Сильнее льдов
Документальная повесть о ледовых капитанах Михаиле Васильевиче и Николае Михайловиче
Николаевых
Часть I : Семья капитанов
ДОРОГА НА МОРЯ
Их было три брата — Модест, Николай и Михаил, — три коренных волгаря, потомки старинного бурлацкого рода Николаевых.
Деды и прадеды их ходили по Волге. От Рыбинска до Астрахани и обратно против течения они на бечеве спускали и поднимали тяжелые барки, груженные купеческим товаром. Тяжкий труд рано старил людей, но в наследство потомкам они оставляли могучее здоровье, любовь к воле и неистребимую жажду жизни.
Шло время. Николаевым стало тесно на раздольной красавице Волге. Первым из братьев ушел в море Модест. Приехав однажды на побывку домой, он увез с собой в далекий Питер пятнадцатилетнего Николая и пристроил его на портовую барку,
Самому младшему Михаилу шел двенадцатый год, когда в Липняки, небольшую деревушку, что в тридцати верстах от Рыбинска, пришел казенный пакет. Бумага сообщала о гибели в море крестьянского сына, матроса Модеста Николаева. Позже Николай разузнал подробности и отписал домой. Подробности были короткими: парусник, на котором плавал Модест, попал в шторм и со всем экипажем затонул где-то у северных берегов Норвегии.
Потом в Липняки стали приходить письма с чудными нерусскими марками. Морскую вахту у старшего брата принял матрос Николай Николаев. С портовой барки он перешел на морской парусник. Письма приходили из городов, носивших звучные, но непонятные названия: Барселона, Марсель, Мессина, Александрия. И в каждом письме следовало наставление Михаилу: учиться, пока есть возможность.
Собственно говоря, такую возможность давали деньги, которые присылал Николай Васильевич. Они нелегко доставались матросу, но он во что бы то ни стало хотел вывести «в люди» младшего брата.
Тем временем судьба бросала его по всем морям, омывающим земную сушу. Не раз Николай Васильевич был на волосок от гибели, трижды попадал в кораблекрушения.
Однажды его парусник затонул у берегов Калифорнии. Николая случайно подобрали. На чужой американской земле он очутился один, без денег, без близких. Ему повезло: на лесопильном заводе требовались рабочие. Хозяин охотно взял русского матроса, ведь ему можно было платить полцены.
Трудно приходилось Николаю Васильевичу. Но он никогда не забывал отправить часть заработка в Россию, чтобы брат не бросал учебу. И все же, при первом же удобном случае моряк с радостью оставил лесопилку. Он поступил на бриг, плававший не то под английским, не то под голландским флагом, и пустился в новые морские странствия.
Между тем Михаил заканчивал в Рыбинске реальное училище. Купеческие сынки подтрунивали на тем, что он учится на медные пятаки. Но их злые шутки не задевали юношу. Ему грезилось море, к которому он стремился всей душой.
Медные матросские деньги сделали свое дело. Окончив реальное училище, Михаил переехал в Петербург и стал учеником штурманских классов. Теперь он уже сам зарабатывал себе на жизнь: летом плавал матросом, зимой продолжал учиться.
В те годы Николай Васильевич вновь попал в кораблекрушение и чудом выбрался на твердую землю. На севере Ванкувера, на тихоокеанском берегу Канады он пошел работать на Веллингтонские угольные копи. Потом жизнь забросила его в Австралию. Близ Мельбурна он трудился на Балларатских золотых приисках. Снова ушел в море, снова тонул и снова спасся. На этот раз его приютили Гавайские острова. Здесь не было угольных шахт и лесопилок, но зато рабочие руки нужны были на сахарных плантациях. Русский матрос, знавший несколько языков, быстро сошелся с веселыми, жизнерадостными гавайцами. Полюбил их песни, простой бесхитростный быт. Он мог остаться здесь навсегда, если бы его не тянуло домой. Гавайцы уважали моряка из неведомой страны России, название которой произносили с трудом. Правительница одного из островов решила взять в мужья приглянувшегося ей моряка. Но русский с попутным английским пароходом отплыл в Европу, а оттуда в Россию.
Богатая приключениями и опасностями жизнь Николая Васильевича Николаева закалила его, воспитала сильный, волевой характер, способный преодолеть любые жизненные невзгоды. Трудолюбивый, настойчивый, жадный до знаний моряк сумел самостоятельно одолеть теорию морского дела.
И вот уже сдан экзамен на звание штурмана дальнего плавания. Затем получен капитанский диплом. Морю Н. В. Николаев отдал без малого пятьдесят лет своей жизни...
