Вместимость 1022 брт, грузоподъемность 1633 т, длина 78,6 м, ширина 11 м, осадка 5,7 м, 1 ПМ вертикальная двойного расширения мощностью 740 л.с., скорость 9 уз.
Бывший английский грузовой пароход «Pine Branch», принадлежавший судоходной компании Nautilus Steam Shipping Co., Ltd. ( F. & W. Ritson), Sunderland, Великобритания. Построен в 1885 году на верфи Bartram, Haswell & Co., Sunderland, Великобритания. Стр. № 125. С 1895 года владелец парохода C.Rahtkens, Rostock, Германия. В том же году пароход был продан судоходной компании A/S Pine Branch (Frithjof Ohlsen), Frederiksvaeren / Larvik, Норвегия. 29 сентября 1915 года затонул на реке Северная Двина, в результате столкновения с норвежским пароходом «Fane». 23 февраля 1916 года был поднят с оторванной кормой, и продан архангельскому судовладельцу И. И. Буркову. 26 мая 1918 года национализирован. С ноября 1919 года «Илья». В 1920 году участвовал в Северной хлебной экспедиции на реку Обь. 6 июля 1921 года был переименован в «Енисей». Входил в состав Беломортрана, Архангельск.
М.И. Белов. История открытия и освоения Северного Морского пути. Том III. Ленинград: изд-во «Морской транспорт», 1959 г.
В районе, где пролегал маршрут судов, встретились сплоченные, трудно проходимые льды, принесенные из северной части Карского моря. Высказывалось предложение, чтобы часть судов оставить на зимовку в сибирских реках. В отношении «Оби» это предлагал капитан парохода М.В. Николаев, которого законно тревожило состояние судна. Но руководство Архангельского порта отвергло такое предложение. Пароход «Обь» был взят на буксир ледокольным пароходом «Седов». Суда продвигались во льдах медленно. Навстречу Енисейской группе отправился ледокольный пароход «Малыгин», но он не смог преодолеть тяжелых льдов. Только 11 сентября в широте 73°02' «Малыгин» и «Сибиряков» встретились с «Седовым» и «Обью». 14 сентября обские и енисейские суда соединились и тремя группами под проводкой ледокола «Ленин» стали продвигаться к Югорскому Шару.
«Около 10 часов вечера, – пишет Саляев, – экспедицию постигла совершенно неожиданная катастрофа. На широте 73°35' и долготе 70°42' на глубине 7 сажен и 2 футов затонул пароход «Енисей». Гибель «Енисея» произошла, можно сказать, на глазах у всех там, где меньше всего это можно было ожидать. Как было установлено, пароход «Енисей» получил пробоину, ударившись о небольшую льдину. Пароход затонул в течение 17 минут. Часть экипажа спаслась на шлюпке, а другая часть, вместе с капитаном, была снята «Седовым». На пароходе погибло 120 тысяч пудов зерна и муки». Несчастья на этом не кончились. 17 сентября в 7 часов вечера пароход «Обь» поднял сигнал: «Терплю бедствие, требую немедленной помощи» и тревожными гудками позвал находившийся поблизости ледокольный пароход «Русанов». Оказалось, что и «Обь» получила пробоину от очень сильного удара об лед левой скулой. Даже после перегрузки хлеба на борт «Малыгина» положение судна не улучшилось, оно стало медленно тонуть. В своей телеграмме руководству Мортрана начальник Архангельского отряда судов Д. Т. Чертков сообщил: «Обь» терпит бедствие. Экипаж весь снят «Малыгиным». «Обь» держится на воде, имея крен на правый борт. Крепким ветром до 11 баллов «Обь» дрейфует на северо-восток. Всеми судами вследствие пурги и шторма лежу в дрейфе, наблюдая за «Обью» {1}.
В телеграмме, прибывшей в Архангельск на следующий день, говорилось: «...вследствие усилившегося шторма, плохой видимости горизонта пришлось укрыться за льдинами со всем отрядом, потеряв из виду «Обь». При улучшении условий попытаюсь найти «Обь», если будет на поверхности воды» {2}. 20 сентября с «Оби», находившейся на широте 72°38' и долготе 66°, было получено по радио последнее сообщение: «Терплю бедствие, спасайте». С подошедшего к нему «Малыгина» видели, как судно погружалось в воду. 21 сентября к месту гибели «Оби» подошли другие пароходы. Они обнаружили здесь лишь шлюпку, бочки и другие предметы, всплывшие с палубы судна. Так погибло второе судно Карской экспедиции.
{1} Мурманский Областной архив, ф. 88, д. 23, л. 2.
{2} Там же, л. 5.
