Шмидт Николой Рейнгольдович (1906-1942)

Шмидт Николой Рейнгольдович (1906-1942)

Сообщение ББК-10 » 22 Февраль 2016 18:57

 Радио, 1983, №9. О нем говорил весь мир - 0002 - копия.jpg
Шмидт Николой Рейнгольдович (1906-1942)
радист.
Аватара пользователя
ББК-10
 
Сообщения: 10072
Зарегистрирован: 05 Ноябрь 2014 17:53

Шмидт Николой Рейнгольдович (1906-1942)

Сообщение ББК-10 » 22 Февраль 2016 19:07

РАДИО, № 9, 1983.

 Радио, 1983, №9. О нем говорил весь мир - 0001.jpg
О НЕМ ГОВОРИЛ ВЕСЬ МИР

Пятьдесят пять лет назад, в июньские дни 1928 года, сотни миллионов людей во всем миpe с волнением следили за развязкой событий, разыгравшихся в Арктике. Внезапно замолкла рация дирижабля "Италия", совершившего сенсационный полет к Северному полюсу и возвращавшегося на базу. Руководил экспедицией итальянский генерал Умберто Нобиле. Были все основания полагать, что произошла катастрофа. Но живы ли аэронавты и где их искать? Этого не знал никто.
Первый сигнал бедствия потерпевших аварию услышал радиолюбитель Николай Шмидт. С этого момента комитеты спасения в разных странах от напряженного ожидания перешли к активным действиям. На поиски аэронавтов были снаряжены спасательные экспедиции. В них участвовали 16 судов и 21 самолет шести стран. Но именно советским людям удалось выполнить свою гуманную миссию — спасти оставшихся в живых и затерянных среди льдов Ледовитого океана участников полета.
Этим событиям посвящены многие книги, статьи в газетах и журналах. Но в большинстве из них о Николае Шмидте лишь несколько строк — до обидного мало.
Читая книгу «Трагедия в Ледовитом океане» чешского ученого Ф. Бегоунека — одного из участников полета на «Италии», который вместе с шестью своими спутниками, выброшенными на лед при аварии дирижабля, провел семь мучительных недель ожидания, лучше понимаешь цену того, что удалось сделать Шмидту.
Чтобы отдать должное Николаю Шмидту, рассказать о нем возможно подробнее, а также попытаться исправить многочисленные неточности, допущенные в ряде статей, посвященных этим событиям, я решилась взяться за перо. Но сначала пришлось заняться поисками сведений об этом радиолюбителе в различных публикациях, завести переписку с людьми, знавшими его, направить запросы в организации и ведомства.
Многое прояснил и помог отмести неточности, вкравшиеся в воспоминания тех или иных людей, очерк Ефима Борисова в журнале «Огонек», написанный по горячим следам в октябре 1928 года, когда Шмидт приехал в Москву. Корреспондент и радиолюбитель встретились в номере Старо-Варваринской гостиницы, где жил Николай. Эта небольшая публикация ценна тем, что в ней он сам рассказывает о своем жизненном пути.
Родился Шмидт в 1906 году в Киеве. Отец был педагогом. Мальчик с малых лет проявлял интерес к технике. Воображение его было потрясено, когда на уроке физики он узнал о «телеграфии без проводов», как тогда называли радио. Загадочный мир радиоволн поманил его, захотелось поглубже проникнуть в эту, в ту пору еще молодую, область техники. Сведений, ограниченных школьной программой, мальчику было недостаточно. Он читает технические журналы, где в те годы начинают печататься описания опытов по радиотелеграфии. Юный радиолюбитель решает приступить к самостоятельным экспериментам. В 14 лет, будучи учеником школы второй ступени во Владивостоке — к тому времени семья его перебралась туда, — Шмидт уже проводит серьезные опыты. Раздобыв где-то или смастерив катушку Румкорфа, в 1920 году собирает свой первый искровой передатчик.
В 1924 году Шмидт вместе с семьей переезжает в Нижний Новгород — в те годы центр радиотехнической мысли страны. Неудивительно, что увлечение радио с новой силой захватывает юношу. К сожалению, мы не знаем, учился он там или работал. Но то, что Николай преуспел в своих радиоопытах, нам известно.
Большинство радиолюбителей тогда строили детекторные приемники. Шмидт же, одержимый идеей создать первоклассный аппарат, сумел раздобыть в какой-то воинской части радиолампу. Правда, она требовала для работы напряжения в 500 вольт! Но это не смутило юного конструктора, и он собрал свой первый ламповый приемник.
Только год семья Шмидтов прожила в Нижнем Новгороде. Задержись они там и, я уверена, судьба привела бы Николая, как многих других нижегородских радиолюбителей, в стены радиолаборатории, где он вырос бы в радиоинженера, а возможно, и ученого. Но умер отец, и мать с тремя сыновьями переселилась в деревню Заветлужье Нижегородской губернии.
И вот тут-то произошло очень важное событие в жизни Шмидта. Он встретил человека, с которым крепко подружился, а потом вместе работал и жил в течение многих лет. Это был 17-летний юноша Михаил Смирнов. Он приехал в Заветлужье на каникулы к родителям из соседнего села Вознесенье-Вохма, где учился в школе. Этого-то человека и удалось разыскать.
Надо ли говорить, что от встречи с М. Смирновым я очень многого ждала. Ведь это была единственная возможность — другие уже были исчерпаны и не принесли никаких новых сведений — выяснить, наконец, дальнейшую, после 1928 года, судьбу Шмидта.
Когда летела в Комсомольск-на-Амуре, где живет ныне пенсионер Михаил Сильвестрович Смирнов, я еще не знала, насколько тесно переплелись судьбы этих людей. Надежды мои оправдались. Многое в жизни Шмидта прояснилось. Немало интересного узнала я и о самом Михаиле Сильвестровиче, чье имя почему-то выпало из поля зрения историков и литераторов. А ведь он, как и Шмидт, был участником далеких исторических событий, связанных со спасением экспедиции Нобиле.
Предоставим ему слово.
Мой собеседник говорил неторопливо, обстоятельно, щурясь от дымка сигареты: «Мы со Шмидтом сразу же подружились. Он меня буквально заворожил своими радиотехническими опытами. Решили не расставаться. Мои родители гостеприимно приняли его в дом, и мы провели у нас лето, а когда наступил учебный год, вместе поехали в село Вознесенье-Вохма (Северо-Двинской губернии, а не Архангельской области, как указано во многих публикациях и книгах. Н. Г. ). Там и поселились на частной квартире.
Я начал учиться, а Шмидт стал работать киномехаником. Помню, он раздобыл где-то киноаппарат французской марки «Патэ» и довел его до ума. Пристроил дуговую лампу. Неподалеку от нас жил тракторист Григорий Меркушев. Шмидт договорился с ним о том, что он двигателем трактора будет помогать запускать динамомашину. Электричества в ту пору в Вохме не было, дома освещались керосиновыми лампами».
А вот, что написал мне Григорий Григорьевич Меркушев, ныне пенсионер, и сейчас живущий в Вохме: «Мое знакомство с Николаем произошло, когда мне было 17 лет. Работал я тогда на первом появившемся у нас в селе тракторе «Фордзон». Оба мы интересовались техникой. Я стал заходить к Николаю, чтобы изучить киноустановку, а он приходил ко мне «на трактор»...
Мы крепко подружились и часто бывали друг у друга дома. Однажды я застал его сидящим в наушниках и что-то делавшим согнутой иглой в небольшом, чуть больше горошины, кристаллике. Сидел он так ми-
[12]
 Радио, 1983, №9. О нем говорил весь мир - 0002.jpg
нут 10—15, а потом снял наушники и надел их на меня. Я услышал прерывистый писк, но ничего не понял. Шмидт объяснил, что надо знать азбуку Морзе. Он рассказал мне, что приемник изготовил сам и вообще может сделать любой, если достать необходимые детали».
«Николай был, — пишет в заключение Меркушев, — чудаковатым умницей-радистом. У него имелся телеграфный ключ, и он им владел в совершенстве. На почте легко читал «Морзе» с телеграфной ленты».
Шмидт всегда был окружен ребятней. В 1927 году он организовал у себя на дому кружок, в котором занимались школьники старших классов. Николай учил своих воспитанников делать детекторные приемники, помогал осваивать азбуку Морзе. По воспоминаниям одного из учеников Шмидта, впоследствии учителя истории, а сейчас пенсионера Авенира Петровича Борисова, кружок этот работал весь учебный год, а вернее до весны 1928 года.
Николай Шмидт, всегда неравнодушный к новинкам техники, конечно же, заинтересовывается короткими волнами. Вот что об этом рассказал сам Николай (цитирую очерк из журнала «Огонек». Н. Г.):
«За период с 1924 года мной было сконструировано множество различных приемников, главным образом с двухсеточными лампами низких анодных напряжений (негде было достать высоковольтные анодные батареи). Последний вариант сконструированного мной приемника представляет собой комбинацию немецкой передвижки для КВ и рефлекса (иначе говоря, приемник был собран по усовершенствованной Шмидтом схеме, вероятно, найденной в немецком радиотехническом журнале. Н. Г.). На этом одноламповом приемнике мной и был принят SOS с «Италии»,
Мы подошли к главному событию нашего повествования.
