Епишкин С. Тайна Черной речки
Отряд Питера Лассиниуса
Хара-Улах – так называется небольшая река на севере Якутии, впадающая в море Лаптевых. В переводе с якутского – «Черная речка». Термин «черный», как правило, вызывает тягостные ассоциации. И данный случай – не исключение. Это единственная река на сотни километров вокруг, куда не заходит с моря рыба. И главное – тут часто случаются трагедии. Одна из крупнейших произошла в 1736 году, когда во время зимовки в устье реки от холода и болезней почти полностью погиб отряд Второй Камчатской экспедиции под командой лейтенанта Питера Лассиниуса. Прошло более двух с половиной веков, а многие обстоятельства тех печальных событий до сих пор не имеют объяснений.
Море Лаптевых от Камчатки отделяет не одна тысяча километров. Поэтому работа «камчатской» экспедиции в этих местах кажется на первый взгляд странной. И тем не менее нет ничего реальнее. Это «самая дальняя, и трудная, и никогда прежде небывалая» – так определяли Вторую Камчатскую экспедицию под командой Витуса Беринга в XVIII веке. Можно добавить – определение не изменилось до сего дня. Она так и остается самой крупной в истории научной экспедицией, предпринятой силами одного государства и по длительности, и по составу участников, и по результатам.
Экспедиция работала десять лет – с 1733-го по 1743 год. Ее главным достижением стала первая достоверная карта страны. Были описаны все северное и восточное побережье России от Северной Двины до Амура, огромные внутренние пространства Восточной Сибири, Курильские и Алеутские острова, разведаны пути в Японию и Америку. Собраны уникальные сведения о природе и истории Сибири и Дальнего Востока. И важнейший политический итог: владения Российской империи распространились на три части Света: Европу, Азию и Америку. Во время экспедиции российские корабли «Св. Петр» и «Св. Павел» под командованием Витуса Беринга и Алексея Чирикова впервые в отечественной истории пересекли океан.
Исследовательские работы потребовали огромных материальных и людских ресурсов. Тринадцать кораблей, построенных в Архангельске, Тобольске, Якутске и Охотске, обслуживали шесть морских отрядов, которые в достаточной степени были обеспечены оборудованием и провиантом. Экипажи судов полностью укомплектованы. По особой программе работала группа профессоров и студентов Академии наук. Затраты составили астрономическую по тем временам сумму – почти 5% годового бюджета государства.
Число участников основных и вспомогательных отрядов составило порядка 5000 человек. Точную цифру назвать невозможно, так как к работе по перевозке грузов привлекалось местное население.
Работы велись в исключительно трудных условиях. В Сибири практически отсутствовало промышленное производство и зерновое хозяйство. Стало быть, требовалось везти с собою из европейской России за Урал абсолютно все: пушки, якоря, канаты, паруса, паклю, мачтовый лес, железо, порох, инструменты, бумагу, продовольствие (в основном муку). Где могли, использовали водный путь, а так – на лошадях, собаках, иногда сами впрягались вместо животных.
Мешали и административные препоны. Формально границы империи достигали Тихого океана. Реально – правительство оперативно контролировало ситуацию лишь до Западной Сибири. Тобольск был крайним городом, где заканчивался Сибирский тракт, обеспечивающий надежное сообщение со столицей. Здесь же были последние атрибуты центральной власти: таможня, почта, регулярные войска. Далее на восток страна жила по своим законам, завися больше от местных чиновников, чем от Петербурга. Охрану территории и сбор дани осуществляли казаки, письма и указы приходили с оказией. Произвол чиновников не имел границ, они не боялись никого и ничего, обворовывали и местное население, и казну. Экспедиция была им досадной помехой, поэтому, несмотря на сенатские указы, местные администрации часто вместо помощи создавали дополнительные проблемы.
