Михаил Константинович Сидоров – российский общественный деятель, предприниматель, купец, меценат, золотопромышленник, писатель, исследователь русского Севера, зоолог.
В Архангельске
Михаил Константинович родился 16 марта 1823 года в Архангельске в семье купца второй гильдии. Поступил в архангельскую реальную казенную гимназию, но из-за конфликта с учителем французского языка был исключён в 1842 году, не закончив шестого класса. Два года прослужил в конторе своего деда Александра Сидорова, а затем сдал экзамен на звание домашнего учителя.
Михаил Константинович слышал от своего дяди – лесоторговца Ксанфия Александровича Сидорова рассказы о плаваниях поморов к Новой Земле и Енисею. Михаил Константинович обратился к коммерческому советнику В. А. Попову, владевшими корабельными верфями, с предложением организовать сообщение Европы с Сибирью. Губернатор Архангельской губернии начал преследование Сидорова за вольнодумство, и в 1845 году Михаил Константинович уехал в Красноярск.
В Красноярске
Усадьба купца Ивана Яковлевича Суханова. Дом, в котором жил М. К. Сидоров. Красноярск, пр. Мира, 9.
В Красноярске Сидоров устраивается работать конторщиком к купцу В. Н. Латкину, и вскоре становится домашним учителем детей Латкина. В 1858 году Сидоров женится на дочери Латкина Ольге.
Михаил Константинович продемонстрировал Латкину свои познания в геологии, и стал получать по 500 рублей серебром за каждый пуд золота, добытого Латкиным на месторождениях, найденных Сидоровым. Это позволило М. К. Сидорову скопить стартовый капитал. Своё первое месторождение золота Сидоров открыл в 1848 году. В 1850 году Сидоров начал самостоятельную разработку золотых месторождений на Подкаменной Тунгуске. Михаил Константинович участвовал в поисковых экспедициях, и открыл более 200 месторождений золота в северо-енисейской тайге. За несколько лет свой деятельности Сидоров уплатил налогов в государственную казну на сумму более 5 миллионов рублей. Через 10 лет Сидоров становится миллионером, и купцом первой гильдии.
Михаил Константинович предлагал открыть в Иркутске или в Красноярске университет. Сидоров был готов пожертвовать для этого пуд золота. Идею отверг генерал-губернатор Восточной Сибири Н. М. Муравьев-Амурский.
С 1859 года по 1864 год Михаил Константинович организовал несколько изыскательских партий в Туруханский край. В 1859 году экспедиция открывает месторождение графита на реке Нижняя Тунгуска в Туруханском районе. Рудник был назван в честь жены — Ольго-Васильевский прииск. Сидоров начал добычу графитовой руды открытым способом для Петербургской карандашной фабрики. В 1867 году графит Эвенкии получил высокую оценку на Всемирной выставке в Париже.
Сидоров добивался разрешения на собственные средства построить канал, соединяющий реки Турухан и Таз, чтобы вывозить графит через Обскую губу и Печору морским путем в Европу.
Печорская компания
В 1860 году на Печору пришли за лесом первые четыре морских судна. Корабль «Диана», зафрахтованный В. Н. Латкиным, впервые доставил лес с устья Печоры во французский город Нант. Три корабля потерпели крушение. В 1861 году Латкин и Сидоров зафрахтовали три корабля, и доставили лес в Лондон и Бордо.
В 1862 году капитан первого ранга Крузенштерн получил разрешение на вырубку 360 тысяч деревьев в бассейне Печоры. В 1860-е годы В. Н. Латкин в Санкт-Петербурге основал «Печорскую компанию», в которую входили: его брат М. Н. Латкин, П. И. Крузенштерн (сын знаменитого мореплавателя), датский подданный Газе, отставной поручик Нелидов и М. К. Сидоров. С 1860 года по 1876 год в устье Печоры побывало около 130 русских и иностранных кораблей. В 1867 году печорский лиственничный лес впервые был доставлен в Кронштадт.
В августе 1864 года М. К. Сидоров организовал на Печоре речное пароходство.
Компания экспортировала лес в Европу через Печорский порт (ныне Нарьян-Мар). На шхуне «Таз» из порта был вывезен курейский графит. Позднее Печорская компания обанкротилась.
Сидоров исследовал систему рек бассейна Печоры. В 1860 году им были открыты золотые россыпи в бассейне реки Щугор.
Благотворительность
Михаил Константинович строил и финансировал школы и интернаты для детей коренных народностей Севера, за что удостоен был избран почетным президентом африканского института в Париже для уничтожения рабства и борьбы с невольничеством между неграми.
Финансировал содержание школ и приютов в Красноярске, Тобольске, Омске.
Предлагал строить избы для коренных жителей Севера, выдавать государственные пособия для строительства жилья, больниц и школ.
Научная и исследовательская деятельность
В 1863 году в «Современном Слове» была опубликована первая статья Сидорова: «Новый мореходный путь из Европы в Сибирь». В том же году были опубликованы ещё две статьи: «Об открытии путей сообщения, морского и сухопутного, на оленях из Туруханского края за границу» в «Записках Императорского Русского Географического Общества» и «Записки о занятиях по исследованию и развитию в промышленном и торговом отношениях Туруханского края» в «Трудах Императорского Вольно-Экономического Общества».
Статьи М. К. Сидорова на различные темы публиковались в изданиях: «Народное Богатство» 1864 год, «Современная Летопись» 1866 год, «Известия Императорского Русского Географического Общества», «Народная газета» 1866 год, «Русский Вестник» 1866 год, «Голос» 1866 год, «Русская Старина» 1887 год. Всего опубликовано более ста статей по зоологии, географии и другим дисциплинам.
Принимал участие в организации и финансировании экспедиций по изучению Севера. На средства Сидорова были организованы многочисленные экспедиции, в том числе британского капитана Д. Виггинса, который несколько раз через Карское море проникал в Обь и Енисей. Также Сидоров участвовал в снаряжении экспедиции шведского полярного исследователя А. Норденшельда.
В первой половине 1870-х годов Михаил Константинович начал проводить в Санкт-Петербурге «Северные вечера для ознакомления деятелей по Северу между собой».
В 1877 году Сидоров организовал экспедицию парусной шхуны "Утренняя заря" под командованием капитана Д. И. Шваненберга. "Утренняя заря" впервые за одну навигацию доставила из Енисейска в Санкт-Петербург образцы сибирских товаров.
Сидоров был членом обществ:
• Общества для содействия русскому торговому мореходству
• Общества русской промышленности и торговли
• Вольно-экономического общества
• Русского географического общества
• Общества любителей естествознания и этнографии при Московском университете
• почетным членом иностранных учебных обществ и учреждений.
Сидоров вёл поиски полезных ископаемых на Кольском полуострове и Новой Земле, открыл первый на Севере России нефтяной промысел на реке Ухте, исследовал выходы каменного угля в бассейне Печоры.
Михаил Константинович с 1852 по 1882 год потратил на освоение Севера и Северного морского пути истратил 1,7 миллиона рублей, что привело его к банкротству.
Общественная деятельность
М. К. Сидоров был членом многочисленных правительственных комиссий, созданных для освоения Севера. Инициатором создания многих этих комиссий и законодательных инициатив был Сидоров.
Выставочная деятельность
С 1860 по 1882 год Сидоров участвовал 25 выставках, из них 16 всемирных.
В России экспонаты Михаила Константиновича удостаивались больших золотых и серебряных медалей: в 1860 и в 1865 годах – от Императорского Вольно-экономического общества, в 1866 году – от Императорского Русского географического общества.
Награды международных выставок: бронзовые и серебряные медали в Лондоне (1862 и 1874 год), в Щецине (1865 год), в Париже (1867 и 1879 год), в Брюсселе (1876 год).
Награды
• Орден Святого Станислава II степени за мануфактурную выставку 1870 года
• Орден святой Анны II степени за Венскую выставку 1873 года
• Орден Франца Иосифа от Оргкомитета Венской выставки 1873 года
• Большая золотая медаль от «Общества для содействия русскому торговому мореходству» «за многолетние неустанные труды и пожертвования на исследование сибирского морского пути и за опыты морского судостроения на Енисее, а также за снаряжение в экспедицию шхуны "Утренняя заря", пришедшей из Енисея северными морями с образцами сибирских продуктов».
Дипломы и золотые медали от научных обществ:
• в 1862 году – от Английского географического общества
• в 1872 году – от Германского географического общества
• в 1873 году – от международного жюри Венской выставки
• в 1874 году – от Венского географического общества (за содействие работе экспедиции на судне "Тегетгоф")
• в 1879 году – от Парижской Академии наук
Автор книг
• «Проект о заселении Севера путем промышленности и торговли и о развитии внешней торговли Сибири», Тобольск, 1864
• «Север России». Издание М.Сидорова. СПб., 1870.
• «Лиственница», СПб., 1871
• «Картины из деяний Петра Великого на Севере», СПб., 1872
• «О мамонтах в низовьях Енисея». Статья в "Художественном Листке" 1875
• «Север России. О горных его богатствах и препятствиях к их разработке». Издание М.Сидорова. СПб., 1881.
• «Труды для ознакомления с севером России». Издание М.Сидорова. СПб., 1882.
• «О богатствах северных окраин Сибири и народах, там кочующих» СПб., 1873
• «О китоловстве и влиянии его на рыбную ловлю у берегов Архангельской губернии». СПб., 1879
• «О нефти на севере России», СПб., 1882
• «Новая земля в географическом, естественно-историческом и промышленном отношениях», Издание М.Сидорова. СПб., 1886
и др.
Последние годы
В 1887 году Михаил Константинович выехал в Германию на лечение. Он умер 12 июля 1887 года в больнице города Аахен.
Тело Сидорова было перевезено в Санкт-Петербург, и похоронено на Лазаревском кладбище в Александро-Невской лавре рядом с могилой М. В. Ломоносова. На могиле на небольшой глыбе гранита был установлен темно-серый мраморный крест с надписью «Да будет воля твоя». Могила утеряна.
Память
Именем М. К. Сидорова названы:
• одна из гор Шпицбергена[1];
• улица в городе Ухта, республика Коми;
• остров в архипелаге Новая Земля;
• пролив в архипелаге Земля Франца-Иосифа;
• мыс в заливе Миддендорфа, в Карском море.
Литература
• М. С. Пыстин «Печора». Коми книжное издательство. Сыктывкар. 1974
• В. Н. Королев «России беспокойный гражданин». 1987
• В. Ю. Визе «Моря Советской Арктики. Очерки по истории исследования». Москва, Литература, 1948.
• А. А. Жилинский. «Россия на Севере (К описанию жизни и деятельности М.К.Сидорова)». Издание Комитета по увековечению памяти М.К.Сидорова. Архангельск, 1918.
Источник: Русская Википедия, 2010
Сидоров Михаил Константинович (1823 - 1887)
Сообщений: 14
• Страница 1 из 1
Сидоров Михаил Константинович (1823 - 1887)
ББК-10 » 01 Август 2016 11:00
Россия на Севере: (К описанию жизни и деятельности М. К. Сидорова) / А. А. Жилинский. Архангельск: Изд. Ком. по увековечению памяти М. К. Сидорова, 1918
-
ББК-10 - Сообщения: 10180
- Зарегистрирован: 05 Ноябрь 2014 17:53
Сидоров Михаил Константинович (1823 - 1887)
ЧАЙКА СВ » 01 Август 2016 11:03
Необычайная жизнь предпринимателя и полярного исследователя М.К.Сидорова
Попытки установить торговый путь, связывающий русские порты Баренцева и Белого морей с устьями Оби и Енисея, были предприняты во второй половине XIX в. и связаны они с именем выдающегося сибирского предпринимателя Михаила Константиновича Сидорова.
М. К. Сидоров родился в Архангельске в 1823 г. в купеческой семье. В десять лет его определили в Архангельскую мужскую гимназию, но в 1842 г., учась в 6 классе, Сидоров покинул ее из-за неимоверно грубого обращения учителей с учащимися. Сидоров вместо учебы поступил на работу в контору деда – старшего биржевого маклера при Архангельском порте, а затем перешел на службу к своему дяде, занимавшемуся торговлей с зарубежными странами. Вся атмосфера Архангельска, связанная с судами и заморской торговлей, все более занимала молодого архангелогородца. Он вспоминал позже: «Я не моряк, но полюбил море еще в 1841 г. В лето того года я отправился из Архангельска в Соловецкий монастырь на судне. Буря унесла нас к берегам Новой Земли. И мы вместо суток плавали около месяца. На судне познакомился я с матросом, который своими рассказами о пребывании его на Новой Земле, под командою штурманского офицера С. А. Моисеева, о двух зимовках там, в 1837 и 1838 гг., до того очаровал меня, что я с того времени полюбил море и хотел сделаться полезным в открытии пути морем в Сибирь и обратно».
Заинтересовали Сидорова и рассказы соловецких монахов, в среде которых сохранились предания о плавании поморов по южной части Карского моря более чем за 300 лет до этого. Сидоров решил довести свои соображения об организации торговых плаваний в устье Енисея до крупного купца коммерции, советника В. А. Попова, который имел в Архангельске свои верфи и суда и был хорошо известен своей коммерческой деятельностью в Европе.
В. А. Попов посоветовал ему отправиться на Енисей и заняться исследованием естественных богатств, которые из Сибири можно будет поставлять морем через устье Енисея, а уже затем изучить возможность плавания из Енисея в Европу и обратно.
Сидоров уехал в Красноярск, где поступил домашним учителем к золотопромышленнику Б. Н. Латкину. Вскоре дельный и грамотный молодой человек стал вести переписку золотопромышленника. А после женитьбы на дочери Латкина Ольге Васильевне он сам занялся золотопромышленным делом. В короткое время Сидоров открыл 200 золотых приисков, которые передавал или разрабатывал сам в содружестве с другими золотопромышленниками.
К началу 50-х гг. XIX в. М. К. Сидоров стал миллионером и развернул широкую деятельность по исследованию Сибири и Русского Севера, развитию там промышленности и торговли, ознакомлению России и Европы с богатствами этого края, по открытию морского пути через Карское море в устья Оби и Енисея, развитию мореходства на Мурманском берегу, по Ледовитому океану и рекам, в него впадающим, потратив на эти цели с 1852 по 1882 г. 1,7 млн р.
По инициативе и при материальной поддержке М. К. Сидорова свои исследовательские плавания в Карском море совершил лейтенант Павел Павлович Крузенштерн — внук руководителя первого кругосветного плавания российских судов, адмирала Ивана Федоровича Крузенштерна. Сидоров также обещал предоставить безвозмездно 5000 пудов графита для отправки на шхуне «Ермак», если он прибудет по морю в устье Енисея летом 1862 г.
Отец П.П.Крузенштерна, капитан-лейтенант Павел Иванович Крузенштерн (впоследствии вице-адмирал), в 1849 г. на собственной шхуне «Ермак» водоизмещением 150 т, построенной в Сороках (на Оне́жской губе), направился в Карское море. Выйдя из Сорок слишком поздно (30 августа), он дошел только до устья Мезени. В следующем году он прошел немного дальше – до устья реки Инди́ги, расположенного на северо-востоке Чёшской губы.
В 1860 г. «Ермак» под командой П. П. Крузенштерна (он еще юношей участвовал в двух предыдущих плаваниях «Ермака») сумел пройти Карские Ворота и вышел в Карское море, но вскоре возвратился из-за недостаточного снабжения.
В 1862 г. П. П. Крузенштерн вышел из устья Печоры на двух судах – шхуне «Ермак» и небольшой яхте «Эмбрио». В конце августа оба судна у восточного входа в Югорский Шар были окружены льдами. Яхта все же смогла выбраться по небольшим разводьям из ледового плена и 25 сентября возвратилась в устье Печоры. «Ермак», затертый льдами, стал дрейфовать на восток.
7 сентября моряки «Ермака» увидели берега Ямала. Начались сильнейшие сжатия льдов и можно было ожидать худшего – гибели шхуны. Моряки вынесли продовольствие и походное снаряжение на лед. В корпусе из-за сжатий появилась течь, трюм залило водой. 19 сентября в точке с координатами 69°57 с. ш. и 66°02 в. д. моряки оставили шхуну и направились по льду к берегу.
Путь по торосистому осеннему льду оказался очень трудным. Пришлось оставить шлюпку, которую тащили моряки, а расположенные на ней припасы распределить для переноса на себе. Один из моряков, переносивший запас водки, напился и, мертвецки пьяный, свалился на лед. Решено было оставить его на льду, а «для скорейшего протрезвления» раздеть до рубахи. К удивлению всех, на следующий день моряк догнал товарищей и проследовал со всеми дальше.
Через 8 суток после начала пешего перехода моряки добрались до побережья Ямала, где встретили местных ненцев. Далее на оленях моряки благополучно добрались до Обдо́рска (теперь Салеха́рд).
Эти неудачные плавания послужили основанием для заявления фактического руководителя Русского географического общества, адмирала Федора Петровича Литке о том, что «морское сообщение с Сибирью принадлежит к числу вещей невозможных».
Продолжение борьбы М. К. Сидорова за проведение полярных исследований
Но даже такое авторитетное мнение, как мнение Ф. П. Литке, не повлияло на деятельность М. К. Сидорова, убежденного в обратном. Он продолжал настаивать на проведении исследований в районах Русского Севера. Еще в 1859 г. он подал енисейскому губернатору записку о возможности мореплавания от Мурманского побережья в Сибирь, но на его доводы чиновники не прореагировали.
Тогда Сидоров представил в Русское географическое общество, расположенное в Петербу́рге, записку, в которой сообщил о намерении отправить за свой счет судно в устье Енисея и просил выдать для команды этого судна инструкцию по проведению научных наблюдений. Вместе с тем он попросил Географическое общество принять от него довольно значительную по тем временам сумму денег – 2000 фунтов стерлингов – для того, чтобы наградить ею первое судно, которое войдет с моря в устье Оби или Енисея. Географическое общество согласилось с отрицательным мнением на сей счет вице-председателя адмирала Ф. П. Литке и денег не приняло, ссылаясь на то, что «у нас, русских, еще нет такого моряка, который решился бы плыть морем в устье Енисея».
М. К. Сидоров предложил эти деньги для той же цели Вольно-экономическому обществу, но и там его предложение не прошло, хотя многие члены общества поддержали его. Только после этого Сидоров отправился в Англию, где обратился за помощью к председателю Лондонского географического общества сэру Родерику Мурчисону. При его содействии в течение месяца была организована кампания, которая в 1863 г. должна была отправить за графитом к устью Енисея торговое судно.
Кампания послала для исследования фарватера и бара в устье Енисея англичанина Банистера, который 5 января 1863 г. прибыл в Красноярск. Но чинимые российскими чиновниками препятствия и грубое обращение енисейского губернатора вынудили его отправиться обратно.
В 1867 г. М. К. Сидоров представил наследнику престола – цесаревичу Александру Александровичу — записку «О средствах вырвать Север России из его бедственного положения», в которой предлагал план конкретных действий для реализации указанного в заголовке. Воспитатель цесаревича, генерал-адъютант Н. В. Зиновьев ответил Сидорову по поводу данной записки: «Так как на Севере постоянные льды и хлебопашество невозможно, и никакие другие промыслы немыслимы, то, по моему мнению и моих приятелей, необходимо народ удалить с Севера во внутренние страны государства, а вы хлопочете наоборот и объясняете о каком-то Гольфштреме, которого на Севере быть не может. Такие идеи могут проводить только помешанные». Естественно, что и этой записке Сидорова не было дано никакого хода, несмотря на то, что на этот раз она была одобрена собранием Вольно-экономического общества и признана наконец «заслуживающею полного внимания и одобрения».
Характерна реакция Министерства государственных имуществ на призывы М. К. Сидорова организовать использование богатейших биологических ресурсов морей Севера: «Люди, не имеющие естественно-исторических сведений и не сильные в зоологии, как Сидоров, в состоянии возобновлять предложение завести лов у берегов Лапландии (так в те времена называли Кольский полуостров. – Прим. авт.). Что касается поездки за морским звероловством как на Новую Землю и Шпицберген, то поездки эти были неправильным промыслом, были своего рода азартною игрою, где ставкою была жизнь человека, что упадок новоземельских и шпицбергенских промыслов свидетельствует скорее о том, что миновали неестественные условия, которые некогда заставляли северян заниматься рискованным и малоприбыльным делом и лишали возможности употреблять свои труды более верным, более экономическим образом». Теперь-то мы знаем, что М. К. Сидоров оказался совершенно прав и Баренцево море стало впоследствии крупным рыболовным районом России. Знаем мы и то, как воспользовались норвежские промышленники пренебрежением российских чиновников к развитию звероловных промыслов в Поморье, успешно занимаясь этими промыслами в наших водах.
Крупное состояние М. К. Сидорова дало ему возможность широко обследовать район нижнего Енисея (от устья Подкаменной Тунгуски до Енисейского залива) и прилегающие земли с запада на восток от реки Таз до Анабары, где были обнаружены крупные запасы каменной соли, залежи каменного угля, графита, точильного камня, железные и медные руды, открыто золото, найдены великолепные леса, ценные дикорастущие растения, большое количество рыбы, птиц и зверей. Сидоров показал, что в южной части этого края можно выращивать хлеб и овощи. Он не раз отправлял на русские и международные выставки превосходно оформленные коллекции образцов богатств недр и всей природы Русского Севера: уголь с Печоры, нефть и горючий сланец с Ухты, графит с притока Енисея реки Куре́йки (который обнаружил там сам М. К. Сидоров), жемчуг, серебро, золотые самородки.
Для доставки всех этих богатств коротким и дешевым морским путем в Россию и Европу М. К. Сидоров решил провести всесторонние исследования по определению доступности для плавания судов Обской и Тазовской губ. В 1862–1864 гг. он посылал описные партии под начальством вольных штурманов. Благодаря их работе ему удалось опровергнуть мнение, будто бы льды мешают круглый год, даже в августе и сентябре, плаванию судов по этим заливам. По описям, доставленным сотрудниками Сидорова, Гидрографический департамент даже внес исправления в некоторые карты Сибири.
М. К. Сидоров завел суда для плавания по Оби, Тазу, Турухану и Енисею и обратился за разрешением прорыть канал между Туруханом, впадающим в Енисей, и Тазом, впадающим в Тазовскую губу. Сидоров предложил через 45 лет передать канал в собственность местных жителей. Сибирский генерал-губернатор Корсаков ответил: «Если бы канал был нужен, то он был бы построен и без Сидорова, а так как этот канал не нужен и проведение его на Севере решительно невозможно, то в просьбе Сидорову отказать».
Сидорову отказали в разрешении, несмотря на то что к этому времени он завел на Турухане пароход и успел доставить вверх по реке на 400 верст до реки Блудная несколько тысяч пудов графита, а с Иртыша через Обскую и Тазовскую губы и вверх по Тазу до часовни Святого Василия доставил хлеб и рабочих для сооружения канала.
Не находя со стороны властей поддержки проекта открытия морского пути в устья Оби и Енисея, М. К. Сидоров в 1868 г. отправился в Норвегию, где обсуждал вопросы о плавании в Карском море с норвежскими тюленебоями. Он встречался со шведским полярным исследователем, профессором Нильсом Адольфом Эриком Норденшельдом, которого сразу же заинтересовал своими проектами. Уже на следующий год Норденшельд сообщил Сидорову о своей готовности принять участие в рекогносцировочной экспедиции в устье Енисея. Сидоров немедленно сообщил Русскому географическому обществу об этом и заодно запросил «не признает ли оно полезным воспользоваться предложением и услугами профессора Норденшельда и отдельно или совокупно с Швецией и Норвегией отправить экспедицию с учеными с обеих сторон». Но и на этот раз предложение Сидорова не было принято.
М. К. Сидоров решил самостоятельно обследовать морской путь на Енисей. В мае 1869 г. он купил в Кронштадте пароход «Георгий», нанял команду и обеспечил ее годовым содержанием. 25 июня Сидоров отправил телеграмму городскому голове Енисейска Баландину: «Я еду завтра морем Енисейск на пароходе, имеющем осадку 7 футов (2,1 м. – Прим. авт.). Прошу вас послать Енисейский залив лоцмана, который бы с 1 августа ждал пароход до 20-го и мог перевести его в Енисейск и приготовить дров у Толстого Носа для плавания Енисеем вперед и обратно. Лоцман должен ждать против Крестового Острова или ниже Гольчихи и Зимовья Зырянского и поставить маяк с флагом там, где будет ждать».
3 июля М. К. Сидоров на «Георгии» вышел из Петербурга и уже 27 июля прибыл к устью Печоры. Там, у островов Гуляевские Кошки, обрамляющих Печорскую губу с севера, сел на мель зафрахтованный им английский пароход «Софольк» с 1000 т угля для «Георгия». При посадке на мель на английском пароходе были поломаны винты. Спасательные работы продолжались до 10 сентября. В довершение всего оказалось, что «Софольк» доставил уголь весьма низкого качества.
Тем не менее 11 сентября М.К.Сидоров направился в Карское море. Вследствие густых туманов, а также по настоянию членов команды, явно не готовой к плаванию в таких сложных полярных условиях, Сидоров вынужден был возвратиться на зимовку в Печору.
Именно тогда, в 60-е гг. XIX в., М. К. Сидоров составил завещание, в котором основную часть миллионного наследства он предполагал обратить «на пользу человеческую – для поощрения русских изобретений, особенно – по мореплаванию», для организации морских училищ на севере России, в том числе и для подготовки «мореходов и ремесленников между самоедами, юраками, долганами, якутами, лопарями… на образование из них докторов».
После отказа Русского географического общества объявить о назначенной Сидоровым премии в 2000 фунтов стерлингов для первого судна, достигшего с моря устья Оби или Енисея, соответствующее объявление было сделано в заграничных журналах. На это
объявление отозвался английский капитан Джозеф Виггинс. 17 августа 1874 г пароход «Диана» – первое паровое судно, плававшее в Карском море, – под его командой достиг северного входа в Обскую губу.
До конца XIX в. Д. Виггинс 11 раз приводил торговые пароходы в устья Оби и Енисея, но совсем не просто было ему преодолевать человеческую косность. По словам М. К. Сидорова, «и из наших соотечественников немногие сочувствовали Виггинсу, да и в Англии было немного таких лиц, которые находили возможным мореплавание в Сибирь».
В 1876 г. на средства, предоставленные главным образом известным предпринимателем, золотопромышленником и общественным деятелем Сибири Александром Михайловичем Сибиряковым, была организована экспедиция А. Э. Норденшельда на зафрахтованном, довольно большом транспортном пароходе «Ymer» (400 т) для плавания в устье Енисея. Плавание в Карском море прошло успешно. В северной части Енисейского залива был обнаружен большой остров, названный Норденшельдом в честь Сибирякова. Это название закрепилось на географических картах, хотя до плавания Норденшельда этот остров был уже известен сибирским мореходам под названием остров Кузькина.
Кузька (фамилия его неизвестна) был участником плавания Рахманина в 1780 г. по Енисею до его устья. Именно тогда он и посетил остров, названный его именем. Кузька провел несколько лет на Енисейском заливе. По словам М. К. Сидорова, «Кузька был до того уважаем на берегах Енисейского залива мореходами, что товарищи его назвали именем его реку и становье».
Экспедиция А. Э. Норденшельда провела ценные научные наблюдения. Например, в противоположность господствовавшему тогда мнению оказалось, что Карское море характеризуется наличием богатой фауны. «Ymer» доставил в устье Енисея товары – первые, прошедшие западным участком Северного морского пути в устье Енисея в XIX в. В том же году грузы на Енисей (в Курейку) были доставлены и Д. Виггинсом на пароходе «Темза», но местные власти, ссылаясь на отсутствие на Нижнем Енисее таможни, их конфисковали и освободили только после продолжительных хлопот в Петербурге. Так что 1876 год явился годом начала реализации планов М. К. Сидорова и А.М.Сибирякова по доставке товаров пароходами через Карское море в устье Енисея и вывозу оттуда богатств Сибири.
предоставленные главным образом известным предпринимателем, золотопромышленником и общественным деятелем Сибири Александром Михайловичем Сибиряковым, была организована экспедиция А. Э. Норденшельда на зафрахтованном, довольно большом транспортном пароходе «Ymer» (400 т) для плавания в устье Енисея. Плавание в Карском море прошло успешно. В северной части Енисейского залива был обнаружен большой остров, названный Норденшельдом в честь Сибирякова. Это название закрепилось на географических картах, хотя до плавания Норденшельда этот остров был уже известен сибирским мореходам под названием остров Кузькина.
Кузька (фамилия его неизвестна) был участником плавания Рахманина в 1780 г. по Енисею до его устья. Именно тогда он и посетил остров, названный его именем. Кузька провел несколько лет на Енисейском заливе. По словам М. К. Сидорова, «Кузька был до того уважаем на берегах Енисейского залива мореходами, что товарищи его назвали именем его реку и становье».
Экспедиция А. Э. Норденшельда провела ценные научные наблюдения. Например, в противоположность господствовавшему тогда мнению оказалось, что Карское море характеризуется наличием богатой фауны. «Ymer» доставил в устье Енисея товары – первые, прошедшие западным участком Северного морского пути в устье Енисея в XIX в. В том же году грузы на Енисей (в Курейку) были доставлены и Д. Виггинсом на пароходе «Темза», но местные власти, ссылаясь на отсутствие на Нижнем Енисее таможни, их конфисковали и освободили только после продолжительных хлопот в Петербурге. Так что 1876 год явился годом начала реализации планов М. К. Сидорова и А.М.Сибирякова по доставке товаров пароходами через Карское море в устье Енисея и вывозу оттуда богатств Сибири.
Необычайное плавание шхуны «Утренняя заря»
В 1876 г. в Енисейске на средства М. К. Сидорова была построена шхуна «Северное сияние». 13 июля шхуна под командой «вольного шкипера» Давыда Ивановича Шваненберга отправилась из Енисейска вниз по реке с целью выйти в Карское море и плыть на запад, а затем вокруг Скандинавии в Петербург. Экипаж шхуны состоял из штурмана Густава Нумелина, фельдшера и по совместительству повара Чеснокова, матросов Табурина и Короткова. На шхуну погрузили образцы древесины енисейских лесов, коллекции для Петербургского и Московского университетов, зверей и птиц для Петербургского зоологического сада.
16 сентября шхуна вышла в Енисейский залив, где ее встретили сильные ветры, штормы, которыми разорвало главные паруса, и морозы. Д. И. Шваненберг возвратился в устье Енисея и стал на зимовку у Ма́ло-Бре́ховских островов.
Оттуда Шваненберг на собачьих упряжках отправился вверх по реке с надеждой приобрести где-нибудь парусину для пошива парусов. Капитан зимовавшего в устье Курейки английского парохода «Темза» Д. Виггинс согласился продать ему парусину, но прибывший местный пристав запретил продажу иностранной парусины, ссылаясь на отсутствие на Нижнем Енисее таможни. По этому поводу Шваненберг и пристав поссорились. В отместку пристав запретил старшине ближайшего к месту зимовки шхуны селения Толстый Нос снабжать моряков свежим мясом.
Моряки шхуны зимовали в построенной из плавника хижине. Вскоре звери и птицы, бывшие на шхуне, погибли от холода и голода. Заболели цингой Табурин и Коротков. Старшина селения не продал прибывшему туда на собачьей упряжке Нумелину свежего мяса. Пропал без вести Чесноков, поехавший в то же селение за мясом. Нумелин отправился в Гольчиху и там сумел получить у местных жителей тушу оленя. Когда он прибыл на место зимовки, оба матроса уже были мертвыми. Оставшись один, Нумелин сумел выжить и даже не прекращал проведение метеорологических наблюдений.
29 апреля 1877 г. к месту зимовки прибыли на собачьих упряжках посланные Д. И. Шваненбергом на помощь штурман Мейвальд, ссыльный солдат Андрей Цибуленко (ранее он был военным писарем и попал в Сибирь за «неповиновение фельдфебелю») и два рабочих-ненца. Нумелин к тому времени заболел и был в бреду. Хорошая пища и уход скоро поставили его на ноги.
Во время весеннего паводка и ледохода шхуна была залита водой, повреждена и выброшена на берег в версте от места зимовки. 6 июня из Дудинки на речном пароходе возвратился к шхуне Д. И. Шваненберг с новым матросом Кузиком. Зимой, после неудачных попыток приобрести парусину в Сибири, он добрался до Петербурга, где М. К. Сидоров дал ему 25 000 р. и разрешил в случае невозможности отремонтировать «Северное сияние» приобрести новое судно.
Выяснив, что «Северное сияние» для дальнейшего плавания не пригодно, Д. И. Шваненберг с командой поплыли на шлюпке вверх по Енисею, рассчитывая приобрести или заказать новое судно. Вскоре они встретили парусную шхуну «Ибис», на которой находились английский коммерсант Сибом и капитан Д. Виггинс с командой «Темзы». После завершения зимовки Виггинс повел «Темзу» с грузом графита в Енисейский залив для дальнейшего плавания к берегам Англии, но у Игарки пароход сел на мель и был оставлен командой. Шваненберг сумел приобрести у англичан шхуну со всем снаряжением.
1 августа Д. И. Шваненберг поднял на «Ибисе» русский флаг и назвал судно «Утренняя заря». Длина шхуны была 56 футов, ширина – 14 футов, высота борта – 6 футов, осадка – менее 3,3 футов (соответственно 17,08; 4,27; 1,8 и менее 1 м. – Прим. авт.), грузоподъемность – около 3000 пудов (48 т). Команду шхуны на историческом переходе устье Енисея – Петербург составили 5 человек: капитан Д. И. Шваненберг, штурманы Г. Нумелин и Мейвальд, матросы Кузик и А. Цибуленко. Научные коллекции и образцы сибирских товаров с «Северного сияния» были перегружены на «Утреннюю зарю». Кроме того, во время захода в Гольчиху там были собраны для Академии наук коллекции предметов быта (одежда, орудия труда, вооружение, предметы религиозного культа) племен, населявших район Нижнего Енисея.
9 августа шхуна вышла из Гольчихи, прошла в Енисейский залив и 12 августа подошла к острову Белый. Там на берегу был поднят русский флаг, оставлена записка о посещении и собраны ботанические и геологические коллекции.
Далее капитан решил идти в Байдарацкую губу, чтобы высадить там ссыльного А. Цибуленко и взять взамен другого матроса. Но свежие ветры отнесли шхуну далеко на северо-запад, почти к проливу Маточкин Шар. Именно там судно встретило тяжелые льды. Д. И. Шваненберг вспоминал впоследствии: «И здесь-то во время тумана мы встретили льды до трех сажен высоты и потому надобно было итти обратно. Вообще много раз мы возвращались назад и ходили в разные стороны, отыскивая проходы между льдами, так что невозможно было заметить на карте всех извилин нашего пути. Он определялся положением льдов… По нашим наблюдениям, мы были у Маточкина Шара, у которого стоял сплошной лед, и, следовательно, надобно было отказаться от намерения пройти Маточкиным Шаром. Мы пошли к Карским Воротам возле сплошного льда, пробираясь во время тумана между льдами».
17 августа при ударе о лед были повреждены форштевень и руль. Шхуна стала на якорь и поломки быстро устранили. На подходе к Карским Воротам снова при ударе о лед был поврежден форштевень, внутрь корпуса стала поступать вода, а помпа в этот момент вышла из строя. Тогда трое членов команды стали вычерпывать воду ведрами, а двое приступили к ремонту форштевня. К счастью, ветер утих и море было спокойно, так что и на этот раз удалось исправить повреждение.
18 августа шхуна прошла Карские Ворота, но и на этом участке пути случалось всякое: один раз чуть не наскочили на небольшой подводный камень, в другой раз чуть не сели на мель. Пройдя благополучно по Баренцеву морю, 29 августа шхуна стала на якорь у мыса Цып-Наволок (полуостров Рыбачий). Поморы устроили героическому экипажу шхуны теплый прием.
А далее были горячие встречи в норвежских и шведских портах, где моряки и общественность приветствовали героев «Утренней зари». Во время пребывания шхуны в Стокгольме капитан Д. И. Шваненберг сделал сообщение о плавании «Утренней зари» в Шведской академии наук. «Уважение к нашим морякам до того было велико в Норвегии, Швеции и Финляндии, – писал М. К. Сидоров, – что даже дамы, являвшиеся для осмотра шхуны, награждали капитана своими фотографическими карточками и букетами и писали ему стихи о победе, совершенной над грозной стихией».
На кронштадтском рейде к шхуне сразу же подошел полицейский катер. Полиция, получившая от русских консулов сведения, что на шхуне находится ссыльный солдат А. Цибуленко, произвела тщательный обыск, арестовала Цибуленко и в кандалах увезла его в каземат.
Наконец Обществу содействия русскому торговому мореходству удалось выхлопотать «Утренней заре» разрешение пройти в Петербург. 19 ноября 1877 г. шхуна стала на якорь у таможни на Васильевском острове против Мраморного дворца. Несмотря на поздний час команде была устроена торжественная встреча. На шхуне побывали многие моряки, представители общественных организаций и научных обществ.
22 ноября балтийские моряки в зале Морского музея устроили в честь М.К.Сидорова и моряков шхуны обед, на котором так и не было А. Цибуленко. Правда, вскоре он был освобожден и даже награжден серебряной медалью. Особенно тепло приветствовали М. К. Сидорова и Д. И. Шваненберга члены обществ содействия русской промышленности и торговому мореходству. М. К. Сидоров был избран почетным членом Общества содействия русской промышленности. В числе многих приветствий Сидоров получил телеграмму от А. Э. Норденшельда, готовившегося в это время к первому в истории сквозному плаванию по Северному морскому пути на пароходе «Вега», успешно выполненному им в 1878–1879 гг.: «Сердечное поздравление смелому подвигу, который всегда будет вспоминаться с гордостью в летописях русского мореходства. Пусть «Утренняя заря» развеет мрак, который препятствовал верному суждению о состоянии судоходства в Сибири».
Попытки установить торговый путь, связывающий русские порты Баренцева и Белого морей с устьями Оби и Енисея, были предприняты во второй половине XIX в. и связаны они с именем выдающегося сибирского предпринимателя Михаила Константиновича Сидорова.
М. К. Сидоров родился в Архангельске в 1823 г. в купеческой семье. В десять лет его определили в Архангельскую мужскую гимназию, но в 1842 г., учась в 6 классе, Сидоров покинул ее из-за неимоверно грубого обращения учителей с учащимися. Сидоров вместо учебы поступил на работу в контору деда – старшего биржевого маклера при Архангельском порте, а затем перешел на службу к своему дяде, занимавшемуся торговлей с зарубежными странами. Вся атмосфера Архангельска, связанная с судами и заморской торговлей, все более занимала молодого архангелогородца. Он вспоминал позже: «Я не моряк, но полюбил море еще в 1841 г. В лето того года я отправился из Архангельска в Соловецкий монастырь на судне. Буря унесла нас к берегам Новой Земли. И мы вместо суток плавали около месяца. На судне познакомился я с матросом, который своими рассказами о пребывании его на Новой Земле, под командою штурманского офицера С. А. Моисеева, о двух зимовках там, в 1837 и 1838 гг., до того очаровал меня, что я с того времени полюбил море и хотел сделаться полезным в открытии пути морем в Сибирь и обратно».
Заинтересовали Сидорова и рассказы соловецких монахов, в среде которых сохранились предания о плавании поморов по южной части Карского моря более чем за 300 лет до этого. Сидоров решил довести свои соображения об организации торговых плаваний в устье Енисея до крупного купца коммерции, советника В. А. Попова, который имел в Архангельске свои верфи и суда и был хорошо известен своей коммерческой деятельностью в Европе.
В. А. Попов посоветовал ему отправиться на Енисей и заняться исследованием естественных богатств, которые из Сибири можно будет поставлять морем через устье Енисея, а уже затем изучить возможность плавания из Енисея в Европу и обратно.
Сидоров уехал в Красноярск, где поступил домашним учителем к золотопромышленнику Б. Н. Латкину. Вскоре дельный и грамотный молодой человек стал вести переписку золотопромышленника. А после женитьбы на дочери Латкина Ольге Васильевне он сам занялся золотопромышленным делом. В короткое время Сидоров открыл 200 золотых приисков, которые передавал или разрабатывал сам в содружестве с другими золотопромышленниками.
К началу 50-х гг. XIX в. М. К. Сидоров стал миллионером и развернул широкую деятельность по исследованию Сибири и Русского Севера, развитию там промышленности и торговли, ознакомлению России и Европы с богатствами этого края, по открытию морского пути через Карское море в устья Оби и Енисея, развитию мореходства на Мурманском берегу, по Ледовитому океану и рекам, в него впадающим, потратив на эти цели с 1852 по 1882 г. 1,7 млн р.
По инициативе и при материальной поддержке М. К. Сидорова свои исследовательские плавания в Карском море совершил лейтенант Павел Павлович Крузенштерн — внук руководителя первого кругосветного плавания российских судов, адмирала Ивана Федоровича Крузенштерна. Сидоров также обещал предоставить безвозмездно 5000 пудов графита для отправки на шхуне «Ермак», если он прибудет по морю в устье Енисея летом 1862 г.
Отец П.П.Крузенштерна, капитан-лейтенант Павел Иванович Крузенштерн (впоследствии вице-адмирал), в 1849 г. на собственной шхуне «Ермак» водоизмещением 150 т, построенной в Сороках (на Оне́жской губе), направился в Карское море. Выйдя из Сорок слишком поздно (30 августа), он дошел только до устья Мезени. В следующем году он прошел немного дальше – до устья реки Инди́ги, расположенного на северо-востоке Чёшской губы.
В 1860 г. «Ермак» под командой П. П. Крузенштерна (он еще юношей участвовал в двух предыдущих плаваниях «Ермака») сумел пройти Карские Ворота и вышел в Карское море, но вскоре возвратился из-за недостаточного снабжения.
В 1862 г. П. П. Крузенштерн вышел из устья Печоры на двух судах – шхуне «Ермак» и небольшой яхте «Эмбрио». В конце августа оба судна у восточного входа в Югорский Шар были окружены льдами. Яхта все же смогла выбраться по небольшим разводьям из ледового плена и 25 сентября возвратилась в устье Печоры. «Ермак», затертый льдами, стал дрейфовать на восток.
7 сентября моряки «Ермака» увидели берега Ямала. Начались сильнейшие сжатия льдов и можно было ожидать худшего – гибели шхуны. Моряки вынесли продовольствие и походное снаряжение на лед. В корпусе из-за сжатий появилась течь, трюм залило водой. 19 сентября в точке с координатами 69°57 с. ш. и 66°02 в. д. моряки оставили шхуну и направились по льду к берегу.
Путь по торосистому осеннему льду оказался очень трудным. Пришлось оставить шлюпку, которую тащили моряки, а расположенные на ней припасы распределить для переноса на себе. Один из моряков, переносивший запас водки, напился и, мертвецки пьяный, свалился на лед. Решено было оставить его на льду, а «для скорейшего протрезвления» раздеть до рубахи. К удивлению всех, на следующий день моряк догнал товарищей и проследовал со всеми дальше.
Через 8 суток после начала пешего перехода моряки добрались до побережья Ямала, где встретили местных ненцев. Далее на оленях моряки благополучно добрались до Обдо́рска (теперь Салеха́рд).
Эти неудачные плавания послужили основанием для заявления фактического руководителя Русского географического общества, адмирала Федора Петровича Литке о том, что «морское сообщение с Сибирью принадлежит к числу вещей невозможных».
Продолжение борьбы М. К. Сидорова за проведение полярных исследований
Но даже такое авторитетное мнение, как мнение Ф. П. Литке, не повлияло на деятельность М. К. Сидорова, убежденного в обратном. Он продолжал настаивать на проведении исследований в районах Русского Севера. Еще в 1859 г. он подал енисейскому губернатору записку о возможности мореплавания от Мурманского побережья в Сибирь, но на его доводы чиновники не прореагировали.
Тогда Сидоров представил в Русское географическое общество, расположенное в Петербу́рге, записку, в которой сообщил о намерении отправить за свой счет судно в устье Енисея и просил выдать для команды этого судна инструкцию по проведению научных наблюдений. Вместе с тем он попросил Географическое общество принять от него довольно значительную по тем временам сумму денег – 2000 фунтов стерлингов – для того, чтобы наградить ею первое судно, которое войдет с моря в устье Оби или Енисея. Географическое общество согласилось с отрицательным мнением на сей счет вице-председателя адмирала Ф. П. Литке и денег не приняло, ссылаясь на то, что «у нас, русских, еще нет такого моряка, который решился бы плыть морем в устье Енисея».
М. К. Сидоров предложил эти деньги для той же цели Вольно-экономическому обществу, но и там его предложение не прошло, хотя многие члены общества поддержали его. Только после этого Сидоров отправился в Англию, где обратился за помощью к председателю Лондонского географического общества сэру Родерику Мурчисону. При его содействии в течение месяца была организована кампания, которая в 1863 г. должна была отправить за графитом к устью Енисея торговое судно.
Кампания послала для исследования фарватера и бара в устье Енисея англичанина Банистера, который 5 января 1863 г. прибыл в Красноярск. Но чинимые российскими чиновниками препятствия и грубое обращение енисейского губернатора вынудили его отправиться обратно.
В 1867 г. М. К. Сидоров представил наследнику престола – цесаревичу Александру Александровичу — записку «О средствах вырвать Север России из его бедственного положения», в которой предлагал план конкретных действий для реализации указанного в заголовке. Воспитатель цесаревича, генерал-адъютант Н. В. Зиновьев ответил Сидорову по поводу данной записки: «Так как на Севере постоянные льды и хлебопашество невозможно, и никакие другие промыслы немыслимы, то, по моему мнению и моих приятелей, необходимо народ удалить с Севера во внутренние страны государства, а вы хлопочете наоборот и объясняете о каком-то Гольфштреме, которого на Севере быть не может. Такие идеи могут проводить только помешанные». Естественно, что и этой записке Сидорова не было дано никакого хода, несмотря на то, что на этот раз она была одобрена собранием Вольно-экономического общества и признана наконец «заслуживающею полного внимания и одобрения».
Характерна реакция Министерства государственных имуществ на призывы М. К. Сидорова организовать использование богатейших биологических ресурсов морей Севера: «Люди, не имеющие естественно-исторических сведений и не сильные в зоологии, как Сидоров, в состоянии возобновлять предложение завести лов у берегов Лапландии (так в те времена называли Кольский полуостров. – Прим. авт.). Что касается поездки за морским звероловством как на Новую Землю и Шпицберген, то поездки эти были неправильным промыслом, были своего рода азартною игрою, где ставкою была жизнь человека, что упадок новоземельских и шпицбергенских промыслов свидетельствует скорее о том, что миновали неестественные условия, которые некогда заставляли северян заниматься рискованным и малоприбыльным делом и лишали возможности употреблять свои труды более верным, более экономическим образом». Теперь-то мы знаем, что М. К. Сидоров оказался совершенно прав и Баренцево море стало впоследствии крупным рыболовным районом России. Знаем мы и то, как воспользовались норвежские промышленники пренебрежением российских чиновников к развитию звероловных промыслов в Поморье, успешно занимаясь этими промыслами в наших водах.