Джузеппе Биаджи — радист экспедиции Нобиле среди выброшенных на лед вещей нашел коротковолновую аварийную радиостанцию, которую он захватил с собой на всякий случай, вопреки приказанию своего начальника — капитана Мариано. И вот теперь этой рации предстояло сыграть решающую роль в их спасении, а короткие волны еще раз должны были подтвердить свою надежность и «дальнобойность».
В Вохме, как обычно, текла по-деревенски неторопливая жизнь. Но наступил день, принесший этому тихому уголку мировую известность. Поздним вечером 3 июня, через неделю после катастрофы дирижабля «Италия», си-
девший у коротковолнового приемника Николай Шмидт вдруг насторожился. Его чуткое ухо уловило чей-то зов о помощи: "ltali... Nobili... Fran Uosef.. SOS SOS SOS... terri teno EhH”.
Как потом выяснилось, переданные на итальянском языке Джузеппе Биаджи слова: «около Острова Фойн» — слились и были поняты Шмидтом как «Земля Франца-Иосифа».
Николай тут же решил срочно вызвать своего друга, который уехал к родителям в Заветлужье. Побежал на почту и дал телеграмму.
«Получив ее, — вспоминает Михаил Сильвестрович, — я бросился в Вохму. 35 километров почти пробежал. На следующий день, уже в Вохме, мы с Николаем снова принимали сигналы SOS. Они прослушивались хорошо и регулярно. Мы оба на слух принимали плохо. Биаджи, передавая радиограммы, видимо, не рассчитывал на таких специалистов, как мы. Но «SOS» и то, что сигналы принадлежат «Италии», мы поняли, прослушав их неоднократно. Тогда решили дать телеграмму в Москву, в Общество друзей радио».
Дальше предоставим слово уже знакомому нам Г. Г. Меркушеву.
«Прибегает ко мне Николай, — рассказывает он, — страшно взволнованный и говорит, что поймал сигналы о помощи экспедиции Нобиле, а телеграфист отказывается принять у него телеграмму, считая ее текст несерьезным. Мы бросились к моему старшему брату. Все объяснили ему, и он пошел с нами к начальнику почты Селезневу. По его распоряжению телеграфист принял телеграмму».
Однако содержание ее было довольно неясным: «Москва. ОДР. Муко-
[13]
 Радио, 1983, №9. О нем говорил весь мир - 0003.jpg
молю. Италия Нобиле. Шмидт. 3. VI. 28» (Я. В. Мукомоль — председатель Обществе друзей радио СССР. Н. Г. ). Поэтому на следующий день на почте в Вохме царило небывалое оживление. Общество друзей радио, Осоавиахим, редакции газет, Наркомат иностранных дел запрашивали подробности о принятом сообщении и о самом радиолюбителе. Шмидта просили продолжить наблюдения в эфире. Что он и делал усердно Вместе со своим неизменным помощником Мишей Смирновым. Через несколько дней вохомские радиолюбители вновь услышали едва различимые обрывки радиограмм Биаджи.
Сведения о Нобиле Немедленно были переданы Комитету помощи «Италии» (он был организован при Осоавиахиме и возглавлял его И. Уншлихт), а оттуда Через Совнарком в итальянское консульство. В Риме помощник секретаря министерства военно-морского флота Сирианни получил их уже 4 июня...
Ну а теперь мне хотелось бы вернуться к рассказу о некоторых фактах из биографии Николая Шмидта, о которой до сих пор не было известно и которые публикуются впервые.
Хочу подчеркнуть, что Шмидт был горожанином, попавшим в деревню волею судеб и прожившим там всего около двух лет. Распространенное представление о нем, как о совсем юном, чуть ли ни школьнике, неотесанном деревенском пареньке, совершенно неправильно. Все эти огрехи в изображении Шмидта, к сожалению, допущены в кинофильме «Красная палатка» совместного производства СССР — Италия.
«Через некоторое время мы получили телеграмму из губернского центра — Великого Устюга, — рассказал мне Смирнов. — Нас приглашали на работу операторами на радиостанцию Малый Коминтерн (мощность — 1, 2 кВт). Приехали в Великий Устюг. В одной из комнат губкома партии располагалось что-то вроде приемного центра этой радиостанции, Там мы стали жить и работать. Наша работа заключалась в следующем: в расписании передач была трансляция иностранных и иногородних радиостанций. Вот в эти часы я или Шмидт садились за приемник и ловили передачу какой-нибудь станции, например Вены, и давали ее в эфир. Так проработали месяца три, пока нас не вызвали в Москву. Уволились и отправились в столицу.
Прибыв в Москву, сразу же представились председателю ОДР — Мукомолю. Он внимательно посмотрел на нас, нажал кнопку звонка, и в кабинет вошел какой-то человек.
— Выдайте этим молодчикам деньги, — сказал Мукомоль. И, обращаясь к нам, добавил, — А вы отправляйтесь в Мосторг, что возле Большого театра, купите себе по костюму, сорочке, галстуку, ботинки обязательно. А потом прибудете на смотрины ко мне.
Мы все сделали, как он велел. Да еще зашли в парикмахерскую, побрились, постриглись. Явились преображенные, Мукомоль нас пристально оглядел и говорит:
— Вот теперь вас, пожалуй, можно показать итальянцам. Вот вам два билета в Большой театр на торжественное заседание, посвященное возвращению нашей спасательной экспедиции на «Красине».
На огромной сцене, за столом президиума, сидели знаменитые полярные ученые, моряки, летчики, общественные деятели. И верно, не очень-то ловко среди них чувствовали себя скромные молодые люди, приехавшие из далекого села. Общество друзей радио наградило их грамотами, а Николай получил еще и именные золотые часы.
Все эти события круто изменили жизнь обоих вохомцев. В Москве они прожили несколько месяцев. Работали в лаборатории, которой руководил П. В. Шмаков, впоследствии крупнейший специалист в области телевидения. Потом их вызвали на собеседование к И. Е. Горону, также ставшему известным радиоспециалистом, руководителем работ по восстановлению пластинок с записями речей В. И. Ленина, Горон учинил радиолюбителям что-то вроде экзамена, а потом объявил:
— Поедете работать в Ташкент. Там очень нужны люди, которые могли бы помочь в налаживании первых линий коротковолновой связи. Поступите в распоряжение чрезвычайного уполномоченного Наркомата связи в Средней Азии.
«Так мы стали работать на научно-испытательной станции в Ташкенте, — продолжал рассказ Михаил Сильвестрович. — Мы со Шмидтом собирали 150-ваттные КВ передатчики, выезжали с ними в районы, где их настраивали и налаживали связь. Нам приходилось налаживать связь Ташкента с райкомами партии, частями Красной Армии, устанавливали мы КВ станции и геологам, речникам. Шмидту, как старшему, давали задания более трудные. Ему довелось попадать и в переделки с басмачами. В 1933 году я переехал в Тбилиси, где поступил учиться в институт связи.
Последний раз я видел Шмидта в
1936 году, когда приезжал в Ташкент в отпуск. В 1942 году его не стало.
Что я могу сказать о Шмидте, как о человеке? Это был образованный, начитанный человек, хорошо разбирался в искусство и музыке. Он очень любил читать, ну и, конечно, страстно увлекался радиолюбительством. Мы тогда собирали paзные приемники, рефлексные, сверхрегенеративные. Принимали многие вещательные станции, в том числе пятикиловаттный передатчик Хабаровской вещательной станции. Шмидт мне чем-то напоминал тургеневского Руднева. Такой же в чем-то очень собранный, целеустремленный, а в чем-то — не от мира сего... »
О себе Михаил Сильвестрович говорил мало. Больше о друге, хотя его биография не менее интересна.
Закончив институт в Тбилиси, Смирнов был направлен на работу в Улан-Уде, на радиостанцию РВ-63.
Главным инженером этой станции он проработал 14 лет. А потом, уже после Великой Отечественной войны, на четырехмесячных курсах повышения квалификации в Москве на способного инженера (кстати, институт он окончил с отличием) обратило внимание руководство Министерства связи. Михаил Сильвестрович живо помнит встречу с бывшим тогда министром связи СССР H. Д. Псурцевым. Николай Демьянович вызвал его к себе, чтобы предложить переехать в Хабаровск для организации техникума связи. В ту пору на огромной территории от Приморья до Иркутска не было ни одного учебного заведения, которое бы готовило кадры связистов.
Проработав в Хабаровске три года, Смирнов снова снимается с места. На сей раз его направляют главным инженером радиоцентра Комсомольска-на-Амуре, где он и работал до ухода на пенсию. Трудовой путь М. С. Смирнова отмечен многими государственными наградами.
Сейчас М. С. Смирнов, хоть и на пенсии, продолжает работать на радиоцентре в качестве консультанта. А для души — занимается садоводством. В поселке радиоцентра его называют «главным агрономом». Но не забыто и радиолюбительство. Недавно Михаил Сильвестрович собрал телевизор. Частенько вместе с внуком Кириллом, который учится в восьмом классе и занимается в радиокружке городской СЮТ, мозгует над трудной схемой. В «теоретических», спорах деда и внука неизменно принимает участие и Валерия Михайловна — дочь Смирнова, тоже радиоинженер.

