Шмидту.

Приветствую распоряжение Зампредсовнаркома Куй­бышева. Для себя считаю честью быть в Вашем распо­ряжении. Прошу Вашего срочного согласил на немедленный выход «Литке» изо льдов. В течение нескольких часов с большими усилиями «Литке» пробивается на ост в надежде встретить открытую воду. Быстрое образование молодого льда, его торошение создали угрозу невыхода «Литке» изо льдов, что приведет к неминуемой ка­тастрофе. Горячо и искренне стремимся помочь «Челюскину». Опасаемся, что сами уже скоро будем в положении бедствующего судна.

Бочек».

На «Челюскине» трезво оценили создавшуюся обстановку. Но прежде чем отпустить «Литке», было решение предпринять еще одну попытку — на поиск пути во льдах направить М. С. Бабушкина — летчика «Челюскина». Вылет на разведку долго не удавался из-за штормовой погоды. Только 17 ноября Бабушкин смог подняться в воздух, но при взлете сломалось шасси самолета. К счастью, сам летчик уцелел. Теперь вероятность летной разведки окончательно отпала.

Ни у кого не оставалось сомнений, что дальнейшие попытки «Литке» пробиться к «Челюскину» следует оставить. Ухудшающаяся с каждым часом ледовая обстановка и аварийное положение ледокола грозили трагическим исходом. Насколько это было правильно, стало ясно, когда очередное сжатие чуть было не раздавило «Литке». И хотя на этот раз дело обошлось, ледокол снова попал в ледяной мешок. Топлива на нем оставалось всего на семь ходовых суток. Положение теперь стало поистине трагическим. Не вырвись «Литке» из ледового плена, он неминуемо должен был пойти ко дну. Ведь запасы топлива таяли, тем самым прекращалась работа водоотливных помп, а вода сквозь пробоины в корпусе все время прибывала.

В каюте начальника экспедиции на «Челюскине» собрался совет. Это было трудное, очень трудное совещание. Челюскинцам предстояло оборвать последнюю ниточку, последнюю надежду на освобождение своего корабля. Все участники совета — бывалые полярники отлично понимали, чем грозит им дальнейший дрейф в коварной ледовой пустыне Чукотского мор». И все же все высказались за то, чтобы «Литке» отпустить. После некоторого раздумья к ним присоединился О. Ю. Шмидт. Решение это было подтверждено Москвой.

Командованию «Литке» предстояло найти выход, чтобы спасти судно и людей. Было решено пробиваться на юг. День в ту пору длился не более 3 часов. До темноты к кромке льда подойти не удалось. Стали ждать рассвета. Утром 18 ноября "Литке"вновь возобновил попытки пробиться сквозь тяжелые льды. Одно время ситуация складывалась настолько угрожающей, что командование готово было прибегнуть к крайним мерам. В случае, если не удастся одолеть льды на пути к бухте Провидения, решили идти к американскому берегу и там стать на зимовку в припае, спасая тем самым ледокол и людей.

Но «Литке» продолжал упорно бороться, пробивая буквально метр за метром тяжелые льды. Наконец, около полудня, работая разбегами, он медленно выбрался из ледяного плена. Самое главное было сделано. 22 ноября ледокол отдал якорь в бухте Провидения.

Измученные люди нуждались в отдыхе. А времени для этого не было. Впереди предстоял еще новый тяжелейший Переход: в ноябре Берингово море не сулило ничего хорошего. И действительно, на всем пути из бухты Провидения до Петропавловска аварийный ледокол шел в полосу жестокого циклона, обычного для этого времени года. Опять сутками не сходил с мостика Н. М. Нико­лаев. Хорошо, что неистовый шторм развевал мысля о сне и отдыхе. Сутками не покидал машинного отделения старший механик Эдуард Ансович Фридвальд. Ему шел 59-й год. Но, не считаясь с годами, забывая, что такое усталость, он безотлучно находился у машин, у водяных помп, обеспечивающих судну плавучесть. Самоотверженно работали и машинная, и палубная команды.

И тут, словно мстя экипажу героического ледокола за его стойкость, природа принесла новое испытание.

Когда «Литке» уже добрался до берегов Камчатки, в Беринговом проливе разыгралась трагедия. Возвращавшиеся из арктического плавания пароходы «Свердловск» и «Лейтенант Шмидт» не выдержали ударов шторма. Гигантские волны сорвали у «Лейтенанта Шмидта» руль и тот при падении снес последнюю лопасть винта. «Свердловск» находился где-то рядом. Но в штормовом море нелегко было найти терпящее бедствие судно. На это ушло двое долгих суток. К этому временя у «Свердловска» осталось предельно малое количество угля. Все же «Свердловск» взял на буксир потерявшего ход и управление «Лейтенанта Шмидта». Но долго вести его он не смог. Запасы угля и пресной вода убывали с катастрофической быстротой.

На «Свердловске» находилось 150 пассажиров, жизнью которых нельзя было рисковал». А угля оставалось только на 9 часов хода. Что было делать? Долго совещались капитаны обоих судов. Выбора не было — приходилось оставить беспомощного «Лейтенанта Шмидта» в море. Он отдал буксир и освободившийся «Свердловск» пошел в Петропавловск.

На помощь «Лейтенанту Шмидту» с Камчатки спешил пароход «Охотск». Когда суда сблизились, из-за шторма они не смогли подать друг другу буксирные тросы.

К счастью, подоспел пароход «Яна». Ему удалось в конце концов взять «Лейтенанта Шмидта» на буксир. Произошло это 22 декабря. В тот же день на «Литке» узнали, что пароход «Свердловск» окончательно лишился хода. Запасы топлива и воды на нем кончились.

