© П. И. Никифоров. 1994 (Во время описываемх событий - краснофлотец, машинист-турбинист ЭМ "Сокрушительный"), Сборник "Гангут" №7
После публикации в первом выпуске сборника «Гангут» статьи В. Ю. Усова «Поиск "Сокрушительного,, прекратить...» в редакцию обратился ветеран Великой Отечественной войны, бывший старший краснофлотец, машинист-турбинист этого корабля П. И. Никифоров. В любезно предоставленных нам Петром Ивановичем воспоминаниях отражены все этапы боевой службы эсминца, начиная с его постройки на Балтийском заводе и вплоть до трагической гибели в волнах Баренцева моря 22 ноября 1942 года. Наибольший интерес в мемуарах П. И. Никифорова представляют ранее неизвестные подробности событий, происходивших на «Сокрушительном» в момент катастрофы, действий личного состава и хода спасательной операции. Именно эти строки воспоминаний редакция сочла необходимым вынести на страницы сборника «Гангут».
Свою статью П. И. Никифоров посвящает памяти всех членов экипажа «Сокрушительного», погибших в годы Великой Отечественной войны. Итак, слово автору. 17 ноября 1942 года в штормовую погоду с Северодвинского рейда в Исландию вышел конвой QP-15 в составе 26 транспортов и 11 британских кораблей охранения. На траверзе Кольского залива к ним присоединились лидер «Баку» и эскадренный миноносец «Сокрушительный». Вскоре шторм усилился до урагана. Советские корабли закончили проводку конвоя и легли на обратный курс.
Сильный ветер со снежными зарядами развел большую волну. Скорость «Сокрушительного» упала до минимума, корабль держался носом против волнения, Вскоре «Баку» потерялся из виду, и, чтобы его обнаружить, с эсминца начали стрелять осветительными снарядами и светить прожектором, но безрезультатно...
...Не помню в каком часу в первом машинном отделении послышался страшный треск, о чем немедленно доложили в пост энергетики. Вслед за этим из жилой палубы к нам, в первое машинное отделение, стали прибегать свободные от вахты матросы, с вестью о том, что «оторвало корму». Это произошло, однако, не сразу, и опытные, доведенные до автоматизма в своих действиях в борьбе за живучесть корабля машинисты-турбинисты, пытавшиеся ставить подпоры на поперечную переборку и справиться с угрожающе расширяющейся щелью, покинули помещения только перед самым отрывом кормовой оконечности. Вместе с пей погибло двое электриков, находившихся в румпельном отделении, и четверо недавно прибывших на корабль молодых матросов, которые так укачались, что не смогли даже встать с коек и попытаться перебежать на уцелевшую часть корабля (кстати, времени на это хватило бы). Впрочем, один из них успел, в конце концов, выскочить на палубу, но корма к этому времени уже отошла на 7—8 метров, и он успел лишь помахать нам рукой. Позже, когда оторвавшаяся часть корпуса погрузилась, послышались сильные взрывы глубинных бомб...
Надо сказать, что ранее я, да и многие заметили трещину на верхней палубе в районе люка элеватора подачи снарядов к четвертому орудию. Как стало известно позднее, она образовалась вследствие недостаточной продольной прочности корабля, нерационального конструктивного оформления перехода продольной системы набора в поперечную и многократных циклических нагрузок на волнении.
В момент катастрофы «Сокрушительный» находился в 400 милях от Кольского залива в позиции 73°30' северной широты и 43° восточной долготы. От всего происшедшего личный состав некоторое время находился как бы в шоковом состоянии. Особенно это касалось большей части офицерского состава, словно отсутствующего на корабле: от него не поступало ни приказаний, ни какой-либо информации для личного состава.
После того как оторвало корму и корпус «Сокрушительного» стал на 26 метров короче, верхняя палуба в кормовой части покалеченного корабля немного ушла в воду. Качка прекратилась. Командир эсминца капитан 3 ранга М. А. Курилех приказал дать радиограмму о помощи открытым текстом. Для спасения личного состава и возможной буксировки «Сокрушительного» из Полярного вышли эсминцы «Разумный». «Валериан Куйбышев» и «Урицкий». До их прихода оставалось около суток. Личный состав «Сокрушительного» в это время слонялся по кораблю без дела. Склады продуктов и обмундирования были открыты, и обычный корабельный порядок перестал поддерживаться...
