Черский Иван Дементьевич (1845—1892)

[fisch1]

Черский (Иван Дементьевич, 1845—1892) — известный исследователь Сибири, геолог и палеонтолог. Литвин по происхождению, уроженец Виленской губернии, Ч., будучи в выпускном классе виленского дворянского института, принял участие в польском восстании 1863 г. Взятый среди повстанцев, Ч. был сослан в Сибирь и зачислен рядовым в линейный батальон, расположенный в Омске. В 1869 г. освобожден от военной службы. В 1871 г. переселился в Иркутск, где провел 15 лет, перебиваясь уроками и работая в Восточно-Сибирском отд. Императорского русского географического общества. В 1886 г., по приглашению академии наук, приехал в СПб. для научных занятий. Отправленный академией начальником научной экспедиции в Восточную Сибирь для исследования рек Яны, Индигирки и Колымы, скончался в Якутской тундре.

Лишенному правильной научной подготовки Черскому пришлось самоучкой восполнить пробелы своего образования и притом при крайне неблагоприятных условиях. Уже в Омске, в казармах, он урывками, но страстно и неутомимо учился, найдя поддержку и руководство в некоторых окружающих. Более систематично пошли научные занятия Ч. в Иркутске, благодаря руководству двух выдающихся земляков-натуралистов, Дыбовского и Чекановского. В изданиях Восточно-Сибирского отд. Имп. русского географического общ., а затем и академии наук, за время пребывания Ч. в Иркутске, помещен ряд самостоятельных работ Ч. по геологии Сибири и по остеологии современных и вымерших позвоночных животных Сибири; работы эти поставили Ч. в ряды весьма сведущих, опытных остеологов. Появление наиболее важных трудов Ч. относится к петербургскому периоду его деятельности. В 1886 г. появился его отчет о геологическом исследовании береговой полосы озера Байкал, с детальной геологической картой; в 1888 г. — геологическое исследование Сибирского почтового тракта от озера Байкал до восточного склона Урала, а в 1891 г. объемистое «Описание коллекций послетретичных млекопитающих, собранных Ново-Сибирской экспедицией», представляющее полную остеологическую монографию остатков послетретичных млекопитающих не только Ново-Сибирских островов, но и всей Сибири.

Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона т. XXXVIIIa (1903): Человек — Чугуевский полк, с. 697

[fisch1]

Черский, Иван Дементьевич, известный исследователь Сибири, геолог, палеонтолог; был по происхождению литвин, родился 3-го мая 1845 года в зажиточной дворянской семье, в родовом имении "Сволна", Дриссенского уезда Виленской губернии. В 1860 г., по окончании третьего класса Виленской гимназии, Ч. был переведен в Виленский Дворянский Институт. Последний год пребывания Ч. в этом учебном заведении совпал со временем польского мятежа (1863 г.), и восемнадцатилетний юноша, схваченный среди повстанцев, был сослан в Сибирь и зачислен рядовым в 1-й Западно-Сибирский линейный батальон, стоявший в г. Омске. Военная служба тяжело отозвалась на Черском: отличаясь слабым и нежным телосложением, он не вынес тягостей этой службы, стал хилеть, хворать и наконец слег. По несчастью, окружающие Черского в это время относились к нему очень подозрительно и не доверяли его заявлениям о болезни. Болезнь была нервная, сопровождавшаяся внутренними страданиями и не бросавшаяся в глаза; поэтому Ч. пришлось пробыть на испытании в течение нескольких месяцев, полных мучительной тревоги и опасений за свою участь. Несмотря, однако, на всю эту неблагоприятную обстановку, в юноше не угасла жажда знаний, и, без сомнения, уже в омских казармах им были приобретены зачатки тех сведений, которые впоследствии поставили Ч. в ряду самых выдающихся исследователей Сибири. В этом он еще в Омске нашел себе поддержку в лице одного из своих земляков, В. И. Квятковского, снабжавшего его книгами, и Г. Н. Потанина. Последний в особенности имел громадное влияние на направление всей дальнейшей ученой деятельности Ч., указывая ему лучшие руководства по естественным наукам, в особенности по геологии; не имея возможности самому принять участия в экскурсиях с И. Д., он руководил все-таки работами последнего во время его геологических исследований окрестностей Омска. Чтение, научные занятия, собирание коллекций, часть которых была еще в 1867 г. отослана Московскому Обществу любителей естествознания, были единственным утешением и поддержкой для Ч. Наконец, в 1869 г. он был уволен от военной службы, но прожил еще два года в Омске, перебиваясь уроками и посещая городскую больницу, где он занимался практической анатомией. В конце 1871 г. Черский получил разрешение переселиться в Иркутск и почти со дня приезда стал работать при восточно-сибирском отделе Императорского русского географического общества. Здесь в лице двух товарищей по несчастью, Дыбовского и Чекановского, выдающихся естествоиспытателей, он нашел себе новую поддержку. Знакомство с ними, по его собственным словам, имело самое благоприятное влияние на его научные занятия. В Иркутске Ч. повел жизнь настоящего труженика науки, и, несмотря на скудную материальную обстановку и на недостаток научных пособий, он, благодаря своему трудолюбию, энергии, завоевал себе почетное имя одного из лучших остеологов. С переездом в Иркутск начинается его литературная деятельность; к этому времени относится ряд его статей зоологического, палеонтологического и геологического содержания, материал для которых он черпал в начавшихся в то же время научных экскурсиях. Свою геологическую деятельность Ч. начал исследованием окрестностей города Омска, произведенным в 1871 г.; летом 1873 г. он уже работал в Восточной Сибири, совершая трудное путешествие по Тункинским и Китайским альпам; собранные коллекции сгорели во время пожара гор. Иркутска в 1879 г., но результаты исследования включены Черским в дополнения к известному изданию "Азии" Риттера. В 1874 г. Черский исследовал Тункинскую котловину и окружающие горы, особенно Еловский отрог, и выяснил связь Саяна с Тункинскими альпами, образуемую этим отрогом. В 1875 г. Ч. проехал из Иркутска по так называемому Московскому тракту до реки Бирюсы, с маршрутным исследованием пути, затем вернулся в Нижнеудинск и вверх по реке Уде к Нижнеудинским пещерам, где, при поддержке Академии Наук, произвел раскопки, давшие весьма интересный материал по третичной фауне млекопитающих. В следующем 1876 г. он исследовал долину реки Иркут от входа реки в ущелья, ниже Торской думы, до впадения в Ангару. В 1877 г. Черский начал одну из своих важнейших работ — исследование береговой полосы озера Байкал, которое продолжалось пять лет. Результаты исследований, которые Ч., сберегая скромные средства отдела, вел, плавая на своей собственной лодке и гребя сам, помещались в ежегодных весьма подробных предварительных отчетах и в первой части полного отчета, составляющего XII т. "Записок" восточно-сибирского отдела Императорского русского географического общества и касающегося только всего юго-восточного берега озера; материалы же относительно северо-западного берега включены Черским в дополнения к "Азии" К. Риттера. Краткий свод всех этих исследований вошел в XV т. "Записок" Императорского русского географического общества, и кроме того, в 1880 г. Ч. составил весьма подробную карту береговой полосы озера в масштабе 10 фт. в дюйме, изданную Минералогическим и Географическим обществами в 1886 г. В 1881 г. Ч. окончил исследование последней части юго-восточного берега Байкала, сделал экскурсию в Забайкалье, от устья Селенги до Кяхты, с боковыми экскурсиями по притокам Ceленги, Джиде, Чикою и Хилку. Летом 1882 г. Черский отправился из Иркутска по Якутскому тракту до ст. Горбовской, оттуда переехал на Н. Тунгуску, где в с. Преображенском провел более года, ведя метеорологические наблюдения и исследуя потретичные отложения в долине реки Н. Тунгуски их фауну и остатки первобытного человека. Все эти поездки совершались по поручению и на средства восточно-сибирского отдела Императорского русского географического общества. С 1885 г. Черский начал работать на средства Императорской Академии Наук; в этом году, проездом из Иркутска в Петербург, он исследовал местность вдоль Сибирского почтового тракта до восточного склона Урала и совершил боковые экскурсии к Падунскому порогу на реке Ангаре и к гор. Минусинску. Изданное Императорской Академией Наук сочинение Черского "Геологическое исследование Сибирского почтового тракта" представляет единственный в своем роде труд, суммировавший много отрывочных фактов по геологии Сибири, и, без сомнения, надолго будет служить настольной книгой для лиц, интересующихся этой страной. Более пяти лет, 1886—91 гг., Черский провел в Петербурге, продолжая свои работы по изучению Вост. Сибири, обрабатывая уже в кабинете собранные им материалы. Переезд в Петербург, не говоря уже о лучшей обстановке, был для Ч. необходим, так как положение в Иркутске становилось все более и более тягостным. К материальным невзгодам уже обзаведшегося к этому времени семьей Черского присоединились различные интриги и несправедливости со стороны некоторых иркутских дельцов. Черский, несмотря на свой замечательно кроткий характер, не избег людской зависти. Нравственные волнения, усиленные умственные занятия расшатали слабый организм Черского настолько, что в 1881 г. он сильно захворал мозговой болезнью и должен был целый год провести в вынужденном бездействии, снискивая себе пропитание обязанностями приказчика в лавке у одного из своих земляков. С переездом в Петербург его материальная обстановка не много изменилась к лучшему, но изменившаяся атмосфера возродила Ч., и он с юношеской энергией принялся за работу. Ко времени его пребывания в Петербурге относится ряд самых капитальных исследований и печатных трудов. Здесь он издал вышеупомянутую карту и исследование Сибирского тракта. Работая усердно в музее Академии Наук, Ч. в то же время успел закончить, по поручению Имп. Рус. Географического Общества, обширный труд, составивший дополнительный том к "Землеведению Азии" Риттера. По поручению того же Общества он обработал материалы, собранные А. Л. Чекановским во время экспедиции на Н. Тунгуску, и приготовил этот труд к печати. Затем, по поручению Академии Наук, принялся за исследование вымершей фауны млекопитающих Сибири. Исходным материалом для этой работы должны были послужить коллекции, собранные в 1885 и 1886 гг. новосибирской экспедицией; пользуясь не только академическими коллекциями, но и собраниями Геологического Комитета, Горного Института, С.-Петербургского и Московского университетов и других научных учреждений, а также собраниями частных лиц, И. Д. значительно расширил рамки своей работы и дал полную монографию всей известной до сих пор маммологической фауны Сибири. Этот труд привел Черского к таким интересным предположениям относительно геологической истории севера Сибири в новейшие периоды, что вызвал новую экспедицию на север Сибири, в Колымский край, снаряженную Академией Наук. Начальником этой экспедиции был назначен Ч. Были все данные налицо для того, чтобы ждать блестящих результатов от этой экспедиции. Ожидания эти уже стали подтверждаться первыми донесениями Черского, написанными так живо и увлекательно и проникнутыми таким бодрым духом, что единственное опасение друзей Черского, знавших слабое здоровье путешественника, за неблагополучный исход работ среди всевозможных лишений, стало казаться неосновательным. К сожалению, этим опасениям суждено было оправдаться; Черский умер, не окончив предпринятой им экспедиции, на пути из Средне- в Нижне-Колымск, 25 июня 1892 г. Умер он, не переставая до самой последней минуты вести свои наблюдения и заметки. Предчувствуя свою близкую кончину, он сделал все необходимые распоряжения, которые дали бы возможность вверенной ему экспедиции, под начальством его жены М. П. Черской, сделать нечто законченное в научном отношении. Таким образом, он до конца оставался верен своему призванию.

