Путевку дала культбазаИдея строительства баз на Севере как опорных пунктов и проводников культуры принадлежала одному из первых посланцев партии на Северо-Востоке
Карлу Яновичу Луксу.
В 1924 году Президиум ВЦИКа образовал Комитет содействия народностям северных окраин, где К. Я. Лукс начал работать с октября 1926 года. 27 апреля 1927 года он выступил на заседании комитета с докладом «Культбаза в туземных районах», но этим не ограничился и уже в феврале 1928-го доложил в Москве на 5-м пленуме Комитета Севера при президиуме ВЦИКа конкретную программу деятельности культбаз как опорных пунктов социально-экономического развития отдаленных северных территорий. Именно тогда было решено включить в пятилетний план сооружение на Дальнем Востоке Нагаевской, Чаунской, Вилюнейской, Сахалинской и других культбаз.
Перед этим К. Я. Лукс совершил длительную командировку по Камчатке и Чукотке, изучая возможности и необходимость открытия там культбаз. В сентябре 1928 года исследователь прибыл в бухту Нагаева, где застал на рыбалке кочевников трех самых отдаленных «горных» тунгусских родов.
Они два раза в год спускались с гор на рыбалку, заодно и за товарами в кооперацию. Общение с ними позволило К. Я. Луксу сделать предложение Ольскому райисполкому, где искать основу «для построения подлинной советской сети и, вернее, сети туземных Советов... "Эту основу надо искать в тех пунктах морского побережья, куда выходят кочевые эвены (тунгусы) для лова рыбы, зверобойного промысла и получения необходимых им товаров».
С бухты Нагаева началась его более чем месячная экспедиционная работа по Ольскому району. Он побывал в Тауйске, Туманах, Ямске, других населенных пунктах побережья, и наблюдения привели его к выводу, что нужно разработать вопрос об организации туземных Советов не на основе рода, учета родовых отношений, а на основе места обитания, освоения местными жителями конкретной территории. Ольский райисполком согласился с выводами К. Лукса в том числе о необходимости организации в районе 11 национальных Советов, построенных по территориальному принципу: Балаганского, Тауйского, Ольского, Ямского, Мотыклейского кочевого, Арманского, Магаданского (Нагаевского кочевого), Сигланского, Малкачанского, Тахтоямо-Иретьского, Туманского. К тому же рекомендации геолога В. А. Цареградского позволили К. Луксу остановить свой выбор для будущей культбазы на берегу бухты Нагаева.
В письме председателю Комитета Севера при ВЦИКе П. Г. Смидовичу он отмечал: «Полностью подтвердилось уже раньше (на V пленуме) высказанное мнение, что наилучшим местом для Охотско-Эвенской культбазы является бухта Нагаева (до 1912 года она называлась бухта Волок).
Эта бухта расположена почти в центральном пункте для всех эвенских тузрайонов Охотского моря, и отсюда же, несомненно, пойдет вся работа по снабжению пока нашумевшего Среднекана, а потом и всего Верхне-Колымского золотопромышленного района.
В навигационном отношении бухта Нагаево (Волок) - лучший естественный порт всего Охотского моря (и почти единственный)». И далее он подчеркивал: «Создание и усиление в этих районах нашего влияния невозможно без создания охотских тузрайонов специального туземного округа. Нагаево (Волок) и культбаза автоматически станут жизненными центрами этого округа и перерастут в крупный населенный пункт».
Таким образом, решение К. Я. Лукса об открытии в бухте Нагаева культбазы было продуманным, согласованным с местными органами власти и одобрено Комитетом Севера при ВЦИКе.
Жизнь подтвердила его планы, реализация которых началась с февраля 1929 года, когда в Хабаровске провели подготовку к строительству помещений для Восточно-Эвенской (Нагаевской) культбазы - нового в советские времена комплексного культурного учреждения, состоящего из общей части, больницы на пятнадцать коек, школы с интернатом на сорок человек, ветеринарного пункта с бактериологической лабораторией.
22 июня строители во главе с заведующим культбазой И. А. Яхонтовым прибыли в бухту Нагаева и принялись за воздвижение зданий из сборных строительных материалов, а 15 сентября приехали и сотрудники культбазы, в том числе педагоги И. А. Ваганов, М. Г. Яхонтова.
За месяц до того, 21 мая 1929 года, Далькрайоно издал приказ об открытии 1 октября при Восточно-Эвенской культбазе учебно-производственной мастерской по слесарно-столярному производству и обработке кожи. Ассигнования на ее оборудование составили 5153 руб.9 коп. Организация этой работы была поручена мастеру-механику Н. Н. Вериго.
Смета на приобретение учебных пособий на 1928/1929 учебный год предполагала сумму в 4263 руб.10 коп., за счет чего должны были купить букварей - 40 штук, книг для чтения - 40 экземпляров, задачников на два года обучения - 20 штук. В общем около 60 наименований учебных пособий и школьных принадлежностей.
