А.Ю. Емелин.«Слава» Коломейцова: к вопросу о конфликтах в кают-компаниях во время дальних плаваний//Елагинские чтения. Выпуск 6. – СПб.: ООО «ИТД «ОСТРОВ», 2013.с.103-113
Не секрет, что дальние плавания во все времена являлись
тяжёлым испытанием для моряков. Тяжелы они были в различ-
ных аспектах, в том числе – в психологическом отношении. Люди,
надолго оказавшиеся в тесных коллективах, нередко тяжело пе-
реживают необходимость изо дня в день общаться с одними и теми
же спутниками, с каждым днём острее ощущают действительные
или мнимые недостатки окружающих, всё чаще оказываются на
грани конфликта. С этими проблемами постоянно сталкивались
морские офицеры, особенно во время дальних плаваний, когда они
месяцами находились в тесном мирке кают-компаний. Это была
своего рода лотерея – повезёт или нет с соплавателями и старшим
офицером, в обязанности которого входило улаживание возникав-
ших конфликтов. Не последнюю роль играла и личность команди-
ра, хотя к внутренней жизни кают-компании формально он отно-
шения и не имел. Изучение повседневной жизни кают-компаний
представляет собой интересную и практически неизученную тему.
Мне показалось интересным рассмотреть историю, случив-
шуюся на линейном корабле «Слава». Уникальный двойной кон-
фликт – между командиром и кают-компанией, а также между ка-
ют-компанией и приближённым к командиру офицером – привёл
к серьёзным последствиям: несостоявшейся дуэли между тем са-
мым офицером и всеми (!) членами кают-компании, а также к спи-
санию с корабля двух офицеров. Этот случай интересен не столько
своими масштабами, сколько тем, что в результате имевшего место
после инцидента разбирательства были собраны многочисленные
и подробные свидетельства офицеров. Это даёт возможность «за-
глянуть» в жизнь кают-компании, обычно освещаемую только ме-
муаристами. Подчеркнём – к этой истории нет смысла обращаться
с точки зрения «кто виноват?», хотя и в этом плане она способна
кое-чему научить. Интересно другое – какими были офицеры того
– 103 –
времени, какой была жизнь в кают-компаниях, как она регулиро-
валась, как решались проблемы.
В августе 1910 г. на линейном корабле «Слава» в Атлантиче-
ском океане произошла тяжелая авария котлов. Корабль на бук-
сире был приведен в Гибралтар, а затем для ремонта – в Тулон.
В связи с этим вместо прежнего командира корабля Э.Э. Кетлера
15 ноября 1910 г. был назначен капитан 1 ранга Николай Никола-
евич Коломейцов. Из всего состава кают-компании «Славы» ранее
с ним плавал только лейтенант В.В. Лютер, который на вопросы
других предпочёл лишь многозначительно улыбаться – мол, сами
увидите.
Имя Коломейцова на флоте было уже прекрасно известно. Он
командовал шхуной «Заря» в экспедиции барона Толля, но, не сой-
дясь с бароном характером, во время зимовки ушёл со шхуны на
Диксон (а это 800 километров по льдам и тундре!). В Цусимском
сражении, командуя миноносцем «Буйный», принял активное
участие в спасении моряков с погибшего броненосца «Ослябя», а
позднее спас с горящего флагманского броненосца «Князь Суво-
ров» командующего эскадрой вице-адмирала Рожественского,
нескольких чинов его штаба и моряков. За боевые отличия в Цу-
симском сражении Николай Николаевич был удостоен ордена Св.
Георгия 4 ст. и золотого оружия с надписью «За храбрость» – уни-
кальный случай!
В написанном в 1964 г. мемуарном очерке бывший мичман
«Славы» Владимир Николаевич Янкович давал понять, что, зная
о трудном характере Коломейцова и его «истории» на «Заре», ни-
чего хорошего от этого назначения офицеры корабля не ждали.1
Напротив, тот же Янкович в показаниях по поводу инцидента на
«Славе», данных в 1911 г., писал: «…известие это было встречено с
удовольствием, так как по слухам у большинства было мнение, что
новый командир хороший моряк и храбрый офицер».2
Итак, что же произошло в Тулоне на ремонтирующейся «Сла-
ве»? На корабле возникли две параллельных и взаимосвязанных
линии напряжения: во-первых, между командиром и кают-компа-
нией, во-вторых, между кают-компанией и новым ревизором.
