Бобров Н.С. Жизнь летчика М., 1931.
"SOS" с Иоконги * ….в комнату ворвался радист в оленьем малахае, покрытом мокрым снегом. Он в возбуждении размахивал палкой, которой только что отбивался от собак.
— Ребята! «SOS» с Иоконги! — закричал он, захлебываясь.
Вскоре мы получили телеграмму:
«Семнадцать норвежских зверобойных судов затерты льдами. Шторм и течение носят их по Ледовитому океану. Они прибиты к Канинской земле. Многие уже сдавлены льдами. Некоторые разбиты. Имеют крен. Уцелевшая часть команды одного из погибших судов по
льдам добирается до радиостанции Иоконги и посылает знак «SOS».
Три дня продолжался шторм. Металлические крылья самолета, крепко привязанные к кольям, содрогались от бешеных порывов ледяного ветра.
Наша команда воздушного судна сидела над морской картой и строила планы спасения норвежских моряков.
В то время норвежское правительство обратилось к правительству СССР с просьбой о помощи. Через сутки Наркоминдел дал знать по радио в Мурманский порт, а на третий день радиотелеграфист принес копию телеграммы, посланной из Мурманска на ледокол «Малыгин»:
«Желательно обследовать... найти с помощью самолета норвежские судна, терпящие бедствие где-то между Канинской землей и Колгуевым... если это не грозит опасностью для экипажа вашего самолета».
Вслед за этой телеграммой радио с ледокола трижды пропело:
«Если возможно, обследовать участок между Колгуевым и Канинской землей... с целью найти норвежские суда».
Сразу за дело.
Предстоял исключительный по трудности перелет.
Сухопутный одномоторный самолет должен был пройти около 1 ООО километров над океаном.
Механик Грошев сбросил с себя обычную веселость:
серьезно, сосредоточенно осматривал он мотор.
Тяжелы и опасны полеты в приполярных областях: погода часто и резко меняется, постоянные морозы, туманы. Ответственность была огромная.
На другой день утром шторм стих. Погода стояла ясная, морозная.
С большим трудом удалось разогреть мотор и вернуть его к жизни.
Лететь пришлось мне. Бабушкин внимательно следил за приготовлениями, проверял, не забыто ли что- нибудь. Но вот приготовления закончены. Мы прощаемся с остающимися на земле товарищами и усаживаемся на свои места в самолете.
Грошев заботливо оглядывает пилотскую рубку, аэронавигационные приборы и наконец дает знак, что все в порядке.
Я перевожу сектор газа в положение наивысшей по мощности работы мотора.
Взвыл, взревел мотор, зашлепали лыжи по снегу и сразу —в подъем. Выше и выше —над льдами, .над морем.
Ветер поддался с левого борта, ударил, поднял - крыло, подбросил машину кверху. Выправилась, провалилась, зарылась в густой массе встречных потоков воздуха, задрожала металлическая птица; крылья словно захлебнулись воздухом. Остров Моржовец закрылся сизой дымкой, уплыл назад. Далеко внизу тускло поблескивали плавающие льдины.
В пассажирской кабине — штурман Крюков и Фрейман — моряк и ученый-наблюдатель. Крюков ведет исчисление по морской карте, компасу и часам и передает записочки с курсами летчику. Фрейман с помощью самолетной радиостанции разговаривает с начальством на ледоколе «Малыгин».
Через час, закончив очередную разведку, самолет уже над «Малыгиным». Фрейман заканчивает свой радиодоклад о пройденном участке пути, движении льдов, о погоде и наконец сообщает:
«Идем на разведку».
«Каков запас продуктов?» спрашивают с ледокола.
«На неделю».
«Мало! — ошарашивает ледокол. — Надо было взять больше».
И сразу мы все, сидящие на самолете, вспоминаем, какой риск нам предстоит. Ведь этот полет — чистейшее безумие. Но нужно спасать терпящих бедствие моряков, и мы летим.
Вот уже и суда скрылись позади. Мы держим курс на южное побережье Канинской земли, к устью реки Кии. Там база для самолета.
Внизу покрытое льдом море. То и дело радиотелефон самолета сообщает на ледокол:
«Слушай, слушай, слушай!.. Говорит самолет, говорит самолет! Нахожусь в квадрате 273... 273 ЧНаправление норд».
Фрейман сообщает о расположении льдов на море: «Чистая вода... вода до горизонта... Сжатый лед... лед на расплавах».
Изредка ледокол важно и угрюмо буркает в ответ:
«Принято... принято... принято».
Скоро и Канинская земля. Самолет с трудом пробивает себе путь в белой полосе пурги. Но вот пурга уходит назад, и внизу неожиданно четко вырисовываются черные массивы камня и полосы снега. Места для посадки самолета за исключением узкой реки ,Кий здесь нет.
Безлюдная пустынная страна. Чахлые, стелющиеся но земле полярные березки. Редкие гости — олени. Несколько поселков промышленников-колонистов в два-три домика, да радиостанция на Канином носу — вот и все жилые пункты.
Словно гигантская каменная преграда, поставленная югом в защиту от севера, Канинская земля принимает на себя осенние и зимние могучие водопады, низвергаемые океаном на ее берега.
Болотистая тундра с редкой карликовой сосной, скалы и кусты богаты дичью — песцом, куропатками; реки- навагой, привлекающей летом промышленников.
Вот уже мелькнули внизу две маленькие избушки, и скоро самолет снизился.
Мохнатые собаки встретили нас громким лаем, а ребятишки прыгали и кричали от радости. Еще бы! Аэроплан прилетел.
Мы вышли из самолета и направились в избу. Сзади веселой ватагой потянулись дети.