Путь на капитанский мостик Михаила Васильевича оказался короче и проще. По окончании штурманских классов он стал лоцманским учеником, а вскоре — лоцманом Петербургского порта.
В ту пору с ним и познакомился Степан Осипович Макаров. Молодой моряк пришелся по душе адмиралу, умевшему выбирать себе достойных помощников. Выдающийся флотоводец, ученый с мировой славой любил окружать себя людьми, вышедшими из простого сословия. Но чтобы попасть в число избранных, надо было любить море и прекрасно знать свое дело. Адмирала привлекала в людях жажда знаний, дерзание, твердость характера, ясность мысли. Всеми этими качествами обладал молодой лоцман Михаил Васильевич Николаев. Адмирал предложил ему должность второго штурмана на ледоколе «Ермак».
В книге «Ермак» во льдах» С. О. Макаров впоследствии писал:
«Штурманов вольных я взял из разных мест. Старшего штурмана Тульского я выписал с Каспийского моря; второго штурмана Николаева взял из петербургских лоцманов и третьего штурмана Эльзенгера — из Мурманского пароходства. Все трое оказались прекрасными людьми, я ими был вполне доволен» [С. О. Макаров. «Ермак» во льдах». СПб., 1901, стр. 172.].
Михаил Васильевич не задумываясь ответил согласием на приглашение адмирала и вскоре выехал в Англию, где в Ньюкастле на заводе Армстронга строился тогда ледокол «Ермак».
Все лето 1898 года С. О. Макаров командовал учениями практической эскадры Балтийского моря. Только в середине сентября, после окончания учений, он приехал в Ньюкастль, чтобы присутствовать при спуске «Ермака» на воду. Но это торжество задержалось, и Макаров вынужден был уехать. Спуск ледокола состоялся без Макарова 17 октября. «Беспокойный адмирал» вновь приехал в Ньюкастль уже в декабре и вместе с представителями завода провел все испытания. Он буквально дневал и ночевал на ледоколе, осматривал все отсеки и отделения, тщательно проверял качество работ. Для молодого штурмана М. В. Николаева служба под командованием адмирала была великолепной школой.
Образ деятельного, всесторонне образованного ученого-моряка остался примером на всю жизнь.
Много позже, уже будучи заслуженным капитаном, Михаил Васильевич тепло вспоминал те дни.
«Я, нисколько не преувеличивая, скажу, что не встретил человека, который бы не знал русского адмирала Макарова. На заводе Армстронга, где строился «Ермак», все, от инженера до мальчика, подававшего заклепки, относились к адмиралу с большим уважением, высоко ценили знания адмирала в области судостроения и механики и удивлялись — каким образом адмирал, строевой офицер, мог так прекрасно изучить это дело. Вообще англичане-приятно и... стыдно сказать — интересовались адмиралом Макаровым больше, чем его соотечественники, русские. На «Ермак» часто приезжали различные ученые депутации, знакомились с этим оригинальным судном и приглашали адмирала читать лекции в Эдинбург, Дувр и другие города... В Эдинбурге лекция о «Ермаке», о научных исследованиях морей, о полярном плавании — прошла блестяще. Слушатели всех рангов и категорий, переполнившие огромный лекционный зал, устроили лектору-адмиралу грандиозные овации и горячо благодарили его за доставленное удовольствие». [Здесь и ниже цитируется рукопись воспоминаний М. В. Николаева, хранящаяся в архиве семьи Николаевых. Копия имеется в ЦГАВМФ, фонд Макарова, д. 1, лл. 87-93.]
Незаметно пролетели три месяца завершающих работ на строительстве замечательного судна. И вот, наконец, настал день выхода в море. История первых плаваний и подвигов «Ермака» хорошо известна. И все же их надо напомнить, потому что они сыграли первостепенную роль в жизни М. В. Николаева, в формировании его как патриота и моряка.
21 февраля 1899 года «Ермак» вышел в море для следования в Кронштадт. 24 февраля он прошел Скаген, 28-го был на меридиане Ревеля.
Об этом плавании Михаил Васильевич пишет в своих воспоминаниях:
«Начиная с Датских проливов до Финского залива «Ермак» шел в сильном тумане, не видя ни маяков, ни берегов. Датский лоцман не рискнул вести «Ермак» проливом Зунд, и адмирал, спешивший в Кронштадт, сам повел корабль, ориентируясь по звуковым сигналам маяков и глубине моря».