Расходы на содержание штата сотрудников школы-интерната до 1 октября 1929 года должны были составить 13252 руб. 50 коп., но в 1929/1930 учебном году расходы на содержание школы возросли до 41718 руб.
В резолюции заседания президиума Ольского туземного РИКа от 13 июля 1929 года констатировали своевременность и целесообразность организации культурной базы в Ольском туземном районе как опорного пункта для поднятия культурного и экономического уровня туземцев и потому четко определяли: «Широко популяризировать цели и задачи культбазы среди туземного населения района путем:
А. Выработки обращения - листовок в переводе на тунгусском языке с подробным, ясным объяснением указанных задач, каковые распространить среди тузнаселения через туземные кочевые советы;
Б. Для личной агитации, ознакомления тузнаселения района использовать командировки сотрудников государственных и общественных учреждений и организаций;
В. Рекомендовать зав. культбазой использовать имеющихся в районе на каникулярных отпусках учеников Севфака и педтехникума для проведения набора и вербовки в интернат базы;
Г. Связаться с лицами, пользующимися авторитетом среди туземного населения, и провести через них личные беседы с туземцами о вербовке учеников и разъяснении задач базы».
При этом признали необходимым при укомплектовании школы-интерната забронировать до 10 % мест для детей якутов и камчадалов преимущественно из среды бедняцкого населения и главным образом сирот.
10 октября райисполком известил население о том, что интернат в селе Ола в 1929/1930 учебном году закрывается, а вместо него открывается в бухте Нагаева, куда будут приниматься учащиеся с предоставлением питания, одежды и жилища за счет интерната.
Сотрудники культбазы предприняли ряд выездов в район, где были дети школьного возраста. Один из первых учеников школы при культбазе И. И. Токарев вспоминал, что из Армани послали учиться в бухту Нагаева 6 ребят: его, А. И. и И. Г. Шахурдиных, И. Г. Букнева, П. Д. Лавринова, И. Б. Зедгенизова. «Туда мы добрались к зиме 1929 г. на трех собачьих упряжках в сопровождении моего брата Кирилла. Ехали два дня, так как пробирались по бездорожью и по пути ночевали в зимовьях.
Первым, кто нас случайно встретил при спуске к культбазе, был ученик Гоша Романов, который катался с горки на лыжах. Потом мы пошли к школе, где увидели заведующего интернатом Ивана Ваганова и учительницу Матрену Григорьевну Яхонтову, которые очень доброжелательно проводили нас вовнутрь, поместили в большую комнату с железными кроватями и тумбочками. В столовой нас покормили, дали отдохнуть, а потом постригли и отвели в баню.
Вскоре начались занятия, которые проходили в две смены. Хотя нас было всего 14 человек, но поместиться в одной маленькой комнате все одновременно мы не могли. После занятий помогали интернату: пилили и носили дрова, убирали заносы снега, ходили за хлебом на пекарню.
Так я проучился в культбазовской школе до 1931 года», - вспоминал он, подарив для будущего музея народного образования в Магадане свой аттестат и фотографии.
7 ноября состоялось торжественное открытие культбазы - необычного для жителей Охотского побережья учреждения. В том же месяце в школе начались занятия.
12 декабря 1929 года на заседании президиума Ольского туземного РИКа обсуждали работу культбазы, где признали «увязку работы базы с РИКом вполне удовлетворительной», указали на необходимость «увязать работу Ольской школы с вазовской школой».
К концу года, в декабре 1929-го, в бухте Нагаева обучались 17 учеников (из них 2 девочки), в том числе 8 эвенов, 5 камчадалов, 1 якут и 3 русских.
«В первую зиму функционировал один первый класс, - вспоминал Н. В. Тупицын, бывший зам. начальника Нагаевской культбазы. - Школьники в количестве 20 человек были в основном из поселка Армань, все они проживали в интернате: одевались и питались за счет культбазы. Некоторые трудности у педагогов возникали из-за того, что дети довольно плохо владели русским языком, а учителя почти не знали эвенского. Однако за сравнительно короткий срок дети усвоили навыки русского языка».
И. Токарев, М. Гоголев впоследствии стали учителями, а М. М. Гоголев даже основателем педагогической династии. В областном центре хорошо знают В. Е. Гоголеву, директора Северного гуманитарного лицея, заслуженного учителя школы РСФСР, почетного гражданина Магадана, ее детей - преподавателей СВГУ Елену Гоголеву, кандидата филологических наук, доцента, Татьяну Баринову, кандидата педагогических наук, доцента, внучку Викторию Каранову, кандидата психологических наук, внука Михаила Гоголева, старшего преподавателя СМУ.