Этому замечательному ученому и человеку принадлежат следующие труды: "Очерк геогностического строения окрестностей гор. Омска", "Известия сибирского отдела Географического Общества", 1872 г., т. III; — "Несколько слов о вырытых в Иркутске изделиях каменного периода", там же; — "Заметка по поводу вопроса о форме передних рогов вымершего носорога", там же; — "Составление каталогов остеологической коллекции Иркутского музея", "Отчет Сибирского Отдела Географического Общества за 1871 г.", Иркутск, 1872 г.; — Краткий отчет об исследованиях, произведенных в Китайских и Тункинских альпах, "Известия сиб. отд. Географического Общества", т. ІV, 1873 г.; — "Уродливый поросенок", там же, т. IV, 1873, № 3—4; — "Даурский Myospalax как самостоятельный вид", "Bulletin de la Soc. Imp. des Naturalistes de Moscou", 1873 г., № 2, p. 430; — "Об уклонениях в зубной системе соболя и его пище", "Отчет сиб. отд. Имп. Рус. Географического Общества за 1873 г.", Иркутск, 1874 г.; — "Об уклонении в зубной системе сибирских лисиц", "Известия сиб. отд. Рус. Географического Общества", 1874 г., т. V, № 1; — "О зубной системе сибирских хорьков (ласка, горностай и т. п.)", "Известия сиб. отд. Имп. Русского Географического Общества", 1874 г., т. V, № 3—4; — "Об ископаемых остатках северного оленя около Иркутска и о современной им фауне", там же, т. V, № 2; — "Дополнения к ископаемой фауне окрестностей гор. Иркутска", там же, т. V, № 3—4; — "Описание черепа носорога, отличного от Rh. tichorinus (Rh. Merkii Jaeg.)", с таблицей, "Записки Имп. Академии Наук", т. XXV, 1874 г., стр. 65—74; — "Ископаемые остатки с Тихозадонского прииска Олекминской золотоносной системы", "Известия сиб. отд. Рус. Географического Общества", 1875 г., т. VI, № 1—2; — "Заметка к вопросу о возрасте пород, развитых в окрестностях гор. Омска", там же, т. VI, 1875 г., № 1—2; то же на немецком языке в "Zeitschr. d. Deutsch. geolog. Gesellsch.", 1876 г., Bd. ХХVIII, p. 217—224; mit einer Tafel; — "Предварительные сведения о предполагавшемся аксисе (Cervus axis) в Восточной Сибири", "Известия сиб. отд. Рус. Географического Общества", т. VI, 1875 г., № 1—2; — "Остатки первобытного быка (Bospri migenius)", там же, 1875 г., т. VI, № 3; — "Еловский отрог как связь между Тункинскими альпами и Саяном", там же, 1875 г., т. VІ, № 4, с картой и рисунками; — "Краткий отчет об исследовании Нижне-Удинской пещеры", там же; — "О межтемянной кости белок (Scurus)", там же, 1876 г., т. VII, № 1—2; — "Отчет об исследовании Нижне-Удинской пещеры", с планом и картой, там же, 1876 г., т. VII, № 2—3; "Краткий отчет об исследовании течения р. Иркута", там же, 1876 г., № 4—5; — "Антилопа Сайга с р. Вилюя", с табл., там же; — "Остатки пищи в зубах сибирского носорога", там же; — "Не превращен ли каменноугольный (юрский) песчаник в гнейс, развитый у истока Ангары", там же; — "Что такое древние развалины, найденные около крепости Тунки", там же; — "Мнения о бывшем в послетретичный период значительном распространении вод Ледовитого океана в Сибири (вопрос о байкальском тюлене)", там же, 1877 г., т. VIII, № 1—2; — "Вопрос о возрасте некоторых пород, развитых в Иркутской губ.", там же; — "Предварительный отчет о геологическом исследовании береговой полосы озера Байкал", там же, 1878 г., т. IX, № 1—2; "Из письма г-на Черского", там же, т. IX, № 3—4; — "Минеральные богатства местности, принадлежащей г. Иркутску", там же; — "Ископаемые остатки Нижне-Удинской пещеры" (там же перечень всех сухопутных послетретичных млекопитающих Восточной Сибири), там же, 1879 г., т Х, № 1—2; — "Исследования члена-сотрудника Черского на Байкале", "Известия Имп. русского географического общества", 1880 г., т. XVI, стр. 180—182; — "Предварительный отчет о геологических исследованиях береговой полосы озера Байкала", с карт., профилями и разрезами, "Известия вост.-сиб. отдела Имп. Рус. Географического Общества", 1880 г., т. XI, № 1—2; "К отчету о летних экскурсиях", там же; — "Предварительный отчет о геологическом исследовании береговой полосы озера Байкала", там же, 1881 г., т. XII, № 2—3; — "К вопросу о следах древних ледников в Восточной Сибири", там же, т. XII, № 4—5; — "Некоторые примечания к описанию Байкала К. Риттера", там же; — "Геологическая экскурсия на высокое плоскогорье и берег Байкала между устьем pp. Селенги и Кики", там же, 1882 г., т. XIII, № 1—2; — "Отчет о геологическом исследовании береговой полосы озера Байкала", часть І, "Записки вост.-сиб. отд. сиб. Имп. Рус. Географического Общества", 1886 г., т. XII, стр. І—XXIX; 1—405; с чертежами; — "Естественно-исторические наблюдения и заметки, деланные на пути от г. Иркутска до с. Преображенского на р. Нижней-Тунгуске", "Известия вост.-сиб. Имп. Рус. Географического Общества", 1886 г., т. XVI, стр. 238—309; с таблицей рисунков каменных орудий; — J. Czersky, "Naturhistorische Beobactung und Bemerkungen während eine Reise von Ircutzk nach N. Tunguska"; "Ueber die Resultate der Forschungen im Gebiete des Baikal-Sees", "Neues Jahrb. für Mineralogie, Geologie und Paléontologie", 1887 г., p. 471. Référé par. S. Nikitin; — "О результатах исследования озера Байкала", "Записки Имп. Русского Географического Общ.", 1886 г., т. XV, № 3, стр. 1—48, с двумя листами геологической карты; — То же в "Материалах геолог. России", 1889 г., т. XIII, стр. 1—48; с геологической картой; — "О тектонике горной страны, входящей в состав северо-западной окраины внутренней Азии", "Труды СПб. Общ. естествоиспытателей", 1886 г., т. XVII, вып. 2, стр. 51—58; — "Геологическое исследование Сибирского почтового тракта от озера Байкала до восточного склона Урала, а также путей, ведущих к Падунскому порогу на р. Ангаре и в г. Минусинск", "Записки Имп. Академии Наук", 1888 г., т. LIX, стр. 1—145, с картой; — "Exploration géologique de la route de Sibérie depuis de la lac de Baïkal, jusqu, au versant oriental de l'Oural, ainsi que des chemins, qui conduisent а Minousinsk et à la cascade Padoun sur l'Angara", "Bull. Soc. Belge de Geolog.", 1889 г., т. III, стр. 22—23. Référé par F. Loewinson-Lessing; — "О послетретичных образованиях Сибири", "Труды СПб. Общ. естествоиспытателей", 1888 г., т. XVIII, стр. 1—6; — "Об ископаемой фауне Нижне-Удинской пещеры", "Труды СПб. Общ. естествоиспытателей", 1888 г., т. XIX, отд. зоологии, стр. 66—70; — "О причинах смешения арктических и более южных форм млекопитающих в ранние эпохи послетретичного периода", "Записки Имп. минералогического общества", 1891 г., т. XXVII, стр. 395—397; — "Описание коллекций послетретичных млекопитающих животных, собранных новосибирской экспедицией 1885—86 гг.", Приложение к LXV т. "Записок Имп. Академии Наук", 1891 г., СПб., 8°, стр. 1—706, с 6 таблицами; — "И. Черский, Описание коллекций послетретичных млекопитающих животных etc.". Реферат И. Кузнецова, "Известия Имп. географического общества", 1892 г., вып. V, стр. 500—509; то же на нем. языке под заглавием: "Wissenschaftliche Resultate der zur Erforschung des Janlandes und der Neusibirischen Inseln ausgesandten Expedition", IV Abt. "Beschreibung der Sammlung postertiärer Säugethiere". Aus den russischen übersetzt. "Mémoires de l'Acad. de Sc. de S.-Pb.", т. XL, № 1, 1892 г., p. 1—512; mit. 6 Tafel; — J. Tschersky (Czersky), "Beschreibung der Sammlung posttertiärer Säugethiere etc.", Naturwissensch. Rundschau", 1895 г., №№ 3 и 4. Referiert von E. Koeken; — "Сведения об экспедиции Императорской Академии Наук для исследования pp. Колымы, Индигирки и Яны. Путешествие от Якутска до Верхне-Комымска летом 1891 г.", Приложение № 3 к LXVIII т. "Записок Академии Наук"; — "Сведения об экспедиции Имп. Академии Наук для исследования и проч. II. Пребывание в Верхне-Колымске зимою 1891—92 гг.". Письмо на имя адъюнкта академии г-на Плеске. Приложение № 8 к LXXI тому "Записок Имп. Академии Наук", 1893 г.; — Предварительный отчет об исследовании и проч. Год первый (1891 г.). От г. Якутка чрез верхнее течение р. Индигирки до с. Верхне-Колымска". С картою и разрезом, 1—35. Приложение № 5 к LXXIII тому "Записок Академии Hаук", 1893 г.; — J. Tzchersky (Czersky), "Vorläufiger Bericht über Forschungen in Gebiete der Flusse Kolyma, Indigirka und Jana", "N. Jahrb. Miner. etc.", 1896 г., Bd. II, S. 318—320. Référé par Ed. von Toll, avec quelques remarques; — К. Риттер, "Землеведение Азии. География стран, входящих в состав Азиатской России. Новейшие сведения об этих странах (1832—93). Часть 1. Саянское нагорье в пределах Иркутской губ. до юго-западной оконечности озера Байкала к югу от большого Сибирского тракта". Составили по поручению Имп. Рус. географического общ. П. Семенов, И. Черский и Г. Петц, СПб., 1894 г. Главная часть трудов по составлению этого тома принадлежит Черскому.

Черский состоял членом Имп. Рус. Географического и Имп. Рус. Минералогического Обществ, С.-Петербургского общ. естествоиспытателей, Имп. Московского Общ. испытателей природы, Имп. Общ. любителей естествознания, антропологии и этнографии и Московского археологического общ.; был удостоен следующих ученых наград от И. Р. Географического Общ.: в 1876 г. малой серебряной медали, в 1878 г. малой золотой медали и в 1886 г. золотой медали имени графа Литке.

Некрологи: С. Никитина и Ф. Чернышева, "Известия геологического комитета", 1892 г., № 9—10; В. Обручева, "Известия Восточно-Сибирского отдела Географического Общ.", т. XXIII, № 23; Н. Ядринцева, "Памяти И. Д. Черского", "Русские Ведомости", 1892 г., № 248; там же некролог А. в № 247; М. В. Загоскина и В. Соловьева, "Восточное Обозрение", 1892 г., №№ 39 и 40; Е. К. в "Тобольских Губ. Ведомостях", 1892 г., № 39; "Исторический Вестник", 1892 г. № 11, стр. 668 — 569; А. Iwanovsky, "А la mémoire de feu J. D. Czersky", "Bulletin d. Sosiété Imp. d. naturalistes de Moscou", 1893 г., № 2—3, стр. 355—364; И. Д. Кузнецова в "Вестнике Естествознания" за 1893 г.; "О последних днях путешественника по Сибири Ив. Д. Черского", "Записки Имп. Академии Наук", т. LXXII, 1893 г., стр. 1—7; см. также "Записки Имп. Академии Наук", т. XXVII, 1876 г., стр. 166—167; т. ХХVIII, 1876 г., стр. 214, 219; т. XXX, 1877 г. стр. 44, 45, 60; т. LVIII, 1888 г., стр. 68; "Очерк двадцатипятилетней деятельности Сибирского отдела Имп. Рус. Географ. Общ.", стр. 11, 12, 14, 22; E. Toll, "Die Tscherskische Expedition zur Erforschung der Gebiete der Kolyma, Indigirka und Jana", "Petermann's Mitteilung.", 1892 г., № V, p. 121—123; "Записки Имп. С.-Петерб. минералогического общ.", 2-я серия, ч. XXIX, 1892 г., стр. 217; Материалы для истории научной и прикладной деятельности в России по зоологии и соприкас. с нею отраслям знания преимущ. за последнее 35-летие (1860—1888 г.)", собр А. Богдановым в "Известиях Имп. Общ. любителей естествознания, антропологии и этнографии", т. XLVII; "Труды зоол. отд. Общ.", т. IV. (И. Д. Черский, краткая биография и портрет на XX таб.), см. также т. LIV; "Труды зоол. отдел.", т. II, стр. 9; "Труды С.-Петерб. Общ. естествоиспытателей", т. XXIV, вып. І, 1894 г., стр. X, см. также с. XVII, вып. І, стр. 15—16; вып. 2, стр. 61; т. XVIII, стр. 1, т. XX, стр. І, т. XXI, стр. II; "Известия Имп. Рус. Географ. Общ.", 1886 г., т. XXII, стр. 449, 488, 597; "Отчет Рус. Географ. Общ." за 1886 г., стр. 11—16; "Древности. Труды Моск. археологического общества", т. VIII. Протоколы собр., стр. 2; "Русская геологическая библиотека", составл. под ред. С. Никитина. Вып. І, II, III, IV, V, VI, VII, VIII, IX, X (1885—1894).
И. Соколов.

Русский биографический словарь А. А. Половцова т. 22 (1905): Чаадаев — Швитков, с. 341—346

[fisch1]

Черский Иван Дементьевич (Ян Доминикович) [3(15).5.1845, имение «Сволна» Дриссенского уезда Виленской губернии, ‒ 25.6(7.7).1892], геолог, палеонтолог и географ, исследователь Сибири. По национальности поляк. За участие в Польском восстании 1863‒64 был отдан в солдаты и отправлен в Омск. Под влиянием Г. Н. Потанина начал геологические и палеонтологические исследования в районе Омска. В 1869 освобожден от военной службы по болезни. В 1871 переехал в Иркутск. В 1873‒76 изучал Саяны, Присаянье и Приангарье; в 1877‒80 ‒ геологическое строение берегов Байкала; в 1881‒82 исследовал бассейн р.
Селенги и р. Нижняя Тунгуску. Ч. выдвинул идею эволюционного развития рельефа (1878). Предложил одну из первых палеотектонических схем для Сибири, использованную и развитую Э. Зюссом в труде «Лик Земли». В 1885 амнистирован и по приглашению Петербургской АН переехал в Петербург, выполнив по пути маршрутное геологическое исследование почтового тракта от Иркутска до Урала с заездами к Падунскому порогу Ангары, в Минусинск. В 1891 совершил экспедицию в район рр. Колымы и Индигирки. Умер в низовьях Колымы. Именем Ч. названы горная страна в Якутской АССР и Магаданской области и хребет в Забайкалье.


Соч.: О результатах исследования озера Байкал, СПБ. 1886 (Записки Русского геогр. общества, т. 15, № 3); К геологии внутренней Азии, в кн.: Труды Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей, т. 17, в. 2, СПБ, 1886.



Лит.: Обручев В. А., Иван Дементьевич Черский, в кн.: Люди русской науки, т. 1, М.‒Л., 1948; Ревзин Г. И., Подвиг жизни Ивана Черского, М.‒Л., 1952; И. Д. Черский. Неопубликованные статьи, письма и дневники, под ред. С. В. Обручева, Иркутск, 1956; Пармузин Ю. П., Иван Дементьевич Черский, в сборнике: Отечественные физико-географы и путешественники, М., 1959.

Большая советская энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия. 1969—1978.

[fisch1]

Обручев В.А.Иван Дементьевич Черский//Люди русской науки.Очерки о выдающихся деятелях естествознания и техники. Геология, география.Под редакцией И.В. Кузнецова. Государственное издательство физико-математической литературы, т. 1,Москва 1962 с.38-46

Труды Ивана Дементьевича Черского посвящены
исследованию Сибири. Вместе с А. Л. Чекановским он выполнил
важнейшие работы по изучению рельефа и геологического
строения значительной части этой обширной страны.
А. Л. Чекановский составил первую геологическую карту
южной части Иркутской губернии и выполнил смелые
экспедиции по рекам Нижней Тунгуске, Лене и Оленеку.
И. Д. Черский обследовал берега озера Байкал на всем их протяжении,
изучил часть бассейна р. Селенги, почтовый тракт от Иркутска до
Урала, описал обширную коллекцию четвертичных млекопитающих с
островов Новой Сибири и начал большую экспедицию от г. Якутска
через хребты в верховьях р. Индигирки на р. Колыму, во время которой
он погиб. Оба исследователя положили начало нашим современным
знаниям по геологии Восточной Сибири, и на результатах их работ
основывались все более подробные исследования позднейшего времени.
Иван Дементьевич Черский родился 15 мая 1845 г. в родовом
имении Дриссенского уезда Виленской губернии, учился в Виленской гим-