Крупное состояние М. К. Сидорова дало ему возможность широко обследовать район нижнего Енисея (от устья Подкаменной Тунгуски до Енисейского залива) и прилегающие земли с запада на восток от реки Таз до Анабары, где были обнаружены крупные запасы каменной соли, залежи каменного угля, графита, точильного камня, железные и медные руды, открыто золото, найдены великолепные леса, ценные дикорастущие растения, большое количество рыбы, птиц и зверей. Сидоров показал, что в южной части этого края можно выращивать хлеб и овощи. Он не раз отправлял на русские и международные выставки превосходно оформленные коллекции образцов богатств недр и всей природы Русского Севера: уголь с Печоры, нефть и горючий сланец с Ухты, графит с притока Енисея реки Куре́йки (который обнаружил там сам М. К. Сидоров), жемчуг, серебро, золотые самородки.
Для доставки всех этих богатств коротким и дешевым морским путем в Россию и Европу М. К. Сидоров решил провести всесторонние исследования по определению доступности для плавания судов Обской и Тазовской губ. В 1862–1864 гг. он посылал описные партии под начальством вольных штурманов. Благодаря их работе ему удалось опровергнуть мнение, будто бы льды мешают круглый год, даже в августе и сентябре, плаванию судов по этим заливам. По описям, доставленным сотрудниками Сидорова, Гидрографический департамент даже внес исправления в некоторые карты Сибири.
М. К. Сидоров завел суда для плавания по Оби, Тазу, Турухану и Енисею и обратился за разрешением прорыть канал между Туруханом, впадающим в Енисей, и Тазом, впадающим в Тазовскую губу. Сидоров предложил через 45 лет передать канал в собственность местных жителей. Сибирский генерал-губернатор Корсаков ответил: «Если бы канал был нужен, то он был бы построен и без Сидорова, а так как этот канал не нужен и проведение его на Севере решительно невозможно, то в просьбе Сидорову отказать».
Сидорову отказали в разрешении, несмотря на то что к этому времени он завел на Турухане пароход и успел доставить вверх по реке на 400 верст до реки Блудная несколько тысяч пудов графита, а с Иртыша через Обскую и Тазовскую губы и вверх по Тазу до часовни Святого Василия доставил хлеб и рабочих для сооружения канала.
Не находя со стороны властей поддержки проекта открытия морского пути в устья Оби и Енисея, М. К. Сидоров в 1868 г. отправился в Норвегию, где обсуждал вопросы о плавании в Карском море с норвежскими тюленебоями. Он встречался со шведским полярным исследователем, профессором Нильсом Адольфом Эриком Норденшельдом, которого сразу же заинтересовал своими проектами. Уже на следующий год Норденшельд сообщил Сидорову о своей готовности принять участие в рекогносцировочной экспедиции в устье Енисея. Сидоров немедленно сообщил Русскому географическому обществу об этом и заодно запросил «не признает ли оно полезным воспользоваться предложением и услугами профессора Норденшельда и отдельно или совокупно с Швецией и Норвегией отправить экспедицию с учеными с обеих сторон». Но и на этот раз предложение Сидорова не было принято.
М. К. Сидоров решил самостоятельно обследовать морской путь на Енисей. В мае 1869 г. он купил в Кронштадте пароход «Георгий», нанял команду и обеспечил ее годовым содержанием. 25 июня Сидоров отправил телеграмму городскому голове Енисейска Баландину: «Я еду завтра морем Енисейск на пароходе, имеющем осадку 7 футов (2,1 м. – Прим. авт.). Прошу вас послать Енисейский залив лоцмана, который бы с 1 августа ждал пароход до 20-го и мог перевести его в Енисейск и приготовить дров у Толстого Носа для плавания Енисеем вперед и обратно. Лоцман должен ждать против Крестового Острова или ниже Гольчихи и Зимовья Зырянского и поставить маяк с флагом там, где будет ждать».
3 июля М. К. Сидоров на «Георгии» вышел из Петербурга и уже 27 июля прибыл к устью Печоры. Там, у островов Гуляевские Кошки, обрамляющих Печорскую губу с севера, сел на мель зафрахтованный им английский пароход «Софольк» с 1000 т угля для «Георгия». При посадке на мель на английском пароходе были поломаны винты. Спасательные работы продолжались до 10 сентября. В довершение всего оказалось, что «Софольк» доставил уголь весьма низкого качества.
Тем не менее 11 сентября М.К.Сидоров направился в Карское море. Вследствие густых туманов, а также по настоянию членов команды, явно не готовой к плаванию в таких сложных полярных условиях, Сидоров вынужден был возвратиться на зимовку в Печору.
Именно тогда, в 60-е гг. XIX в., М. К. Сидоров составил завещание, в котором основную часть миллионного наследства он предполагал обратить «на пользу человеческую – для поощрения русских изобретений, особенно – по мореплаванию», для организации морских училищ на севере России, в том числе и для подготовки «мореходов и ремесленников между самоедами, юраками, долганами, якутами, лопарями… на образование из них докторов».
После отказа Русского географического общества объявить о назначенной Сидоровым премии в 2000 фунтов стерлингов для первого судна, достигшего с моря устья Оби или Енисея, соответствующее объявление было сделано в заграничных журналах. На это
объявление отозвался английский капитан Джозеф Виггинс. 17 августа 1874 г пароход «Диана» – первое паровое судно, плававшее в Карском море, – под его командой достиг северного входа в Обскую губу.
До конца XIX в. Д. Виггинс 11 раз приводил торговые пароходы в устья Оби и Енисея, но совсем не просто было ему преодолевать человеческую косность. По словам М. К. Сидорова, «и из наших соотечественников немногие сочувствовали Виггинсу, да и в Англии было немного таких лиц, которые находили возможным мореплавание в Сибирь».
В 1876 г. на средства, предоставленные главным образом известным предпринимателем, золотопромышленником и общественным деятелем Сибири Александром Михайловичем Сибиряковым, была организована экспедиция А. Э. Норденшельда на зафрахтованном, довольно большом транспортном пароходе «Ymer» (400 т) для плавания в устье Енисея. Плавание в Карском море прошло успешно. В северной части Енисейского залива был обнаружен большой остров, названный Норденшельдом в честь Сибирякова. Это название закрепилось на географических картах, хотя до плавания Норденшельда этот остров был уже известен сибирским мореходам под названием остров Кузькина.
Кузька (фамилия его неизвестна) был участником плавания Рахманина в 1780 г. по Енисею до его устья. Именно тогда он и посетил остров, названный его именем. Кузька провел несколько лет на Енисейском заливе. По словам М. К. Сидорова, «Кузька был до того уважаем на берегах Енисейского залива мореходами, что товарищи его назвали именем его реку и становье».
Экспедиция А. Э. Норденшельда провела ценные научные наблюдения. Например, в противоположность господствовавшему тогда мнению оказалось, что Карское море характеризуется наличием богатой фауны. «Ymer» доставил в устье Енисея товары – первые, прошедшие западным участком Северного морского пути в устье Енисея в XIX в. В том же году грузы на Енисей (в Курейку) были доставлены и Д. Виггинсом на пароходе «Темза», но местные власти, ссылаясь на отсутствие на Нижнем Енисее таможни, их конфисковали и освободили только после продолжительных хлопот в Петербурге. Так что 1876 год явился годом начала реализации планов М. К. Сидорова и А.М.Сибирякова по доставке товаров пароходами через Карское море в устье Енисея и вывозу оттуда богатств Сибири.
предоставленные главным образом известным предпринимателем, золотопромышленником и общественным деятелем Сибири Александром Михайловичем Сибиряковым, была организована экспедиция А. Э. Норденшельда на зафрахтованном, довольно большом транспортном пароходе «Ymer» (400 т) для плавания в устье Енисея. Плавание в Карском море прошло успешно. В северной части Енисейского залива был обнаружен большой остров, названный Норденшельдом в честь Сибирякова. Это название закрепилось на географических картах, хотя до плавания Норденшельда этот остров был уже известен сибирским мореходам под названием остров Кузькина.
Кузька (фамилия его неизвестна) был участником плавания Рахманина в 1780 г. по Енисею до его устья. Именно тогда он и посетил остров, названный его именем. Кузька провел несколько лет на Енисейском заливе. По словам М. К. Сидорова, «Кузька был до того уважаем на берегах Енисейского залива мореходами, что товарищи его назвали именем его реку и становье».
Экспедиция А. Э. Норденшельда провела ценные научные наблюдения. Например, в противоположность господствовавшему тогда мнению оказалось, что Карское море характеризуется наличием богатой фауны. «Ymer» доставил в устье Енисея товары – первые, прошедшие западным участком Северного морского пути в устье Енисея в XIX в. В том же году грузы на Енисей (в Курейку) были доставлены и Д. Виггинсом на пароходе «Темза», но местные власти, ссылаясь на отсутствие на Нижнем Енисее таможни, их конфисковали и освободили только после продолжительных хлопот в Петербурге. Так что 1876 год явился годом начала реализации планов М. К. Сидорова и А.М.Сибирякова по доставке товаров пароходами через Карское море в устье Енисея и вывозу оттуда богатств Сибири.
Необычайное плавание шхуны «Утренняя заря»
В 1876 г. в Енисейске на средства М. К. Сидорова была построена шхуна «Северное сияние». 13 июля шхуна под командой «вольного шкипера» Давыда Ивановича Шваненберга отправилась из Енисейска вниз по реке с целью выйти в Карское море и плыть на запад, а затем вокруг Скандинавии в Петербург. Экипаж шхуны состоял из штурмана Густава Нумелина, фельдшера и по совместительству повара Чеснокова, матросов Табурина и Короткова. На шхуну погрузили образцы древесины енисейских лесов, коллекции для Петербургского и Московского университетов, зверей и птиц для Петербургского зоологического сада.
16 сентября шхуна вышла в Енисейский залив, где ее встретили сильные ветры, штормы, которыми разорвало главные паруса, и морозы. Д. И. Шваненберг возвратился в устье Енисея и стал на зимовку у Ма́ло-Бре́ховских островов.
Оттуда Шваненберг на собачьих упряжках отправился вверх по реке с надеждой приобрести где-нибудь парусину для пошива парусов. Капитан зимовавшего в устье Курейки английского парохода «Темза» Д. Виггинс согласился продать ему парусину, но прибывший местный пристав запретил продажу иностранной парусины, ссылаясь на отсутствие на Нижнем Енисее таможни. По этому поводу Шваненберг и пристав поссорились. В отместку пристав запретил старшине ближайшего к месту зимовки шхуны селения Толстый Нос снабжать моряков свежим мясом.
Моряки шхуны зимовали в построенной из плавника хижине. Вскоре звери и птицы, бывшие на шхуне, погибли от холода и голода. Заболели цингой Табурин и Коротков. Старшина селения не продал прибывшему туда на собачьей упряжке Нумелину свежего мяса. Пропал без вести Чесноков, поехавший в то же селение за мясом. Нумелин отправился в Гольчиху и там сумел получить у местных жителей тушу оленя. Когда он прибыл на место зимовки, оба матроса уже были мертвыми. Оставшись один, Нумелин сумел выжить и даже не прекращал проведение метеорологических наблюдений.
29 апреля 1877 г. к месту зимовки прибыли на собачьих упряжках посланные Д. И. Шваненбергом на помощь штурман Мейвальд, ссыльный солдат Андрей Цибуленко (ранее он был военным писарем и попал в Сибирь за «неповиновение фельдфебелю») и два рабочих-ненца. Нумелин к тому времени заболел и был в бреду. Хорошая пища и уход скоро поставили его на ноги.
Во время весеннего паводка и ледохода шхуна была залита водой, повреждена и выброшена на берег в версте от места зимовки. 6 июня из Дудинки на речном пароходе возвратился к шхуне Д. И. Шваненберг с новым матросом Кузиком. Зимой, после неудачных попыток приобрести парусину в Сибири, он добрался до Петербурга, где М. К. Сидоров дал ему 25 000 р. и разрешил в случае невозможности отремонтировать «Северное сияние» приобрести новое судно.
Выяснив, что «Северное сияние» для дальнейшего плавания не пригодно, Д. И. Шваненберг с командой поплыли на шлюпке вверх по Енисею, рассчитывая приобрести или заказать новое судно. Вскоре они встретили парусную шхуну «Ибис», на которой находились английский коммерсант Сибом и капитан Д. Виггинс с командой «Темзы». После завершения зимовки Виггинс повел «Темзу» с грузом графита в Енисейский залив для дальнейшего плавания к берегам Англии, но у Игарки пароход сел на мель и был оставлен командой. Шваненберг сумел приобрести у англичан шхуну со всем снаряжением.
1 августа Д. И. Шваненберг поднял на «Ибисе» русский флаг и назвал судно «Утренняя заря». Длина шхуны была 56 футов, ширина – 14 футов, высота борта – 6 футов, осадка – менее 3,3 футов (соответственно 17,08; 4,27; 1,8 и менее 1 м. – Прим. авт.), грузоподъемность – около 3000 пудов (48 т). Команду шхуны на историческом переходе устье Енисея – Петербург составили 5 человек: капитан Д. И. Шваненберг, штурманы Г. Нумелин и Мейвальд, матросы Кузик и А. Цибуленко. Научные коллекции и образцы сибирских товаров с «Северного сияния» были перегружены на «Утреннюю зарю». Кроме того, во время захода в Гольчиху там были собраны для Академии наук коллекции предметов быта (одежда, орудия труда, вооружение, предметы религиозного культа) племен, населявших район Нижнего Енисея.
9 августа шхуна вышла из Гольчихи, прошла в Енисейский залив и 12 августа подошла к острову Белый. Там на берегу был поднят русский флаг, оставлена записка о посещении и собраны ботанические и геологические коллекции.
Далее капитан решил идти в Байдарацкую губу, чтобы высадить там ссыльного А. Цибуленко и взять взамен другого матроса. Но свежие ветры отнесли шхуну далеко на северо-запад, почти к проливу Маточкин Шар. Именно там судно встретило тяжелые льды. Д. И. Шваненберг вспоминал впоследствии: «И здесь-то во время тумана мы встретили льды до трех сажен высоты и потому надобно было итти обратно. Вообще много раз мы возвращались назад и ходили в разные стороны, отыскивая проходы между льдами, так что невозможно было заметить на карте всех извилин нашего пути. Он определялся положением льдов… По нашим наблюдениям, мы были у Маточкина Шара, у которого стоял сплошной лед, и, следовательно, надобно было отказаться от намерения пройти Маточкиным Шаром. Мы пошли к Карским Воротам возле сплошного льда, пробираясь во время тумана между льдами».
17 августа при ударе о лед были повреждены форштевень и руль. Шхуна стала на якорь и поломки быстро устранили. На подходе к Карским Воротам снова при ударе о лед был поврежден форштевень, внутрь корпуса стала поступать вода, а помпа в этот момент вышла из строя. Тогда трое членов команды стали вычерпывать воду ведрами, а двое приступили к ремонту форштевня. К счастью, ветер утих и море было спокойно, так что и на этот раз удалось исправить повреждение.
18 августа шхуна прошла Карские Ворота, но и на этом участке пути случалось всякое: один раз чуть не наскочили на небольшой подводный камень, в другой раз чуть не сели на мель. Пройдя благополучно по Баренцеву морю, 29 августа шхуна стала на якорь у мыса Цып-Наволок (полуостров Рыбачий). Поморы устроили героическому экипажу шхуны теплый прием.
А далее были горячие встречи в норвежских и шведских портах, где моряки и общественность приветствовали героев «Утренней зари». Во время пребывания шхуны в Стокгольме капитан Д. И. Шваненберг сделал сообщение о плавании «Утренней зари» в Шведской академии наук. «Уважение к нашим морякам до того было велико в Норвегии, Швеции и Финляндии, – писал М. К. Сидоров, – что даже дамы, являвшиеся для осмотра шхуны, награждали капитана своими фотографическими карточками и букетами и писали ему стихи о победе, совершенной над грозной стихией».
На кронштадтском рейде к шхуне сразу же подошел полицейский катер. Полиция, получившая от русских консулов сведения, что на шхуне находится ссыльный солдат А. Цибуленко, произвела тщательный обыск, арестовала Цибуленко и в кандалах увезла его в каземат.
Наконец Обществу содействия русскому торговому мореходству удалось выхлопотать «Утренней заре» разрешение пройти в Петербург. 19 ноября 1877 г. шхуна стала на якорь у таможни на Васильевском острове против Мраморного дворца. Несмотря на поздний час команде была устроена торжественная встреча. На шхуне побывали многие моряки, представители общественных организаций и научных обществ.
22 ноября балтийские моряки в зале Морского музея устроили в честь М.К.Сидорова и моряков шхуны обед, на котором так и не было А. Цибуленко. Правда, вскоре он был освобожден и даже награжден серебряной медалью. Особенно тепло приветствовали М. К. Сидорова и Д. И. Шваненберга члены обществ содействия русской промышленности и торговому мореходству. М. К. Сидоров был избран почетным членом Общества содействия русской промышленности. В числе многих приветствий Сидоров получил телеграмму от А. Э. Норденшельда, готовившегося в это время к первому в истории сквозному плаванию по Северному морскому пути на пароходе «Вега», успешно выполненному им в 1878–1879 гг.: «Сердечное поздравление смелому подвигу, который всегда будет вспоминаться с гордостью в летописях русского мореходства. Пусть «Утренняя заря» развеет мрак, который препятствовал верному суждению о состоянии судоходства в Сибири».
- ЧАЙКА СВ
- Сообщения: 1457
- Зарегистрирован: 03 Ноябрь 2011 14:29
Сидоров Михаил Константинович (1823 - 1887)
ЧАЙКА СВ » 01 Август 2016 11:09
Великий гражданин и патриот Сидоров Михаил Константинович
27.04.2014 г.
(Из книги: “Печора, Нарьян-Мар и мы”— Р.Е.Филлипов)
Многие ли северяне знают Сидорова Михаила Константиновича? Сразу же отвечаю – не многие. Знают, например, Русанова В.А., который в 1903 году проехал с экспедицией с верховьев Печоры и до выхода её в Северный Ледовитый океан и представил записку о возможности соединения Печоры с Волгой и Камой. И стоя на берегу Печоры в районе Кожвы предсказал строительство города на противоположном берегу в том месте, где стоит сейчас город Печора. За что благодарные жители этого города установили ему памятник на берегу Печоры у речного вокзала. Помнят, что он участвовал в революционном движении и совершил путешествие, к сожалению, трагическое на судне «Геркулес» и в 1913 году пропал без вести в Карском море. Память о Русанове Владимире Александровиче сохранили, так как его фигура, деяния и гибель овеяны романтикой и вполне вписывались в идеологию советского периода.
А о Сидорове Михаиле Константиновиче нашем выдающемся земляке архангелогородце — общественном деятеле, предпринимателе, купце, меценате, золотопромышленнике, писателе, исследователе русского Севера, зоологе, положившего началу речного пароходства на Печоре, и вложившего все свое миллионное состояние для экономического развития нашего края как-то не очень вспоминают. Заслуги Сидорова М.К. не забыли и высоко чтят в Сибири, в Красноярске. О нем пишут рефераты, статьи, очерки школьники, студенты, ученые. Но нам нужно знать, что деятельность этого человека, которого по праву можно назвать одним из лучших сынов России, оказала благотворное влияние не только на экономическое развитие Сибири, но и всей России и в первую очередь нашего Севера. О нем знаменитый русский академик И.М.Губкин сказал: «Побольше бы нам таких Сидоровых, и никто не осмелился назвать дореволюционную Россию страной отсталой…Очень хорошо, когда человек еще на заре своей юности ставит перед собой цель и потом всю жизнь достигает её; в таких случаях он не останавливается до тех пор, пока не остановится его сердце. Люблю таких людей: они отвечают моим представлениям о человеке…»
Давайте поговорим об этом удивительном и уникальном человеке и патриоте.
Михаил Константинович Сидоров родился в Архангельске 16 марта 1823 года в семье купца 2 гильдии, учился с 1833 года в местной гимназии, из которой был исключен в 1841 году в результате конфликта с учителем иностранцем, неуважительно относившемся к учащимся. Поступил на службу к своему деду Александру Сидорову, архангельскому лесоторговцу, прослужил у него два года, а затем в 1845 году сдал экзамен на звание домашнего учителя. Энергичный, любознательный и патриотично настроенный 18-летний юноша, увлеченный идеей промышленного развития севера, обратился к коммерческому советнику из С. Петербурга и земляку А.В.Попову, владельцу корабельной верфи в Архангельске, с предложением организовать морской путь между Сибирью и Европой. В.А.Попов давно вынашивал эту идею, и обращался к правительственным чиновникам, которые под давлением иностранцев, не заинтересованных в экономическом развитии Севера, неизменно отвечали отказом. В.А.Попов, найдя в лице М.К.Сидорова молодого энергичного единомышленника, с его помощью собрал более 400 подписей под ходатайством об учреждении частного банка для помощи отечественным предпринимателям и получил поддержку со стороны министра внутренних дел Л.А.Перовского. Первые же шаги по реализации планов Сидорова были встречены в штыки архангельским губернатором маркизом де-Траверзе и его иностранным окружением, почувствовавшим угрозу своим интересам. Губернатор приказывает арестовать Сидорова за подрыв престижа власти, за вольнодумство и в 1845 году Михаил Константинович по совету Попова уезжает в Сибирь в Красноярск. В Красноярске он устраивается делопроизводителем и домашним учителем детей золотопромышленника Василия Николаевича Латкина. В.Н.Латкин родом был из Усть-Сысольска. Коми-зырянин, талантливый исследователь и литератор прилагал немалые усилия для исследования малоизученного Печорского края, возможности судоходства на Печоре. Латкиным было опубликовано много статей с географическими сведениями этого края, изданы «Карты устья Печоры», а также статьи по различным вопросам развития промышленности. Это была не случайная встреча двух единомышленников, радеющих о благе родного края. В 1847году Сидоров по поручению В.Н.Латкина участвует в процессе против недобросовестных вкладчиков. Выиграв процесс, он стал известен в среде деловых кругов Красноярска. С этого момента начинается взлет предпринимателя М.К.Сидорова. С помощью Латкина Сидорову удалось получить разрешение на поиск и добычу золота и в 1845-1848 г. им лично был обследован Енисей и некоторые его притоки. Положительных результатов получено не было, но необходимый опыт по поиску золота был приобретен и в тоже время был хорошо изучен край. Успех пришел в 1848 году, когда он нашел месторождение золота и открыл шесть приисков. Поиски золота продолжались и в 1850 г. в районе Подкаменной Тунгуски было открыто богатое месторождение рассыпного золота. В 1852 году началась промышленная добыча золота в первых приисках. Несмотря на то, что первый доход пришлось отдать на нужды Крымской войны, успех в добыче золота позволил Михаилу Константиновичу развернуть бурную деятельность в золотопромышленности. Через 10 лет он стал владельцем до 170 приисков, из которых 35 были запущенны в работу с добычей до 1000 пудов золота, на приисках было занято до 20000 человек. Доход казны составлял до 3-х миллионов рублей.( По сообщению Генерал-губернатора Западной Сибири А.И.Дюгамеля). Сам М.К.Сидоров получил прибыль в один миллион рублей. Но у удачливого предпринимателя, проводившего достаточно самостоятельную и независимую деятельность, всегда находились недоброжелатели, завистники. Так деятельность Сидорова встревожила администрацию Восточной Сибири, опасавшуюся монополизации золотодобычи. Граф Н.Н.Муравьев-Амурский, стал административными уловками ограничивать деятельность Сидорова, в частности, ему было объявлено, что если он не внесет за свои прииски поземельную плату, то их возьмут в казну и сдадут в аренду другому лицу. А когда Сидоров внес эти деньги (около 14 тысяч рублей), печально известному военному губернатору П.Замятину было велено освидетельствовать Сидорова на принадлежность к скопческой секте, что, конечно, проверкой не подтвердилось.
Став, благодаря своему таланту, кипучей энергии, трудолюбию, обладателем миллионного состояния, Михаил Константинович Сидоров приступил к осуществлению своей заветной мечты, без которой он не мыслил свое существование, — освоению и развитию северных окраин России, развитию образования в Сибири.
Много сил и средств затрачено М.К.Сидоровым на создание университета в Сибири. Идея создания сибирского университета высказывалась еще в 1803 году. Павел Демидов пожертвовал на учреждение университета в том же году 50 тысяч рублей, и хотя эта идея получила поддержку, но дело окончилось ничем. Сидоров в 1854 году внес в фонд создания университета 6287 рублей и предложил открыть подписку среди сибирских промышленников на эти цели, но предложение не получило поддержки. В 1856 году обратился с идеей создания университета к академику Э.И.Эхвальду, предлагая 10 новых приисков от 1 до 3 млн. руб. и весь наличный капитал для реализации этой идеи и получает поддержку академика. Высокопоставленные противники Сидорова заводят против него несколько вздорных уголовных дел, позволяющих тормозить создание университета. Но эти препятствия не останавливают купца, он продолжает вести борьбу за создание университета. Михаил Константинович выступает с предложением пожертвовать на эти цели два золотых самородка общим весом 8 фунтов 81 золотников и 20 тыс. руб. С этим предложением он обращается к генерал-губернатору Западной Сибири А.О Дюгамелю, одному из немногих относившихся к деятельности купца положительно. Вопрос о создании университета рассматривался на докладе министра народного просвещения императору и получил поддержку, но сибирские власти посчитали, что в создании университета нет необходимости. Продолжая борьбу за создание сибирского университета, неукротимый Сидоров предоставляет на эти цели крупные суммы денег иркутскому губернатору К.Венцелю, генерал-губернатору Восточной Сибири Н.Н.Муравьеву-Амурскому, генерал-губернатору А.О.Дюгамелю. Деньги были получены, но были использованы на другие цели. С предложением о пожертвовании денег Сидоров обратился к центральным властям, но подобные действия местные власти простить не могли. Н.Н.Муравьев-Амурский ходатайствовал о высылке Сидорова в Архангельскую губернию, а А.О.Дюгамель сделал предложение о награждении его орденом Св. Владимира 4-й степени. В результате Сидоров не был выслан, но и не награжден. И все-таки усилия Михаила Константиновича Сидорова не пропали даром, в 1880 году был открыт Томский университет. При открытии будущему музею университета был вручен подарок Сидорова-коллекция сибирских древностей.
Смелый и независимый промышленник своей борьбой с бюрократической властью приобрел большой авторитет среди красноярцев и в 1863 году 100 голосами против 30 был выбран городским главой, но уже упоминавшийся ранее губернатор Замятин не утвердил выбор, ссылаясь на то, что это человек неблагонадежный и сидел на гауптвахте.
И все-таки главной мечтой этого великого человека было освоение Севера и Северного морского пути. Вот что он пишет в своей знаменитой книге «Север России». «Безлюдный север, с его скудной, по-видимому, природой, с его беспредельными пространствами, с его полудикими обитателями всегда поражал меня своим величием, обещающим славное будущее. Оставив на заднем плане выгодную для меня материально золотую промышленность… я перенес всецело свою деятельность и денежные средства на северные приморские окраины нашего государства». Вот именно, нашего государства, а не «этого» государства. Михаил Константинович Сидоров, написав эти строки, взял на себя всю заботу и ответственность за судьбу родного ему Севера и всех людей на нем проживающих и направил всю свою энергию, все свои материальные возможности для осуществления своей заветной мечты – процветания своего родного края.
Для того чтобы обеспечить промышленное развитие северного края нужно создавать Северный морской путь. Сидорову приходится преодолевать сопротивление местных властей, считавших, что районы Енисейского Севера не перспективны в хозяйственном и промышленном значении. В тоже время изыскательские экспедиции, организованные М.К.Сидоровым в начале 60-х годов в Туруханском, крае открыли внушительные запасы каменной соли, железных и медных руд, каменного угля, графита, точильного камня, золота. Разработка этих богатств обеспечила бы процветание этого края. Михаил Константинович начинает заниматься организацией судоходного транспортного сообщения между Сибирью и Европой. Поскольку вывоз грузов через Карское море обеспечить не представлялось возможным, Сидоров снарядил экспедицию Ю.И.Кушелевского для изыскания транспортного пути от Енисея до устья Печоры. С 17 июля до12 августа 1862 года был обследован участок от Обдорска (Салехард) до устья реки Таз, примерно в это же время проводятся интенсивные работы изучению русла Печоры и составление карты устья Печоры. В 1863 году по этому пути были поставлены военному министерству три тысячи пудов графита. Операция с транспортировкой графита принесла 30 тысяч рублей убытков, но это не огорчало его, при хорошо налаженной транспортировке он рассчитывал получить прибыль и выгоду для государства. Вот, что он писал « В этом отношении наше Отечество находится в совершенной зависимости от иностранцев. В случае войны и неполучения с острова Цейлон через иностранцев на наши казенные заводы графита, нам невозможно иметь хорошие пушки, равно и лучшую сталь для другого оружья… В Туруханском крае открыты мною громаднейшие месторождения графита, что…даже один этот материал не только спасет край от голода, но и может прокормить массы народа, если его разработка не будет подвергаться ограничениям со стороны правительства и если местное начальство не будет мешать в открытии морских путей…». Для того чтобы пробудить интерес к разработке недр Севера и Сибири и организации их доставки неутомимый предприниматель за собственный счет участвует в 25 выставках, том числе 16 всемирных, где демонстрируются экспонаты полезных ископаемых из Туруханского края, Печоры и других районов Севера. В 1862 году на Всемирной выставке в Лондоне М.К.Сидоров и В.Н.Латкин экспонируют великолепную печорскую лиственницу и высококачественный сибирский графит. Выставочная деятельность получила высокую оценку. Больших золотых и серебреных медалей удостоены экспонаты Михаила Константиновича в 1860 и 1865 годах – от Императорского Вольно-экономического общества, в 1866 году — от Императорского Русского географического общества. Награды международных выставок: серебряные и бронзовые медали в Лондоне (1862 1874 год), в Щецине (1865 год), в Брюсселе (1876 год). На всех выставках он принимал личное участие, представляя экспонаты и читая
В 1864 году М.К.Сидоров выкупил у разорившихся партнеров В.Н. Латкина, П.И.Крузенштерна (сына знаменитого мореплавателя) и Волкова паи Печорской компании и стал ее владельцем. 16 лет Сидоров добивался выделения шести десятин земли для постройки порта на Печоре, но так и не получил её. Бороться с засильем иностранных промышленников и их покровителями было, как правило, безнадежно. Этот же 1864 год можно считать годом организации речного пароходства на Печоре. В начале года Сидоровым был куплен на Волхове у петербургского заводчика Л.Э.Нобеля пароход английской постройки (двухвинтовой железный пароход, построенный в 1857 году). Скорость парохода составляла 13 верст в час в стоячей воде. Вес с машиной составлял 380 пудов. Это был пассажирский пароход, при необходимости мог буксировать до 1000 пудов клади на легкой барке. С озера Ильмень разобранное судно было привезено по железной дороге в Тверь. Там оно прошло сборку, отладку и испытания. 23 апреля пароход, названный Сидоровым «Печора», ведомый доверенным Алейниковым, быстро прошел своим ходом по Волге, Каме, Вишере, извилистой Колве, входящей в водную систему Камы, далее по Вишерке, длинному Чусовскому озеру и реке Вогулке до самого узкого волока до Печоры в районе Якши. В Чердыни на р.Колве к команде присоединился Сидоров и сам впрягся в лямку, помогая работникам тащить его через волок. Во всех важных мероприятиях Сидоров принимал самое непосредственное участие, переносил одинаковую со всеми физическую нагрузку. Но сразу, весной, спустить пароход на Печору не удалось: не хватало рабочих рук. 4 июля Сидоров, оставив судно другому своему доверенному, П.С.Мартюшеву, спустился на небольшой шхуне вниз по Печоре. И сразу же начинает изучать коварные Гуляевские кошки в Печорском море, принесшие много неприятностей мореходам. На этом не останавливается не знающий покоя Сидоров и проводит промеры глубины реки Усы и ее левого притока Лемвы. Эти реки, не знаю, какую они играют роль сейчас, но в то время им предусматривалась важная транспортная роль в планах Сидорова по переброске грузов с Оби через Уральский хребет на Печору.
28 августа 1864 года жители Троицко – Печорского погоста увидели плывущую по реке посудину досель в этих местах невиданную никогда. Чудная, удивительная железная посудина, дымя, чадя, шумя, баламутя воду, плыла по Печоре. Это был пароход «Печора», своим появлением возвестивший о начале пароходства на великой реке. Через несколько дней жители села Куи, расположенной в низовьях Печоры, радостно и торжественно встречали приплывший к ним пароход. Вот, что писал об этом событии зачинатель пароходства на Печоре Михаил Константинович Сидоров: «Пароход встретили с особым торжеством и молебствием, как предвестника оживления их страны».
Для того чтобы организовать морское речное судоходство по Печоре усилием и средствами Сидорова «…были выполнены промеры Печорского залива, определены банки и мели, открыт вход в Печорский залив с двух сторон, определен с точностью фарватер Печоры, поставлены на берегу залива знаки и около мелей суда. Напечатано на разных языках руководство к плаванию в устье Печоры и составлена всему этому в 1872 году подробная карта на английском языке для удобства мореплавателям, перевозящим с Печоры в Кронштадт лес на иностранных кораблях; определены суточные приливы и отливы в Печорском заливе и составлены их таблицы; исследован и определен фарватер для входа кораблей в Печору с океана и обозначается ежегодно знаками на протяжении 35 верст;
подготовлены из местных жителей лоцмоны для ввода и вывода кораблей…;
изучены местные условия заготовки лесов и сплава их по р. Печоре , чего прежде никогда не производилось;
исследована река Печора и составлен план, на котором обозначены фарватер, мели, пороги, острова и определена глубина».
Так гласит записка о проделанной работе по организации судоходства в ходе деятельности Сидорова на Печоре.
Став единоличным владельцем Печорской компании, купец направил усилия на развитие лесной промышленности. Местные крестьяне, заготовлявшие лес стали хорошо зарабатывать, стали прибывать переселенцы с Северной Двины. Рубили в основном печорскую лиственницу, которая намечалась на отечественное кораблестроение. Попытки организовать постройку собственных судов для перевозки леса не имела успеха из-за сопротивления губернских властей, поэтому Сидоров зафрахтовал иностранные суда и стал вывозить лиственницу в Голландию, Англию и другие европейские государства. Такое положение, когда для собственного кораблестроения используется лес, поставляемый из Америки, а собственная превосходная печорская лиственница на эти цели не идет было явно ненормальным. В конце концов, в 1867 году борьба с коррупционным чиновничеством завершилась в пользу М.К. Сидорова. Морское министерство признало, что «развитие лесной промышленности на Печоре дает возможность получить для флота превосходного качества лиственницу и тем заменить приобретаемый за границей тик».
Так после многолетней борьбы В.Н.Латкина и его зятя и друга М.К. Сидорова совершилось то, о чем они мечтали и вложили громадные средства. Впервые в истории Печоры в Кронштадт вокруг скандинавских стран была отправлена первая партия лиственницы на судне «Ломоносов». Русское судно везло русский лес, и этот лес был в три раза дешевле американского.
Михаил Константинович мечтал построить морской порт на Печоре. Город с морским портом получил бы название Югорск, «который может быть со временем будет одним из не последних в империи». Здесь он хотел организовать шкиперское училище, где дети печорцев обучались бы на штурманов со знанием навигации. Ему очень хотелось, чтобы эти молодые специалисты составили основу судоводителей на кораблях, плавающих по будущему Северному морскому пути, на создание которого он, М.К. Сидоров, его единомышленник и продолжатель его дела А. М.Сибиряков потратят много сил и средств.
Мечта о подъеме промышленного и экономического потенциала Севера, о процветании народов на нем живущих неизбежно привела к поиску и разработке ископаемых недр Печорского края. О наличии нефти на реке Ухте было известно давно. Еще племена, проживавшей здесь когда-то, чуди, из которой позже сформировались народности угро-финской группы, пользовались выходами на поверхность нефтяных продуктов для лечебных целей. Наличие нефти на Ухте было известно Петру 1, в 1697 году образцы её были отправлены в Голландию на исследование. М.В.Ломоносов проводил исследование образцов этой нефти. В 1747оду добычу нефти начал производить архангельский купец Ф.С.Прядунов, но судьба его сложилась трагически. В 1753 году он скончался в московской долговой тюрьме за неплатеж совершенно незначительной суммы налога с добытой им 1751году нефти, После этого заниматься добычей нефти на Ухте перестали.
Прошло более ста лет и ухтинской нефтью начал заниматься Сидоров. В 1868 году на левом берегу Ухты была пробурена скважина глубиной 52 метра из которой было добыто около тысячи пудов нефти. Дальнейшие работы по добыче нефти тормозились чиновниками министерства государственного имущества. Сначала отводят участок для бурения, а как только собираются бурить, работы запрещают. Заявки, отводы, разъезды, подготовительные работы, бурение скважин, исследования, оплата труда, приглашение опытных инженеров из Швеции, поездки на Кавказ для ознакомления; на все это затрачено порядка 650 тысяч рублей. Нефтепромышленникам Кавказа не нужен был конкурент, и они тоже приложили усилия, чтобы воспрепятствовать добыче нефти на севере. Сидоров считал, что лучшим топливом для пароходов, которые планировались привлечь на перевозку грузов по северному морскому пути должна быть нефть. Первый пароход «Печора» был переведен весьма успешно на жидкое топливо, на котором были установлены судовые форсунки.
Немного ранее Сидоров лично осмотрел выходы каменного угля по рекам: Илыч, Щугор, Сопляс, Большой и Малый Аранец ( здесь же им был найден графит) Сыня, Уса. Разрешения на разработку Печорского угля он не получил. Среди высокопоставленных правительственных чиновников единомышленников у М.К.Сидорова практически не было.
Масштаб личности, широта интересов, горячее желание возвеличить Север, разбудить скованные климатическими и природными особенностями потенциальные силы Севера не позволяли Михаилу Константиновичу Сидорову ограничиваться одним делом. Среди многих дел была одна из важнейших – это организация Северного морского пути. Наличие этого пути позволяло создать транспортную систему, которая обеспечивала бы перевозку грузов из Сибири в центральную часть России. Это позволило бы обеспечить население северных районов необходимыми товарами и в первую очередь теми продуктами питания, которые не производятся в условиях севера и существующая доставка которых сопряжена с большими трудностями и обходится очень дорого. Стоимость зерна, привозимого из сельскохозяйственных районов Тюмени, Ялуторовска, Шадринска, Омска речным путем по Оби на Печору по подсчетам Сидорова обходилась бы значительно дешевле при существующей системе доставки. Печорские крестьяне жаловались на дороговизну хлеба, который казна закупала по 1,5 рубля за пуд. Сидоров, ратуя за доставку хлеба из районов Сибири, убеждал власти: «…если купить пшеницу в южных округах Томской губернии по 10 коп. за пуд, доставка её до дороги через Урал будет стоить 15 коп., провоз по Печоро-Обской дороге 10 коп. и затем к устью Печоры 5 коп с пуда, следовательно, пуд пшеницы даже в устье Печоры будет стоить 40 копеек, меж тем как цена пшеницы в Одессе и С.-Петербурге от 1 руб. до 1 руб. 25 коп. за пуд…». Чтобы осуществились эти планы, Сидоров приступил к строительству дороги между Обью и Печорой, которую назвал Петровской. Работы шли полным ходом, но строительство было прервано запретом управляющего Архангельской палатой государственных имуществ Любовицким, заявившим, что в этих местах растет мох и он не позволит оленям подыхать. В то же время жители Архангельской губернии испытывали крайнюю нужду от недостатка хлеба, но это не трогало неумного чиновника.
Много сил, времени и средств затратил М.К.Сидоров для того, чтобы открыть Северо-восточный проход, так раньше называли Северо-морской путь и в первую очередь проход судов из районов Енисея и Оби через Карское море в европейские районы страны. Он знал, что если русские суда не освоят этот путь, то он будет освоен судами иностранных государств и тогда Россия потеряет приоритет в освоении Арктики. Конечно, он допускал возможность плавания иностранных судов вдоль арктический побережий России под контролем соответствующих служб империи.
Если обратиться к более ранним историческим временам, путь прохода к сибирским рекам был известен поморам и они плавали этим путем в северную столицу Сибири Мангазею, вели торговлю с местными жителями, промышляли соболя. Это был, так называемый Мангазейский морской ход. Для облегчения прохождения Карского моря поморы использовали волоки через Ямал. По этому пути поморы постепенно прошли по всему северному побережью Сибири и почти на 100 лет раньше Витуса Беринга из устья Колымы Федот Алексеевич Попов (Федот-Холмогорец) и Семен Иванович Дежнев проплыли пролив между Америкой и Азией. В 1619 году молодой царь Михаил Федорович Романов издал указ о запрете этого пути. Указ гласил: «А старою дорогою из Мангазеи Тазом рекою на Зеленую реку да на Мутную реку, да на Карскую губу и Большим морем к Архангельскому городу и на Пусто Озеро торговым и промышленным людям ходить не велено, чтобы на те места немецкие люди от Пусто озера и от Архангельского города в Мангазею дороги не узнали и в Мангазею не ездили». Указ был издан по настоянию воевод южных областей Сибири, которым хотелось иметь тоже доходы от богатств, поступающих из Восточной Сибири. Новые транспортные пути через Урал оказались дорогостоящими и трудными и почти не касались жителей европейского Севера, благодаря стараниям которых был освоен север Сибири и создан северный морской проход. Отрицательные последствия этого указа сказались на всю последующую экономическую жизнь Европейского Севера. После запрета 1619 года захирели города и села, расположенные вдоль морских и речных путей в Сибирь. В первую очередь это относится к Пустозерску, Усть-Цильме, Мезени, постепенно начала хиреть Мангазея. Экономическое развитие этих районов было остановлено и это естественно отразилось на благосостоянии населения, проживающего в этих районах. В эти же годы стал наблюдаться отток населения из северных областей Архангельской и Вологодской в районы Зауралья, где можно было обеспечить себе более достойное существование.
Так почти на 250 лет был закрыт морской проход. «Златокипящая» Мангазея исчезла, стали забываться старые торговые пути. Только иногда среди поморов ходили разговоры о том, что есть какой-то путь в восточные страны Китай, Японию. А первая волна предприимчивых, смелых и любознательных поморов превратилась в чалдонов — смуглых, крепких энергичных и шустрых русских аборигенов Восточной Сибири.
Петр 1 перед самой смертью издал указ о «Великой Северной экспедиции», написал наказ об исследовании и описании северных берегов России на всем протяжении. Это была одна из величайших экспедиций в мире по размаху, полученным результатам, по героизму и самоотверженности её участников. Молодые офицеры – руководители этой экспедиции Муравьев, Павлов, Д.В.Стерлегов, двоюродные братья Х.П. и Д.Я.Лаптевы, С.Г.Малыгин, Скуратов, Д.Л.Овцын, Ф.А.Минин, В.В.Прончищев В., М.Прончищева — первая женщина полярная исследовательница, С.И.Челюскин, руководитель 1 и 2 камчатской экспедиции Витус Беринг, а также десятки других землепроходцев навечно вписали свои имена в историю освоения Севера и географические названия островов, проливов, мысов и морей Северного Ледовитого океана. Некоторые из них сложил головы в этом многотрудном деле, некоторые стали видными деятелями Российской империи. Весь мир был потрясен результатами этой экспедиции. Карта побережья Северного Ледовитого океана усилиями этих героев была составлена.
Попытки пройти Северным морским путем не прекращаются, несмотря на препятствия, чинимые недальновидными чиновниками и некоторыми иностранными учеными Российской Академии.
В 1763 – 1764 годах по настоянию М.В.Ломоносова снаряжается экспедиция капитан — командора В.Я.Чичагова для прохода на Камчатку по Северному Ледовитому океану. Попытка пройти оказалась не удачной.
В 1821-1824 годах Федор Петрович Литке, руководивший исследованием о. Н.Земля, Баренцева, Белого морей, сделал попытку пройти Карским морем на восток, но, упершись в сплошные льды, вынужден был отказаться от попытки и до конца своих дней был убежден, что плавание на восток по Карскому морю невозможно. И от этого влиятельного адмирала и президента Академии Наук помощи в воплощении свих замыслов Сидорову ожидать не приходилось.
М.К.Сидоров тоже помор, как и М.В.Ломоносов был убежден, что плавание на восток по морям Северного Ледовитого океана возможно. В 1867 и 1868 годах М.К.Сидоров совершил поездки по портовым и индустриальным центрам Германии, Франции, Англии, Шотландии, Дании, Швеции и Норвегии с целью привлечь иностранные фирмы для организации транспортного сообщения, но риск плавания по суровым северным морям отпугивал иностранцев. Вел переговоры с шведским полярным исследователем Норденшельдом и длительную переписку на тему экспедиционного плавания на Енисей.
В марте 1869 года Сидоров получил разрешение снаряжать в течение пяти лет морские экспедиции. 2 июля этого же года он покупает в Кронштадте небольшой 85-сильный пароход «Георгий», и лично на этом пароходе отправляется вокруг Скандинавии на восток. 27 июля пароход пришел на Печору. При подготовке к отплытию в Карское море выясняется, что уголь, привезенный из Англии, оказался недоброкачественный, смешанный со строительным мусором, камнями. Поездка откладывалась на конец августа. Весь август ушел на спасение парохода, привезшего негодный уголь и засевшего на мель на Гуляевских кошках в Печорском заливе. Все эти нестыковки и недоразумения сорвали экспедицию.
До 1875 года до Енисея было совершено несколько плаваний упорным британским капитаном Виггинсом на пароходах «Диана» и «Темза», получившему премию от Сидорова, и два успешных прохода Норденшельда. Но это только половина успеха. Нужно было совершить обратное плавание, из Сибири в Европу, причем на судне местной постройки и с русским экипажем. Только тогда можно было говорить об открытии Северного морского пути, по которому возможно осуществлять перевозку торговых грузов. Для этого в Енисейске был построен деревянный клипер водоизмещением 100 тонн, получивший название «Северное сияние». На должность капитана судна Сидоров пригласил опытного судоводителя Д.И.Шваненберга, выпускника архангельских шкиперских курсов. Судно из Енисейска вышло слишком поздно, пришлось зимовать в Енисейском заливе. Зимовку судно не выдержало, было искорежено льдами и затонуло. На замену нашли судно вдвое меньше «Северного сияния» подготовили к плаванью, загрузили грузом (400 пудов графита и 200 пудов образцов леса) и 3 августа вышли, по пути купили и обменяли у жителей тундры много предметов местного быта по просьбе М.К.Сидорова. Плавание началось 9 августа 1877 года. Карское море встретило «Зарю» штормами, туманами и льдами, от которых приходилось увертываться. Дойдя до острова Белый, расположенный на оконечности полуострова Ямал, путешественники высадились на остров, собрали образцы растений, водрузили русский флаг и оставили бутылку с запиской с именами всех членов экипажа. Дойдя до Маточкина Шара встретили непроходимые льды. Попытки найти проход не принесли результата. Пошли к Карским воротам, где тоже штормило. В Карских воротах прошли мрачные скалы и выйдя из ворот, устремились на запад, борясь с боковыми и противными ветрами. Через десять дней встретились с русскими рыбаками в районе полуострова Рыбачий. Рыбаки вручили путешественникам 15 пудов свежей трески – это была первая награда отважным путешественникам.