Два года потребовалось, чтобы добраться до Якутска, заложить верфь и построить судно. Наблюдая современные «долгострои», можно только удивляться темпам ХVIII века. Но в Петербурге считали иначе: Беринга упрекали за медлительность и постоянно торопили.
Наконец в июле 1735-го бот «Иркутск» отправился в путь. На проводы пришли начальник экспедиции Витус Беринг и его помощник Алексей Чириков. Все было очень торжественно: палили пушки, кричали: «Ура!»
Экипажу «Иркутска» под командой лейтенанта Питера Лассиниуса надлежало за два года положить на карту пространство от устья Лены до Камчатки. Сегодня понятно, что это не реально, но тогда никто об этом не знал.
Питер Лассиниус родился в Западной Норвегии, на территории, входившей в XVIII веке в состав королевства Дании. Точная дата рождения неизвестна. В 1725 году принят на русскую службу. Исполнял должность штурмана, видимо, хорошо, так как в 1732 году его зачислили в экспедицию Беринга.
По рекомендации Сената командный состав Второй Камчатской экспедиции формировался из изъявивших желание россиян. Из-за недостатка добровольцев Беринг предложил допустить нескольких иностранных подданных, среди которых был и Лассиниус. Последнего пожаловали в чин «лейтенанта майорского ранга» и назначили начальником отряда. Это характеризует его как высокого профессионала, ибо отбор был весьма строг. Действительно, из выпускников Морской академии у Беринга оказались самые лучшие офицеры и штурманы.
Плавание по реке на парусном судне – непростая задача. В данном случае она усугублялась отсутствием карт и лоций. Конечно, на судах имелись лоцманы, но они не имели опыта проводок кораблей с осадкой два метра.
Бот «Иркутск» представлял собой одномачтовое судно длиной 18,3 метра, шириной 5,5 метра. На нем находились 52 человека, снаряжение и запас продовольствия на два года. Объем груза превышал возможности корабля. Поэтому часть припасов везли на малом боте (большая шлюпка) и дощаниках – плоскодонных речных судах. В устье дощаники пришлось отпустить.
Выход в море серьезно осложнил «жилищный вопрос». После перегрузки всех припасов на борт и заполнения бочек пресной водой теснота стала невероятной. Десять человек не помещалось ни в жилых помещениях, ни в трюме. Они ночевали на палубе. На широте 73 градуса в августе холодно даже днем, а ночью вполне реальны заморозки. Перегруженное судно плохо держалось на волне, в шторм вода захлестывала палубу. Часть экипажа – солдаты сибирских гарнизонов – не имела запасной одежды, люди мерзли.
Самым крупным препятствием на пути стали льды. Они встретили моряков сразу по выходе в море. День ото дня ледовая обстановка осложнялась. Стала очевидной необходимость выбора места зимовки. Никто не ожидал, что это случится всего в 100 километрах от дельты Лены.
Несколько дней ушло на поиск подходящего места. Идеального не нашлось, поэтому выбор пал на устье небольшой реки Хара-Улах.
Сегодня мы знаем, что место было выбрано неудачно – река безрыбна.
А чуть восточнее – устье реки Омолой, где с незапамятных времен вели лов казаки и промышленники.
Но лоцман Иван Кудрин заявил, что далее «годных для отстоя мест не имеется». Не верить ему оснований не было. О безрыбье никто не знал, а очевидные плюсы у речки Хара-Улах были. Во-первых, широкая дельта защищала от морских штормов, во-вторых, в ней не опасен весенний ледоход и, наконец, на берегу лежал выброшенный морем лес, плавник, что решало вопрос строительства жилья и дров на зиму.
В предпоследний день августа вошли в устье. На шлюпке завозили якоря, закрепляли их и подтягивали корабль, помогая веслами, по возможности, парусами. Окончательно остановились в двух километрах от моря, где лежал плавник, и имелась возможность надежно закрепить судно.
Позже, уже в XX веке, Лассиниусу поставили в вину ошибку при выборе места для строительства казармы. Будто бы это был низкий затопляемый участок дельты. Но это мнение не подтверждается документами.