Найдя в погодной кутерьме «Сокрушительный», эсминцы немедленно приступили к спасательным операциям. Командование поставило им следующую задачу: отбуксировать аварийный корабль в Кольский залив или, если это не удастся, потопить его, предварительно сняв личный состав. Для того чтобы лучше представить условия проведения спасательных работ, следует упомянуть о метеорологических условиях в районе катастрофы — ураганный ветер силой 11 баллов, снежные заряды, крутая волна высотой 8—10 метров, температура около — 18°С, Довольно светлую ночь сменил серенький день продолжительностью лишь 2—3 часа.
С прибывших эсминцев требовалось подать на «Сокрушительный» толстый пеньковый канат и закрепить его за первое орудие. Через многие часы буксир наконец завели, но на первой же волне он лопнул. Вторая попытка — использовать якорную цепь — также окончилась неудачей. Убедившись, что эсминец не взять на буксир, командир дивизиона приказал приступить к спасению личного состава.
Поначалу людей пытались переправлять шлюпками, курсирующими между кораблями. Но первую же, спущенную с «Сокрушительного», вскоре разбило в щепки волнами. «Разумный» попытался подойти к борту «Сокрушительного», что дало бы возможность его личному составу перейти на спасатель. На аварийном эсминце прозвучала команда:
«Всем наверх со своими койками». Последние предполагалось использовать в качестве кранцев: пробковые матрасы, завернутые в брезент, имели цилиндрическую форму и предохранили бы борта кораблей от повреждений при такой вынужденной «швартовке». Выполняя приказ, личный состав эсминца собрался на верхней палубе, на правом борту, к которому должен был подойти «Разумный». Котлы и машины «Сокрушительного» не работали, освещение отсутствовало.
В этот момент я находился у среза полубака и наблюдал следующее:
«Разумный» под углом около 30 градусов к диаметральной плоскости «Сокрушительного» медленно продвигался к нам. Форштевень «Разумного» приподняло над волной, носовая же часть «Сокрушительного» оказалась метров на восемь ниже. Если бы корабли еще несколько секунд оставались в таком положении, то «Разумный» своим килем налетел бы на палубу полубака «Сокрушительного» и оба эсминца наверняка бы погибли.
Но волна, приподнявшая «Разумный», внезапно его опустила. Послышался сильный удар, и корабли отскочили друг от друга. В результате бортовая обшивка «Сокрушительного» в районе кают-компании получила пробоину. В момент столкновения рулевой Петров сумел перепрыгнуть на полубак «Разумного», но старшина 2-й статьи Крайнов, последовавший его примеру, упал между кораблями в воду. Он прыгал со среза полубака и не учел большого расстояния в этом месте между кораблями...
Увидев барахтающегося в воде человека, я немедленно бросил ему чудом оказавшийся под рукой конец - Крайнов зацепился за канат, но следующая волна либо ударила старшину о борт, либо оторвала от каната, и больше он на поверхности не показался...
Это была седьмая жертва катастрофы и десятая с начала войны *
{*В феврале 1942 года в результате несчастною случая (случайный выстрел торпедой в пост энергетики) погиб трюмный машинист И. В. Старчиков. Матрос Г. Г. Андреев упал за борт и утонул в походе в сентябре того же года. Третья жертва — машинист В. Е. Каляев, пропал в море при невыясненных обстоятельствах}. Второй способ спасения экипажа оказался неудачным. Обстановка осложнилась.
Поскольку в жилых помещениях не было света, машинисты-турбинисты и котельные машинисты, собравшись на верхней палубе, расположились за котельным кожухом. Сидя на палубе, я почувствовал, что корабль медленно кренится на правый борт и свою тревогу немедленно высказал окружающим. Как оказалось, крен был вызван пресной водой, переливавшейся из бортовых цистерн левого борта на правый по не перекрытой клинкетом магистрали. Это обстоятельство вызвало тревогу и подсказало нам, что надо разжечь котлы, дать тепло и свет в жилые палубы и, самое главное, — откачать из трюмов воду. Без чьих-либо приказаний машинисты-турбинисты, котельные машинисты, электрики и трюмные машинисты разошлись по своим боевым постам и, запустив механизмы, вдохнули жизнь в гибнущий корабль. Одновременно перекрыли клинкеты трубопроводов бортовых цистерн пресной воды.