Но были случаи, когда дети по состоянию здоровья покидали школу и выезжали в свои селения. И потому там окончили занятия 1 июня 1930 года только 8 учеников. И все же в регистрационной книге посещений культбазы отмечалось, что за 8,5 месяцев ее посетил 731 человек, в том числе русские, эвены, якуты, камчадалы с побережья и из районов Колымы - Сеймчана и Таскана. Ветврачом и зоотехником впервые было осмотрено большое количество оленьих стад.
С ноября 1929 года по май 1930-го в больнице прошли 62 стационарных больных. Кстати, впервые при культбазе была организована работа детской площадки, где под присмотром учителей находились младшие дети.
В конце июля 1930 года ко всем отделам народного образования, школам и учителям со специальным письмом, обратился Дальневосточный краевой отдел народного образования. В нем говорилось о необходимости «превратить движение за всеобуч во всенародное дело (мобилизовать силы общественности на создание действительных условий для охвата всех детей и особенно детей бедноты путем привлечения общественных средств на приобретение для них одежды, обуви; на обеспечение их горячими завтраками и пр.), но и о том, чтобы в ходе этого движения включить школу в процесс социалистического строительства в городе и деревне,превратить ее в основную базу коммунистического воспитания молодежи».
Работники культбазы изучили эвенский язык и помогали детям познавать тайны русского языка, литературы, арифметики, ориентироваться в условиях формирования новой социалистической жизни. А летом 1930 года, с приездом краеведов М. Г. и В. И. Левиных, приступили к созданию первого орочельского (эвенского) букваря на базе Сигланской школы. Это было вызвано указаниями Дальневосточного комитета Севера и его руководителя К. Я. Лукса относительно создания письменности для коренных северян. Апробация текста и оформление учебника для детей коренного населения Охотского побережья проходили при активном участии самих школьников: Вани Хабарова, Васи и Дуни Федотовых, которые иллюстрировали текст своими рисунками. Старшие ученики Григорий Федотов, Лукерья Бабцева, Василий Логинов помогали педагогам составлять его из близких по понятиям и простых по звуковым сочетаниям слов. На первых страницах букваря, как свидетельствовал краевед Г. Г. Волков, говорилось об оленях, охоте, кооперации, школе, пионерах, революции, Ленине, то есть о тех мировоззренческих понятиях, которые предусматривала стандартная учебная программа национальный школы. Дети, обучаясь в школе, одновременно помогали учителям и медикам познакомиться с культурой, традициями и бытом коренного северного населения и выработать такие способы и приемы взаимообщения, которые давали бы эффект в учебно-воспитательном процессе.
Поскольку Нагаевская культба действовала на территории Ольского района, то ее работники общались с коллегами ближайших поселков на побережье - Олы, Гадли, Армани, Тауйска, обсуждая уровень знаний, умений и навыков учащихся, воспитательной работы, то есть всего, что касалось методики педагогической деятельности.
Эти вопросы всегда были в центре внимания, особенно в период традиционных августовских совещаний учителей Ольского района, тем более что Нагаево становилось центром культурно-массовой работы с местным населением.
Далькрайоно в 1930 году, учитывая потребности повышения профессионапьной подготовки учителей, организовал краткосрочные педагогические курсы во всех окружных, районных центрах, а также при Чукотской и Восточно-Эвенской культбазах.
Занятия 1930/1931 учебного года на некоторое время были отложены, так как в здании школы временно разместился отряд пограничников ГПУ, не имевший в то время своего помещения.
Тем не менее к концу учебного года здесь обучались 47 учеников, в том числе 14 представителей коренных народов Севера. Немного, если учесть, что тогда население поселка составляло 600 человек.
Местным органам власти деятельность Нагаевской культбазы не очень нравилась, так как ее заведующий был в своих решениях самостоятелен и неподотчетен поссовету и райисполкому. Это была одна из причин, по которой Охотско-Эвенский окрисполком в 1931 году решил расформировать это учреждение, создать вместо него несколько кочевых школ и медпунктов, а здания передать под окружные организации. Но была и другая весьма существенная причина, не лучшим образом характеризующая работников руководящих органов власти в бухте Нагаева.
Исследователь У. Г. Попова, ссылаясь на важную публикацию 1930-х годов, отмечала: «Нагаевские обитатели, среди которых оказались социально чуждые элементы, стали рыскать по окружающей тайге в поисках дичи, «охотиться» на оленей, принадлежащих эвенам, не стеснялись грабить их таежные амбары с запасами и т. д. В окрестностях бухт Нагаево и Веселой, где издавна располагались летне-осенние пастбища Для оленей, участились пожары, уничтожавшие корма. Кочевники покинули этот район, и местные работники не нашли другого выхода, как закрыть культбазу до прибытия руководителей окружного бюро ВКП(б) без согласия комитета ВЦИКа и Дальневосточного крайисполкома».