Н. ГРИГОРЬЕВА

[14]
Аватара пользователя
ББК-10
 
Сообщения: 10072
Зарегистрирован: 05 Ноябрь 2014 17:53

Шмидт Николой Рейнгольдович (1906-1942)

Сообщение ББК-10 » 22 Февраль 2016 20:25

Какая-то каша в голове у автора:
 ХР.jpg
Аватара пользователя
ББК-10
 
Сообщения: 10072
Зарегистрирован: 05 Ноябрь 2014 17:53

Шмидт Николой Рейнгольдович (1906-1942)

Сообщение fisch1 » 31 Октябрь 2016 20:28

Григорьева Н.А.Он первым услышал «SOS»//Полярный круг.М., 1986 с.75-85
 Н.Шмидт в начале 20-х гг.jpg

Григорьева Наталья Александровна. Окончила Московский инженерно-строительный институт. В настоящее время — редактор отдела журнала «Радио». Член Союза журналистов СССР, действительный член Гео-рафического общества Союза ССР. Опубликовала книгу об известном советском радионавигаторе, генерале Н. А. Байкузове, совместно с В. В. Ходовым написана книга «Дороги за горизонт» (М., Мысль, 1981). Живет в Москве.

1928 год, июнь. Сотни миллионов людей с волнением следили за развязкой событий, разыгравшихся в Арктике. Одно имя — Нобиле — было у всех на устах. Замолкла рация дирижабля «Италия», возвращавшегося на базу после сенсационного полета к Северному полюсу. Сомнений не оставалось — произошла катастрофа. Но живы ли аэронавты и где их искать? Этого пока не знал никто.
Раненный при катастрофе итальянский радист Джузеппе Бьяджи, скрючившись в крохотной палатке на дрейфующем льду, тщетно отстукивал «SOS». Мир не слышал его...
Первым сигнал бедствия принял советский радиолюбитель Николай Шмидт — теперь уже его имя замелькало в заголовках газет. Николай Шмидт! На поиски аэронавтов отправлялись экспедиции — 16 судов, 22 самолета, более полутора тысяч человек из шести стран! Но именно советским людям удалось спасти затерянных среди льдов Ледовитого океана участников полета...
В самом начале в итальянской газете «Паэзе сера» появилась карикатура: русские — в лаптях, прыгая с льдины на льдину, «спешат» на помощь Нобиле. А в конце весь мир — впервые, наверное, после Октябрьской революции — рукоплескал подвигу советских полярников. «Русские дали европейской цивилизации первый урок»; «Мы смотрели на Россию, широко открыв от удивления глаза», — писали иностранные газеты...
События в Арктике, потрясшие мир более полувека назад, не забыты и сегодня. Десятки книг, сотни статей. Совместный советско-итальянский фильм «Красная палатка» прошел не так давно по всем киноэкранам мира. Немножко обидно только, что Николай Шмидт — один из героев этой исторической эпопеи — показан в кинокартине этаким неотесанным деревенским пареньком. Вроде бы просто случайность, что именно он первым услышал «SOS».
Рассказывают, что в годы войны итальянские партизаны назвали свой отряд отрядом Бьяджи — Шмидта. А в 1976 г. именем Бьяджи — Шмидта был назван лагерь итальянской экспедиции в Гренландии.
Нет, имя Николая Шмидта не забыто. Но — странное дело — мы до сих пор почти ничего не знали о нем, о его дальнейшей судьбе. Каким он был, какой прошел жизненный путь? Чтобы ответить на эти вопросы, пришлось заняться поисками сведений о нем в забытых публикациях, пришлось завести переписку с людьми, знавшими его, направить многочисленные запросы в организации и ведомства.-
Многое прояснил очерк Ефима Борисова в журнале «Огонек», написанный по горячим следам в октябре 1928 г., когда Шмидт приехал в Москву. Эта небольшая публикация ценна тем, что в ней Шмидт сам рассказывает о себе.
Собранные воедино сведения, дополненные некоторыми, доселе не известными подробностями, колоритными деталями и черточками, рассказанными его земляками, позволяли уже достаточно ясно представить себе этого человека. Но дальнейшая его судьба оставалась неизвестной. И вдруг удача! Работникам Вохмского филиала Костромского государственного объединенного историко-архивного музея-заповедника П. Я. Орловой и А. Н. Холмовой удалось разыскать радиоинженера, который жил и работал со Шмидтом до 1933 г. Теперь этот человек жил в Комсомольске- на-Амуре и почему-то упорно не отвечал на письма. Тогда в далекий путь отправилась я — вначале в Комсомольск, потом в село Вохму, чтобы там, на месте, осмыслить все, что довелось услышать и собрать. И вот теперь могу начать рассказ о жизни Шмидта.
Родился Николай в 1906 г. в Киеве. Отец его, Рейнгольд Эрнестович, был военным инженером и педагогом. Мать, Анастасия Григорьевна (в девичестве княжна Маматкази), закончила Петербургский институт благородных девиц, владела немецким, французским и английским языками, играла на фортепиано, знала много рукоделий. В семье было четыре сына: Николай, Владимир, Борис (утонул в детстве) и Александр.
Николай с малых лет проявлял интерес к технике. Воображение его было потрясено, когда на уроке физики он узнал о «телеграфии без проводов», как тогда называли радио. Загадочный мир радиоволн поманил его, захотелось глубже проникнуть в эту еще мало исследованную область техники. Юный радиолюбитель решает приступить к самостоятельным экспериментам. В 14 лет, будучи учеником школы второй ступени во Владивостоке (к тому времени семья Шмидтов перебралась туда), Николай уже проводит серьезные опыты. Раздобыв где-то или смастерив катушку Румкорфа, он собирает в 1920 г. свой первый искровой передатчик.
Однажды, когда Шмидт, как всегда, ночью работал на передатчике, отплыв немного от берега в лодке, свет сигнального фонарика привлек внимание японского берегового патруля — Владивосток был во власти интервентов. Незадачливого экспериментатора доставили в комендатуру, а содержимое лодки реквизировали. Отцу его стоило немалых усилий убедить оккупантов в том, что сын не шпион, а просто любознательный подросток.
«Эта история, — рассказывал Шмидт корреспонденту «Огонька», — надолго отбила у меня охоту заниматься серьезными радиоопытами. Во всяком случае до окончания японской оккупации... Я рисковал навлечь на себя жестокую кару в случае нарушения запрета продолжать эту работу».
Шел 1920 год. За многие тысячи километров от Владивостока, в Нижнем Новгороде, в радиолаборатории, впоследствии получившей имя В. И. Ленина, по существу только зарождались отечественная радиотехника и радиовещание. В разных городах и селах появляется все больше пытливых юношей, которые, как и Шмидт, покоренные романтикой радиосвязи, мастерят из подручных средств, проявляя чудеса выдумки и находчивости, самодельные радиоаппараты. Число таких любителей радиотехнических опытов значительно возросло в связи с начавшимся в 1924 г. регулярным радиовещанием в нашей стране. Радиолюбительство окончательно утвердил в правах закон о «свободе эфира», разрешавший частным лицам пользоваться приемниками. Первые слушатели радиопередач пользовались самодельными приемниками, промышленность их выпускала очень мало. Чтобы научиться их делать, люди объединялись в радиолюбительские кружки. Вот интересные цифры: из имевшихся у населения нашей страны 16 тыс. приемников 13 тыс. были тогда кустарными!
После смерти отца семья Шмидтов вернулась в Киев, где жила бабушка — мать Анастасии Григорьевны, а в 1924 г. Шмидты переезжают в Нижний Новгород — центр радиотехнической мысли страны. Не удивительно, что увлечение радио с новой силой захватывает юношу. К сожалению, мы не знаем, учился он там или работал. Но то, что Николай преуспел в своих радиоопытах, нам известно. Одержимый идеей создания первоклассного аппарата, он сумел раздобыть в какой-то войсковой части радиолампу, которая требовала для своей работы напряжения в 500 вольт! Но это не смутило юного конструктора, и он собрал свой первый ламповый приемник.