назии, а затем в Виленском дворянском институте. В последний год
пребывания в институте, когда его уже ожидала спокойная, обеспеченная
жизнь сельского хозяина, началось польское восстание 1863 г. Оно
увлекло 18-летнего юношу. Схваченный в числе повстанцев, он был
осужден в ссылку с зачислением рядовым в 1-й Западно-Сибирский
линейный батальон в г. Омске.
Пять лет Иван Дементьевич Черский провел в тяжелых условиях
казарменной жизни простого солдата того времени, ходил в караулы,
стоял на часах, но, несмотря на это, начал заниматься научными
исследованиями. В Омске он нашел земляка В. И. Квятковского, который
снабжал его книгами. Он познакомился также с известным русским
путешественником Г. Н. Потаниным, только что вернувшимся из
экспедиции в Южный Алтай и Тарбагатай. Потанин указал ему лучшие из
известных в то время руководств по естествознанию, в частности по
геологии, к которой И. Д. Черский проявил особую склонность. Г. Н.
Потанин руководил его занятиями. По указанию Потанина он изучил
окрестности города в геологическом отношении и собрал материал для
первой своей научной работы.
В 1869 г. И. Д. Черский по болезни был уволен от военной службы,
но прожил в Омске еще два года, перебиваясь уроками. В это время он
посещал городскую больницу, в которой занимался практической
анатомией.
В конце 1871 г. И. Д. Черский получил разрешение переселиться
в Иркутск, куда его манила возможность работать в Сибирском отделе
Географического общества. Здесь он встретился с двумя другими
ссыльными, участниками восстания — зоологом Дыбовским и геологом Чека-
новским, которые очень помогли ему в научных занятиях. А. Л. Чека-
новский производил по поручению Сибирского отдела геологическое
исследование на юге Иркутской губернии, а Дыбовский начал изучение
фауны озера Байкал. И. Д. Черский принялся за приведение в порядок
коллекции костей ископаемых животных в музее Отдела и занялся также
изучением зубной системы современных млекопитающих. То и другое
дало ему материал для ряда научных статей, напечатанных в
«Известиях» Отдела в 1872—1876 гг. Кроме того, он начал и полевые
исследования в окрестностях Иркутска для сбора ископаемой фауны, позже
посетил Китайские и Тункинские Альпы, выяснил их связь с Саяном,
подробно изучил пещеру на р. Уде в предгориях Саяна у г. Нижнеудин-
ска, где собрал богатую коллекцию вымерших четвертичных животных,
которую подробно описал. Он разобрал также вопрос о путях
проникновения тюленя из Ледовитого океана в озеро Байкал и вопрос о возрасте
пород, развитых в Иркутской губернии, а также обследовал ущелистую
часть долины р. Иркута от Торской думы до устья и подробно описал ее.
Все эти исследования подготовили И. Д. Черского для более
серьезной работы, порученной ему Сибирским отделом, именно — подробного
изучения береговой полосы озера Байкал. Это озеро привлекало
внимание натуралистов уже во второй половине XVIII в. своими размерами,
огромной глубиной и оригинальной флорой и фауной (наличие тюленя,
характерного для полярных морей, кремневой губки), а также
землетрясениями и густой нефтью, выбрасываемой волнами. Первое изучение
берегов Байкала выполнил в XVIII в. академик Георги, но его карта
берегов столетней давности была очень несовершенна и требовала
переделки. Четыре года (1877—1880 гг.) И. Д. Черский с весны до поздней
осени занимался изучением береговой полосы Байкала на скудные
средства, которые смог ему отпустить Сибирский отдел. Он плыл на лодке
с двумя-тремя гребцами вдоль берега, изучал береговые утесы с лодки,
если они обрывались в воду, или пешком, если они не доходили до воды.
Ночевали в палатке на берегу, питались главным образом сухарями и
рыбой, которую ловили на ночлегах. В бурную погоду приходилось
вытаскивать лодку на берег и выжидать; в такие дни И. Д. Черский
вместе с одним из гребцов совершал пешие экскурсии в глубь береговых
гор по долинам ручьев или сухим падям, иногда за 10—15 километров
от берега, чтобы лучше изучить их геологическое строение. Вернувшись
на зиму в Иркутск, он обрабатывал дневники и собранные коллекции
горных пород и составлял подробный отчет о летней работе, в котором
описывал состав и строение береговой полосы и часто рассматривал
связанные с этим различные вопросы геологии.
Его предварительные отчеты о наблюдениях каждого из четырех
годов на побережье озера Байкал занимают много страниц в номерах
«Известий Сибирского отдела Географического общества» и пояснены
многочисленными рисунками, изображающими детали обнажений
горных пород и формы рельефа. В них изложены подробные данные о
береговых обнажениях, изученных И. Д. Черским, о кристаллических и
метаморфических породах, с разными деталями их строения и
взаимоотношений, условиях залегания, складках, сбросах, включениях, о третичной
угленосной свите на восточном берегу, четвертичных песках и
галечниках. Последние он обнаруживал на разной высоте над современным
уровнем озера и признал доказательством прежнего более высокого стояния
воды в Байкале и затопления ею берегов. В отчетах мы находим также
записи о разных полезных ископаемых и подробностях современного
рельефа на склонах впадины озера.
Закончив исследование береговой полосы Байкала, И. Д. Черский в
1881 г. совершил большую поездку по южной части Западного
Забайкалья в бассейне р. Селенги от р. Кики на севере до монгольской
границы на юге, чтобы непосредственно ознакомиться с высоким плоского-
рием Восточной Азии, наличие которого перед тем установил П. А.
Кропоткин. Эта поездка также описана им в подробном отчете, содержащем
много поучительных данных и сопоставлений.
В 1882 г. И. Д. Черский уехал на год в с. Преображенское на р.
Нижней Тунгуске, где вел метеорологические наблюдения и обследовал
долину верхнего течения реки, собрал остатки четвертичной фауны и
первобытного человека. Путь от Иркутска до с. Преображенского и
проводившиеся наблюдения он также описал в большом отчете.
В Иркутске И. Д. Черский жил очень скромно, на маленькое
вознаграждение, которое получал как хранитель музея. Но в 1879 г.
огромный пожар в городе уничтожил здание Сибирского отдела с его музеем
и библиотекой, и некоторое время И. Д. Черскому пришлось
существовать на заработок приказчика в мелочной лавке. При пожаре сгорели
все собранные им коллекции. Поэтому И. Д. Черский смог окончательно
обработать и составить полный отчет об исследовании береговой полосы
озера Байкал только по наблюдениям и сборам последних двух лет, ка-
савшимся восточного берега этого озера, Его полный отчет об изучении
берегов Байкала, изданный Сибирским отделом в 1886 г. в одном томе
его трудов, содержит только описание восточного берега, а сведения о
западном береге И. Д. Черский смог включить только позже, в том
дополнении к тому V «Азии» К. Риттера, которое он составлял уже в
Петербурге по поручению Географического общества. Но И. Д. Черский
подготовил также подробную геологическую карту береговой полосы
озера в масштабе 10 верст в 1 дюйме на 2 листах с общей
объяснительной запиской, которая была издана в 1886 г. Географическим и
Минералогическим обществами.
В 1885 г. И. Д. Черский получил от Академии наук, обратившей
внимание на крупные научные результаты его исследований, поручение
произвести геологическое исследование вдоль всего сибирского почтового
тракта от Иркутска до Урала. Он выполнил задание за одно лето,
сделав еще боковые экскурсии от тракта на Север до Падунского порога на
р. Ангаре и на юг до г. Минусинска. Описание этого исследования
напечатано в «Записках Академии наук». Им была установлена связь
геологических данных между Уралом и берегами озера Байкал по новым
наблюдениям впервые после работ больших экспедиций XVIII в.
В своих отчетах по наблюдениям в Саяне, Прибайкалье и на пути
из Иркутска до Урала И. Д. Черский, кроме изложения геологических
данных, высказал также интересные взгляды об эволюции эрозионного
рельефа вообще. Задолго до Дэвиса, которого обычно считают
основателем эволюционной геоморфологии, И. Д. Черский еще в отчетах о
работах на берегах Байкала, на высоком плоскогорий и на пути к Уралу
в 1877—1887 гг. правильно характеризовал общие закономерности
развития рельефа, различал его возраст, определял начало и законченность
его развития, говорил о вымирании, изнашивании, выравнивании,
превращении островершинных хребтов с резкими очертаниями в
выровненные поверхности плоскогорий. Мысли об эрозионном развитии рельефа,
сложившиеся у И. Д. Черского в стройную и научно обоснованную
систему в 1877 г., опубликованные им в 1878 г. в предварительном отчете
об изучении берегов оз. Байкала, позволяют считать его вместе с
П. А. Кропоткиным создателем эволюционной геоморфологии.
И. Д. Черский правильно представлял себе, что образование
впадины Байкала не имело катастрофического характера, а представляло
длительный процесс с нижнепалеозойского времени и продолжается еще
теперь; но он считал ее геосинклиналью, постепенно углублявшейся при
тангенциальном сжатии земной коры, тогда как по новым данным ее
нужно считать прогибом и провалом по разломам, гораздо более
молодым третичным, может быть частью юрским.
Почти семь лет (1885—1892 гг.) И. Д. Черский прожил в
Петербурге, работая в музее Академии наук. Он закончил очерк по геологии
берегов Байкала и на основании всех сибирских наблюдений сделал в
Обществе естествоиспытателей доклад о тектонике (геологическом
строении) горной страны, входящей в состав северо-западной окраины
внутренней Азии. Этот доклад, небольшой по объему, но очень ценный по
содержанию, намечает основные черты строения южной части Сибири,
принятые позже и развитые дальше знаменитым австрийским геологом
Зюссом в его «Лике Земли». По поручению Географического общества
И. Д. Черский составил два тома дополнений к т. V «Азии» К. Риттера,
касавшихся Прибайкалья, Байкала, Саяна и Забайкалья. По поручению
того же Общества он обработал материалы, собранные А. Л. Чеканов-
ским во время экспедиции по р. Нижней Тунгуске, и подготовил этот
труд к печати.
В музее Академии наук ему были поручены обработка и описание
обширных сборов костей четвертичных млекопитающих, собранных в
1885—1886 гг. экспедицией Бунге и Толля на севере Якутской области
и островах Новосибирского архипелага. И. Д. Черский изучил не только
эту коллекцию, но и все остальные по четвертичной фауне, имевшиеся в
музеях Академии, Геологического комитета, Горного института и
университетов Петербурга и Москвы. Описание их составило большой том
«Записок Академии наук», в котором И. Д. Черский подытожил также
все свои ранее опубликованные материалы о четвертичных отложениях
всей Сибири и дал новое деление их, описал условия жизни исчезнувшей
фауны на севере и на полярных островах. Этот большой труд о
геологической истории севера Сибири в четвертичное время, сохранивший свое
значение до настоящего времени, побудил Академию наук снарядить
под руководством И. Д. Черского новую экспедицию в эту
малоизвестную область.
Всех, знавших состояние здоровья И. Д. Черского, это предложение
обеспокоило. Приходилось опасаться, что он не выдержит чрезвычайно
трудных условий экспедиции в далекую Якутскую область с ее суровым
климатом. Но сам И. Д. Черский говорил об этом путешествии с таким
увлечением и с таким юношеским пылом стремился к исследовательской
работе на окраине Сибири, к новым научным задачам, что никто не
решился серьезно предупреждать его об опасности этого шага.
Весной 1891 г. И. Д. Черский вместе с женой выехал из Петербурга.
В конце мая он был в Иркутске, где посетил автора этих строк, бывшего
в то время геологом Горного управления, единственным штатным
геологом Сибири, продолжавшим работы в Прибайкалье и Байкальском
нагорье. И. Д. Черский произвел на меня впечатление
ученого-энтузиаста. Наш разговор, естественно, коснулся вопроса о прежнем
оледенении Сибири, возможность которого он отрицал, основываясь на
современном сухом континентальном климате, не допускающем большого
накопления снега. Ясные признаки оледенения, обнаруженные
Кропоткиным в Ленском золотоносном районе, он старался объяснить другими
природными силами или ошибками неопытного наблюдателя, а такие
же признаки в горах Саяна, которые он также сам видел,—
существованием местных небольших ледников. Говоря с увлечением о задачах своей
экспедиции в Якутскую область, он надеялся, что там найдутся
доказательства невозможности прежнего сильного оледенения даже под
полярным кругом.
Необходимо отметить, что упорное отрицание возможности
значительного прежнего оледенения Сибири в четвертичном периоде И. Д.
Черский, сам видевший признаки его только в Китайских альпах, основывал
на своих наблюдениях о сухости современного климата, на отсутствии
признаков оледенения на берегах озера Байкала (не замеченных или
неправильно истолкованных им), в особенности же на авторитете
известного крупного климатолога А. И. Воейкова. На основании многолетних
метеорологических наблюдений А. И. Воейков считал климат всей
Сибири слишком континентальным, сухим, с недостаточным выпадением
зимнего снега, и объяснял это значительным удалением северной
половины Азии от области Атлантического океана, с которой северо-западные
ветры приносят обильные осадки на материк Европы до Урала; но далее
на юго-восток запасы влаги быстро убывают и являются уже
недостаточными. Это авторитетное утверждение метеоролога и геолога
обусловило то обстоятельство, что многие геологи, работавшие в Сибири в
конце XIX и в начале XX века, считали прежнее оледенение ее
невозможным и не обращали внимания на многочисленные признаки его,
находимые на севере до 60° с. ш. и на юге в гористых областях
Прибайкалья, Станового хребта, Саяна и Алтая, или же старались дать этим
признакам иное объяснение. В результате получались пробелы и
ошибки в выводах относительно геологии четвертичных отложений и
геоморфологии разных местностей, пока ряд новых собранных данных не
доказал ошибочность заключений Воейкова и Черского и не было
окончательно установлено уже к тридцатым годам значительное прежнее
оледенение севера Сибири и южных горных стран.
Первые донесения И. Д. Черского из Якутска и Верхнеколымска,
полученные Академией наук, были проникнуты бодрым духом и
содержали очень интересные данные о высоких хребтах, которые он открыл
между верховьями рек Индигирки и Колымы, и о ясных, вопреки его
ожиданиям, следах прежнего оледенения в виде конечных морен на дне
долин. В них были также интересные сведения о жизни и обычаях
местного населения, о ценах на привозные продукты — сахар, муку, свечи,
мыло — ив связи с этим о скудном продовольствии экспедиции. За
время зимовки в Верхнеколымске в очень тяжелой обстановке И. Д.
Черский написал подробный отчет о результатах путешествия от Якутска
с характеристикой рельефа и строения четырех хребтов, пересеченных им
на этом пути, с приложением маршрутной съемки, поперечных разрезов
и исправленной карты местности.
Этот длинный и трудный маршрут из Якутска до Верхнеколымска
подорвал слабые силы И. Д. Черского, а зимовка при суровом климате
с длительными морозами в 40—55° в якутской юрте окончательно
расстроила его здоровье и вызвала тяжелую легочную болезнь. Предвидя,
что ему не удастся закончить экспедицию, И. Д. Черский, преодолевая
болезнь, привел в порядок собранные коллекции для отправки их в
Академию наук и составил упомянутые выше подробные отчеты. Он
предчувствовал, что дни его сочтены, и сделал уже в Верхнеколымске
распоряжения относительно продолжения экспедиции после его смерти и
судьбы его жены и сына, 12-летнего мальчика, которые его
сопровождали. Эти распоряжения он изложил письменно и оставил их
священнику В. И. Сучковскому в Верхнеколымске, а сам выехал 31 мая 1892 г.
вниз по р. Колыме на карбазе (большой лодке с каютой), чтобы
выполнить программу экспедиции как можно полнее. Он совершенно не щадил
себя и проводил целые дни и светлые полярные ночи на узком сидении
в носовой части карбаза, чтобы вести беспрерывные наблюдения над
характером берегов реки. Только во время стоянок он переходил в каюту,
где тяжелый кашель позволял ему уснуть лишь в сидячем положении и
с перерывами. В. И. Сучковский, посетивший И. Д. Черского 3 июня
на стоянке в Сиен-Томахе говорил, что худое, как щепка, тело, желтый
цвет лица с землистым оттенком и дрожащие руки свидетельствовали,
что дни его сочтены. Тем не менее он был бодр, спокойно говорил о
близкой смерти, интересовался жизнью населения края и говорил, что
несчастные туземцы (якуты и ламуты) страдают от всякого рода
кулаков гораздо больше, чем от суровых условий страны. Он скорбел только
о том, что экспедиция, на которую Академия наук затратила так много
денег, не будет закончена, но непременно хотел довести свои
исследования хотя бы до Нижнеколымска.
10 июня 1892 г. экспедиция прибыла в Среднеколымск, где
пробыла 3 дня, которые И. Д. Черский провел в каюте, не вставая; горловые
спазмы не позволяли ему уже говорить. На дальнейшем пути
наблюдения вела его жена, а он заносил их в дневник. С 20 июня он не мог
делать и этого, поручив работу своему сыну, а сам оставался в каюте в
сидячем положении: спазмы не позволяли ему лежать.
7 июля 1892 г. вечером близ устья о. Прорвы И. Д. Черский
скончался. Он был похоронен на берегу р. Колымы, в урочище Омолон, в
30 километрах ниже Прорвы, где 3 дня пришлось копать могилу в веч-
номерзлой почве. Сообщение В. И. Сучковского о последних днях
И. Д. Черского, напечатанное в «Записках Академии наук», показывает
самоотверженность этого ученого, на краю могилы продолжавшего
заботиться лишь о сохранности собранных наблюдений.
Наблюдения И. Д. Черского были позже использованы при новых
более подробных исследованиях в Якутской области, а его имя
присвоено, по постановлению Географического общества, горной системе ряда
высоких хребтов, образующих большую дугу севернее хребта
Верхоянского, пересекающую реки Индигирку и Колыму, три цепи которой были
впервые открыты и изучены им на маршруте между этими реками.
Среди научных трудов И. Д. Черского наибольшее значение имеют
его исследования на берегах озера Байкал и в горах Прибайкалья,
положившие начало нашим современным знаниям о строении этой
высокогорной части Сибири, сложенной из древнейших слоистокристаллических
и метаморфических пород докембрия с их обширными интрузиями и из
отложений древнего палеозоя. Составленная им подробная геологическая
карта береговой полосы озера Байкал до сих пор не потеряла своего
значения. Велико значение большого труда И. Д. Черского, содержащего
описание фауны четвертичных млекопитающих Сибири и характеристику
отложений этого периода. Его наблюдения в Околобайкалье и на
высоком плоскогорье Забайкалья, соображения о тектонике последнего и его
северо-западного окаймления положили основу нашим современным
знаниям об этой области, из которой исходили все дальнейшие более
подробные исследования новейшего времени.