Невдалеке от Ревеля впервые встретились льды. Вскоре тяжелые торосистые поля преградили путь. Но ледокол уверенно шел вперед. 4 марта его триумфально встречал Кронштадт. Приветственные телеграммы поступали со всех концов России. А спустя несколько дней начались будни: из Ревеля по телеграфу передали просьбу помочь пароходам, затертым во льдах. И вот 13 марта многотысячная толпа, собравшаяся в Ревельском порту, бурно приветствовала появившийся на горизонте караван из 12 пароходов, идущий по следу «Ермака». Тогда к Макарову обратились капитаны пароходов, вынужденных зазимовать в Ревеле с просьбой вывести их в море к кромке льда. Еще шесть дней ушло на то, чтобы проложить сквозь льды дорогу судам, желавшим уйти из Ревельской гавани. За эти дни было проведено 29 пароходов. Блестящая работа ледокола широко комментировалась в русской и зарубежной печати.
30 марта «Ермак» вернулся в Кронштадт. Спустя несколько дней он направился в Петроград и, легко взламывая лед, прошел по Неве к Николаевскому мосту. Толпы народа, заполнившие набережные, криками «ура» приветствовали Макарова и его чудо-корабль.
Казалось, ледокол завоевал признание. Но на самом деле мытарства его только еще начинались.
В начале мая 1899 года началось первое полярное плавание «Ермака». Макаров зашел в Ньюкастль и после докования и мелкого ремонта 29 мая повел «Ермак» на север. В ночь на 8 июня вблизи южной оконечности Шпицбергена ледокол подошел к кромке льдов.
«Картина ломки полярного льда, — записал С. О. Макаров в своем дневнике, — была поистине величественна. Прошли около 3/4 мили от границы льдов, миновали вплотную один торос, который рассыпался при нашем приближении».
Однако спустя некоторое время механик доложил, что набор и обшивка корпуса сильно вибрируют и что в некоторых местах появилась течь. Было решено вернуться в Ньюкастль для укрепления корпуса ледокола. Там обнаружили поломку одной из лопастей переднего винта. После совета с инженерами передний винт вовсе решили снять, как не оправдавший себя в полярных условиях.
Только 14 июля Макаров снова пошел на север, чтобы вторично испытать ледокол в борьбе с полярными льдами. Более месяца продолжалось это второе плавание. Оно принесло много ценных сведений о малоисследованной области Гренландского моря на границе его с Северным Ледовитым океаном. Но, конечно, «лобовая борьба» с полярными льдами, выносимыми из Центральной Арктики, не могла принести победу даже такому мощному кораблю, как «Ермак». Побороть эти льды не смогло бы и более сильное судно. Ледокол получил пробоину и 16 августа вернулся в Ньюкастль.
В этом рейсе М. В. Николаев каждый день видел адмирала в деле. Его спокойствие в самые трудные минуты похода, выдержка, умение вселить бодрость в подчиненных, огромный морской опыт, запомнились всем, кому выпало счастье совершить этот рейс.
М. В. Николаев писал в своих воспоминаниях:
«Я имел возможность близко узнать и изучить адмирала. Идеальный моряк — бури и туманы были его родной стихией. Помню, на переходе с Ньюкастля на Шпицберген, в Атлантическом океане нас захватил сильнейший шторм. Огромное волнение достигло высоты 10 метров. Качка была стремительная. Делая 16 размахов (качаний) в минуту, "Ермак" при этом кренился на 45-47 градусов.
Но самый неприятный момент был, когда испортился телемотор, при помощи которого правили рулем с мостика... «Ермак» поставило вдоль волны и жестоко качало, пока не перешли править на штурвал рулевой машины, и это время волной сбило тяжелую метеорологическую будку, находившуюся на самом верху командирского мостика и прикрепленную к нему толстыми железными болтами. В продолжение 17 часов продолжалась эта убийственная качка, самочувствие у всех у нас было неважное, и только адмирал был весел, все 17 часов он простоял на мостике, шутил и хвалил погоду, и, глядя на кренометр (прибор для измерения качки и крена), маятник которого отчаянно болтался, переходя за пределы крайних делений, говорил, что этот прибор для «Ермака» не годится».
«Приведу случай в Атлантическом океане, — вспоминал Николаев, — когда опасность угрожала гибелью «Ермаку» и его экипажу от пожара в трюме, наполненном горючими материалами: паклей, керосином и проч. Адмирал первый спустился в горящий трюм и лично руководил тушением пожара, спокойным и твердым голосом отдавая нужные распоряжения. Только благодаря его находчивости и присутствию духа не произошло паники и гибельных последствий».