31августа «Заря» зашла в норвежский порт Варде. Далее Тромсё, Кристансанн, Гётеборг, Стокгольм, жители этих городов воссторжено приветствовали покорителей полярного моря. Скандинавские моряки буксировали шхуну от одного порта в другой. В честь экипажа устраивались торжественные приемы. В Стокгольме шхуну посетил Норденшельд, специально прибывший для этого из Парижа.
Из столицы Швеции «Заря» взяла курс на Кронштадт. Ровно через сто дней после выхода судно прибыло в Петербург, где членов экипажа ожидал восторженный прием. Состоялись торжественные приемы и прочие церемонии. Санкт-Петербургское общество содействия русскому торговому мореходству обратилось к правительству с такими словами: «Плавание окончательно доказало возможность торговых морских сношений Сибири с Европой, что принесет огромные выгоды нашему Отечеству». В 1879 году Сидотов, Шваненберг и другие члены экипажа «Зари» были награждены «за заслуги на поприще торгового мореплавания».
Наконец Сидоров после длительной и напряженной работы по организации Северного морского пути мог сказать: «Я счастлив, что мог оказать посильную услугу моему отечеству…Недалеко то время, когда морской пароход будет отправляться по Северному океану к устью Лены и далее в Японию и Китай».
И это время неумолимо наступило. В 1878-1879 годах Экспедиция, возглавляемая Норденшельдом, совершила сквозное плавание по Северо-восточному морскому проходу на пароходе «Вега». Это была интернациональная экспедиция, которую подготовили и приняли участие общественные деятели и ученые России, Швеции, Дании, Италии. Средства выделили шведский король Оскар 11, промышленники О.Диксон, А.М.Сибиряков, М.К.Сидоров и Русское правительство. До устья Енисея «Вегу» должны сопровождать два судна, зафрактованные Сибиряковым – пароход «Фразер» и парусник «Экспресс». Они должны были снабжать «Вегу» бункерным углем и с сибирским хлебом вернуться в Европу.
4 июля 1878 года из Гетеборга отчалила флотилия кораблей, возглавляемая «Вегой» под командованием опытного полярного капитана А.Л.Паландера. Достаточно быстро миновав Баренцево и Карское моря, караван кораблей 7 августа вошел Енисейский залив. И загрузившись углем со вспомогательных судов, 10 августа «Вега» и «Лена» продолжили путь на восток. 19 августа был пройден залив Вилькицкого. Море Лаптевых было пройдено без затруднений и 28 августа суда вошли в дельту Лены. Далее на восток «Вега» пошла одна, идти пришлось во льдах, с каждым днем, становившимся все плотнее и плотнее. 9 сентября из-за плотных льдов идти дальше стало невозможно. Экспедиция была вынуждена зазимовать у чукотского поселка Питлекай в Колючинской губе. В 1879 году, как только появилась возможность плыть дальше, «Вега» отправилась в путь, и через двое суток пароход вошел в Берингов пролив. Так совершилось историческое достижение, доказавшее возможность сквозного плавания по Северному морскому пути о чем мечтал и приложил массу усилий М.К.Сидоров. Но еще много прошло времени с тех пор, прежде чем возобновились регулярные плавания по Северному морскому пути, который в настоящее время стал обычным и необходимым. Даже участники первого сквозного прохода по северным морям с запада на восток считали не нужными такие плавания и не видели необходимости них, но истинные русские патриоты видели громадную пользу в этом морском пути. В Советском Союзе первый сквозной проход совершил пароход «А.Сибиряков» под руководством капитана В.И.Воронина и начальника экспедиции О.Ю.Шмидта в 1932 году. После этого можно считать, регулярное судоходство по этому пути было открыто.
В течение многих лет Михаил Константинович Сидоров вел трудную, порой непреодолимую борьбу за осуществление своих грандиозных планов по подъему экономики дорогого ему Севера, в хозяйственное освоение которого только на крупные проекты он вложил 1700000 рублей. Не все его начинания осуществились, но своей деятельностью он дал толчок для будущего развития края. В книге «История открытия морского пути из Европы в Сибирские реки и до Берингова пролива» есть его слова «К сожалению, я не встречал ни в ком сочувствия в своей мысли: на меня смотрели как на фантазера, который жертвует всем своей несбыточной мечте. Трудна была борьба с общим мнением, но в этой борьбе меня одушевляла мысль, что если достигну цели, то мои труды и пожертвования оценить потомство…….. Итак, мои труды и пожертвования не остались бесплодными, и я счастлив, что смог оказать посильную услугу своему отечеству. Я считаю высшей для себя наградой, что дожил до того времени, когда моя мечта осуществилась. Открытие пути по Северному океану произведет большой переворот в торговых сношениях Сибири с Европой»
Для того чтобы осуществить свои планы он вел очень активную общественную и литературную работу. Им были опубликованы многочисленные статьи и книги. Книги М.К.Сидорова — «Север России», «Проект заселения Севера путем промышленности и торговли…», «Лиственница», СПб., 1871, «Картины деяний Петра Великого на Севере», СПб., 1875, «Север России. О горных его богатствах и препятствиях к их разработке», СПб., 1881. «Труды для ознакомления с севером России», СПб., 1882, «О богатствах северных окраин Сибири и народах, там кочующих» СПб., 1873, «О китоловстве и влиянии его на рыбную ловлю у берегов Архангельской губернии» СПб 1879, «О нефти на севере России», СПб,, 1882, «Новая земля в географическом, естественно-историческом и промышленном отношениях» СПб., 1886. Названия этих книг говорят об обширных интересах М.К.Сидорова. Значительные средства потратил Михаил Константинович на благотворительные цели. На его средства организованы школы и приюты в Красноярске, Тобольске, Архангельске, Усть-Сысольске, Березове, Ижме, Омске. В Туруханском Троицком монастыре организована школа для просвещения инородцев. За заслуги в общественной и просветительской Сидоров удостоен 3-х правительственных орденов и многих медалей и дипломов от различных общественных организаций.
Именем М К.Сидорова названы одна из гор Шпицбергена; улица в городе Ухта в республике Коми; остров в Карском море, пролив в архипелаге Земля Франца-Иосифа; мыс в заливе Миддендорфа в Карском море.
В 1887 году Михал Константинович выехал в Германию на лечение. В больнице города Аахен 12 июля 1887 года он скончался.
Похоронен он в Санкт-Петербурге на Лазаревском кладбище в Александро-Невской лавре рядом с могилой М.В.Ломоносова. На могиле на небольшой глыбе был установлен небольшой крест из темно-серого мрамора с надписью «Да будет воля твоя». Могила утеряна.
Газета «Новое время» спустя неделю писала: «В нашем обществе так редки примеры увлечения, настойчивости и последовательности в продвижении известных идей, что люди подобные Сидорову, должны возбуждать удивление, имена их должны с благодарностью сохраняться для потомства».
Но пока вызывает удивление факт отсутствия этого выдающегося человека в советских энциклопедических справочниках. Нет ему памятников, которые увековечили бы этого человека. Он много средств вложил в экономический подъем Печорского края, считается основателем речного пароходства на Печоре, отстаивал экономические интересы России от экспансии иностранных государств на побережье северных морей исконно русских земель, вкладывал средства в образование жителей Севера и Сибири. М.К.Сидорова и А.М.Сибирякова можно заслуженно считать основателями Северного морского пути. Михаил Константинович мечтал построить город, морской порт на Печоре и хотя ему это не удалось, но своими трудами он, конечно, способствовал этому. Такой город был создан в 1935 году. Это город Нарьян-Мар столица Ненецкого автономного округа. Благодарные северяне должны помнить людей, положивших всю свою деятельность на возрождение родного края. Среди таких людей одно из первых мест принадлежит великому гражданину и патриоту Михаилу Константиновичу Сидорову. Я думаю, наступит такой день, когда на берегу Печоры в Нарьян-Маре будет установлен величественный памятник М.К.Сидорову. Такие люди не должны забываться.
27.04.2014 г.
(Из книги: “Печора, Нарьян-Мар и мы”— Р.Е.Филлипов)
Многие ли северяне знают Сидорова Михаила Константиновича? Сразу же отвечаю – не многие. Знают, например, Русанова В.А., который в 1903 году проехал с экспедицией с верховьев Печоры и до выхода её в Северный Ледовитый океан и представил записку о возможности соединения Печоры с Волгой и Камой. И стоя на берегу Печоры в районе Кожвы предсказал строительство города на противоположном берегу в том месте, где стоит сейчас город Печора. За что благодарные жители этого города установили ему памятник на берегу Печоры у речного вокзала. Помнят, что он участвовал в революционном движении и совершил путешествие, к сожалению, трагическое на судне «Геркулес» и в 1913 году пропал без вести в Карском море. Память о Русанове Владимире Александровиче сохранили, так как его фигура, деяния и гибель овеяны романтикой и вполне вписывались в идеологию советского периода.
А о Сидорове Михаиле Константиновиче нашем выдающемся земляке архангелогородце — общественном деятеле, предпринимателе, купце, меценате, золотопромышленнике, писателе, исследователе русского Севера, зоологе, положившего началу речного пароходства на Печоре, и вложившего все свое миллионное состояние для экономического развития нашего края как-то не очень вспоминают. Заслуги Сидорова М.К. не забыли и высоко чтят в Сибири, в Красноярске. О нем пишут рефераты, статьи, очерки школьники, студенты, ученые. Но нам нужно знать, что деятельность этого человека, которого по праву можно назвать одним из лучших сынов России, оказала благотворное влияние не только на экономическое развитие Сибири, но и всей России и в первую очередь нашего Севера. О нем знаменитый русский академик И.М.Губкин сказал: «Побольше бы нам таких Сидоровых, и никто не осмелился назвать дореволюционную Россию страной отсталой…Очень хорошо, когда человек еще на заре своей юности ставит перед собой цель и потом всю жизнь достигает её; в таких случаях он не останавливается до тех пор, пока не остановится его сердце. Люблю таких людей: они отвечают моим представлениям о человеке…»
Давайте поговорим об этом удивительном и уникальном человеке и патриоте.
Михаил Константинович Сидоров родился в Архангельске 16 марта 1823 года в семье купца 2 гильдии, учился с 1833 года в местной гимназии, из которой был исключен в 1841 году в результате конфликта с учителем иностранцем, неуважительно относившемся к учащимся. Поступил на службу к своему деду Александру Сидорову, архангельскому лесоторговцу, прослужил у него два года, а затем в 1845 году сдал экзамен на звание домашнего учителя. Энергичный, любознательный и патриотично настроенный 18-летний юноша, увлеченный идеей промышленного развития севера, обратился к коммерческому советнику из С. Петербурга и земляку А.В.Попову, владельцу корабельной верфи в Архангельске, с предложением организовать морской путь между Сибирью и Европой. В.А.Попов давно вынашивал эту идею, и обращался к правительственным чиновникам, которые под давлением иностранцев, не заинтересованных в экономическом развитии Севера, неизменно отвечали отказом. В.А.Попов, найдя в лице М.К.Сидорова молодого энергичного единомышленника, с его помощью собрал более 400 подписей под ходатайством об учреждении частного банка для помощи отечественным предпринимателям и получил поддержку со стороны министра внутренних дел Л.А.Перовского. Первые же шаги по реализации планов Сидорова были встречены в штыки архангельским губернатором маркизом де-Траверзе и его иностранным окружением, почувствовавшим угрозу своим интересам. Губернатор приказывает арестовать Сидорова за подрыв престижа власти, за вольнодумство и в 1845 году Михаил Константинович по совету Попова уезжает в Сибирь в Красноярск. В Красноярске он устраивается делопроизводителем и домашним учителем детей золотопромышленника Василия Николаевича Латкина. В.Н.Латкин родом был из Усть-Сысольска. Коми-зырянин, талантливый исследователь и литератор прилагал немалые усилия для исследования малоизученного Печорского края, возможности судоходства на Печоре. Латкиным было опубликовано много статей с географическими сведениями этого края, изданы «Карты устья Печоры», а также статьи по различным вопросам развития промышленности. Это была не случайная встреча двух единомышленников, радеющих о благе родного края. В 1847году Сидоров по поручению В.Н.Латкина участвует в процессе против недобросовестных вкладчиков. Выиграв процесс, он стал известен в среде деловых кругов Красноярска. С этого момента начинается взлет предпринимателя М.К.Сидорова. С помощью Латкина Сидорову удалось получить разрешение на поиск и добычу золота и в 1845-1848 г. им лично был обследован Енисей и некоторые его притоки. Положительных результатов получено не было, но необходимый опыт по поиску золота был приобретен и в тоже время был хорошо изучен край. Успех пришел в 1848 году, когда он нашел месторождение золота и открыл шесть приисков. Поиски золота продолжались и в 1850 г. в районе Подкаменной Тунгуски было открыто богатое месторождение рассыпного золота. В 1852 году началась промышленная добыча золота в первых приисках. Несмотря на то, что первый доход пришлось отдать на нужды Крымской войны, успех в добыче золота позволил Михаилу Константиновичу развернуть бурную деятельность в золотопромышленности. Через 10 лет он стал владельцем до 170 приисков, из которых 35 были запущенны в работу с добычей до 1000 пудов золота, на приисках было занято до 20000 человек. Доход казны составлял до 3-х миллионов рублей.( По сообщению Генерал-губернатора Западной Сибири А.И.Дюгамеля). Сам М.К.Сидоров получил прибыль в один миллион рублей. Но у удачливого предпринимателя, проводившего достаточно самостоятельную и независимую деятельность, всегда находились недоброжелатели, завистники. Так деятельность Сидорова встревожила администрацию Восточной Сибири, опасавшуюся монополизации золотодобычи. Граф Н.Н.Муравьев-Амурский, стал административными уловками ограничивать деятельность Сидорова, в частности, ему было объявлено, что если он не внесет за свои прииски поземельную плату, то их возьмут в казну и сдадут в аренду другому лицу. А когда Сидоров внес эти деньги (около 14 тысяч рублей), печально известному военному губернатору П.Замятину было велено освидетельствовать Сидорова на принадлежность к скопческой секте, что, конечно, проверкой не подтвердилось.
Став, благодаря своему таланту, кипучей энергии, трудолюбию, обладателем миллионного состояния, Михаил Константинович Сидоров приступил к осуществлению своей заветной мечты, без которой он не мыслил свое существование, — освоению и развитию северных окраин России, развитию образования в Сибири.
Много сил и средств затрачено М.К.Сидоровым на создание университета в Сибири. Идея создания сибирского университета высказывалась еще в 1803 году. Павел Демидов пожертвовал на учреждение университета в том же году 50 тысяч рублей, и хотя эта идея получила поддержку, но дело окончилось ничем. Сидоров в 1854 году внес в фонд создания университета 6287 рублей и предложил открыть подписку среди сибирских промышленников на эти цели, но предложение не получило поддержки. В 1856 году обратился с идеей создания университета к академику Э.И.Эхвальду, предлагая 10 новых приисков от 1 до 3 млн. руб. и весь наличный капитал для реализации этой идеи и получает поддержку академика. Высокопоставленные противники Сидорова заводят против него несколько вздорных уголовных дел, позволяющих тормозить создание университета. Но эти препятствия не останавливают купца, он продолжает вести борьбу за создание университета. Михаил Константинович выступает с предложением пожертвовать на эти цели два золотых самородка общим весом 8 фунтов 81 золотников и 20 тыс. руб. С этим предложением он обращается к генерал-губернатору Западной Сибири А.О Дюгамелю, одному из немногих относившихся к деятельности купца положительно. Вопрос о создании университета рассматривался на докладе министра народного просвещения императору и получил поддержку, но сибирские власти посчитали, что в создании университета нет необходимости. Продолжая борьбу за создание сибирского университета, неукротимый Сидоров предоставляет на эти цели крупные суммы денег иркутскому губернатору К.Венцелю, генерал-губернатору Восточной Сибири Н.Н.Муравьеву-Амурскому, генерал-губернатору А.О.Дюгамелю. Деньги были получены, но были использованы на другие цели. С предложением о пожертвовании денег Сидоров обратился к центральным властям, но подобные действия местные власти простить не могли. Н.Н.Муравьев-Амурский ходатайствовал о высылке Сидорова в Архангельскую губернию, а А.О.Дюгамель сделал предложение о награждении его орденом Св. Владимира 4-й степени. В результате Сидоров не был выслан, но и не награжден. И все-таки усилия Михаила Константиновича Сидорова не пропали даром, в 1880 году был открыт Томский университет. При открытии будущему музею университета был вручен подарок Сидорова-коллекция сибирских древностей.
Смелый и независимый промышленник своей борьбой с бюрократической властью приобрел большой авторитет среди красноярцев и в 1863 году 100 голосами против 30 был выбран городским главой, но уже упоминавшийся ранее губернатор Замятин не утвердил выбор, ссылаясь на то, что это человек неблагонадежный и сидел на гауптвахте.
И все-таки главной мечтой этого великого человека было освоение Севера и Северного морского пути. Вот что он пишет в своей знаменитой книге «Север России». «Безлюдный север, с его скудной, по-видимому, природой, с его беспредельными пространствами, с его полудикими обитателями всегда поражал меня своим величием, обещающим славное будущее. Оставив на заднем плане выгодную для меня материально золотую промышленность… я перенес всецело свою деятельность и денежные средства на северные приморские окраины нашего государства». Вот именно, нашего государства, а не «этого» государства. Михаил Константинович Сидоров, написав эти строки, взял на себя всю заботу и ответственность за судьбу родного ему Севера и всех людей на нем проживающих и направил всю свою энергию, все свои материальные возможности для осуществления своей заветной мечты – процветания своего родного края.
Для того чтобы обеспечить промышленное развитие северного края нужно создавать Северный морской путь. Сидорову приходится преодолевать сопротивление местных властей, считавших, что районы Енисейского Севера не перспективны в хозяйственном и промышленном значении. В тоже время изыскательские экспедиции, организованные М.К.Сидоровым в начале 60-х годов в Туруханском, крае открыли внушительные запасы каменной соли, железных и медных руд, каменного угля, графита, точильного камня, золота. Разработка этих богатств обеспечила бы процветание этого края. Михаил Константинович начинает заниматься организацией судоходного транспортного сообщения между Сибирью и Европой. Поскольку вывоз грузов через Карское море обеспечить не представлялось возможным, Сидоров снарядил экспедицию Ю.И.Кушелевского для изыскания транспортного пути от Енисея до устья Печоры. С 17 июля до12 августа 1862 года был обследован участок от Обдорска (Салехард) до устья реки Таз, примерно в это же время проводятся интенсивные работы изучению русла Печоры и составление карты устья Печоры. В 1863 году по этому пути были поставлены военному министерству три тысячи пудов графита. Операция с транспортировкой графита принесла 30 тысяч рублей убытков, но это не огорчало его, при хорошо налаженной транспортировке он рассчитывал получить прибыль и выгоду для государства. Вот, что он писал « В этом отношении наше Отечество находится в совершенной зависимости от иностранцев. В случае войны и неполучения с острова Цейлон через иностранцев на наши казенные заводы графита, нам невозможно иметь хорошие пушки, равно и лучшую сталь для другого оружья… В Туруханском крае открыты мною громаднейшие месторождения графита, что…даже один этот материал не только спасет край от голода, но и может прокормить массы народа, если его разработка не будет подвергаться ограничениям со стороны правительства и если местное начальство не будет мешать в открытии морских путей…». Для того чтобы пробудить интерес к разработке недр Севера и Сибири и организации их доставки неутомимый предприниматель за собственный счет участвует в 25 выставках, том числе 16 всемирных, где демонстрируются экспонаты полезных ископаемых из Туруханского края, Печоры и других районов Севера. В 1862 году на Всемирной выставке в Лондоне М.К.Сидоров и В.Н.Латкин экспонируют великолепную печорскую лиственницу и высококачественный сибирский графит. Выставочная деятельность получила высокую оценку. Больших золотых и серебреных медалей удостоены экспонаты Михаила Константиновича в 1860 и 1865 годах – от Императорского Вольно-экономического общества, в 1866 году — от Императорского Русского географического общества. Награды международных выставок: серебряные и бронзовые медали в Лондоне (1862 1874 год), в Щецине (1865 год), в Брюсселе (1876 год). На всех выставках он принимал личное участие, представляя экспонаты и читая
В 1864 году М.К.Сидоров выкупил у разорившихся партнеров В.Н. Латкина, П.И.Крузенштерна (сына знаменитого мореплавателя) и Волкова паи Печорской компании и стал ее владельцем. 16 лет Сидоров добивался выделения шести десятин земли для постройки порта на Печоре, но так и не получил её. Бороться с засильем иностранных промышленников и их покровителями было, как правило, безнадежно. Этот же 1864 год можно считать годом организации речного пароходства на Печоре. В начале года Сидоровым был куплен на Волхове у петербургского заводчика Л.Э.Нобеля пароход английской постройки (двухвинтовой железный пароход, построенный в 1857 году). Скорость парохода составляла 13 верст в час в стоячей воде. Вес с машиной составлял 380 пудов. Это был пассажирский пароход, при необходимости мог буксировать до 1000 пудов клади на легкой барке. С озера Ильмень разобранное судно было привезено по железной дороге в Тверь. Там оно прошло сборку, отладку и испытания. 23 апреля пароход, названный Сидоровым «Печора», ведомый доверенным Алейниковым, быстро прошел своим ходом по Волге, Каме, Вишере, извилистой Колве, входящей в водную систему Камы, далее по Вишерке, длинному Чусовскому озеру и реке Вогулке до самого узкого волока до Печоры в районе Якши. В Чердыни на р.Колве к команде присоединился Сидоров и сам впрягся в лямку, помогая работникам тащить его через волок. Во всех важных мероприятиях Сидоров принимал самое непосредственное участие, переносил одинаковую со всеми физическую нагрузку. Но сразу, весной, спустить пароход на Печору не удалось: не хватало рабочих рук. 4 июля Сидоров, оставив судно другому своему доверенному, П.С.Мартюшеву, спустился на небольшой шхуне вниз по Печоре. И сразу же начинает изучать коварные Гуляевские кошки в Печорском море, принесшие много неприятностей мореходам. На этом не останавливается не знающий покоя Сидоров и проводит промеры глубины реки Усы и ее левого притока Лемвы. Эти реки, не знаю, какую они играют роль сейчас, но в то время им предусматривалась важная транспортная роль в планах Сидорова по переброске грузов с Оби через Уральский хребет на Печору.
28 августа 1864 года жители Троицко – Печорского погоста увидели плывущую по реке посудину досель в этих местах невиданную никогда. Чудная, удивительная железная посудина, дымя, чадя, шумя, баламутя воду, плыла по Печоре. Это был пароход «Печора», своим появлением возвестивший о начале пароходства на великой реке. Через несколько дней жители села Куи, расположенной в низовьях Печоры, радостно и торжественно встречали приплывший к ним пароход. Вот, что писал об этом событии зачинатель пароходства на Печоре Михаил Константинович Сидоров: «Пароход встретили с особым торжеством и молебствием, как предвестника оживления их страны».
Для того чтобы организовать морское речное судоходство по Печоре усилием и средствами Сидорова «…были выполнены промеры Печорского залива, определены банки и мели, открыт вход в Печорский залив с двух сторон, определен с точностью фарватер Печоры, поставлены на берегу залива знаки и около мелей суда. Напечатано на разных языках руководство к плаванию в устье Печоры и составлена всему этому в 1872 году подробная карта на английском языке для удобства мореплавателям, перевозящим с Печоры в Кронштадт лес на иностранных кораблях; определены суточные приливы и отливы в Печорском заливе и составлены их таблицы; исследован и определен фарватер для входа кораблей в Печору с океана и обозначается ежегодно знаками на протяжении 35 верст;
подготовлены из местных жителей лоцмоны для ввода и вывода кораблей…;
изучены местные условия заготовки лесов и сплава их по р. Печоре , чего прежде никогда не производилось;
исследована река Печора и составлен план, на котором обозначены фарватер, мели, пороги, острова и определена глубина».
Так гласит записка о проделанной работе по организации судоходства в ходе деятельности Сидорова на Печоре.
Став единоличным владельцем Печорской компании, купец направил усилия на развитие лесной промышленности. Местные крестьяне, заготовлявшие лес стали хорошо зарабатывать, стали прибывать переселенцы с Северной Двины. Рубили в основном печорскую лиственницу, которая намечалась на отечественное кораблестроение. Попытки организовать постройку собственных судов для перевозки леса не имела успеха из-за сопротивления губернских властей, поэтому Сидоров зафрахтовал иностранные суда и стал вывозить лиственницу в Голландию, Англию и другие европейские государства. Такое положение, когда для собственного кораблестроения используется лес, поставляемый из Америки, а собственная превосходная печорская лиственница на эти цели не идет было явно ненормальным. В конце концов, в 1867 году борьба с коррупционным чиновничеством завершилась в пользу М.К. Сидорова. Морское министерство признало, что «развитие лесной промышленности на Печоре дает возможность получить для флота превосходного качества лиственницу и тем заменить приобретаемый за границей тик».
Так после многолетней борьбы В.Н.Латкина и его зятя и друга М.К. Сидорова совершилось то, о чем они мечтали и вложили громадные средства. Впервые в истории Печоры в Кронштадт вокруг скандинавских стран была отправлена первая партия лиственницы на судне «Ломоносов». Русское судно везло русский лес, и этот лес был в три раза дешевле американского.
Михаил Константинович мечтал построить морской порт на Печоре. Город с морским портом получил бы название Югорск, «который может быть со временем будет одним из не последних в империи». Здесь он хотел организовать шкиперское училище, где дети печорцев обучались бы на штурманов со знанием навигации. Ему очень хотелось, чтобы эти молодые специалисты составили основу судоводителей на кораблях, плавающих по будущему Северному морскому пути, на создание которого он, М.К. Сидоров, его единомышленник и продолжатель его дела А. М.Сибиряков потратят много сил и средств.
Мечта о подъеме промышленного и экономического потенциала Севера, о процветании народов на нем живущих неизбежно привела к поиску и разработке ископаемых недр Печорского края. О наличии нефти на реке Ухте было известно давно. Еще племена, проживавшей здесь когда-то, чуди, из которой позже сформировались народности угро-финской группы, пользовались выходами на поверхность нефтяных продуктов для лечебных целей. Наличие нефти на Ухте было известно Петру 1, в 1697 году образцы её были отправлены в Голландию на исследование. М.В.Ломоносов проводил исследование образцов этой нефти. В 1747оду добычу нефти начал производить архангельский купец Ф.С.Прядунов, но судьба его сложилась трагически. В 1753 году он скончался в московской долговой тюрьме за неплатеж совершенно незначительной суммы налога с добытой им 1751году нефти, После этого заниматься добычей нефти на Ухте перестали.
Прошло более ста лет и ухтинской нефтью начал заниматься Сидоров. В 1868 году на левом берегу Ухты была пробурена скважина глубиной 52 метра из которой было добыто около тысячи пудов нефти. Дальнейшие работы по добыче нефти тормозились чиновниками министерства государственного имущества. Сначала отводят участок для бурения, а как только собираются бурить, работы запрещают. Заявки, отводы, разъезды, подготовительные работы, бурение скважин, исследования, оплата труда, приглашение опытных инженеров из Швеции, поездки на Кавказ для ознакомления; на все это затрачено порядка 650 тысяч рублей. Нефтепромышленникам Кавказа не нужен был конкурент, и они тоже приложили усилия, чтобы воспрепятствовать добыче нефти на севере. Сидоров считал, что лучшим топливом для пароходов, которые планировались привлечь на перевозку грузов по северному морскому пути должна быть нефть. Первый пароход «Печора» был переведен весьма успешно на жидкое топливо, на котором были установлены судовые форсунки.
Немного ранее Сидоров лично осмотрел выходы каменного угля по рекам: Илыч, Щугор, Сопляс, Большой и Малый Аранец ( здесь же им был найден графит) Сыня, Уса. Разрешения на разработку Печорского угля он не получил. Среди высокопоставленных правительственных чиновников единомышленников у М.К.Сидорова практически не было.
Масштаб личности, широта интересов, горячее желание возвеличить Север, разбудить скованные климатическими и природными особенностями потенциальные силы Севера не позволяли Михаилу Константиновичу Сидорову ограничиваться одним делом. Среди многих дел была одна из важнейших – это организация Северного морского пути. Наличие этого пути позволяло создать транспортную систему, которая обеспечивала бы перевозку грузов из Сибири в центральную часть России. Это позволило бы обеспечить население северных районов необходимыми товарами и в первую очередь теми продуктами питания, которые не производятся в условиях севера и существующая доставка которых сопряжена с большими трудностями и обходится очень дорого. Стоимость зерна, привозимого из сельскохозяйственных районов Тюмени, Ялуторовска, Шадринска, Омска речным путем по Оби на Печору по подсчетам Сидорова обходилась бы значительно дешевле при существующей системе доставки. Печорские крестьяне жаловались на дороговизну хлеба, который казна закупала по 1,5 рубля за пуд. Сидоров, ратуя за доставку хлеба из районов Сибири, убеждал власти: «…если купить пшеницу в южных округах Томской губернии по 10 коп. за пуд, доставка её до дороги через Урал будет стоить 15 коп., провоз по Печоро-Обской дороге 10 коп. и затем к устью Печоры 5 коп с пуда, следовательно, пуд пшеницы даже в устье Печоры будет стоить 40 копеек, меж тем как цена пшеницы в Одессе и С.-Петербурге от 1 руб. до 1 руб. 25 коп. за пуд…». Чтобы осуществились эти планы, Сидоров приступил к строительству дороги между Обью и Печорой, которую назвал Петровской. Работы шли полным ходом, но строительство было прервано запретом управляющего Архангельской палатой государственных имуществ Любовицким, заявившим, что в этих местах растет мох и он не позволит оленям подыхать. В то же время жители Архангельской губернии испытывали крайнюю нужду от недостатка хлеба, но это не трогало неумного чиновника.
Много сил, времени и средств затратил М.К.Сидоров для того, чтобы открыть Северо-восточный проход, так раньше называли Северо-морской путь и в первую очередь проход судов из районов Енисея и Оби через Карское море в европейские районы страны. Он знал, что если русские суда не освоят этот путь, то он будет освоен судами иностранных государств и тогда Россия потеряет приоритет в освоении Арктики. Конечно, он допускал возможность плавания иностранных судов вдоль арктический побережий России под контролем соответствующих служб империи.
Если обратиться к более ранним историческим временам, путь прохода к сибирским рекам был известен поморам и они плавали этим путем в северную столицу Сибири Мангазею, вели торговлю с местными жителями, промышляли соболя. Это был, так называемый Мангазейский морской ход. Для облегчения прохождения Карского моря поморы использовали волоки через Ямал. По этому пути поморы постепенно прошли по всему северному побережью Сибири и почти на 100 лет раньше Витуса Беринга из устья Колымы Федот Алексеевич Попов (Федот-Холмогорец) и Семен Иванович Дежнев проплыли пролив между Америкой и Азией. В 1619 году молодой царь Михаил Федорович Романов издал указ о запрете этого пути. Указ гласил: «А старою дорогою из Мангазеи Тазом рекою на Зеленую реку да на Мутную реку, да на Карскую губу и Большим морем к Архангельскому городу и на Пусто Озеро торговым и промышленным людям ходить не велено, чтобы на те места немецкие люди от Пусто озера и от Архангельского города в Мангазею дороги не узнали и в Мангазею не ездили». Указ был издан по настоянию воевод южных областей Сибири, которым хотелось иметь тоже доходы от богатств, поступающих из Восточной Сибири. Новые транспортные пути через Урал оказались дорогостоящими и трудными и почти не касались жителей европейского Севера, благодаря стараниям которых был освоен север Сибири и создан северный морской проход. Отрицательные последствия этого указа сказались на всю последующую экономическую жизнь Европейского Севера. После запрета 1619 года захирели города и села, расположенные вдоль морских и речных путей в Сибирь. В первую очередь это относится к Пустозерску, Усть-Цильме, Мезени, постепенно начала хиреть Мангазея. Экономическое развитие этих районов было остановлено и это естественно отразилось на благосостоянии населения, проживающего в этих районах. В эти же годы стал наблюдаться отток населения из северных областей Архангельской и Вологодской в районы Зауралья, где можно было обеспечить себе более достойное существование.
Так почти на 250 лет был закрыт морской проход. «Златокипящая» Мангазея исчезла, стали забываться старые торговые пути. Только иногда среди поморов ходили разговоры о том, что есть какой-то путь в восточные страны Китай, Японию. А первая волна предприимчивых, смелых и любознательных поморов превратилась в чалдонов — смуглых, крепких энергичных и шустрых русских аборигенов Восточной Сибири.
Петр 1 перед самой смертью издал указ о «Великой Северной экспедиции», написал наказ об исследовании и описании северных берегов России на всем протяжении. Это была одна из величайших экспедиций в мире по размаху, полученным результатам, по героизму и самоотверженности её участников. Молодые офицеры – руководители этой экспедиции Муравьев, Павлов, Д.В.Стерлегов, двоюродные братья Х.П. и Д.Я.Лаптевы, С.Г.Малыгин, Скуратов, Д.Л.Овцын, Ф.А.Минин, В.В.Прончищев В., М.Прончищева — первая женщина полярная исследовательница, С.И.Челюскин, руководитель 1 и 2 камчатской экспедиции Витус Беринг, а также десятки других землепроходцев навечно вписали свои имена в историю освоения Севера и географические названия островов, проливов, мысов и морей Северного Ледовитого океана. Некоторые из них сложил головы в этом многотрудном деле, некоторые стали видными деятелями Российской империи. Весь мир был потрясен результатами этой экспедиции. Карта побережья Северного Ледовитого океана усилиями этих героев была составлена.
Попытки пройти Северным морским путем не прекращаются, несмотря на препятствия, чинимые недальновидными чиновниками и некоторыми иностранными учеными Российской Академии.
В 1763 – 1764 годах по настоянию М.В.Ломоносова снаряжается экспедиция капитан — командора В.Я.Чичагова для прохода на Камчатку по Северному Ледовитому океану. Попытка пройти оказалась не удачной.
В 1821-1824 годах Федор Петрович Литке, руководивший исследованием о. Н.Земля, Баренцева, Белого морей, сделал попытку пройти Карским морем на восток, но, упершись в сплошные льды, вынужден был отказаться от попытки и до конца своих дней был убежден, что плавание на восток по Карскому морю невозможно. И от этого влиятельного адмирала и президента Академии Наук помощи в воплощении свих замыслов Сидорову ожидать не приходилось.
М.К.Сидоров тоже помор, как и М.В.Ломоносов был убежден, что плавание на восток по морям Северного Ледовитого океана возможно. В 1867 и 1868 годах М.К.Сидоров совершил поездки по портовым и индустриальным центрам Германии, Франции, Англии, Шотландии, Дании, Швеции и Норвегии с целью привлечь иностранные фирмы для организации транспортного сообщения, но риск плавания по суровым северным морям отпугивал иностранцев. Вел переговоры с шведским полярным исследователем Норденшельдом и длительную переписку на тему экспедиционного плавания на Енисей.
В марте 1869 года Сидоров получил разрешение снаряжать в течение пяти лет морские экспедиции. 2 июля этого же года он покупает в Кронштадте небольшой 85-сильный пароход «Георгий», и лично на этом пароходе отправляется вокруг Скандинавии на восток. 27 июля пароход пришел на Печору. При подготовке к отплытию в Карское море выясняется, что уголь, привезенный из Англии, оказался недоброкачественный, смешанный со строительным мусором, камнями. Поездка откладывалась на конец августа. Весь август ушел на спасение парохода, привезшего негодный уголь и засевшего на мель на Гуляевских кошках в Печорском заливе. Все эти нестыковки и недоразумения сорвали экспедицию.
До 1875 года до Енисея было совершено несколько плаваний упорным британским капитаном Виггинсом на пароходах «Диана» и «Темза», получившему премию от Сидорова, и два успешных прохода Норденшельда. Но это только половина успеха. Нужно было совершить обратное плавание, из Сибири в Европу, причем на судне местной постройки и с русским экипажем. Только тогда можно было говорить об открытии Северного морского пути, по которому возможно осуществлять перевозку торговых грузов. Для этого в Енисейске был построен деревянный клипер водоизмещением 100 тонн, получивший название «Северное сияние». На должность капитана судна Сидоров пригласил опытного судоводителя Д.И.Шваненберга, выпускника архангельских шкиперских курсов. Судно из Енисейска вышло слишком поздно, пришлось зимовать в Енисейском заливе. Зимовку судно не выдержало, было искорежено льдами и затонуло. На замену нашли судно вдвое меньше «Северного сияния» подготовили к плаванью, загрузили грузом (400 пудов графита и 200 пудов образцов леса) и 3 августа вышли, по пути купили и обменяли у жителей тундры много предметов местного быта по просьбе М.К.Сидорова. Плавание началось 9 августа 1877 года. Карское море встретило «Зарю» штормами, туманами и льдами, от которых приходилось увертываться. Дойдя до острова Белый, расположенный на оконечности полуострова Ямал, путешественники высадились на остров, собрали образцы растений, водрузили русский флаг и оставили бутылку с запиской с именами всех членов экипажа. Дойдя до Маточкина Шара встретили непроходимые льды. Попытки найти проход не принесли результата. Пошли к Карским воротам, где тоже штормило. В Карских воротах прошли мрачные скалы и выйдя из ворот, устремились на запад, борясь с боковыми и противными ветрами. Через десять дней встретились с русскими рыбаками в районе полуострова Рыбачий. Рыбаки вручили путешественникам 15 пудов свежей трески – это была первая награда отважным путешественникам.
31августа «Заря» зашла в норвежский порт Варде. Далее Тромсё, Кристансанн, Гётеборг, Стокгольм, жители этих городов воссторжено приветствовали покорителей полярного моря. Скандинавские моряки буксировали шхуну от одного порта в другой. В честь экипажа устраивались торжественные приемы. В Стокгольме шхуну посетил Норденшельд, специально прибывший для этого из Парижа.
Из столицы Швеции «Заря» взяла курс на Кронштадт. Ровно через сто дней после выхода судно прибыло в Петербург, где членов экипажа ожидал восторженный прием. Состоялись торжественные приемы и прочие церемонии. Санкт-Петербургское общество содействия русскому торговому мореходству обратилось к правительству с такими словами: «Плавание окончательно доказало возможность торговых морских сношений Сибири с Европой, что принесет огромные выгоды нашему Отечеству». В 1879 году Сидотов, Шваненберг и другие члены экипажа «Зари» были награждены «за заслуги на поприще торгового мореплавания».
Наконец Сидоров после длительной и напряженной работы по организации Северного морского пути мог сказать: «Я счастлив, что мог оказать посильную услугу моему отечеству…Недалеко то время, когда морской пароход будет отправляться по Северному океану к устью Лены и далее в Японию и Китай».
И это время неумолимо наступило. В 1878-1879 годах Экспедиция, возглавляемая Норденшельдом, совершила сквозное плавание по Северо-восточному морскому проходу на пароходе «Вега». Это была интернациональная экспедиция, которую подготовили и приняли участие общественные деятели и ученые России, Швеции, Дании, Италии. Средства выделили шведский король Оскар 11, промышленники О.Диксон, А.М.Сибиряков, М.К.Сидоров и Русское правительство. До устья Енисея «Вегу» должны сопровождать два судна, зафрактованные Сибиряковым – пароход «Фразер» и парусник «Экспресс». Они должны были снабжать «Вегу» бункерным углем и с сибирским хлебом вернуться в Европу.
4 июля 1878 года из Гетеборга отчалила флотилия кораблей, возглавляемая «Вегой» под командованием опытного полярного капитана А.Л.Паландера. Достаточно быстро миновав Баренцево и Карское моря, караван кораблей 7 августа вошел Енисейский залив. И загрузившись углем со вспомогательных судов, 10 августа «Вега» и «Лена» продолжили путь на восток. 19 августа был пройден залив Вилькицкого. Море Лаптевых было пройдено без затруднений и 28 августа суда вошли в дельту Лены. Далее на восток «Вега» пошла одна, идти пришлось во льдах, с каждым днем, становившимся все плотнее и плотнее. 9 сентября из-за плотных льдов идти дальше стало невозможно. Экспедиция была вынуждена зазимовать у чукотского поселка Питлекай в Колючинской губе. В 1879 году, как только появилась возможность плыть дальше, «Вега» отправилась в путь, и через двое суток пароход вошел в Берингов пролив. Так совершилось историческое достижение, доказавшее возможность сквозного плавания по Северному морскому пути о чем мечтал и приложил массу усилий М.К.Сидоров. Но еще много прошло времени с тех пор, прежде чем возобновились регулярные плавания по Северному морскому пути, который в настоящее время стал обычным и необходимым. Даже участники первого сквозного прохода по северным морям с запада на восток считали не нужными такие плавания и не видели необходимости них, но истинные русские патриоты видели громадную пользу в этом морском пути. В Советском Союзе первый сквозной проход совершил пароход «А.Сибиряков» под руководством капитана В.И.Воронина и начальника экспедиции О.Ю.Шмидта в 1932 году. После этого можно считать, регулярное судоходство по этому пути было открыто.
В течение многих лет Михаил Константинович Сидоров вел трудную, порой непреодолимую борьбу за осуществление своих грандиозных планов по подъему экономики дорогого ему Севера, в хозяйственное освоение которого только на крупные проекты он вложил 1700000 рублей. Не все его начинания осуществились, но своей деятельностью он дал толчок для будущего развития края. В книге «История открытия морского пути из Европы в Сибирские реки и до Берингова пролива» есть его слова «К сожалению, я не встречал ни в ком сочувствия в своей мысли: на меня смотрели как на фантазера, который жертвует всем своей несбыточной мечте. Трудна была борьба с общим мнением, но в этой борьбе меня одушевляла мысль, что если достигну цели, то мои труды и пожертвования оценить потомство…….. Итак, мои труды и пожертвования не остались бесплодными, и я счастлив, что смог оказать посильную услугу своему отечеству. Я считаю высшей для себя наградой, что дожил до того времени, когда моя мечта осуществилась. Открытие пути по Северному океану произведет большой переворот в торговых сношениях Сибири с Европой»
Для того чтобы осуществить свои планы он вел очень активную общественную и литературную работу. Им были опубликованы многочисленные статьи и книги. Книги М.К.Сидорова — «Север России», «Проект заселения Севера путем промышленности и торговли…», «Лиственница», СПб., 1871, «Картины деяний Петра Великого на Севере», СПб., 1875, «Север России. О горных его богатствах и препятствиях к их разработке», СПб., 1881. «Труды для ознакомления с севером России», СПб., 1882, «О богатствах северных окраин Сибири и народах, там кочующих» СПб., 1873, «О китоловстве и влиянии его на рыбную ловлю у берегов Архангельской губернии» СПб 1879, «О нефти на севере России», СПб,, 1882, «Новая земля в географическом, естественно-историческом и промышленном отношениях» СПб., 1886. Названия этих книг говорят об обширных интересах М.К.Сидорова. Значительные средства потратил Михаил Константинович на благотворительные цели. На его средства организованы школы и приюты в Красноярске, Тобольске, Архангельске, Усть-Сысольске, Березове, Ижме, Омске. В Туруханском Троицком монастыре организована школа для просвещения инородцев. За заслуги в общественной и просветительской Сидоров удостоен 3-х правительственных орденов и многих медалей и дипломов от различных общественных организаций.
Именем М К.Сидорова названы одна из гор Шпицбергена; улица в городе Ухта в республике Коми; остров в Карском море, пролив в архипелаге Земля Франца-Иосифа; мыс в заливе Миддендорфа в Карском море.
В 1887 году Михал Константинович выехал в Германию на лечение. В больнице города Аахен 12 июля 1887 года он скончался.
Похоронен он в Санкт-Петербурге на Лазаревском кладбище в Александро-Невской лавре рядом с могилой М.В.Ломоносова. На могиле на небольшой глыбе был установлен небольшой крест из темно-серого мрамора с надписью «Да будет воля твоя». Могила утеряна.
Газета «Новое время» спустя неделю писала: «В нашем обществе так редки примеры увлечения, настойчивости и последовательности в продвижении известных идей, что люди подобные Сидорову, должны возбуждать удивление, имена их должны с благодарностью сохраняться для потомства».
Но пока вызывает удивление факт отсутствия этого выдающегося человека в советских энциклопедических справочниках. Нет ему памятников, которые увековечили бы этого человека. Он много средств вложил в экономический подъем Печорского края, считается основателем речного пароходства на Печоре, отстаивал экономические интересы России от экспансии иностранных государств на побережье северных морей исконно русских земель, вкладывал средства в образование жителей Севера и Сибири. М.К.Сидорова и А.М.Сибирякова можно заслуженно считать основателями Северного морского пути. Михаил Константинович мечтал построить город, морской порт на Печоре и хотя ему это не удалось, но своими трудами он, конечно, способствовал этому. Такой город был создан в 1935 году. Это город Нарьян-Мар столица Ненецкого автономного округа. Благодарные северяне должны помнить людей, положивших всю свою деятельность на возрождение родного края. Среди таких людей одно из первых мест принадлежит великому гражданину и патриоту Михаилу Константиновичу Сидорову. Я думаю, наступит такой день, когда на берегу Печоры в Нарьян-Маре будет установлен величественный памятник М.К.Сидорову. Такие люди не должны забываться.
- Вложения
-
- ЧАЙКА СВ
- Сообщения: 1457
- Зарегистрирован: 03 Ноябрь 2011 14:29
Сидоров Михаил Константинович (1823 - 1887)
ЧАЙКА СВ » 01 Август 2016 11:19
Владимир ТРОФИМОВ
Русская Арктика
I. ПРЕДТЕЧА
О трудах и деяниях Михаила Константиновича Сидорова
БОГАТСТВА РОССИИ БУДУТ ПРИРАСТАТЬ СИБИРСКИМ СЕВЕРОМ
Результаты последней российской арктической экспедиции на атомном ледоколе «Россия» оказались сенсационными: в Северном ледовитом океане, в районе хребта Ломоносова, открытого русскими учеными, обнаружена огромная территория, равная по площади примерно двум третям Европы, таящая несметные запасы нефти и газа, драгоценных металлов и других полезных ископаемых. Все эти богатства, предварительная оценка которых составляет сотни миллиардов долларов, могут принадлежать России. От этого напрямую зависит национальная безопасность страны.
Однако свои права на морской шельф России еще предстоит отстаивать в специальной Комиссии ООН по шельфам. И так как энергоносители становятся едва ли не основным инструментом геополитики, вокруг такого открытия поднялся настоящий ажиотаж. Кроме нашей страны на разработку шельфа претендуют Королевство Дания (шельф тянется к острову Гренландия, принадлежащему Дании), Канада, Норвегия и США.
Не рассматривая законность претензий всех означенных стран, все же приходится констатировать тот факт, что и здесь без Штатов не обойтись, ибо в сферу своих национальных интересов они включают весь мир. Они воюют в Югославии, они воюют в Ираке. А недавно госсекретарь США Кондолиза Райз сделала заявление о том, что это несправедливо, когда такая огромная территория, как Сибирь, принадлежит одной стране. Так что, учитывая при том многовековую неприязнь к России со стороны европейских держав, их возможные ссылки на преувеличенные заслуги в освоении Арктики, следует ожидать непростых дисскуссий в ООН.
Несколько слов о сложившейся ситуации с разграничением сфер влияния в Арктике.