Главнейшие труды И. Д. Черского: Очерк геогностического строения
окрестностей г. Омска, «Изв. Сибирск. отд. Русск. географ, общ.», т. III, 1872; Краткий
отчет об исследованиях, произведенных в Китайских и Тункинских альпах, там же,
т. IV, 1873; Об ископаемых остатках северного оленя около Иркутска и о
современной им фауне, гам же, т. V, № 2, 1874; Дополнения к ископаемой фауне
окрестностей г. Иркутска, там же, т. V, № 3—4, 1874; Описание черепа носорога,
отличного от Rh. tichorhinus (Rh. Mercki Jaeg) с таблицей, «Записки Академии наук»,
1. XXV, 1874; Ископаемые остатки с Тихонозадонского прииска Олекминской
золотоносной системы, «Изв. Сибирск. отд. Русск. географ, общ.», т. VI, № 1—2, 1875;
Заметка к вопросу о возрасте пород, развитых в окрестностях г. Омска, там же,
т. VI, № 1—2, 1875; Остатки первобытного быка (Bos primigenius), там же, i. VI,
№ 3, 1875; Еловский остров, как связь между Тункинскими Альпами и Саяном
(с картою и рисунками), там же, № 4, 1875; Отчет об исследовании Нижне-Удин-
ской пещеры с планом и картой, там же, т. VII, № 2—3, 1876; Краткий огчег
об исследовании течения р. Иркута, там же, № 4—5, 1876; Не превращен ли
каменноугольный (юрский) песчаник в гнейс, развитый у истока Ангары, там же. т. VII,
№ 4—5, 1876; Мнения о бывшем в послетретичный период значительном
распространении вод Ледовитого океана в Сибири (вопрос о байкальском тюлене), «Изв.
Сибирск. отд. Русск. географ, общ.», т. VIII, № 1—2, 1877; Предварительный
отчет о геологическом исследовании береговой полосы озера Байкала, «Изв. Восточно-
Сибирск. отд. Русск. географ, общ.», т. IX, № 1—2, 1878; Минеральные богатства
местности, принадлежащей г. Иркутску, там же, т. IX, № 3—4, 1878; Ископаемые
остатки Нижне-Удинской пещеры (там же. перечень всех сухопутных послетретичных
млекопитающих Восточной Сибири), там же, т. X, № 1—2, 1879; Предварительный
отчет о геологических исследованиях береговой полосы оз. Байкал с картою,
профилями и разрезами, там же, т. XI, № 1—2, 1880; Предварительный отчет о
геологическом исследовании береговой полосы озера Байкал, там же, т. XII, № 2—3,
1881; К вопросу о следах древних ледников в Восточной Сибири, там же, т. XII,*
№ 4—5, 1881; Геологическая экскурсия на высокое плоскогорье и берег Байкала
между устьем рек Селенги и Кики, там же, т. XIII, № 1—2, 1882; Отчет о
геологическом исследовании береговой полосы озера Байкала, часть 1, «Записки Восточно-
Сибирск. отд. Русск. географ, общ.», т. XII, 1886; Естественно-исторические
наблюдения и заметки, деланные на пути от г. Иркутска до села Преображенского на
р. Нижней Тунгуске, там же, т. XVI, 1886; О результатах исследования озера
Байкала, там же, т. XV, № 3, 1886; Материалы геологии России, там же, т. XIII,
1889; О тектонике горной страны, входящей в состав северо-западной окраины
внутренней Азии, «Труды СПб. общества естествоиспытателей», т. XVII, вып. 2, 1886;
Геологическое исследование Сибирского почтового тракта от озера Байкала до
восточного склона Урала, а также путей, ведущих к Падунскому порогу на р. Ангаре
и в г. Минусинск, «Записки Академии наук», т. IX, 1888; О послетретичных
образованиях Сибири, «Труды СПб. общества естествоиспытателей», т. XVIII, 1887; Об
ископаемой фауне Нижне-Удинской пещеры, «Труды СПб. общества
естествоиспытателей», т. XIX, отдел зоол., 1887; О причинах смещения арктических и
более южных форм млекопитающих в ранние эпохи послетретичного периода,
«Записки Минералог, общ.», т. XXVII, 395—397, 1891; Описание коллекций
послетретичных млекопитающих животных, собранных Ново-Сибирской экспедицией
1885—1886 гг., прил. к LXV тому, «Записки Академии наук», 8°, 1891;
Предварительный отчет об исследованиях в области рек Колымы, Индигирки и Яны,
«Записки Академии наук», т. XXVI, 1893, прилож. Mb 5; Неопубликованные статьи,
письма и дневники, Иркутск, 1956.

О И, Д. Черском:
Чернышев Ф. и Н и к и т и н С, Иван Дементьевич
Черский (некролог и список сочинений), «Изв. Геологич. комитета», № 9—10, 1892;
Обручев В., И. Д. Черский (некролог), «Изв. Восточно-Сибирск. отд. Русск.
географ, общ.», т. XXIII, № 3, 1892; Плеске Ф. Д., Иван Дементьевич Черский
(некролог), «Записки Академии наук», т. XXI. 1893; О последних днях
путешественника по Сибири И. Д. Черского, там же. т. XXII, 1893; Ядринпев Н.,
Памяти И. Д. Черского, «Русские ведомости», № 248, от 8 сентября 1894; О б р у-
чев С. В., Когда и кем был открыт хребет Черского?, «Геологич. вестник», т. 6,
№ 4—6, 1928; Обручев С. В., Открытие хребта Черского, «Научное слово»,
Mb 1, 1929; «Большая Советская Энциклопедия», г. 61, 1934; Энциклопедич
словарь Гранат, изд. 7, ч. III; Васьковский А. П., Памяти И. Д. Черского,
«Колыма», № 6, 1943; Каратаев Н. К., Революционеры-географы и этнографы,
«Изв. Гос. географ, общ.», т. 70, вып. 6, 1938; Обручев В. А., И. Д. Черский
(К 100-летию со дня рождения), «Природа», № 4, 1946; Ломакин В. В.»
Геоморфологические идеи Черского, «Природа», № 4, 1950; Ревзин Г. И., Подвиг жизни
Ивана Черского, М.—Л., 1952; Зарин ы В. и Е., Путешествие И. Д. Черского,
М., 1952; Покшищевский В. В., Найденное призвание, в сборн.: «Под небом
всех широт», М., 1961.

[fisch1]

Ревзин Г. И.Подвиг жизни Ивана Черского. Предисл. и науч. ред. акад. В. А. Обручева. - Москва ; Ленинград : Изд-во Главсевморпути, 1952. - 108 с., 1 л. карт. : ил.

[Revzin_G.I.]_Podvig_zhizni_Ivana_CHerskogo.pdf [15.9 МБ Скачиваний: 338]

[fisch1]

Алдан-Семенов, А.И.Черский / А.И. Алдан-Семенов . – М. : Молодая гвардия, 1962 . – 223 с., [4] л.ил., портр.: ил. – (Жизнь замечательных людей: Серия биографий [основана в 1890 г. Ф. Павленковым и продолжена в 1933 г. М. Горьким] ; Вып.20 (353))

Об авторе этой книги:
Андрей Игнатьевич Алдан-Семенов родился в 1908 году в Уржумском уезде Вятской губернии, в семье бедняка. Литературную работу начал в 1928 году в городе Вятке.
В 1935 году А. Алдан-Семенов выпускает в Казани первую книгу стихов. Затем до 1938 года работает ответственным секретарем Кировского краевого отделения Союза советских писателей. В 1938 году, в период культа личности, он был незаконно репрессирован. Пятнадцать лет жил и работал на Колыме. Во время своих скитаний по Колыме Алдан-Семенов побывал в местах, которые на полвека раньше посетил знаменитый русский путешественник Иван Дементьевич Черский. Многострадальная и героическая жизнь Черского вдохновила поэта на создание поэмы «Последний день». Поэма была опубликована в книге «Северо-Восток», изданной в 1954 году в Алма-Ате.
За последние годы Алдан-Семенов издал ряд книг в прозе и стихах. «Светлые ночи», «Берег Надежды», «Бухта Желания», «Север, Север!», «Ветер в березах», «Покорители Севера», «Закон дружбы» имеют тираж 350 тысяч экземпляров.
Его повесть «Берег Надежды» вышла в Шанхае на китайском языке.
В 1959 году Алдан-Семенов снова вернулся к работе над книгой об Иване Дементьевиче Черском, в результате которой и появилась настоящая книга, наиболее полно отображающая жизнь и научный подвиг замечательного путешественника и исследователя Дальнего Севера.
А. Алдан-Семенов - член Союза советских писателей со дня его основания.

Алдан Семёнов_Черский (1962).djvu [4.94 МБ Скачиваний: 303]

[fisch1]

Черский И. Д.Сведения об экспедиции императорской академии наук для исследования рр. Колымы, Индигирки и Яны.. Санкт-Петербург, тип. Имп. Акад. наук, 1893
2: Пребывание в Верхне-Колымске зимою 1891-1892 года
Письмо на имя адъюнкта академии Ф. Д. Плеске

[fisch1]

ЛЯРСКИЙ П.А.СУДЬБА ПЕРВОПРОХОДЦА// БЕЛАРУСКАЯ ДУМКА 2009. ― № 12. ― С. 110―115

ЛЯРСКИЙ П. А..pdf [330.96 КБ Скачиваний: 398]

[fisch1]