Все наличное население Кии состоит сейчас из ребятишек и одной женщины.
— А где же мужики? — интересуется Грошев.
— Ушли промышлять, родимый, — отвечает хозяйка, вздувая гостям самоварчик, — а молодайка с мальцом в гости пошла.
— Это куда же в гости? — любопытствует штурман, знающий Канинскую землю.
— Далеко, батюшка мой, чуть не на Микулин мыс.
— Ничего себе кусочек —180 километров.
— В гости!—хохочет штурман, и из дальнейших расспросов команда узнает, что пошла она на лыжах, а ее грудной ребенок едет на санках, запряженный: собаками.
Стояли мы у Кии недолго; наспех попили чаю, пока Грошев осмотрел мотор и запасся бензином для безостановочного шестичасового полета.
На высоте тысячи метров самолет летит через Канинскую землю к Колгуеву.
Утомительно-однообразно тянется время. Внизу—белесая зыбь тумана. Сверху и с боков —стены мрачных свинцовых туч. В ушах шум и звон от рева мотора. Кажется, будто прошли века с тех пор, как самолет отделился от земли и несется с огромной скоростью в воздухе.
Но вот стена: туч начинает бледнеть. Она словно раздвигается, и впереди, в точно положенное по расчету штурмана время, показывается ярко освещенный океан и голубое, давно не виданное небо.
Неожиданно настал ясный, светлый весенний день. Туман остался позади. Но зеленовато-черная морская вода кипит и бурлит в мертвой зыби.
Через час пути впереди показались снежные горы Колгуева. Они блестели на солнце ослепительно-белой полосой. Но и там чистая вода без льдов. Следовательно, норвежские суда находятся где-нибудь западнее.
Мы поворачиваем назад. Сейчас самолет находится на расстоянии 100 километров от ближайшей земли. В пассажирской кабине мирно и спокойно. Наблюдатель и штурман заняты каждый своим делом,
Вдруг мотор самовольно сбавил обороты и, несмотря на наши понуканья, стал сдавать. Тяга пока была достаточная, скорость с попутным ветром доходила до 170 километров в час. Однако мы были не на шутку встревожены.
Внизу чистая вода, садиться некуда. Верный гроб.
Обороты мотора угрожающе падали, а до берега оставалось еще 40 километров. В пассажирской кабине — никаких подозрений: оба пассажира спокойно работали. Только я и механик Грошев знали об опасности.
Грошев приподнялся в волнении и, обдуваемый морозным ветром, схватился за переключатель магнето, потом хитро подмигнул мне и грузно опустился на сидение. Неисправность была найдена; выхлопная труба мотора тотчас же выплюнула сгусток жирного дыма, мотор заревел и стал работать нормально.
Грошев переключил на правое магнето, и мы полетели дальше. Оказывается, левое магнето внезапно перестало работать. Мы были на волосок от гибели.
Скоро показалась кромка льда. Это была Канинская земля.
Вся северная часть ее зажата полосою мелконабитого льда в 20-80 километров шириною. Я внимательно рассматривал льды. К окнам прилипли .наблюдатель и штурман.
Самолет продолжал свою разведку с одним магнето.
«А что, если и это магнето сдаст? — мелькала .тревожная мысль.—Ведь тогда придется около 200 километров игти пешком до Кии».
--- Я смотрю на зеленовато-бирюзовую полосу, воды за кромкой льда. Она клубится в седых испарениях тумана.
— Вон, внизу! — заметил я среди ледяного хаоса несколько черных точек.
— Норвежские суда! — увидели их и из пассажирской кабины.
Ниже и ниже спускается самолет. Вот уже видны мачты парусно-моторных судов. Видны люди на палубах, дым из труб.
Еще ниже... Одна палуба занесена снегом. Очевидно судно брошено. Вот и второе такое же. Вот третье, забитое льдами. В первый же шторм их окончательно раздавит, если не придет во-время помощь.
На палубу высыпали моряки. Они машут руками, удивленно смотрят на самолет; многие из них увидят самолет впервые.
Еще круг, и мы возвращаемся домой. Поручение выполнено. Скорее на базу, пока еще работает мотор.
Невидимые волны плывут в эфире. Их ловят радиостанции, передают дальше. В Норвегии, в Мурманске, на ледоколе, в Иоконге — всюду уже знают, что местонахождение норвежских судов обнаружено самолетом,летающим под советским флагом.
В 2 часа дня, после сильной борьбы со встречным ветром, самолет добрался наконец до Кии. Сразу наступила темнота. Но Грошев успел все же поставить новое магнето.
Скоро небо загорелось, заиграло северное сияние. Где-то завыла собака, ей ответила другая, третья.
Мы сидели в жарко натопленной избе колонистов и пили горячий, обжигающий чай. Было весело и радостно от сознания, что сложная задача разрешена, и люди, затертые льдами, будут спасены.
Около меня все время вертелся крохотный мальчуган.
Он с восторгом и уважением смотрел на «машиниста» самолета, как он меня называл.
Он хотел что-то сказать мне, но все не решался. Наконец, вынув палец изо рта и набравшись храбрости, он выпалил:
— А у нас что есть!
— Что у вас есть? — спросил я.
— А у, нас что есть! Пойдем, покажу,дяденька Михеев.
И он повел меня смотреть гордость всего поселка Кии и достопримечательность всей Канинской земли.
Он показал мне... живого поросенка. Это действительно необычайная вещь за Полярным кругом...
Поздно ночью из далекого порта Варде вышли четыре спасательных суда и, ныряя по ледяным волнам, понеслись в указанном по радио направлении, чтобы спасти норвежских моряков.
*глава написана от имени Михеева И.В.