В 1926 году постановлением ВЦИК значительная часть Арктики, в том числе неисследованные районы с еще неоткрытыми островами, с предполагаемой землей Санникова, была объявлена территорией Советского Союза. Это постановление было проигнорировано другими странами, а советское правительство особо и не настаивало на его признании, так как не намеревалось вести на Севере активную хозяйственную деятельность. Подтверждением служит следующий факт. Коммунистический режим СССР превратил Северный Ледовитый океан и прилегающие к нему территории в полигон для испытаний атомного и водородного оружия. На знаменитом «Арзамасе-16» по заданию Хрущева была изготовлена водородная бомба мощностью в 50 мегатонн. 30 октября 1961 года самолет ТУ-95 с бомбой на борту произвел взлет и взял курс на Новую Землю. Взрыв чудовищной силы произошел над Новой Землей на высоте 4 000 метров. Отныне Новую Землю можно называть Мертвой Землей, навеки вычеркнутой из хозяйственного оборота России.
В 1982 году ООН была принята специальная Конвенция по морскому праву, ратифицированная Россией в 1997 году. Эта Конвенция подтверждала ранее существовавшее право всякого государства на 12-мильную зону территориальных вод, то есть прохождение государственной границы на удалении 12 миль от побережья. Кроме того устанавливалась экономическая зона шириной 200 миль. В этой зоне государство имеет право осуществлять экономическую деятельность, ловить рыбу, разрабатывать шельф. Суда и летательные аппараты других стран имеют право находиться в этой зоне, но не имеют права ловить рыбу и заниматься иной хозяйственной деятельностью. Но если шельф выходит за пределы экономической зоны, то разрабатывать его имеет право только прибрежное государство, зато ловить рыбу могут и другие страны. Так что определение размеров и разграничение шельфов имеет для России огромное значение.
Вот почему в спешном порядке организуются арктические экспедиции. В конце июля 2007 года впервые в Арктику отправляются суда с глубоководными спускаемыми аппаратами, способными погружаться на глубину в 6 тысяч метров, и вертолетами на борту: научно-исследовательское судно «Академик Федоров» со 180 учеными и атомный ледокол «Россия». Арктика открывает людям свои кладовые.
Итак, Россия на пороге новых больших свершений.
В этой связи хотелось бы напомнить читателю некоторые сведения об освоении Арктики, о русских первопроходцах ее, в частности о «радетеле Севера», исследователе и меценате, красноярском купце Михаиле Константиновиче Сидорове, наставнике Александра Михайловича Сибирякова, о человеке, собравшем неоспоримые доказательства приоритета русских в освоении обширных территорий бассейна Северного Ледовитого океана. Помимо всего прочего этому человеку принадлежала инициатива открытия в Сибири первого университета. Вниманию читателя предлагается небольшое эссе о забытом русском землепроходце.
12 июля 1888-го года, вторник. В Красноярск пришло сообщение, что в этот день из Стрелки в Тунгуску отправился пароход Сибирякова «Святитель Николай» с иркутским генерал-губернатором Игнатьевым на борту. Пароход тянул за собой вверх по течению 3 груженые хлебом баржи: 36 тысяч пудов муки и 3 тысячи пудов железных цепей для туэра. Груз предназначался для Илимска.
«Как жаль, что не довелось Михаилу Константиновичу увидеть великий триумф своих идей и их воплощение в жизнь!» — сожалел, узнав эту новость, протоиерей красноярского Христо-Рождественского собора отец Василий, в миру Василий Дмитриевич Касьянов.
В другое бы время это событие обрадовало протоиерея Касьянова сразу по нескольким причинам. Ведь те великие задумки, которые стремился осуществить его друг Михаил Константинович Сидоров, находили воплощение в делах его последователя Александра Михайловича Сибирякова. Кроме того, тот факт, что в экспедиции принимал участие сам иркутский генерал-губернатор граф Алексей Павлович Игнатьев, говорил о важном значении, которое местные власти, наконец-то, стали придавать развитию водных путей сообщения в Сибири.
В другое время все это, несомненно, послужило бы поводом для торжественного молебна, но только не сегодня. Сегодня к полученному радостному известию примешивалась в душе Василия Дмитриевича горечь большой утраты, сегодня исполнился ровно год, как не стало лучшего его друга, Михаила Константиновича Сидорова, великого патриота и «радетеля Севера», как не без оснований называли его современники. По случаю годовщины со дня его кончины в германском городе Ахене, уважив просьбу кафедрального протоиерея, преосвященный Тихон дал согласие отслужить с утра обряд поминовения в кафедральном Рождественском Соборе губернского центра.
Днем Василий Дмитриевич принимал выражения соболезнования от знакомых и незнакомых людей и удивлялся, как много доброжелателей, оказывается, было в Красноярске у Сидорова. Енисейский губернатор генерал-лейтенант Педашенко Иван Константинович прислал с нарочным краткое письмо с соболезнованиями, а городской голова Николай Кириллович Переплетчиков лично явился, чтобы разделить горе Василия Дмитриевича и почтить память выдающегося российского патриота, каковым он считал Сидорова.
— А ведь вначале многие полагали Сидорова за умалишенного, — жаловался городскому голове Василий Дмитриевич. — Так на одну из записок Михаила Константиновича «О средствах вырвать Север России из его бедственного положения», поданную цесаревичу Александру Александровичу в 1867 году, воспитатель наследника генерал-адъютант Зиновьев ответил Сидорову: «Так как на Севере постоянные льды и хлебопашество невозможно, и никакие другие промыслы немыслимы, то, по моему мнению и моих приятелей, необходимо народ удалить с Севера во внутренние страны государства, а вы хлопочете наоборот, и объясняете о каком-то Гольфштреме, которого на Севере быть не может. Такие идеи могут приводить только помешанные». В то же время журнал Министерства Государственных Имуществ сообщал читателям: «Люди, не имеющие естественно-исторических сведений и не сильные в зоологии, как Сидоров, в состоянии возобновлять предложение завести лов у берегов Лапландии. Что касается поездки за морским звероловством как на Новую Землю и Шпицберген, то поездки эти были неправильным промыслом, были своего рода азартною игрою, где ставкою была жизнь человека; что упадок новоземельских и шпицбергенских промыслов свидетельствует скорее о том, что миновали неестественные условия, которые некогда заставляли северян заниматься рискованным и малоприбыльным делом и лишали возможности употреблять свои труды более верным, более экономичным образом». Вот так-то! А член Вольно-Экономического общества Долинский рассказывал своим знакомым, что в начале 1866 года после выступлений в обществе Сидорова над ним открыто издевались. Встречались даже такие господа, которые обвиняли Председателя Отделения Лошкарева за то, что он допустил чтение в Обществе такой, защищающей русские интересы, записки. Его доклад о возрождении Севера называли «сказкой 1001-й ночи».
Принимая соболезнования, Василий Дмитриевич в то же время невольно испытывал чувство гордости за своего друга. Уж слишком популярным в России и за рубежом был богатейший сибирский золотопромышленник и участник многих заграничных всемирных выставок Сидоров. Держателями акций его предприятий являлись самые именитые люди России. В принадлежащей ему Печорской лесной компании, поставлявшей лес за границу, исследованиями морских путей занимались сын и внук И. Ф. Крузенштерна, того самого капитана фрегата «Надежда», который принимал участие в первом русском кругосветном плавании под руководством камергера императора Н. П. Резанова. В круг знакомых Сидорова входили многие генерал-губернаторы и Великие князья. С одним из них он даже совершил путешествие на Новую Землю.
И ведь, на самом деле, все так и было. У Василия Дмитриевича даже хранились кое-какие бумаги Михаила Константиновича. Некоторые из сохраняемых документов опубликованы в печати, а иные до сих пор не разобраны и ждут своего часа для классификации...
«Надобно разобраться, наконец, с оставшимися после Михаила бумагами, — подумал Василий Дмитриевич. — На этой неделе и займусь ими».
Спустя месяц Василий Дмитриевич закончил работу над документами Михаила Константиновича Сидорова. Он аккуратно распределил их по затронутым в них темам. Основные работы он озаглавил следующим образом: «Территориальные интересы России», « О необходимости оградить право собственности России на Карское море», «Просвещение», «О нефти на Севере», «Развитие промыслов на Севере и описание выставок, в коих Сидоров принимал участие», «Встречи с августейшими особами».
Подборка из этих материалов с комментариями автора этой статьи, рассчитанная на любознательных читателей, предлагается ниже. Вопросы, затронутые здесь, как убедится читатель, актуальны и в наши дни.
ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ ИНТЕРЕСЫ РОССИИ
Михаил Константинович Сидоров, потомственный помор, родился в 1822 году в семье известного архангельского купца. Унаследовал страсть к путешествиям и открытиям. «Я не моряк, но полюбил море еще в 1841 году. В лето того года я отправился из Архангельска в Соловецкий монастырь на судне. Буря унесла нас к берегам Новой Земли. И мы вместо суток плавали около месяца...» — вспоминал он.
Монахи Соловецкого монастыря рассказывали ему многое об истории освоения студеного моря, об экспедиции к устью Енисея под началом Кротова. У них сохранились предания о первых смельчаках, более трехсот лет назад подавших идею к плаванию в Енисей. Как сказывали соловецкие монахи, это были двиняне Кондратий Куркин и Еремий Савин.
Существует множество докладов, всевозможных обращений, записок М. К. Сидорова по сохранению русского первенства в освоении северных морей и земель, к ним примыкающих. Особенно его возмущали попытки иностранных государств присвоить себе право на владение многими исконно русскими островами, разведать их и основать на них промышленную разработку различных природных богатств.
Чего стоила одна лишь затея Швеции и Норвегии присоединить Шпицберген к своим владениям. Сидорову удалось доказать, что русские поселения на Груманте, так ранее называли Шпицберген, были древнее всех прочих, что 400 лет промыслами и судоходством на Шпицбергене занимался род архангельских купцов Старостиных (Статья М. К. Сидорова 21 апреля 1871 года, «Голос», N 113). Только благодаря трудам и ходатайствам Сидорова российское правительство отказало притязаниям Швеции в признании прав на Шпицберген. Остров был объявлен нейтральным с правом русских на селение там и промысел рыбы.
«О пользе поселений на Новой Земле, для развития морских и других промыслов, — писал Сидоров, — я напечатал проект еще в 1870 году. После того, как Шпицбергенский архипелаг объявлен нейтральным, норвежцы стали смотреть на Новую Землю так же, как на страну нейтральную: норвежские промышленники принялись истреблять памятники русских — кресты и жечь русские избы! Наконец австрийцы вздумали учредить там метеорологическую станцию. Замечая из действий иностранцев, что они хотят завладеть обширным архипелагом, который издавна принадлежит к русским владениям, я возбудил вопрос о наших правах на Новую Землю. Тогда еще в газетах подсмеивались надо мной по этому случаю... Между тем иностранцы считают Новую Землю непринадлежащею России: голландцы отправляют экспедицию для постройки памятников на Новой Земле, а под руководством германских ученых предпринимается поездка для исследования минеральных ее произведений с целью их эксплоатации.
Кто виноват, что иностранцы завладели морскими промыслами на Северном океане, и нашею морскою торговлей на Севере и нашими портовыми городами Онегою и Архангельском?... Все русские деятели, которые осмеливались развивать отечественную промышленность и противодействовать иностранному влиянию, разорились от разных стеснений... Таким образом заставляли жителей оставить Север и предоставить его богатства в руки иностранцев!... Уничтожаются на русских географических картах даже древние русские названия мест, озер и рек и заменяются норвежскими или финскими.
...На наше северное море обращено внимание и Германии, особенно с 1868 года... В «Dagebladet» (от 21 августа 1868 года, N 194) это было объяснено стремлением Бисмарка завладеть, между прочим, на Севере русскими морями».
Особенно ревниво следили за недопущением усиления могущества русских на Севере англичане и французы.
«При таком положении весьма рельефным становится известие газеты «Москва» от 7 февраля 1867 года, — писал Сидоров, — взятое из иностранных газет, о намерении Персии «действовать вместе с Англиею на Севере и снарядить экспедицию для исследования в Ледовитом море острова Новая Земля»... Теперь же газета «Русский Мир» (22 марта 1877 г., N 77) сообщает, что в Гааге 14-26 марта образовалась генеральная комиссия под председательством принца Генриха и подкомиссии для сбора пожертвований, с целью привести в исполнение мысль Лонга, а именно: «Снарядить экспедицию к Новой Земле и воздвигнуть памятники на всех пунктах, открытых или посещенных голландцами в течение XVI столетия в странах крайнего Севера». Затем «Русский Мир» (в следующем номере N 78) сообщает: «что в предстоящем лете предпринимается поездка на Новую Землю под руководством известнейших германских профессоров с целью ближайшего ознакомления с ее минеральными богатствами и условиями их разработки, чтобы впоследствии, вместе с финляндцами, учредить общество для эксплоатации северных стран и торговли их продуктами».
Не знаю, какое впечатления производят на вас, м.г., приведенные мною известия, но что касается до меня, то я вывожу из них заключения, что немцы не считают уже Новую Землю принадлежащею России. Наши русские немцы и еще, к сожалению, члены императорской русской академии наук, как видно, ввели иностранных немцев в заблуждение: они предоставляют право на Новую Землю иностранцам, приписывая открытие ее голландцам. До сих пор, кажется, никто из русских ученых и географов не заявил никакого протеста против мнения нашего академика А. Ф. Миддендорфа, что Новая Земля открыта голландцами (Миддендорф. «Путешествие на север и восток Сибири», изд. в 1866 г.,1ч., стр. 4.).
Путешествие совершено Миддендорфом и описание его издано за счет русской казны и одобрено академиею и другими учеными обществами, и потому, вероятно, немцы, имея в виду это сочинение, начали действовать смело: они, уже не спрашивая согласия России, отправляются на русские земли воздвигать немецкие памятники и приготовляются извлекать из Новой Земли минеральные и другие богатства. Вот до чего дошли мы!
Можем ли мы защитить права свои на Новую Землю? Русским подданным не дозволяется даже добывать и каменный уголь на Новой Земле, прежде представления обеспечения в успехе предприятия, между тем как иностранцы отправляются туда и не думая спрашивать позволения нашего правительства. Они, уничтожив все русские памятники на Новой Земле, теперь будут ставить свои, немецкие...
Русские не могут воспользоваться трудами своих предков, которые передали им права на владение землями, где они промышляли и имели свои жилища. Какими способами мы можем основать поселения на Новой Земле, если нам не позволяется без какого-то обеспечения разработка найденных там нами громадных залежей каменного угля, горючего сланца, горной смолы, аспида, серы, серного колчедана, медной, свинцовой руды и золотосодержащих песков? Очевидно, что все это сберегается для иностранцев...
Затем, мнение академика русской академии Миддендорфа, что Новая Земля открыта голландцами, я нахожу совершенно несправедливым и не основанном ни на каких данных. Она открыта не голландцами, которые ее увидали в первый раз в 1594 году, а еще новгородцами в XI веке. Доказательства этого можно найти в описании Новой Земли у самих же немцев. Так известнейший немецкий географ, доктор А. Петерман, в сочинении своем о Новой Земле, изданном им в 1667 г. на 7 стр. пишет: «Новая Земля русским была прежде всех известна. С того времени, как новгородцы перешли через Урал в Югрию, они начали предпринимать морские охоты и открытия и нашли остров, который назвали Новой Землею, а к концу 15-го столетия русские начали уже свои плавания к устьям Оби. По преданиям известно, что новгородские мореходы добывали серебро на Новой Земле. Когда Баренц пришел на Новую Землю, тогда там существовало уже русское новгородское поселение под именем Строгановское. Первый европеец, который увидел Новую Землю, был Стефан Бурро»...
Великие открытия Васко да Гамы и Колумба в исходе XV века, столь внезапно обогатившие Португалию и Испанию, возбудили соревнование в других мореходных нациях и каждая из них в свою очередь устремилась к достижению той цели.
Первая на этом поприще состязания является Англия. Себастьян Кабот, сын венецианского мореплавателя, подает мысль искать поход в Китай новым путем с севера, обогнув Норвегию через Ледовитое море. Для осуществления этого плана в Лондоне составляется компания. В 1556 году на одном из судов, по имени «Искатель», командовал Стефан Бурро. Он имел инструкцию проникнуть, по крайней мере, до р. Оби. Из истории его путешествия известно, что в Коле он нашел русских промышленников и до 39 судов, из коих на каждом было до 24 человек, готовящихся идти к Печоре и к Новой Земле на ловлю моржей. Сын польского священника Гаврило, как знающий хорошо дорогу к Оби, взялся даже быть лоцманом у Стефана Бурро и во все время оказывал ему большие услуги. Отправка из Колы Бурро совпадала с упомянутыми русскими судами. 25 июня Бурро находился в широте под 70 градусов 42 минуты у острова. Здесь он узнал от русского кормчего по имени Лошака, что они находятся в виду острова Новой Земли. 31 июля Бурро достиг острова Вайгача и там нашел много русских, от которых узнал, что большие острова Новой Земли обитаемы русскими. Затем Бурро, встретя непроходимые льды, повернул назад, а 10 сентября прибыл в Холмогоры.
Неудача Бурро и других судов проникнуть через Ледовитое море надолго охладила усердие англичан искать пути на восток. Но зато с большим рвением являются, как бы им на смену, соперники их на море, голландцы, только что успевшие приобрести себе независимость от испанского владычества.
Несколько богатых купцов из Амстердама, Миддельбурга и Энкгензена, руководимых советами славного в то время космографа Планция, снарядили в 1593 и 1594 годах четыре судна. Капитаном амстердамского корабля «Посланник» назначен был искусный мореход Вильгельм Баренц; миддельбургского судна «Лебедь» — Корнелий Нэй, и энкгензейского судна «Меркурий» — также опытный моряк Брант Исбрант, а сверх того Баренцу придана была в помощь еще рыбачья яхта.
Экспедиция должна была действовать в двух направлениях: «Лебедь» и «Меркурий», под главною командою Нэя, должны были плыть между островом Вайгачем и материком, «Посланник» и рыбачья яхта, под управлением Баренца, по совету Планция, к северу от Новой Земли.
5 июня 1594 года Нэй отплыл со своими двумя судами из Текселя, а несколькими днями позже и Баренц.
29 июня они прибыли к устьям реки Колы и тут оба отряда разлучились: Баренц направил свой курс к северо-востоку и 4 июля увидел берег Новой Земли, а ночью прибыл к ровному, далеко выдающемуся в море мысу, который он назвал «langesness» (у русских промышленников называется он Сухим Носом и лежит в широте 73 градуса 46 минут). В большой губе к востоку от этого мыса, губе Сафроновой, Баренц выходил на берег, но не нашел людей, а только следы их пребывания.
31 июля Баренц достиг Оранских островов, вероятно, острова Максимкова, в широте 74 с половиною градуса, крайнего предела, до которого доходят русские промышленники.
Этот пункт на этот раз был также пределом плавания Баренца.
Видя, что дальнейший путь ему загроможден льдами и принужденный ропотом своих людей, он 1 августа повернул назад с тем, чтобы соединиться с отрядом Нэя и узнать от него, не нашел ли он со своей стороны какого-либо прохода.
Затем Баренц прибыл к Мучному Носу русских промышленников. Тут он съезжал на берег и нашел зарытые в земле 6 кулей ржаной муки, из чего заключил, что там были люди, но скрылись при виде чужих пришельцев. Недалеко оттуда стояли три деревянных дома, в которых лежало множество разнообразных бочек, из чего видно было, что тут, вероятно, производилась ловля семги. Находящейся в этом месте безопасной гавани Баренц дал имя Мучной... Он был остановлен льдами, вынесенными из Карских Ворот, и оттого не мог достигнуть самой южной оконечности Новой Земли. Направляясь к юго-западу, он в широте 69 градусов 15 минут достиг островов Матвеева и Долгого, где опять соединился с судами Нэя, который только прибыл туда от Вайгача и думал, что Баренц обошел вокруг всей Новой Земли.
Баренц и Нэй возобновили экспедицию в 1595 году. Она состояла из 7 судов под начальством Нэя.
7 августа они обогнули Нордкап и 19 прибыли в Югорский Шар. У Вайгача они нашли самоедов и две русские лодьи, из которых одна была из Пинеги. От них они узнали, что ежегодно из Холмогор несколько лодей ходят в р. Обь и далее к Енисею с сукнами и другими товарами. 8 сентября, встретив сильный лед, суда под начальством Нэя возвратились; между тем Баренц, который отправился на северо-восток, остался на северо-восточной оконечности Новой Земли на зимовку. Весной, 14 июня, его экспедиция вышла в море, а 20 июня умер Баренц. 28 июня экспедиция прибыла в губу Строгановскую, где встретила две русские лодьи и получила от бывших на ней промышленников хлеб, копченую дичину и всякую помощь. 3 августа она направилась к берегу материка, который увидела на следующий день около реки Печоры. В дальнейшем плавании экспедиция уже чаще встречала русских, которые оказывали ей всякую помощь. 2 сентября она возвратилась в Колу, а 3 ноября благополучно прибыла в Амстердам.
Из 17 человек 15 увидели родной берег, а двое пали жертвою утомления и сурового климата.
Итак, из собственного описания англичанина Стефана Бурро, первого европейца, посетившего Новую Землю, и голландца Баренца, через 40 лет после Бурро прибывшего к Новой Земле, видно, что ни тот, ни другой не причисляют Новую Землю к своим открытиям, а напротив, каждый из них свидетельствует о той высокой степени, на какой тогда, т.е. 325 лет назад, стояло русское мореходство. Они собственными глазами видели русские суда, плававшие к Печоре и из Колы, и из Холмогор, и даже из Пинеги, и все они направлялись к Оби мимо Новой Земли. Баренц находил следы жизни на Новой Земле и видел даже постройки русских, которые снабдили его, а впоследствии и его экспедицию, провизией и спасли ей жизнь.
Итак, академик Миддендорф, сообщая свое мнение, что открытие Новой Земли сделано голландцами, руководствовался не истиною, а какими-нибудь другими соображениями ... может быть, желанием приписать это открытие иностранцам... Нельзя же в самом деле предполагать, чтобы русский академик, и притом писатель и путешественник по глубокому Северу, не знал, что новгородцы, т.е. русские, посещали Новую Землю за 500 лет ранее первого появления на ней голландцев. Замечательно, что немецкие ученые, не состоящие в подданстве России, утверждают, что Новая Земля открыта именно русскими и что она даже населена была русскими не только до прибытия к ней Баренца, но до прибытия к ней даже и Бурро... Между тем русские немцы, и притом русские академики, не признавали за русскими способности к морским открытиям...
В XVIII веке знаменитый английский министр Вальполь говорил в парламенте: «Если Россия, взяв за образец Данию, учредит, ободрит и поддержит торговые товарищества, то наша и голландская торговля в состоянии ли будут устоять от этого поражения? Если эта держава примется за умножение своих купеческих морских кораблей, тогда пропадут Англия и Голландия. Возможность, какую имеет Россия в построении судов, оправдывает мое беспокойство».
Почти в то же самое время другой государственный человек Англии, Пиль, выразился так по этому предмету: «Россия в деле мореплавания — опасный соперник, за которым нужно наблюдать и, если можно, сбивать его с пути и не давать ему хода в коммерческих делах»...
И мы видим, что в 1797 и 1812 годах, когда Россия была в тесном союзе с Англиею и действовала под ее влиянием, она отменила у себя все морские льготы и этим нанесла своей внешней торговле громадный вред».
Когда в 1881 году финский сенат возбудил ходатайство о предоставлении Финляндии западного Мурмана с Печенгским заливом и прирезке всей этой огромной, исконно русской территории к Улеаборгской губернии, М. К. Сидоров первый энергично поднял голос за отклонение подобного домогательства Финляндии. Он ясно видел, какие печальные последствия произойдут от этой утраты Мурмана для всей России, выходом которой к открытому Ледовитому океану являлся только Мурман. В предоставлении Финляндии западного Мурмана М. К. Сидоров видел гибель в будущем России, огромное государственное преступление.
О НЕОБХОДИМОСТИ ОГРАДИТЬ ПРАВО СОБСТВЕННОСТИ РОССИИ НА КАРСКОЕ МОРЕ
(Доклад М.К.Сидорова в Обществе содействия русской промышленности и торговле 22-го декабря 1871 года)
«Печорцы, промышляющие морских зверей на острове Вайгаче, просили управляющего Печерской компании, г. Никитина, при отъезде его ныне из Печорского залива в Петербург, ходатайствовать о защите их против произвола и господства иностранцев на острове Вайгач и вообще в Карском море.
В Архангельских губернских ведомостях была напечатана статья, в которой высказывались на иностранцев жалобы промышленников и других уездов Архангельской губернии, производящих промыслы при берегах острова Новой Земли. В ней было объяснено, что в то время, когда наши гавани еще замкнуты льдами, иностранцы приходят иногда тремя месяцами раньше русских промышленников к нашим островам Новой Земли, Вайгачу и другим, и выбивают у берегов этих островов и на наших морских прибрежьях моржей, тюленей и других морских зверей... От этого много теряют русские промышленники. Бывали случаи, что у них увозили оставленную добычу...
У наших промышленников небольшие суда, на которых по несколько человек рабочих, меж тем как иностранцы отправляют в Северный океан более значительные суда. И потому сопротивление наших промышленников иностранным невозможно, и последние обращаются с ними, как с заезжими людьми в чужие страны...
Наши поморы мало-помалу перестают плавать в Карское море и к Новой Земле, а вместе с тем год от году слабеет наше морское звероловство и падает северное мореходство!
...Норвежцы опасаются только соперничества англичан, но у них нет и мысли о том, что одни только русские подданные имеют право на зверинные промыслы в северных морях...
Для защиты русских промыслов на всем громадном протяжении Северного океана нет у нас ни одного военного судна».
ПРОСВЕЩЕНИЕ
Столкнувшись с засильем иностранцев во властных структурах государства и натерпевшись от их произвола, Сидоров пришел к убеждению, что до тех пор, пока у власти будут находиться немцы, которые безразличны к развитию русской промышленности, а другие немцы, нашедшие оплот в российской академии наук, выдавать научные рекомендации, согласно которым русские не могут быть ни хорошими промышленниками, ни мореходами, процветания России не произойдет. (Интересно, как бы рассматривал Сидоров вопрос о процветании современной России, будь он жив в наши дни, наблюдая, как находящиеся у власти современные «немцы» нещадно эксплуатируют природные богатства и заодно русский народ, обложив его 13-ти процентным подоходным налогом, что больше дани, которую платила Русь завоевавшему ее Чингис-хану. Чингис-хан требовал десятую часть от произведенной продукции... — В. Т.) Но процветания не может произойти и без грамотных русских специалистов. На своем горьком опыте Сидоров убедился, как трудно в России отыскать знающих морское дело, горные разработки, изыскательские работы и прочих необходимых для освоения несметных российских богатств специалистов. Не зря ему приходилось в поисках таковых обращаться за границу. А это связано с большими финансовыми затратами и потерей времени.
Становилось ясно, нужны отечественные подготовленные специалисты, а для этого следует обратить внимание на систему российского образования.
Широкий практический ум Сидорова сразу навел его на верный путь по борьбе с общей темнотой и экономической отсталостью страны. По его мнению, только просвещение могло вывести население из приниженного положения и дать в его руки надежное оружие для защиты его от эксплуататоров.
Находясь с народом в непосредственом тесном общении при своих многочисленных поездках по самым отдаленным и глухим углам России, М. К. Сидоров подметил природную сметливость и энергию русского человека, которые ждали только надлежащего выхода на вольный простор и применения к живой работе. Зная народ, он всегда горячо протестовал против нападок на пассивность и лень русского человека.
После Московской выставки он писал: «Мы всю вину складываем на славянскую лень, что неправильно, так как не она причиною, как доказывает и сама Московская выставка, а те администраторы, которые распоряжаются народным трудом. Гений народа, при всем его гнете, удивил иностранных промышленников изобретательностью и смышленостью. Между тем, наши высшие администраторы, не зная сами близко русского народа и не посещая никогда Севера, сваливают всю вину на бездеятельность русского человека, на его апатию и пр.»
Как только он перенес свою деятельность в Туруханский край, то первым его делом было учреждение школы при Туруханском Троицком монастыре для местных инородцев.
«Надеясь на открытие морского пути в устья рр. Оби и Енисея, — писал М. К. Сидоров, — я заботился о том, чтобы наши инородцы, особенно кочующие на Севере, понимали по-русски, умели читать и писать и получили такое образование, которое содействовало бы улучшению их положения».
Положение инородцев было кошмарное.
В 1863 году доверенное лицо Сидорова Ю. И. Кушелевский писал после обследования Обской губы: «Бедность тазовских и туруханских инородцев поразительна! Не знаю, с чем ее и сравнить; они хуже каждого нищего, потому что им некому протянуть руки за подаянием... Невольно приходит мысль, когда придет то счастливое время, что инородцы получат средства и возможность извлекать и сбывать богатства, которые рассыпаны в их благодатной стране. Будем надеяться, что несчастие их скоро минет..., что скоро они получат средства к безбедному существованию...»
Так писал исследователь Севера Юрий Иванович Кушелевский полтора столетия назад, но счастливое время для северных народов так и не наступило. И теперь уж, видно, не наступит. Богатство природными ресурсами мест обитания и кротость «инородцев» тому причиной. Ничто не остановит хищников, почуявших добычу. Чтобы завладеть богатствами недр, например Эвенкии, выгодно переселить в города всех эвенков вместе с их оленями, каждому эвенку и оленю предоставив по благоустроенной квартире. Но помещенный даже в золотую клетку эвенк, — еще не есть счастливый эвенк. Потому что он лишен привычной среды обитания. Меж тем налицо тенденция к совершению «великого аргиша» из тундры в города. Принесет ли счастье северным народам сооружение на Ангаре ГЭС вместе с алюминиевым комбинатом и ЦБК, резко ухудшающих среду обитания коренных жителей, фактически лишающих их многовековых традиций быта, при том что «хозяева», чтобы не платить налоги в местную казну, собираются зарегистрировать предприятия в офшорных зонах... Недовольство обманутых народов будет по инерции обращено против «русского старшего брата», хотя у нас теперь нет национальности. Но так уж повелось на Руси с тех давних пор, когда русские пришли в Сибирь. «На русских лежит святая обязанность улучшить участь кочующих на Севере племен, — писал Сидоров. — Мы, подчиняя их своей власти, обязались это сделать перед ними. Между тем они от нас всю жизнь терпели, а может быть и до сих пор терпят обиды и разорения и, несмотря на все стеснения, остаются в то же время самыми строгими исполнителями приказаний наших становых».
Сидоров постоянно делал пожертвования для содержания школ и приютов в Красноярске, Тобольске, Архангельске, Усть-Сысольске, Березове, Ижме, Омске и других городах, во многих учебных заведениях имел своих стипендиатов. В Архангельске он оказывал материальную поддержку Шенкурскому женскому монастырю, настоятельницей которого являлась его мать... «В 1865 году я пожертвовал 60 000 рублей для распространения грамотности в Тобольской губернии, в распоряжение тогдашнего губернатора Деспот-Зеновича. Но губернатор Енисейской губернии Замятнин стал требовать, чтобы пожертвованная мною сумма была употреблена для реальной гимназии г. Красноярска на том основании, что она получена из доходов от золотопромышленности в Енисейской губернии..., я никак не мог на это согласиться... Тогда губернатор Замятнин взял из казны мои деньги, назначенные для отправки Тобольскому губернатору, на основании статьи «О правах губернатора в случае бунта в губернии».
В 1854 году, получив доход с золота в размере 6287 рублей, он решил пожертвовать его на устройство университета в Сибири. За содействием Сидоров неоднократно обращался в Петербург к академику Э. И. Эйхвальду, предлагал правительству принять в качестве пожертвования на открытие сибирского университета все свои золотые прииски. Но дело застопорилось из-за отрицательного мнения губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева, который не мог простить Сидорову его горячего желания осваивать северные территории России и его несогласия с мнением губернатора о необходимости переселения жителей из северных районов в Приамурье.
Сидоров неоднократно делал крупные взносы на просвещение. В 1854 году Иркутскому губернатору К. К. Венцелю было предоставлено 10 000 рублей, генерал-губернатору Восточной Сибири графу Муравьеву-Амурскому — 25 000 рублей в 1860 году, генерал-губернатору Западной Сибири Дюгамелю в 1864 году — 20 000 рублей. За пожертвования на дело народного образования генерал-губернатор Западной Сибири А. И. Дюгамель 10 августа 1864 года ходатайствовал о пожаловании М. К. Сидорову ордена св. Владимира 4-й степени.
«Но ни генерал-губернатору Муравьеву, ни министру народного просвещения Головину (правильно: Головнину Александру Васильевичу. — Прим. В. Т.) не угодно было уважить представление генерал-губернатора Дюгамеля, и мне было отказано в принятии жертвуемых денег на университет. Эти деньги потом были употреблены по другому назначению», — вспоминал М. К. Сидоров.
Впоследствии, когда был назначен генерал-губернатором в Западную Сибирь Н. Г. Казнаков, известный своей образованностью и желанием всего доброго Сибири, «забывая все прежние преследования, — пишет М. К. Сидоров, — я первый явился к нему с возбуждением вопроса об университете».
И давнишняя мечта Сидорова была направлена по пути своего осуществления. В 1872 году, ко дню трехсотлетия Западной Сибири, М. К. Сидоров принес в дар будущему музею при Томском университете бесценную коллекцию сибирских древностей. С надеждою, что этот первый тогда во всей Сибири университет явится очагом, вокруг которого станет развиваться сибирская система народного образования.
Поистине, Сидоров стоял у истоков открытия не только Севера для России, но и университета в Сибири.
РАЗВИТИЕ ПРОМЫСЛОВ НА СЕВЕРЕ И ОПИСАНИЕ ВЫСТАВОК, В КОИХ СИДОРОВ ПРИНИМАЛ УЧАСТИЕ
Во славу России в качестве экспонента М. К. Сидоров принимал участие в 25 выставках, в том числе в 9 Всемирных за границей.
В 1867 году в Париж на Всемирную выставку Сидоров представил образцы всех естественных произведений, начиная от границ Архангельской губернии с Норвегией, до Якутской области: образцы руд и минералов, даже лаву и камни из неизвестных до сих пор вулканов на Севере, золото с сибирских приисков в самородках, кусках, порошке, шлихах и золотом песке; серебро в различном виде, жемчуг с жемчужными раковинами, цветные камни с Нижней Тунгуски. Графит в различных видах и изделиях, каменный уголь, медь, свинец, железо, нефть. Этнографические предметы и т.д.
Сидоров считал особенной заслугой, что собрал в устье Енисея породы рыб, которые до той поры нигде не выставлялись. Он представил образцы ценных полезных минералов и руд, которые были открыты им на Севере и до него НЕ БЫЛИ ИЗВЕСТНЫ (выделено мной — В. Т.). Однако его открытиями никто не заинтересовался.
Так, благодаря равнодушию чиновников много лет спустя русские вновь примутся открывать то, что было открыто Сидоровым. О том, каковы были открытия Сидорова, свидетельствует процветающий ныне Норильский промышленный район...
ВСТРЕЧИ С АВГУСТЕЙШИМИ ОСОБАМИ
(Воспоминания М.К.Сидорова)
«В 1864 г., в третий день Светлого Воскресенья, я обрадован был письменным приглашением к наследнику престола, в Бозе почившему великому князю Николаю Александровичу. Поводом к приглашению послужила поднесенная его высочеству графитная глыба в 16 пудов веса из открытого мною в Туруханском округе не реке Нижней Тунгуске графитного месторождения. Его высочество пожелал удостовериться, действительно ли находящаяся в кабинете императора Наполеона Третьего графитная глыба весом в 1 пуд, о которой в то время писали газеты и которая была поднесена ему русским подданным французом Алибером, есть единственная в мире по своей величине (за эту глыбу, как за необыкновенную редкость, император Наполеон и многие державные особы наградили Алибера орденами).
Его высочество приказал поставить глыбу в свою библиотеку... Так как я уезжал в это время для исследования соединения Печоры с Обью шоссейной дорогой, то его высочество выразил желание, чтобы я составил подробное обозрение промышленности северного края и изложил свое мнение об улучшении его положения.
Записка, составленная мной, за кончиною его высочества, была передана в Императорское Вольно-Экономическое Общество. Она читана 3 и 7 мая 1866 года, в присутствии ученых лиц и многочисленной публики, и доставлена местному губернатору; а проект о развитии промышленности Севера Сибири через Печорский порт представлен был в Тобольскую городскую Думу, вследствии чего составился ряд докладов, статей и газетных мнений...
В 1868 г. 5 апреля я имел счастие представить его высочеству, наследнику цесаревичу Александру Александровичу, свои соображения о некоторых мерах к возможному облегчению бедствий северных жителей от голода и к предупреждению их на будущее время и просил соизволения повергнуть на усмотрение его высочества более обстоятельное изложение как положения Севера, так и самые способы к развитию благосостояния края.
После того я обозревал Лапландию, Варангерское поморье, где находятся три подаренные норвежцам незамерзающие гавани, церковь Бориса и Глеба, Печенгу и др. приморские пункты нашего северного моря... По мнению моему, изложенному в записке, которая напечатана в «Русском Вестнике» в 1866 г. и в настоящем описании, наш Север в три-четыре года можно превратить в такую страну, в которую будут приезжать из других мест нашего Отечества для приобретения капиталов...»
Это провидческое замечание М. К. Сидорова, напечатанное в «Русском вестнике» в 1866 году, ныне наполнено для россиян новым смыслом: Россию ждут великие дела, богатства ее будут прирастать не только Сибирью, но и Севером.
Вопрос лишь в том, станет ли это благом для россиян, обернется ли пользою для них, как, например, это происходит в Объединенных Арабских Эмиратах или Норвегии, или же им в очередной раз покажут дырку от бублика, направив вырученные деньги от разработки континентальных шельфов в мифическую кубышку стабилизационного фонда да на приобретение английских футбольных клубов.
II. ПЕРВОПРОХОДЦЫ СЕВЕРА К НЕИЗВЕДАННЫМ БЕРЕГАМ
Освоение русскими промышленниками побережья и морей, особенно на северо-востоке Сибири, сопровождалось географическими открытиями. С начала ХVIII века на протяжении около 150 лет в море Лаптевых и Восточно-Сибирском море был открыт и нанесен на карту громадный архипелаг, получивший название Новосибирских островов. В 1810 году во время одной из экспедиций на эти острова промышленник Я. Санников к северу от острова Котельный обнаружил признаки земли, впоследствии получившей название «Земля Санникова»...
Вторично неведомую землю наблюдал в августе 1886 года геолог Э. В. Толль, находясь на северо-западном берегу острова Котельный, что явно подтверждало сообщение Санникова. Расстояние до неизвестной земли по мнению Толля составляло около 150 — 200 км.
Более ста лет среди ученых шел спор о существовании неведомой земли. Одни утверждали, что это миф, другие доказывали реальность ее существования.
С 1900 по 1902 год по заданию Российской Академии наук в Арктике работала Русская Полярная экспедиция на шхуне «Заря», уточняя карты западного побережья Таймыра, Новосибирских островов и исследуя к северу от них район предполагаемого местонахождения «Земли Санникова».
Идея организации экспедиции принадлежала Э. В. Толлю — географу с большим кругозором, известному полярному путешественнику. Ранее он исследовал бассейны рек Яны, Индигирки и Колымы. По просьбе Ф. Нансена на Новосибирских островах устраивал продовольственные склады на случай гибели «Фрама». Вместе с адмиралом С. О. Макаровым принимал участие в первом арктическом плавании ледокола «Ермак».
При разработке плана экспедиции Толль считал реальной возможностью совершить плавание на морском судне к неизвестной «Земле Санникова» в благоприятный период арктической навигации, т.е. когда море свободно от льдов. В случае успеха, в районе Новосибирских островов Толль намеревался пройти на судне через Берингов пролив во Владивосток. Экспедиция должна была ответить на ряд вопросов, прежде всего, о существовании гипотетической «Земли Санникова», о природе Новосибирских островов и прилегающего к ним района, а также положить начало плаваниям судов из Европейской России в устье Лены и в другие реки на северо-востоке Азии, вплоть до Берингова пролива, открыть новые районы морского промысла у северо-восточного побережья Сибири. Экспедиция должна была помочь предотвратить экспансию иностранцев на северо-восток Сибири и способствовать разрешению вопроса о сквозном плавании по Северному морскому пути.
Представленный Толлем план был в марте 1899 года одобрен созданной при Академии наук из видных ученых и представителей разных ведомств комиссией для снаряжения русской Полярной экспедиции. На осуществление экспедиции были отпущены соответствующие средства и вскоре для нужд экспедиции в Норвегии был приобретен китобойный барк, способный вести зверобойный промысел в ледовитых полярных морях. После переоборудования для целей экспедиции и переделки парусного вооружения судно стало соответствовать классу шхуны-баркентины, получив название «Заря».
В состав экспедиции вошли: Э. В. Толль, А. А. Бялыницкий-Бируля, Ф. Г. Зееберг, Г. Э. Вальтер. Экипаж был укомплектован из военных моряков. Командный состав: лейтенанты Н. Н. Коломейцев, Ф. А. Матисен и А. В. Колчак — кроме несения штурманских вахт все имели опыт выполнения гидрографических работ, кроме того Ф. А. Матисен выполнял геодезические и метеорологические работы, а Колчак А. В. — гидрологические и океанографические работы. Палубную команду возглавлял боцман Н. Бегичев, в состав команды входили: матросы-рулевые С. Евстифеев, С. Толситов, А. Семяшкин, И. Малыгин, В. Железняков, Н. Безбородов и повар Ф. Яскевич. Машинную команду возглавлял ст. механик Э. Огрин, в состав команды вошли: второй машинист Э. Ширвинский и кочегары И. Клух, Г. Пузырев и Т. Носов.
Экспедиция была снабжена, оборудована и оснащена в научном отношении весьма полно, провианта было взято на три года.
23 июня 1900 года Кронштадтский рейд — колыбель русского военно-морского флота — провожал «Зарю» в дальнюю Полярную экспедицию. Через месяц «Заря» вошла в порт Александровск на Мурмане, где взяла на борт 60 ездовых собак. Далее «Заря» продолжила плавание на восток к берегам Сибири. В Баренцовом море начались систематические гидробиологические и метеорологические наблюдения. После Диксона шхуна с трудом продвигалась среди массивов льда. Плавание в неисследованных проливах шхер Минина, полное риска оказаться на камнях, изматывало экипаж. Туман, противные ветры и сплошные льды являлись сложным препятствием для продвижения вперед. В заливе Миддендорфа «Заря» оказалась в ледовой ловушке, около месяца простояв без движения. Запасы угля с каждой милей таяли, а ледовая обстановка не улучшалась. Наконец, освободившись из ледового плена, шхуна вскоре вновь была остановлена невзломанным льдом и у западного берега острова Таймыр 26 сентября «Заря» встала на зимовку.
Первая зимовка у берегов Таймыра прошла благополучно. Участники экспедиции, разбившись на небольшие партии, приступили к изучению Таймырского полуострова и архипелага Норденшельда.
В апреле 1901 года с места зимовки «Зари» на Большую Землю в сопровождении каюра Расторгуева вышел лейтенант Н. Н. Коломейцев с заданием от Э. В. Толля — доставить почту и устроить угольные базы на островах Диксон и Котельный.
Почти год находилась «Заря» в ледовом заточении.
26 августа 1901 года экспедиция продолжила плавание к намеченной цели. У мыса Челюскина участники экспедиции высадились на берег для производства исследовательских работ. При геологическом исследовании северной оконечности Азии Толль высказал научное предположение о возможном нахождении к северу от мыса Челюскина неизвестных островов. Дело в том, что Норденшельд, Нансен и Толль, выполняя план своих экспедиций, стремились на восток и не предпринимали попыток подняться на север по меридиану мыса Челюскина.
Дальнейший путь к Новосибирским островам был пройден почти по чистой воде. Ученые выполняли гидробиологические исследования. «Заря» шла курсом на предполагаемое местонахождение «Земли Санникова». 10 сентября «Заря» находилась к северу от острова Котельный, в том самом районе, где по расчетам Толля должна была находиться «Земля Санникова», однако поиски земли затруднял крупнобитый лед. Видимость была очень плохая, признаков земли не было видно — над льдами всюду держался туман. 16 сентября 1901 года с началом льдообразования «Заря» вошла в лагуну Нерпалах (на западном берегу острова Котельный), где и осталась на 2-ю зимовку.
К приходу Русской Полярной экспедиции Новосибирские острова уже были положены на карту и в общих чертах описаны. С начала ноября стационарные научные работы были продолжены. Съемочные работы были направлены главным образом к детализации участков на островах и к уточнению положений географических объектов.
В апреле 1902 года лейтенант Матисен в сопровождении матроса Железнякова отправился на северное побережье острова Котельный, откуда дважды пытался по льду пройти в сторону «Земли Санникова», но был остановлен громадным пространством открытой воды. Проанализировав результаты поисков неведомой земли, Толль понял, что при крайне ограниченных запасах угля и тяжелой ледовой обстановке, господствующей в этом районе, подойти к загадочной «Земле Санникова» на судне уже невозможно. Тогда он решил предпринять пеший поход по льдам к острову Беннета и оттуда пройти на собачьих упряжках и байдарах севернее, в район предполагаемой земли. 5 июня 1902 года, передав руководство экспедицией лейтенанту Ф. А. Матисену, неутомимый Толль вместе с тремя спутниками — астрономом Ф. Г. Зеебергом и проводниками-каюрами В. Гороховым и Н. Дьяковым — отправился на собачьих упряжках к острову Беннета...
В середине июля месяца «Заря», освободившись от льдов, наконец выбралась из лагуны Нерпалах. К навигации 1902 года запасы угля на «Заре» составляли всего 60 тонн. В течение 1,5 месяцев предпринимались попытки пробиться к острову Беннета, с тем, чтобы снять партию Толля, но тяжелый паковый лед был этому предприятию грозным непреодолимым препятствием.
К 5 сентября на «Заре» осталось 9 тонн угля, чего хватало на два дня хода. В этих условиях Ф. А. Матисен вынужден был следовать в бухту Тикси, близ устья реки Лены, с тем, чтобы доставить личный состав и материалы экспедиции на сибирский берег и далее в Петербург.
Не дождавшись прихода «Зари», Толль и его спутники 8 ноября отправились на юг, к берегам острова Новыя Сибирь... На этом потерялся их след. По-видимому они погибли во время перехода по неокрепшим льдам в условиях надвигавшейся полярной ночи.
В начале 1903 года Академия наук направила на розыски группы Толля спасательную экспедицию в составе двух отрядов (сухопутный и морской). Морской отряд под начальством лейтенанта А. В. Колчака на острове Беннета обнаружил следы пребывания группы Толля летом и осенью 1902 года. В ходе их поисков удалось обнаружить некоторые предметы и документы Толля с результатами исследования острова Беннета.
Весной 1903 года командир «Зари» лейтенант Ф. А. Матисен в сопровождении каюра С. Расторгуева был направлен в бухту Тикси, чтобы снять со шхуны наиболее ценное оборудование и передать судно, согласно постановлению Академии наук, иркутской торговой фирме А. Громовой. Эту задачу с помощью машинистов «Зари» Э. Огрина, Э. Ширвинского, И. Клуха Матисен выполнил. 6 августа 1903 года на «Заре» был спущен флаг. Экпедиционные работы были завершены. В свободное время, оставшееся до прихода с юга парохода «Лена», Матисен выполнил съемку и промер бухты Тикси, и составил ее первую морскую карту. На пароходе «Лена» в Якутск были доставлены снятые со шхуны грузы, снаряжение и оборудование.