Шумилов А.Черский и Обручев. Эстафета //Знание - сила, 1998 № 01 (847) с.153-159

Взглянув на карту Сибири, вы сразу же увидите, что к востоку от реки Лены до берегов Охотского моря простирается обширная горная страна — настоящая терра инкогнита, которая не знает дорог.
Впрочем, если быть справедливым, есть и другие пути — речные. Ведь каждая из северных сибирских рек — Яна, Индигирка и Колыма — по длине чуть ли не превышает Волгу.
Правда, в 1926 году, когда Сергеи Владимирович Обручев начинал работать, на карту были нанесены только река Яна и низовья Колымы, а ее верховья и Индигирка были совершенно не исследованы. «С волнением смотрю я с перевала,— пишет Обручев.— Река, по которой никто не проплывал».
«Да, это действительно совершенно неизведанная область, куда еще не ступала нога исследователя. Таинственная Индигирка из тонкой черной полоски на карте превратилась теперь в большую полноводную реку».
Конечно, предстоящий путь по Индигирке был гораздо интереснее, чем переход через Верхоянский хребет. Плавание принесло немало неожиданностей.
«Как только мы выплыли из лабиринта островов,— вспоминает Обручев,— мы увидели широкую реку, несущую свои воды с бешеной скоростью. Немного жутко было плыть в одиночестве в моей легкой лодочке, которая так мала, что когда я ложился, мое тело заполняло ее целиком. Лодка вздымается на плоских волнах стремнины и вертится в многочисленных водоворотах».
«Из всех рек, которые мне приходилось проплывать,— добавляет Обручев,— Индигирка самая мрачная и страшная по своей мощи и стремительности».
«К вечеру,— продолжает он,— мы с ужасом убеждаемся, что вода необыкновенно быстро поднимается и река буквально вздувается».
В течение следующих десяти дней вода в Индигирке падала так же быстро, как раньше поднималась. А на быстринах скорость доходила уже до 15 километров в час. Возле утесов пльггь было даже опасно, но Сергею Владимировичу приходилось зарисовывать складки земных пластов, записывать и фотографировать.
Утром, пока помощник Обручева якут Конон заканчивал починку брезентовой лодки, сам Сергей Владимирович вместе с Константином Алексеевичем Салитевым решили сходить на соседнюю гору в надежде увидеть на востоке или на севере «ужасные болота» правого берега Индигирки, о которых в свое время говорил географ Майдель.
Поднявшись на склон крутой горы, вершина которой была скрыта в облаках, они окончательно убедились в том, что ими открыт новый большой хребет.
«Уже когда мы доплыли до устья Неры,— писал Обручев,— стало ясно, что горные гряды левого берега Индигирки продолжаются к востоку от реки. Теперь, глядя на бесконечные цепи гор, преграждающие горизонт на севере и юге, я понял, что мы находимся в сердце огромного хребта».
«Припоминая описанные Черским высокие безлесные хребты, уходившие на северо-запад, и сопоставляя это со сведениями других путешественников, прошедших по Верхоянско-Колымскому трахту, я решил, что огромный хребет тянется непрерывно от Полярного круга через Индигирку до Колымы,— писал Сергей Владимирович.— Эти выводы о существовании единого громадного хребта подкреплялись и геологическими данными: и мои наблюдения, и отчет Черского — все доказывало, что здесь проходит мощная складчатая система».
До экспедиции Сергея Владимировича на картах северо-восток Азии изображали в виде получаши, окруженной с запада, юга и востока стеной хребтов — Верхоянского, Колымского и Анадырского. От этих хребтов отходили по радиусам более мелкие хребты, разделяющие бассейны рек: Яны, Индигирки, Колымы и Омолона.
В действительности оказалось, что и реки, и хребты расположены совсем иначе.
Верхоянский хребет — очень широкий и мощный, состоит из нескольких параллельных. За ним лежит высокое обширное Оймяконское плоскогорье, а затем новый громадный хребет, состоящий из отдельных более мелких хребтов.
В 1926 году многое оставалось неясным. Что делается с хребтом дальше к востоку? Заворачивает ли он на юг, параллельно Верхоянскому хребту, или идет на восток, а потом в виде дуги на северо-восток — вдоль Колымского хребта?
Конечно, было еще много неясностей. Но так или иначе успех экспедиции 1926—1927 годов превзошел все ожидания. И это при том, что тогда еще не существовало современного экспедиционного оборудования. Не было аэропланов для аэрогеодезической съемки, не было вездеходов, аэросаней. А о работах на шельфе никто, конечно, и не думал.
Участникам экспедиции удалось проникнуть в сердце горной страны, где не бывал ни один исследователь; открыть громадный хребет; нанести на карту большие реки. Но на северо-восток еще простирались огромные неизученные пространства. Надо бьшо исследовать среднее течение реки Индигирки и почти весь бассейн Колымы.
Географическое общество, рассмотрев представленные на суд материалы экспедиции, решило назвать главный хребет именем Черского — в честь Ивана Дементьевича Черского, замечательного исследователя Сибири-
О нем, конечно, надо обязательно написать, хотя и работал он не в двадцатом веке, а в конце девятнадцатого, однако без его трудов открытие Сибири было бы надолго отодвинуто. Эстафету через два десятка лет подхватил С. В. Обручев.
Иван Дементьевич Черский (он же Ян Домикикович) в молодости был далек от науки. Он учился в Виленском дворянском институте, владел несколькими языками, увлекался музыкой и танцами, живописью и литературой. Но когда в 1863 году Польшу, Белоруссию и Литву охватило освободительное движение, восемнадцатилетний Черский, не колеблясь, ушел к «лесным братьям».
После разгрома восстания он был осужден на пожизненную ссылку на «край света» — в Амурские батальоны. Однако Иван Дементьевич откупился взяткой и его оставили в Омском батальоне, а через несколько лет, благодаря своей безотказности, он из рвдовых дослужился до звания фельдфебеля.
И он, и его сослуживцы, достигшие званий ефрейторов и подпрапорщиков, надеялись, что смогут возвратиться на Родину. Но их ожидало страшное разочарование. Их просто исключили из списков военнослужащих и зачислили в категорию политических ссыльных. Им не дали справок о службе и оставили в Сибири без права выезда в Россию.
Черский, безусловно, был глубоко потрясен — вечная ссылка! Но за эти годы в нем уже пробудился интерес к естественным наукам. Библиотека офицерского собрания в Омске стала для штрафного рекрута первым Университетом.
Всхоре Иван Дементьевич уже самостоятельно возглавляет экспедицию, результатом которой стала первая геологическая карта труднодоступного горного района — бассейнов Иркута, Китоя и Белой. А в три последующих года постепенно расширяет район своих работ: Восточный Саян, Хамар-Дабан, верховья реки Ангары.
Черский удостоен серебряной медали Географического общества, и в 1877 году именно ему поручено комплексное изучение побережья Байкала.
Жизнь, хотя и в бессрочной ссылке, стала постепенно налаживаться. Еще в 1873 году Черский поселился у овдовевшей сибирячки Евфимии Елисеевны Ивановой. Мавра — Дочка ее — едва умела писать, но всегда с любопытством рассматривала карты и книга. Иван Дементьевич занялся ее образованием и вскоре она стала постоянной помощницей уме него.
Два десятка лет он был совершенно одинок: сибирские этапы, омские казармы, угол у дворника в музее, а теперь наконец-то у него семья, дом. Мавра Павловна ждала ребенка.
Летом 1885 года из Петербурга пришло радостное известие — бессрочная ссылка отменена, Черский помилован.
Пять петербургских лет стали лучшим периодом в его жизни. Исчезли материальные заботы, собралась семья — жена, сын и мать, которую Иван Дементьевич тоже перевез к себе.
Черский напряженно работает — шестнадцать часов в сутки. Он пишет большую монографию. Географическое общество награждает его золотой медалью. Но он не склонен и даже не может почивать теперь на лаврах.
Несмотря на ухудшающееся здоровье, он выдвигает план новой экспедиции — Колыме- Индигирской. Состав экспедиции предельно ограничен: сам Черский, его жена и помощница Мавра Павловна, да еще двенадцатилетний сын.
Судя по воспоминаниям жены, Черский уже в Иркутске страдал хроническим катаром и тяжелой болезнью сердца. Почти постоянно у него болели глаза, временами были приступы нервной болезни.
Нельзя не удивляться той огромной работе, которую выполнял и еще должен был выполнить этот тяжелобольной человек.
Семьдесят шесть дней продолжалось путешествие Черских от Якутска до Верхне-Колымска — две тысячи верст по неизведанной горной стране. Этот труднейший переход, а затем трудная зимовка близ полюса холода, где морозы порой достигают почти семидесяти градусов, не могли не сказаться.
«Я таю скорей, чем свеча,— говорил Иван Дементьевич ссыльному священнику.— Боюсь, что мне уже не осталось времени подготовить жену к роковому часу. Выдержат ли ее нервы? — вот что больше всего меня беспокоит».
В марте 1892 года, поскольку ни одного врача во всем округе не было, сам Черский стал заполнять собственный «скорбный лист» — так в то время назывался нынешний «больничный».
«К концу марта,— писал Черский,— у меня появился кашель, мешавший спать в течение нескольких ночей, причем обстоятельство это совпало с некоторым расстройством желудка. Приписав кашель простуде, столь обычной по веснам, я не удивился также и заметной слабости...
Кашель был чаще всего сухой: прием ипекакуаны вызывал мокроту, но она имела совершенно другой вид, нежели обыкновенная в таких случаях. Я отхаркивал сероватую, довольно густую и пенистую мокроту, причем в ней были нитевидные черные пятна. Появилась одышка, пульс даже в лежачем состоянии превосходил 90 ударов, но меня вовсе не лихорадило.
17 апреля в мокроте я увидел несколько жилковидных пятнышек крови. С тех пор я каждый раз видел кровь в мокроте, но количество ее не увеличивалось. Одышка обыкновенно с 2—3 часов пополудни. Пульс все тот же».
Когда лед прошел и берега сделались доступными для маршрутных обследований, рабочие перенесли Черского в карбаз. На стоянках, когда Ивану Дементьевичу удавалось забыться в коротком сне, Мавра Павловна отправлялась в небольшой маршрут в поисках образцов горных пород и окаменелостей.
Черский же, просыпаясь, методично записывал в дневник погоду и результаты дня:
«Июля 1-го... В 8.55 пристали ночевать к острову Петкову. Давление 739,7; температура +13V
«Июня 8-го. В известняке, около стоянки жена нашла кораллы. Номера образцов: № 61, № 62, № 63, fk 64... № 75, N5 76, № 77».
Однако 20 июня в дневнике появляется пометка самой Мавры Павловны: «Июня 20-го. Давление 727,5. Температура +8°. С сегодняшнего дня муж передал дневник мне, так как сам не в состоянии был вписывать наблюдения».
Теперь день за днем, минута за минутой она аккуратно отмечала путь экспедиции, записывала метеорологические данные, номера образцов собранных пород и окаменелостей.
Ночью 22 июня сильный кашель не давал ему забыться даже на минуту. Среди других записей за этот день Мавра Павловна отмечает: «Мужу хуже, силы его совсем слабеют».
24 июня. «Боюсь — доживет ли муж до завтра? Боже мой, что будет дальше?»
25 июня запись в дневнике начинается словами: «Всю ночь муж не мог уснуть, его мучили сильные спазмы». Потом идут подробные описания виденного и собранного за этот день... И опять о состоянии больного: «В 11.54 на левом берегу проплыли речку Кривую. Пристать к уберегу нельзя, потому что крутые яры. Муж показал рукой на шею — чтобы прикладывать холодные компрессы. Через несколько минут одышка уменьшилась, и сейчас же пошла кровь из носа».
Сгустки крови застревали в горле, и Мавра Павловна пыталась пинцетом вытаскивать их, а сам умирающий помогал ей. Когда настали последние минуты, Иван Дементьевич еле-еле успел с трудом сказать: «Подготовься, Маша, будь мужественна в несчастьи». Она понимала, естественно, что конец его близок, но ее силы тоже подходили к концу.
Священник Сукачевский — очевидец событий — вспоминал позднее: «Иван Дементьевич сидел, опустив голову на руки, и о чем-то, кажется, думал. Но услышав разговор жены с сыном, разговор о том, как сын должен поступить со всеми оставшимися бумагами, если она не выживет, Иван Дементьевич поднял голову и стал прислушиваться, а когда разговор был окончен, обращаясь к сыну, произнес: «Саша, слушай и исполняй». И с этими словами умер».
Запись в дневнике Мавры Павловны за 25 июня несколько иная: «Пристали в 3.30 к речке Прорве (видимо, к устью речки). Муж умирает. Он скончался в 10.10 вечера».
Современные медики, самым внимательным образом изучавшие «скорбный лист», совершенно единодушны в диагнозе: «Непосредственной причиной смерти Черского явился, судя по всему, туберкулез или рак легких».
Позднее в своей автобиографии Мавра Павловна писала: «Мне хотелось похоронить мужа вблизи какого-нибудь селения... Однако из-за бури, мешавшей плаванью, простояли у устья Прорвы трое суток. 28 июня карбазы спустились до заимки Колымской — несколько выше устья реки Омолон, где и было решено похоронить Черского.
Из бревна, принесенного течением, было наскоро сооружено некоторое подобие гроба, куда были положены останки покойного мужа. Затем стали рыть могилу, но на глубине 1/2 аршина земля оказалась настолько мерзлой, что лопаты пришлось отбросить и рыть могилу исключительно при помощи топора».
Только 1 июля состоялись, наконец, похороны, а позже на могиле были поставлены крест и ограда. На устье Прорвы — на месте смерти Черского — позднее был также поставлен крест с надписью.
В 1929 году гидрографическая экспедиция под начальством И. Ф. Молодых поставила на могиле Черского столб с медной доской, с надписями на русском и польском языках, а позже здесь был поставлен каменный памятник.
Осталось только сказать об удивительном завещании Яна Черского, о несгибаемом стремлении его к новым и новым научным достижениям. Даже лежа на смертном одре, он думал прежде всего о завершении работ, о своем якобы Долге перед Академией наук: «В случае моей смерти, где бы она меня ни застала, экспедиция под управлением моей жены Мавры Павловны Черской должна все-таки ныне летом непременно доплыть до Нижне-Колымска, занимаясь главным образом зоологическими и ботаническими сборами и разрешением тек из геологических вопросов, которые доступны моей жене. Иначе, если экспедиция 1892 года не состоялась бы в случае моей смерти, Академия должна потерпеть крупные денежные убытки и ущерб в научных результатах, а на меня, вернее на мое имя, до сих пор еще ничем не запятнанное, ложится вся тягость неудачи. Только после возвращения экспедиции обратно в Средне-Колымск она должна считаться оконченной. И только тогда должна последовать сдача остатков экспедиционной суммы и экспедиционного имущества».
Мавра Павловна, надо добавить, неукоснительно выполнила завещание своего мужа. Экспедиция, несмотря ни на что, сплавилась до самого Нижне-Колымска, и съемка таким образом была доведена до конца.
Ныне на любой карте вы легко найдете огромный хребет Черского, названный так в тридцатых годах Сергеем Владимировичем Обручевым. Найдете вы на карте и поселок Черский. А если бродячая жизнь заведет вас в этот поселок, вы увидите монументальный обелиск с надписью: «Выдающемуся исследователю Сибири и Колымы, Индигирки и Яны, геологу и географу Ивану Дементьевичу Черскому от благодарных потомков».
Все правильно в этой надписи, конечно. И все-таки жаль, что тут не хватает еще одной строки: «И верной жене его, арктической путешественнице Мавре Павловне Черской».
Как вы знаете, Сергей Владимирович Обручев во многом шел по следам Черского. Но в 1926 году он отправляется в новую далекую экспедицию — в Якутию. Перед ним еще менее известная страна, практически огромное «белое пятно». Вместе со своим спутником геодезистом-картографом Константином Алексеевичем Салищевым, Обручев вновь идет по местам, где еще не ступала нога исследователя. Ведь никто из геологов и географов никогда не видел Индигирку в верхнем ее течении. Сама местность оказалась совсем не такой, как это следовало из разных слухов и рассказов.
Обручеву не терпелось продолжить исследования на Сибирском Севере, но новую экспедицию на Индигирку и Колыму удалось организовать только в 1929 году.
Опыт прежних экспедиций убедил Обручева в том, что освоение просторов советской Арктики возможно только с помощью самолетов. Была организована специальная Чукотская экспедиция, которая вошла в историю освоения Севера, изучения полярных стран как одна из наиболее значительных и плодотворных. Географические и геологические результаты экспедиции 1934—1935 годов были блестящие.
С 1939 года начался последний, очень длительный период почти постоянных экспедиций, продолжавшихся 15 лет.
Территорией исследования снова стала Восточная Сибирь, теперь — ее южная окраина, Саяно-Тувинское нагорье.
На Среднесибирском плоскогорье Обручев открыл, а точнее, обосновал существование огромного угленосного бассейна, названного им Тунгусским. Этот бассейн простирается от низовьев реки Ангары к северу до гор Бырранга на Таймыре и занимает едва ли не половину территории между Енисеем и Леной. По запасам углей, среди которых есть бурые, каменные, коксовые, полуантрациты и антрациты, он превосходит больше чем в полтора раза Ленский бассейн и более чем в три раза Кузнецкий угольный бассейн.
Изучение геологического состава и обнаруженное единство его отдельных частей сделали возможной оценку золотоносности всего этого края.
Таков ряд геологических и географических открытий С. В. Обручева на сибирском Севере. Конечно, это правильно, если говорить сухим языком отчетов. А если по-настоящему оценить работы этого замечательного исследователя, то других слов, кроме как «жизненный подвиг», не найти.
Своими работами Сергей Владимирович открыл путь не только к освоению Сибири, но и к шельфовым богатствам Северного Ледовитого океана. Как тут не вспомнить Ломоносова: «Российское могущество будет прирастать Сибирью и Северным Ледовитым океаном».

[fisch1]

Никитин С.Н., Чернышев Ф.Н. Иван Дементьевич Черский: [Некролог и список сочинений]. СПб., Геолком, 1892. 15 с.

641.pdf [12.07 МБ Скачиваний: 327]

[ББК-10]

Власть труда, 1927, № 3(2108), 5 января.

ТРИ ЭТАПА
НА ЮБИЛЕЙНОЙ ВЫСТАВКЕ ВСОРГО
ДЕЯТЕЛИ ВСОРГО

...
— Где же здесь найти бы мне Черского? Старушка пришла взглянуть на портрет И. Д. Черского, которого знала лично, и заявить об адресе дочери И. Д.

---

Власть труда, 1927, № 5(2110), 7 января.

ГДЕ ЖЕНА ЧЕРСКОГО?
(Письмо в редакцию).

В №3 «Власти Труда», в замета «Три этапа» (по поводу выставки), в абзаце «Деятели ВСОРГО», сказано, что старушка... знала лично Черского и прошла заявить адрес дочери И. Д.
Сообщен был адрес не дочери, а жены Черского ее воспитанницей гр. Ф. В настоящее время жене Черского 75 лет. Живет она в Высочанах, Витебской губ., фольварк Казимирова, Марфа Павловна Черская. Она—член трудовом артели, сообща обрабатывающей небольшой участок земли.

