КОРАБЛИ И КАПИТАНЫКОРАБЛИ стареют, идут на слом... Но вот имена их, названия... У них свои судьбы, свой особый счет времени...
Такую примерно фразу услышал я от давнего знакомого — полярного капитана
Константина Константиновича Бызова. Второй уж год живет он в Москве. На заслуженном отдыхе, как говорится. Но отдыхом, прямо скажем, не наслаждается. Когда мы встречались то в Географическом обществе, то У подшефных школьников, Бызов на мой вопрос «как жизнь? »—скучно цедил сквозь зубы с высоты своего гвардейского роста:
— На приколе-то какая жизнь...
Все же я испытываю нечто вроде зависти, разглядывая румяное, моложавое капитанское лицо: отплавал человек полстолетия, а по виду лишь на сорок пять тянет, не больше. Тем приятнее было при последней встрече уловить в его голосе веселые интонации:
— Завтра еду. Как — куда?.. — Да, конечно, домой... И знаете зачем? Крестить буду одного добра молодца...
Что ж, счастливого пути, счастливого плавания. Зная, что «домом» Константин Константинович зовет привычные с юности северные моря, нетрудно было расшифровать и последнюю фразу: конечно, речь идет о приемке нового ледокола.
— Как же вашего крестника звать-величать?
— «Красин»! Чуете, какое имя? Новый «Красин» — дизель-электрический. С прежним паровиком и сравнивать нечего — раза в четыре мощнее.
Мы согласились в том, что хороший это обычай — передавать корабельные названия как бы по наследству. Вспомнили, что сразу после войны поднял флаг новый «Сибиряков», пришедший на смену прежнему, прославленному первооткрывателю Северного морского пути, кораблю-герою, погибшему в неравном бою с фашистским рейдером. И разве не украшает наш арктический флот новый дизель-электрический «Ермак» — прямой потомок макаровского, «ледокольного дедушки». А сколько еще новых ледоколов, сошедших со стапелей в послевоенные пятилетки! Водят они караваны по великой полярной трассе между бассейнами Атлантики и Тихого океана, нося гордые имена...
— Так-то вот, — подвел итоги нашей беседы Константин Константинович. — Теперь уж можно всерьез говорить, что к лучшему изменился климат за Полярным кругом.
И напомнил, как более двадцати лет назад, когда гостил я у него еще на старом «Ермаке», случилось нам наблюдать явление, для ледовитых морей уникальное, — грозу. Самую настоящую грозу! 26 июля 1955 года караван во главе с ледоколом-флагманом приближался к проливу Вилькицкого — «главным воротам» полярной судоходной трассы. Вдруг сгустились облака, потемневший небосвод прочертили молнии, загремел гром. Не только удивила, но и малость насмешила нас такая картина: невзломанный припай, припорошенный береговым песком, пожелтел от дождя, а медведь, явившийся невесть откуда из-за торосов, оказался рыжеватым, отнюдь не белым, как ему от природы положено.
Вот тогда-то со свойственной журналисту скоропалительностью я и высказался насчет прогнозов наших синоптиков, еще до войны отмечавших признаки потепления Арктики. Бызов рассмеялся:
— Синоптиков я, конечно, уважаю. Но думаю, что больше надо рассчитывать на новую технику. Со льдами в здешних морях при самом лучшем метеообслуживании и воздушной разведке бороться приходится все-таки кораблям. А корабли у нас пока — сами знаете... Побывали в кочегарке нашей — «духи» у топок шуруют, как, бывало, в макаровские времена... Да чего стоят бункеровки в пути?..
В тот июльский день, отмеченный небывалой в Арктике грозой, вспомнилось Бызову и еще кое-что: как в тридцать шестом, когда служил он штурманом на ледорезе «Литке», проводившем эсминцы с Балтики в Тихий океан, удалось каравану в начале сентября проскочить проливом Вилькицкого. И как год спустя, в октябре тридцать седьмого, тот же самый «Литке» при том же опытнейшем капитане Ю. К. Хлебникове вместе с транспортными судами застрял тут во льдах на целый год. А мне пришла на память Первая Ленская экспедиция 1933 года: пройдя проливом на восток в начале сентября, мы были вынуждены в конце этого месяца на обратном пути зазимовать. Самый флагман наш «Красин», по тому времени первейший ледокол, едва вырвался из тисков, возвратился в порт израненный, с обломанными гребными винтами.