После возвращения поисковых партий Академия наук объявила премии тем, кто обнаружит Толля и его спутников или сообщит какие-либо сведения о них. Это обращение было обнародовано в Великобритании, Франции, Италии, Германии, Швеции, Норвегии, США и сообщено экспедициям, находившимся в арктических районах. Но следов Толля и его спутников обнаружить никому не удалось. В протоколе Академии наук от 5 декабря 1904 года сказано: «Академическая комиссия пришла к убеждению, что всех членов партии Толля нужно считать погибшими».
(В Эстонии, неподалеку от Кохтла-Ярве, сохранилась небольшая роща из дубов и кленов. Рощей Кабелиметса называли ее в старину, что в переводе означало «роща Капеллы». Сохранились и развалины древней фамильной усыпальницы Толлей — капеллы. На гранитных плитах видны надписи. Они гласят, что здесь покоятся ландрат Фридрих Толль (1781-1841) и Юлия фон Толль (1790-1839). Рядом, обнесенное железной оградой, надгробье из серого сердобольского гранита в виде парусника, на котором имеется надпись на эстонском и русском языках: «Известному русскому полярному исследователю Эдуарду Толлю (1858-1902)». Памятник исполнен в 1908 году скульптором Каареа Оро по заказу двоюродного брата полярного исследователя — Германа Толля. — В. Т.)
Научно-практические результаты экспедиции оказались высоки. Русская Полярная экспедиция на шхуне «Заря» знаменовала новую страницу в познании Арктики. Экспедиция положила начало комплексному исследованию арктических морей и суши. По результатам работ экспедиции была составлена геологическая карта полуострова Таймыр и острова Котельный, краткий физико-географический и биологический очерк северного побережья Сибири содержит сведения о климате, гидрографии, геологии, орографии, животном и растительном мире Таймыра и Новосибирских островов. На материалах экспедиции лейтенант А. В. Колчак выполнил фундаментальное исследование, посвященное льдам Карского и Восточно-Сибирского морей, представлявшего собой новый шаг в развитии полярной океанографии.
Научные результаты Русской Полярной экспедиции Академии наук, включающие исследования в области метеорологии, океанографии, земного магнетизма, гляциологии, физической географии, ботаники, геологии, палеонтологии, этнографии, полярных сияний были обработаны в течение 10-15 лет и изданы в «Известиях Российской Академии наук», в навигационных картах и лоциях арктических морей...
Между тем «Земля Санникова» продолжала занимать ученых и географов. Многочисленные открытия островов в морях Карском и Лаптевых, выпавшие на долю советских полярников в 1930-1935 годы, красноречиво говорили о еще недостаточной изученности Арктики, о реальной возможности открыть землю там, где когда-то Толль видел каменные горы... Проходили годы, на севере моря Лаптевых побывали десятки судов и пролетели сотни самолетов ледовой разведки. Но ни один из них не обнаружил ни острова, ни архипелага, ранее не посещенного человеком. Не остается никакого сомнения, что «Земли Санникова» не существует...
Среди ученых-полярников высказывались различные предположения. Так научный сотрудник ААНИИ В. Н. Степанов предполагал, что «Земля Санникова», по-видимому состоявшая большей частью из ископаемого льда, оказалась разрушенной морем, как были за последнюю четверть века поглощены океаном острова: Васильевский и Фигурина и в настоящее время разрушается остров Семеновский... Другой советский ученый-полярник, В. Ф. Бурханов, выдвинул гипотезу о том, что «Земля Санникова» представляла собой так называемый дрейфующий ледяной остров, возвышающийся над водой на 8-15 метров, ныне поглощенный океаном...
Трудно сказать, что именно приняли Санников и Толль за неведомую землю. Словно призрак, неоднократно являлась она путешественникам, чтобы заставить несколько поколений исследователей гоняться за неосуществимой мечтой.
СИБИРЬЮ СВЯЗАННЫЕ СУДЬБЫ
(из исследований капитана дальнего плавания, почетного полярника, Шевченко Виталия Николаевича)
После участия в Русской Полярной экспедиции судьбы Коломейцева, Матисена, Колчака и Бегичева неоднократно пересекали меридианы и параллели громадных просторов Сибири. Сухопутные маршруты их путешествий в разное время проходили через сибирские города Якутск, Иркутск, Красноярск, Новониколаевск, Омск и другие пункты... По неполным и отрывочным сведениям удалось проследить их жизненные пути.
...По окончании дел, связанных с устройством угольного склада на острове Диксон, Н. Н. Коломейцев был откомандирован из РПЭ обратно на службу в Балтийский флот, и в 1902 году по представлению адмирала С. О. Макарова был назначен командиром ледокола «Ермак».
Когда началась Русско-Японская война, Коломейцев добровольно вызвался идти в составе 2-й Тихоокеанской эскадры и был назначен командиром миноносца «Буйный».
...В Цусимском сражении корабль Коломейцева подобрал из воды значительную часть команды потопленного броненосца «Ослябя», в затем подошел к гибнущему флагманскому броненосцу «Суворов». И хотя командующий эскадры адмирал Рожественский терпеть не мог Коломейцева за самостоятельность взглядов и решений, ему пришлось перейти на борт «Буйного», т. к. назначенный наблюдатель за флагманом любимец адмирала командир миноносца «Бедовый» Баранов позорно бежал с морского поля боя. Когда на следующий день штаб Рожественского предложил Коломейцеву приготовить белый флаг для сдачи в плен при встрече с японскими кораблями, Коломейцев пригрозил их арестовать!
Ночью адмирал со свитой перешел на борт «Бедового», на котором и сдался в плен.
Миноносец «Буйный», из-за невозможности исправить полученные в бою повреждения, пришлось затопить. Коломейцев с остатками экипажа перешел на борт крейсера «Дмитрий Пожарский», на котором героически сражался до гибели корабля. Тяжело раненным попал в плен.
По возвращении из японского плена Коломейцев был награжден Георгиевским оружием — золотой саблей с надписью «За храбрость».
После Русско-Японской войны, как один из наиболее опытных морских офицеров, он несколько лет был членом различных комиссий, обсуждавших способы возрождения русского Военно-Морского флота. Участвовал он и в комиссии, обосновавшей необходимость исследования Северного Морского пути и разработке проекта и подготовки гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана, и постройки ледокольных пароходов «Таймыр» и «Вайгач».
В 1910 году капитан 1 ранга Коломейцев командовал линкором «Слава», а в 1913 году, уже в звании контр-адмирала, его назначили командиром Первой дивизии крейсеров Балтийского флота.
После февральской буржуазно-демократической революции, в марте 1917 года, Николай Николаевич Коломейцев вышел в отставку. Ему в то время было около 50 лет. Талантливый и смелый моряк, он не смог пережить надвигавшихся ужасов революционного хаоса... И вскоре от паралича сердца умер в Петрограде. Место его могилы в настоящее время неизвестно.
По окончании дел, связанных с участием в РПЭ, Ф. А. Матисен был откомандирован для прохождения службы на Балтийском флоте и получил в командование миноносец № 110, на котором нес службу по охране побережья Финского Залива.
С началом Русско-Японской войны Ф. А. Матисен в должности старшего штурмана крейсера «Жемчуг» участвовал в переходе с Балтики на Дальний Восток в составе 2-й Тихоокеанской эскадры и участвовал в Цусимском сражении. Затем командовал миноносцем «Прозорливый» и служил старшим офицером на крейсере «Диана».
В 1907 году Матисен был назначен наблюдающим за строительством ледокольных пароходов «Таймыр» и «Вайгач» для предстоящей гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. Пароходы строились на Невском судостроительном заводе. Вместе с известными полярными исследователями А. И. Вилькицким и А. И. Бунге почетные полярники-офицеры РПЭ Коломейцев, Матисен и Колчак участвовали в составлении плана и программы для предстоящего исследования Северного Морского пути.
В 1909 году гидрограф-геодезист Ф. А. Матисен, капитан 2 ранга, был назначен командиром л/п «Таймыр» и командовал им в первые месяцы плавания. Экспедиция отправилась в плавание вокруг Евразии на Дальний Восток... Нелепая случайность (неисправность в машинно-котельном отделении, создавшая аварийную ситуацию) послужила причиной смены командира, вследствие чего Федору Андреевичу Матисену не посчастливилось участвовать в знаменитом предприятии, завершившимся великим географическим открытием — Северной Земли (1913 год).
До 1916 года Матисен служил на Амуре, командовал канонерскими лодками «Ураган», «Орочанин» и «Сибиряк».
Октябрьская революция застала Федора Андреевича в Петрограде. Верный идеалам гидрографии, не вдаваясь в политику, он без колебаний продолжал идти по тернистому жизненному пути исследователя и весной 1920 года, по окончании Гражданской войны, возглавил гидрографическую экспедицию к устьям рек Лены и Оленек, организованной Иркутским управлением водного транспорта. Федору Андреевичу в то время было 48 лет. Страдая болезнью сердца, он, тем не менее, тщательно провел промер и съемку Быковской протоки, залива Неелова и устья реки Оленек. По окончании полевого сезона 1921 года он торопился с обработкой материалов экспедиции, обосновав строительство морского порта в бухте Тикси, планировал поездку в Петроград. Неожиданно заболев сыпным тифом, 9 декабря 1921 года Ф. А. Матисен умер в г. Иркутске. Могила его также неизвестна.
По возвращении с Севера морской спасательной партии в г. Иркутск в личной жизни А. В. Колчака произошло событие — женитьба на Софье Федоровне Омировой. 18 марта 1904 года состоялась церемония бракосочетания, на которой свидетелем со стороны жениха присутствовал друг по полярным странствованиям боцман «Зари» Н. Бегичев. Через три дня Колчак и Бегичев выехали на Дальний Восток, в Порт-Артур, а молодая жена со свекром Василием Ивановичем — в Петербург.
По прибытии в Порт-Артур Колчак явился к адмиралу Макарову с просьбой назначить его на более активную должность.
К этому времени состояние здоровья Александра Васильевича после «полярных одиссей» было далеко не благополучно — суставный ревматизм — результат продолжительного пребывания на Севере в экспедиционно-полевых условиях.
Колчак получил назначение на крейсер «Аскольд», где по мнению адмирала С. О. Макарова Александру Васильевичу служба позволяла немного отдохнуть и пожить в человеческой обстановке.
После гибели адмирала Макарова Колчак был назначен на минный заградитель «Амур», а затем переведен на миноносец «Сердитый» на должность командира. Однако к этому времени физические силы Александра Васильевича были подорваны и он заболел тяжелым воспалением легких, что заставило его лечь в госпиталь. Через месяц, оправившись от болезни, Колчакь снова продолжал командовать миноносцем. К осени же состояние здоровья ухудшилось. Однако и тогда он продолжал самоотверженно сражаться. Ему удалось поставить минную банку на подходах к Порт-Артуру, на которой взорвался японский крейсер «Такосадо».
Осенью 1904 года Колчак перешел на сухопутный фронт и командовал батареей морских орудий на северо-восточном форту крепости. На этой батарее он сражался до сдачи Порт-Артура.
Александр Васильевич в эти дни едва держался на ногах и еле-еле ходил. Пришлось снова лечь в госпиталь. Был легко ранен, но ревматизм совершенно свалил его с ног. Будучи тяжело больным, оказался в японском плену, из которого был освобожден весной 1905 года и через Америку возвратился в Россию. Боевые заслуги Колчака были отмечены орденами и Георгиевским оружием — золотой саблей с надписью «За храбрость».
В Петербурге Колчак был освидетельствован медицинской комиссией и признан совершенным инвалидом, ему был дан четырехмесячный отпуск для лечения на водах.
С осени 1905 года Колчак был откомандирован в распоряжение Академии наук и был занят обработкой научных результатов Русской Полярной экспедиции (1900 — 1903 гг). Вскоре в Русском Географическом обществе он получил высшую научную награду — Большую Константиновскую золотую медаль за организацию и проведение морской экспедиции на остров Беннета в 1903 году.
В 1906 году Колчак возглавил группу передовых офицеров флота, решив заняться проблемой возрождения русского Военно-Морского флота, его могущества. С его участием была разработана большая записка о создании морского генерального штаба. В апреле 1906 года был создан морской генеральный штаб, в который вошел и А. В. Колчак, получив звание капитана 2 ранга. В штабе он заведовал Балтийским «театром военных действий».
В 1908 году Главное Гидрографическое управление выступило с проектом организации гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. В разработке этого проекта самое активное участие приняли Коломейцев, Матисен и Колчак — как имевшие за плечами опыт плавания в полярных морях. По чертежам корабельного инженера Матросова, при непосредственном участии Ф. А. Матисена и А. В. Колчака, на Невском судостроительном заводе были заложены два ледокольных парохода — «Таймыр» и «Вайгач». Суда строились под непосредственным наблюдением Колчака и обязаны ему своим превосходным по тому времени оборудованием. Матисен и Колчак были назначены командирами строящихся для экспедиции гидрографических судов. С новым назначением Колчак полностью окунулся в атмосферу подготовки к новой экспедиции.
В 1909 году экспедиционные суда были спущены на воду и Колчак на «Вайгаче» осенью ушел на Дальний Восток. Маршрут пролегал через Средиземное море и Индийский океан. Весной 1910 года суда «Таймыр» и «Вайгач» прибыли во Владивосток. Оставшийся период навигации был использован на обследование района Берингова пролива. В исследованиях Колчак принимал самое активное участие.
Осенью 1910 года, по возвращении во Владивосток, Колчак получил предложение от Морского министра Воеводского и начальника морского генштаба Ливена продолжить работу в генштабе на прежнем поприще. Колчак дал согласие и возвратился в Петербург.
В 1912 году Колчак перешел на действующий флот. Командовал эсминцем «Пограничник». В 1914 году началась Первая Мировая война. В период боевых действий Колчак проявил себя как мастер минного дела, талантливый командир-организатор, не лишенный честолюбия человек действия.
В 1915 году Колчак произведен в капитаны 1 ранга, а осенью назначен командиром минной дивизии и произведен в контр-адмиралы.
Летом 1916 года А. В. Колчак произведен в вице-адмиралы и назначен командующим Черноморским флотом. В короткие сроки пребывания на этом посту Александр Васильевич активизировал действия флота. До последнего дня командования он болел за боеспособность Черноморского флота.
Февральскую революцию он приветствовал и надеялся, что новое Временное революционное правительство примет действенные меры к укреплению боеспособности армии и флота, и уверен был в победоносном исходе войны для России. Однако обострение отношений с революционными массами, противоположность взглядов на положение дел внутреннего и внешнеполитического характера между ним и правительством вынудили его оставить пост командующего Черноморским флотом.
В конце июля 1917 года в составе военной миссии Колчак выехал в США для оказания консультаций по минному делу.
Октябрьский переворот Колчак не принял. В Россию он возвратился, когда в стране бушевал пожар Гражданской войны... Став Верховным Правителем, Колчак пытался любой ценой возвратить старые порядки и вступил в непримиримую борьбу с большевизмом. Последним театром его военных действий была Сибирь... Потерпев в кровопролитных боях ряд поражений, Колчак вместе с союзниками по Антанте отступал на восток.
15 января 1920 года он был арестован в городе Иркутске. С 21 января по 6 февраля шло заседание чрезвычайной следственной комиссии Иркутского ревкома, где на допросах Александр Васильевич Колчак изложил весь свой жизненный путь... Неожиданно ревком прервал допросы и 7 февраля 1920 года А. В. Колчак был расстрелян на берегу Ангары. Его могилой стала студеная Ангара.
(В 1953 году после посещения острова Беннета советской арктической экспедицией на берегу осталось сложенное из камней имя полярного исследователя — А. В. Колчака. В начале третьего тысячелетия в Иркутске воздвигнут ему памятник. В Париже на русском кладбище Женевьев де Буа под № 6 значится могила Верховного Правителя России адмирала А. В. Колчака. В судьбе его семьи посчитал за честь принять участие Ф. Нансен. В архиве знаменитого полярного исследователя Фритьофа Нансена в Норвегии хранится письмо Софьи Федоровны Омировой, первой жены и вдовы адмирала Колчака, написанное уже после гибели адмирала.
«Дорогой сэр, — писала она, — все еще надеясь без надежды, я взяла на себя смелость обратиться к Вам, поскольку не вижу никого, кто хотел бы помочь нам в нашей беде... До сих пор нам оказывали помощь несколько скромных, чаще желающих остаться неизвестными, друзей, однако более многочисленные враги, беспощадные и жестокие, чьи происки сломали жизнь моего храброго мужа и привели меня через апоплексию в дом призрения. Но у меня есть мой мальчик, чья жизнь и будущность поставлены сейчас на карту... Молодой Колчак учится в Сорбонне... с надеждой встать на ноги и взять свою больную мать домой. Он учится уже два года, осталось еще два или три года до того, как он получит диплом и выйдет в большую жизнь. В мае начнутся экзамены, которые полностью завершатся к августу. Но как дожить до этого момента? Мы только на время хотели бы занять немного денег, чтобы перевести ему 1000 франков в месяц — сумма, достаточная для молодого человека, чтобы сводить концы с концами. Я прошу у Вас 5000 франков, на которые он может жить и учиться, пока не сдаст экзамены... Помните, что мы совсем одни в этом мире, ни одна страна не помогает нам, ни один город — только Бог, которого Вы видели в северных морях, где также бывал мой покойный муж и где есть маленький островок, названный островом Беннетта, где покоится прах Вашего друга барона Толля, где северный мыс этих суровых земель назван мысом Софьи в честь моей израненной и мечущейся душии — тогда легче заглянуть в глаза действительности и понять моральные страдания несчастной матери, чей мальчик 10 апреля будет выброшен из жизни без пенни в кармане на самое дно Парижа. Я надеюсь, Вы поняли наше положение и Вы найдете эти 5000 франков как можно быстрее, и пусть Господь благословит Вас, если это так. Софья Колчак, вдова Адмирала». — В. Т.)
Боцман шхуны «Заря» Н. Бегичев еще во время плавания у берегов Таймыра и во время зимовки в 1900 — 1901 годах обратил внимание, что берега Таймырского полуострова не обжиты, изобилуют пушным зверем и ценными породами рыб. Уже во время зимовки и экспедиции 1903 года он зарекомендовал себя хорошим опытным охотником.
После участия в Русско-Японской войне Бегичев с 1906 года поселился в Дудинке и начал промышлять зверя в Таймырско-Хатангской тундре. В короткое время он подружился с местным населением — охотниками и рыбаками. Двери его дома в Дудинке и полог чума в тундре всегда были открыты для гостей. С обитателями тундры он вел себя честно, не спаивал и не обманывал их.
Путешествуя по просторам Хатангской тундры, от местных охотников Бегичев услышал легенду о неведомом острове, находящемся в Хатангском заливе...
Весной 1908 года, отправясь в новые места промысла и проверяя услышанные легенды, он установил, что на севере Хатангского залива показанный на карте полуостров фактически является большим островом. Промышляя на открытом острове, он глазомерно составил его карту, географическое описание острова, а в различных местах им были взяты образцы горых пород и растений. В глубине острова им были обнаружены признаки нефти, а на побережье — выходы каменного угля.
В Петербурге в научных кругах были удивлены пытливостью моряка-охотника, академик Чернышев пригласил Бегичева для беседы в Геологический комитет Академии наук и советовал продолжать наблюдения на Таймыре, на котором оставалось еще много «белых пятен».
При укомплектовании личного состава Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана военными моряками, Бегичев, будучи в Петербурге, получил предложение участвовать в экспедиции боцманом на одном из судов. Но к этому времени Бегичеву уже льстило знакомство с академиком Чернышевым и гидрографом Вилькицким. Познавшему свободу, ему уже не хотелось возвращаться в подчинение. Этому способствовало его больное самолюбие и надежды открыть свое дело...
В 1913 году, находясь в Дудинке, Бегичев встречался с Ф. Нансеном во время путешествия того в «страну будущего». В своем путевом дневнике Нансен описал встречу с Бегичевым, дал оценку его географическим открытиям и обрисовал его внешность: «Он был рослый и крепкий молодец с виду, по крайней мере в сумерках, когда рассказывал обо всех ... чудесах. Гладко выбритое выразительное лицо его слегка напоминало Амундсена, когда тот сбрил себе бороду».
В 1914 году во льдах Карского моря, северо-восточнее архипелага Норденшельда, зазимовали суда «Таймыр» и «Вайгач» Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. Возникла необходимость отправить часть команд судов в Гольчиху, на Енисей.
В феврале 1915 года Бегичев получил предложение от Гидрографического управления снарядить оленне-санную экспедицию к мысу Вильда на побережье Карского моря для оказания необходимой помощи экспедиции. Многие считали данное предприятие невыполнимым, однако Бегичев, благодаря неограниченному авторитету среди промышленников-оленеводов, приложил максимум сил и энергии, организовал оленне-санный «аргиш», провел его через тундру по совершенно необследованной местности от Дудинки к мысу Вильда и успешно выполнил порученное ему задание. В период этой экспедиции Бегичевым были открыты неизвестные науке и не показанные на карте реки, озера, горные возвышенности в системе гор Бырранга.
На революционные события 1917 года, происходящие далеко на западе, Бегичев смотрел со стороны, занимаясь промыслом. В среде полярников в 60-70 годы прошлого столетия жила легенда, будто в период Гражданской войны Бегичев получил от Колчака предложение войти в состав Сибирского правительства и портфель товарища министра торговли и промышленности... На это предложение Бегичев ответил молчанием, заняв выжидательную позицию, по-прежнему занимаясь промыслом зверя.
В 1921 году Сибревком обратился к Бегичеву, уже как к отличному знатоку Таймырского Севера, с предложением возглавить советско-норвежскую группу в поисках пропавших в тундре норвежцев Тессема и Кнудсена, членов экспедиции на шхуне «Мод», посланных Амундсеном с места зимовки близ мыса Челюскина на остров Диксон с почтой еще осенью 1919 года. Во время поисков 9 августа в глубине бухты к югу от полуострова Михайлова Бегичевым были обнаружены следы стоянки людей, которые были приняты за исчезнувших норвежцев. В действительности же это оказалась одна из стоянок членов экспедиции геолога В. Русанова (1912 — 1913 гг), что было установлено позднее научно-спортивной экспедицией газеты «Комсомольская правда» (1974 год).
Летом 1922 года Бегичев принял участие в экспедиции геолога Н. Н. Урванцева, который на рыбачьей лодке спустился с маршрутно-геологической съемкой по реке Пясине, от верховий до устья и далее, совершив морской переход под парусом вдоль берега от устья Пясины, через Диксон до устья Енисея.
Во время этой экспедиции, при остановке на привал, Бегичев обнаружил рассыпанную почту Амундсена, предметы снаряжения норвежцев, а на восточном берегу гавани Диксона — останки Тессема.
Во время своих путешествий Бегичев вел дневники, обстоятельные записи посещенных им мест. Вот что заключила по поводу этих материалов Полярная комиссия Академии наук СССР (1932 г.): «Материалы Н. А. Бегичева представляют несомненный научный интерес, несмотря на то, что сам Бегичев не был исследователем по специальности, и наблюдения его не могли, по отсутствии у него необходимой подготовки, носить строго научный характер. Но наличие наблюдательности и не вызывающая сомнений добросовестность записей придает им значительную ценность. Особенно это относится, естественно, к той части записей, которая посвящена описанию таких районов, которые никем, кроме Бегичева, описаны не были и для которых, таким образом, материалы являются единственными».
В 1925 году Бегичев предложил Губернскому союзу кооперативов освоить промыслом побережье Карского моря северо-восточнее Диксона: построить сеть промысловых зимовок, организовать промысловую артель. Губсоюз кооперативов поддержал его предложение и летом 1926 года Бегичев спешно набрал артель промышленников, добрался до побережья Пясинского залива, где вблизи мыса Входного основал свою зимовку. Быстро наступила осень, полярная зима... Ряд непредвиденных неудач обрушились на зимовщиков. Тяжело заболел цингой Н. А. Бегичев и 18 мая 1927 года умер. Похоронен товарищами недалеко от избы.
(С подачи Бегичева на Север было обращено внимание. 15 ноября 1925 года в «Правде» была опубликована информация: «Совещание крупнейших заготовительных организаций Сибири решило установить воздушное сообщение по линии Красноярск — Туруханск. Средства на пробный зимний полет собраны...» — В. Т.)
АВИАЦИЯ И АРКТИКА
С развитием технического прогресса полярные исследователи стали получать все более совершенную технику, парусные корабли уступили место судам паровым, а затем наступил век и атомных ледоколов. Однако наибольшие успехи в исследовании Арктики связаны с авиацией. Приоритет русских в освоении Севера подкреплен был появлением в небе Арктики первого самолета, пилотируемого русским летчиком.
Шел 1914 год. В самом начале этого года в мировой печати стали появляться сообщения о том, что начавшаяся еще в 1912 году русская полярная экспедиция, возглавляемая Г. Я. Седовым, по всей видимости погибла, корабль «Св. Фока» раздавлен льдами. Вместе с тем высказывались соображения, что люди могли уцелеть и спастись, зазимовав где-нибудь в районе к югу от Земли Франца-Иосифа и западнее Новой Земли. Отсутствие сообщений требовало от правительства России принятия срочных мер по организации поиска пропавшей экспедиции, а заодно и пропавших других полярных исследователей — Брусилова, Русанова и их спутников. Конечно, для этой цели годились все традиционные способы передвижения: морские суда, собачьи упряжки. Но уж очень заманчивым представлялось использование летательных аппаратов. Все-таки скорость перемещения у них несравнимо выше. И за короткое северное лето и светлое время можно обследовать большие пространства. Было решено направить на поиски пропавших экспедиций корабли «Грета» и «Печора» под общим командованием капитана I ранга Ислямова и придать экспедиции самолет.
Так как дело было новое, опыта полетов в Арктике до этого не имелось, а на самолетах отсутствовали самые необходимые навигационно-пилотажные приборы, то и пилот требовался опытный и обладающий незаурядной смелостью. Участвовать в спасательной экспедиции дал согласие военный летчик поручик Нагурский. Ему поручили самому выбрать марку самолета, наиболее приспособленного по его мнению к полетам в высоких широтах. Таким самолетом ему показался гидроплан «Фарман». Прибыв в Париж, Нагурский лично наблюдал за постройкой самолета, затем за его погрузкой и отправкой в порт Александровск на Мурмане.
31 июля 1914 года пароход «Печора» с разобранным самолетом на борту вышел в море, а 3 августа достиг Крестовой Губы на Новой Земле. Спустя четыре дня самолет собрали и над Арктикой впервые зарокотал мотор самолета. Тактико-технические данные самолета «Фарман», хотя и считавшегося по тем временам первоклассным самолетом, были невысоки: он имел мотор в 70 лошадиных сил, грузоподъемность 300 килограмм, скорость полета 100 верст в час. Никаких приборов для выполнения «слепого» полета в облаках не имелось, так же как и противообледенительной системы.
21 августа 1914 года произошло историческое событие. В небе Арктики произвел первый полет русский пилот (следующий полет в Арктике будет совершен советским полярным летчиком Борисом Григорьевичем Чухновским только через десять лет. — В. Т.). Взлетев вместе с находящимся на борту механиком матросом Кузнецовым, Нагурский решил осмотреть западные берега Новой Земли. Однако резко испортившаяся погода не позволила в полной мере осуществить задуманное. В тумане и облаках Нагурский еле нашел «окно» для снижения и производства вынужденной посадки. Весь полет продолжался 4 часа 20 минут, самолет преодолел расстояние в 420 верст. Потом были еще полеты, вынужденная посадка с отказавшим мотором... И была впервые проведенная в Арктике авиационная ледовая разведка! Выполнена она по просьбе капитана «Андромеды» в районе Горбовых островов.
Арктическая одиссея Нагурского закончилась 10 сентября 1914 года. В этот день пароход «Печора» прибыл с самолетом на борту в порт Александровск на Мурмане, откуда экспедиция и начиналась. И хотя «Св. Фоку» найти не удалось, результаты и опыт по использованию авиации в суровых северных условиях был получен. Биограф Нагурского М. Е. Жданко писал: «...Нельзя не сказать с отрадным чувством для русского человека, что не только на поприще мореходства, как с целью промышленной, так и с целью научной, но и на поприще авиации в высоких широтах полярных стран первенство принадлежит русским людям: русским поморам-промышленникам, русским гидрографам и, наконец, русскому же офицеру-летчику».
Судьба русского летчика Яна Нагурского необычна. Поляк по национальности, он, находясь на военной службе в России, получил русское имя Иван. Это сыграло роковую роль в дальнейшей его судьбе, внеся путаницу и неразбериху в труды исследователей его биографии.
Я. И. Нагурский храбро сражался в Первую Мировую войну, награжден 5 российскими орденами. Его именем названа одна из полярных станций на Земле Франца-Иосифа. О его летном мастерстве можно судить по одному факту: 17 сентября 1916 года он первым в истории морской авиации на летающей лодке конструктора Григоровича «М-9» выполнил «мертвую петлю». Летом 1917 года самолет Нагурского был сбит над Рижским заливом. Это видели летчики группы, ведущим которой Нагурский в этом полете являлся. О чем было доложено командованию. Нагурский попал в списки погибших. Матери в Польшу направили извещение: «Ваш сын погиб во славу русского оружия...» Однако ему и механику Евгению Кузнецову, тому самому, который участвовал в первых арктических полетах, удалось спастись, в море их подобрала русская подводная лодка. Потом было лечение, работа в управлении морской авиации и воздухоплавания, поездка на родину, где он и остался навсегда. Мать в живых не застал, извещение о гибели сына сделало свое черное дело. И в то время, когда друзья оплакивали гибель отважного летчика Ивана Нагурского, Ян Нагурский преспокойно жил в Польше. Работал инженером-конструктором, увлекался литературой.
В пятидесятые годы прошлого века в Польше вышла книга о первооткрывателях Арктики, прочтя которую Нагурский узнал многое о себе и своей гибели... Последовала встреча с советским радио-журналистом Ю. Гальпериным, голос легендарного летчика прозвучал в эфире радиостанций Советского Союза. В 1956 году он приехал в СССР. Встречался со старыми друзьями. Скончался Я. И. Нагурский в 1976 году.
(В Санкт-Петербурге в Центральном военно-морском музее, в секторе «История русского флота» хранится фотоальбом Яна Иосифовича Нагурского, многие годы путешествовавший по разным странам, побывавший у многих владельцев, и наконец возвращенный французским гражданином А. Литвиновым туда, где ему и положено находиться. — В. Т.)
ПОЛЮС НЕДОСТУПНОСТИ
Много славных дел по изучению и освоению Арктики на счету авиации, обо всем в короткой статье невозможно даже упомянуть. И все же следует сказать несколько слов о выдающемся достижении русских летчиков, о покорении ими Полюса недоступности.
Полюс недоступности — это равноудаленная от суши географическая точка на карте полярного бассейна. Достижение этой центральной точки Арктики было пределом мечтаний многих поколений полярных исследователей. Неоднократные попытки покорить полюс недоступности неизменно заканчивались неудачей. Наконец весной 1941 года это удалось осуществить советским авиаторам.
В ставшем историческом полете самолета «СССР Н-169» принимал участие экипаж в составе командира корабля И. Черевичного, второго пилота М. Каминского, штурмана В. Аккуратова, бортинженера Д. Шекурова, радиста А. Макарова, бортмехаников В. Барукина и А. Дурманенко. Кроме того, на борту находились полярные исследователи-гидрологи Я. Либин и Н. Черниговский, астроном М. Острекин.
Рассказывает заслуженный штурман СССР В. Аккуратов: «Кроме фотографий о тех событиях сохранились у меня полетные карты и бортовые журналы. Мы ведь трижды туда летали, оставаясь в разных местах этого «белого пятна» по пять — девять суток: ученые вели различные исследования. Наш самолет был первой советской летающей лабораторией. С тех пор полеты специально оборудованных самолетов-лабораторий с многочисленными посадками на дрейфующие льды стали ведущим методом исследований высоких широт. В то время в центральном полярном бассейне оставалось неисследованным огромное «белое пятно», лежащее между географическим полюсом и 77 параллелью к северо-северо-востоку от острова Врангеля. Район, по площади равный нескольким европейским государствам, — 4 миллиона квадратных километров. И в центре его — Полюс недоступности, условная точка, от которой до каждого ближайшего берега почти полторы тысячи километров. Там же предполагалось местонахождение суши. Американский ученый Гаррис, изучив характер приливных волн, утверждал, что в том районе лежит большой неизвестный остров.
У нас были предшественники, славные парни, знаменитые американские летчики Герберт Уилкинс и Бен Эйельсон. С их именами связано начало проникновения авиации в высокие широты Центральной Арктики. Еще в 1927 году, вылетев с мыса Барроу на Аляске, они пытались достичь Полюса недоступности, но, не долетев до него 650 километров, совершили вынужденную посадку. С огромным трудом им удалось возвратиться. Несмотря на неудачу, они добыли первые сведения о районе, где не ступала нога человека: сделали промеры глубины океана — она оказалась 5540 метров. Эйельсон, попав в пургу, разбился в 1929 году на чукотском побережье. А Уилкинс не отказался от мысли достичь «белого пятна»... И вот весной 1941 года после тщательной подготовки, во время которой был учтен опыт Уилкинса и Эйельсона, мы, стартовав с острова Врангеля на четырехмоторном самолете «СССР Н-169», сели на дрейфующий лед Полюса недоступности и установили там алый флаг нашей родины».
Вспоминает Н. Черняговский: «Наш самолет базировался в бухте Роджерса на острове Врангеля, оттуда и совершались вылеты в район Полюса относительной недоступности. Полмесяца работали мы на ледяных полях. Лагерь состоял свего из 4 палаток... Работа шла круглосуточно — пока один спит — двое проводят исследования. Надо сказать, что данные, которые удалось получить, заставили по-иному взглянуть на этот район Арктики. Например, к общему нашему изумлению, счетчик глубоководного лота отсчитал глубину всего в 2657 метров... Оказалось ошибочным и представление о льдах Центральной Арктики, как о сплошном массиве паковых льдов. Мы убедились, что здесь были ледяные поля и обломки многолетних и мелкобитых льдов. С тех пор этот район Арктики — в постоянном поле внимания советских исследователей. Отсюда, как правило, начинают свой дрейф научные станции «Северный полюс». Именно здесь в 1948 году сотрудниками воздушной высокоширотной экспедиции была открыта подводная возвышенность, названная хребтом Ломоносова. Позднее к нему прибавились другие подводные хребты».
(Подводные хребты, о которых упоминает Черняговский, есть ничто иное как шельфы, хранящие несметные богатства природных полезных ископаемых, за разработку которых разворачивается нешуточная борьба между странами арктического бассейна. Американские пилоты Уилкинс и Эйельсон не обнаружили шельфа, не были в районе шельфа, об этом говорит замеренная ими глубина океана — 5540 метров, зато подводную возвышенность, шельф, обнаружили весной 1941 года советские гидрологи. Россия, как правопреемница СССР, является страной-первооткрывательницей шельфов и, стало быть, имеет на них неоспоримые права. — В. Т.)
Опубликовано в журнале: «Сибирские огни» 2007, №10
Русская Арктика
I. ПРЕДТЕЧА
О трудах и деяниях Михаила Константиновича Сидорова
БОГАТСТВА РОССИИ БУДУТ ПРИРАСТАТЬ СИБИРСКИМ СЕВЕРОМ
Результаты последней российской арктической экспедиции на атомном ледоколе «Россия» оказались сенсационными: в Северном ледовитом океане, в районе хребта Ломоносова, открытого русскими учеными, обнаружена огромная территория, равная по площади примерно двум третям Европы, таящая несметные запасы нефти и газа, драгоценных металлов и других полезных ископаемых. Все эти богатства, предварительная оценка которых составляет сотни миллиардов долларов, могут принадлежать России. От этого напрямую зависит национальная безопасность страны.
Однако свои права на морской шельф России еще предстоит отстаивать в специальной Комиссии ООН по шельфам. И так как энергоносители становятся едва ли не основным инструментом геополитики, вокруг такого открытия поднялся настоящий ажиотаж. Кроме нашей страны на разработку шельфа претендуют Королевство Дания (шельф тянется к острову Гренландия, принадлежащему Дании), Канада, Норвегия и США.
Не рассматривая законность претензий всех означенных стран, все же приходится констатировать тот факт, что и здесь без Штатов не обойтись, ибо в сферу своих национальных интересов они включают весь мир. Они воюют в Югославии, они воюют в Ираке. А недавно госсекретарь США Кондолиза Райз сделала заявление о том, что это несправедливо, когда такая огромная территория, как Сибирь, принадлежит одной стране. Так что, учитывая при том многовековую неприязнь к России со стороны европейских держав, их возможные ссылки на преувеличенные заслуги в освоении Арктики, следует ожидать непростых дисскуссий в ООН.
Несколько слов о сложившейся ситуации с разграничением сфер влияния в Арктике.
В 1926 году постановлением ВЦИК значительная часть Арктики, в том числе неисследованные районы с еще неоткрытыми островами, с предполагаемой землей Санникова, была объявлена территорией Советского Союза. Это постановление было проигнорировано другими странами, а советское правительство особо и не настаивало на его признании, так как не намеревалось вести на Севере активную хозяйственную деятельность. Подтверждением служит следующий факт. Коммунистический режим СССР превратил Северный Ледовитый океан и прилегающие к нему территории в полигон для испытаний атомного и водородного оружия. На знаменитом «Арзамасе-16» по заданию Хрущева была изготовлена водородная бомба мощностью в 50 мегатонн. 30 октября 1961 года самолет ТУ-95 с бомбой на борту произвел взлет и взял курс на Новую Землю. Взрыв чудовищной силы произошел над Новой Землей на высоте 4 000 метров. Отныне Новую Землю можно называть Мертвой Землей, навеки вычеркнутой из хозяйственного оборота России.
В 1982 году ООН была принята специальная Конвенция по морскому праву, ратифицированная Россией в 1997 году. Эта Конвенция подтверждала ранее существовавшее право всякого государства на 12-мильную зону территориальных вод, то есть прохождение государственной границы на удалении 12 миль от побережья. Кроме того устанавливалась экономическая зона шириной 200 миль. В этой зоне государство имеет право осуществлять экономическую деятельность, ловить рыбу, разрабатывать шельф. Суда и летательные аппараты других стран имеют право находиться в этой зоне, но не имеют права ловить рыбу и заниматься иной хозяйственной деятельностью. Но если шельф выходит за пределы экономической зоны, то разрабатывать его имеет право только прибрежное государство, зато ловить рыбу могут и другие страны. Так что определение размеров и разграничение шельфов имеет для России огромное значение.
Вот почему в спешном порядке организуются арктические экспедиции. В конце июля 2007 года впервые в Арктику отправляются суда с глубоководными спускаемыми аппаратами, способными погружаться на глубину в 6 тысяч метров, и вертолетами на борту: научно-исследовательское судно «Академик Федоров» со 180 учеными и атомный ледокол «Россия». Арктика открывает людям свои кладовые.
Итак, Россия на пороге новых больших свершений.
В этой связи хотелось бы напомнить читателю некоторые сведения об освоении Арктики, о русских первопроходцах ее, в частности о «радетеле Севера», исследователе и меценате, красноярском купце Михаиле Константиновиче Сидорове, наставнике Александра Михайловича Сибирякова, о человеке, собравшем неоспоримые доказательства приоритета русских в освоении обширных территорий бассейна Северного Ледовитого океана. Помимо всего прочего этому человеку принадлежала инициатива открытия в Сибири первого университета. Вниманию читателя предлагается небольшое эссе о забытом русском землепроходце.
12 июля 1888-го года, вторник. В Красноярск пришло сообщение, что в этот день из Стрелки в Тунгуску отправился пароход Сибирякова «Святитель Николай» с иркутским генерал-губернатором Игнатьевым на борту. Пароход тянул за собой вверх по течению 3 груженые хлебом баржи: 36 тысяч пудов муки и 3 тысячи пудов железных цепей для туэра. Груз предназначался для Илимска.
«Как жаль, что не довелось Михаилу Константиновичу увидеть великий триумф своих идей и их воплощение в жизнь!» — сожалел, узнав эту новость, протоиерей красноярского Христо-Рождественского собора отец Василий, в миру Василий Дмитриевич Касьянов.
В другое бы время это событие обрадовало протоиерея Касьянова сразу по нескольким причинам. Ведь те великие задумки, которые стремился осуществить его друг Михаил Константинович Сидоров, находили воплощение в делах его последователя Александра Михайловича Сибирякова. Кроме того, тот факт, что в экспедиции принимал участие сам иркутский генерал-губернатор граф Алексей Павлович Игнатьев, говорил о важном значении, которое местные власти, наконец-то, стали придавать развитию водных путей сообщения в Сибири.
В другое время все это, несомненно, послужило бы поводом для торжественного молебна, но только не сегодня. Сегодня к полученному радостному известию примешивалась в душе Василия Дмитриевича горечь большой утраты, сегодня исполнился ровно год, как не стало лучшего его друга, Михаила Константиновича Сидорова, великого патриота и «радетеля Севера», как не без оснований называли его современники. По случаю годовщины со дня его кончины в германском городе Ахене, уважив просьбу кафедрального протоиерея, преосвященный Тихон дал согласие отслужить с утра обряд поминовения в кафедральном Рождественском Соборе губернского центра.
Днем Василий Дмитриевич принимал выражения соболезнования от знакомых и незнакомых людей и удивлялся, как много доброжелателей, оказывается, было в Красноярске у Сидорова. Енисейский губернатор генерал-лейтенант Педашенко Иван Константинович прислал с нарочным краткое письмо с соболезнованиями, а городской голова Николай Кириллович Переплетчиков лично явился, чтобы разделить горе Василия Дмитриевича и почтить память выдающегося российского патриота, каковым он считал Сидорова.
— А ведь вначале многие полагали Сидорова за умалишенного, — жаловался городскому голове Василий Дмитриевич. — Так на одну из записок Михаила Константиновича «О средствах вырвать Север России из его бедственного положения», поданную цесаревичу Александру Александровичу в 1867 году, воспитатель наследника генерал-адъютант Зиновьев ответил Сидорову: «Так как на Севере постоянные льды и хлебопашество невозможно, и никакие другие промыслы немыслимы, то, по моему мнению и моих приятелей, необходимо народ удалить с Севера во внутренние страны государства, а вы хлопочете наоборот, и объясняете о каком-то Гольфштреме, которого на Севере быть не может. Такие идеи могут приводить только помешанные». В то же время журнал Министерства Государственных Имуществ сообщал читателям: «Люди, не имеющие естественно-исторических сведений и не сильные в зоологии, как Сидоров, в состоянии возобновлять предложение завести лов у берегов Лапландии. Что касается поездки за морским звероловством как на Новую Землю и Шпицберген, то поездки эти были неправильным промыслом, были своего рода азартною игрою, где ставкою была жизнь человека; что упадок новоземельских и шпицбергенских промыслов свидетельствует скорее о том, что миновали неестественные условия, которые некогда заставляли северян заниматься рискованным и малоприбыльным делом и лишали возможности употреблять свои труды более верным, более экономичным образом». Вот так-то! А член Вольно-Экономического общества Долинский рассказывал своим знакомым, что в начале 1866 года после выступлений в обществе Сидорова над ним открыто издевались. Встречались даже такие господа, которые обвиняли Председателя Отделения Лошкарева за то, что он допустил чтение в Обществе такой, защищающей русские интересы, записки. Его доклад о возрождении Севера называли «сказкой 1001-й ночи».
Принимая соболезнования, Василий Дмитриевич в то же время невольно испытывал чувство гордости за своего друга. Уж слишком популярным в России и за рубежом был богатейший сибирский золотопромышленник и участник многих заграничных всемирных выставок Сидоров. Держателями акций его предприятий являлись самые именитые люди России. В принадлежащей ему Печорской лесной компании, поставлявшей лес за границу, исследованиями морских путей занимались сын и внук И. Ф. Крузенштерна, того самого капитана фрегата «Надежда», который принимал участие в первом русском кругосветном плавании под руководством камергера императора Н. П. Резанова. В круг знакомых Сидорова входили многие генерал-губернаторы и Великие князья. С одним из них он даже совершил путешествие на Новую Землю.
И ведь, на самом деле, все так и было. У Василия Дмитриевича даже хранились кое-какие бумаги Михаила Константиновича. Некоторые из сохраняемых документов опубликованы в печати, а иные до сих пор не разобраны и ждут своего часа для классификации...
«Надобно разобраться, наконец, с оставшимися после Михаила бумагами, — подумал Василий Дмитриевич. — На этой неделе и займусь ими».
Спустя месяц Василий Дмитриевич закончил работу над документами Михаила Константиновича Сидорова. Он аккуратно распределил их по затронутым в них темам. Основные работы он озаглавил следующим образом: «Территориальные интересы России», « О необходимости оградить право собственности России на Карское море», «Просвещение», «О нефти на Севере», «Развитие промыслов на Севере и описание выставок, в коих Сидоров принимал участие», «Встречи с августейшими особами».
Подборка из этих материалов с комментариями автора этой статьи, рассчитанная на любознательных читателей, предлагается ниже. Вопросы, затронутые здесь, как убедится читатель, актуальны и в наши дни.
ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ ИНТЕРЕСЫ РОССИИ
Михаил Константинович Сидоров, потомственный помор, родился в 1822 году в семье известного архангельского купца. Унаследовал страсть к путешествиям и открытиям. «Я не моряк, но полюбил море еще в 1841 году. В лето того года я отправился из Архангельска в Соловецкий монастырь на судне. Буря унесла нас к берегам Новой Земли. И мы вместо суток плавали около месяца...» — вспоминал он.
Монахи Соловецкого монастыря рассказывали ему многое об истории освоения студеного моря, об экспедиции к устью Енисея под началом Кротова. У них сохранились предания о первых смельчаках, более трехсот лет назад подавших идею к плаванию в Енисей. Как сказывали соловецкие монахи, это были двиняне Кондратий Куркин и Еремий Савин.
Существует множество докладов, всевозможных обращений, записок М. К. Сидорова по сохранению русского первенства в освоении северных морей и земель, к ним примыкающих. Особенно его возмущали попытки иностранных государств присвоить себе право на владение многими исконно русскими островами, разведать их и основать на них промышленную разработку различных природных богатств.
Чего стоила одна лишь затея Швеции и Норвегии присоединить Шпицберген к своим владениям. Сидорову удалось доказать, что русские поселения на Груманте, так ранее называли Шпицберген, были древнее всех прочих, что 400 лет промыслами и судоходством на Шпицбергене занимался род архангельских купцов Старостиных (Статья М. К. Сидорова 21 апреля 1871 года, «Голос», N 113). Только благодаря трудам и ходатайствам Сидорова российское правительство отказало притязаниям Швеции в признании прав на Шпицберген. Остров был объявлен нейтральным с правом русских на селение там и промысел рыбы.