В рапорте указано наличие большого числа нор леммингов, значит, казарма строилась не на болоте.
Подготовка к зимовке началась с первого дня. Таскали бревна, пилили доски. Всего было заготовлено порядка пятисот бревен. Из них сделали казарму размером 25 на 9 метров, разделенную перегородками на 4 части: для лейтенанта, священника, унтер-офицеров, нижних чинов. К ней примыкали кухня, нужник и сени. В казарме сложили 3 печи и для священника камин. Печи топились из одного помещения. Срубили баню, где могли мыться одновременно десять человек.
Сразу стали подготавливать к зимовке судно. Сняли такелаж, мачту, укрепили руль, готовили лес для выварки смолы, для чего пытались выкопать яму. Копать в мерзлоте трудно, осенью почти невозможно, поэтому ложе для выварки решили не выкапывать, а выложить дерном наподобие кратера вулкана.
Казалось, все складывается благополучно. Лассиниус написал Берингу бодрый рапорт и отправил его в Якутск с нарочным и лоцманом Кудриным, присутствие которого далее считал бессмысленным.
Лассиниус уже думал над планами следующего года. Но судьба распорядилась по-своему.
Экипаж бота был по своей структуре неоднороден: здесь и добровольцы из Петербурга, и сибирские солдаты, и ссыльные. Начали возникать конфликты.
Историк Дориан Романов утверждал, что во время попытки выдолбить в мерзлоте яму нижние чины воспротивились непосильному труду. Унтер-офицер Борис Рассилиус проявил настойчивость и наткнулся на неповиновение. Позже матросы уличили его в воровстве рыбы, и противостояние приняло открытый характер. Лассиниусу пришлось отправить унтер-офицера под арестом в Якутск.
Удивительно, но практически ничего из вышеизложенного не соответствует реальности. Рыбу действительно воровали, воров трижды ловили и били плетью. Рассилиус к этому никакого отношения не имел. Но он имел отношения к другому событию, гораздо более серьезному. Неожиданно, без видимых причин, геодезист Дмитрий Баскаков, подлекарь Симон Гренер, иеромонах Феофил и упомянутый Борис Рассилиус заявили на лейтенанта «слово и дело». Это страшное обвинение в государственной измене. По закону следующий старший по чину, подштурман Василий Ртищев, должен был отстранить командира от исполнения обязанностей и всех отправить под арестом в Якутск для дознания. Однако этого не произошло. Судя по журналу, Лассиниус продолжал командовать отрядом, а в Якутск под арестом отправили одного Рассилиуса.
Факт необъяснимый. Возможно, это было связано с началом повальной цинги. Лассиниус был к этому времени уже серьезно болен. Он все время мерз и никак не мог согреться. Рядом с ним постоянно стоял котел с углями, но ничего не помогало.
Романов считает, что тяжелая форма цинги стала результатом уменьшения рациона питания. Но и это не так. Из рапорта мы знаем, что рацион не уменьшался, более того, из-за отсутствия свежей рыбы матросам дополнительно выдавался рыбий жир.
Причина болезни могла быть в другом. Несмотря на обилие печей, большая казарма прогревалась плохо. Пол был постоянно влажный, на стенах – иней. Мерзли все. Наступившая полярная ночь, холод, пурги и конфликты действовали на людей угнетающе. Сегодня известно, что при стрессовых ситуациях организм человека не усваивает витамин С, что может вызвать цингу, причем в самой опасной ее форме.
Без сомнения, командир сильнее других переживал напряженность в отношениях участников отряда, а подчас и открытую враждебность.
И вполне могло быть, что именно в его организме болезнь протекала быстрее и интенсивнее. Судовой врач Симон Гренер оставил ее описание: «…поначалу были боли в разных местах, не хватало воздуха, на теле появлялись синие пятна, слабость, дрожание в ногах. Больные сильно чихали, и при чихании у них были острые колющие боли в крестце. Зубы шатались, рты источали плохой запах».