Дежурный член по выставке.

[fisch1]

Новицкая Л.Семья Черских: служение науке // Сибирские огни ,№09 - сентябрь 2024

Геолог, палеонтолог, географ, исследователь Сибири, Иван Дементьевич Черский своими изысканиями восстановил геологическую историю Байкала. Его открытия имели не только научный интерес, но и повлекли за собой мощное развитие промышленности и экономики Восточной Сибири. Черскому принадлежат труды «Отчет о геологическом исследовании береговой полосы озера Байкал» и «О результатах исследования озера Байкал» (1886), «Геологические исследования Сибирского почтового тракта от оз. Байкал до восточного склона хр. Уральского, а также путей, ведущих к Падунскому порогу на р. Ангаре и в г. Минусинск» (1888). В честь И. Д. Черского названы крупнейшая горная система Восточной Сибири, хребет в Забайкалье, горная вершина, вулкан, административный центр в Якутии (бывший Нижне-Колымск), улицы в разных городах, Иркутское товарищество белорусской культуры. О Черском написаны книги и статьи, детали его биографии раскрывали А. И. Алданов-Семенов, П. А. Лярский и многие другие.
Вместе с Иваном Дементьевичем Черским в экспедициях участвовала его жена Мавра Павловна. «Суженого птицей не облечу, конем не объеду» — гласит белорусская пословица. Так и сложилось: страстно любящие науку и путешествия мужчина и женщина стали супругами.
Сын Черских Александр с юных лет сопровождал родителей, а после окончания университета стал исследователем Дальнего Востока.
С полным правом мы можем утверждать, что жизнь семьи Черских была посвящена служению науке.
Становление молодого ученого Иван Дементьевич Черский родился в дворянской семье 3 мая 1845 года в имении Сволна Дриссенского уезда Витебской губернии Северо-Западного края Российской империи (ныне Верхнедвинский район Витебской области Беларуси). Мальчик был крещен в Забельском костеле именем Ян Станислав Франтишек. Его дед, Иван Францевич, служил заседателем в Дриссенском земском суде. Отец, Доминик Иванович, был депутатом Витебского дворянского собрания. Мать, Ксения Яковлевна, урожденная Конон, также происходила из дворянского рода. Когда Яну было 10 лет, умер его отец. Ян и его старшая сестра Михалина остались на попечении матери. Ксения Яковлевна заботилась об образовании детей, нанимала лучших учителей, уделяя главное внимание, как тогда было принято в высшем обществе Северо-Западного края, иностранным языкам, теории искусства, музыке, бальным танцам.
Пройдя курс домашнего обучения, Ян поступил в Виленскую гимназию, а затем в Виленский дворянский институт. Когда вспыхнуло польское восстание 1863 года под руководством Кастуся Калиновского, Черский, как и многие другие студенты института, примкнул к нему. Он провел четыре недели в лагерях повстанцев, был взят в плен правительственными войсками и отправлен в Витебскую тюрьму.
Витебский военно-полевой суд приговорил 18-летнего юношу к бессрочной рекрутской службе в Сибири с конфискацией имущества и лишением дворянского звания.
После суда Черского отправили по этапу в Сибирь. Сначала его ждал Тобольск, затем Омск. По пути Ян познакомился с Александром Лаврентьевичем Чекановским, осужденным по тому же делу «63-го года». По воспоминаниям Черского, Чекановский, ученый-геолог и страстный натуралист, не обращая внимания на конвоиров, собирал насекомых, ловил на лету бабочек, рассовывал по карманам камешки и растения. Именно Чекановский привил Черскому любовь к науке.
Во время службы в 1-м Западно-Сибирском линейном батальоне будущий ученый, теперь уже не Ян, а Иван, не Доминикович, а Дементьевич, сторожил заключенных Омского острога. Ежедневная строевая муштра, тяжелые физические нагрузки, а главное — чувство ущербности... Черский был государственным преступником, и командиры относились к нему соответственно. Впрочем, ему разрешалось брать книги в библиотеке и совершать длительные прогулки в окрестностях Омска. В свободное время молодой человек много читал.
Открытием для него стали книги Чарльза Дарвина, поскольку в Виленском дворянском институте естественным наукам внимание не уделялось. Благодаря советам А. Л. Чекановского, Черский начал по книгам изучать естествознание, физику, геологию. Прогулки по берегам Иртыша и Оби превратились в мини-экспедиции по поиску костей доисторических животных, ценных минералов, раковин.
Со временем у Ивана Черского образовалась небольшая палеонтологическая коллекция. Об изысканиях начинающего исследователя узнал живший в Омске известный путешественник Григорий Николаевич Потанин, который дал ему множество ценных советов и рекомендовал послать коллекцию древних раковин в Московский университет. Черский так и поступил, но положительного отзыва не получил.
В 1868 году в Западную Сибирь приехал академик Петербургской академии наук тайный советник Александр Федорович Миддендорф — ученый-путешественник, географ, зоолог, основоположник геокриологии (мерзлотоведения). Он, как вспоминал Потанин, встретился с Иваном Черским и одобрил его исследования, заявив, что находки юноши полностью меняют представления о наличии вечной мерзлоты в Западной Сибири.
Статус государственного преступника угнетал молодого человека. Он подал прошение о переводе в Казань, чтобы поступить в Казанский университет, но ему отказали. Возможно, именно этот отказ привел к началу тяжелого заболевания нервной системы, сопровождавшегося нарушением мозгового кровообращения. Начальство считало, что молодой человек симулирует болезнь, но она прогрессировала. Три месяца Иван Черский провел в госпитале, и весной 1869 года его признали негодным к военной службе. С казармой он распрощался, однако так и остался ссыльным, осужденным на вечное поселение в Сибири.
Оправившись после болезни, Черский продолжил свои изыскания, а на жизнь зарабатывал уроками иностранного языка, танцев и музыки. Во время новых походов по окрестностям Омска он обнаружил череп древнего человека. Находка стала поводом для написания статьи по антропологии, отправленной в Императорское Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии. В протоколе заседания комиссии Общества от 7 апреля 1871 года говорилось: «Секретарь представил статью антропологического содержания — о черепах, вырытых в окрестностях Омска. Труд этот доставлен г. Черским... Было определено просить г. Черского продолжить его исследования».
Начало работы в Иркутске Весть о молодом изыскателе дошла до иркутских ученых — сотрудников Восточно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества (ВСОИРГО). Среди них были ссыльные поляки и белорусы, осужденные по тому же делу «63-го года»:
Б. И. Дыбовский, В. А. Годлевский, Н. И. Витковский и уже упоминавшийся А. Л. Чекановский. Осенью 1871 года они выхлопотали для Черского разрешение переехать в Иркутск. Не последнюю роль в получении разрешения сыграло участие А. Ф. Миддендорфа. В Иркутске Иван Дементьевич приступил к работе в городском музее. Он выполнял одновременно обязанности писаря, библиотекаря и консерватора и зарабатывал 25 рублей в месяц. В результате кропотливого труда (а работал Черский по 16 часов в сутки) все 22 тысячи экспонатов музея были систематизированы и частично описаны.
На окраине города молодой ученый снял комнатку у вдовы Ефимии Елисеевны Ивановой. Ефимия Елисеевна и ее муж Павел Васильевич происходили из иркутских крестьян и с рождения жили в селе Александровском Иркутской губернии. Там 1 мая 1857 года у них родилась дочка, крещенная Маврой. Вскоре после рождения девочки супруги переехали в Иркутск и купили дом для обустройства «гостиницы». Здесь, в Иркутске, родилась их вторая дочка, Ольга. Овдовев, Ефимия Елисеевна продолжала заниматься своей так называемой гостиницей. Когда там поселился Черский, дочери Ивановой уже были подростками. Девочки почти не владели грамотой, и Иван Дементьевич взялся за их обучение. Старшая из них, четырнадцатилетняя Мавра, оказалась, по словам ученого, одаренной натурой. Ее интересовала наука, походы по окрестностям Иркутска, по берегам Байкала. Но, в отличие от Черского, Мавру привлекало изучение не ископаемых костей, а живой природы, особенно растений. Постепенно у нее обнаружились недюжинные способности ботаника и зоолога.
Весной 1873 года ВСОИРГО, по предложению А. Л. Чекановского, поручил Ивану Дементьевичу возглавить экспедицию по изучению Восточного Саяна. Наибольший интерес сотрудников географического общества вызывали рельеф и геологическое строение Тункинских и Китойских гольцов. Вместе с геологом Николаем Гартунгом Черский обследовал гольцы, уточнил абсолютные высоты, собрал огромную коллекцию горных пород и выяснил их происхождение. Затем экспедиция вышла в долину реки Онот и там провела геологические изыскания. По итогам полевых работ Черский и Гартунг составили подробную геологическую карту. В 1874 году Иван Дементьевич снова отправился в горы Восточного Саяна, где исследовал связь геологических структур Тункинских гольцов с горной системой Хамар-Дабан.
Следующий, 1875 год принес Черскому открытие в области палеонтологии. Он посетил Нижне-Удинскую пещеру, давно не вызывавшую научного интереса, и обнаружил в ней огромное количество костей ископаемых животных. В описании этой находки ученый проявил себя как высококлассный палеонтолог. Далее последовали экспедиции в юго-западные районы Иркутской губернии, где Черский сделал важные дополнения к прежним исследованиям, проведенным А. Л. Чекановским. За свою работу Иван Дементьевич получил серебряную медаль Русского географического общества.
Исследования Байкала в 1877—1879 годах В 1877 году ученый приступил к исследованию Байкала по разработанной им программе. Программа ставила следующие задачи:
исследование метаморфических процессов, которые претерпели горные породы байкальских берегов; определение времени происхождения горных долин; наблюдение вулканических процессов в районе озера; поиск следов ледникового периода; изучение провалов байкальского дна и определение уровня воды; составление подробной геологической карты берегов и островов Байкала с отметками мест полезных ископаемых, минеральных источников и горячих ключей; сбор коллекции минералов, горных пород и останков третичных животных.
Вместе с Черским в экспедиции участвовал ссыльный профессор Варшавского университета, первый исследователь байкальской фауны зоолог Бенедикт Иванович Дыбовский. Незадолго до этого Дыбовский доказал наличие обитателей-эндемиков в байкальских глубинах. Чтобы максимально сэкономить средства отдела, ученые на свои деньги приобрели лодку и довольно часто не нанимали гребцов, а сами ею управляли. Они вили веревки для измерения байкальских глубин, изготовили юрту на полозьях, в которой ночевали во время зимних поездок. Совместная работа завершилась в конце 1877 года: император простил опального профессора и вызвал в Петербург. Теперь изучение Байкала возлагалось полностью на Ивана Дементьевича.
Ученица Черского Мавра с нетерпением ожидала его возвращения из каждой дальней экспедиции. Сначала это было связано с желанием девушки продолжать увлекательную учебу, совершать новые вылазки по окрестностям Иркутска и изучать их природные особенности. Но постепенно интерес к науке объединился с огромной симпатией к учителю. Симпатия эта была обоюдной и переросла в любовь. Вскоре Мавра стала женой, верным другом и спутницей Ивана Черского в путешествиях по Восточной Сибири.
Пешком и на лодке Черские исследовали Приморский хребет, устья и долины впадающих в Байкал рек, Баргузинский залив. Они измеряли глубины озера, взбирались на скалы, собирали камни и растения, определяли геологический возраст горных пород. На скальных берегах озера Черский делал засечки, отмечая уровень воды. Позже их назовут «засечки Черского». Некоторые сохранились до нашего времени и позволяют судить о колебаниях уровня озера и о «поведении» всего байкальского провала. По вечерам к их костру подходили буряты-кочевники. Случались и довольно опасные встречи с беглыми каторжниками и таежными бродягами. Один такой каторжник месяц прожил с Черскими на Байкале. Он помогал в работе, ловил омуля, готовил еду, запасал дрова.
Черские вернулись из экспедиции осенью. На Мавру Павловну была возложена обязанность переписать предварительный отчет об исследованиях Байкала. К этому времени она уже многое знала о геологическом строении байкальских гор и имела представление о процессе возникновения горных цепей.
Следующий полевой сезон, посвященный изучению западных байкальских берегов и острова Ольхон, Мавра Павловна пропустила, поскольку ждала ребенка. В июне 1879 года в Иркутске случился грандиозный пожар, разрушивший всю центральную часть города, в том числе здание музея. Все коллекции и отчеты, включая труды Черского, сгорели. В книге В. и Е. Зариных «Путешествие М. П. Черской» (М., 1952) описано, как Мавра Павловна бежала из горящего города на тряской телеге. Роды наступили в пути. На свет появился сын Александр.
Иван Дементьевич находился в это время в экспедиции. В отчете ВСОИРГО за 1879 год говорилось, как И. Д. Черский на лодке обогнул Ольхон, потом, «придерживаясь всех извилин пролива (“Малое море”), отделяющего Ольхон от материка, достиг Онгуренского улуса...
с которого, перевалив на левые ветви верховьев р. Лены, спустился по этой реке на якутскую почтовую дорогу. Кроме того, г. Черским делались большие экскурсии в глубь береговых хребтов... и по байкальским рекам... На всем этом пространстве произведено геогностическое и геологическое исследование, причем собран материал для составления соответственных карт и профилей, а также большая петрографическая коллекция».
Общая длина маршрутов по Байкалу составила 3,5 тысяч верст. Весь отчет о байкальских экспедициях, переписанный Маврой Павловной, занял тысячу рукописных страниц. Геологическая карта береговой полосы Байкала, начерченная Иваном Дементьевичем, демонстрировалась на Международном географическом конгрессе в Венеции. Наградой Ивану Дементьевичу за проделанную работу стала золотая медаль Русского географического общества.
Первая половина 1880-х годов в жизни семьи Черских Благодаря многочисленным ходатайствам Академии наук и Русского географического общества, во второй половине 1870-х годов были помилованы и уехали из Иркутска, помимо Б. И. Дыбовского, ученые А. Л. Чекановский и В. А. Годлевский. Прошения об освобождении Черского от пожизненной ссылки результата не давали. Кроме того, у Ивана Дементьевича периодически возникали конфликты с иркутскими чиновниками, для которых он по-прежнему в первую очередь был ссыльным, а уже потом деятелем науки. И только благодаря спокойному и уравновешенному характеру Мавры Павловны конфликтные ситуации удавалось вовремя гасить. Напряженная умственная работа, огромные физические нагрузки подорвали и без того слабое здоровье ученого.
В январе 1882 года по указу Александра III в составе Горного департамента Министерства государственных имуществ был создан Геологический комитет, который взял на себя организацию геологических изысканий на территории Российской империи. Комитет поручил Черскому возглавить экспедицию по изучению Забайкалья и реки Селенги, крупнейшего притока Байкала. В экспедиции участвовал ссыльный Николай Иванович Витковский, выходец из витебских крестьян, впоследствии ставший известным археологом.
В течение 37 дней ученые прошли 1 683 версты по полному бездорожью. Черский по состоянию здоровья не мог подниматься на гольцы.
Это делал по его просьбе Витковский, осматривая обнажение горных пород и собирая геологическую коллекцию.
Когда экспедиция вернулась в Иркутск, болезнь Черского усилилась и к ней добавился рецидив прежнего нервного расстройства, грозивший потерей зрения. Врач настойчиво рекомендовал в течение хотя бы полугода прекратить умственные занятия, в том числе чтение. На семейном совете было решено, что это время Иван Дементьевич поработает приказчиком в овощной лавке одного из ссыльных по делу «63-го года». Неожиданно получив массу свободного времени, Черский начал рисовать портреты. У него открылся талант художника. Вскоре появились и заказчики, что позволяло пополнять семейный бюджет.
В 1882—1883 годах Черские жили в селе Преображенка на Нижней Тунгуске. Супруги занимались метеорологическими наблюдениями, изучали флору и фауну четвертичного периода.
Тем временем в Санкт-Петербурге руководитель Русского географического общества Петр Петрович Семенов-Тянь-Шанский ходатайствовал перед императором об освобождении ученого из ссылки. Хлопоты увенчались успехом, и в 1883 году (по данным Белорусского национального архива) Иван Дементьевич Черский получил помилование, а в 1885 году — разрешение на выезд в Санкт-Петербург, куда и решил переехать с семьей.
Академия наук поручила Черскому по пути в столицу провести геологические исследования вдоль Сибирского тракта от Иркутска до Урала, в связи с чем генерал-губернатору Восточной Сибири 30 апреля 1885 года было отправлено письмо с просьбой о содействии в «ученых исследованиях».
Санкт-Петербург. 1885—1891 годы Выполнив порученное Академией наук задание, Черские прибыли в Санкт-Петербург. Их тепло встретили в Географическом обществе и Академии наук. Ивану Дементьевичу предложили работу в Зоологическом музее. Шесть научных обществ пригласили его в свои ряды.
Черские поселились на Васильевском острове. Как и в Иркутске, соблюдался строгий распорядок дня. Работа ученого в Зоологическом музее плавно перетекала в работу дома над записями. Мавра Павловна переписывала черновики мужа, оформляла свои заметки.
С 1886 года Черский стал выступать с лекциями и докладами. Первым его столичным выступлением было сообщение о работах по геологии Сибири, сделанное на заседании Петербургского общества естествоиспытателей. Ученый подытожил свою работу по изучению Байкала и Сибири и нарисовал схему строения Азиатского материка, наиболее правильную для того времени. Сообщение было опубликовано. С ним ознакомился знаменитый австрийский геолог Э. Зюсс и заявил: «Схема Черского изумительна. Господин Черский доказал, что Забайкалье было твердью среди древних морей. Забайкалье — древнее темя Азии». Слава Черского росла. Его называли лучшим знатоком геологии и рельефа Азии и просили о консультациях по этой теме.
В Санкт-Петербурге Черский выполнил две крупные работы.
Русское географическое общество решило издать перевод шести томов многотомного сочинения немецкого географа К. Риттера «Землеведение Азии», посвященных Азиатской России, Китаю, Турану и Ирану. Редакцию издания взял на себя П. П. Семенов-Тянь-Шанский. Великий путешественник понимал несовершенство книги Риттера и считал, что ее нужно дополнить сведениями, добытыми российскими учеными — геологами и географами. Петр Петрович предложил Черскому устранить недостатки томов, посвященных Азиатской России, и внести в них необходимые новые материалы. Пять лет посвятил Иван Дементьевич работе над «Землеведением Азии». Его дополнения стали самостоятельными трудом, полным новейших данных об Азиатской России, красочных описаний геологического строения Байкала и Забайкалья, их флоры, фауны, географии, археологии и этнографии. Сюда же были включены материалы исследований Тункинских и Китойских гольцов, копии которых хранились у Черских и уцелели во время памятного иркутского пожара 1879 года.
Вторая работа относилась к палеонтологии. Требовалось систематизировать и описать более 2 500 костей млекопитающих, собранных на Ново-Сибирских островах экспедицией А. Бунге и Э. Толля в 1885—1886 годах. Черский обнаружил, что найденные кости принадлежат 25 видам животных, которые в наше время или вымерли, или водятся намного южнее. Оказалось, что на Ново-Сибирских островах в древности водились марал, обитатель степей антилопа-сайгак, дикая лошадь, тигр. Результатом работы стала книга «Описание коллекции послетретичных млекопитающих животных, собранных Ново-Сибирской экспедицией». На ее семистах страницах вопросы палеонтологии сочетались с вопросами геологии, географии, климатологии севера Сибири. Однако в этой книге Черский поддержал ошибочную гипотезу известного русского метеоролога А. И. Воейкова об отсутствии ледникового периода на сибирском севере. Авторитет Черского и Воейкова был настолько силен, что научное общество не признало верных выводов П. А. Кропоткина о том, что сибирский север пережил ледниковый период. И лишь спустя четверть века академик В. А. Обручев обнаружил следы оледенения на севере Сибири и доказал правильность выводов Кропоткина.
Проведя несколько лет в Санкт-Петербурге, Черский решил, что его здоровье достаточно восстановилось для новых экспедиций, и разработал проект по трехлетнему изучению бассейнов рек Яны, Колымы, Индигирки. Члены комиссии Академии наук с интересом восприняли проект. Но, зная о застарелых болезнях ученого и начавшемся туберкулезе, сочли неприличным позволить Черскому отправиться за полярный круг, тем более на такой длительный срок. Однако Иван Дементьевич убедил комиссию, что сможет возглавить экспедицию и провести нужные исследования.