После неудавшейся попытки спасения личного состава «Разумным» наступила пауза — экипаж «Сокрушительного» не знал, что делать дальше, и пребывал в некоторой неуверенности. Решив пройти по кораблю и посмотреть, что делается в подразделениях, я побывал на мостике и в жилых палубах. В носовом отсеке располагались вещевой склад и кладовые сухой и мокрой провизии. Из открытого вещевого склада можно было брать любое обмундирование — от носков до шубы, — но никто к ним не прикоснулся. Сухую провизионку, где хранились продукты питания, тоже открыли, и я взял булки и консервы. В это время появился матрос из боцманской команды (фамилии не помню), который мне сказал: «Здесь, в мокрой провизионке, под замком находится сто литров водки, сам выгружал. Жаль, что добро пропадает, давай, Петя, собьем замок!» Я с ним не согласился и ушел. Через некоторое время этот матрос все-таки сбил замок и, набрав чемоданчик поллитровок, разнес но кораблю весть о возможности выпить. Некоторые моряки этим воспользовались... Предвидя, что силы могут пригодиться, я выпил граммов сто и хорошо поел. Под срезом полубака играли на баянах и пели «Раскинулось море широко». Никто из офицеров в происходящее не вмешивался...
Через какое-то время организовали спасение личного состава оригинальным способом. Он заключался в следующем - «Валериан Куйбышев», подрабатывая машинами и правя рулем, подошел к носовой части «Сокрушительного» и подал на него канат, на котором связали «восьмерку». Один конец каната находился на аварийном эсминце, второй — у спасателей. Моряк вдевал ноги в «восьмерку», держался за канат и после соответствующей команды вскоре оказывался на «Валериане Куйбышеве».
На полубаке «Сокрушительного» образовалась очередь терпеливо ожидавших спасения. И я было занял в ней место, но поступило приказание «машинистам и кочегарам занять свои боевые посты», и пришлось идти во второе машинное отделение.
В это время на корабле находился весь офицерский состав. Но уже в четвертом или пятом десятке спасающихся оказались доктор Иванов и командир БЧ-4 Анисимов, между которыми при посадке даже произошла стычка, кому спасаться первому.
Этот позорный случай произошел в присутствии большого числа краснофлотцев, дисциплинированно выстроившихся на палубе, и удивительно, что спорщиков возмущенные матросы не выбросили за борт. За эти "художества" Иванов и Анисимов впоследствии угодили в штрафной батальон.
Поскольку командир корабля капитан 3 ранга Курилех сказался больным, матросы на руках перенесли его на полубак, посадили в «восьмерку» и переправили на «Валериан Куйбышев». Этим они оказали командиру «медвежью услугу», и впоследствии за самовольный преждевременный уход с гибнущего корабля трибунал вынес ему самый суровый приговор. Вскоре тем же путем ушли командиры БЧ-5 Сухарев. БЧ-2 — Исаенко, БЧ-1 — Григорьев, замполит Калмыков и старпом Рудаков. Из офицеров на «Сокрушительном» остались командир БЧ-3 Лекарев и политрук БЧ-5 Владимиров.
Личным составом с момента аварии никто толком не занимался, а теперь наступило полное безвластие. Оценив ситуацию, старший лейтенант Лекарев собрал около 50 матросов в третьей палубе и заявил примерно следующее:
«Командование корабль покинуло, но кто-то из оставшихся должен руководить; или выбирайте командира из своей среды, или разрешите командовать мне». Моряки единогласно проголосовали за нового командира — Лекарева. На корабле остался один сигнальщик — Нагорный постоянно несший на мостике вахту. Когда выборы командира закончились, он прибежал в третью палубу и доложил:
«Товарищ старший лейтенант, сейчас нас будут расстреливать!» В ответ Лекарев скомандовал: «Артиллеристы к орудиям, орудия зарядить! Нагорному запросить командира дивизиона, в чем дело?»
Оказывается, на «Валериане Куйбышеве» служил сигнальщик, друг Нагорного. Он и передал на «Сокрушительный» неправильную информацию. На самом деле командир дивизиона Симонов приказал командиру «Валериана Куйбышева» Гончару, что сначала надо снять личный состав, а затем «Сокрушительный» расстрелять. Приятель Нагорного услышал именно вторую часть фразы, что и привело к недоразумению...
Спустившись во второе машинное отделение, я попал как бы в молоко — настолько оно было окутано паром. Первое, что требовалось сделать — это удалить из отсека пар, откачать из трюма воду и дать свет. Вспомнив все, чему учили, в кромешной тьме, зная каждый сантиметр машинного отделения, я на ощупь запустил электрогенератор, насосы и вентиляторы.