Командир Питер Лассиниус умер первым. Это случилось 30 декабря 1735 года. Ему единственному сделали вскрытие, подробное описание которого сохранилось до наших дней. Именно на этой основе судмедэксперт профессор В.Н. Звягин пришел к выводу, что причиной смерти Лассиниуса стала уремия, то есть самоотравление организма ядовитыми продуктами обмена веществ. Это часто случается при остром нефрите. Нефрит – болезнь почек, которая обычно возникает при переохлаждении. Тяжелая форма цинги усугубляла положение.
После лейтенанта люди умирали один за другим. За судном уже давно перестали присматривать. Морозы стояли лютые, ветры валили с ног. Порою больные не могли вынести на улицу тела умерших, и их трупы по несколько дней лежали в казарме.
Такую жуткую картину застал прибывший от Беринга курьер. Он немедленно отправился за 500 километров на реку Оленек за помощью в другой отряд экспедиции Беринга. Вскоре пришла подмога, смерть отступила. Но 40 человек не пережили зиму.
В живых осталось только 8. Беринг собрал новый состав, который под командой лейтенанта Дмитрия Лаптева и подштурмана Михаила Щербинина приняли «Иркутск» и продолжили плавание.
А в деле Лассиниуса осталось очень много неясного. Удивляет сохранившаяся копия судового журнала, лично заверенная подштурманом Василием Ртищевым. Она кончается записью о передачи командования прибывшему Щербинину. Но нигде нет записи о принятии командования самим Ртищевым. В журнале отмечена гибель 38 человек, хотя теперь точно известно – умерли 40. Это важный момент, так как касался выплаты жалования. Наконец, что же за конфликт возник между Лассиниусом и его ближайшими помощниками? И какую позицию в этом вопросе занял сам Ртищев?
Часто многие ответы удается получить, исследуя само место прошедших событий. Но возможно ли разыскать последнюю стоянку отряда Лассиниуса? Ответить на данный вопрос решили в Клубе «Приключение», возглавляемым известным полярным путешественником Дмитрием Шпаро.
Отряд Клуба «Приключение»
Поиск начался с изучения всех доступных документов. Важное замечание: надо работать только с оригинальными текстами, так как в пересказах третьих лиц может меняться смысл или не упоминаться детали, имеющие для нас важное значение.
В течение года подробно исследовались фонды Российского государственного архива Военно-Морского Флота и Библиотеки Академии наук. В судовом журнале и рапортах Лассиниуса от 14 октября 1735 оказались довольно подробные описания положения стояночного лагеря. Интересные подробности зимовки изложены в воспоминаниях участников экспедиции Беринга профессоров И. Гмелина («Reise durch Sibirien. Zweiter Teil», Gottingen, 1752) и Г. Миллера («Описаниях морских путешествий по Ледовитому и по Восточному морю с Российской стороны учиненных», СПб., 1758). Описание печального положения команды и болезни сделано на основе этих работ.
Для определения места зимовки наиболее информативным оказался журнал бота «Иркутск»:
«Вторник, 19 августа (все даты в цитируемых документах приводятся по старому стилю). 2 часа по полудни…Скорость 2 узла… В начале часа вошли в устье Караулахи… В исходе сего часа вышли в речку Караулах для зимовья и закрепили бот с носу и кормы к берегу…
Четверг, 28 августа. Пришла шлюпка, ответствовали… от 3 сажен воды новопостроенная казарма на ZtW1/2W разстоянием 3/4 мили галанских, на высоком камне маяк на ZO1/2O разстоянием 11/4 мили галанских, от казармы маяк на OtZ1/2O разстоянием 11/8 мили галанских, а маяк состроен высотою со флаштоком 28 фут».
Такие же данные приводятся самим Лассиниусом в рапорте Берингу от 14 октября 1735 года. Можно добавить, что в XVIII веке голландская миля составляла 7403 метра.