Только год семья Шмидтов прожила в Нижнем Новгороде. Задержись она там, и, я уверена, судьба привела бы Николая, как и многих других нижегородских радиолюбителей, в стены знаменитой радиолаборатории, где он вырос бы в радиоинженера, а возможно, и ученого. Но судьба распорядилась иначе.
У Анастасии Григорьевны было несколько сестер. Одна из них, Вера Григорьевна, жила на станции Шарья (ныне город) Северной железной дороги, сын другой — Екатерины Григорьевны — служил лесничим в тех же краях, на кордоне, недалеко от села Заветлужье Нижегородской губернии. Вот к ним-то, поближе к земле, где полегче было прокормить трех сыновей, и перебралась Анастасия Григорьевна. После смерти мужа она едва сводила концы с концами. В Заветлужье Шмидты поселились в комнатушке над лавкой инвалидной кооперации. Николай стал «избачом», заведовал избой-читальней. Владимир работал на заготовке и сплаве леса. Шура был еще подростком.
Вскоре в Заветлужье разнеслась молва о Николае, который увлеченно конструировал радиоприемники. Николай с радостью делился своими знаниями и опытом с заветлужскими парнями. Многие по его примеру собирали немудреные радиоаппараты. Подумать только: в селе, где и электричества-то не было, массовое радиолюбительство! Оазис в глухом лесу! И если раньше вести в эти места доходили с большим опозданием, то маленькие аппараты, которые мастерили Шмидт и его ученики, помогали людям лучше чувствовать пульс времени, ритм жизни страны, помогали узнавать о делах всенародных.
В 1927 г. произошло очень важное в жизни Николая событие. Он встретил человека, с которым подружился, а потом вместе в течение десяти лет работал и жил. Это был шестнадцатилетний юноша Михаил Смирнов. Он приехал в Заветлужье на каникулы к родителям из соседнего села Вознесенье-Вохма, где учился в школе второй ступени. Именно к нему я летала в Комсомольск-на-Амуре. От встречи с Михаилом Сильвестровичем Смирновым я ждала многого. Ведь это была единственная возможность выяснить наконец судьбу Николая. Собираясь в дорогу, я еще не знала, насколько тесно переплелись жизни этих двух людей.
Михаил Сильвестрович, щурясь от дымка папиросы, говорил неторопливо, обстоятельно, часто задумываясь: «Мы со Шмидтом сразу подружились. Он меня буквально заворожил своими радиотехническими опытами. Решили не расставаться. Мои родители — они были сельскими учителями — гостеприимно приняли его в дом. Мы провели у нас лето. А когда наступил учебный год, вместе поехали в расположенное в тридцати пяти километрах село Вознесенье-Вохма. Оно относилось к Северодвинской губернии, а не к Архангельской области, как указано во многих публикациях. (Позже село входило в состав Северного края, затем Вологодской, а с 1944 г. — Костромской области. — Н. Г.) Село исстари вело бойкую торговлю хлебом, мясом, льном, сплавляло лес, славилось богатыми ярмарками. Находилось оно вдали от уездных и губернских центров.
О семье Николая могу сказать, что его мать была совершенно не приспособлена к деревенской жизни. Поэтому она с двумя сыновьями тогда же уехала в небольшое местечко возле Ветлуги, где размещалась картонная фабрика. Она стала преподавать в школе иностранные языки, а Володя и Шура работали на фабрике. В 1929 году Анастасия Григорьевна умерла. Она упала с сеновала в давальницу — отверстие для сталкивания сена в ясли — и сильно разбилась. Николай же вошел в нашу многодетную семью как сын. Позже, уже в тридцатых годах, работая в Ташкенте, он в отпуск всегда приезжал к моим родителям в Заветлужье.
В Вохме мы поселились на частной квартире. Я заканчивал школу второй ступени, а Шмидт стал работать киномехаником. Помню, был у него киноаппарат французской фирмы «Патэ», который он довел «до ума» — пристроил к нему дуговую лампу. Неподалеку жил тракторист Григорий Меркушев. Шмидт договорился с ним, что он двигателем трактора будет помогать запускать динамо-машину. Электричества в ту пору в Вохме не было, дома освещались керосиновыми лампами».
А вот что написал мне вохмский старожил Григорий Гаврилович Меркушев: «Мое сближение с Николаем произошло, когда мне было семнадцать лет. Работал я тогда на первом появившемся у нас в селе тракторе «Фордзон». Оба мы интересовались техникой. Я стал заходить к Николаю, чтобы изучить киноустановку, а он приходил ко мне «на трактор». Мы подружились и часто бывали друг у друга дома. Однажды я застал его сидящим в наушниках и что-то делавшим согнутой иглой в небольшом, чуть больше горошины, кристаллике (детекторе). Сидел он так минут десять — пятнадцать, а потом снял наушники и надел их на меня. Я услышал прерывистый писк, но ничего не понял. Шмидт объяснил, что надо знать азбуку Морзе. Он рассказал мне. что приемник изготовил сам и вообще может сделать любой, если достать необходимые детали. Он раскрыл большой чемодан. В нем были всевозможные катушки, радиолампы, провода. Глаза у меня загорелись, глядя на такое богатство. Я попросил Николая помочь мне сделать приемник. Он охотно согласился...
Николай, — пишет в заключение Меркушев, — был чудаковатым умницей радистом».
Двадцатилетний скромный юноша, появившийся в Вохме, вскоре стал весьма почитаемым и известным на селе человеком. Свой киноаппарат он установил в профсоюзном клубе и поражал неискушенных в технике вохмцев демонстрацией «живых картинок». Николай показывал кинофильмы и громко читал текст, так как многие зрители были неграмотными.
Шмидт всегда был окружен ребятней, с которой имел гораздо больше общего, чем со своими сверстниками. Например, он любил бегать на «гигантских шагах», которые находились на школьном дворе. Мальчики с удовольствием помогали своему кумиру в клубе — терпеливо, на протяжении всего сеанса по очереди крутили вручную динамо-машину.
У Шмидта было много «последователей», в основном школьники старших классов. Шмидт учил их делать детекторные приемники, помогал осваивать азбуку Морзе.
— Образовалось что-то вроде радиолюбительского кружка, — вспоминает один из учеников Шмидта, впоследствии учитель истории, а сейчас пенсионер Авенир Петрович Борисов. — Подставку к приемнику мы делали из двух скрепленных под углом досок. На одной из них монтировали все, что было указано в схеме. Конденсатор готовили сами. Шмидт давал нам обрывки кинолент, мы смывали кадры и на светлую ленту наклеивали станиолевую бумагу из-под чая или конфет. Делали две книжки, листы которой заходили друг в друга. Вытаскивая или вставляя одну в другую, можно было менять емкость. Ребята научились собирать приемники, ловили передачи Москвы. Если мы делали только детекторные приемники, то у Шмидта они были самых разных конструкций. Два стола в его комнате были заставлены различными приборами, а на полу стояли аккумуляторы — элементы с кислотой. Антенна его приемника была натянута между двумя жердями: одной, укрепленной на колодезном столбе возле дома, и другой — на елке, росшей невдалеке, за небольшим логом.
Николай, часто слушавший эфир, конечно, знал и о коротковолновиках. До сих пор мы говорили о «слушательском» радиолюбительстве, а в начале 20-х годов уже появлялись энтузиасты радиосвязи на коротких волнах, которые собирали не только приемники, но и передатчики, выходили в эфир и, работая морзянкой, устанавливали друг с другом радиосвязь на неслыханно больших расстояниях. Опыты радиолюбителей вызывали недоумение в кругах специалистов, считавших диапазон коротких волн «бросовым», непригодным для практической радиосвязи. Любители тем временем с увлечением продолжали свои опыты и таким образом становились первооткрывателями большого будущего коротковолновой радиосвязи.