Рассмотрим кратко возникновение первой. Командир прибыл
на «Славу» с установкой – всех «подтянуть», и, действительно,
увидел целый ряд отступлений от уставных требований. Офице-
ры же считали, что служба несётся «по-семейному», вкладывая в
это понятие отсутствие лишнего формализма, активное участие
– 104 –
офицеров во всех работах, постановку во главу угла, прежде все-
го конечного результата – обучения нижних чинов, то есть каче-
ственное выполнение кораблём учебных задач. Большинство из
офицеров служили на «Славе» уже не один год, гордились своим
кораблём и сложившейся на нём атмосферой. Стремление обеспе-
чить своему кораблю первенство, не уронить честь корабля, зна-
чили для них очень много.
Уже упомянутый выше В.Н. Янкович в воспоминаниях 1964 г.
особо подчёркивал хорошие отношения офицеров и матросов:
офицеры наравне с матросами участвовали во всех работах, пока-
зывая пример и обучая подчинённых, вели с ними неформальные
разговоры о жизни, устраивали чтение книг и обучение грамоте.
Далее Владимир Николаевич доказывал, что именно тёплые отно-
шения с матросами не понравились сухому и официальному Коло-
мейцову. Придуманная им работа по отдиранию краски в трюмных
помещениях вызвала недовольство как матросов, так и офицеров.
Офицеры по существовавшей на корабле традиции вышли на ра-
боты вместе с матросами, и это было воспринято командиром как
демонстрация против него лично. С этого всё и началось. Доку-
менты рисуют несколько другую картину. Как кажется, причина
конфликта крылась в разных взглядах на организацию и течение
службы.
Авария корабля стала для офицеров настоящей трагедией. Нем-
ного придя в себя, они решили в максимально использовать время
нахождения в ремонте для обучения нижних чинов. В начале но-
ября 1910 г. и.д. старшего офицера старший лейтенант М.И. Смир-
нов провёл совещание офицеров, на котором был составлен обсто-
ятельный план занятий с нижними чинами всех специальностей.
«Офицеры не ленились, и решили всех матросов обучить морско-
му делу по программе учеников строевых унтер-офицеров, комен-
доры все время должны были практиковаться в стрельбе пулями,
общее артиллерийское учение по боевой тревоге было рассматри-
ваемо как главное учение».3 Расписание занятий 16 ноября 1910 г.
было утверждено командиром и объявлено приказом по кораблю.
И тут пришёл новый командир и начался эффект «новой метлы».
Коломейцов потребовал покраски всех трюмных помещений иным
сортом сурика, отличным от ранее используемого на «Славе». Для
этого в течение трёх недель команда в тяжелых условиях зубила-
ми отдирала старый. Всякие учебные занятия были прерваны. По
окончании работы было проведено артиллерийской учение. Ма-
– 105 –
тросы, не тренировавшиеся два месяца в связи с началом ремонта
и покраской внутренних помещений, не показали прежнего бле-
ска. Командир в резких выражениях высказал своё мнение и велел
заниматься только артиллерийскими учениями. Через несколько
дней прошло шлюпочное учение. Результат был уже предсказу-
ем – артиллерийские учения были забыты, все силы брошены на
тренировку в гребле. Конечно, такой способ обучения личного со-
става вызывал обсуждения как между офицерами, так и среди ма-
тросов. Дисциплина последних начала падать.