«Литке» стоял в Авачинской губе в крайне аварийном состоянии, тоже почти без топлива. Но А. П. Бочек и Н. М. Николаев, узнав о бедствии «Свердловска», решили немедленно идти к «ему на помощь. К ночи они подошли к острову Копорык, где по последнему сообщению капитана на якоре без угля отстаивался «Свердловск». Однако судно не обнаруживалось. Продолжать поиски в кромешной тьме при жестоком шторме было бессмысленно. «Литке» остановился, ожидая рассвета. Сколько в эту ночь было высказано самых невероятных предположений, после того, как радисты «Литке» приняли радиограмму от капитана «Свердловска» А. П. Мелехова.

«На ночь очень скучно оставаться. Шел на прорыв. Исключительно надеемся на вас. Все кончается. Если можете, очень прошу дернуть буксиром».

И Александр Павлович Бочек, и Николай Михайлович готовы были немедленно помочь бедствовавшим то­варищам. Но приходилось ждать рассвета.

В ту ночь никто на «Литке» не спал. И чуть начала таять ночная мгла, ледокол направился к острову Топоркова.

Шторм не стихал. Наоборот, он становился все силь­нее. В жесточайшую непогоду полузатопленный ледокол подал буксир гибнущему судну. Спустя несколько часов пароход продолжал рейс на буксире у «Литке».

Неприветливо встретило их море. Свободное ото льдов оно превратилось буквально в кипящий котел. Шторм перешел в ураган. «Литке» бросало с борта на борт так, что он с трудом выпрямлялся. Величину крена уже невозможно было замерить. Волны хлестали через судно, врывались во внутренние помещения.

Это неистовство продолжалось долгие два дня. Затем ветер начал понемногу стихать, но только для того, чтобы вскоре возобновиться с новой силой. Волнами на «Литке» сломало бушприт. Отверстия всасывающих труб, по которым непрерывно откачивали воду, забило мусором. «Литке» стал тонуть. Николаев и Фридвальд знали об этом, но, сохраняя спокойствие и стойкость духа, они продолжали четко и твердо руководить до предела уставшей и по-прежнему самоотверженно работавшей командой.

«Насосы уже не откачивали столько воды, сколько ее поступало в трюмы и угольные ямы, — писал впоследствии Н. М. Николаев. — Пришлось поставить ледокол против волны и малыми ходами только удерживать на­правление. В трюмы и твиндеки, залитые водой, был спущен водолаз, очистивший трубы насосов. «Литке» снова мог откачивать поступающую воду».

Воля и мужество советских моряков победили. Преодолев бешенство стихии, «Литке» и «Свердловск» пришли в Петропавловск. Трудящиеся Камчатки встречали их как героев. Областной совет профсоюзов, приветствуя моряков «Литке», назвал их «беззаветными героями труднейших арктических переходов, подлинными энтузиастами, ударниками, лучшими людьми нашего времени».

— Чтобы лично выразить морякам свое восхищение, ледокол посетила делегация жителей Петропавловска. Отвечая от имени экипажа на приветствия, капитан Нико­лаев сказал: «...мы тронуты той теплой, дружеской встречей, которая была нам оказана в Петропавловске. Эта встреча не первая и в каждый приход в Петропавловск мы встречаем горячий товарищеский прием».

После небольшого ремонта, произведенного собственными силами, «Литке» вышел, наконец, во Владивосток. Последний переход. Вначале казалось, что он пройдет спокойно. Обычно опасное, всегда обильное штормами прохождение Курильской гряды на этот раз было сравнительно легким. Дули только свежие ветры. Вот как будто недалеко и Владивосток. И тут «Литке» снова ожидало испытание. Недалеко от входа в Сангарский пролив, вблизи мыса Иеримозаки, ледокол опять попал в полосу жестокого циклона, проходившего через остров Мацмай на северо-восток.

Шторм бушевал с невероятной силой. Волны перекатывались через капитанский мостик. Водоспасательные помпы, работавшие на полную мощность, едва справлялись с откачкой.

«Это были тяжелые часы, — вспоминал позднее Николай Михайлович, — Нечто подобное я видел только один раз в жизни. Это было в 1929 году, когда «Литке» возвращался из своего зимнего рейса в бухту Провидения».

Целые сутки отстаивался «Литке» в Сангарском про­ливе. Радиосвязь с внешним миром оборвалась. Не радостной оказалась встреча нового, 1934 года. Только 2 января с ослаблением ветра, при густой пурге «Литке» двинулся в дальнейший путь. Около мыса Поворотного он вновь попал в шторм, правда, более слабый. 4 января, в 10 часов утра ледокол «Литке» встал на рейд Владивостокского порта. Поход был закончен.

Героизм и умелые действия руководства и всего состава Северо-восточной полярной экспедиции Наркомвода отметил специальным приказом народный комиссар водного транспорта.

«... Суда экспедиции, — говорилось в приказе, — имея задание по завозу грузов на все побережье Северо-восточной части Ледовитого океана, вплоть до реки Колы­мы, в крайне тяжелых условиях обеспечили выполнение задания Правительства. Это удалось благодаря примерной работе руководства во главе с начальником экспедиции тов. А. П. Бочек и командования ледокола «Ф. Литке» в лице капитана последнего тов. Николаева Н. М.»

Ледокол «Литке» провел в плавании 550 дней. Он выполнил задание партии и правительства, несмотря на необычайные трудности, выпавшие на его долю. Пожалуй, немного таких походов знает история Арктики!

Экипаж «Литке» и его командование получили, наконец, заслуженный отдых. 16 месяцев тяжелейшего арктического плавания остались позади.

далее: Владивосток—Мурманск за одну навигацию