Николай Шмидт не мог не заинтересоваться короткими волнами, мечтал сделать передатчик. Ну, а что касается приемников, то вот что об этом рассказывает он сам в статье «Огонька»: «За период с 1924 г. мной было сконструировано множество различных приемников, главным образом с двухсеточными лампами низких анодных напряжений (негде было достать высоковольтные анодные батареи). Последний вариант сконструированного мной приемника представлял собой комбинацию немецкой передвижки для КВ и рефлекса. (Иначе говоря, приемник был собран по усовершенствованной Шмидтом схеме, вероятно найденной в немецком радиотехническом журнале. — Н. Г.) На этом одноламповом приемнике мной и был принят «805» с «Италии»».
Мы подошли к главному событию нашего повествования. Джузеппе Бьяджи, радист экспедиции Нобиле, среди выброшенных на лед вещей нашел коротковолновую аварийную радиостанцию, которую захватил с собой на всякий случай вопреки приказанию своего начальника — капитана Мариано. И вот теперь этой рации предстояло сыграть решающую роль в их спасении.
В Вохме, как обычно, текла по-деревенски неторопливая жизнь. Трудно себе представить оторванность этого края. Он как бы сам по себе. Чем богат, тем и рад. Поэт А. Яшин об этих местах написал: «Где семь верст до небес и все лесом, да лесом, да лесом...» До областного центра — Костромы — люди и сейчас добираются сутки на перекладных. И мне по дороге в Вохму пришлось узнать почем фунт лиха. Только единственный пассажирский поезд Москва — Хабаровск на четыре минуты останавливается на маленькой станции со странным названием Супротивный, до которой не едет, а ползет 16 часов. Тут я и сошла, а потом три часа в холодном станционном зале ждала рабочий поезд. Маленький паровозик два с половиной часа тряско и неторопливо тащил по узкоколейке в село Малораменье два видавших виды вагона. От него до Вохмы — рукой подать, около 30 км. Но на деле они обернулись очередным испытанием. Дорогу, утопавшую в глинистой жиже, разбитую тяжелыми машинами и тракторами, наш маленький автобус, битком набитый пассажирами, преодолевал, натужно пыхтя и шарахаясь из стороны в сторону. Из автобуса я вышла, слегка покачиваясь, как после шторма. Мои ноги тут же погрузились в вязкую и чмокающую глину. Угораздило же меня явиться сюда в октябрьскую распутицу!
Село раскинулось на холмистых . берегах реки Вочки — притока Вохмы, которая в свою очередь впадает в Ветлугу — приток Волги. Стройные, в вечнозеленых мундирах ели, огненно-рыжие лиственницы, белоствольные березы, пышные и еще зеленые кусты малины, склонившиеся под тяжестью первого снега, в сочетании с милыми русскому сердцу рублеными избами и двухэтажными деревянными домами представляли необыкновенно живописную картину. Сказочная тишина и безлюдье создавали странное впечатление — казалось, и село и лес нарисованы.
Недалеко от центра села, на улице Маяковского, 18, и сейчас стоит небольшая избушка, слегка покосившаяся и изрядно вросшая в землю. Здесь в 1928 г. жили два друга-радиолюбителя. Когда-то возле нее и была околица. Небольшой лог отделяет избушку от пригорка, на котором еще сохранилось здание школы второй ступени, где учился Миша Смирнов, и возле которого на лавочке часто сиживал с приятелями Николай Шмидт. Рядом Вочка, пруд, на котором тогда стояла мельница. Шмидт убедил сельские власти подключить к мельнице динамо-машину, и тогда в селе загорелась первая электрическая лампочка-
Вечером 3 июня 1928 г.. через неделю после катастрофы дирижабля «Италия», сидевший у коротковолнового приемника Николай Шмидт вдруг насторожился. Сильные атмосферные шумы и замирания мешали приему, но его чуткое ухо уловило чей-то зов о помощи. ««Италия»,.. Нобиле....SOS.. SOS... SOS... терре... тено...» — записал он. Как потом выясни- лось, переданные на итальянском языке Джузеппе Бьяджи слова «около острова Фойн» слились и были поняты Шмидтом, как Земля Франца- Иосифа. (Аналогичную ошибку через несколько дней допустили и радисты на плавучей базе итальянской экспедиции — судне «Читта ди Милано».)
Первой его мыслью было тут же вызвать своего друга Мишу Смирнова, который уехал к родителям в Заветлужье. Побежал на почту и дал телеграмму. «Получив ее, — вспоминает Михаил Сильвестрович, — я бросился в Вохму. Тридцать пять километров пробежал за пять часов. На следующий день, уже в Вохме, мы с Николаем снова приняли сигналы «505». Они прослушивались хорошо. Решили дать телеграмму в Москву, в Общество друзей радио».
Дальше предоставим слово уже знакомому нам Г. Г. Меркушеву. «Прибегает ко мне Николай, — рассказывает он, — страшно взволнованный и говорит, что поймал сигналы о помощи экспедиции Нобиле, а телеграфист отказывается принять у него телеграмму, считая ее текст несерьезным. Мы бросились к моему старшему брату, который работал механиком. Все объяснили ему, и он пошел с нами к начальнику почты Селезневу. По его распоряжению телеграфист Чигарев принял телеграмму».
Однако содержание ее было достаточно туманным: «Москва. ОДР. Мукомлю. Италия. Нобиле. Шмидт. З.У1.28» (Я. В. Мукомль — председатель Общества друзей радио СССР. — Н. Г.). Поэтому на следующий день на почте в Вохме царило небывалое оживление. Общество друзей радио, Осоавиахим, редакции газет, Наркомат иностранных дел запрашивали подробности о принятом сообщении и о самом радиолюбителе. Шмидта просили продолжать наблюдения в эфире. Срочно выслали ему посылку с радиодеталями. Через несколько дней Николай и Михаил вновь услышали едва различимые обрывки радиограмм Бьяджи.
Сведения о Нобиле немедленно были переданы Комитету помощи «Италии» (он был организован при Осоавиахиме и возглавлялся И. Уншлихтом), а оттуда через Совнарком в итальянское консульство. В Риме помощник секретаря министерства военно-морского флота Си- риани получил их уже 4 июня.
Отвлечемся от Вохмы и подумаем: многие ли радиолюбители .у нас в" стране имели коротковолновые приемники? По официальным данным, всего чуть более пятисот человек. И теперь мы вправе задать вопрос: случайностью ли было то, что сигналы из ледового лагеря Нобиле услышал именно Шмидт? Большая доля случайности в этом, безусловно, есть. Прохождение радиоволн могло быть иным, и тогда повезло бы другому радиолюбителю, из другого района нашей страны или даже с другого континента. Но, узнав о Шмидте подробнее, мы можем говорить и о закономерности. Шмидт был талантливым человеком, влюбленным в радиотехнику, и это явилось залогом его успеха.
Хочу подчеркнуть, что Шмидт был горожанином, прожившим в деревне несколько лет. Распространенное представление о нем как о совсем юном (Шмидту уже был 21 год), неотесанном деревенском пареньке совершенно неправильно.
Ну а теперь перейдем к той части биографии Шмидта, о которой до сих пор в литературе не было никаких сведений.
«Через некоторое время мы получили телеграмму из губернского центра — Великого Устюга, — рассказал мне Смирнов. — Нас приглашали на работу операторами радиостанции «Малый Коминтерн». Приехали в Великий Устюг. В одной из комнат губкома партии располагалось что-то вроде приемного центра этой радиостанции. Там мы стали жить и работать. В расписании передач была трансляция иностранных и иногородних радиостанций. Вот в эти часы я или Шмидт садились за приемник, ловили передачу какой-либо станции, например Вены, и давали ее в эфир. Так мы проработали три месяца, пока нас не вызвали в Москву. Уволились и отправились в столицу. Сначала плыли на пароходе по реке Вологде, потом пересели на поезд. Мне тогда было 17 лет. Но железную дорогу я видел впервые. Вот из каких глухих мест мы прибыли. Можете представить себе, как же меня ошеломила Москва!