Экспедиция на Колыму, Яну и Индигирку. 1891—1893 годы Экспедиция была семейной. Помимо самого Черского, в нее входили Мавра Павловна как ученый секретарь, зоолог и биолог экспедиции, племянник Ивана Дементьевича, сын его сестры Михалины, 18-летний Генрих Дуглас в качестве стрелка и препаратора и 12-летний сын Черских Александр. Мальчик хотел быть путешественником, и отец не смог ему отказать. Сын оказался надежным исполнителем поручений и сделал для экспедиции очень много полезного. Одновременно он приобрел первый опыт полевого исследователя и проявил удивительные способности в овладении якутским языком, став переводчиком экспедиции.
Из Санкт-Петербурга экспедиция выехала 1 февраля 1891 года и в начале июня прибыла в Якутск. Перед Иваном Дементьевичем стояла задача изучить геологию новых мест и собрать геологическую и палеонтологическую коллекции. В обязанности Мавры Павловны входили метеорологические наблюдения и сбор ботанических и зоологических коллекций.
На Колыме в сентябре уже наступает зима. Поэтому за летние месяцы требовалось преодолеть две тысячи километров до начального пункта экспедиционного маршрута — Верхне-Колымска. Дорог в этом затерянном крае не существовало. Были лишь тропы, проложенные еще во второй половине XVII века первыми сибирскими землепроходцами. Черские нашли в Якутске знающего эти края проводника — казака Степана Расторгуева, наняли якутов — погонщиков лошадей, запаслись провизией.
Четырнадцатого июня 1891 года экспедиция на 44 лошадях отправилась к цели. Предстояло преодолеть горные хребты, долины, плоскогорья и нагорья, заболоченную тайгу, многочисленные реки. Движение затрудняла погода: плотные туманы, «чудовищные, неодолимые ветры Севера», частые дожди. С середины августа пошел снег, что еще больше осложнило продвижение каравана. Появилась и неожиданная проблема — таежные осы. Их круглые пепельные гнезда встречались на каждом кусте. Стоило нечаянно растревожить гнездо, как люди и лошади становились жертвами их острых жал. В таких случаях помогали факелы из смолистых корней кедрового стланика. Несмотря на трудности, Черский вел непрерывные геологические наблюдения, а Мавра Павловна исследовала местную флору и фауну, собирала растения для гербариев. Большим препятствием при составлении гербариев был чрезмерно влажный воздух, и растения приходилось пересушивать по несколько раз.
Иван Дементьевич внимательно всматривался в обнажения горных пород, молотком откалывал образцы. Опыт, приобретенный во время байкальских экспедиций, позволял определять возраст горных пород и наличие в них полезных ископаемых. Черским было обнаружено несколько горных хребтов, не нанесенных на географические карты. Иван Дементьевич выяснил, что Верхоянский хребет на западе сложен нижним палеозоем, а на востоке — мощными толщами черных триасовых сланцев. Из таких же сланцев состояли горные цепи на восток от Индигирки.
В конце августа экспедиция оказалась в Верхне-Колымской крепости, где предстояла зимовка.
Почерневшая, хотя и не старая, деревянная церковь, развалина древней часовни, семь юртообразных домиков без крыш и без оград, со слюдяными или ситцевыми окошками, неправильно расставленных вдоль берега, — вот все, что мы увидели, обогнув последний мыс реки. Пейзаж этот был украшен уже пожелтелым лесом, поросшим по окрестной низменности, и оживлялся десятком волкообразных ездовых собак, флегматически расхаживавших по берегу.
Мы салютовали месту нашей добровольной ссылки выстрелами из берданок и получили такой же ответ из винтовок вышедших на берег людей.
Так описывал Черский в путевом дневнике встречу с Верхне-Колымском. Путешественникам отвели лучший домик, чистый и просторный. Мавра Павловна одну комнату превратила в кабинет мужа, соорудив из ящиков стол и диван. Во второй устроила одновременно спальню, гостиную и столовую для своей семьи. В третьей поселила проводника и Генриха. Украшением комнат стали гербарии, геологическая коллекция, книги, астролябия, компасы. Иван Дементьевич начал приводить в порядок свои дневниковые записи, описывать коллекцию. Его одолевали мысли об открытых им новых хребтах и о горной цепи, шедшей по берегам Колымы и тоже не нанесенной на карты. Мавра Павловна совершенствовала познания в зоологии, ботанике и занималась с сыном Сашей по гимназической программе.
Здоровье и силы членов экспедиции постепенно восстанавливались, чему немало помогло местное блюдо хаяк — взбитое и замороженное молоко с маслом. «Столь высокие северные широты, вместе с 58-градусными морозами, породили в нас, в свою очередь, страсть к жирам... И вообразите, желудки, испорченные петербургским маргарином до невозможности, великолепно переваривали здесь целые комья колымского хаяка», — писал Черский в отчете. Черские ждали обещанного им в Якутске транспорта с продовольствием, в первую очередь с мукой, но его не было. Мавра Павловна тогда научилась у местных якуток готовить блины, оладьи, пироги из одной рыбы. Она собирала местные рецепты, которые Иван Дементьевич неизменно включал в отчеты для академии. В Верхне-Колымске члены экспедиции узнали, в частности, как слюдяные окна меняют с началом морозов на ледяные. «На нарте, запряженной четырьмя собаками, подвезли к нам плиты прозрачного льда, заготовленные уже заранее в двойном количестве против числа окошек (на случай замены) и стоявшие на реке... После незначительной подправки при вставлении плита подпиралась с наружной стороны жердью для удержания ее в колоде окна и сейчас же вмазывалась снегом, смоченным водой».
Уже в ноябре ударили 40-градусные морозы. Здоровье И. Д. Черского пошатнулось: начались боли в легких, участилось сердцебиение, усилился кашель, появилась одышка. Мокрота все чаще окрашивалась кровью. В конце апреля ученый оценил свое положение с беспощадной трезвостью: до устья Колымы ему не дотянуть. Человек чести, Черский считал себя виноватым перед Академией наук и настойчиво продолжал работать по 8—10 часов в сутки за письменным столом, составляя отчет о пути из Якутска в Верхне-Колымск.
К отчету прилагался картографический документ: «Карта верхнего течения рек Индигирки и Колымы, а также Индигирско-Алданского водораздела. Исправлена на основании маршрута 1891 года и расспросных сведений И. Д. Черским».
В мае, когда Колыма освободилась ото льда, экспедиция начала сборы в дорогу. Это отвлекало Ивана Дементьевича от болезни. Жена, проводник и местный священник пытались уговорить Черского повременить с отплытием в надежде на улучшение здоровья, но тот спешил успеть сделать еще немного для науки. Двадцать пятого мая он написал распоряжение:
Экспедиция Императорской Академии наук находится в полном снаряжении к плаванию до Нижне-Колымска, и необходимые затраты для этого сделаны. Между тем серьезная болезнь, постигшая меня перед отъездом, заставляет меня сомневаться в том, доживу ли я даже до назначенного времени отбытия. Экспедиция, кроме геологических задач, имеет еще зоологические и ботанические, которыми заведует моя жена Мавра Павловна Черская, поэтому я делаю следующее постановление, которое во имя пользы для науки и задач экспедиции должно быть принято во внимание и местными властями: в случае моей смерти, где бы она меня ни настигла, экспедиция под управлением жены моей, Мавры Павловны Черской, должна все-таки ныне летом непременно доплыть до Нижне-Колымска... Если экспедиция 1892 года не состоится в случае моей смерти, Академия должна потерпеть крупные убытки и ущерб в научных результатах, а на меня, вернее на мое имя, до сих пор ничем не запятнанное, ложится вся тяжесть неудачи. Только по возвращении экспедиции обратно в Средне-Колымск она должна считаться оконченною; только тогда должна последовать сдача экспедиционной суммы и экспедиционного имущества.
Для Ивана Дементьевича на карбасе, как в Сибири называют большие плоскодонные перевозные лодки, оборудовали укрытое от непогоды место. Первого июня 1892 года карбас снялся с якоря и отправился вниз по Колыме. Среди членов команды не было только Генриха Дугласа. Он женился на дочери местного священника и собирался с ней отправиться в Санкт-Петербург. Но семья Дугласов доехала только до Покровска, находящегося недалеко от Якутска. Там они прожили всю оставшуюся жизнь.
Черский во время плавания пытался бодриться, показывал жене и сыну, что еще не все потеряно, говорил громко, даже улыбался. Как-то карбас причалил к берегу, где расположилось стойбище якутов-оленеводов. Среди них был шаман Сегуя Кооя, который совершил камлание для изгнания духа болезни из тела Ивана Дементьевича. На следующий день Иван Дементьевич даже смог в сопровождении жены подняться на сопку Сиен-Томахи. Там они обнаружили россыпи касситерита — рудного минерала, из которого получают олово.
Шаманское лечение действовало недолго. Ученому становилось хуже. С 20 июня он передал обязанность вести путевой дневник Мавре Павловне. Двадцать пятого июня Черского не стало. Его похоронили в урочище Омолонье, недалеко от устья реки Омолон, в заимке Колымской 1 июля 1892 года. В местной часовне православный священник совершил все необходимые обряды. А местные жители, обрусевшие юкагиры, крещенные в православие, окружили Мавру Павловну и Сашу заботой и вниманием. Один из них пообещал заботиться о могиле ученого и обнести ее крепкой оградой. И он выполнил свое обещание, о чем Черская узнала потом от ссыльного В. Г. Тана-Богораза, известного российского этнографа, исследователя шаманизма народов Севера. Сейчас над могилой Ивана Дементьевича стоит обелиск с надписью: «И. Д. Черский. От благодарных потомков».
Возвращение в Иркутск Только в начале сентября весть о смерти Черского дошла до Иркутска. Оттуда новость по телеграфу передали в Санкт-Петербург.
Мавра Павловна, став во главе экспедиции, топила горе в напряженной и непрерывной работе. Она отбирала образцы горных пород, составляла гербарий, вместе с сыном препарировала добытых мелких животных и птиц. Все, до мельчайших подробностей, заносила в дневник, например: «Июля 3-го. Стоим у Дуванского яра. Яр совершенно отвесный, высотою двадцать сажен. Яр часто обваливается и волнует реку. Бывало, что юкагирские карбасы выбрасывало на берег. После обвалов часто находят мамонтовы кости. Пробы 254, 255, 256.
Гроза».
Добравшись до Нижне-Колымска, Мавра Павловна описала сложившуюся ситуацию в письме к другу и соратнику Ивана Дементьевича, археологу Витковскому (она не знала, что адресата уже нет в живых):
...Сама я нахожусь в Нижне-Колымске, так как желание мужа было доехать до Колымска и собрать коллекцию. <...> Мое здоровье совсем расшаталось;
не знаю, удастся ли мне пережить это несчастье. Казенную сумму, состоящую из 2 500 р., я передала колымскому исправнику В. Г. Карзину.
Письмо это попало в редакцию иркутской газеты «Восточное обозрение» и было опубликовано 15 ноября 1892 года с сопроводительной статьей, в которой сообщалось:
Возвратив 2 500 р. казенных денег, Марфа Павловна с сыном осталась без всяких средств не только для того, чтобы выбраться с далекого дикого севера, но даже для существования. Может ли быть более трагическое положение женщины, потерявшей дорогого человека в суровой скитальческой жизни для науки, вдали от культуры, от людей, в дикой холодной пустыне, без средств к существованию и пропитанию своего мальчика-сироту? Она и не говорит об этом. Слишком велико ее горе, чтобы распространяться еще о своем положении. Она не просит и помощи. Сообщив голый факт, она предоставляет близкому человеку самому оценить ее положение. И увы! этот близкий человек тоже в могиле.
Помещая письмо М. П., мы надеемся, что читатели наши окажут посильную помощь вдове честного, бескорыстного труженика науки.
Прибавим, что в колымский край почта отправляется только три раза в год.
Просим и другие газеты принять участие в судьбе вдовы и сына И. Д. Черского.
По призыву газеты со всей России начали приходить пожертвования, а «Восточное обозрение» периодически помещало о них отчеты.
Мавра Павловна приняла решение немедленно возвращаться в Якутск по новому пути, через Средне-Колымск, но слегла от тяжелой болезни. За ней ухаживали сын Александр и проводник Степан Расторгуев. Начались затяжные дожди. Немного поправившись и дождавшись окончания дождей, Мавра Павловна вместе с Расторгуевым занялась организацией экспедиционного каравана. Власти Нижне-Колымска выделили им десять собачьих упряжек. Собаки тащили тяжелые нарты, груженные ящиками с гербариями, пробами горных пород, корзинами с банками и бутылями, где хранились заспиртованные рыбы, лягушки, мыши, моллюски. Здесь же находились баулы и узлы с чучелами птиц и животных, запас провианта и корм для собак, дорожная палатка, одеяла, теплые вещи, хозяйственная посуда.
На караван часто обрушивались бураны. Участникам экспедиции приходилось вырывать пещеры в сугробах, забираться внутрь мешков из оленьего меха, закрывавшихся с помощью завязок у головы, и так ждать окончания бурана. Иногда экспедиция останавливалась в местных почтовых станционных постройках, представлявших собой обыкновенные чумы.
Самым трудным участком пути стал Верхоянский хребет. На Улахан-Чистае, в якутском стойбище, собак предусмотрительно заменили оленями. Только олени могли спустить тяжело нагруженные нарты с хребта. Пологий подъем в пять верст закончился узкой площадкой.
«Когда взбираешься на эту площадку, то зрителю представляется страшный обрыв, спуск с которого кажется невероятным. Этот обрыв представляет отвесную стену высотою в пятнадцать сажен. Он тоже заканчивается узенькой площадкой, за которой продолжается крутой спуск в три версты...» — писала Мавра Павловна о своем путешествии девяносто второго года. Проводники связали нарты по две, по три и со всех сторон привязывали к оленям. Олени садились на задние ноги, упирались передними и так спускали нарты с людьми и грузом.
В мае 1893 года Мавра Павловна с сыном добрались до Иркутска. Их тепло приветствовали члены Географического общества, а правитель дел общества, ссыльный Д. Клеменц, вручил собранные благодаря пожертвованиям деньги. «Лица, желавшие выразить Мавре Павловне Черской свое сочувствие по случаю кончины ее мужа, собрали для нее 756 рублей, но от этих денег она отказалась, заявив, что благодаря Академии [наук] она считает нужды свои обеспеченными, и предложила собранные деньги передать в Геогр[афический] отдел, чтобы из них выдавались премии за лучшее естественно-историческое сочинение о Сибири, особенно молодым ученым, работающим при отделе», — записано о решении путешественницы в «Летописи города Иркутска».
Задерживаться в родном городе было очень тяжело. Мавра Павловна сдала дела экспедиции геологу-исследователю Э. Толлю, прибывшему в Иркутск, чтобы оттуда отправиться изучать реку Яну и Ново-Сибирские острова. Толль передал Черской 500 рублей на дорогу до Санкт-Петербурга.
Судьба семьи И. Д. Черского Руководство Академии наук и Русского географического общества, вся научная общественность Санкт-Петербурга горячо встретили Черскую. Ей предлагали остаться в столице, заниматься наукой. Но Мавра Павловна решила уехать на родину мужа, в Витебскую губернию. Там она на полученные гонорары, собственные сбережения и пенсию, назначенную Академией наук, приобрела небольшой участок земли с разрушенными строениями, которые удалось восстановить с помощью М. Ф. Загорского, родственника Ивана Дементьевича. В 1911 году Черская обменяла землю на фольварк Казимирово в Оршанском уезде Могилевской губернии.
Главной заботой Мавры Павловны был сын. Доходы от земли позволили оплачивать его обучение в столичной гимназии. Жил мальчик в семье одного из преподавателей. Затем Александр поступил на физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета.
Александр каждые каникулы приезжал к матери. Он также навещал Иосифа Дугласа, мужа своей покойной тети Михалины, владевшего деревней Парузы в Витебской губернии. Там состоялось знакомство Александра с Марией Николаевной, его будущей супругой.
Окончив в 1904 году университет, Александр Черский, как стипендиат Академии наук, получил приглашение остаться работать на университетской кафедре. Но он решил изучать природу Дальнего Востока. Обстоятельства сложились так, что Черский был представлен директору Русско-Китайского банка из Владивостока. Банкир предложил молодому человеку высокое вознаграждение за обучение сына, обещал организовать и оплатить поездку в Японию. Александр отправился во Владивосток и четыре года работал домашним учителем. Во Владивостоке он познакомился с сотрудниками Общества изучения Амурского края, постоянно посещал музей общества. В 1908 году Александру Черскому предложили должность консерватора музея, на что он с радостью согласился. Работа предполагала многочисленные поездки по краю, в которых его сопровождала супруга Мария Николаевна.
Александр Иванович во время поездок собрал богатейшую коллекцию птиц, рыб и насекомых, открыв при этом несколько новых видов. Научных материалов накопилось так много, что Распорядительный комитет Общества изучения Амурского края зимой 1911 года командировал исследователя в Санкт-Петербург для их обработки. С 1911 до 1915 года Александр Иванович занимался написанием научных трудов по собранным материалам. В январе 1915 года он перешел на службу в Управление рыбными и пушными промыслами и был назначен старшим смотрителем за пушным промыслом на Командорские острова. Его жена Мария Николаевна решила вернуться с сыном в Витебскую губернию.
Александр Иванович поселился на острове Медный, где основное население составляли алеуты. Должность помогла ему собрать материалы и написать научный труд «Командорский песец» с описанием этих животных и рекомендациями по ведению песцового хозяйства. Книга была завершена в 1918 году. В 1919 году А. И. Черский был назначен директором Управления по охране песцового промысла на Командорских островах. В это время шла Гражданская война. Русские корабли на остров Медный не заходили. Распоясались браконьеры. Александр Иванович обязан был пресекать незаконный промысел, но ничего не мог сделать. Он погиб при невыясненных обстоятельствах в 1920 или 1921 году (по разным данным). Одну из версий гибели А. И. Черского выдвинула в 1966 году Н. А. Бондарева, действительный член Географического общества СССР, возглавлявшая экспедицию на остров Медный. В беседах с алеутскими старожилами, хорошо знавшими и помнившими Александра Ивановича, она выяснила, что они считали причиной смерти случайное отравление лекарственными препаратами, которыми лечился сильно заболевший ученый, и полностью отвергали версию самоубийства, принятую как официальная.
Мария Николаевна Черская, вернувшись на родину, жила в Городке Витебской губернии, заведовала детским садом. Затем переехала в Оршу, где устроилась в музей препаратором.
Мавра Павловна занималась земледелием. В 1920-х годах новая власть забрала у нее фольварк вместе с личными вещами. Не помогли даже письма местных крестьян, защищавших свою «помещицу», к руководителям области. Бесполезным было и обращение самой Черской в республиканский ЦИК. Но в начале 1930-х годов московская «Наша газета» опубликовала статью, имя автора которой редакция сохранила в тайне. В статье говорилось: «Безобразное отношение. С одной стороны, правительство СССР в благодарность за научные заслуги целым местностям присваивает имя Черского, с другой стороны, местные головотяпы хотят выселить в эти же местности жену этого же Черского, то есть туда, где она положила столько трудов и энергии по исследованию и где потеряла все, что было так дорого для нее, — мужа и сына». По этой статье газета направила отношение в Наркомат рабоче-крестьянской инспекции БССР. Последовало распоряжение: вернуть личные вещи, восстановить в правах.
С 1930 по 1935 год Мавра Павловна жила в Витебске. В 1935 году на Черских началось давление со стороны НКВД. Мавра Павловна с невесткой и внуком Колей уехали в Ростов-на-Дону. Журналист С. Гурвич в статье «Отважная путешественница», опубликованной в «Восточно-Сибирской правде» 5 марта 1959 года, писал:
Из рассказов людей, знавших Мавру Павловну и встречавшихся с ней в Ростове, а также по воспоминаниям и сейчас еще проживающего в Ростове ее внука Николая Александровича Черского, за время своего проживания в Ростове Мавра Павловна работала в местном краеведческом музее. Здесь она принимала активное участие в систематизации имевшихся в музее интересных материалов по истории изучения географии Дона и других областей страны, описывала и пополняла географические фонды музея. Несмотря на свой преклонный возраст (Мавре Павловне было тогда уже около 80 лет), она часто организовывала краеведческие экскурсии со школьниками, ездила с ними на пароходе вниз по Дону в Азов и в станицы. По воскресным дням Мавра Павловна выступала в лектории Ростовского музея с воспоминаниями о своих встречах с известными русскими путешественниками, рассказывала посетителям о великих географических открытиях русских ученых. Мавра Павловна организовала в школах Ростова-на-Дону несколько краеведческих и географических кружков.
Умерла выдающаяся русская путешественница в Таганроге, в Доме для престарелых ученых, 18 декабря 1940 года на 84-м году жизни.
До последних дней она пронесла глубокое чувство уважения к супругу. «И через много лет, начиная говорить об Иване Дементьевиче, — вспоминала Мария Николаевна Черская, — Мавра Павловна становилась какой-то особенной, в каждом ее жесте, слове чувствовалось преклонение, безгранично глубокое уважение и преданность этому человеку».

