. ВДАЛИ ОКЕАН
Бухта Ложных вестей на острове Карагинском образована узкой косой протяжением в семь миль. Каково происхождение этой косы?
Можно ли, как встарь, пересечь по рекам Канинский полуостров? Это нужно рыбакам: такой путь намного короче и безопасней, чем по морю.
Десятки вопросов встают перед ученым-исследователем, когда он выезжает в экспедицию.
Свыше сорока лет провел в экспедициях автор этой книги Виктор Петрович Кальянов. Еще в юношеском возрасте удалось ему побывать на Тянь-Шане и в Сибири. Поехав на студенческую практику во Владивосток, он впервые увидел океан и с тех пор уже не смог с ним расстаться. Работа исследователя-океанографа стала делом его жизни.
В этой книге автор рассказывает о четырех экспедициях, в которых он участвовал, раскрывает юным читателям романтику своей профессии, передает увлеченность, без которой невозможно сделать ни одного, даже самого маленького открытия.
Картины природы — и северной красавицы тундры, и синего океана, и забайкальской тайги — занимают значительное место в книге. Автор смотрит на природу глазами ученого и художника, впитывая ее красоту и разгадывая ее тайны.
... Тянь-Шань. Сказочная котловина Иссык-Куля, бирюзовый Сон-Куль, теснины Боамского ущелья. Крутой и острый, как нож, перевал Туйюк-Кольтер. Мелодичный, переливчатыи свист уларов там, вверху, под самой снеговой линией, где из-под черных камней горной осыпи рождаются первые струи туркестанских рек, где по горным циркам порхают, как птицы, горные козлы и бараны — теке и архары.
... Суровая, покрытая колючей тайгой и бадаранами Витимо-Олёкминская горная страна, с высокими гольцами и сопками. В долинах бурелом от лесных пожарищ. Через каждые полчаса-час ожесточенные крики конюхов:
— У! Падло!.. Окаянная лошадка! Чтоб тебя яз-звило!
Остановка, лезешь в болото и вытаскиваешь упавшую на бок лошадь и увязшие вьюки.
... Грозные пороги Витима, Чары и Торы, по которым проплывали и в складной лодке и на небольших плотах с сумасшедшей скоростью, окутанные брызгами и холодной пеной. Мгновенное ощущение падения в сырую, туманную ревущую пропасть!
... Ласковое море, душистые кустарники Крыма. Буковые леса на склонах Яйлы и сама сухая, безводная, изборожденная Яйла. Злые, как сатана, чабанские собаки, отары овец и чудный, сливающийся с небом простор моря вдали. Треск цикад, рокот прибоя и ветер, напоенный ароматом магнолий.
... Сухой, пустынный Черный и Белый Дагестан. Черный, траурный там, где он сложен глинистыми сланцами, островершинный, с крутыми осыпями шиферника. Белый — в меловом, известняковом районе.
Раз вечером мы подъехали к аулу по горной тропе, цеплявшейся за склоны обрыва. Улицы был и, пусты. Мы подошли к лестнице саклей, широким амфитеатром спускавшихся в пропасть, и увидели: весь аул, как один человек, стоит и сидит на крышах, свесив ноги, и смотрит на обрывистую стену меловых гор, стоящую километрах в пятнадцати. Благоговейное молчание. На нас никакого внимания. Мы сошли с лошадей и тоже засмотрелись на скалы.
Солнце закатывалось, и лучи его желтели, розовели, рдели, отливали пурпуром и аметистом, затем перешли в голубовато-фиолетовый тон и погасли. И белые обрывы далеких гор повторяли всю эту гамму оттенков.
— Больше восьмидесяти лет живу на свете, — сказал один из почтенных стариков аула, — и все не надоело смотреть на игру скал в лучах заходящего солнца... Ни разу картина не повторилась!
... Широкие просторы Баренцова моря. Шорох льдин, трущихся вот тут, около уха за дубовой обшивкой судна. Тишина. Слышно дыхание паровой машины. Затем удар, судно вздрагивает от киля до мачт; судно бьется во льдах.
С наблюдательной бочки далеко видны сплошные льды, угловатые обломки ледяных полей, похожие на карту Марса. Далеко-далеко движется желтая точка — идет белый медведь. Широким, размашистым шагом приближается к судну. Вот он близко. Ясно вырисовывается его длинная голова.
... Шторм на Карском море. Ветер тридцать четыре метра в секунду, но он крепчает. Шквалы все сильнее. Вот сорвало оперение анемометра, и скорость ветра теперь неизвестна. Наш
«Альбатрос», зверобойный бот, как пробка, взлетает на гребень волны и, валясь на борт, уходит под уклон, вниз, и кажется, что волна закрыла полнеба, и вот-вот гребень встречной волны с пенным султаном всей массой захлестнет «Альбатрос» с палубными надстройками и чуть ли не с мачтами. Винт выходит из воды и бешено крутится в воздухе, кажется, что корма оторвется из-за бешеной скорости оборотов.,, но нет, судно спокойно, как поплавок, снова взбирается на волну, дрожит, карабкается, и волна проходит под нами.
И снова сверху далеко видно пенное море. Ветер срывает гребни волн, и в воздухе летит водяная пыль.
С первой же минуты, как я увидел море глазами океанографа, понял необъятность его вод, их энергию, и подвижность, и насыщенность жизнью, — я был покорен им навсегда.
Сколько таких далеких по времени, но близких по воспоминаниям картин! Иногда прошлое бывало красивым, иногда поучительным, всегда увлекательным.
Книга эта не выдержки из дневников — они затерялись. Но память сохранила отчетливые образы тех мест, где пришлось работать. Я старался быть документально точным в передаче картин и самого духа природы.