В других действиях Коломейцова просматривается мелочность,
склонность к выполнению многих действий в соответствии с буквой
Устава, а зачастую – ярко выраженное отсутствие такта. Очень
показательным оказался случай с посылкой вахтенного офицера
мичмана Е.Ф. Винтера на катере в порт для получения с таможни
командирского чемодана. Винтер счёл, что командир мог его лишь
попросить о выполнении этого фактически частного поручения, но
не приказывать в категорической форме, отрывая при этом от об-
щесудовых работ. Другие офицеры поддержали товарища, и про-
сили старшего офицера М.И. Смирнова частным образом довести
до сведения командира просьбу «давать подобные поручения в бо-
лее деликатной форме». Михаил Иванович, помятуя высказанное
Н.Н. Коломейцовым по прибытии на «Славу» приглашение совето-
ваться с ним о трудных ситуациях, поговорил с ним, подчеркнув,
что это частный разговор.4 Командир поблагодарил его за откро-
венность и тут же издал громовой приказ по кораблю (от 4 января
1911 г.), ставящий на вид офицерам выражение ему, командиру,
неосновательной и недисциплинарной претензии. При этом в при-
казе содержалась ссылка на статью Морского устава, требующую,
чтобы в иностранных портах все шлюпки отправлялись на берег с
офицерами, что во время длительных стоянок никогда не выпол-
нялось, и на соблюдении чего командир не настаивал ни тогда, ни
впредь. Да и приказание командира было иного рода – недаром мич-
ману предписывалось быть в кителе при кортике.5 Ситуация, таким
образом, намеренно переводилась командиром в другую плоскость,
искажалась. Из таких обидных для самолюбия офицеров мелочей и
формировалась постепенно основа будущего конфликта.
В январе 1911 г. Коломейцов пришёл к убеждению, что следует
сменить ревизора С.М. Кавелина, и по его просьбе из России был
прислан знакомый ему по предыдущей службе лейтенант Михаил
Константинович Энгельгардт.
– 106 –
Впоследствии Коломейцов писал, что кают-компания сразу же
не приняла Энгельгардта, увидев в нём ставленника командира.
Напротив, офицеры в своих показаниях настаивали на том, что но-
вичок офицерами был принят хорошо, но очень быстро настроил
против себя всех своим бестактным поведением. В чём же оно за-
ключалось?
Во-первых, новый ревизор не имел опыта, и далеко не все его
распоряжения пришлись по душе. Так по его представлению ко-
мандир без объяснения причин сменил прежних артельщиков. По-
пытки этих матросов через ротных командиров узнать, в чём они
провинились и за что были опозорены, успеха не имели. Очевидно,
что в данной ситуации команда была на стороне «своих», так как в
совокупности с уменьшением выдачи хлеба, назначение команди-
ром «своего» ревизора было воспринято как попытка «окрутить»
нижних чинов, об этом прекрасно знали ротные командиры. Ко-
нечно, действия М.К. Энгельгардта не редко становились поводом
для споров в кают-компании.
Другим камнем преткновения стал уже упоминавшийся во-
прос – хорошо ли несётся служба на корабле. Энгельгардт завёл
записную книжку, в которой отмечал все недочёты службы – кто-
то на его глазах плюнул на палубу, кто-то был не по форме одет
и т.д., а затем зачитывал свои наблюдения в кают-компании, ста-
раясь доказать другим – «всё плохо». Офицеры, давно плававшие
вместе и сдружившиеся между собой, встречали критику поста-
новки службы на любимом корабле в штыки. Они считали, что по
отдельным недостаткам или промахам не следует делать вывода о
системе в целом, и задавали контрвопрос: «А что Вы сделали для
прекращения беспорядка?». Точка зрения старшего офицера была
та же – если офицер видит непорядок, он должен его устранить
или доложить старшему офицеру, а не устраивать демарши в ка-
ют-компании.
Здесь необходимо обратить внимание на следующее обстоя-
тельство. Офицеры кораблей русского флота по установившейся
системе взаимоотношений крайне редко общались непосредствен-
но с командиром. Это официально не возбранялось, но чаще всего
делалось через старшего офицера, докладывавшего командиру по
всем делам службы. Командир бывал в кают-компании лишь по
приглашению, обычно – один раз в неделю, на воскресном обеде.
Был, однако, один офицер, которому постоянно требовалось ре-
шать многие вопросы непосредственно с командиром – ревизор.
– 107 –
И офицеры кают-компании начали подозревать, что их новый со-
плаватель злоупотребляет положением, докладывая командиру о
разговорах в кают-компании. По некоторым свидетельствам, Эн-
гельгардт неоднократно говорил «мы», имея в виду себя и коман-
дира: «мы вам прикажем, мы вас назначим».