«О пользе поселений на Новой Земле, для развития морских и других промыслов, — писал Сидоров, — я напечатал проект еще в 1870 году. После того, как Шпицбергенский архипелаг объявлен нейтральным, норвежцы стали смотреть на Новую Землю так же, как на страну нейтральную: норвежские промышленники принялись истреблять памятники русских — кресты и жечь русские избы! Наконец австрийцы вздумали учредить там метеорологическую станцию. Замечая из действий иностранцев, что они хотят завладеть обширным архипелагом, который издавна принадлежит к русским владениям, я возбудил вопрос о наших правах на Новую Землю. Тогда еще в газетах подсмеивались надо мной по этому случаю... Между тем иностранцы считают Новую Землю непринадлежащею России: голландцы отправляют экспедицию для постройки памятников на Новой Земле, а под руководством германских ученых предпринимается поездка для исследования минеральных ее произведений с целью их эксплоатации.
Кто виноват, что иностранцы завладели морскими промыслами на Северном океане, и нашею морскою торговлей на Севере и нашими портовыми городами Онегою и Архангельском?... Все русские деятели, которые осмеливались развивать отечественную промышленность и противодействовать иностранному влиянию, разорились от разных стеснений... Таким образом заставляли жителей оставить Север и предоставить его богатства в руки иностранцев!... Уничтожаются на русских географических картах даже древние русские названия мест, озер и рек и заменяются норвежскими или финскими.
...На наше северное море обращено внимание и Германии, особенно с 1868 года... В «Dagebladet» (от 21 августа 1868 года, N 194) это было объяснено стремлением Бисмарка завладеть, между прочим, на Севере русскими морями».
Особенно ревниво следили за недопущением усиления могущества русских на Севере англичане и французы.
«При таком положении весьма рельефным становится известие газеты «Москва» от 7 февраля 1867 года, — писал Сидоров, — взятое из иностранных газет, о намерении Персии «действовать вместе с Англиею на Севере и снарядить экспедицию для исследования в Ледовитом море острова Новая Земля»... Теперь же газета «Русский Мир» (22 марта 1877 г., N 77) сообщает, что в Гааге 14-26 марта образовалась генеральная комиссия под председательством принца Генриха и подкомиссии для сбора пожертвований, с целью привести в исполнение мысль Лонга, а именно: «Снарядить экспедицию к Новой Земле и воздвигнуть памятники на всех пунктах, открытых или посещенных голландцами в течение XVI столетия в странах крайнего Севера». Затем «Русский Мир» (в следующем номере N 78) сообщает: «что в предстоящем лете предпринимается поездка на Новую Землю под руководством известнейших германских профессоров с целью ближайшего ознакомления с ее минеральными богатствами и условиями их разработки, чтобы впоследствии, вместе с финляндцами, учредить общество для эксплоатации северных стран и торговли их продуктами».
Не знаю, какое впечатления производят на вас, м.г., приведенные мною известия, но что касается до меня, то я вывожу из них заключения, что немцы не считают уже Новую Землю принадлежащею России. Наши русские немцы и еще, к сожалению, члены императорской русской академии наук, как видно, ввели иностранных немцев в заблуждение: они предоставляют право на Новую Землю иностранцам, приписывая открытие ее голландцам. До сих пор, кажется, никто из русских ученых и географов не заявил никакого протеста против мнения нашего академика А. Ф. Миддендорфа, что Новая Земля открыта голландцами (Миддендорф. «Путешествие на север и восток Сибири», изд. в 1866 г.,1ч., стр. 4.).
Путешествие совершено Миддендорфом и описание его издано за счет русской казны и одобрено академиею и другими учеными обществами, и потому, вероятно, немцы, имея в виду это сочинение, начали действовать смело: они, уже не спрашивая согласия России, отправляются на русские земли воздвигать немецкие памятники и приготовляются извлекать из Новой Земли минеральные и другие богатства. Вот до чего дошли мы!
Можем ли мы защитить права свои на Новую Землю? Русским подданным не дозволяется даже добывать и каменный уголь на Новой Земле, прежде представления обеспечения в успехе предприятия, между тем как иностранцы отправляются туда и не думая спрашивать позволения нашего правительства. Они, уничтожив все русские памятники на Новой Земле, теперь будут ставить свои, немецкие...
Русские не могут воспользоваться трудами своих предков, которые передали им права на владение землями, где они промышляли и имели свои жилища. Какими способами мы можем основать поселения на Новой Земле, если нам не позволяется без какого-то обеспечения разработка найденных там нами громадных залежей каменного угля, горючего сланца, горной смолы, аспида, серы, серного колчедана, медной, свинцовой руды и золотосодержащих песков? Очевидно, что все это сберегается для иностранцев...
Затем, мнение академика русской академии Миддендорфа, что Новая Земля открыта голландцами, я нахожу совершенно несправедливым и не основанном ни на каких данных. Она открыта не голландцами, которые ее увидали в первый раз в 1594 году, а еще новгородцами в XI веке. Доказательства этого можно найти в описании Новой Земли у самих же немцев. Так известнейший немецкий географ, доктор А. Петерман, в сочинении своем о Новой Земле, изданном им в 1667 г. на 7 стр. пишет: «Новая Земля русским была прежде всех известна. С того времени, как новгородцы перешли через Урал в Югрию, они начали предпринимать морские охоты и открытия и нашли остров, который назвали Новой Землею, а к концу 15-го столетия русские начали уже свои плавания к устьям Оби. По преданиям известно, что новгородские мореходы добывали серебро на Новой Земле. Когда Баренц пришел на Новую Землю, тогда там существовало уже русское новгородское поселение под именем Строгановское. Первый европеец, который увидел Новую Землю, был Стефан Бурро»...
Великие открытия Васко да Гамы и Колумба в исходе XV века, столь внезапно обогатившие Португалию и Испанию, возбудили соревнование в других мореходных нациях и каждая из них в свою очередь устремилась к достижению той цели.
Первая на этом поприще состязания является Англия. Себастьян Кабот, сын венецианского мореплавателя, подает мысль искать поход в Китай новым путем с севера, обогнув Норвегию через Ледовитое море. Для осуществления этого плана в Лондоне составляется компания. В 1556 году на одном из судов, по имени «Искатель», командовал Стефан Бурро. Он имел инструкцию проникнуть, по крайней мере, до р. Оби. Из истории его путешествия известно, что в Коле он нашел русских промышленников и до 39 судов, из коих на каждом было до 24 человек, готовящихся идти к Печоре и к Новой Земле на ловлю моржей. Сын польского священника Гаврило, как знающий хорошо дорогу к Оби, взялся даже быть лоцманом у Стефана Бурро и во все время оказывал ему большие услуги. Отправка из Колы Бурро совпадала с упомянутыми русскими судами. 25 июня Бурро находился в широте под 70 градусов 42 минуты у острова. Здесь он узнал от русского кормчего по имени Лошака, что они находятся в виду острова Новой Земли. 31 июля Бурро достиг острова Вайгача и там нашел много русских, от которых узнал, что большие острова Новой Земли обитаемы русскими. Затем Бурро, встретя непроходимые льды, повернул назад, а 10 сентября прибыл в Холмогоры.
Неудача Бурро и других судов проникнуть через Ледовитое море надолго охладила усердие англичан искать пути на восток. Но зато с большим рвением являются, как бы им на смену, соперники их на море, голландцы, только что успевшие приобрести себе независимость от испанского владычества.
Несколько богатых купцов из Амстердама, Миддельбурга и Энкгензена, руководимых советами славного в то время космографа Планция, снарядили в 1593 и 1594 годах четыре судна. Капитаном амстердамского корабля «Посланник» назначен был искусный мореход Вильгельм Баренц; миддельбургского судна «Лебедь» — Корнелий Нэй, и энкгензейского судна «Меркурий» — также опытный моряк Брант Исбрант, а сверх того Баренцу придана была в помощь еще рыбачья яхта.
Экспедиция должна была действовать в двух направлениях: «Лебедь» и «Меркурий», под главною командою Нэя, должны были плыть между островом Вайгачем и материком, «Посланник» и рыбачья яхта, под управлением Баренца, по совету Планция, к северу от Новой Земли.
5 июня 1594 года Нэй отплыл со своими двумя судами из Текселя, а несколькими днями позже и Баренц.
29 июня они прибыли к устьям реки Колы и тут оба отряда разлучились: Баренц направил свой курс к северо-востоку и 4 июля увидел берег Новой Земли, а ночью прибыл к ровному, далеко выдающемуся в море мысу, который он назвал «langesness» (у русских промышленников называется он Сухим Носом и лежит в широте 73 градуса 46 минут). В большой губе к востоку от этого мыса, губе Сафроновой, Баренц выходил на берег, но не нашел людей, а только следы их пребывания.
31 июля Баренц достиг Оранских островов, вероятно, острова Максимкова, в широте 74 с половиною градуса, крайнего предела, до которого доходят русские промышленники.
Этот пункт на этот раз был также пределом плавания Баренца.
Видя, что дальнейший путь ему загроможден льдами и принужденный ропотом своих людей, он 1 августа повернул назад с тем, чтобы соединиться с отрядом Нэя и узнать от него, не нашел ли он со своей стороны какого-либо прохода.
Затем Баренц прибыл к Мучному Носу русских промышленников. Тут он съезжал на берег и нашел зарытые в земле 6 кулей ржаной муки, из чего заключил, что там были люди, но скрылись при виде чужих пришельцев. Недалеко оттуда стояли три деревянных дома, в которых лежало множество разнообразных бочек, из чего видно было, что тут, вероятно, производилась ловля семги. Находящейся в этом месте безопасной гавани Баренц дал имя Мучной... Он был остановлен льдами, вынесенными из Карских Ворот, и оттого не мог достигнуть самой южной оконечности Новой Земли. Направляясь к юго-западу, он в широте 69 градусов 15 минут достиг островов Матвеева и Долгого, где опять соединился с судами Нэя, который только прибыл туда от Вайгача и думал, что Баренц обошел вокруг всей Новой Земли.
Баренц и Нэй возобновили экспедицию в 1595 году. Она состояла из 7 судов под начальством Нэя.
7 августа они обогнули Нордкап и 19 прибыли в Югорский Шар. У Вайгача они нашли самоедов и две русские лодьи, из которых одна была из Пинеги. От них они узнали, что ежегодно из Холмогор несколько лодей ходят в р. Обь и далее к Енисею с сукнами и другими товарами. 8 сентября, встретив сильный лед, суда под начальством Нэя возвратились; между тем Баренц, который отправился на северо-восток, остался на северо-восточной оконечности Новой Земли на зимовку. Весной, 14 июня, его экспедиция вышла в море, а 20 июня умер Баренц. 28 июня экспедиция прибыла в губу Строгановскую, где встретила две русские лодьи и получила от бывших на ней промышленников хлеб, копченую дичину и всякую помощь. 3 августа она направилась к берегу материка, который увидела на следующий день около реки Печоры. В дальнейшем плавании экспедиция уже чаще встречала русских, которые оказывали ей всякую помощь. 2 сентября она возвратилась в Колу, а 3 ноября благополучно прибыла в Амстердам.
Из 17 человек 15 увидели родной берег, а двое пали жертвою утомления и сурового климата.
Итак, из собственного описания англичанина Стефана Бурро, первого европейца, посетившего Новую Землю, и голландца Баренца, через 40 лет после Бурро прибывшего к Новой Земле, видно, что ни тот, ни другой не причисляют Новую Землю к своим открытиям, а напротив, каждый из них свидетельствует о той высокой степени, на какой тогда, т.е. 325 лет назад, стояло русское мореходство. Они собственными глазами видели русские суда, плававшие к Печоре и из Колы, и из Холмогор, и даже из Пинеги, и все они направлялись к Оби мимо Новой Земли. Баренц находил следы жизни на Новой Земле и видел даже постройки русских, которые снабдили его, а впоследствии и его экспедицию, провизией и спасли ей жизнь.
Итак, академик Миддендорф, сообщая свое мнение, что открытие Новой Земли сделано голландцами, руководствовался не истиною, а какими-нибудь другими соображениями ... может быть, желанием приписать это открытие иностранцам... Нельзя же в самом деле предполагать, чтобы русский академик, и притом писатель и путешественник по глубокому Северу, не знал, что новгородцы, т.е. русские, посещали Новую Землю за 500 лет ранее первого появления на ней голландцев. Замечательно, что немецкие ученые, не состоящие в подданстве России, утверждают, что Новая Земля открыта именно русскими и что она даже населена была русскими не только до прибытия к ней Баренца, но до прибытия к ней даже и Бурро... Между тем русские немцы, и притом русские академики, не признавали за русскими способности к морским открытиям...
В XVIII веке знаменитый английский министр Вальполь говорил в парламенте: «Если Россия, взяв за образец Данию, учредит, ободрит и поддержит торговые товарищества, то наша и голландская торговля в состоянии ли будут устоять от этого поражения? Если эта держава примется за умножение своих купеческих морских кораблей, тогда пропадут Англия и Голландия. Возможность, какую имеет Россия в построении судов, оправдывает мое беспокойство».
Почти в то же самое время другой государственный человек Англии, Пиль, выразился так по этому предмету: «Россия в деле мореплавания — опасный соперник, за которым нужно наблюдать и, если можно, сбивать его с пути и не давать ему хода в коммерческих делах»...
И мы видим, что в 1797 и 1812 годах, когда Россия была в тесном союзе с Англиею и действовала под ее влиянием, она отменила у себя все морские льготы и этим нанесла своей внешней торговле громадный вред».
Когда в 1881 году финский сенат возбудил ходатайство о предоставлении Финляндии западного Мурмана с Печенгским заливом и прирезке всей этой огромной, исконно русской территории к Улеаборгской губернии, М. К. Сидоров первый энергично поднял голос за отклонение подобного домогательства Финляндии. Он ясно видел, какие печальные последствия произойдут от этой утраты Мурмана для всей России, выходом которой к открытому Ледовитому океану являлся только Мурман. В предоставлении Финляндии западного Мурмана М. К. Сидоров видел гибель в будущем России, огромное государственное преступление.
О НЕОБХОДИМОСТИ ОГРАДИТЬ ПРАВО СОБСТВЕННОСТИ РОССИИ НА КАРСКОЕ МОРЕ
(Доклад М.К.Сидорова в Обществе содействия русской промышленности и торговле 22-го декабря 1871 года)
«Печорцы, промышляющие морских зверей на острове Вайгаче, просили управляющего Печерской компании, г. Никитина, при отъезде его ныне из Печорского залива в Петербург, ходатайствовать о защите их против произвола и господства иностранцев на острове Вайгач и вообще в Карском море.
В Архангельских губернских ведомостях была напечатана статья, в которой высказывались на иностранцев жалобы промышленников и других уездов Архангельской губернии, производящих промыслы при берегах острова Новой Земли. В ней было объяснено, что в то время, когда наши гавани еще замкнуты льдами, иностранцы приходят иногда тремя месяцами раньше русских промышленников к нашим островам Новой Земли, Вайгачу и другим, и выбивают у берегов этих островов и на наших морских прибрежьях моржей, тюленей и других морских зверей... От этого много теряют русские промышленники. Бывали случаи, что у них увозили оставленную добычу...
У наших промышленников небольшие суда, на которых по несколько человек рабочих, меж тем как иностранцы отправляют в Северный океан более значительные суда. И потому сопротивление наших промышленников иностранным невозможно, и последние обращаются с ними, как с заезжими людьми в чужие страны...
Наши поморы мало-помалу перестают плавать в Карское море и к Новой Земле, а вместе с тем год от году слабеет наше морское звероловство и падает северное мореходство!
...Норвежцы опасаются только соперничества англичан, но у них нет и мысли о том, что одни только русские подданные имеют право на зверинные промыслы в северных морях...
Для защиты русских промыслов на всем громадном протяжении Северного океана нет у нас ни одного военного судна».
ПРОСВЕЩЕНИЕ
Столкнувшись с засильем иностранцев во властных структурах государства и натерпевшись от их произвола, Сидоров пришел к убеждению, что до тех пор, пока у власти будут находиться немцы, которые безразличны к развитию русской промышленности, а другие немцы, нашедшие оплот в российской академии наук, выдавать научные рекомендации, согласно которым русские не могут быть ни хорошими промышленниками, ни мореходами, процветания России не произойдет. (Интересно, как бы рассматривал Сидоров вопрос о процветании современной России, будь он жив в наши дни, наблюдая, как находящиеся у власти современные «немцы» нещадно эксплуатируют природные богатства и заодно русский народ, обложив его 13-ти процентным подоходным налогом, что больше дани, которую платила Русь завоевавшему ее Чингис-хану. Чингис-хан требовал десятую часть от произведенной продукции... — В. Т.) Но процветания не может произойти и без грамотных русских специалистов. На своем горьком опыте Сидоров убедился, как трудно в России отыскать знающих морское дело, горные разработки, изыскательские работы и прочих необходимых для освоения несметных российских богатств специалистов. Не зря ему приходилось в поисках таковых обращаться за границу. А это связано с большими финансовыми затратами и потерей времени.
Становилось ясно, нужны отечественные подготовленные специалисты, а для этого следует обратить внимание на систему российского образования.
Широкий практический ум Сидорова сразу навел его на верный путь по борьбе с общей темнотой и экономической отсталостью страны. По его мнению, только просвещение могло вывести население из приниженного положения и дать в его руки надежное оружие для защиты его от эксплуататоров.
Находясь с народом в непосредственом тесном общении при своих многочисленных поездках по самым отдаленным и глухим углам России, М. К. Сидоров подметил природную сметливость и энергию русского человека, которые ждали только надлежащего выхода на вольный простор и применения к живой работе. Зная народ, он всегда горячо протестовал против нападок на пассивность и лень русского человека.
После Московской выставки он писал: «Мы всю вину складываем на славянскую лень, что неправильно, так как не она причиною, как доказывает и сама Московская выставка, а те администраторы, которые распоряжаются народным трудом. Гений народа, при всем его гнете, удивил иностранных промышленников изобретательностью и смышленостью. Между тем, наши высшие администраторы, не зная сами близко русского народа и не посещая никогда Севера, сваливают всю вину на бездеятельность русского человека, на его апатию и пр.»
Как только он перенес свою деятельность в Туруханский край, то первым его делом было учреждение школы при Туруханском Троицком монастыре для местных инородцев.
«Надеясь на открытие морского пути в устья рр. Оби и Енисея, — писал М. К. Сидоров, — я заботился о том, чтобы наши инородцы, особенно кочующие на Севере, понимали по-русски, умели читать и писать и получили такое образование, которое содействовало бы улучшению их положения».
Положение инородцев было кошмарное.
В 1863 году доверенное лицо Сидорова Ю. И. Кушелевский писал после обследования Обской губы: «Бедность тазовских и туруханских инородцев поразительна! Не знаю, с чем ее и сравнить; они хуже каждого нищего, потому что им некому протянуть руки за подаянием... Невольно приходит мысль, когда придет то счастливое время, что инородцы получат средства и возможность извлекать и сбывать богатства, которые рассыпаны в их благодатной стране. Будем надеяться, что несчастие их скоро минет..., что скоро они получат средства к безбедному существованию...»
Так писал исследователь Севера Юрий Иванович Кушелевский полтора столетия назад, но счастливое время для северных народов так и не наступило. И теперь уж, видно, не наступит. Богатство природными ресурсами мест обитания и кротость «инородцев» тому причиной. Ничто не остановит хищников, почуявших добычу. Чтобы завладеть богатствами недр, например Эвенкии, выгодно переселить в города всех эвенков вместе с их оленями, каждому эвенку и оленю предоставив по благоустроенной квартире. Но помещенный даже в золотую клетку эвенк, — еще не есть счастливый эвенк. Потому что он лишен привычной среды обитания. Меж тем налицо тенденция к совершению «великого аргиша» из тундры в города. Принесет ли счастье северным народам сооружение на Ангаре ГЭС вместе с алюминиевым комбинатом и ЦБК, резко ухудшающих среду обитания коренных жителей, фактически лишающих их многовековых традиций быта, при том что «хозяева», чтобы не платить налоги в местную казну, собираются зарегистрировать предприятия в офшорных зонах... Недовольство обманутых народов будет по инерции обращено против «русского старшего брата», хотя у нас теперь нет национальности. Но так уж повелось на Руси с тех давних пор, когда русские пришли в Сибирь. «На русских лежит святая обязанность улучшить участь кочующих на Севере племен, — писал Сидоров. — Мы, подчиняя их своей власти, обязались это сделать перед ними. Между тем они от нас всю жизнь терпели, а может быть и до сих пор терпят обиды и разорения и, несмотря на все стеснения, остаются в то же время самыми строгими исполнителями приказаний наших становых».
Сидоров постоянно делал пожертвования для содержания школ и приютов в Красноярске, Тобольске, Архангельске, Усть-Сысольске, Березове, Ижме, Омске и других городах, во многих учебных заведениях имел своих стипендиатов. В Архангельске он оказывал материальную поддержку Шенкурскому женскому монастырю, настоятельницей которого являлась его мать... «В 1865 году я пожертвовал 60 000 рублей для распространения грамотности в Тобольской губернии, в распоряжение тогдашнего губернатора Деспот-Зеновича. Но губернатор Енисейской губернии Замятнин стал требовать, чтобы пожертвованная мною сумма была употреблена для реальной гимназии г. Красноярска на том основании, что она получена из доходов от золотопромышленности в Енисейской губернии..., я никак не мог на это согласиться... Тогда губернатор Замятнин взял из казны мои деньги, назначенные для отправки Тобольскому губернатору, на основании статьи «О правах губернатора в случае бунта в губернии».
В 1854 году, получив доход с золота в размере 6287 рублей, он решил пожертвовать его на устройство университета в Сибири. За содействием Сидоров неоднократно обращался в Петербург к академику Э. И. Эйхвальду, предлагал правительству принять в качестве пожертвования на открытие сибирского университета все свои золотые прииски. Но дело застопорилось из-за отрицательного мнения губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева, который не мог простить Сидорову его горячего желания осваивать северные территории России и его несогласия с мнением губернатора о необходимости переселения жителей из северных районов в Приамурье.
Сидоров неоднократно делал крупные взносы на просвещение. В 1854 году Иркутскому губернатору К. К. Венцелю было предоставлено 10 000 рублей, генерал-губернатору Восточной Сибири графу Муравьеву-Амурскому — 25 000 рублей в 1860 году, генерал-губернатору Западной Сибири Дюгамелю в 1864 году — 20 000 рублей. За пожертвования на дело народного образования генерал-губернатор Западной Сибири А. И. Дюгамель 10 августа 1864 года ходатайствовал о пожаловании М. К. Сидорову ордена св. Владимира 4-й степени.
«Но ни генерал-губернатору Муравьеву, ни министру народного просвещения Головину (правильно: Головнину Александру Васильевичу. — Прим. В. Т.) не угодно было уважить представление генерал-губернатора Дюгамеля, и мне было отказано в принятии жертвуемых денег на университет. Эти деньги потом были употреблены по другому назначению», — вспоминал М. К. Сидоров.
Впоследствии, когда был назначен генерал-губернатором в Западную Сибирь Н. Г. Казнаков, известный своей образованностью и желанием всего доброго Сибири, «забывая все прежние преследования, — пишет М. К. Сидоров, — я первый явился к нему с возбуждением вопроса об университете».
И давнишняя мечта Сидорова была направлена по пути своего осуществления. В 1872 году, ко дню трехсотлетия Западной Сибири, М. К. Сидоров принес в дар будущему музею при Томском университете бесценную коллекцию сибирских древностей. С надеждою, что этот первый тогда во всей Сибири университет явится очагом, вокруг которого станет развиваться сибирская система народного образования.
Поистине, Сидоров стоял у истоков открытия не только Севера для России, но и университета в Сибири.
РАЗВИТИЕ ПРОМЫСЛОВ НА СЕВЕРЕ И ОПИСАНИЕ ВЫСТАВОК, В КОИХ СИДОРОВ ПРИНИМАЛ УЧАСТИЕ
Во славу России в качестве экспонента М. К. Сидоров принимал участие в 25 выставках, в том числе в 9 Всемирных за границей.
В 1867 году в Париж на Всемирную выставку Сидоров представил образцы всех естественных произведений, начиная от границ Архангельской губернии с Норвегией, до Якутской области: образцы руд и минералов, даже лаву и камни из неизвестных до сих пор вулканов на Севере, золото с сибирских приисков в самородках, кусках, порошке, шлихах и золотом песке; серебро в различном виде, жемчуг с жемчужными раковинами, цветные камни с Нижней Тунгуски. Графит в различных видах и изделиях, каменный уголь, медь, свинец, железо, нефть. Этнографические предметы и т.д.
Сидоров считал особенной заслугой, что собрал в устье Енисея породы рыб, которые до той поры нигде не выставлялись. Он представил образцы ценных полезных минералов и руд, которые были открыты им на Севере и до него НЕ БЫЛИ ИЗВЕСТНЫ (выделено мной — В. Т.). Однако его открытиями никто не заинтересовался.
Так, благодаря равнодушию чиновников много лет спустя русские вновь примутся открывать то, что было открыто Сидоровым. О том, каковы были открытия Сидорова, свидетельствует процветающий ныне Норильский промышленный район...
ВСТРЕЧИ С АВГУСТЕЙШИМИ ОСОБАМИ
(Воспоминания М.К.Сидорова)
«В 1864 г., в третий день Светлого Воскресенья, я обрадован был письменным приглашением к наследнику престола, в Бозе почившему великому князю Николаю Александровичу. Поводом к приглашению послужила поднесенная его высочеству графитная глыба в 16 пудов веса из открытого мною в Туруханском округе не реке Нижней Тунгуске графитного месторождения. Его высочество пожелал удостовериться, действительно ли находящаяся в кабинете императора Наполеона Третьего графитная глыба весом в 1 пуд, о которой в то время писали газеты и которая была поднесена ему русским подданным французом Алибером, есть единственная в мире по своей величине (за эту глыбу, как за необыкновенную редкость, император Наполеон и многие державные особы наградили Алибера орденами).
Его высочество приказал поставить глыбу в свою библиотеку... Так как я уезжал в это время для исследования соединения Печоры с Обью шоссейной дорогой, то его высочество выразил желание, чтобы я составил подробное обозрение промышленности северного края и изложил свое мнение об улучшении его положения.
Записка, составленная мной, за кончиною его высочества, была передана в Императорское Вольно-Экономическое Общество. Она читана 3 и 7 мая 1866 года, в присутствии ученых лиц и многочисленной публики, и доставлена местному губернатору; а проект о развитии промышленности Севера Сибири через Печорский порт представлен был в Тобольскую городскую Думу, вследствии чего составился ряд докладов, статей и газетных мнений...
В 1868 г. 5 апреля я имел счастие представить его высочеству, наследнику цесаревичу Александру Александровичу, свои соображения о некоторых мерах к возможному облегчению бедствий северных жителей от голода и к предупреждению их на будущее время и просил соизволения повергнуть на усмотрение его высочества более обстоятельное изложение как положения Севера, так и самые способы к развитию благосостояния края.
После того я обозревал Лапландию, Варангерское поморье, где находятся три подаренные норвежцам незамерзающие гавани, церковь Бориса и Глеба, Печенгу и др. приморские пункты нашего северного моря... По мнению моему, изложенному в записке, которая напечатана в «Русском Вестнике» в 1866 г. и в настоящем описании, наш Север в три-четыре года можно превратить в такую страну, в которую будут приезжать из других мест нашего Отечества для приобретения капиталов...»
Это провидческое замечание М. К. Сидорова, напечатанное в «Русском вестнике» в 1866 году, ныне наполнено для россиян новым смыслом: Россию ждут великие дела, богатства ее будут прирастать не только Сибирью, но и Севером.
Вопрос лишь в том, станет ли это благом для россиян, обернется ли пользою для них, как, например, это происходит в Объединенных Арабских Эмиратах или Норвегии, или же им в очередной раз покажут дырку от бублика, направив вырученные деньги от разработки континентальных шельфов в мифическую кубышку стабилизационного фонда да на приобретение английских футбольных клубов.
II. ПЕРВОПРОХОДЦЫ СЕВЕРА К НЕИЗВЕДАННЫМ БЕРЕГАМ
Освоение русскими промышленниками побережья и морей, особенно на северо-востоке Сибири, сопровождалось географическими открытиями. С начала ХVIII века на протяжении около 150 лет в море Лаптевых и Восточно-Сибирском море был открыт и нанесен на карту громадный архипелаг, получивший название Новосибирских островов. В 1810 году во время одной из экспедиций на эти острова промышленник Я. Санников к северу от острова Котельный обнаружил признаки земли, впоследствии получившей название «Земля Санникова»...
Вторично неведомую землю наблюдал в августе 1886 года геолог Э. В. Толль, находясь на северо-западном берегу острова Котельный, что явно подтверждало сообщение Санникова. Расстояние до неизвестной земли по мнению Толля составляло около 150 — 200 км.
Более ста лет среди ученых шел спор о существовании неведомой земли. Одни утверждали, что это миф, другие доказывали реальность ее существования.
С 1900 по 1902 год по заданию Российской Академии наук в Арктике работала Русская Полярная экспедиция на шхуне «Заря», уточняя карты западного побережья Таймыра, Новосибирских островов и исследуя к северу от них район предполагаемого местонахождения «Земли Санникова».
Идея организации экспедиции принадлежала Э. В. Толлю — географу с большим кругозором, известному полярному путешественнику. Ранее он исследовал бассейны рек Яны, Индигирки и Колымы. По просьбе Ф. Нансена на Новосибирских островах устраивал продовольственные склады на случай гибели «Фрама». Вместе с адмиралом С. О. Макаровым принимал участие в первом арктическом плавании ледокола «Ермак».
При разработке плана экспедиции Толль считал реальной возможностью совершить плавание на морском судне к неизвестной «Земле Санникова» в благоприятный период арктической навигации, т.е. когда море свободно от льдов. В случае успеха, в районе Новосибирских островов Толль намеревался пройти на судне через Берингов пролив во Владивосток. Экспедиция должна была ответить на ряд вопросов, прежде всего, о существовании гипотетической «Земли Санникова», о природе Новосибирских островов и прилегающего к ним района, а также положить начало плаваниям судов из Европейской России в устье Лены и в другие реки на северо-востоке Азии, вплоть до Берингова пролива, открыть новые районы морского промысла у северо-восточного побережья Сибири. Экспедиция должна была помочь предотвратить экспансию иностранцев на северо-восток Сибири и способствовать разрешению вопроса о сквозном плавании по Северному морскому пути.
Представленный Толлем план был в марте 1899 года одобрен созданной при Академии наук из видных ученых и представителей разных ведомств комиссией для снаряжения русской Полярной экспедиции. На осуществление экспедиции были отпущены соответствующие средства и вскоре для нужд экспедиции в Норвегии был приобретен китобойный барк, способный вести зверобойный промысел в ледовитых полярных морях. После переоборудования для целей экспедиции и переделки парусного вооружения судно стало соответствовать классу шхуны-баркентины, получив название «Заря».
В состав экспедиции вошли: Э. В. Толль, А. А. Бялыницкий-Бируля, Ф. Г. Зееберг, Г. Э. Вальтер. Экипаж был укомплектован из военных моряков. Командный состав: лейтенанты Н. Н. Коломейцев, Ф. А. Матисен и А. В. Колчак — кроме несения штурманских вахт все имели опыт выполнения гидрографических работ, кроме того Ф. А. Матисен выполнял геодезические и метеорологические работы, а Колчак А. В. — гидрологические и океанографические работы. Палубную команду возглавлял боцман Н. Бегичев, в состав команды входили: матросы-рулевые С. Евстифеев, С. Толситов, А. Семяшкин, И. Малыгин, В. Железняков, Н. Безбородов и повар Ф. Яскевич. Машинную команду возглавлял ст. механик Э. Огрин, в состав команды вошли: второй машинист Э. Ширвинский и кочегары И. Клух, Г. Пузырев и Т. Носов.
Экспедиция была снабжена, оборудована и оснащена в научном отношении весьма полно, провианта было взято на три года.
23 июня 1900 года Кронштадтский рейд — колыбель русского военно-морского флота — провожал «Зарю» в дальнюю Полярную экспедицию. Через месяц «Заря» вошла в порт Александровск на Мурмане, где взяла на борт 60 ездовых собак. Далее «Заря» продолжила плавание на восток к берегам Сибири. В Баренцовом море начались систематические гидробиологические и метеорологические наблюдения. После Диксона шхуна с трудом продвигалась среди массивов льда. Плавание в неисследованных проливах шхер Минина, полное риска оказаться на камнях, изматывало экипаж. Туман, противные ветры и сплошные льды являлись сложным препятствием для продвижения вперед. В заливе Миддендорфа «Заря» оказалась в ледовой ловушке, около месяца простояв без движения. Запасы угля с каждой милей таяли, а ледовая обстановка не улучшалась. Наконец, освободившись из ледового плена, шхуна вскоре вновь была остановлена невзломанным льдом и у западного берега острова Таймыр 26 сентября «Заря» встала на зимовку.
Первая зимовка у берегов Таймыра прошла благополучно. Участники экспедиции, разбившись на небольшие партии, приступили к изучению Таймырского полуострова и архипелага Норденшельда.
В апреле 1901 года с места зимовки «Зари» на Большую Землю в сопровождении каюра Расторгуева вышел лейтенант Н. Н. Коломейцев с заданием от Э. В. Толля — доставить почту и устроить угольные базы на островах Диксон и Котельный.
Почти год находилась «Заря» в ледовом заточении.
26 августа 1901 года экспедиция продолжила плавание к намеченной цели. У мыса Челюскина участники экспедиции высадились на берег для производства исследовательских работ. При геологическом исследовании северной оконечности Азии Толль высказал научное предположение о возможном нахождении к северу от мыса Челюскина неизвестных островов. Дело в том, что Норденшельд, Нансен и Толль, выполняя план своих экспедиций, стремились на восток и не предпринимали попыток подняться на север по меридиану мыса Челюскина.
Дальнейший путь к Новосибирским островам был пройден почти по чистой воде. Ученые выполняли гидробиологические исследования. «Заря» шла курсом на предполагаемое местонахождение «Земли Санникова». 10 сентября «Заря» находилась к северу от острова Котельный, в том самом районе, где по расчетам Толля должна была находиться «Земля Санникова», однако поиски земли затруднял крупнобитый лед. Видимость была очень плохая, признаков земли не было видно — над льдами всюду держался туман. 16 сентября 1901 года с началом льдообразования «Заря» вошла в лагуну Нерпалах (на западном берегу острова Котельный), где и осталась на 2-ю зимовку.
К приходу Русской Полярной экспедиции Новосибирские острова уже были положены на карту и в общих чертах описаны. С начала ноября стационарные научные работы были продолжены. Съемочные работы были направлены главным образом к детализации участков на островах и к уточнению положений географических объектов.
В апреле 1902 года лейтенант Матисен в сопровождении матроса Железнякова отправился на северное побережье острова Котельный, откуда дважды пытался по льду пройти в сторону «Земли Санникова», но был остановлен громадным пространством открытой воды. Проанализировав результаты поисков неведомой земли, Толль понял, что при крайне ограниченных запасах угля и тяжелой ледовой обстановке, господствующей в этом районе, подойти к загадочной «Земле Санникова» на судне уже невозможно. Тогда он решил предпринять пеший поход по льдам к острову Беннета и оттуда пройти на собачьих упряжках и байдарах севернее, в район предполагаемой земли. 5 июня 1902 года, передав руководство экспедицией лейтенанту Ф. А. Матисену, неутомимый Толль вместе с тремя спутниками — астрономом Ф. Г. Зеебергом и проводниками-каюрами В. Гороховым и Н. Дьяковым — отправился на собачьих упряжках к острову Беннета...
В середине июля месяца «Заря», освободившись от льдов, наконец выбралась из лагуны Нерпалах. К навигации 1902 года запасы угля на «Заре» составляли всего 60 тонн. В течение 1,5 месяцев предпринимались попытки пробиться к острову Беннета, с тем, чтобы снять партию Толля, но тяжелый паковый лед был этому предприятию грозным непреодолимым препятствием.
К 5 сентября на «Заре» осталось 9 тонн угля, чего хватало на два дня хода. В этих условиях Ф. А. Матисен вынужден был следовать в бухту Тикси, близ устья реки Лены, с тем, чтобы доставить личный состав и материалы экспедиции на сибирский берег и далее в Петербург.
Не дождавшись прихода «Зари», Толль и его спутники 8 ноября отправились на юг, к берегам острова Новыя Сибирь... На этом потерялся их след. По-видимому они погибли во время перехода по неокрепшим льдам в условиях надвигавшейся полярной ночи.
В начале 1903 года Академия наук направила на розыски группы Толля спасательную экспедицию в составе двух отрядов (сухопутный и морской). Морской отряд под начальством лейтенанта А. В. Колчака на острове Беннета обнаружил следы пребывания группы Толля летом и осенью 1902 года. В ходе их поисков удалось обнаружить некоторые предметы и документы Толля с результатами исследования острова Беннета.
Весной 1903 года командир «Зари» лейтенант Ф. А. Матисен в сопровождении каюра С. Расторгуева был направлен в бухту Тикси, чтобы снять со шхуны наиболее ценное оборудование и передать судно, согласно постановлению Академии наук, иркутской торговой фирме А. Громовой. Эту задачу с помощью машинистов «Зари» Э. Огрина, Э. Ширвинского, И. Клуха Матисен выполнил. 6 августа 1903 года на «Заре» был спущен флаг. Экпедиционные работы были завершены. В свободное время, оставшееся до прихода с юга парохода «Лена», Матисен выполнил съемку и промер бухты Тикси, и составил ее первую морскую карту. На пароходе «Лена» в Якутск были доставлены снятые со шхуны грузы, снаряжение и оборудование.
После возвращения поисковых партий Академия наук объявила премии тем, кто обнаружит Толля и его спутников или сообщит какие-либо сведения о них. Это обращение было обнародовано в Великобритании, Франции, Италии, Германии, Швеции, Норвегии, США и сообщено экспедициям, находившимся в арктических районах. Но следов Толля и его спутников обнаружить никому не удалось. В протоколе Академии наук от 5 декабря 1904 года сказано: «Академическая комиссия пришла к убеждению, что всех членов партии Толля нужно считать погибшими».
(В Эстонии, неподалеку от Кохтла-Ярве, сохранилась небольшая роща из дубов и кленов. Рощей Кабелиметса называли ее в старину, что в переводе означало «роща Капеллы». Сохранились и развалины древней фамильной усыпальницы Толлей — капеллы. На гранитных плитах видны надписи. Они гласят, что здесь покоятся ландрат Фридрих Толль (1781-1841) и Юлия фон Толль (1790-1839). Рядом, обнесенное железной оградой, надгробье из серого сердобольского гранита в виде парусника, на котором имеется надпись на эстонском и русском языках: «Известному русскому полярному исследователю Эдуарду Толлю (1858-1902)». Памятник исполнен в 1908 году скульптором Каареа Оро по заказу двоюродного брата полярного исследователя — Германа Толля. — В. Т.)
Научно-практические результаты экспедиции оказались высоки. Русская Полярная экспедиция на шхуне «Заря» знаменовала новую страницу в познании Арктики. Экспедиция положила начало комплексному исследованию арктических морей и суши. По результатам работ экспедиции была составлена геологическая карта полуострова Таймыр и острова Котельный, краткий физико-географический и биологический очерк северного побережья Сибири содержит сведения о климате, гидрографии, геологии, орографии, животном и растительном мире Таймыра и Новосибирских островов. На материалах экспедиции лейтенант А. В. Колчак выполнил фундаментальное исследование, посвященное льдам Карского и Восточно-Сибирского морей, представлявшего собой новый шаг в развитии полярной океанографии.
Научные результаты Русской Полярной экспедиции Академии наук, включающие исследования в области метеорологии, океанографии, земного магнетизма, гляциологии, физической географии, ботаники, геологии, палеонтологии, этнографии, полярных сияний были обработаны в течение 10-15 лет и изданы в «Известиях Российской Академии наук», в навигационных картах и лоциях арктических морей...
Между тем «Земля Санникова» продолжала занимать ученых и географов. Многочисленные открытия островов в морях Карском и Лаптевых, выпавшие на долю советских полярников в 1930-1935 годы, красноречиво говорили о еще недостаточной изученности Арктики, о реальной возможности открыть землю там, где когда-то Толль видел каменные горы... Проходили годы, на севере моря Лаптевых побывали десятки судов и пролетели сотни самолетов ледовой разведки. Но ни один из них не обнаружил ни острова, ни архипелага, ранее не посещенного человеком. Не остается никакого сомнения, что «Земли Санникова» не существует...
Среди ученых-полярников высказывались различные предположения. Так научный сотрудник ААНИИ В. Н. Степанов предполагал, что «Земля Санникова», по-видимому состоявшая большей частью из ископаемого льда, оказалась разрушенной морем, как были за последнюю четверть века поглощены океаном острова: Васильевский и Фигурина и в настоящее время разрушается остров Семеновский... Другой советский ученый-полярник, В. Ф. Бурханов, выдвинул гипотезу о том, что «Земля Санникова» представляла собой так называемый дрейфующий ледяной остров, возвышающийся над водой на 8-15 метров, ныне поглощенный океаном...
Трудно сказать, что именно приняли Санников и Толль за неведомую землю. Словно призрак, неоднократно являлась она путешественникам, чтобы заставить несколько поколений исследователей гоняться за неосуществимой мечтой.
СИБИРЬЮ СВЯЗАННЫЕ СУДЬБЫ
(из исследований капитана дальнего плавания, почетного полярника, Шевченко Виталия Николаевича)
После участия в Русской Полярной экспедиции судьбы Коломейцева, Матисена, Колчака и Бегичева неоднократно пересекали меридианы и параллели громадных просторов Сибири. Сухопутные маршруты их путешествий в разное время проходили через сибирские города Якутск, Иркутск, Красноярск, Новониколаевск, Омск и другие пункты... По неполным и отрывочным сведениям удалось проследить их жизненные пути.
...По окончании дел, связанных с устройством угольного склада на острове Диксон, Н. Н. Коломейцев был откомандирован из РПЭ обратно на службу в Балтийский флот, и в 1902 году по представлению адмирала С. О. Макарова был назначен командиром ледокола «Ермак».
Когда началась Русско-Японская война, Коломейцев добровольно вызвался идти в составе 2-й Тихоокеанской эскадры и был назначен командиром миноносца «Буйный».
...В Цусимском сражении корабль Коломейцева подобрал из воды значительную часть команды потопленного броненосца «Ослябя», в затем подошел к гибнущему флагманскому броненосцу «Суворов». И хотя командующий эскадры адмирал Рожественский терпеть не мог Коломейцева за самостоятельность взглядов и решений, ему пришлось перейти на борт «Буйного», т. к. назначенный наблюдатель за флагманом любимец адмирала командир миноносца «Бедовый» Баранов позорно бежал с морского поля боя. Когда на следующий день штаб Рожественского предложил Коломейцеву приготовить белый флаг для сдачи в плен при встрече с японскими кораблями, Коломейцев пригрозил их арестовать!
Ночью адмирал со свитой перешел на борт «Бедового», на котором и сдался в плен.
Миноносец «Буйный», из-за невозможности исправить полученные в бою повреждения, пришлось затопить. Коломейцев с остатками экипажа перешел на борт крейсера «Дмитрий Пожарский», на котором героически сражался до гибели корабля. Тяжело раненным попал в плен.
По возвращении из японского плена Коломейцев был награжден Георгиевским оружием — золотой саблей с надписью «За храбрость».
После Русско-Японской войны, как один из наиболее опытных морских офицеров, он несколько лет был членом различных комиссий, обсуждавших способы возрождения русского Военно-Морского флота. Участвовал он и в комиссии, обосновавшей необходимость исследования Северного Морского пути и разработке проекта и подготовки гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана, и постройки ледокольных пароходов «Таймыр» и «Вайгач».
В 1910 году капитан 1 ранга Коломейцев командовал линкором «Слава», а в 1913 году, уже в звании контр-адмирала, его назначили командиром Первой дивизии крейсеров Балтийского флота.
После февральской буржуазно-демократической революции, в марте 1917 года, Николай Николаевич Коломейцев вышел в отставку. Ему в то время было около 50 лет. Талантливый и смелый моряк, он не смог пережить надвигавшихся ужасов революционного хаоса... И вскоре от паралича сердца умер в Петрограде. Место его могилы в настоящее время неизвестно.
По окончании дел, связанных с участием в РПЭ, Ф. А. Матисен был откомандирован для прохождения службы на Балтийском флоте и получил в командование миноносец № 110, на котором нес службу по охране побережья Финского Залива.
С началом Русско-Японской войны Ф. А. Матисен в должности старшего штурмана крейсера «Жемчуг» участвовал в переходе с Балтики на Дальний Восток в составе 2-й Тихоокеанской эскадры и участвовал в Цусимском сражении. Затем командовал миноносцем «Прозорливый» и служил старшим офицером на крейсере «Диана».
В 1907 году Матисен был назначен наблюдающим за строительством ледокольных пароходов «Таймыр» и «Вайгач» для предстоящей гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. Пароходы строились на Невском судостроительном заводе. Вместе с известными полярными исследователями А. И. Вилькицким и А. И. Бунге почетные полярники-офицеры РПЭ Коломейцев, Матисен и Колчак участвовали в составлении плана и программы для предстоящего исследования Северного Морского пути.
В 1909 году гидрограф-геодезист Ф. А. Матисен, капитан 2 ранга, был назначен командиром л/п «Таймыр» и командовал им в первые месяцы плавания. Экспедиция отправилась в плавание вокруг Евразии на Дальний Восток... Нелепая случайность (неисправность в машинно-котельном отделении, создавшая аварийную ситуацию) послужила причиной смены командира, вследствие чего Федору Андреевичу Матисену не посчастливилось участвовать в знаменитом предприятии, завершившимся великим географическим открытием — Северной Земли (1913 год).
До 1916 года Матисен служил на Амуре, командовал канонерскими лодками «Ураган», «Орочанин» и «Сибиряк».
Октябрьская революция застала Федора Андреевича в Петрограде. Верный идеалам гидрографии, не вдаваясь в политику, он без колебаний продолжал идти по тернистому жизненному пути исследователя и весной 1920 года, по окончании Гражданской войны, возглавил гидрографическую экспедицию к устьям рек Лены и Оленек, организованной Иркутским управлением водного транспорта. Федору Андреевичу в то время было 48 лет. Страдая болезнью сердца, он, тем не менее, тщательно провел промер и съемку Быковской протоки, залива Неелова и устья реки Оленек. По окончании полевого сезона 1921 года он торопился с обработкой материалов экспедиции, обосновав строительство морского порта в бухте Тикси, планировал поездку в Петроград. Неожиданно заболев сыпным тифом, 9 декабря 1921 года Ф. А. Матисен умер в г. Иркутске. Могила его также неизвестна.
По возвращении с Севера морской спасательной партии в г. Иркутск в личной жизни А. В. Колчака произошло событие — женитьба на Софье Федоровне Омировой. 18 марта 1904 года состоялась церемония бракосочетания, на которой свидетелем со стороны жениха присутствовал друг по полярным странствованиям боцман «Зари» Н. Бегичев. Через три дня Колчак и Бегичев выехали на Дальний Восток, в Порт-Артур, а молодая жена со свекром Василием Ивановичем — в Петербург.