Прибыв в столицу, сразу же представились председателю ОДР Му- комлю. Он внимательно посмотрел на нас, нажал кнопку звонка, и в кабинет вошел какой-то человек.
— Выдайте этим молодчикам деньги, — сказал Мукомль и, обращаясь к нам, добавил: — А вы отправляйтесь в Мосторг, что возле Большого театра, купите себе по костюму, сорочке, галстуку, ботинки обязательно. А потом прибудете ко мне на смотрины.
Мы все сделали, как он велел. Да еще зашли в парикмахерскую, побрились, постриглись. Явились преображенные. Мукомль нас пристально оглядел и говорит:
— Теперь вас, пожалуй, можно и итальянцам показать. Вот вам два билета в Большой театр на торжественное заседание, посвященное возвращению нашей спасательной экспедиции на «Красине»».
На огромной сцене, за столом президиума, сидели знаменитые полярные ученые, моряки, летчики, общественные деятели. И верно, не очень-то ловко среди них чувствовали себя скромные молодые люди, приехавшие из далекого края. Общество друзей радио наградило их гра¬мотами, а Николаю еще были вручены именные золотые часы.
Все эти события совершенно изменили жизнь обоих радиолюбителей. В Москве они прожили несколько месяцев. Работали в лаборатории, которой руководил П. В. Шмаков, впоследствии крупный специалист в области телевидения. Потом их вызвали на собеседование к И. Е. Горону, также ставшему известным радиоинженером, руководителем работ по восстановлению пластинок с записями речей В. И. Ленина. Горон учинил радиолюбителям настоящий экзамен, а потом объявил:
— Поедете работать в Ташкент. Там очень нужны люди, которые могли бы помочь в налаживании первых линий коротковолновой связи. Поступите в распоряжение чрезвычайного уполномоченного Наркомата связи в Средней Азии.
«Так мы стали работать на научно-испытательной станции в Ташкенте, — продолжает рассказ Михаил Сильвестрович. — Мы со Шмидтом собирали стоваттные коротковолновые передатчики, выезжали с ними в районы, устанавливали их, настраивали и налаживали связь. Нам прихо-
дилось налаживать связь Ташкента с райкомами партии, частями Красной Армии, устанавливали мы рации и геологам, речникам. Шмидту, как старшему, давались задания более трудные. Ему случалось попадать в переделки с басмачами. В Ташкенте мы жили сначала в маленькой глинобитной пристройке во дворе Управления связи, а потом нам выделили комнату в одноэтажном доме в центре города. В 1933 году я переехал в Тбилиси, где поступил учиться в Институт связи. Последний раз я видел Шмидта в 1936 году.
Что я могу сказать о Шмидте как о человеке? Это был образованный, начитанный человек, который хорошо разбирался в искусстве и музыке. Шмидт мне чем-то напоминал тургеневского Рудина. Такой же в чем-то очень собранный, целеустремленный, а в чем-то очень не от мира сего...»
Младший брат Смирнова, Алексей, переехал из Заветлужья в Ташкент в 1935 г. и стал жить вместе с Николаем. Алексей, будучи очень способным юношей, поступил учиться на физико-математический факультет в Среднеазиатский государственный университет и одновременно в Ташкентскую государственную консерваторию. Сейчас он работает в Физико- техническом институте Академии наук Узбекистана. Многие годы вел концертную и лекционную деятельность. Так что Шмидт помог встать на ноги, получить образование двум братьям Смирновым.
«Николай работал в Управлении связи УзССР радиоинженером, — пишет Алексей Сильвестрович, — когда я приехал к нему. Начальником управления был Калюжный. Он ценил Николая как специалиста. Некоторое время перед войной Николай выполнял функции начальника радиоотдела в Управлении. Он построил более тридцати маломощных передатчиков, которые были установлены в таких городах, как Нукус, Фариш, Ургенч, Каган, и других. Жили мы тогда во дворе общежития инженеров связи на улице Мельничной, 17. Занимали комнату в десять квадратных метров. Николай спал на железной кровати, а я на раскладушке-«сороконожке». Рядом с койками стоял большой письменный стол, покрытый листом черного эбонита. На столе — патефон, приемники. Была у нас еще массивная этажерка, сделанная Шмидтом. Сверху на ней громоздился большой динамик в деревянном корпусе, одна полка была занята книгами, остальные — пластинками. Их у нас было около восьмисот, причем в основном с записями классических музыкальных произведений.
Хозяйство в доме вел я. Иногда мы с Николаем ходили в кино, в парк отдыха, театры, особенно любили оперный. В свободное время он рисовал акварелью, преимущественно пейзажи. Хорошо помню его рисунок «Мефистофель», который производил очень сильное впечатление своим настроением и красочностью. Еще он увлекался фотографией. Во время путешествия в Хорог на Памире и по Амударье он сделал много снимков. Николай был восторженным, непосредственным человеком. Смеялся громко, любил по-детски резвиться, прыгать, шалить. Но в моменты работы над радиосхемами становился сосредоточенным, не видел и не слышал ничего вокруг.
Он выписывал и покупал много радиотехнических книг и журналов. И хотя не имел специального образования, свободно разбирался в технических статьях. Мне кажется, он обладал громадной интуицией».
Вот это почти все. что мне удалось узнать о Николае Шмидте. Умер он в 1942 году.
Михаил Сильвестрович Смирнов — а его имя также должно быть вписано в историю спасения экспедиции Нобиле, — закончив институт в Тбилиси, был направлен главным инженером радиостанции в Улан-Удэ. Там он прожил с семьей 14 лет. Во время пребывания на четырехмесячных курсах повышения квалификации в Москве на способного инженера обратило внимание руководство. Министр связи СССР Н. Д. Псурцев предложил Смирнову переехать в Хабаровск для организации техникума связи. В ту пору на огромной территории от Приморья до Иркутска не было ни одного учебного заведения, которое бы готовило связистов.
В Хабаровске Смирнову все пришлось начинать с нуля. Техникуму было выделено помещение военного госпиталя. Надо было сделать капитальный ремонт, оборудовать классы, подобрать штат преподавателей, набрать учащихся. Все это было сделано. Проработав там три года, Смирнов снова снимается с места. На сей раз его направляют главным инженером радиоцентра Комсомольска-на-Амуре, где он и работал до ухода на пенсию.
Трудовой путь М. С. Смирнова отмечен многими государственными наградами. Сейчас он на пенсии, занимается садоводством. В поселке, где он живет, его называют «главным агрономом». Но не забыто и радиолюбительство.
Есть еще один человек, чье имя должно быть упомянуто в связи с событиями 1928 г. Это москвич Иван Петрович Палкин — первый председатель Центральной секции коротких волн и заместитель председателя Общества друзей радио. Той весной, 29 мая, он передал со своей домашней радиостанции обращение Осоавиахима ко всем радиолюбителям Сибири с просьбой следить за сигналами исчезнувшей экспедиции. Потом, на день позже Шмидта, и еще не ведая о том, что вохмский радиолюбитель уже принял «SOS» со льдины, он услышал сигналы Бьяджи. «Радио» (так называли тогда радиограммы), перехваченное Палкиным, было опубликовано в те дни в газете «Вечерняя Москва». Оно подтвердило сообщение Шмидта, что также было немаловажно.
Их было трое — радиолюбителей, услышавших зов погибающих в Ледовитом океане.
fisch1
 