— Погодите-ка, — перебил меня Бызов, а кто в Первой Ленской проводкой каравана ведал? Да, конечно,
Сорокин Михаил Яковлевич. Вот уж из капитанов капитан, не человек — живая история... Однако и ему перед стихией пришлось отступить.
Мы с минуту помолчали, по-сыновнему почтительно думая об этом замечательном мореходе, сражавшемся с японцами при Цусиме, с немцами на Балтике в первую мировую войну, о пионере не одной новой трассы в Арктике, о патриоте, пошедшем защищать блокированный Ленинград на седьмом десятке лет жизни. Грустно было сознавать, что седоусого флотского патриарха уже нет среди нас, что не увидит он предстоящего корабельного пополнения.
— Зато Павлу Акимовичу повезло, — заговорил после паузы Бызов, вспоминая другого своего учителя и недавнего командира, капитана
П. А. Пономарева, — он, Павел-то Акимыч, хоть и помоложе годами, но тоже чего только не повидал на своем веку, какие только моря не исходил. Последнее назначение ему как венец всей жизни.
Да, ярчайшая биография и у этого ветерана Арктики. В двадцать восьмом, когда спасали у Шпицбергена бедствовавшую итальянскую экспедицию Нобиле, служил Пономарев старпомом на «Красине». В тридцать четвертом, уже капитаном, повел он «Красина» на помощь челюскинцам почти кругосветным рейсом — с Балтики в Чукотское море через Панамский канал. В Отечественную войну водил военные конвои в беломорских льдах под бомбами фашистской авиации. И наконец, был назначен наблюдать за постройкой атомного ледокола «Ленин». Все полярники с нетерпением ждали, когда, наконец, поведет он чудо-корабль в Арктику. Все капитаны Севера и, конечно, Бызов в их числе желали Пономареву счастливого плавания.
И дождались! Как забыть нарядные флаги на рейде Кольского залива, когда Павел Акимович привел атомоход в Мурманск из первого испытательного плавания во льдах.
На смену «старикам-паровикам» приходили дизель-электроходы, оборудованные автоматикой, снабженные электронавигационной, радиолокационной аппаратурой. Новым кораблям присваивались имена выдающихся мореходов, к тому времени ушедших из жизни: «Капитан Воронин», «Капитан Мелехов», «Капитан Белоусов».
Владимиру Ивановичу Воронину принадлежит историческая заслуга в открытии «сквозного» (то есть без зимовки в пути) плавания из Белого моря в Тихий океан.
Афанасий Павлович Мелехов остался в памяти товарищей непревзойденным мастером проводки караванов во льдах.
Михаил Прокофьевич Белоусов первым из полярных моряков удостоился звания Героя Советского Союза.
— При живом Михаиле Прокофьевиче не один год старпомом отплавал, а потом два десятка лет командовал кораблем «Капитан Белоусов», — не без гордости рассказывает о себе Константин Константинович Бызов. — В каких только ледовых тисках не случалось бывать, сколько морей за кормой осталось! Но, пожалуй, тяжелее всего пришлось на сибирской реке. Да, на Енисее. Толстенный зимний лед ломали там в декабре, навигацию поддерживали при сорока — пятидесяти градусах. Ничего себе: потепление Арктики...
Ну, шутки шутками. Именно в конце 1970 года, когда Бызов на «Белоусове» привел в Дудинку транспорт за норильской рудой, пробив фарватер в Енисее, замерзшем от берега до берега, именно тогда был сделан первый шаг к продлению сроков арктической навигации, благодаря чему далекое Сибирское Заполярье как бы приблизилось к Большой земле. Навигационный период в ледовых морях, еще недавно измерявшийся тремя-четырьмя месяцами, стал теперь полугодовым.
А совсем уж недавно, в апреле нынешнего, 1976 года, сквозь льды Карского моря, особенно сплоченные после долгой зимы, пробился караван к мысу Хорасавей: в кильватер атомоходу «Ленин» прошел транспортный дизель-электроход «Павел Пономарев» с грузом для газовых промыслов Ямала. И тем была доказана возможность более раннего (на целых два месяца!) открытия навигации в Арктике.
— Вслед за Павлом Акимычем и Михаил Яковлевич скоро северными морями поплывет, отличным обещает быть и новый ледокол «Капитан Сорокин», — говорил Бызов, уезжая из Москвы. — Добрые встречи, думаю, будут у меня со старыми друзьями...
Савва МОРОЗОВ,
действительный член Географического общества
СССР.