«Около 10 часов вечера, – пишет Саляев, – экспедицию постигла совершенно неожиданная катастрофа. На широте 73°35' и долготе 70°42' на глубине 7 сажен и 2 футов затонул пароход «Енисей». Гибель «Енисея» произошла, можно сказать, на глазах у всех там, где меньше всего это можно было ожидать. Как было установлено, пароход «Енисей» получил пробоину, ударившись о небольшую льдину. Пароход затонул в течение 17 минут. Часть экипажа спаслась на шлюпке, а другая часть, вместе с капитаном, была снята «Седовым». На пароходе погибло 120 тысяч пудов зерна и муки». Несчастья на этом не кончились. 17 сентября в 7 часов вечера пароход «Обь» поднял сигнал: «Терплю бедствие, требую немедленной помощи» и тревожными гудками позвал находившийся поблизости ледокольный пароход «Русанов». Оказалось, что и «Обь» получила пробоину от очень сильного удара об лед левой скулой. Даже после перегрузки хлеба на борт «Малыгина» положение судна не улучшилось, оно стало медленно тонуть. В своей телеграмме руководству Мортрана начальник Архангельского отряда судов Д. Т. Чертков сообщил: «Обь» терпит бедствие. Экипаж весь снят «Малыгиным». «Обь» держится на воде, имея крен на правый борт. Крепким ветром до 11 баллов «Обь» дрейфует на северо-восток. Всеми судами вследствие пурги и шторма лежу в дрейфе, наблюдая за «Обью» {1}.
В телеграмме, прибывшей в Архангельск на следующий день, говорилось: «...вследствие усилившегося шторма, плохой видимости горизонта пришлось укрыться за льдинами со всем отрядом, потеряв из виду «Обь». При улучшении условий попытаюсь найти «Обь», если будет на поверхности воды» {2}. 20 сентября с «Оби», находившейся на широте 72°38' и долготе 66°, было получено по радио последнее сообщение: «Терплю бедствие, спасайте». С подошедшего к нему «Малыгина» видели, как судно погружалось в воду. 21 сентября к месту гибели «Оби» подошли другие пароходы. Они обнаружили здесь лишь шлюпку, бочки и другие предметы, всплывшие с палубы судна. Так погибло второе судно Карской экспедиции.
{1} Мурманский Областной архив, ф. 88, д. 23, л. 2.
{2} Там же, л. 5.
Васнецов Всеволод. Под звездным флагом «Персея». Воспоминания. Л., Гидрометеоиздат, 1974 г. 278 с. ил.
Первая экспедиция Плавучего морского института
... С 14 на 15 сентября была чудесная, ясная, почти безветренная ночь. Я стоял на палубе и любовался фантастически разгоревшимся северным сиянием. Оно отличалось большой яркостью, каким-то необычайным переливом лучей, быстро пробегавших по небосводу. Сквозь его мерцающий свет еле виднелись звезды. Море было почти черным, лишь в свете сияния отдельными белыми пятнами как бы светились на его поверхности плавающие льдины. А впереди нас и сзади, уходя за горизонт, мигали огни кораблей кильватерной колонны.
Мы уже не раз видели полярное сияние, но с такой яркостью оно светилось впервые. И полыхающее небо, и темное море, и длинная гирлянда огней пароходов — все это представляло собой незабываемое зрелище.
Я стал уже замерзать и спустился вниз погреться. Внезапно послышались короткие гудки парохода, ему отзывались другие, и тут заревел «Малыгин», отрывисто и тревожно. Я быстро вернулся на палубу. Все так же торжественно сияло небо, ничего вокруг не изменилось. Почему же тревожно гудят все суда?
Вдруг я увидел, что «Енисей», шедший через два корабля впереди нас, погрузился во тьму, внезапно погасли его огни, он не движется, встал поперек курса и силуэт его как-то странно изменился — почти не видно носа и высоко задралась корма. Он же тонет!
Увидели это, конечно, и на капитанском мостике. Резко звякнул машинный телеграф, и «Малыгин» ринулся к тонущему «Енисею». А в это время «Колгуев» впереди нас выкатился из кильватерного строя и стал поперек курса полным ходом спешившего «Малыгина».
Страшный момент! У меня ослабли колени — еще несколько секунд и наш ледокольный форштевень разрежет пополам слабенький корпус старого «Колгуева». Взревел гудок на «Малыгине», но и на «Колгуеве», заметив опасность, дали ход. Наш рулевой успел отвернуть, и мы прошли в каком-нибудь полкабельтове за его кормой.
Вот в неясном свете северного сияния черная громада «Енисея». Его передняя палуба уже на уровне воды, видно, как он медленно погружается. С корабля /спели спустить только одну шлюпку, в которую спрыгнула часть команды; остальные столпились на юте, кричат, машут руками.