Сообщения: 2867
Зарегистрирован: 13 Ноябрь 2014 19:59

Шмидт Николой Рейнгольдович (1906-1942)

Сообщение fisch1 » 31 Октябрь 2016 20:39

Моя Вохма-Информационно-новостной портал



 1928 г .jpg
Покорители Арктики.
Весь мир с волнением следил за событиями в Арктике. Внезапно замолкла рация экспедиции Умберто Нобиле, в которой было 16 человек, возвращавшихся на базу в Шпицбергене после сенсационного полёта на Северный полюс на дирижабле «Италия». Сомнений не оставалось — произошла катастрофа, но остались ли живы аэронавты, и где их можно найти? Этого никто не знал. А раненый при катастрофе итальянский радист Джузеппе Бьяджи, согнувшись в крохотной палатке, раскинутой на дрейфующем льду, напрасно отстукивал сигналы «SOS». Никто его не слышал.
Первым сигнал бедствия принял 3 июня радиолюбитель Николай Шмидт из посёлка Вохма , его имя и название нашего села, которое и на картах-то не значилось, замелькало в заголовках газет всех стран. На поиски аэронавтов направились экспедиции: 22 самолета, 16 судов, больше тысячи пятисот человек из шести стран. А обнаружить и спасти затерянных среди льдов Ледовитого океана людей удалось в июле только нашим соотечественникам — экипажу летчика Б. Г. Чухновского и команде ледокола «Красин».
События в Арктике, 85 лет назад потрясшие мир, не забыты и сегодня. Сотни статей, десятки книг. Совместный советско-итальянский фильм «Красная палатка» прошёл по всем киноэкранам мира. Кто же такой Николай Рейнгольдович Шмидт, давший известность нашему селу на весь мир?

Пламенная страсть.

Родился он в Киеве в 1906 году. Отец был военным инженером и педагогом, а мать — выпускницей института благородных девиц. В семье четыре сына. Николай с детства был увлечен техникой и «телеграфом без проводов», так в то время называли радио. В 1920 году, когда семья жила во Владивостоке, он самостоятельно собрал свой первый искровой передатчик. После смерти отца, уже в Нижнем Новгороде, собрал первый свой ламповый приёмник. Город этот был тогда центром радиотехнической мысли, здесь, в радиолаборатории, вырос бы Николай в радиоинженера, а может, и ученого. Но иначе распорядилась судьба.


Оставшись без хозяина и кормильца, семья бедствовала, и мать приняла решение о переезде в сельскую местность, к племяннику на лесной кордон у села Заветлужье, относившегося в 1924 г. к Нижегородской губернии. Николай стал заведовать избой-читальней — «избачом», продолжая свое радиолюбительское дело. Увлеченно конструировал радиоприемники, делясь знанием и опытом с местной молодежью. Многие заветлужские парни увлеклись этим. И это в селе, где ещё и электричества-то не было!