По указанным пеленгам (погрешность определения 1/4 румба) и расстояниям можно построить треугольник, восточная вершина которого – маяк на «высоком камне», северная – изобата 6 метров, юго-западная – казарма. Для привязки данного геометрического построения к карте мы интерпретировали «высокий камень» как обрывистый мыс Хара-Улах на правом берегу одноименной реки. Из-за изменения величины магнитного склонения положение других вершин указать однозначно нельзя, но казарма находилась недалеко от моря, Миллер и Гмелин говорят о расстоянии в две версты. Это соответствует записям журнала, откуда следует, что в течение одного часа бот прошел от устья до стоянки со скоростью 2 узла (2 морские мили в час). Следовательно, район поисков должен находиться на расстоянии 8,3 километра к западу от мыса на удалении 2 километров от моря. Так как зимовка проходила в незаселенных местах, что-то должно сохраниться и сегодня. Развалины казармы видели через 90 лет участники Усть-Янской экспедиции лейтенант П. Анжу и штурман П. Ильин. В самом деле, куда могут деться такие крупные постройки в безлюдной тундре? Остается только поехать и найти их.
В 2000 году экспедиция Клуба «Приключение» отправилась на поиски. Устье реки Хара-Улах – необычное. Здесь сразу три речки впадают в море, образуя обширную треугольную дельту, длиной вдоль побережья 13 километров и вглубь материка 7 километров. На огромном пространстве видны многочисленные протоки и озерца – в первый момент можно растеряться и потерять ориентирование.
За три недели обследовали всю дельту. Никаких старых развалин не обнаружили. К тому же места оказались хоть и безлюдные, но активно посещаемые. В конце 40-х годов прошлого века здесь работала гидрографическая экспедиция: измеряла со шлюпок прибрежные глубины, через 20 лет – геодезисты и топографы. В зимнее время по дельте проходит трасса на реку Омолой. И практически круглый год отсюда вывозят бревна жители поселка Найба, расположенного в 45 километрах к востоку.
Тогда, десять лет назад, мы осмотрели всю территорию, измерили глубины в протоках, но ответить на вопрос: где же лагерь – не смогли. Все три речки немноговодны, обрушения берегов незначительны. Теоретически можно допустить изменение уровня моря, но получаемая при таком допущении гипотетическая картина местности не согласуется с найденными в архивах привязками.
На картах 1952-го и 1969 годов присутствует знак «Могила Лассиниуса». Правда, он удален от мыса Хара-Улах на 15 километров и в разных редакциях карт его положение меняется, но оставлять данный факт без внимания не хотелось.
У подножия невысокой сопки, где по карте 1969 года должен стоять крест, не нашли ничего, в том числе и следов каких-либо захоронений. На вершине той же сопки, в соответствии с картой 1952 года действительно была заваленная камнями могила, а рядом с ней упавший крест. Могила, очевидно, XX века, так что мы только подняли и укрепили крест. Таким образом, топографические знаки никакого отношения к Лассиниусу не имеют, они лишь свидетельствуют об уважении людей к имени.
Получается, зимовочный комплекс исчез бесследно? Его разобрали на дрова? Разобрать могли, но бесследно ничего не исчезает. Должны остаться подо мхом полусгнившие венцы деревянного фундамента, вмерзшие в мерзлоту камни от печей и камина, огромное количество щепы, какие-то металлические предметы. Найти все это в земле без специального снаряжения невозможно.
За прошедшие годы арсенал поисковиков существенно изменился. Более совершенные металлодетекторы позволяют на значительную глубину зондировать грунт, отличают черный и цветной металлы, фиксируют обожженные камни. Последнее особенно отрадно, так как мы ищем остатки каменных печей.
Самое удивительное новшество – георадары. Прибор посылает импульс в землю на несколько метров и фиксирует отражение. На экране монитора видны все неоднородности: включения деревьев, камней, нарушение целостности залегания почвенных слоев. Вот эти новые технические средства мы и решили использовать в 2010 году.