По прибытии в Порт-Артур Колчак явился к адмиралу Макарову с просьбой назначить его на более активную должность.
К этому времени состояние здоровья Александра Васильевича после «полярных одиссей» было далеко не благополучно — суставный ревматизм — результат продолжительного пребывания на Севере в экспедиционно-полевых условиях.
Колчак получил назначение на крейсер «Аскольд», где по мнению адмирала С. О. Макарова Александру Васильевичу служба позволяла немного отдохнуть и пожить в человеческой обстановке.
После гибели адмирала Макарова Колчак был назначен на минный заградитель «Амур», а затем переведен на миноносец «Сердитый» на должность командира. Однако к этому времени физические силы Александра Васильевича были подорваны и он заболел тяжелым воспалением легких, что заставило его лечь в госпиталь. Через месяц, оправившись от болезни, Колчакь снова продолжал командовать миноносцем. К осени же состояние здоровья ухудшилось. Однако и тогда он продолжал самоотверженно сражаться. Ему удалось поставить минную банку на подходах к Порт-Артуру, на которой взорвался японский крейсер «Такосадо».
Осенью 1904 года Колчак перешел на сухопутный фронт и командовал батареей морских орудий на северо-восточном форту крепости. На этой батарее он сражался до сдачи Порт-Артура.
Александр Васильевич в эти дни едва держался на ногах и еле-еле ходил. Пришлось снова лечь в госпиталь. Был легко ранен, но ревматизм совершенно свалил его с ног. Будучи тяжело больным, оказался в японском плену, из которого был освобожден весной 1905 года и через Америку возвратился в Россию. Боевые заслуги Колчака были отмечены орденами и Георгиевским оружием — золотой саблей с надписью «За храбрость».
В Петербурге Колчак был освидетельствован медицинской комиссией и признан совершенным инвалидом, ему был дан четырехмесячный отпуск для лечения на водах.
С осени 1905 года Колчак был откомандирован в распоряжение Академии наук и был занят обработкой научных результатов Русской Полярной экспедиции (1900 — 1903 гг). Вскоре в Русском Географическом обществе он получил высшую научную награду — Большую Константиновскую золотую медаль за организацию и проведение морской экспедиции на остров Беннета в 1903 году.
В 1906 году Колчак возглавил группу передовых офицеров флота, решив заняться проблемой возрождения русского Военно-Морского флота, его могущества. С его участием была разработана большая записка о создании морского генерального штаба. В апреле 1906 года был создан морской генеральный штаб, в который вошел и А. В. Колчак, получив звание капитана 2 ранга. В штабе он заведовал Балтийским «театром военных действий».
В 1908 году Главное Гидрографическое управление выступило с проектом организации гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. В разработке этого проекта самое активное участие приняли Коломейцев, Матисен и Колчак — как имевшие за плечами опыт плавания в полярных морях. По чертежам корабельного инженера Матросова, при непосредственном участии Ф. А. Матисена и А. В. Колчака, на Невском судостроительном заводе были заложены два ледокольных парохода — «Таймыр» и «Вайгач». Суда строились под непосредственным наблюдением Колчака и обязаны ему своим превосходным по тому времени оборудованием. Матисен и Колчак были назначены командирами строящихся для экспедиции гидрографических судов. С новым назначением Колчак полностью окунулся в атмосферу подготовки к новой экспедиции.
В 1909 году экспедиционные суда были спущены на воду и Колчак на «Вайгаче» осенью ушел на Дальний Восток. Маршрут пролегал через Средиземное море и Индийский океан. Весной 1910 года суда «Таймыр» и «Вайгач» прибыли во Владивосток. Оставшийся период навигации был использован на обследование района Берингова пролива. В исследованиях Колчак принимал самое активное участие.
Осенью 1910 года, по возвращении во Владивосток, Колчак получил предложение от Морского министра Воеводского и начальника морского генштаба Ливена продолжить работу в генштабе на прежнем поприще. Колчак дал согласие и возвратился в Петербург.
В 1912 году Колчак перешел на действующий флот. Командовал эсминцем «Пограничник». В 1914 году началась Первая Мировая война. В период боевых действий Колчак проявил себя как мастер минного дела, талантливый командир-организатор, не лишенный честолюбия человек действия.
В 1915 году Колчак произведен в капитаны 1 ранга, а осенью назначен командиром минной дивизии и произведен в контр-адмиралы.
Летом 1916 года А. В. Колчак произведен в вице-адмиралы и назначен командующим Черноморским флотом. В короткие сроки пребывания на этом посту Александр Васильевич активизировал действия флота. До последнего дня командования он болел за боеспособность Черноморского флота.
Февральскую революцию он приветствовал и надеялся, что новое Временное революционное правительство примет действенные меры к укреплению боеспособности армии и флота, и уверен был в победоносном исходе войны для России. Однако обострение отношений с революционными массами, противоположность взглядов на положение дел внутреннего и внешнеполитического характера между ним и правительством вынудили его оставить пост командующего Черноморским флотом.
В конце июля 1917 года в составе военной миссии Колчак выехал в США для оказания консультаций по минному делу.
Октябрьский переворот Колчак не принял. В Россию он возвратился, когда в стране бушевал пожар Гражданской войны... Став Верховным Правителем, Колчак пытался любой ценой возвратить старые порядки и вступил в непримиримую борьбу с большевизмом. Последним театром его военных действий была Сибирь... Потерпев в кровопролитных боях ряд поражений, Колчак вместе с союзниками по Антанте отступал на восток.
15 января 1920 года он был арестован в городе Иркутске. С 21 января по 6 февраля шло заседание чрезвычайной следственной комиссии Иркутского ревкома, где на допросах Александр Васильевич Колчак изложил весь свой жизненный путь... Неожиданно ревком прервал допросы и 7 февраля 1920 года А. В. Колчак был расстрелян на берегу Ангары. Его могилой стала студеная Ангара.
(В 1953 году после посещения острова Беннета советской арктической экспедицией на берегу осталось сложенное из камней имя полярного исследователя — А. В. Колчака. В начале третьего тысячелетия в Иркутске воздвигнут ему памятник. В Париже на русском кладбище Женевьев де Буа под № 6 значится могила Верховного Правителя России адмирала А. В. Колчака. В судьбе его семьи посчитал за честь принять участие Ф. Нансен. В архиве знаменитого полярного исследователя Фритьофа Нансена в Норвегии хранится письмо Софьи Федоровны Омировой, первой жены и вдовы адмирала Колчака, написанное уже после гибели адмирала.
«Дорогой сэр, — писала она, — все еще надеясь без надежды, я взяла на себя смелость обратиться к Вам, поскольку не вижу никого, кто хотел бы помочь нам в нашей беде... До сих пор нам оказывали помощь несколько скромных, чаще желающих остаться неизвестными, друзей, однако более многочисленные враги, беспощадные и жестокие, чьи происки сломали жизнь моего храброго мужа и привели меня через апоплексию в дом призрения. Но у меня есть мой мальчик, чья жизнь и будущность поставлены сейчас на карту... Молодой Колчак учится в Сорбонне... с надеждой встать на ноги и взять свою больную мать домой. Он учится уже два года, осталось еще два или три года до того, как он получит диплом и выйдет в большую жизнь. В мае начнутся экзамены, которые полностью завершатся к августу. Но как дожить до этого момента? Мы только на время хотели бы занять немного денег, чтобы перевести ему 1000 франков в месяц — сумма, достаточная для молодого человека, чтобы сводить концы с концами. Я прошу у Вас 5000 франков, на которые он может жить и учиться, пока не сдаст экзамены... Помните, что мы совсем одни в этом мире, ни одна страна не помогает нам, ни один город — только Бог, которого Вы видели в северных морях, где также бывал мой покойный муж и где есть маленький островок, названный островом Беннетта, где покоится прах Вашего друга барона Толля, где северный мыс этих суровых земель назван мысом Софьи в честь моей израненной и мечущейся душии — тогда легче заглянуть в глаза действительности и понять моральные страдания несчастной матери, чей мальчик 10 апреля будет выброшен из жизни без пенни в кармане на самое дно Парижа. Я надеюсь, Вы поняли наше положение и Вы найдете эти 5000 франков как можно быстрее, и пусть Господь благословит Вас, если это так. Софья Колчак, вдова Адмирала». — В. Т.)
Боцман шхуны «Заря» Н. Бегичев еще во время плавания у берегов Таймыра и во время зимовки в 1900 — 1901 годах обратил внимание, что берега Таймырского полуострова не обжиты, изобилуют пушным зверем и ценными породами рыб. Уже во время зимовки и экспедиции 1903 года он зарекомендовал себя хорошим опытным охотником.
После участия в Русско-Японской войне Бегичев с 1906 года поселился в Дудинке и начал промышлять зверя в Таймырско-Хатангской тундре. В короткое время он подружился с местным населением — охотниками и рыбаками. Двери его дома в Дудинке и полог чума в тундре всегда были открыты для гостей. С обитателями тундры он вел себя честно, не спаивал и не обманывал их.
Путешествуя по просторам Хатангской тундры, от местных охотников Бегичев услышал легенду о неведомом острове, находящемся в Хатангском заливе...
Весной 1908 года, отправясь в новые места промысла и проверяя услышанные легенды, он установил, что на севере Хатангского залива показанный на карте полуостров фактически является большим островом. Промышляя на открытом острове, он глазомерно составил его карту, географическое описание острова, а в различных местах им были взяты образцы горых пород и растений. В глубине острова им были обнаружены признаки нефти, а на побережье — выходы каменного угля.
В Петербурге в научных кругах были удивлены пытливостью моряка-охотника, академик Чернышев пригласил Бегичева для беседы в Геологический комитет Академии наук и советовал продолжать наблюдения на Таймыре, на котором оставалось еще много «белых пятен».
При укомплектовании личного состава Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана военными моряками, Бегичев, будучи в Петербурге, получил предложение участвовать в экспедиции боцманом на одном из судов. Но к этому времени Бегичеву уже льстило знакомство с академиком Чернышевым и гидрографом Вилькицким. Познавшему свободу, ему уже не хотелось возвращаться в подчинение. Этому способствовало его больное самолюбие и надежды открыть свое дело...
В 1913 году, находясь в Дудинке, Бегичев встречался с Ф. Нансеном во время путешествия того в «страну будущего». В своем путевом дневнике Нансен описал встречу с Бегичевым, дал оценку его географическим открытиям и обрисовал его внешность: «Он был рослый и крепкий молодец с виду, по крайней мере в сумерках, когда рассказывал обо всех ... чудесах. Гладко выбритое выразительное лицо его слегка напоминало Амундсена, когда тот сбрил себе бороду».
В 1914 году во льдах Карского моря, северо-восточнее архипелага Норденшельда, зазимовали суда «Таймыр» и «Вайгач» Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. Возникла необходимость отправить часть команд судов в Гольчиху, на Енисей.
В феврале 1915 года Бегичев получил предложение от Гидрографического управления снарядить оленне-санную экспедицию к мысу Вильда на побережье Карского моря для оказания необходимой помощи экспедиции. Многие считали данное предприятие невыполнимым, однако Бегичев, благодаря неограниченному авторитету среди промышленников-оленеводов, приложил максимум сил и энергии, организовал оленне-санный «аргиш», провел его через тундру по совершенно необследованной местности от Дудинки к мысу Вильда и успешно выполнил порученное ему задание. В период этой экспедиции Бегичевым были открыты неизвестные науке и не показанные на карте реки, озера, горные возвышенности в системе гор Бырранга.
На революционные события 1917 года, происходящие далеко на западе, Бегичев смотрел со стороны, занимаясь промыслом. В среде полярников в 60-70 годы прошлого столетия жила легенда, будто в период Гражданской войны Бегичев получил от Колчака предложение войти в состав Сибирского правительства и портфель товарища министра торговли и промышленности... На это предложение Бегичев ответил молчанием, заняв выжидательную позицию, по-прежнему занимаясь промыслом зверя.
В 1921 году Сибревком обратился к Бегичеву, уже как к отличному знатоку Таймырского Севера, с предложением возглавить советско-норвежскую группу в поисках пропавших в тундре норвежцев Тессема и Кнудсена, членов экспедиции на шхуне «Мод», посланных Амундсеном с места зимовки близ мыса Челюскина на остров Диксон с почтой еще осенью 1919 года. Во время поисков 9 августа в глубине бухты к югу от полуострова Михайлова Бегичевым были обнаружены следы стоянки людей, которые были приняты за исчезнувших норвежцев. В действительности же это оказалась одна из стоянок членов экспедиции геолога В. Русанова (1912 — 1913 гг), что было установлено позднее научно-спортивной экспедицией газеты «Комсомольская правда» (1974 год).
Летом 1922 года Бегичев принял участие в экспедиции геолога Н. Н. Урванцева, который на рыбачьей лодке спустился с маршрутно-геологической съемкой по реке Пясине, от верховий до устья и далее, совершив морской переход под парусом вдоль берега от устья Пясины, через Диксон до устья Енисея.
Во время этой экспедиции, при остановке на привал, Бегичев обнаружил рассыпанную почту Амундсена, предметы снаряжения норвежцев, а на восточном берегу гавани Диксона — останки Тессема.
Во время своих путешествий Бегичев вел дневники, обстоятельные записи посещенных им мест. Вот что заключила по поводу этих материалов Полярная комиссия Академии наук СССР (1932 г.): «Материалы Н. А. Бегичева представляют несомненный научный интерес, несмотря на то, что сам Бегичев не был исследователем по специальности, и наблюдения его не могли, по отсутствии у него необходимой подготовки, носить строго научный характер. Но наличие наблюдательности и не вызывающая сомнений добросовестность записей придает им значительную ценность. Особенно это относится, естественно, к той части записей, которая посвящена описанию таких районов, которые никем, кроме Бегичева, описаны не были и для которых, таким образом, материалы являются единственными».
В 1925 году Бегичев предложил Губернскому союзу кооперативов освоить промыслом побережье Карского моря северо-восточнее Диксона: построить сеть промысловых зимовок, организовать промысловую артель. Губсоюз кооперативов поддержал его предложение и летом 1926 года Бегичев спешно набрал артель промышленников, добрался до побережья Пясинского залива, где вблизи мыса Входного основал свою зимовку. Быстро наступила осень, полярная зима... Ряд непредвиденных неудач обрушились на зимовщиков. Тяжело заболел цингой Н. А. Бегичев и 18 мая 1927 года умер. Похоронен товарищами недалеко от избы.
(С подачи Бегичева на Север было обращено внимание. 15 ноября 1925 года в «Правде» была опубликована информация: «Совещание крупнейших заготовительных организаций Сибири решило установить воздушное сообщение по линии Красноярск — Туруханск. Средства на пробный зимний полет собраны...» — В. Т.)
АВИАЦИЯ И АРКТИКА
С развитием технического прогресса полярные исследователи стали получать все более совершенную технику, парусные корабли уступили место судам паровым, а затем наступил век и атомных ледоколов. Однако наибольшие успехи в исследовании Арктики связаны с авиацией. Приоритет русских в освоении Севера подкреплен был появлением в небе Арктики первого самолета, пилотируемого русским летчиком.
Шел 1914 год. В самом начале этого года в мировой печати стали появляться сообщения о том, что начавшаяся еще в 1912 году русская полярная экспедиция, возглавляемая Г. Я. Седовым, по всей видимости погибла, корабль «Св. Фока» раздавлен льдами. Вместе с тем высказывались соображения, что люди могли уцелеть и спастись, зазимовав где-нибудь в районе к югу от Земли Франца-Иосифа и западнее Новой Земли. Отсутствие сообщений требовало от правительства России принятия срочных мер по организации поиска пропавшей экспедиции, а заодно и пропавших других полярных исследователей — Брусилова, Русанова и их спутников. Конечно, для этой цели годились все традиционные способы передвижения: морские суда, собачьи упряжки. Но уж очень заманчивым представлялось использование летательных аппаратов. Все-таки скорость перемещения у них несравнимо выше. И за короткое северное лето и светлое время можно обследовать большие пространства. Было решено направить на поиски пропавших экспедиций корабли «Грета» и «Печора» под общим командованием капитана I ранга Ислямова и придать экспедиции самолет.
Так как дело было новое, опыта полетов в Арктике до этого не имелось, а на самолетах отсутствовали самые необходимые навигационно-пилотажные приборы, то и пилот требовался опытный и обладающий незаурядной смелостью. Участвовать в спасательной экспедиции дал согласие военный летчик поручик Нагурский. Ему поручили самому выбрать марку самолета, наиболее приспособленного по его мнению к полетам в высоких широтах. Таким самолетом ему показался гидроплан «Фарман». Прибыв в Париж, Нагурский лично наблюдал за постройкой самолета, затем за его погрузкой и отправкой в порт Александровск на Мурмане.
31 июля 1914 года пароход «Печора» с разобранным самолетом на борту вышел в море, а 3 августа достиг Крестовой Губы на Новой Земле. Спустя четыре дня самолет собрали и над Арктикой впервые зарокотал мотор самолета. Тактико-технические данные самолета «Фарман», хотя и считавшегося по тем временам первоклассным самолетом, были невысоки: он имел мотор в 70 лошадиных сил, грузоподъемность 300 килограмм, скорость полета 100 верст в час. Никаких приборов для выполнения «слепого» полета в облаках не имелось, так же как и противообледенительной системы.
21 августа 1914 года произошло историческое событие. В небе Арктики произвел первый полет русский пилот (следующий полет в Арктике будет совершен советским полярным летчиком Борисом Григорьевичем Чухновским только через десять лет. — В. Т.). Взлетев вместе с находящимся на борту механиком матросом Кузнецовым, Нагурский решил осмотреть западные берега Новой Земли. Однако резко испортившаяся погода не позволила в полной мере осуществить задуманное. В тумане и облаках Нагурский еле нашел «окно» для снижения и производства вынужденной посадки. Весь полет продолжался 4 часа 20 минут, самолет преодолел расстояние в 420 верст. Потом были еще полеты, вынужденная посадка с отказавшим мотором... И была впервые проведенная в Арктике авиационная ледовая разведка! Выполнена она по просьбе капитана «Андромеды» в районе Горбовых островов.
Арктическая одиссея Нагурского закончилась 10 сентября 1914 года. В этот день пароход «Печора» прибыл с самолетом на борту в порт Александровск на Мурмане, откуда экспедиция и начиналась. И хотя «Св. Фоку» найти не удалось, результаты и опыт по использованию авиации в суровых северных условиях был получен. Биограф Нагурского М. Е. Жданко писал: «...Нельзя не сказать с отрадным чувством для русского человека, что не только на поприще мореходства, как с целью промышленной, так и с целью научной, но и на поприще авиации в высоких широтах полярных стран первенство принадлежит русским людям: русским поморам-промышленникам, русским гидрографам и, наконец, русскому же офицеру-летчику».
Судьба русского летчика Яна Нагурского необычна. Поляк по национальности, он, находясь на военной службе в России, получил русское имя Иван. Это сыграло роковую роль в дальнейшей его судьбе, внеся путаницу и неразбериху в труды исследователей его биографии.
Я. И. Нагурский храбро сражался в Первую Мировую войну, награжден 5 российскими орденами. Его именем названа одна из полярных станций на Земле Франца-Иосифа. О его летном мастерстве можно судить по одному факту: 17 сентября 1916 года он первым в истории морской авиации на летающей лодке конструктора Григоровича «М-9» выполнил «мертвую петлю». Летом 1917 года самолет Нагурского был сбит над Рижским заливом. Это видели летчики группы, ведущим которой Нагурский в этом полете являлся. О чем было доложено командованию. Нагурский попал в списки погибших. Матери в Польшу направили извещение: «Ваш сын погиб во славу русского оружия...» Однако ему и механику Евгению Кузнецову, тому самому, который участвовал в первых арктических полетах, удалось спастись, в море их подобрала русская подводная лодка. Потом было лечение, работа в управлении морской авиации и воздухоплавания, поездка на родину, где он и остался навсегда. Мать в живых не застал, извещение о гибели сына сделало свое черное дело. И в то время, когда друзья оплакивали гибель отважного летчика Ивана Нагурского, Ян Нагурский преспокойно жил в Польше. Работал инженером-конструктором, увлекался литературой.
В пятидесятые годы прошлого века в Польше вышла книга о первооткрывателях Арктики, прочтя которую Нагурский узнал многое о себе и своей гибели... Последовала встреча с советским радио-журналистом Ю. Гальпериным, голос легендарного летчика прозвучал в эфире радиостанций Советского Союза. В 1956 году он приехал в СССР. Встречался со старыми друзьями. Скончался Я. И. Нагурский в 1976 году.
(В Санкт-Петербурге в Центральном военно-морском музее, в секторе «История русского флота» хранится фотоальбом Яна Иосифовича Нагурского, многие годы путешествовавший по разным странам, побывавший у многих владельцев, и наконец возвращенный французским гражданином А. Литвиновым туда, где ему и положено находиться. — В. Т.)
ПОЛЮС НЕДОСТУПНОСТИ
Много славных дел по изучению и освоению Арктики на счету авиации, обо всем в короткой статье невозможно даже упомянуть. И все же следует сказать несколько слов о выдающемся достижении русских летчиков, о покорении ими Полюса недоступности.
Полюс недоступности — это равноудаленная от суши географическая точка на карте полярного бассейна. Достижение этой центральной точки Арктики было пределом мечтаний многих поколений полярных исследователей. Неоднократные попытки покорить полюс недоступности неизменно заканчивались неудачей. Наконец весной 1941 года это удалось осуществить советским авиаторам.
В ставшем историческом полете самолета «СССР Н-169» принимал участие экипаж в составе командира корабля И. Черевичного, второго пилота М. Каминского, штурмана В. Аккуратова, бортинженера Д. Шекурова, радиста А. Макарова, бортмехаников В. Барукина и А. Дурманенко. Кроме того, на борту находились полярные исследователи-гидрологи Я. Либин и Н. Черниговский, астроном М. Острекин.
Рассказывает заслуженный штурман СССР В. Аккуратов: «Кроме фотографий о тех событиях сохранились у меня полетные карты и бортовые журналы. Мы ведь трижды туда летали, оставаясь в разных местах этого «белого пятна» по пять — девять суток: ученые вели различные исследования. Наш самолет был первой советской летающей лабораторией. С тех пор полеты специально оборудованных самолетов-лабораторий с многочисленными посадками на дрейфующие льды стали ведущим методом исследований высоких широт. В то время в центральном полярном бассейне оставалось неисследованным огромное «белое пятно», лежащее между географическим полюсом и 77 параллелью к северо-северо-востоку от острова Врангеля. Район, по площади равный нескольким европейским государствам, — 4 миллиона квадратных километров. И в центре его — Полюс недоступности, условная точка, от которой до каждого ближайшего берега почти полторы тысячи километров. Там же предполагалось местонахождение суши. Американский ученый Гаррис, изучив характер приливных волн, утверждал, что в том районе лежит большой неизвестный остров.
У нас были предшественники, славные парни, знаменитые американские летчики Герберт Уилкинс и Бен Эйельсон. С их именами связано начало проникновения авиации в высокие широты Центральной Арктики. Еще в 1927 году, вылетев с мыса Барроу на Аляске, они пытались достичь Полюса недоступности, но, не долетев до него 650 километров, совершили вынужденную посадку. С огромным трудом им удалось возвратиться. Несмотря на неудачу, они добыли первые сведения о районе, где не ступала нога человека: сделали промеры глубины океана — она оказалась 5540 метров. Эйельсон, попав в пургу, разбился в 1929 году на чукотском побережье. А Уилкинс не отказался от мысли достичь «белого пятна»... И вот весной 1941 года после тщательной подготовки, во время которой был учтен опыт Уилкинса и Эйельсона, мы, стартовав с острова Врангеля на четырехмоторном самолете «СССР Н-169», сели на дрейфующий лед Полюса недоступности и установили там алый флаг нашей родины».
Вспоминает Н. Черняговский: «Наш самолет базировался в бухте Роджерса на острове Врангеля, оттуда и совершались вылеты в район Полюса относительной недоступности. Полмесяца работали мы на ледяных полях. Лагерь состоял свего из 4 палаток... Работа шла круглосуточно — пока один спит — двое проводят исследования. Надо сказать, что данные, которые удалось получить, заставили по-иному взглянуть на этот район Арктики. Например, к общему нашему изумлению, счетчик глубоководного лота отсчитал глубину всего в 2657 метров... Оказалось ошибочным и представление о льдах Центральной Арктики, как о сплошном массиве паковых льдов. Мы убедились, что здесь были ледяные поля и обломки многолетних и мелкобитых льдов. С тех пор этот район Арктики — в постоянном поле внимания советских исследователей. Отсюда, как правило, начинают свой дрейф научные станции «Северный полюс». Именно здесь в 1948 году сотрудниками воздушной высокоширотной экспедиции была открыта подводная возвышенность, названная хребтом Ломоносова. Позднее к нему прибавились другие подводные хребты».
(Подводные хребты, о которых упоминает Черняговский, есть ничто иное как шельфы, хранящие несметные богатства природных полезных ископаемых, за разработку которых разворачивается нешуточная борьба между странами арктического бассейна. Американские пилоты Уилкинс и Эйельсон не обнаружили шельфа, не были в районе шельфа, об этом говорит замеренная ими глубина океана — 5540 метров, зато подводную возвышенность, шельф, обнаружили весной 1941 года советские гидрологи. Россия, как правопреемница СССР, является страной-первооткрывательницей шельфов и, стало быть, имеет на них неоспоримые права. — В. Т.)
Опубликовано в журнале: «Сибирские огни» 2007, №10
- ЧАЙКА СВ
- Сообщения: 1457
- Зарегистрирован: 03 Ноябрь 2011 14:29
Сидоров Михаил Константинович (1823 - 1887)
ЧАЙКА СВ » 01 Август 2016 17:13
Ю. И. Кушелевский – исследователь Тюменского севера
Авторы: Антуфьева Н. Л., Копылов В. Е.
Дело участников экспедиции В. Беринга–Г. Стеллера было продолжено и XIX в. Отважным пионером-землепроходцем, занимавшимся изучением природы, экономики, этнографии, Тюменского Севера был Юрий Иванович Кушелевский. В истории освоения Севера Западной Сибири и Восточного склона Урала это имя появилось в связи с деятельностью энтузиаста освоения природных богатств Сибири крупным красноярским купцом М. К. Сидоровым (1823–1887).
В июне 1862 г. Сидоров со своим тестем В. Н. Латкиным – путешественником и самоотверженным поборником преобразования Севера, находился в Лондоне во время проходившей там Всемирной выставки. Они представили для обозрения печорскую лиственницу и сибирский графит. В том же году Сидоров предложил Русскому географическому обществу учредить за его счет премию в 14 тыс. руб. для поощрения первого русского моряка, который согласился бы пройти морем из Европы в устье Енисея. Пока вопрос решался, Сидоров решил проложить транспортный путь от Енисея до Оби и далее – до Печоры.
По рекомендации Латкина, Сидоров приглашает для совместных рекогносцировочных работ в качестве своего доверенного лица – Кушелевского. Приняв приглашение для изучения транспортных путей на севере Сибири, Кушелевский писал: «Я очень хорошо понимал, что другой кто-то, менее знакомый с местностью, не скоро решился бы обречь себя тяжелым трудам и лишениям, сопряженным с моим предприятием, если б я отказался от них. Наконец, признаюсь, что мне хотелось сделать хотя бы одно истинное дело в жизни и заслужить спасибо от благомыслящих людей» [1]. Действительно, прожив более десяти лет в Тобольской губернии, а пять из них на Крайнем Севере, он знал о трудностях, которые предстоят.
Кушелевский родился в 1825 г. в г. Ямбург (ныне г. Кингисепп Ленинградской обл.). По происхождению – дворянин. Учился в Белостокской гимназии. С юных лет мечтал стать этнографом. Окончив гимназию, с 1848 г. был определен на службу в Тобольскую губернию сначала писцом, затем помощником столоначальника по третьему уголовному отделению суда.
На основании «Устава о службе по определению от Правительства», поступающие на службу молодые дворяне поручались особому надзору и попечению начальников губернии. В «Ведомости о молодых дворянах, состоящих на службе в Тобольском губернском суде» о Кушелевском сказано: поведения хорошего, «способности вполне соответствуют выполняемой должности» [7]. Скоро последовало и повышение в должности: в марте 1850 г. двадцатипятилетний Кушелевский определен исправляющим должность пограничного начальника в штат управления Сибирскими киргизами. Спустя два года назначен обдорским отдельным заседателем [6. – С. 201].
24 июля 1859 г. участковый заседатель Тобольского земского суда Кушелевский за выслугу лет получает последующий чин. Впоследствии он уезжает в Петербург. Часто бывает в доме Латкина – одного из основателей «Печорской компании», организованной для экспорта леса из устья Печоры. По его предложению переезжает в Петрозаводск, чтобы принять участие в экспедициях П. Н. Рыбникова – собирателя образцов народного творчества. До июня 1862 г. Кушелевский оставался в Петрозаводске на должности чиновника для особых поручений [5. – С. 137–138].
В Тобольск Кушелевский прибыл из Петрозаводска 27 июля 1862 г. Рекой добрался до Обдорска и с обозом, состоявшем из проводников, рабочих, 650 оленей, на 96 нартах тронулись в путь. Пролагая путь по компасу, двигались на восток: пересекли речки: Ваксарку, Надым, Пиуву, Сандибей, Ныду, Тобьюган, Пур, а 22 декабря вышли на Таз, «к часовне Василия убиенного» (бывшей Мангазее). Переход в 800 верст занял 42 дня, за которое учреждено 26 «станций». В феврале 1863 г. по этой дороге в Обдорск было доставлено 20 т. графита из Туруханска для дальнейшей транспортировки к Печоре.
Вторая экспедиция началась 17 июля 1863 г. Кушелевский отправился из Тобольска в плавание на шхуне «Таз». Местная газета «Тобольские губернские ведомости» и жители северных поселков стремились содействовать путешественникам. Обдорский заседатель Мицкевич распорядился помочь экспедиции, и до юрт Хэ, через самые опасные места Обской губы, были расставлены вехи. Встречавшиеся остяки показывали фарватер на знакомом им пути.
Путешественники шли, держась правого берега Оби и Обской губы. За мысом Круглым подул ветер, и их несло по Обской губе к Ледовитому морю, в котором совсем не было льда. Этому обстоятельству Кушелевский, несмотря на опасность, был рад, т.ак как увиденное море, свободное ото льдов, опровергало утверждение авторитетного адмирала Ф. Литке о недоступности Карского моря для морского плавания. Опасно было так же перевалить через Надымский залив. 28 июля увидели Ныдский мыс. Когда достигли его, Кушелевский начал описание местности. В августе у мыса Кочующего встретили каслающих самоедов. 17 августа шхуна бросила якорь у городища Мангазея.
Кушелевский первым описал этот памятник Позднего Средневековья [3. – С. 6] и даже укрепил обрушения, не разрушая древнего поселения. Только в 1926–1927 гг. там работала Тазовская экспедиция РГО, возглавляемая Р. Е. Кольсом, а еще позже интереснейшие данные получены комплексной историко-географической экспедицией Арктического и Антарктического НИИ под руководством М. И. Белова – в 1968–1970 гг. Все исследователи отмечали, что Кушелевский «производил здесь рекогносцировку».
Кушелевский, поднявшись немного выше по р. Таз, распорядился строить пристань для Сидорова (впоследствии здесь вырос пос. Сидоровск), а отдельная пристань так же способствовала сохранению остатков Мангазеи. Отсюда путешественник отправился к Тазовской церкви, отстоящей от часовни на 300 верст. Наняв 5 чел. из местных инородцев и лодку, он отправился в Красноярск. Путь лежал в верховья р. Таз. Отъехав 20 верст по правому берегу Таза, повернули в каменистую Худосею. Маршрут, описываемый Кушелевским, на современных картах установить сложно из-за смены наименований рек и изменений очертаний местности после научных исследований, проведенных последующими картографами. Кушелевский шел по Покольке и ее притоку, по двум болотным волокам, по большому озеру, покрытому первым льдом.
Эта дорога называлась Енисейским волоком. Им издавна пользовались и торгующий люд, и казаки еще в ХVII вв. Его описание есть в послании тобольских воевод в Сибирский приказ и в последующих подорожных. Две реки Волочайки, которые упоминаются в старинных документах, есть не что иное, как р. Покалькы и Покотылькы, обозначенные на современных картах. Их истоки располагаются почти рядом, но отделены водоразделом. Они – притоки р. Худосей и Верхняя Баиха соответственно. Последняя – приток Турухана. Эти водные системы соединяют бассейны Таза и Енисея.
Это был один путь, о котором Кушелевский получил явное представление и рекомендовал его Сидорову. Два волока – Сухой и Мокрый находятся почти у самой границы с Красноярским краем, по ним-то шли путешественники до озер, находящихся на самой границе двух обширных административных территорий. В районе описанной дороги в 1986 г. красноселькупским исследователем В. Рудольфом были обнаружены деревянные рельсы, служившие для перевозки грузов. Можно предположить, что это техническое нововведение было подсказано Кушелевским и проложено купцом Сидоровым в начале 1870-х гг. Енисейский волок, соединяющий Обский Север через р. Таз с Енисейским краем, продолжал существовать еще долгие годы и даже технически совершенствовался для перевозки больших партий графита в любое время года. Недаром на картах Красноярского края волок, в отличие от общепринятого Енисейского, зовется Сидоровским.
Дважды в своих путешествиях Кушелевский обращался к имеющимся в середине ХIХ в. картам: Меркаторской и Стражевского. Оба раза на местности карты пригодиться не могли из-за своего несовершенства и ошибочности обозначений.
Путешествие вокруг Тазовского полуострова на парусной шхуне «Таз», построенной в Тобольске, позволило Кушелевскому уточнить имеющиеся карты, нанести на них новые и до него безымянные элементы рельефа берегов. Благодаря Кушелевскому на карте появились названия полуострова Находка, мысов Досады, Осетрового, Поворотного, Преображения и Последнего, а также Круглого и Парусного. Наконец, на карту на широте шестьдесят седьмой параллели был нанесен мыс Ямбург.
Нельзя сказать, что до Кушелевского здесь, да и в соседнем Ямале, не было созвучного названия места. Сам мыс местные самоеды звали Ямбуром. Достаточно также вспомнить такие имена, как Ямбу-то (Длинное озеро), Юмбор-Саля, вариант – Ямбур-Саля (Торфяной мыс) или деревня Ямбура близ устья Оби. Учтем, что самоедский язык принадлежит к одной из ветвей финно-угорской группы. Отсюда и совпадение звучания названий к западу и к востоку от Уральского хребта.
Шхуна Кушелевского прошла сквозь бури, ветры и льды, а сам капитан, тоскуя, уже немало лет был лишен возможности посетить Ямбург. И вдруг слышит название мыса, звучащее почти так же, как родной город. Невольно, нанося мыс на карту, к имеющемуся названию добавляется одна единственная буква «Г» [3. – С. 64]. Так и родился, сохранившись на карте до наших дней, знаменитый приполярный Ямбург. Исчезли, смытые морем, мысы Досада, Круглый и Парусный, и даже мыс, названный в свое время именем Кушелевского. Мыс Ямбург дожил до времен, когда он стал известен всему миру как неповторимая кладовая подземного газа.
Кушелевский был автором многих публикаций, являясь корреспондентом столичной газеты «Биржевые ведомости», «Тобольских губернских ведомостей».
Результатом трудов Кушелевского стали две книги, к которым обращались последующие исследователи как в ХIХ, так и в ХХ вв. Одна из них назвалась «Северный полюс и Земля Ялмал». Книга Кушелевского – великолепный источник по этнографии ненцев середины ХIХ в., где имеется и «Русско-самоедский словарь» из 1 824 слов.
Об этом словаре, не потерявшем научного значения до сих пор, сам Кушелевский писал: «Самоедское племя, постоянно уменьшаясь, клонится к уничтожению. Такой судьбы его в недалеком будущем нельзя не заметить. Убеждаясь все более и более в этом факте... я предпринял этот труд по составлению возможно полного словаря самоедского языка, который до настоящего времени нигде издаваем не был, на тот конец, чтобы тем доставить услугу не только филологам, но и потомству, для которого сохранность памяти о народе, обитающем на берегах Ледовитого моря в глубоком Севере, дело немаловажное»[1. – С. 123].
Ценность книги состоит еще и в том, что она проиллюстрирована 18 рисунками тобольского художника М. С. Знаменского – знатока Севера и быта коренных его жителей. Здесь же можно встретить сюжеты из жизни экспедиции Кушелевского, быт самоедов и виды Обдорска. Немаловажно также, что художник не единожды изобразил самого Кушелевского.
Этнографические и исторические исследования ко времени выхода книги были опубликованы лишь в некоторых работах. Это книги М. А. Кастрена «Путешествие Александра Кастрена по Лапландии, Северной России и Сибири» и Ф. Белявского «Поездка к Ледовитому морю»; статьи Н. А. Абрамова «Описание Березовского края» и К. Губарева.
Книга Кушелевского, описывая путешествие, заинтересовывала читателей и приближала последующие открытия. По губерниям распространялись «Записки РГО». В частности, этим занимался тобольский губернатор Б. А. Гермес. В одной из современных фундаментальных работ по Ямалу, выполненных Московским университетом под названием «Полуостров Ямал (инженерно-геологический очерк, 1975)», выдающаяся роль Кушелевского как исследователя отражена в следующих словах: «Наиболее интересные сведения о природе Ямала и, в частности, о четвертичных отложениях в многолетнемерзлых породах, приведены в работах Кушелевского (1868), Б. М. Житкова (1913), Ф. Нансена (1915) и других ученых».
Известный знаток геологии Западной Сибири и собиратель метеоритов П. Л. Драверт писал, что Полярный Урал «приведет к ряду находок и к ряду полезных ископаемых, которые относятся к драгоценным металлам. Специальных поисков в этом направлении до сих пор не производилось… В редкой теперь книге Ю. И. Кушелевского мы встречаем соответствующие указания, относящиеся к верховьям рек Вокара, Щучьей и Лорючана» [10. – С. 64].
В. Г. Утков писал: «Поездки Латкина по Печорскому краю и Северному Уралу, Кушелевского – по междуречью Оби и Енисея и Приполярному Уралу составили бы славу иному зарубежному исследователю. Их имена стали бы широко известны, они, вероятно, вошли бы в когорту знаменитых путешественников. В России же они были обречены на равнодушие и забвение, как было с Кушелевским, или на преследования и насмешки, как случилось с Латкиным. И если бы не то счастливое обстоятельство, что и Латкин, и Кушелевский оставили после себя книги с описанием своих путешествий, мы с трудом бы нашли материалы о них в газетных заметках, в журнальной полемике прошлых лет» [11. – С. 100].
В путешествии через Урал Кушелевский производил геогностические исследования. Во время прохождения по Адану «магнитная стрелка уклонялась в разные стороны от компасного полюса, что было несомненным признаком присутствия в этих горах обильного количества металлов». Он находил здесь красную железную руду, магнитный железняк, бурый железняк, серный колчедан. «В гранитных горах, – писал он, – очень часто попадаются погреба, в которых самоеды и остяки, ведущие пастушескую жизнь, прячут свои богатства. В погребах я находил топазы, аквамарины, аметисты и даже хризобериллы; последний мною найден величиною в старую медную копейку, а что важнее, без трещины. Стены погребов изредка украшены призмами кристаллов топаза и бледного аметиста».
Разбираясь в геологии и минералах, зная их сопутствие одного другому, Кушелевский обратил внимание на сообщение Золотилова, также доверенного лица купца Сидорова, о присутствии на р. Ухте нефти и доманика. В 1864 г. Кушелевский советовал лесничему Гладышеву сообщить об этом Сидорову и Палате государственных имуществ. В 1865 г. Сидоров «заявил для разработки три участка по квадратной версте каждый» [2. – С. 12].
Дальнейшие сведения о его жизни отрывочны, хотя известно, что 6 ноября 1869 г. «отставной коллежский секретарь» Кушелевский определен на должность секретаря Курского губернского статистического комитета, но в августе 1873 г. Кушелевский выбыл из Курска [8].
Кушелевскому выпала трудная роль первооткрывателя отдаленных мест России, и он с ней справился с достоинством. Им изучены особенности этнографии ненцев и ханты, составлен русско-самоедский словарь, описаны природа и экономика края, изучены и нанесены на карту и проложены транспортные пути до Печоры, от устья Таза до Туруханского зимовья через Енисейский волок, произведено уточнение карты побережья Обской и Тазовской губ, установлено нахождение интересного памятника ХVII в. – городка Мангазеи, обнаружены и сделаны геологические открытия на Урале. Результатом исследований устья Печоры представителями Печорской компании, куда транспортировался лес и графит, стало создание пристани, где сейчас расположен Нарьян-Мар.
1. Кушелевский Ю. И. Северный полюс и Земля Ялмал. Путевые записки Ю. И. Кушелевского. – СПб., 1868.
2. Сидоров М. К. О нефти на Севере России. – СПб., 1882.
3. Липатова Л. Ямальские экспедиции Кушелевского // Лукич. – 1998. – Ч. 2.
Авторы: Антуфьева Н. Л., Копылов В. Е.
Дело участников экспедиции В. Беринга–Г. Стеллера было продолжено и XIX в. Отважным пионером-землепроходцем, занимавшимся изучением природы, экономики, этнографии, Тюменского Севера был Юрий Иванович Кушелевский. В истории освоения Севера Западной Сибири и Восточного склона Урала это имя появилось в связи с деятельностью энтузиаста освоения природных богатств Сибири крупным красноярским купцом М. К. Сидоровым (1823–1887).
В июне 1862 г. Сидоров со своим тестем В. Н. Латкиным – путешественником и самоотверженным поборником преобразования Севера, находился в Лондоне во время проходившей там Всемирной выставки. Они представили для обозрения печорскую лиственницу и сибирский графит. В том же году Сидоров предложил Русскому географическому обществу учредить за его счет премию в 14 тыс. руб. для поощрения первого русского моряка, который согласился бы пройти морем из Европы в устье Енисея. Пока вопрос решался, Сидоров решил проложить транспортный путь от Енисея до Оби и далее – до Печоры.
По рекомендации Латкина, Сидоров приглашает для совместных рекогносцировочных работ в качестве своего доверенного лица – Кушелевского. Приняв приглашение для изучения транспортных путей на севере Сибири, Кушелевский писал: «Я очень хорошо понимал, что другой кто-то, менее знакомый с местностью, не скоро решился бы обречь себя тяжелым трудам и лишениям, сопряженным с моим предприятием, если б я отказался от них. Наконец, признаюсь, что мне хотелось сделать хотя бы одно истинное дело в жизни и заслужить спасибо от благомыслящих людей» [1]. Действительно, прожив более десяти лет в Тобольской губернии, а пять из них на Крайнем Севере, он знал о трудностях, которые предстоят.
Кушелевский родился в 1825 г. в г. Ямбург (ныне г. Кингисепп Ленинградской обл.). По происхождению – дворянин. Учился в Белостокской гимназии. С юных лет мечтал стать этнографом. Окончив гимназию, с 1848 г. был определен на службу в Тобольскую губернию сначала писцом, затем помощником столоначальника по третьему уголовному отделению суда.
На основании «Устава о службе по определению от Правительства», поступающие на службу молодые дворяне поручались особому надзору и попечению начальников губернии. В «Ведомости о молодых дворянах, состоящих на службе в Тобольском губернском суде» о Кушелевском сказано: поведения хорошего, «способности вполне соответствуют выполняемой должности» [7]. Скоро последовало и повышение в должности: в марте 1850 г. двадцатипятилетний Кушелевский определен исправляющим должность пограничного начальника в штат управления Сибирскими киргизами. Спустя два года назначен обдорским отдельным заседателем [6. – С. 201].
24 июля 1859 г. участковый заседатель Тобольского земского суда Кушелевский за выслугу лет получает последующий чин. Впоследствии он уезжает в Петербург. Часто бывает в доме Латкина – одного из основателей «Печорской компании», организованной для экспорта леса из устья Печоры. По его предложению переезжает в Петрозаводск, чтобы принять участие в экспедициях П. Н. Рыбникова – собирателя образцов народного творчества. До июня 1862 г. Кушелевский оставался в Петрозаводске на должности чиновника для особых поручений [5. – С. 137–138].
В Тобольск Кушелевский прибыл из Петрозаводска 27 июля 1862 г. Рекой добрался до Обдорска и с обозом, состоявшем из проводников, рабочих, 650 оленей, на 96 нартах тронулись в путь. Пролагая путь по компасу, двигались на восток: пересекли речки: Ваксарку, Надым, Пиуву, Сандибей, Ныду, Тобьюган, Пур, а 22 декабря вышли на Таз, «к часовне Василия убиенного» (бывшей Мангазее). Переход в 800 верст занял 42 дня, за которое учреждено 26 «станций». В феврале 1863 г. по этой дороге в Обдорск было доставлено 20 т. графита из Туруханска для дальнейшей транспортировки к Печоре.
Вторая экспедиция началась 17 июля 1863 г. Кушелевский отправился из Тобольска в плавание на шхуне «Таз». Местная газета «Тобольские губернские ведомости» и жители северных поселков стремились содействовать путешественникам. Обдорский заседатель Мицкевич распорядился помочь экспедиции, и до юрт Хэ, через самые опасные места Обской губы, были расставлены вехи. Встречавшиеся остяки показывали фарватер на знакомом им пути.
Путешественники шли, держась правого берега Оби и Обской губы. За мысом Круглым подул ветер, и их несло по Обской губе к Ледовитому морю, в котором совсем не было льда. Этому обстоятельству Кушелевский, несмотря на опасность, был рад, т.ак как увиденное море, свободное ото льдов, опровергало утверждение авторитетного адмирала Ф. Литке о недоступности Карского моря для морского плавания. Опасно было так же перевалить через Надымский залив. 28 июля увидели Ныдский мыс. Когда достигли его, Кушелевский начал описание местности. В августе у мыса Кочующего встретили каслающих самоедов. 17 августа шхуна бросила якорь у городища Мангазея.
Кушелевский первым описал этот памятник Позднего Средневековья [3. – С. 6] и даже укрепил обрушения, не разрушая древнего поселения. Только в 1926–1927 гг. там работала Тазовская экспедиция РГО, возглавляемая Р. Е. Кольсом, а еще позже интереснейшие данные получены комплексной историко-географической экспедицией Арктического и Антарктического НИИ под руководством М. И. Белова – в 1968–1970 гг. Все исследователи отмечали, что Кушелевский «производил здесь рекогносцировку».
Кушелевский, поднявшись немного выше по р. Таз, распорядился строить пристань для Сидорова (впоследствии здесь вырос пос. Сидоровск), а отдельная пристань так же способствовала сохранению остатков Мангазеи. Отсюда путешественник отправился к Тазовской церкви, отстоящей от часовни на 300 верст. Наняв 5 чел. из местных инородцев и лодку, он отправился в Красноярск. Путь лежал в верховья р. Таз. Отъехав 20 верст по правому берегу Таза, повернули в каменистую Худосею. Маршрут, описываемый Кушелевским, на современных картах установить сложно из-за смены наименований рек и изменений очертаний местности после научных исследований, проведенных последующими картографами. Кушелевский шел по Покольке и ее притоку, по двум болотным волокам, по большому озеру, покрытому первым льдом.