Через несколько минут в отсеке стало светло и трюм был осушен. Механизмы, которые мы так лелеяли и берегли, работали безукоризненно. Стало как-то приятно и даже радостно — жизнь продолжалась!
Создалось даже впечатление, что корабль стоит где-то в Кольском заливе и несется ночная вахта — все казалось таким привычным и много раз пройденным. Но что это за вахта, когда в машине я один и на настиле валяются бушлат и валенки. Нет уставного, годами отработанного порядка!
В машинном отделении, за кормовой переборкой которого бушевало Баренцево море, я находился несколько часов. Она — эта 8—10-миллиметровая стальная преграда спасла «Сокрушительный» от затопления, а две сотни его боевой команды от гибели...
Усталось и нервное напряжение дали о себе знать, появились сильные колющие боли в груди, и меня сменили. Я ушел в пост энергетики, где главстаршина Белов добровольно и бессменно нес вахту дежурного механика, и стал ему помогать советами, как удержать корабль на плаву.
Тем временем спасение людей, очевидно, из-за опасности повреждения «Валериана Куйбышева», прекратили. Взамен применили другой способ, заключающийся в том, что с «Сокрушительного» пустили по волне канат, привязав к нему несколько спасательных кругов. Конец каната подняли на борт «Валериана Куйбышева», и через некоторое время между кораблями образовалась своеобразная переправа.
Здесь необходимо упомянуть о хозяйственной сметке моего друга — боцмана Семена Семеновича Сидельникова, который запасся на стоявших в Кольском заливе поврежденных английских судах большим количеством добротных канатов. Без этих боцманских трофеев, полагаю, этот способ спасения людей оказался бы невозможен. Именно Сидельникив, наш дорогой старший товарищ, надел на многих спасательные круги и с добрыми пожеланиями отправил на «Валериан Куйбышев» и «Урицкий», а сам остался ка обреченном корабле и погиб...
В первой партии на спасательных кругах (человека привязывали к кругу, крепко прикрепленному к канату) начали переправляться шесть человек. Очевидно, из-за непрочного крепления кочегара Федора Переверзева оторвало волной и унесло в море. Он долго кричал: «Спасите, помогите!», но спасти его оказалось невозможно. Это была восьмая жертва...
Часа через два таким же образом пошла вторая партия из девяти человек, в нее главстаршина Белов включил и меня. Хорошо помню, как боцман Сидельников взял круги и проинструктировал нас. Я его попросил: «Ну, дорогой, завяжи, чтоб я тебя всю жизнь помнил». До меня за бортом в море уже находились трое, я прыгнул четвертым. Оставшиеся пятеро готовились на палубе к переправе, В воде поругивались: вода-то холодная, около нуля градусов, да пронизывающий ветер. Волной о борт может так ударить, что и на «Валериан Куйбышев» перебираться не потребуется.
Наконец все девять человек оказались в воде, и нас потянули к кораблю-спасателю. Волна такая высокая, что его и вовсе не видно. Настроение невеселое, но страха не испытывал. Во время переправы два раз уходил с головой в воду, к счастью, ненадолго: работая руками и ногами, выбирался наверх и, глотнув воздуха, радовался, что остался жив...
Приближаемся к борту «Валериана Куйбышева», из воды вытаскивают первых. Видно, как при крене тяжело работать спасателям — во время качки обнажается днище эсминца, покрытое ракушками. Наконец упираюсь ногами в борт и сразу отталкиваюсь, чтобы не затянуло под корабль, к винтам. Вытащили меня на палубу, а развязать намокшие узлы не могут.
На вахтах, при стоянке на рейде или у стенки, когда за механизмами особенно присматривать не надо, машинисты-турбинисты обычно делали ножи. Я изготовил два. Один подарил матросу, уходящему на сухопутный фронт под Сталинград, а другой — миниатюрный кортик — носил с собой. Он-то и выручил — веревки вмиг обрезали и меня, как мешок, спустили по трапу в жилую палубу.
В этот момент я почувствовал сильную боль в застылых от холода руках и ногах. Помню, кто-то из матросов натирал мне ледяной водой руки, другой вливал в рот спирт. После этих процедур одели в сухое — и я через полчаса ожил, даже появился аппетит.
Вслед за нашей партией на «Валериане Куйбышеве» приняли последовательно 18 и 21 человека. В последней группе на борт эсминца мертвыми подняли троих, несколько человек попали под винты. «Урицкий» спас десятерых, одиннадцатый погиб .