Михаил Васильевич высоко оценивал достоинства С. О. Макарова, как моряка и воспитателя моряков. Он писал:
«Энергия и выносливость адмирала были изумительны. Он мог не спать по несколько суток подряд и только, когда усталость побеждала его могучую натуру — не раздеваясь, засыпал на короткое время в штурманской рубке. Адмиралу ничего не стоило, с легкостью, которой мы — молодые в то время люди, — завидовали, влезть но мачту и с марса, окинув горизонт орлиным взглядом выбрать для «Ермака» удобнейший путь среди льдов Дело морское адмирал знал в совершенстве. Никто из нас не мог сравниться с ним в быстроте и точности взятия высот светил, пеленгов и вообще определений места корабля в море...
В совершенстве изучив все отрасли морского дела, адмирал изучил и душу человеческую. Он умел расположить к себе людей, умел угадывать их настроения и вдохнуть энергию и бодрость в упавших духом. Во время плавания "Ермака" на севере бывали случаи, когда команда и офицерский состав вместе с ученой экспедицией впадали в уныние. Тогда, чтобы ободрить команду, адмирал шел к ней в кубрик, собирал всех вокруг себя и говорил прекрасную речь: о родине, патриотизме, чувстве долга и величии души русского человека. Говорил так убедительно и вдохновенно, что унылые лица матросов оживлялись, а в глазах, устремленных на любимого адмирала, загоралась энергия и готовность идти с ним хоть на край света...
Для офицерского состава и для членов научной части экспедиции Степан Осипович также находил полезные занятия. Он читал в кают-компании лекции о своих плаваньях и исследованиях морей, демонстрировал на экране через волшебный фонарь наиболее интересные события и явления».
"Адмирал был добрым и справедливым начальником, — заканчивает свои воспоминания Михаил Васильевич — Он никогда никого не разносил, ни на кого не кричал. И если он был кем-нибудь недоволен, то читал провинившемуся отеческую нотацию, обыкновенно начинающуюся словами: «Дорогой мой...» И тот, к кому обращались эти ласковые слова, долго не мог их забыть».
М. В. Николаеву посчастливилось плавать под руководством С. О. Макарова тринадцать с половиной месяцев. Он был его преданным учеником, не упускал ни малейшей возможности поучиться у него. Он во всем старался оправдать доверие адмирала. И эти труды не пропали даром. По возвращении «Ермака» в Петербург Михаил Васильевич успешно выдержал экстерном экзамены за курс Морского корпуса.
В тогдашней России морское строевое звание могли получить только люди «белой кости». Внук бурлака, сын волжского матроса, выходец из простой трудовой семьи, несмотря на недюжинный талант и знания, должен был довольствоваться званием поручика по адмиралтейству. По отбытии воинской повинности М. В. Николаев недолго служил в морском ведомстве, а затем вышел в отставку в чине штабс-капитана.
Блестящее знание морского дела и устройства судов немалый опыт кораблевождения, приобретенный на «Ермаке», хорошо пригодились отставному штабс-капитану по адмиралтейству, когда в 1901 году он поступил работать сдаточным капитаном на Невский судостроительный.
В 1904 году горькой вестью разнеслось по всей России сообщение о гибели адмирала С. О. Макарова на борту броненосца «Петропавловск», подорванного японскими минами на внешнем рейде осажденного Порт-Артура. Но жизни всех, кто близко знал замечательного человека и патриота, всех, кому довелось служить под его начальством навсегда сохранился светлый след его примера. "Макаровской" традиции до конца дней своих остался верен и Михаил Васильевич Николаев.
Помня наставления своего учителя С. О. Макарова, Михаил Васильевич вникал в каждую мелочь при постройке судов, особенно военных. Ведь на них предстояло плавать и ходить в бой таким же крестьянским сынам, каким был он сам.
Под наблюдением Михаила Васильевича были построены и вошли в строй миноносцы «Рьяный», «Бойкий», «Бодрый», группа миноносцев типа «Циклон», крейсеры «Жемчуг», «Изумруд», канонерские лодки «Бобр», «Сивуч», «Гиляк». При нем сошли со стапелей завода подводная лодка «Стерлядь», ледокольные транспорта «Таймыр» и «Вайгач», более двадцати буксирных пароходов. Впоследствии некоторые из этих кораблей покрыли себя неувядаемой славой в боях и в плаваниях.
Сдаточный капитан М. В. Николаев одновременно заведовал такелажной мастерской завода, готовил специалистов, в которых так нуждался русский флот.
В 1915 году Михаил Васильевич перешел работать сдаточным капитаном на Петербургский металлический завод. Спустя год, когда морскому ведомству понадобился опытный моряк для наблюдения за постройкой в Англии ледоколов, заказанных русским правительством, выбор пал на М. В. Николаева. Он выехал в уже знакомый ему Ньюкастль.
далее: По пути старших
|