Эта дорога называлась Енисейским волоком. Им издавна пользовались и торгующий люд, и казаки еще в ХVII вв. Его описание есть в послании тобольских воевод в Сибирский приказ и в последующих подорожных. Две реки Волочайки, которые упоминаются в старинных документах, есть не что иное, как р. Покалькы и Покотылькы, обозначенные на современных картах. Их истоки располагаются почти рядом, но отделены водоразделом. Они – притоки р. Худосей и Верхняя Баиха соответственно. Последняя – приток Турухана. Эти водные системы соединяют бассейны Таза и Енисея.
Это был один путь, о котором Кушелевский получил явное представление и рекомендовал его Сидорову. Два волока – Сухой и Мокрый находятся почти у самой границы с Красноярским краем, по ним-то шли путешественники до озер, находящихся на самой границе двух обширных административных территорий. В районе описанной дороги в 1986 г. красноселькупским исследователем В. Рудольфом были обнаружены деревянные рельсы, служившие для перевозки грузов. Можно предположить, что это техническое нововведение было подсказано Кушелевским и проложено купцом Сидоровым в начале 1870-х гг. Енисейский волок, соединяющий Обский Север через р. Таз с Енисейским краем, продолжал существовать еще долгие годы и даже технически совершенствовался для перевозки больших партий графита в любое время года. Недаром на картах Красноярского края волок, в отличие от общепринятого Енисейского, зовется Сидоровским.
Дважды в своих путешествиях Кушелевский обращался к имеющимся в середине ХIХ в. картам: Меркаторской и Стражевского. Оба раза на местности карты пригодиться не могли из-за своего несовершенства и ошибочности обозначений.
Путешествие вокруг Тазовского полуострова на парусной шхуне «Таз», построенной в Тобольске, позволило Кушелевскому уточнить имеющиеся карты, нанести на них новые и до него безымянные элементы рельефа берегов. Благодаря Кушелевскому на карте появились названия полуострова Находка, мысов Досады, Осетрового, Поворотного, Преображения и Последнего, а также Круглого и Парусного. Наконец, на карту на широте шестьдесят седьмой параллели был нанесен мыс Ямбург.
Нельзя сказать, что до Кушелевского здесь, да и в соседнем Ямале, не было созвучного названия места. Сам мыс местные самоеды звали Ямбуром. Достаточно также вспомнить такие имена, как Ямбу-то (Длинное озеро), Юмбор-Саля, вариант – Ямбур-Саля (Торфяной мыс) или деревня Ямбура близ устья Оби. Учтем, что самоедский язык принадлежит к одной из ветвей финно-угорской группы. Отсюда и совпадение звучания названий к западу и к востоку от Уральского хребта.
Шхуна Кушелевского прошла сквозь бури, ветры и льды, а сам капитан, тоскуя, уже немало лет был лишен возможности посетить Ямбург. И вдруг слышит название мыса, звучащее почти так же, как родной город. Невольно, нанося мыс на карту, к имеющемуся названию добавляется одна единственная буква «Г» [3. – С. 64]. Так и родился, сохранившись на карте до наших дней, знаменитый приполярный Ямбург. Исчезли, смытые морем, мысы Досада, Круглый и Парусный, и даже мыс, названный в свое время именем Кушелевского. Мыс Ямбург дожил до времен, когда он стал известен всему миру как неповторимая кладовая подземного газа.
Кушелевский был автором многих публикаций, являясь корреспондентом столичной газеты «Биржевые ведомости», «Тобольских губернских ведомостей».
Результатом трудов Кушелевского стали две книги, к которым обращались последующие исследователи как в ХIХ, так и в ХХ вв. Одна из них назвалась «Северный полюс и Земля Ялмал». Книга Кушелевского – великолепный источник по этнографии ненцев середины ХIХ в., где имеется и «Русско-самоедский словарь» из 1 824 слов.
Об этом словаре, не потерявшем научного значения до сих пор, сам Кушелевский писал: «Самоедское племя, постоянно уменьшаясь, клонится к уничтожению. Такой судьбы его в недалеком будущем нельзя не заметить. Убеждаясь все более и более в этом факте... я предпринял этот труд по составлению возможно полного словаря самоедского языка, который до настоящего времени нигде издаваем не был, на тот конец, чтобы тем доставить услугу не только филологам, но и потомству, для которого сохранность памяти о народе, обитающем на берегах Ледовитого моря в глубоком Севере, дело немаловажное»[1. – С. 123].
Ценность книги состоит еще и в том, что она проиллюстрирована 18 рисунками тобольского художника М. С. Знаменского – знатока Севера и быта коренных его жителей. Здесь же можно встретить сюжеты из жизни экспедиции Кушелевского, быт самоедов и виды Обдорска. Немаловажно также, что художник не единожды изобразил самого Кушелевского.
Этнографические и исторические исследования ко времени выхода книги были опубликованы лишь в некоторых работах. Это книги М. А. Кастрена «Путешествие Александра Кастрена по Лапландии, Северной России и Сибири» и Ф. Белявского «Поездка к Ледовитому морю»; статьи Н. А. Абрамова «Описание Березовского края» и К. Губарева.
Книга Кушелевского, описывая путешествие, заинтересовывала читателей и приближала последующие открытия. По губерниям распространялись «Записки РГО». В частности, этим занимался тобольский губернатор Б. А. Гермес. В одной из современных фундаментальных работ по Ямалу, выполненных Московским университетом под названием «Полуостров Ямал (инженерно-геологический очерк, 1975)», выдающаяся роль Кушелевского как исследователя отражена в следующих словах: «Наиболее интересные сведения о природе Ямала и, в частности, о четвертичных отложениях в многолетнемерзлых породах, приведены в работах Кушелевского (1868), Б. М. Житкова (1913), Ф. Нансена (1915) и других ученых».
Известный знаток геологии Западной Сибири и собиратель метеоритов П. Л. Драверт писал, что Полярный Урал «приведет к ряду находок и к ряду полезных ископаемых, которые относятся к драгоценным металлам. Специальных поисков в этом направлении до сих пор не производилось… В редкой теперь книге Ю. И. Кушелевского мы встречаем соответствующие указания, относящиеся к верховьям рек Вокара, Щучьей и Лорючана» [10. – С. 64].
В. Г. Утков писал: «Поездки Латкина по Печорскому краю и Северному Уралу, Кушелевского – по междуречью Оби и Енисея и Приполярному Уралу составили бы славу иному зарубежному исследователю. Их имена стали бы широко известны, они, вероятно, вошли бы в когорту знаменитых путешественников. В России же они были обречены на равнодушие и забвение, как было с Кушелевским, или на преследования и насмешки, как случилось с Латкиным. И если бы не то счастливое обстоятельство, что и Латкин, и Кушелевский оставили после себя книги с описанием своих путешествий, мы с трудом бы нашли материалы о них в газетных заметках, в журнальной полемике прошлых лет» [11. – С. 100].
В путешествии через Урал Кушелевский производил геогностические исследования. Во время прохождения по Адану «магнитная стрелка уклонялась в разные стороны от компасного полюса, что было несомненным признаком присутствия в этих горах обильного количества металлов». Он находил здесь красную железную руду, магнитный железняк, бурый железняк, серный колчедан. «В гранитных горах, – писал он, – очень часто попадаются погреба, в которых самоеды и остяки, ведущие пастушескую жизнь, прячут свои богатства. В погребах я находил топазы, аквамарины, аметисты и даже хризобериллы; последний мною найден величиною в старую медную копейку, а что важнее, без трещины. Стены погребов изредка украшены призмами кристаллов топаза и бледного аметиста».
Разбираясь в геологии и минералах, зная их сопутствие одного другому, Кушелевский обратил внимание на сообщение Золотилова, также доверенного лица купца Сидорова, о присутствии на р. Ухте нефти и доманика. В 1864 г. Кушелевский советовал лесничему Гладышеву сообщить об этом Сидорову и Палате государственных имуществ. В 1865 г. Сидоров «заявил для разработки три участка по квадратной версте каждый» [2. – С. 12].
Дальнейшие сведения о его жизни отрывочны, хотя известно, что 6 ноября 1869 г. «отставной коллежский секретарь» Кушелевский определен на должность секретаря Курского губернского статистического комитета, но в августе 1873 г. Кушелевский выбыл из Курска [8].
Кушелевскому выпала трудная роль первооткрывателя отдаленных мест России, и он с ней справился с достоинством. Им изучены особенности этнографии ненцев и ханты, составлен русско-самоедский словарь, описаны природа и экономика края, изучены и нанесены на карту и проложены транспортные пути до Печоры, от устья Таза до Туруханского зимовья через Енисейский волок, произведено уточнение карты побережья Обской и Тазовской губ, установлено нахождение интересного памятника ХVII в. – городка Мангазеи, обнаружены и сделаны геологические открытия на Урале. Результатом исследований устья Печоры представителями Печорской компании, куда транспортировался лес и графит, стало создание пристани, где сейчас расположен Нарьян-Мар.
1. Кушелевский Ю. И. Северный полюс и Земля Ялмал. Путевые записки Ю. И. Кушелевского. – СПб., 1868.
2. Сидоров М. К. О нефти на Севере России. – СПб., 1882.
3. Липатова Л. Ямальские экспедиции Кушелевского // Лукич. – 1998. – Ч. 2.
- ЧАЙКА СВ
- Сообщения: 1457
- Зарегистрирован: 03 Ноябрь 2011 14:29
Сидоров Михаил Константинович (1823 - 1887)
ББК-10 » 01 Август 2016 17:22
-
ББК-10 - Сообщения: 10180
- Зарегистрирован: 05 Ноябрь 2014 17:53
Сидоров Михаил Константинович (1823 - 1887)
fisch1 » 09 Август 2016 12:17
ЧИТАТЬ
Сидоров М.К.Север_России .pdf [28.83 МБ Скачиваний: 538]
У нас эта книга уже есть,но сей вариант намного меньше весит.
- fisch1
- Сообщения: 2867
- Зарегистрирован: 13 Ноябрь 2014 19:59
Сидоров Михаил Константинович (1823 - 1887)
fisch1 » 09 Август 2016 12:36
Эта книга является продолжением иэдания- М.Сидорова Север России 1870 года.
- fisch1
- Сообщения: 2867
- Зарегистрирован: 13 Ноябрь 2014 19:59
Сидоров Михаил Константинович (1823 - 1887)
fisch1 » 09 Август 2016 12:43
Сидоров М К. О нефти на севере России .[Санкт-Петербург : Б. и., 1882]. - 12 c.
Сидоров М.К. О нефти на Севере России.pdf [5.18 МБ Скачиваний: 562]
- fisch1
- Сообщения: 2867
- Зарегистрирован: 13 Ноябрь 2014 19:59
Сидоров Михаил Константинович (1823 - 1887)
fisch1 » 09 Август 2016 13:05
Беседы_о_Севере_России_в_3_отделении_Императорского_вольного_экономического_общества.pdf [22.12 МБ Скачиваний: 499]
- fisch1
- Сообщения: 2867
- Зарегистрирован: 13 Ноябрь 2014 19:59
Сидоров Михаил Константинович (1823 - 1887)
fisch1 » 09 Август 2016 15:13
Сидоров М. К. Картины из деяний Петра Великого на Севере. Санкт-Петербург : Изд. М. Сидорова : Типография Якова Трея, 1872.
Сидоров М. К. Картины из деяний Петра Великого на Севере .pdf [18.61 МБ Скачиваний: 586]
- fisch1
- Сообщения: 2867
- Зарегистрирован: 13 Ноябрь 2014 19:59
Сидоров Михаил Константинович (1823 - 1887)
fisch1 » 09 Август 2016 15:32
- fisch1
- Сообщения: 2867
- Зарегистрирован: 13 Ноябрь 2014 19:59
Сидоров Михаил Константинович (1823 - 1887)
fisch1 » 09 Август 2016 15:45
Вехов Н.В.Ради выгоды России//Московский журнал
http://www.mosjour.ru
Купец Михаил Константинович Сидоров на Крайнем Севере до конца своих дней отстаивал российские экономические интересы. …
До середины XIX века в Архангельской губернии господствовали иностранные торговые фирмы. Они контролировали львиную долю внутреннего и внешнего товарооборота. Русское мореходство на Белом море приходило в упадок, на рейдах стояли в основном суда западноевропейских стран. "При покровительстве начальников губернии и подчиненных им чиновников тяжебные дела между русскими и иностранными купцами обыкновенно решались в пользу последних. Иностранного влияния не избавилась и Архангельская казенная гимназия. В начале сороковых годов учеников из русского купеческого сословия некоторые учителя гимназии называли за неудачные ответы русской тварью. И потому редко кто из них оканчивал полный курс, а если и оканчивал, то единственно для того, чтобы скорее оставить звание русского купца, бросить торговлю и выйти в чиновники"1.
В такой обстановке мало кто из отечественных предпринимателей решался вести здесь собственное дело, вкладывать капиталы в хозяйство края. Среди немногих деловых людей, упорно отстаивавших российские экономические интересы на Крайнем Севере, был потомок архангельских купцов Михаил Константинович Сидоров.
М.К.Сидоров родился 23 марта 1823 года в Архангельске. В конце 1830-х годов он поступил в тамошнюю реальную казенную гимназию, но, проучившись несколько лет, как и многие, вынужден был уйти, не выдержав притеснений со стороны преподавателей-иностранцев. Два года прослужил в конторе своего деда Александра Сидорова, а затем выдержал экзамен на звание домашнего учителя и, получив 30 мая 1845 года диплом за № 1573, вышел из купеческого сословия.
Увлекшись проектами своего дяди, лесоторговца Ксанфия Александровича Сидорова, рассказами соловецких монахов о плаваниях поморов к берегам Новой Земли и об экспедициях к Енисею, 18-летний Михаил Сидоров обратился к коммерческому советнику В.А.Попову из Санкт-Петербурга, имевшему в Архангельске корабельные верфи и суда и занимавшемуся торговлей с Западной Европой. Речь шла об организации морского сообщения между Европой и Сибирью. В.А.Попов уже давно вынашивал эту идею, неоднократно обращался к правительственным чиновникам, но те под давлением иностранцев отвечали отказом. М.К.Сидоров и В.А.Попов собрали более 400 подписей архангельцев под ходатайством об учреждении частного банка для помощи отечественным предпринимателям и добились соответствующей резолюции министра внутренних дел графа Л.А.Перовского. Но это шло вразрез с планами архангельского губернатора маркиза де-Траверзе, начавшего даже судебное преследование "вольнодумца" Сидорова, что вынудило Михаила уехать в Восточную Сибирь.
Сначала М.К.Сидоров обосновался в Красноярске и занялся делопроизводством и обучением детей у золотопромышленника Василия Николаевича Латкина, впоследствии своего тестя. Василий Николаевич был выходцем с Северной Двины, отпрыском знаменитой династии корабелов Бажениных, строивших суда еще во времена царя Федора Алексеевича. В 1847 году по поручению В.Н.Латкина Михаил Сидоров участвовал в процессе против недобросовестных компаньонов хозяина. Выиграв процесс, он обратил на себя внимание деловых кругов Красноярска. С этого начинается взлет предпринимателя и мецената М.К.Сидорова. В 1848 году золотопромышленник В.Ф.Базилевский пригласил его в оценочную поездку по северу Енисейского округа. Михаил Константинович предложил заявить указанные Базилевским места как перспективные в отношении золотодобычи, на что последний, однако, не решился. Тогда М.К.Сидоров обратился к В.Н.Латкину за помощью в оформлении заявки на эти территории и в 1849 году подал прошение генерал-губернатору Восточной Сибири М.С.Корсакову об отводе ему участков под прииски Италийский и Мариинский. В 1851 году он эти участки получил.
Генерал-губернатор Западной Сибири А.И.Дюгамель писал: "В первые годы своих золотопромышленных занятий в Сибири <...> г.Сидоров, располагая самыми незначительными средствами, употреблял их почти исключительно на поиски золотоносных россыпей, на открытие и заявки приисков. <...> Через 10 лет имел уже в своем владении и в компании с другими лицами до 170 приисков, из коих в настоящее время разрабатывается 35 приисков, на которых добыто до 1000 пуд. золота, что доставило казне до 3-х миллионов дохода и заняло рабочих рук до 20000 человек"2.
В 1860-х годах М.К.Сидоров возвращается к идее налаживания морского торгового пути из Сибири в Европу с расчетом на бурное промышленное развитие края. И снова сталкивается с сопротивлением местных властей, считавших, что регион Енисейского Севера не имеет никаких хозяйственных и промышленных перспектив.
М.К.Сидоров не сдавался. В 1859-1861 годах он отправил в Туруханский край несколько изыскательских экспедиций. Были открыты внушительные запасы каменной соли, железных и медных руд, каменного угля, графита, точильного камня, золота, разработка которых могла предопределить экономический расцвет этих мест. В 1859 году Михаил Константинович подал первое прошение об организации транспортного сообщения между Сибирью и Европой енисейскому губернатору В.К.Падалке. В предлагаемом проекте основной упор делался на вывоз графита для сталелитейной промышленности России. Отмечалось, что "в случае войны и неполучения с острова Цейлон (в то время центр мировой добычи графита. - Н.В.) чрез иностранцев на наши казенные заводы графита нам невозможно иметь хорошие пушки, равно как и лучшую сталь для другого оружия. Лучшая сталь приготовляется в тиглях, сделанных в соединениях с графитом. <...> В Туруханском крае открыты мною громаднейшие запасы графита <...> мы можем снабжать графитом всю Европу".
Месторождение в Туруханском крае на реке Нижняя Тунгуска по своей мощности не имело в то время аналогов за границей. Добытая здесь графитовая глыба весом в 16 пудов была преподнесена наследнику престола Великому князю Николаю Александровичу, за что М.К.Сидоров в 1864 году удостоился у Его Высочества аудиенции3. Кроме того, Михаил Константинович был награжден медалями трех международных промышленных выставок. Лондонские газеты писали: "Россия <...> удивила громадностью и превосходством Сидоровского графита с берегов Енисея"4.
По расчетам М.К.Сидорова, организация грузового судоходства через устье Енисея по Ангаре до Байкала позволила бы удешевить транспортные перевозки в промышленные центры России в пять раз и существенно сократить сроки доставки. В 1863 году он вступил в товарищество П.И.Крузенштерна, которому высочайше даровалось "исключительное 12-летнее право на вырубку леса в Печорском крае для отпуска за границу. Сидоров, приобретя почти половинное участие в товариществе Крузенштерна, испросил <...> право на заведение пароходства на р.Печоре и в настоящем году (1864. - Н.В.) с открытием навигации приобретенный Сидоровым пароход "Печора" открыл на р.Печоре пароходство"5.
В 1865 году М.К.Сидоров поставил златоустовским сталелитейным заводам 5000 пудов графита. А ведь можно было снабжать Европейскую часть России через устья сибирских рек и железными и медными рудами, каменным углем, экспортировать лес... Соответствующий проект Михаил Константинович направил в 1864 году тобольскому генерал-губернатору А.П.Деспоту-Зеновичу, генерал-губернатору Западной Сибири А.И.Дюгамелю и министру внутренних дел6. Его усилия уже тогда были высоко оценены общественностью. В адресе от 9 декабря 1864 года на имя М.К.Сидорова от городского головы, членов думы, купцов и мещан Тобольска говорилось: "Провидение послало нам человека, трудящегося для нас и не ищущего за свои труды официальных наград и славы"7.
Однако инициативе М.К.Сидорова в очередной раз не дали хода. Видя нежелание чиновников понять интересы сибирских промышленников и предпринимателей, Михаил Константинович начал действовать самостоятельно. В 1862-1863 годах он хлопочет об учреждении Общего Новоземельного банка для кредитования своего проекта с открытием конторы в Красноярске, в 1863 году обращается за поддержкой в Императорские Русское географическое и Вольное экономическое общества. Явившись к известному русскому мореплавателю и географу Ф.П.Литке, Михаил Константинович предложил назначить премию в размере 14000 рублей тому, кто осуществит первое плавание из Европы в устье Енисея, потом с аналогичным предложением отправился в Лондон к председателю Лондонского географического общества.
В 1862-1863 годах М.К.Сидоров снарядил три экспедиции, открывшие водное и сухопутное сообщение между Сибирью и Европейской Россией. Экспедиции обошлись Михаилу Константиновичу в 500000 рублей8. В декабре 1861 года он просил министра финансов предоставить "без всяких ссуд и субсидий 10-летнюю привилегию на пароходство по реке Енисею и ее притокам", на что получил очередной отказ. В поисках поддержки своим планам со стороны опытных архангельских мореходов М.К.Сидоров в 1865 году предпринял поездку по северо-западу России и по Финляндии. В письме к архангельскому губернатору Гартингу он выразил готовность предоставить ряд финансовых льгот желающим принять участие в освоении морского пути из Сибири в Европу. Первому судну, которое пройдет от устья Енисея до Норвегии, назначалась премия в размере 10000 рублей, значительно снижалась фрахтовая плата за каждый пуд доставленного графита. Тем не менее, хотя для ежегодного вывоза 500000 пудов сидоровского графита требовалось порядка 50 судов, на его призыв откликнулось всего трое судовладельцев.
К разработке месторождения ухтинской нефти в Печорском крае М.К.Сидоров приступил в 1868 году. Нефть в сыром виде отправляли через Архангельск в Центральную Россию и за границу. В нефтяное дело Михаил Константинович вложил 650000 рублей, но эта огромная по тем временам сумма должным образом не окупалась, так как львиную долю прибыли съедала транспортировка. Правительство не поддержало его и в этом начинании, сделав ставку на тогдашнего нефтяного магната Нобиле.
За два года - 1867 и 1868 - М.К.Сидоров побывал во многих портовых и индустриальных центрах Германии, Франции, Англии, Шотландии, Дании, Швеции и Норвегии с целью заинтересовать тамошние фирмы в организации быстрого и дешевого транспортного сообщения между двумя континентами, однако иностранцев отпугивал риск плавания по суровым северным морям. Приходилось рассчитывать только на собственные силы. В первой половине 1870-х годов Михаил Константинович начал проводить в Санкт-Петербурге "Северные вечера для ознакомления деятелей по Северу между собой". На Вечера приглашались "лица, которые бывали в разных северных местностях - от Берингова пролива до границы Норвегии, на устьях Лены, Енисея, Гыды, Таза, Оби, Печоры, Мезени, Северной Двины, на берегах Белого и Мурманского морей, в Финляндии и на островах Новой Земли и Шпицбергене <...> специалисты по военному судостроению, члены Общества содействия русскому торговому мореходству и занимавшиеся или занимающиеся промыслами на Севере"9. Участники обсуждали актуальные политические, экономические и социальные проблемы региона, обменивались информацией о научных и промысловых экспедициях.
Более 15 лет чиновники отказывались доверить русскому предпринимателю реализацию проекта организации морского пути Европа - Сибирь, стремясь получить под это выгоднейшее мероприятие иностранные инвестиции. В январе 1883 года М.К.Сидоров писал министру финансов: "По открытии морского пути в устья сибирских рек Сибирь получает особенное значение для нашего отечества. И правительство, и русские промышленники и капиталисты должны заботиться о том, чтобы это открытие доставило выгоды России. <...> Неужели мы и сибирскую торговлю отдадим в руки иностранцев?"10 Лишь за несколько лет до смерти Михаила Константиновича на Русском Севере и по сибирским рекам началось грузовое судоходство. В дело хозяйственного освоения региона он, считая лишь крупные проекты, вложил 1700000 рублей - большую часть прибыли от сибирской золотодобычи. "К сожалению, я не встречал ни в ком сочувствия в своей мысли: на меня смотрели как на фантазера, который жертвует всем своей несбыточной мечте. Трудна была борьба с общим мнением, но в этой борьбе меня одушевляла мысль, что если я достигну цели, то мои труды и пожертвования оценит потомство. <...> Итак, мои труды и пожертвования не остались бесплодными, и я счастлив, что мог оказать посильную услугу своему отечеству. Я считаю высшей для себя наградой, что дожил до того времени, когда моя мечта осуществилась. Открытие пути по Северному океану произведет большой переворот в торговых сношениях Сибири с Европой"11.
Энтузиазм Михаила Константиновича был неисчерпаем. Практически ни одно сколько-нибудь значимое событие 1870-1880-х годов, связанное с Севером и Сибирью, не оставалось без его внимания. Он выступал с комментариями, докладами, газетными и журнальными статьями по всем актуальным вопросам научного изучения, социально-экономического и транспортного освоения Русского Севера. О своей борьбе за приоритеты России в этой области М.К.Сидоров рассказал в изданных им трех книгах12. Лишь благодаря его энергичному вмешательству в конце 1870-х годов был отвергнут проект лейтенанта шведского флота Сандерберга, предусматривавший передачу дела организации и развития частного предпринимательства на севере России иностранцам. Много лет боролся он и против засилья норвежских зверобоев в Баренцевом и Карском морях, в районе Новой Земли. В 1877 году на свои средства Михаил Константинович построил в Енисейске шхуну "Утренняя заря", на которой русский капитан Д.И.Шваненберг совершил плавание от устья Енисея до Петербурга. В 1878-1880 годах вместе с другим крупным отечественным промышленником А.М.Сибиряковым он оказал финансовую поддержку экспедиции шведского ученого Н.А.Э. Норденшельда, на шхуне "Вега" впервые обошедшей северную оконечность Азии.
Велик вклад М.К.Сидорова и в то, что сам он называл "ознакомлением России и Европы с богатствами Русского Севера". С 1860 по 1882 год он не пропустил ни одной международной выставки, в которых участвовала Россия, выступая экспонентом своих многочисленных северных коллеций; выставлял их и на отечественных выставках, многие из которых сам устраивал. В России экспонаты Михаила Константиновича трижды удостаивались больших золотых и серебряных медалей: в 1860-м и в 1865 годах - от Императорского Вольно-экономического общества, в 1866 году - от Императорского Русского географического общества. Бронзовыми и серебряными медалями отмечено участие М.К.Сидорова в международных форумах в Лондоне (1862 и 1874), Щецине (1865), Париже (1867 и 1879), Брюсселе (1876). Оргкомитет Венской выставки (1873) вручил ему орден императора Франца-Иосифа. Дипломы и золотые медали получил Михаил Константинович и от зарубежных научных обществ: в 1879 году - от Парижской Академии наук, в 1862 году - от Английского географического общества, в 1872 году - от немецких географов, в 1873 году - от международного жюри Венской выставки, в 1874 году - от Венского географического общества (за содействие работе экспедиции на судне "Тегетгоф"). Российское правительство наградило М.К.Сидорова орденом святого Станислава II степени по итогам мануфактурной выставки 1870 года и орденом святой Анны II степени - после окончания Венской выставки13. Обо всем этом Михаил Константинович писал: "Меня побуждало <...> одно только желание обратить внимание на естественные богатства нашего Севера и тем самым принести пользу своему отечеству"14.
Много сил отдавал М.К.Сидоров "содействию народного образования в Сибири". Еще в 1854 году он предложил учредить здесь университет, подав соответствующее прошение генерал-губернатору Восточной Сибири графу Н.Н.Муравьеву-Амурскому. Однако этому всячески противилось губернаторское окружение, среди которого у М.К.Сидорова было немало недоброжелателей. Пожертвованные Сидоровым на открытие университета 30000 рублей пошли на другие нужды. И только 22 июля 1888 года, через год после смерти М.К.Сидорова, первое высшее учебное заведение в Сибири и в целом на азиатской территории России - Томский университет - наконец-то открылось.
Значительные средства тратил Михаил Константинович и на благотворительные цели - организацию школ и приютов в Красноярске, Тобольске, Архангельске, Усть-Сысольске, Березове, Ижме, Омске (в их числе - школа для просвещения инородцев при Туруханском Троицком монастыре). Около 190000 рублей он передал на выплату пособий сибирякам - участникам Крымской войны, учреждение Ломоносовской стипендии, исследования русских морей и издание карт, приобретение книг и коллекций для учебных заведений.
Михаил Константинович Сидоров умер 12 июля 1887 года. Газета "Новое время" неделю спустя писала: "В нашем обществе так редки примеры увлечения, настойчивости и последовательности в продвижении известных идей, что люди, подобные Сидорову, должны возбуждать удивление, имена их должны с благодарностью сохраняться для потомства".
Сегодня имя М.К.Сидорова носит группа островов у западных берегов Новой Земли, поселок в Западной Сибири на берегу реки Таз и самая высокая гора архипелага Шпицберген.
1История открытия морского пути из Европы в Сибирские реки и до Берингова пролива. /Сост. Ф.Студитский. СПб., 1883. Ч. I. С.29.
2Там же. С.35-36.
3Зенов П.М. Памяти архангельского гражданина Михаила Константиновича Сидорова, стража интересов севера России. К столетию со дня его рождения. Пг., 1916. С.4-5.
4История открытия... С.36-39.
5Там же. Ч. 2. Приложения. С.3.
6Проект купца Сидорова о заселении севера Сибири путем промышленности и торговли и о развитии внешней торговли Сибири. Тобольск, 1864. С.1-41.
7История открытия... Ч. 1. С.42.
8Там же. С.62-65.
9Там же. С.121.
10Там же. С.44.
11Там же. Ч. 2. С.286.
12Север России. М.Сидорова. СПб., 1870. Север России. О горных его богатствах и препятствиях к их разработке. Издание М.Сидорова. СПб., 1881. Труды для ознакомления с севером России. М.Сидорова. СПб., 1882.
13Памяти Михаила Константиновича Сидорова// Известия Императорского общества для содействия русскому торговому мореходству. М., 1889. Вып. 21. С.37-38.
14История открытия... Ч. 2. С.39.
До середины XIX века в Архангельской губернии господствовали иностранные торговые фирмы. Они контролировали львиную долю внутреннего и внешнего товарооборота. Русское мореходство на Белом море приходило в упадок, на рейдах стояли в основном суда западноевропейских стран. "При покровительстве начальников губернии и подчиненных им чиновников тяжебные дела между русскими и иностранными купцами обыкновенно решались в пользу последних. Иностранного влияния не избавилась и Архангельская казенная гимназия. В начале сороковых годов учеников из русского купеческого сословия некоторые учителя гимназии называли за неудачные ответы русской тварью. И потому редко кто из них оканчивал полный курс, а если и оканчивал, то единственно для того, чтобы скорее оставить звание русского купца, бросить торговлю и выйти в чиновники"1.
В такой обстановке мало кто из отечественных предпринимателей решался вести здесь собственное дело, вкладывать капиталы в хозяйство края. Среди немногих деловых людей, упорно отстаивавших российские экономические интересы на Крайнем Севере, был потомок архангельских купцов Михаил Константинович Сидоров.
М.К.Сидоров родился 23 марта 1823 года в Архангельске. В конце 1830-х годов он поступил в тамошнюю реальную казенную гимназию, но, проучившись несколько лет, как и многие, вынужден был уйти, не выдержав притеснений со стороны преподавателей-иностранцев. Два года прослужил в конторе своего деда Александра Сидорова, а затем выдержал экзамен на звание домашнего учителя и, получив 30 мая 1845 года диплом за № 1573, вышел из купеческого сословия.
Увлекшись проектами своего дяди, лесоторговца Ксанфия Александровича Сидорова, рассказами соловецких монахов о плаваниях поморов к берегам Новой Земли и об экспедициях к Енисею, 18-летний Михаил Сидоров обратился к коммерческому советнику В.А.Попову из Санкт-Петербурга, имевшему в Архангельске корабельные верфи и суда и занимавшемуся торговлей с Западной Европой. Речь шла об организации морского сообщения между Европой и Сибирью. В.А.Попов уже давно вынашивал эту идею, неоднократно обращался к правительственным чиновникам, но те под давлением иностранцев отвечали отказом. М.К.Сидоров и В.А.Попов собрали более 400 подписей архангельцев под ходатайством об учреждении частного банка для помощи отечественным предпринимателям и добились соответствующей резолюции министра внутренних дел графа Л.А.Перовского. Но это шло вразрез с планами архангельского губернатора маркиза де-Траверзе, начавшего даже судебное преследование "вольнодумца" Сидорова, что вынудило Михаила уехать в Восточную Сибирь.
Сначала М.К.Сидоров обосновался в Красноярске и занялся делопроизводством и обучением детей у золотопромышленника Василия Николаевича Латкина, впоследствии своего тестя. Василий Николаевич был выходцем с Северной Двины, отпрыском знаменитой династии корабелов Бажениных, строивших суда еще во времена царя Федора Алексеевича. В 1847 году по поручению В.Н.Латкина Михаил Сидоров участвовал в процессе против недобросовестных компаньонов хозяина. Выиграв процесс, он обратил на себя внимание деловых кругов Красноярска. С этого начинается взлет предпринимателя и мецената М.К.Сидорова. В 1848 году золотопромышленник В.Ф.Базилевский пригласил его в оценочную поездку по северу Енисейского округа. Михаил Константинович предложил заявить указанные Базилевским места как перспективные в отношении золотодобычи, на что последний, однако, не решился. Тогда М.К.Сидоров обратился к В.Н.Латкину за помощью в оформлении заявки на эти территории и в 1849 году подал прошение генерал-губернатору Восточной Сибири М.С.Корсакову об отводе ему участков под прииски Италийский и Мариинский. В 1851 году он эти участки получил.
Генерал-губернатор Западной Сибири А.И.Дюгамель писал: "В первые годы своих золотопромышленных занятий в Сибири <...> г.Сидоров, располагая самыми незначительными средствами, употреблял их почти исключительно на поиски золотоносных россыпей, на открытие и заявки приисков. <...> Через 10 лет имел уже в своем владении и в компании с другими лицами до 170 приисков, из коих в настоящее время разрабатывается 35 приисков, на которых добыто до 1000 пуд. золота, что доставило казне до 3-х миллионов дохода и заняло рабочих рук до 20000 человек"2.
В 1860-х годах М.К.Сидоров возвращается к идее налаживания морского торгового пути из Сибири в Европу с расчетом на бурное промышленное развитие края. И снова сталкивается с сопротивлением местных властей, считавших, что регион Енисейского Севера не имеет никаких хозяйственных и промышленных перспектив.
М.К.Сидоров не сдавался. В 1859-1861 годах он отправил в Туруханский край несколько изыскательских экспедиций. Были открыты внушительные запасы каменной соли, железных и медных руд, каменного угля, графита, точильного камня, золота, разработка которых могла предопределить экономический расцвет этих мест. В 1859 году Михаил Константинович подал первое прошение об организации транспортного сообщения между Сибирью и Европой енисейскому губернатору В.К.Падалке. В предлагаемом проекте основной упор делался на вывоз графита для сталелитейной промышленности России. Отмечалось, что "в случае войны и неполучения с острова Цейлон (в то время центр мировой добычи графита. - Н.В.) чрез иностранцев на наши казенные заводы графита нам невозможно иметь хорошие пушки, равно как и лучшую сталь для другого оружия. Лучшая сталь приготовляется в тиглях, сделанных в соединениях с графитом. <...> В Туруханском крае открыты мною громаднейшие запасы графита <...> мы можем снабжать графитом всю Европу".
Месторождение в Туруханском крае на реке Нижняя Тунгуска по своей мощности не имело в то время аналогов за границей. Добытая здесь графитовая глыба весом в 16 пудов была преподнесена наследнику престола Великому князю Николаю Александровичу, за что М.К.Сидоров в 1864 году удостоился у Его Высочества аудиенции3. Кроме того, Михаил Константинович был награжден медалями трех международных промышленных выставок. Лондонские газеты писали: "Россия <...> удивила громадностью и превосходством Сидоровского графита с берегов Енисея"4.
По расчетам М.К.Сидорова, организация грузового судоходства через устье Енисея по Ангаре до Байкала позволила бы удешевить транспортные перевозки в промышленные центры России в пять раз и существенно сократить сроки доставки. В 1863 году он вступил в товарищество П.И.Крузенштерна, которому высочайше даровалось "исключительное 12-летнее право на вырубку леса в Печорском крае для отпуска за границу. Сидоров, приобретя почти половинное участие в товариществе Крузенштерна, испросил <...> право на заведение пароходства на р.Печоре и в настоящем году (1864. - Н.В.) с открытием навигации приобретенный Сидоровым пароход "Печора" открыл на р.Печоре пароходство"5.
В 1865 году М.К.Сидоров поставил златоустовским сталелитейным заводам 5000 пудов графита. А ведь можно было снабжать Европейскую часть России через устья сибирских рек и железными и медными рудами, каменным углем, экспортировать лес... Соответствующий проект Михаил Константинович направил в 1864 году тобольскому генерал-губернатору А.П.Деспоту-Зеновичу, генерал-губернатору Западной Сибири А.И.Дюгамелю и министру внутренних дел6. Его усилия уже тогда были высоко оценены общественностью. В адресе от 9 декабря 1864 года на имя М.К.Сидорова от городского головы, членов думы, купцов и мещан Тобольска говорилось: "Провидение послало нам человека, трудящегося для нас и не ищущего за свои труды официальных наград и славы"7.
Однако инициативе М.К.Сидорова в очередной раз не дали хода. Видя нежелание чиновников понять интересы сибирских промышленников и предпринимателей, Михаил Константинович начал действовать самостоятельно. В 1862-1863 годах он хлопочет об учреждении Общего Новоземельного банка для кредитования своего проекта с открытием конторы в Красноярске, в 1863 году обращается за поддержкой в Императорские Русское географическое и Вольное экономическое общества. Явившись к известному русскому мореплавателю и географу Ф.П.Литке, Михаил Константинович предложил назначить премию в размере 14000 рублей тому, кто осуществит первое плавание из Европы в устье Енисея, потом с аналогичным предложением отправился в Лондон к председателю Лондонского географического общества.
В 1862-1863 годах М.К.Сидоров снарядил три экспедиции, открывшие водное и сухопутное сообщение между Сибирью и Европейской Россией. Экспедиции обошлись Михаилу Константиновичу в 500000 рублей8. В декабре 1861 года он просил министра финансов предоставить "без всяких ссуд и субсидий 10-летнюю привилегию на пароходство по реке Енисею и ее притокам", на что получил очередной отказ. В поисках поддержки своим планам со стороны опытных архангельских мореходов М.К.Сидоров в 1865 году предпринял поездку по северо-западу России и по Финляндии. В письме к архангельскому губернатору Гартингу он выразил готовность предоставить ряд финансовых льгот желающим принять участие в освоении морского пути из Сибири в Европу. Первому судну, которое пройдет от устья Енисея до Норвегии, назначалась премия в размере 10000 рублей, значительно снижалась фрахтовая плата за каждый пуд доставленного графита. Тем не менее, хотя для ежегодного вывоза 500000 пудов сидоровского графита требовалось порядка 50 судов, на его призыв откликнулось всего трое судовладельцев.
К разработке месторождения ухтинской нефти в Печорском крае М.К.Сидоров приступил в 1868 году. Нефть в сыром виде отправляли через Архангельск в Центральную Россию и за границу. В нефтяное дело Михаил Константинович вложил 650000 рублей, но эта огромная по тем временам сумма должным образом не окупалась, так как львиную долю прибыли съедала транспортировка. Правительство не поддержало его и в этом начинании, сделав ставку на тогдашнего нефтяного магната Нобиле.
За два года - 1867 и 1868 - М.К.Сидоров побывал во многих портовых и индустриальных центрах Германии, Франции, Англии, Шотландии, Дании, Швеции и Норвегии с целью заинтересовать тамошние фирмы в организации быстрого и дешевого транспортного сообщения между двумя континентами, однако иностранцев отпугивал риск плавания по суровым северным морям. Приходилось рассчитывать только на собственные силы. В первой половине 1870-х годов Михаил Константинович начал проводить в Санкт-Петербурге "Северные вечера для ознакомления деятелей по Северу между собой". На Вечера приглашались "лица, которые бывали в разных северных местностях - от Берингова пролива до границы Норвегии, на устьях Лены, Енисея, Гыды, Таза, Оби, Печоры, Мезени, Северной Двины, на берегах Белого и Мурманского морей, в Финляндии и на островах Новой Земли и Шпицбергене <...> специалисты по военному судостроению, члены Общества содействия русскому торговому мореходству и занимавшиеся или занимающиеся промыслами на Севере"9. Участники обсуждали актуальные политические, экономические и социальные проблемы региона, обменивались информацией о научных и промысловых экспедициях.
Более 15 лет чиновники отказывались доверить русскому предпринимателю реализацию проекта организации морского пути Европа - Сибирь, стремясь получить под это выгоднейшее мероприятие иностранные инвестиции. В январе 1883 года М.К.Сидоров писал министру финансов: "По открытии морского пути в устья сибирских рек Сибирь получает особенное значение для нашего отечества. И правительство, и русские промышленники и капиталисты должны заботиться о том, чтобы это открытие доставило выгоды России. <...> Неужели мы и сибирскую торговлю отдадим в руки иностранцев?"10 Лишь за несколько лет до смерти Михаила Константиновича на Русском Севере и по сибирским рекам началось грузовое судоходство. В дело хозяйственного освоения региона он, считая лишь крупные проекты, вложил 1700000 рублей - большую часть прибыли от сибирской золотодобычи. "К сожалению, я не встречал ни в ком сочувствия в своей мысли: на меня смотрели как на фантазера, который жертвует всем своей несбыточной мечте. Трудна была борьба с общим мнением, но в этой борьбе меня одушевляла мысль, что если я достигну цели, то мои труды и пожертвования оценит потомство. <...> Итак, мои труды и пожертвования не остались бесплодными, и я счастлив, что мог оказать посильную услугу своему отечеству. Я считаю высшей для себя наградой, что дожил до того времени, когда моя мечта осуществилась. Открытие пути по Северному океану произведет большой переворот в торговых сношениях Сибири с Европой"11.
Энтузиазм Михаила Константиновича был неисчерпаем. Практически ни одно сколько-нибудь значимое событие 1870-1880-х годов, связанное с Севером и Сибирью, не оставалось без его внимания. Он выступал с комментариями, докладами, газетными и журнальными статьями по всем актуальным вопросам научного изучения, социально-экономического и транспортного освоения Русского Севера. О своей борьбе за приоритеты России в этой области М.К.Сидоров рассказал в изданных им трех книгах12. Лишь благодаря его энергичному вмешательству в конце 1870-х годов был отвергнут проект лейтенанта шведского флота Сандерберга, предусматривавший передачу дела организации и развития частного предпринимательства на севере России иностранцам. Много лет боролся он и против засилья норвежских зверобоев в Баренцевом и Карском морях, в районе Новой Земли. В 1877 году на свои средства Михаил Константинович построил в Енисейске шхуну "Утренняя заря", на которой русский капитан Д.И.Шваненберг совершил плавание от устья Енисея до Петербурга. В 1878-1880 годах вместе с другим крупным отечественным промышленником А.М.Сибиряковым он оказал финансовую поддержку экспедиции шведского ученого Н.А.Э. Норденшельда, на шхуне "Вега" впервые обошедшей северную оконечность Азии.
Велик вклад М.К.Сидорова и в то, что сам он называл "ознакомлением России и Европы с богатствами Русского Севера". С 1860 по 1882 год он не пропустил ни одной международной выставки, в которых участвовала Россия, выступая экспонентом своих многочисленных северных коллеций; выставлял их и на отечественных выставках, многие из которых сам устраивал. В России экспонаты Михаила Константиновича трижды удостаивались больших золотых и серебряных медалей: в 1860-м и в 1865 годах - от Императорского Вольно-экономического общества, в 1866 году - от Императорского Русского географического общества. Бронзовыми и серебряными медалями отмечено участие М.К.Сидорова в международных форумах в Лондоне (1862 и 1874), Щецине (1865), Париже (1867 и 1879), Брюсселе (1876). Оргкомитет Венской выставки (1873) вручил ему орден императора Франца-Иосифа. Дипломы и золотые медали получил Михаил Константинович и от зарубежных научных обществ: в 1879 году - от Парижской Академии наук, в 1862 году - от Английского географического общества, в 1872 году - от немецких географов, в 1873 году - от международного жюри Венской выставки, в 1874 году - от Венского географического общества (за содействие работе экспедиции на судне "Тегетгоф"). Российское правительство наградило М.К.Сидорова орденом святого Станислава II степени по итогам мануфактурной выставки 1870 года и орденом святой Анны II степени - после окончания Венской выставки13. Обо всем этом Михаил Константинович писал: "Меня побуждало <...> одно только желание обратить внимание на естественные богатства нашего Севера и тем самым принести пользу своему отечеству"14.
Много сил отдавал М.К.Сидоров "содействию народного образования в Сибири". Еще в 1854 году он предложил учредить здесь университет, подав соответствующее прошение генерал-губернатору Восточной Сибири графу Н.Н.Муравьеву-Амурскому. Однако этому всячески противилось губернаторское окружение, среди которого у М.К.Сидорова было немало недоброжелателей. Пожертвованные Сидоровым на открытие университета 30000 рублей пошли на другие нужды. И только 22 июля 1888 года, через год после смерти М.К.Сидорова, первое высшее учебное заведение в Сибири и в целом на азиатской территории России - Томский университет - наконец-то открылось.
Значительные средства тратил Михаил Константинович и на благотворительные цели - организацию школ и приютов в Красноярске, Тобольске, Архангельске, Усть-Сысольске, Березове, Ижме, Омске (в их числе - школа для просвещения инородцев при Туруханском Троицком монастыре). Около 190000 рублей он передал на выплату пособий сибирякам - участникам Крымской войны, учреждение Ломоносовской стипендии, исследования русских морей и издание карт, приобретение книг и коллекций для учебных заведений.
Михаил Константинович Сидоров умер 12 июля 1887 года. Газета "Новое время" неделю спустя писала: "В нашем обществе так редки примеры увлечения, настойчивости и последовательности в продвижении известных идей, что люди, подобные Сидорову, должны возбуждать удивление, имена их должны с благодарностью сохраняться для потомства".
Сегодня имя М.К.Сидорова носит группа островов у западных берегов Новой Земли, поселок в Западной Сибири на берегу реки Таз и самая высокая гора архипелага Шпицберген.
1История открытия морского пути из Европы в Сибирские реки и до Берингова пролива. /Сост. Ф.Студитский. СПб., 1883. Ч. I. С.29.
2Там же. С.35-36.
3Зенов П.М. Памяти архангельского гражданина Михаила Константиновича Сидорова, стража интересов севера России. К столетию со дня его рождения. Пг., 1916. С.4-5.
4История открытия... С.36-39.
5Там же. Ч. 2. Приложения. С.3.
6Проект купца Сидорова о заселении севера Сибири путем промышленности и торговли и о развитии внешней торговли Сибири. Тобольск, 1864. С.1-41.
7История открытия... Ч. 1. С.42.
8Там же. С.62-65.
9Там же. С.121.
10Там же. С.44.
11Там же. Ч. 2. С.286.
12Север России. М.Сидорова. СПб., 1870. Север России. О горных его богатствах и препятствиях к их разработке. Издание М.Сидорова. СПб., 1881. Труды для ознакомления с севером России. М.Сидорова. СПб., 1882.
13Памяти Михаила Константиновича Сидорова// Известия Императорского общества для содействия русскому торговому мореходству. М., 1889. Вып. 21. С.37-38.
14История открытия... Ч. 2. С.39.
http://www.mosjour.ru
- fisch1
- Сообщения: 2867
- Зарегистрирован: 13 Ноябрь 2014 19:59
Сообщений: 14
• Страница 1 из 1
Кто сейчас на конференции
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 2