И она совершенно справедливо делает вывод: «На самом деле Восточно-Эвенская культбаза, только что построенная, не успела стать центром культурного тяготения основной части эвенов, по причине неудачно подобранных кадров работников. Зимою 1930/1931 годов ее деятельность прекратилась, не успев по настоящему развернуться».
Думается, что основной причиной преждевременного закрытия Нагаевской культбазы было отсутствие опыта работы с национальным населением и должного контроля за выполнением партийно-правительственных решений со стороны местных органов власти - окружных и районных, действовавших в то время на Охотском побережье.
8 июля 1931 года на заседании президиума Ольско-Сеймчанского райисполкома в резолюции по докладу о работе культбазы был сделан вывод: «Работа Восточно-Эвенской культбазы за истекший период не соответствовала ни по содержанию, ни по объему возложенным задачам», и потому райисполком четко выразил свое мнение и мнение оргкомитета: «В настоящее время в связи с организацией окружного центра в бухте Нагаева дальнейшее существование культбазы является нецелесообразным».
К. Я. Лукс, категорически настроенный против этого мнения, неоднократно докладывал Далькрайисполкому: «Ликвидация культбазы не только формально неправильна, но и по существу неверна, как об этом я говорил и писал. Политически ликвидация культбазы в эпоху нацрайонирования народов Севера является великодержавническим отношением к малым народам на практике. Если таким действиям не будет положен конец, то говорить о какой-то плановой работе в Восточно-Эвенском округе не приходится, так как там во главу угла поставлен произвол и личное усмотрение».
4 апреля 1931 года, не считаясь с Комитетом Севера, райисполком освободил от работы И. А. Яхонтова, назначив на должность заведующего культбазой В. И. Левина, но в конце апреля он вынужден был заявить Ольско-Сеймчанскому райисполкому: «2 комиссии по приемке культбазы, назначенные РИКом, работу практически не проводили, много делалось - несколько устных и письменных заявлений в РИК по приемке культбазы.
Срок, предоставленный РИКом, давно истек, культбаза не принята. Я в конце этого месяца выезжаю в командировку на 2 месяца, так что принять культбазу до возвращения не смогу. Об этом ставлю в известность РИК в третий раз».
С 17 сентября 1931 года по 1 января 1932-го заведующим культбазой в бухте Нагаева был А. Г. Костюк.
Административная чехарда, предпринятая местными властями, также не способствовала стабильной и содержательной работе.
В октябре 1931 года Нагаевская культбаза прекратила свою деятельность. Обучение детей в Нагаево было поручено начальной школе, а педагогическое руководство возложено на окружной отдел народного образования, что было вызвано решением заседания оргкомитета Охотско-Эвенского национального округа 9 июля 1931 года.
13 февраля 1932 года в связи с возвращением в Москву группы работников культбазы бюро Комитета Севера при ВЦИКе рассмотрело вопрос «О работе Восточно-Эвенской (Нагаевской) культбазы в хозяйственном и социально-культурном строительстве в Охотско-Эвенском нацокруге».
Несмотря на то что в 1932 году К. Я. Лукс добился отмены постановления Охотско-Эвенского окрисполкома «О ликвидации Нагаевской культбазы», все же оригинальное учреждение культуры было закрыто.
Так завершилась деятельность своеобразного культурного учреждения на Охотском побережье, ставшего, на наш взгляд, экспериментальной площадкой для отработки одной из форм влияния советской власти на коренное население Охотоморья, однако не избежавшего целого ряда организационных ошибок прежде всего потому, что наиболее полно задачи культбаз были сформулированы на заседании Комитета Севера лишь в марте 1930 года, а Положение о культбазе принято только 5 октября 1932 года. Частая смена кадрового состава ее работников не способствовала накоплению положительного опыта в работе с национальным населением.
Наконец, Нагаевская культбаза как ведущее учреждение в бухте потеряла свой авторитет в результате начала интенсивного промышленного освоения центральных районов Колымы геологоразведчиками, старателями, строителями, дорожниками, прибывающими для работы в структурах акционерного Камчатского общества (АКО), Союззолота, Совторгфлота, в то время как в 1932 - 1933 годах в национальных районах Дальнего Востока полнокровно функционировали Пенжинская, Тиличинская (в бухте Корфа), Тугурская, Корякская культбазы, разворачивалось строительство еще трех: Вилюнейской (на реке Хатырка), Чаунской и Юкагирской.
И все же свою роль в приобщении коренного населения Охотского побережья к новому образу жизни, переходу к всеобщему начальному образованию Нагаевская культбаза сыграла. К тому же на ее основе начиналось строительство будущего города Магадана, что еще раз подтвердило правильность выбора для нее места и целенаправленную политику К. Я. Лукса в отношении коренного населения Северо-Востока.