В это время «Сибиряков», занимавший место впереди «Колгуева», приближается к корме «Енисея». Резкий удар, скрежет железа (церемониться тут нечего) — и в машину звенит сигнал: «малый вперед», чтобы не оторваться от погружающейся под воду кормы. Полубак «Сибирякова» оказался как раз на уровне задранного юта «Енисея», и люди перепрыгнули через поручни на палубу своего спасителя. Штурманы, матросы были более или менее одеты, кто в шинели, кто в полушубки, а машинная команда в чем стояла вахту, в том и выскочила, в кителях, в комбинезонах. Они до последней минуты выгребали жар из топок котлов.
Мы приблизились к тонущему судну, еще не зная, все ли спасены; корма его начала быстро погружаться и скрылась под водой. Всего от момента соприкосновения «Енисея» со льдиной до его полного погружения прошло менее 12 минут. А сколько за эти минуты пережили даже мы, только свидетели!
Жертв не было. Для экипажа все кончилось благополучно, лишь не стало корабля, до отказа нагруженного 140 тысячами пудов сибирского хлеба! Погибли собака да петух с курами. Живого поросенка и всплывшие вещи подобрала наша шлюпка.
На месте гибели мы задержались до утра. «Енисей» затонул на мелководье — на рассвете стали видны торчащие из воды мачты и верхушка трубы. Я сфотографировал их, моя фотокарточка — это все, что сохранилось от большого парохода.
Кругом было много плавучих льдов, несомненно, они вскоре срезали и мачты, и трубу. Льды не позволили спустить и водолаза, чтобы осмотреть полученные кораблем повреждения.
Еще ночью к нам пришла шлюпка с «Сибирякова», доставившая командный состав «Енисея», который должен был разместиться у нас. Мы обогрели, обсушили и накормили моряков, все имущество которых ушло вместе с кораблем на дно Карского моря. Людям раздетым выдали одежду, какая нашлась в запасе на «Малыгине».
Капитаном «Енисея» был Н. М. Сахаров, ранее участвовавший в полярной экспедиции старшего лейтенанта Г. Я. Седова, старший штурман «Святого Фоки», а после первой зимовки на Новой Земле — его капитан.
Вечерами в кают-компании мы просили Сахарова рассказать об экспедиции Седова. Но удрученный гибелью своего корабля, хлебного груза, так нужного стране, он был малоразговорчив. Только изредка он оживлялся, вспоминая прошлое, и мы узнали много интересного об организации экспедиции, о тяжелых уcловиях зимовки, об ее участниках. Но я с самого начала договорился с читателем, что буду рассказывать только о тех событиях, непосредственным участником или очевидцем которых был сам.
«Енисей» погиб на моих глазах, и вот что рассказал Сахаров о последних минутах своего корабля: «Шли в разреженном льду малым, иногда средним ходом. Видимость была хорошая. Впереди, чуть левее курса, показалась небольшая льдина; плывя во льдах, сложно обходить каждую, и пароход, еле заметно содрогнувшись, задел одну левой скулой. Вахтенный штурман послал на нос матроса посмотреть, все ли в порядке. «Все нормально», — еще с палубы крикнул он, возвращаясь. Но пока матрос поднимался на мостик, судно заметно накренилось на нос и влево. Сейчас же раздайся свисток переговорной трубы, и из машины сообщили, что в кочегарке появилась вода. Бросились на нос, заглянули в форпик и увидели, что по ватерлинии один лист обшивки сорван, а другой наполовину отогнут назад. В огромное отверстие с шумом, как водопад, врывается вода. Было совершенно ясно, что принять какие-либо меры для спасения парохода невозможно».
По всей вероятности, у небольшой льдины, размытой с поверхности волнами, была выступающая подводная часть, невидимая ночью. За нее-то и задел корабль скулой.
Утром караван снова построился в кильватер и еще медленнее и осторожнее пошел к юго-западу среди разреженного льда, иногда подолгу ожидая появления полыней и разводий, удобных для курса.
... С 14 на 15 сентября была чудесная, ясная, почти безветренная ночь. Я стоял на палубе и любовался фантастически разгоревшимся северным сиянием. Оно отличалось большой яркостью, каким-то необычайным переливом лучей, быстро пробегавших по небосводу. Сквозь его мерцающий свет еле виднелись звезды. Море было почти черным, лишь в свете сияния отдельными белыми пятнами как бы светились на его поверхности плавающие льдины. А впереди нас и сзади, уходя за горизонт, мигали огни кораблей кильватерной колонны.
Мы уже не раз видели полярное сияние, но с такой яркостью оно светилось впервые. И полыхающее небо, и темное море, и длинная гирлянда огней пароходов — все это представляло собой незабываемое зрелище.
Я стал уже замерзать и спустился вниз погреться. Внезапно послышались короткие гудки парохода, ему отзывались другие, и тут заревел «Малыгин», отрывисто и тревожно. Я быстро вернулся на палубу. Все так же торжественно сияло небо, ничего вокруг не изменилось. Почему же тревожно гудят все суда?