novickaya.zip [73.18 КБ Скачиваний: 7]

[fisch1]

У Конжибейского камня мы встретили земского заседателя В.И. Мельникова, плывшего в Средне-Колымск и немедленно вернувшегося с нами. От места нашего вынужденного ночлега, из-за ветра и крупной волны, мы с трудом добрались до т.н. «прорвы» — новой протоки Колымы. Здесь именно скончался 25 июня 1892 года И.Д. Черский. На месте печального события стоит скромный деревянный крест, на котором вырезана надпись: «здесь скончался 2-го июня 1892 г. начальник экспедиции Императорской Академии Наук Черский». Под надписью в кружке вырезаны два перекрещенных молотка — эмблема геолога. Река подмывает уже основание креста, и едва-ли он простоит благополучно это лето. Я просил заседателя перенести летом этот крест от берега на безопасное место, но не знаю, выполнена ли эта просьба, тем более, что и обычный путь лежит здесь у левого берега Колымы. 31-го мая мы посетили и могилу И.Д. Черского у молитвенного дома на ст. Колымской против устья р. Омолона, находящуюся также в плачевном виде и только разрушающуюся с той поры, как вдова её устроила так хорошо, как позволили ей местные условия и силы (таблица 7, рис. 3).

Толмачев И.П., По Чукотскому побережью Ледовитого океана : Предварительный отчет начальника экспедиции по исследованию побережья Ледовитого океана от устья Колымы до Берингова пролива, снаряженной в 1909 году Отделом Торгового Мореплавания Министерства Торговли и Промышленности. -С.-Петербург. Экономическая Типо-Литография, Вас., 1911.
viewtopic.php?f=7&t=3799#p66507

[fisch1]

Юкагирский дом, переделанный под часовню, рядом - могила И.Д. Черского. Фото 1894-97 годов. Автор Владимир Ильич Иохельсон

Магаданский областной краеведческий музей
МОКМ КП-2492/6
Фотография.
Могила Черского Ивана Дементьевича (Яна Доминиковича), геогноста и остеолога.
Автор: Кондрашов П.Н.,
река Колыма, 1936 г.
Коллекция фотографий о работе Омолонской геологоразведочной экспедиции из раздела "Наш край в первые пятилетки"
Фотобумага, фотопечать. 10,3х14,4

[fisch1]

Могила Черского Ивана Дементьевича (1845-1892)

Регистрационный номер
141410107840006

Категория историко-культурного значения

Федерального значения

Вид объекта
Памятник

Основная типология

Памятник истории

Сведения о дате создания

Адрес объекта (местонахождение)
Республика Саха (Якутия), Нижнеколымский улус (район), с. Колымское

Наименование, дата и номер решения органа государственной власти о постановке объекта на государственную охрану
Постановление Совета Министров РСФСР № 1327 от 30.08.1960 г.

Описание предмета охраны

Местоположение и габариты памятника, участвующего в формировании пространственно-композиционного плана площади; Железобетонный четырехгранный обелиск, покрытый цементным раствором; Глобус из бетона на вершине обелиска; Квадратное многоступенчатое основание обелиска; Металлическая мемориальная доска с барельефом И.Д. Черского и с надписью выпуклыми буквами «Установлен в 1947 году Колымским Речным Управлением Дальстроя МВД СССР»; Медная доска с выгравированной надписью «Установлен в 1947 году Колымским Речным Управлением Дальстроя МВД СССР»; Металлическая мемориальная доска с барельефом И.Д. Черского и с надписью бронзовыми буквами «ID. Czerski od wdziecznych potomkow»; Медная доска с барельефом герба Польши и с надписью выпуклыми буквами «Wielkiemu polskiemu uszonemu Janowi Czerskiemu w 110 rocznice smierci. Rodacy»; Металлическая ограда памятника.