Если раньше вести доходили сюда с большим опозданием, то собранные Шмидтом и его учениками маленькие аппараты помогали чувствовать ритм жизни страны, пульс времени. Здесь, в Заветлужье, он встретился и подружился с Михаилом Смирновым, с которым десятилетие жил и работал вместе. Николай буквально заворожил своего нового приятеля радиотехническими опытами, а потом перебрался с ним в село Вознесенье Вохму. Семья Шмидтов в это же время переехала под город Ветлугу. В Вохме Смирнов продолжал учиться в школе, а Шмидт начал работать киномехаником. В семье Смирновых Николая воспринимали как сына.
Двадцатилетний скромный юноша, поселившийся в Вохме, вскоре стал известным и почитаемым на селе человеком. Работая в профсоюзном клубе, поражал неискушённых зрителей демонстрацией «живых картинок». Знавшие его вспоминали, что он всегда был окружен ребятней, своими «последователями» из школьников старших классов. Николай учил их собирать детекторные приемники и осваивать азбуку Морзе. «Организовалось что-то вроде радиолюбительского кружка, — вспоминал А. П. Борисов. — Если мы делали только простые приемники, то у Шмидта было много разных конструкций. В его комнате два стола были заставлены разными приборами, а аккумуляторы стояли на полу. Антенна приемника была растянута между двух жердей: одной, укрепленной на столбе у колодца возле дома, и второй — на ёлке, которая росла неподалеку, за небольшим логом».

Первый.

Николай Шмидт, часто слушавший эфир, интересовался короткими волнами, мечтал сделать передатчик, о его приёмнике напечатал журнал «Огонёк» в 1928 году, где он и рассказывал: «За период с: 1924 года мной было собрано множество различных приёмников, в основном с двухсеточными лампами низких анодных напряжений. На последнем одноламповом приемнике мною и был принят сигнал «SOS» с «Италии». Интенсивные атмосферные шумы и замирания препятствовали приёму. Уловил только: «... Нобиле... SOS... терре... тено...SOS... SOS...». Как потом выяснилось, переданные слова на итальянском языке - «около острова Фойн» смешались и были поняты, как «Земля Франца Иосифа». Он тут же и позвал своего друга из Заветлужья и утром следующего дня решил дать телеграмму в «Общество друзей радио» с таким содержанием: «Москва. ОДР. Италия. Мукомлю. Нобиле. Шмидт. 3. 6. 28». Тем более, что сигналы эти они принимали и вторично. Телеграмму у них принять отказались, считая текст несерьезным. Только после распоряжения начальника почты Селезнева она была отправлена.
На следующий день в здании почты в посёлке Вохма (располагалась она тогда в здании, где позднее был ЭТУС, а затем интернат и столярная мастерская средней школы) царило необычайное оживление. ОСОАВИАХИМ, общество друзей радио, наркомат иностранных дел, редакции газет, запрашивали подробности о принятом Шмидтом сообщении и о самом радиолюбителе.
Наблюдения в эфире попросили Шмидта продолжить. Срочно выслали посылку с радиодеталями. Сами сведения были немедленно переданы комитету помощи «Италии», а оттуда через Совнарком отправили в итальянское посольство. Наш земляк Л. А. Кудреватых в очерке «Кто первый услыхал сигналы «Италии» приводит такой эпизод: «В доказательство Шмидт показал мне кучу полученных им телеграмм. Вот, например, одна из них: «Необходимо получение схемы устройства вашего аппарата. Сообщите... Телеграфируйте».
В том же году Шмидт и Смирнов были приглашены на работу операторами на радиостанцию «Малый Коминтерн» в Великом Устюге. Потом их вызвали в Москву, где они присутствовали на торжественном заседании, посвящённом возвращению советской спасательной экспедиции на ледоколе «Красин». От общества друзей радио их наградили грамотами, а Николая еще именными золотыми часами.

Печальный эпилог.

В Москве друзья прожили несколько месяцев, работая в радиолаборатории. Им предложили поехать на работу в Ташкент налаживать первые линии коротковолновой связи. Н. Р. Шмидт стал работать в управлении связи Узбекистана радиоинженером, перед войной был начальником радиоотдела. Построил более 30 передатчиков в узбекских городах. Тогда же судьбы друзей и разошлись. М. С. Смирнов впоследствии стал крупным специалистом в области связи.

Н. Р. Шмидт в начале войны был репрессирован по обвинению в шпионаже. Возможно, в этом сыграла роль и его немецкая фамилия. В 1942 году он был расстрелян.

Реабилитировали этого замечательного человека через десятилетия.
В музее посёлка Вохма есть справка, в которой говорится: «...12 июля 1984 года Верховный суд Узбекской ССР прекратил уголовное дело, по материалам которого в 1942 году был осужден Шмидт Николай Рейнгольдович. Шмидт Н. Р. реабилитирован за отсутствием в его действиях состава преступления».
До 1987 года на улице Маяковского стоял под номером 16 старенький небольшой домик, где когда-то он жил. Были попытки сохранить его как памятник истории, установить мемориальную доску, организовать там филиал музея. Но... домик был снесен по решению райисполкома, как не подлежащий восстановлению. Так мы отнеслись к памяти о знаменитом земляке.
Есть доля случайности в том, что сигналы из ледовой стоянки Нобиле услышал именно Шмидт в посёлке Вохма. Но и только. Николай Шмидт был талантлив, а не просто удачливый радиолюбитель, случайный счастливчик. Обладая более чем скромными средствами и возможностями, отличался бескорыстной страстью к радиоделу и экспериментам, был начитанным, с хорошим семейным воспитанием. Короткой, но достойной была его жизнь.

© Анатолий Смердов


 Дом Шмидта по улице Маяковского. 1970 г.jpg
fisch1
 
Сообщения: 2867
Зарегистрирован: 13 Ноябрь 2014 19:59

Шмидт Николой Рейнгольдович (1906-1942)

Сообщение fisch1 » 24 Апрель 2019 22:20

Борисов Еф.Тот,кто услышал "SOS"//Огонек 1928 №43

 Борисов Еф.Тот кто услышал SOS.Огонек 1928-43.png
fisch1
 
Сообщения: 2867
Зарегистрирован: 13 Ноябрь 2014 19:59

Шмидт Николой Рейнгольдович (1906-1942)

Сообщение Михаил Каверин » 10 Сентябрь 2021 10:40

В материале, который показал fisch1 в сообщении от 31 октября 2016 года взял фрагмент:" Реабилитировали этого замечательного человека через десятилетия.
В музее посёлка Вохма есть справка, в которой говорится: «...12 июля 1984 года Верховный суд Узбекской ССР прекратил уголовное дело, по материалам которого в 1942 году был осужден Шмидт Николай Рейнгольдович. Шмидт Н. Р. реабилитирован за отсутствием в его действиях состава преступления». "
Эту справку в музей привезла Н.А.Григорьва. Наталья Александровна и была инициатором возбуждения дела о реабилитации Николая Шмидта.
Цензура запретила Григорьевой указывать факт репрессии Шмидта в её статьях в журнале "Радио" в 1983 году и альманахе "Полярный круг" в 1986 году.
Михаил Каверин
 
Сообщения: 260
Зарегистрирован: 04 Сентябрь 2017 22:14


Вернуться в Радиосвязь в Арктике и Антарктике



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 3

Керамическая плитка Нижний НовгородПластиковые ПВХ панели Нижний НовгородБиотуалеты Нижний НовгородМинеральные удобрения