Терпение лопнуло вечером 27 февраля. Во время очередной пе-
репалки между лейтенантом В.Е. Крафтом и мичманом В.Н. Янко-
вичем с одной стороны, и ревизором – с другой, были произнесены
резкие слова. Энгельгардт, в частности, заявил, что командир це-
нит 14 офицеров, а других 10 – не ценит, и он знает, кого командир
не одобряет, но фамилий не назовёт. На одно из замечаний Крафта
последовал совершенно недопустимый в офицерской среде ответ:
«Вы лжёте», мичман же Янкович был обвинён в «подлизывании
к командиру», на что Владимир Николаевич ответил: «Это на-
глость». При этом разгоряченный Энгельгардт заявил, что если
другие офицеры сочтут его неправым, то он даёт честное слово
списаться с корабля.6 Свидетелем спора стал доктор А.А. Тетьев.
На другой день офицеры корабля обсудили инцидент (конечно – в
отсутствие его участников) и признали виновным как в нём, так и в
развязывании других бурных споров, именно ревизора. Воспользо-
вавшись данным Энгельгардтом словом покинуть корабль, если тако-
во будет решение офицеров, члены кают-компании просили старшего
офицера М.И.Смирнова довести до лейтенанта просьбу – списаться.
Об этом старший офицер и доложил командиру, подчеркнув, что Эн-
гельгардта просят списаться в соответствии с его же словом, а отнюдь
не на основании решения суда кают-компании.
Через день по настоянию командира в присутствии всех офице-
ров Энгельгардт извинился, признав себя виновным в этой ссоре.
Однако списать ревизора командир отказался, заявив офицерам,
что знает причину всех ссор: оказывается, офицеры в кают-ком-
пании критикуют командира, ревизор за любимого начальника
заступается, поэтому его травят. Попытки офицеров объясниться
были безуспешными.
Из этой ситуации Энгельгардт «вывернулся» элементарно. Он
сам потом рассказывал мичману Г.Е. Чаплину, с которым у него
были несколько лучшие отношения, что, подавая командиру ра-
порт о списании, он сказал: «Николай Николаевич, спишите меня,
пусть я буду козлом отпущения, зато исправятся Ваши отношения
с кают-компанией».7 Конечно, командир, бывший на его стороне,
рапорт не принял.
– 108 –
Следующий этап отношений Энгельгардта с кают-компаней
походил на «вооруженный нейтралитет». Офицеры не общались
с лейтенантом иначе, как по службе, выжидая, когда же он поки-
нет корабль. Михаил Константинович пытался вести себя как ни
в чём не бывало, иногда продолжая провоцировать споры, от кото-
рых все уклонялись. Так бы, наверное, и досуществовали до воз-
вращения в Россию, если бы Энгельгардт, посмотрев, как хорошо
на берегу устроилась приехавшая в Тулон жена командира8, не
решил «выписать» свою супругу.
Согласно обычаю, кают-компания посылала к таким «приез-
жающим» жёнам одного из офицеров с приветственным визитом.
В данном же случае старший офицер испытал затруднение – как
поступить? Он понимал, что офицеры, уже не считающие ревизо-
ра членом кают-компании, будут против визита. Если бы он своей
властью поручил кому-то выполнить эту миссию, то спровоциро-
вал бы офицера на неповиновение. Мало того, в процессе обсужде-
ния этого вопроса могли прозвучать резкие выражения, могущие
усугубить конфликт далее. Поэтому Смирнов решил устроить бал-
лотировку данного вопроса – утром за завтраком предложил офи-
церам проголосовать в письменной форме, не устраивая словес-
ного обсуждения. Как и ожидалось, все, за исключением четырёх,
высказались против. Кают-компания предпочла сделать вид, что о
пребывании жены ревизора в Тулоне ей ничего не известно. С дру-
гой стороны, и Энгельгардт с женой визитов в русские дома в Ту-
лоне не наносил (кроме, разумеется, дома командира и его жены).
И всё бы ничего, не устрой командир на Пасху разговение в
командирском помещении с приглашением судовых дам. Энгель-
гардт понимал, что его жена, если придёт, окажется в ложном по-
ложении – офицеры с ней как бы незнакомы, к тому же ей явно
будет неловко, так как она увидит, что с мужем никто не общает-
ся. Ревизор попросил о помощи старшего офицера. Он заявил, что
готов извиниться перед кают-компанией, если и офицеры со сво-
ей стороны «выразят сожаление обо всем произошедшем». Члены
кают-компании обсудили этот вопрос и, не поверив в искренность
Энгельгардта, от примирения уклонились. Они прекрасно понима-
ли, что дело тут не в стремлении ревизора к миру, а в даме. Или
даже в двух дамах – явно, жена командира не осталась в стороне
от данной ситуации.