На «Сокрушительном» была и... англичанка Мэри. Как-то при совместной стоянке с английскими кораблями наши матросы увели с одного из них небольшую черненькую собачку, прозванную на эсминце Мэри. Чья-то сердобольная душа, посадив собачку в чемодан и привязав его к канату, захотела спасти любимицу команды. Но спасатели, заподозрив, что в чемодане чье-то барахло, обрезали конец, и бедный пес погиб...
Спасенные в двух последних группах оказались в худшем положении: кончился спирт, не хватало сухой одежды, в палубе же было довольно прохладно. Помню, когда мичман Коротаев, полураздетый, озябший, лежал на рундуке, с ненормальными, какими-то стеклянными глазами, его била дрожь, и мы с Володей Будаевым согревали его своими телами.
Спасательные операции почему-то прекратили, и корабли-спасатели взяли курс на Кольский залив, когда на «Сокрушительном» оставалось 15 человек...
Командование объяснило это тем, что на аварийном эсминце никто не принимал канат. Как я полагаю, оставшиеся на «Сокрушительном» должны были обеспечить встречу тральщиков и подводной лодки, которые, как нам объявили, вышли навстречу кораблю, чтобы отбуксировать его в Кольский залив.
Через сутки или более «Валериан Куйбышев» ошвартовался в Полярном. Для спасенных подали автобусы, которые отвезли их в госпиталь. Там братья-матросики первым делом спросили: «А водка будет?» Начпрод ответил: «Будет!» Вскоре появились ящики с живительной влагой и бутерброды. Образовалась очередь, и начался пир. Поскольку привезли сразу не всех и отметки о получении водки не делались, некоторые сумели получить по «сто пятьдесят» два и даже три раза. Через некоторое время палата напоминала гудящий пивной зал...
Кто-то высказал мысль: «Давайте просить у командующего флотом корабль, вместе со старым командиром будем продолжать воевать», А раз так, то командиру нужно послать приветствие. «Кто возьмется?» Поручили мне. Послание написали и передали для вручения Курилеху. В этот момент никто из нас не вспомнил очень важную статью Корабельного Устава о том, что командир с гибнущего корабля должен уходить последним.
За то, что подготовил приветствие, меня вызвали к следователю, и я — единственный из матросов — присутствовал в качестве свидетеля на заседании военного трибунала. Оно проходило в Полярном при большом стечении офицеров.
Приговор гласил: командира корабля капитана 2 ранга Курилеха и командира БЧ-2 капитан-лейтенанта Исаенко — расстрелять, старпому Рудакову и замполиту Калмыкову определить меру наказания—лишение свободы на 10 лет каждому, командира БЧ-4 Анисимова, доктора Иванова, командиров БЧ-1 Григорьева и БЧ-5 Сухарева направить в штрафной батальон на фронт.
По мере выздоровления личный состав «Сокрушительного» отправлялся из госпиталя в бараки-казармы старого Полярного на отдых и переформирование.
Каждый день, после побудки, в 7 часов утра матросы выходили на улицу в надежде на улучшение погоды. Но она в течение более 10 дней после катастрофы была отвратительная, сильно штормило. На спасение оставшихся на корабле друзей надежды оставалось очень мало... Дальнейшие события подтвердили наши догадки — поиски тральщиков и подводных лодок не увенчались успехом: «Сокрушительный» пропал без вести. До сих пор неизвестно, как он погиб...
Нельзя не отметить героизм команд эсминцев-спасателей, особенно экипажа «Разумного». Собственными глазами видел, как работали моряки, получив приказ подойти к борту «Сокрушительного». Шторм, по палубе и даже полубаку «Разумного» гуляют волны, любая смоет смельчака за борт. Несмотря на смертельную опасность, люди подносят канаты, готовятся к швартовке. В то время казалось, что и на «Разумном» будут жертвы. К счастью, все обошлось благополучно.
Героизм спасателей — моряков «Разумного», «Валериана Куйбышева» и «Урицкого» заключается, в первую очередь, в том. что они, не думая о себе, бросились на спасение товарищей. А ведь в такую погоду кораблям обычно запрещается выход в море.
Экипажи эсминцев справились с труднейшей задачей: они спасли 185 корабельных специалистов, вскоре снова вступивших в схватку с врагом.
По моим подсчетам, на «Сокрушительном» погибли: трое до катастрофы, шесть моряков на оторванной кормовой оконечности, 14 человек непосредственно при спасении. 15 моряков, во главе со старшим лейтенантом Лекаревым и политруком Владимировым, остались на эсминце и погибли, до конца выполнив свой воинский долг.