Вдруг я увидел, что «Енисей», шедший через два корабля впереди нас, погрузился во тьму, внезапно погасли его огни, он не движется, встал поперек курса и силуэт его как-то странно изменился — почти не видно носа и высоко задралась корма. Он же тонет!
Увидели это, конечно, и на капитанском мостике. Резко звякнул машинный телеграф, и «Малыгин» ринулся к тонущему «Енисею». А в это время «Колгуев» впереди нас выкатился из кильватерного строя и стал поперек курса полным ходом спешившего «Малыгина».
Страшный момент! У меня ослабли колени — еще несколько секунд и наш ледокольный форштевень разрежет пополам слабенький корпус старого «Колгуева». Взревел гудок на «Малыгине», но и на «Колгуеве», заметив опасность, дали ход. Наш рулевой успел отвернуть, и мы прошли в каком-нибудь полкабельтове за его кормой.
Вот в неясном свете северного сияния черная громада «Енисея». Его передняя палуба уже на уровне воды, видно, как он медленно погружается. С корабля /спели спустить только одну шлюпку, в которую спрыгнула часть команды; остальные столпились на юте, кричат, машут руками.
В это время «Сибиряков», занимавший место впереди «Колгуева», приближается к корме «Енисея». Резкий удар, скрежет железа (церемониться тут нечего) — и в машину звенит сигнал: «малый вперед», чтобы не оторваться от погружающейся под воду кормы. Полубак «Сибирякова» оказался как раз на уровне задранного юта «Енисея», и люди перепрыгнули через поручни на палубу своего спасителя. Штурманы, матросы были более или менее одеты, кто в шинели, кто в полушубки, а машинная команда в чем стояла вахту, в том и выскочила, в кителях, в комбинезонах. Они до последней минуты выгребали жар из топок котлов.
Мы приблизились к тонущему судну, еще не зная, все ли спасены; корма его начала быстро погружаться и скрылась под водой. Всего от момента соприкосновения «Енисея» со льдиной до его полного погружения прошло менее 12 минут. А сколько за эти минуты пережили даже мы, только свидетели!
Жертв не было. Для экипажа все кончилось благополучно, лишь не стало корабля, до отказа нагруженного 140 тысячами пудов сибирского хлеба! Погибли собака да петух с курами. Живого поросенка и всплывшие вещи подобрала наша шлюпка.
На месте гибели мы задержались до утра. «Енисей» затонул на мелководье — на рассвете стали видны торчащие из воды мачты и верхушка трубы. Я сфотографировал их, моя фотокарточка — это все, что сохранилось от большого парохода.
Кругом было много плавучих льдов, несомненно, они вскоре срезали и мачты, и трубу. Льды не позволили спустить и водолаза, чтобы осмотреть полученные кораблем повреждения.
Еще ночью к нам пришла шлюпка с «Сибирякова», доставившая командный состав «Енисея», который должен был разместиться у нас. Мы обогрели, обсушили и накормили моряков, все имущество которых ушло вместе с кораблем на дно Карского моря. Людям раздетым выдали одежду, какая нашлась в запасе на «Малыгине».
Капитаном «Енисея» был Н. М. Сахаров, ранее участвовавший в полярной экспедиции старшего лейтенанта Г. Я. Седова, старший штурман «Святого Фоки», а после первой зимовки на Новой Земле — его капитан.
«Енисей» погиб на моих глазах, и вот что рассказал Сахаров о последних минутах своего корабля: «Шли в разреженном льду малым, иногда средним ходом. Видимость была хорошая. Впереди, чуть левее курса, показалась небольшая льдина; плывя во льдах, сложно обходить каждую, и пароход, еле заметно содрогнувшись, задел одну левой скулой. Вахтенный штурман послал на нос матроса посмотреть, все ли в порядке. «Все нормально», — еще с палубы крикнул он, возвращаясь. Но пока матрос поднимался на мостик, судно заметно накренилось на нос и влево. Сейчас же раздайся свисток переговорной трубы, и из машины сообщили, что в кочегарке появилась вода. Бросились на нос, заглянули в форпик и увидели, что по ватерлинии один лист обшивки сорван, а другой наполовину отогнут назад. В огромное отверстие с шумом, как водопад, врывается вода. Было совершенно ясно, что принять какие-либо меры для спасения парохода невозможно».
По всей вероятности, у небольшой льдины, размытой с поверхности волнами, была выступающая подводная часть, невидимая ночью. За нее-то и задел корабль скулой.
Утром караван снова построился в кильватер и еще медленнее и осторожнее пошел к юго-западу среди разреженного льда, иногда подолгу ожидая появления полыней и разводий, удобных для курса.