Кульминация наступила в субботу, 9 апреля. Незадолго до пас-
хальной заутрени Энгельгардт вошёл в кают-компанию и передал
– 109 –
одному из офицеров лист бумаги, после чего сразу вышел. На ли-
сте клетчатой тетрадной бумаги мелким нервным почерком был
написан вызов на дуэль всех, кто голосовал против нанесения ви-
зита его жене.
На заутреней и разговении у командира М.К. Энгельгардт присут-
ствовал без жены, хотя, формально, привести её мог – в помещении
командира офицеры ведь были такими же гостями, как и она. На сле-
дующее утро Энгельгард как ни в чём не бывало сидел в кают-компа-
нии. Увидевший его старший артиллерист Г.Л. Дорн немедленно до-
ложил командиру, после чего Энгельгардт был арестован при каюте
без несения вахтенной службы, но с правом съезда на берег.
В воскресенье офицеры собрались и, обсудив необычную ситу-
ацию, единогласно приняли вызов. Беспрецедентный вызов при-
няли: старшие лейтенанты В.К. Леонтьев и Г.Л. Дорн, лейтенанты
барон О.Б. Фитиноф, П.Г. фон Витт, Г.Н. Лордкипанидзе, Л.М. фон
Галлер, Н.Н. Крыжановский, В.Е. Крафт, С.М. Кавелин, Б.Э. фон
Гебгард, мичманы Г.Е. Чаплин, С.В. Вяткин, В.Н. Янкович, Е.В. Вин-
тер, штабс-капитаны В.П. Сатин, Г.Г. Иерхо, поручик И.Ф. Берг,
подпоручик О.Х. Рейн, даже судовые врачи коллежский совет-
ник Е.В. Емельянов и титулярный советник А.А. Тетьев. Старший
инженер-механик подполковник М.И. Невейнов и лейтенант В.В.
Лютер, находившиеся в отпуске, приняли вызов по возвращении
на корабль 15 и 17 апреля соответственно.9 Старший судовой врач
Емельянов, отсутствовавший на корабле несколько месяцев и вер-
нувшийся лишь в Страстную пятницу, а потому, естественно, про-
тив визита жене Энгельгардта не голосовавший, также поддержал
общее настроение.
Вечером того же дня старший офицер просил у командира его
катер для нанесения визитов. Во время разговора Н.Н. Коломейцов
задал вопрос: «а мадам Энгельгардт будут делать визит?», и, полу-
чив неизбежный отрицательный ответ, сказал: «Ну, смотрите!».10
13 апреля 1911 г. на стол морского министра вице-адмирала
И.К. Григоровича легла расшифрованная секретная телеграмма из
Тулона от 11 апреля, явно выведшая его из состояния душевного
равновесия:
«Для поддержания дисциплины и прекращения интриг среди
офицеров и скрытого противодействия моим распоряжениям стар-
ший офицер и еще четыре должны быть списаны. … Коломейцов».
За все годы службы Иван Константинович о таком даже не слы-
шал – командир в загранплавании просит списать пятерых офи-
– 110 –
церов! Его решение было «средним», половинчатым: «Старшего
офицера списать по болезни, одного офицера передать на “Оке-
ан”, остальных списать в разное время на усмотрение команди-
ра. Дальнейшее списание не допускаю. И.К.Г. 13.IV» При этом на-
чальник Главного морского штаба Н.М. Яковлев недвусмысленно
сообщил командиру «Славы» о недовольстве министра и запросил
фамилии.
Пожалуй, нет смысла пересказывать всю телеграфную пере-
писку с Петербургом. Важно другое. Пока она продолжалась, все
находились в ожидании. Будет дуэль или нет? В том, что коман-
дир, занимающий сторону ревизора, не допустит дуэли (по край-
ней мере до возвращения в Россию) – практически не сомневались.