Я убежден, что корабль мог плавать, пока не кончилось топливо для работы вспомогательных механизмов, насосов, откачивающих воду из трюмов, дли отопления и питания электрогенераторов. На эти нужды горючего хватило бы на несколько месяцев... Скорее всего, корабль отнесло далеко на север — скорость дрейфа составляла четыре мили в час, — где он и погиб в бушующих волнах...
За семнадцать месяцев боевых действий «Сокрушительный» сбил четыре вражеских самолета, по данным, подтвержденным разведкой, артобстрелами уничтожил на берегу около 2000 солдат и офицеров противника, участвовал в конвоировании более 200 иностранных и советских торговых судов, поставил более 200 мин заграждения.
И если бы не катастрофа, он вполне мог стать вторым на Северном флоте гвардейским эсминцем.
ЛИЧНЫЙ СОСТАВ ЭСКАДРЕННОГО МИНОНОСЦА «СОКРУШИТЕЛЬНЫЙ», ПОГИБШИЙ ПРИ ЕГО КАТАСТРОФЕ1. Лекарев Геннадий Евдокимович, 1916 года рождения, старший лейтенант, командир БЧ-3.
2. Владимиров Илья Александрович, (1910), политрук БЧ-5.
3. Белов Василий Степанович, (1915), глав-старшина, старшина команды трюмных машинистов.
4. Сидельников Семен Семенович, (1912), мичман, главный боцман.
5. Бойко Трофим Маркович, (1917), старшина 2-й статьи, командир отделения машинистов-турбинистов.
6. Нагорный Федор Васильевич, (1919), краснофлотец, сигнальщик.(?)
7. Любимов Федор Николаевич, (1914), старший краснофлотец, котельный машинист старший.
8. Гаврилов Николай Кузьмич, (1917), старший краснофлотец, машинист-турбинист старший.
9. Пурыгин Василий Иванович, (1917), старший краснофлотец, котельный машинист старший.
10. Зимовец Владимир Павлович, (1919), краснофлотец, электрик.
11. Савинов Михаил Петрович, (1919), краснофлотец, трюмный машинист.
12. Терновой Василий Иванович, (1916), старшина 2-й статьи, командир отделения мотористов.
13. Артемьев Прохор Степанович, (1919), краснофлотец, котельный машинист.
14. Дремлюга Григорий Семенович, (1919), краснофлотец, котельный машинист.
15. Чебиряко Григорий Федорович, (1917). старший краснофлотец, дальномерщик старший.(?)
16. Шилатыркин Павел Алексеевич, (1919), краснофлотец, котельный машинист.
17. Большов Сергей Тихонович, (1916), старший краснофлотец, электрик старший.
18. Челиканов Иван Митрофанович, (1915), старший краснофлотец, электрик старший.
19. Циварев Василий Федорович, (1923). краснофлотец, рулевой.
20. Савиных Дмитрий Семенович, (1923). краснофлотец, комендор палубный.
21. Пятышев Николай Петрович, (1923), краснофлотец, комендор палубный.
22. Левченко Иван Акимович, (1923). краснофлотец, машинист-турбинист.
23. Крайнов Геннадий Михайлович, (1918), старшина 1-й статьи, писарь старший.
24. Бабкин Петр Андреевич, (1915), старший краснофлотец, трюмный машинист старший.
25. Переверзев Федор Фролович, (1915), старший краснофлотец, котельный машинист старший,
26. Цыганов Николай Фомич, (1920), краснофлотец, машинист-турбиннст.
27. Савин Евгений Иванович, (1918), старший краснофлотец, машинист-турбинист старший.
28. Шибекин Николай Акимович, (1918), старший краснофлотец, машинист-турбинист старший.
29. Сулименко Иван Григорьевич, (1919). краснофлотец, машинист-турбинист.
30. Майоршин Иван Филиппович, (1914), краснофлотец, торпедный электрик.
31. Соловьев Михаил Павлович, (1920), краснофлотец, комендор зенитный. (?)
32. Таратин Алексей Павлович, (1920), краснофлотец, машинист-турбинист.
33. Климов Борис Антонович. (1919), старший краснофлотец, машинист-турбинист старший.
34. Юдин Иван Степанович, (1923), краснофлотец, котельный машинист.
35. Блинов Владимир Васильевич, (1917), краснофлотец, машинист-турбинист.
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ГЕРОЯМ
"СОКРУЩИТЕЛЬНОГО" !