Снова, как и 10 лет назад, экспедиция Клуба «Приключение» высадилась в дельте Хара-Улаха. Снова квадрат за квадратом обследовали всю центральную часть. И опять – неудача. Ничего серьезного, что однозначно определило бы положение казармы, обнаружить не удалось. Не помогли и замечательные приборы.
В почве дельты Хара-Улах много железа (болотная руда), поэтому металлоискатели часто «фонили», не давая возможности обследовать тот или иной участок местности. Большие надежды возлагались на георадар. Аппарат уникальный и в условиях мерзлого грунта работает надежно. Но что он отражает: камни или деревья, и какие деревья? Река Лена ежегодно во время паводка выносит сотни тысяч стволов. Паводок существенно поднимает уровень воды, свежий плавник лежит повсюду, даже в пяти километрах от моря. Иногда стволы уложены так плотно друг к другу, что напоминают древнерусскую улицу. Постепенно древесина обрастает мхом, разлагается. Как отличить естественно лежащие бревна от фундаментов построек?
И еще одна сложность. При арктическом поиске невозможно применить основной археологический метод – закладку разведочных шурфов. Заложить шурф (то есть выкопать небольшую траншею) в вечной мерзлоте очень трудно. Приходится полагаться только на приборы. А для правильного понимания показаний приборов в условиях мерзлоты нужен опыт, который нельзя получить без раскопок. Получается замкнутый круг.
Так можно ли найти стоянку бота «Иркутск»? Крест на поисковых работах ставить рано. Грунт, где велось строительство, по обилию дерева и щепы должен отличаться от окружающего. Стало быть, он имеет другую плотность, влажность и, как следствие, растительность. Хорошо бы осмотреть дельту с высоты птичьего полета.
Оказывается, такая возможность существует. Инженерно-технологический центр «СканЭкс» любезно предоставил космические снимки высокого разрешения на всю интересуемую часть дельты. Сейчас они в обработке, но первые обнадеживающие результаты уже есть. В одном месте хорошо прослеживается контур, похожий на фундамент здания нужного размера. Как оказалось, в этом году мы начали поиски именно с этого района, и прошли от данного места всего в полусотне метров.
Если найдутся следы казармы, можно будет ответить еще на один вопрос: где похоронены погибшие? Архивные документы не дают ответа. Предположительно, хоронили погибших тогда, когда приходила помощь из отряда Прончищева (квартирмейстер Тол-мачев и 10 якутов) в период с 11 по 26 мая 1736 года. Раньше это просто некому было делать. Пришедшие временем особенно не располагали. Поэтому следует ожидать, что погибших похоронили рядом с казармой. Однако вечная мерзлота не позволяет в холодное время закапывать тела в землю. Нами принята рабочая гипотеза: для захоронения использовалась «яма» для выварки смолы. В нее, возможно, и были положены тела. Во всяком случае, первое – тело Лассиниуса. Подразумевается, что захоронение должно представлять собой незначительное возвышение до 4 метров в диаметре. Сведений о перезахоронении погибших после прихода нового командира Дмитрия Лаптева – нет.
А недобрая слава реки Хара-Улах продолжает оправдывать себя.
В 1939 году у мыса высадили группу репрессированных финнов, около 40 человек. Они все погибли к 1942 году. Их могилы тоже отсутствуют. Поражает и обилие современных захоронений. Одинокие холмики с крестами и звездами окружают всю дельту и сопки вокруг нее. Впечатление такое, что тут не безлюдная тундра, а поселковое кладбище.
Но, может быть, если хоть одна загадка будет решена, то и пелена мистического мрака развеется. Ведь история этих мест – не только страдания и смерть, но и героическая борьба за жизнь, борьба, где сильнейшие, несмотря ни на что, победили обстоятельства и выжили.
ЗС 09/2011
