Аркадий ГАЙДАР,
"Вечерние телеграммы", 30 ноября 1929 года, г. АрхангельскСпасение "Саиды"
Каменные зубы подводных рифов впились в корпус схваченной "Саиды". Гранитные челюсти измяли киль и прокусили обшивку. Была темная, туманная ночь, когда вода хлынула в отяжелевший от груза рюм и когда мосье Андрэ, католик и представитель радиокомпании, подал сигнал - прекрасная "Саида" в опасности! Благородный Совторгфлот, торопись спасать "Саиду"! ПЕРВЫМ примчался небольшой буксир
"Мурман". Он привез с собой производителя спасательных работ
Вешнякова. Был в то время этот
Вешняков чист, гладко выбрит, и пуговицы его форменной тужурки блестели, как огни створных маяков, а голос его был спокоен и звучен, как полновесный гудок доброго парохода. Вскоре пришел малый, но крепкий
"Совнарком" с хмурыми водолазами, затем показался и встал в отдалении ледокол
"Малыгин", и подошла к борту
"Саиды" вертлявая, проворная
"Кия". Когда утихли штормы, обследовали водолазы дно и сказали, что села
"Саида" бункером и что надо заделывать пробоины и откачивать воду.
Остервенелый шторм ухудшил положение тем, что еще ближе подвинул
"Саиду" к мелкому, зарифленному берегу. Где-то неожиданно разошлась обшивка, и вода стала подползать к машинному отделению.
Поползли по дну водолазы, заделывая пробоины. Черный, потный механик день и ночь возился со шлангами.
"Кия" разгружала твиндек, французские матросы и русские рыбаки выбрасывали за борт стандарт за стандартом.
Совершенно неожиданно шланги
"Совнаркома" отказались работать.
Впрочем, Совторгфлот тотчас же сообщил по радио, что срочно высылаются пароходы
"Спасательный" и
"Руслан" с надежными электрическими помпами. Это успокоило, ибо был момент, когда вода неуклонно, сантиметр за сантиметром, подвигалась все ближе и ближе к раскаленным пастям огненных топок. Каждый вечер в 17 часов и каждую ночь в четыре во время приливов наступала самая горячка.
Тогда
"Саида" сигнальными гудками кричала
"Малыгину", чтобы он вырывал ее у рифов. Крепкими объятьями стального буксира затягивал
"Малыгин" французскую
"Саиду". Бешенными оборотами винта вырывалась
"Саида", и резкими рывками помогал
"Саиде" маленький, но сильный пароход
"Совнарком". Слова французской команды смешивались с английской и русской речью. Посреди абсолютной темноты тревожно вспыхивали огоньки карманных электрических фонарей.
"Саида" дрожала,
"Саида" рвалась и, обессиленная, утихала, не сдвинувшись с места ни на сантиметр. Тогда начинали снова сбрасывать стандарты, откачивать воду, а хмурые водолазы, запаяв бессонные головы в тяжелые шлемы, с упорством лезли на каменистое, неровное дно. Тогда капитан-француз был зол, инженер-механик был мрачен, и тогда за ужином стюарт Антуан выслушивал от капитана много того, что у нас по-русски называется матюгами, а по-французски уж не знаю как.
И расходились спать все злые и усталые. Спали не по многу, часа по три, по четыре. В каютах был зверский холод, и большинство отправлялось на решетки в машинное отделение. Там было жестче, но жарче. Иногда туда спускался мосье Андрэ и передавал прорабу радиотелеграмму, в ней Совторгфлот подбадривал, обнадеживал или сообщал, что просимые пароходы придут тогда, когда возвратятся в Архангельск из Мурманска, а возвратятся тогда, когда окончат погрузку, а погрузку окончат тогда, когда - и так далее...
И все-таки однажды вечером, когда ревела плачущая и отбивающаяся от рифов
"Саида",
"Малыгин",
"Профсоюз" и
"Совнарком" рванули эту засидевшуюся красавицу, и взрыв криков донес до капитанского мостика, что
"Саида" движется. В этот вечер французский капитан был весел, он приказал подобострастно оскалившемуся стюарту Антуану сменить скатерть, накрыть ужин и принести бутылку коньяку. Но ужин прошел вяло, потому что все слишком сильно устали, и производитель работ
Вешняков сонно хлопал отяжелевшими веками. Пальто его было порвано, запыленное углем лицо покрылось жесткой щетиной, и пуговицы форменной тужурки теперь тускло поблескивали, как желтые пятна створных огней в предрассветном тумане.