Ожидали другого – что он спишет кого-то из офицеров «с проте-
стом», чем фактически поломает им карьеру. Ситуацию попро-
бовали разрядить врачи: они сделали то, чего не могли строевые
офицеры – написали письма с описанием ситуации своему меди-
цинскому начальству. Письма, конечно, ходили медленнее теле-
грамм, но сама по себе идея, возникшая от безысходности, в извест-
ной степени сработала – медицинский инспектор Кронштадтского
порта передал копию письма Е.В. Емельянова главному командиру
порта вице-адмиралу Р.Н. Вирену, а тот уже 20 апреля переслал
её в Главный морской штаб. Мы не знаем, когда на стол министру
лёг рапорт Н.Н. Коломейцова от 12 апреля, но, вероятно, выписка
из письма врача отстала от него не на много. 28 апреля Григорович
пометил рапорт Вирена: «Хранить до прибытия “Славы”, когда
произвести следствие…».
В итоге старший офицер Михаил Иванович Смирнов был спи-
сан, но в служебном отношении не пострадал – его сразу же на-
значили на аналогичную должность на черноморский линейный
корабль «Пантелеймон».
С точки зрения Коломейцова, вся история выглядела так: при-
быв на корабль, он сразу начал подтягивать дисциплину, чем выз-
вал недовольство офицеров и их обсуждение действий командира;
после прибытия ревизора члены кают-компании перенесли на него
своё раздражение командиром. Старший же офицер не смог наве-
сти порядок в кают-компании. «Энгельгардт лично не причем, это
козёл отпущения. Интрига же идёт с целью сломить упрямого ко-
мандира, забрать его в руки и служить так как нравится и приятно
офицерам». Заканчивался рапорт Коломейцова примечательными
словами: «…это не кают-компания, а какая-то республика».11
– 111 –
Вскоре командир провел очередную «беседу» с кают-компани-
ей. Он получил от офицеров заверение, что бойкот Энгельгардта
относился только лично к ревизору, и не носил характера скры-
той демонстрации недоброжелательности к командиру. Успо-
коившись, он решил других офицеров не списывать. «Дуэльную
историю» Коломейцов фактически «замял», не дав ей никакого
формального решения в законном порядке, просто сочтя, что по
возвращении в Россию в деле разберётся Суд посредников. Но он
понимал, что существование рядом офицеров, которые, возможно,
вскоре сойдутся на дуэли – недопустимо. Поэтому вынужден был
дать согласие на списание Энгельгардта.
Дальнейшая судьба М.К. Энгельгардта незавидна. 2 января
1912 г. он был зачислен в запас флота, а 21 числа того же месяца
застрелился в имении Ступино Ельнинского уезда12.
Между тем ремонт наконец-то был закончен, и 10 июля «Сла-
ва» вернулась в Россию. Все материалы по «тулонской истории» в
июле 1911 г. были переданы Главным морским штабом команду-
ющему Морскими силами Балтийского моря вице-адмиралу Н.О.
фон Эссену для проведения «подробного формального расследо-
вания». Николай Оттович 12 июля поручил эту не очень прият-
ную процедуру начальнику 1-й Минной дивизии контр-адмиралу
светлейшему князю А.А. Ливену.13
Александр Александрович собрал показания большей части
офицеров «Славы», а также в письменном виде задал ряд вопро-
сов Коломейцову. Не опросил он лишь находившегося в Кронш-
тадте М.К. Энгельгардта – «по недостатку времени» (на получе-
ние письменных показаний М.И. Смирнова из Севастополя время
нашлось). Бросается в глаза, что ответы Коломейцова испещрены
на полях пометами князя, большинство из которых – «неправда».
Заключение Ливена было однозначным – по его убеждению, ин-
циденты «были вызваны исключительно неумелым и бестактным
поведением самого командира». И далее: «Этот офицер очевид-
но мало знаком с организацией службы на корабле, и, прибыв на
“Славу”, своими бестолковыми распоряжениями и приказами не
только не водворял порядка на судне, но нарушал его на каждом
шагу; рядом бестактностей он деморализовал как офицеров, так
и команду. Видя, что вследствие собственного неумения у него
дело не ладится, он это приписывал противодействию офицеров,
существовавшему на самом деле лишь в его воображении. Нако-
нец, он совершенно подпал под влияние лейтенанта Энгельгардта,
– 112 –
который ловко сумел воспользоваться слабостями командира для
сведения личных счетов со старшим офицером и другими членами
кают-компании».14
Главный военно-морской прокурор Н.Г. Матвеенко фактически
согласился с Ливеном. Вопрос о дуэли прокурор счёл нужным «за-
мять», так как Суду посредников невольно пришлось бы оценивать
действия не только офицеров, но и командира корабля, чего не хо-
телось.15
Прочтя заключение, министр приказал подобрать кандидата
на назначение командиром «Славы» вместо Коломейцова. Как ни
странно, каких-либо последствий для Н.Н. Коломейцова расследо-
вание данного дела не имело – он командовал «Славой» до ноября
1913 г. Можно лишь предположить, что против его удаления вы-
сказался командующий флотом адмирал Эссен.
При обсуждении «тулонской истории» невольно возникает во-
прос: а удалось ли Н.Н. Коломейцову добиться повышения боевой
готовности линейного корабля «Слава», усовершенствовать несе-
ние на нём службы? Однозначного ответа мы, конечно, не найдём.
Сохранилась, однако, аттестация, данная Коломейцову в августе
1912 г. его начальником вице-адмиралом Н.С. Маньковским. Ука-
зав на тяжелый и неровный характер Коломейцова, из-за которо-
го попадающие на корабль офицеры часто стараются уходить под
различными предлогами, адмирал сделал вывод: «Всё это, конеч-
но, отражается и на самом корабле, который при нём, как по чисто-
те и порядку, так и по службе, далеко не тот, каким он был при его
предшественниках-командирах»16.
Вместе с тем ещё раз подчеркнём: для нас сейчас не так важно,
кто был прав, а кто – нет. Интересно другое. Мы смогли посмотреть
на жизнь кают-компании «изнутри», увидеть её традиции, вари-
анты обсуждения и решения спорных проблем, способы выходов
из острых ситуаций. Важно отметить, что у кают-компаний нача-
ла ХХ в. не было реально действующих механизмов для «выпуска
пара» в том случае, если командир оказывался не на стороне боль-
шинства. Особенно остро это проявлялось в обстановке дальнего
плавания, оторванности от Суда посредников. В таких случаях
приходилось либо терпеть неприятную ситуацию, либо подавать
рапорт о списании. Конечно, оставалась возможность изобретать
что-то нестандартное, вроде писем врачей своему медицинскому
начальству, как в истории со «Славой».
Примечания
1 РГАЭ. Ф. 231. Оп. 1. Д. 48. Л. 43–45.
2 РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 4. Д. 1471. Л. 60 об.
3 Там же.
4 Там же. Л. 54.
5 Там же. Л. 64.
6 Там же. Л. 55.
7 Там же. Л. 72.
8 Жена Николая Николаевича Коломейцова (с 12.07.1909): Нина Дмит-
риевна, ур. Набокова (14.10.1860, СПб. – 28.09.1944, Париж). Дочь минис-
тра юстиции, действительного тайного советника Дмитрия Николаевича
Н. (1826–1904) и Марии Фердинандовны, ур. баронессы фон Корф (1842–
1926). В первом браке (22.02.1880, СПб.; развод – 11.06.1909, СПб.) за ге-
нерал-лейтенантом Евгением Александровичем Рауш фон Траубенбер-
гом (11.06.1855–14.02.1923), командиром л.-гв. Кирасирского Ея И.В. полка
(1894–1899), Минским генерал-губернатором, генералом от кавалерии
(10.4.1911). Её братья: Набоков Владимир Дмитриевич (1869–1922), кон-
ституционный демократ; Набоков Константин Дмитриевич (1872–1927),
дипломат, член русской делегации в Портсмуте. Её племянник: Набоков
Владимир Владимирович (1899–1977), известный писатель.
9 РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 4. Д. 1471. Л. 29–29 об., 30.
10 Там же. Л. 106.
11 Там же. Л. 20.
12 Тихонова А.В. Род Энгельгардтов в истории России XVII–XX веков.
Смоленск, 2001. С. 472.
13 РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 4. Д. 1471. Л. 5.
14 Там же. Л. 37.
15 Там же. Ф. 407. Оп. 1. Д. 5696. Л. 5–6 об.
16 Там же. Ф. 873. Оп. 10. Д. 380. Л. 1 об, 2.