Козлов Матвей Ильич (1902-1981) ?

История высоких широт в биографиях и судьбах.

Козлов Матвей Ильич (1902-1981) ?

Сообщение Александр Кот » 26 Сентябрь 2015 20:26

Продолжение книги М. Зингера "Летчик Козлов" Главы 7 -12

Глава седьмая
Ледовая стратегия


Козлова завлек в Арктику известный полярный летчик Алексеев, участник спасательной советской экспедиции ледокола «Красин», разыскавшего в Северном Ледовитом океане часть экипажа погибшего итальянского дирижабля.
С 1929 года Алексеев связал свою жизнь с Арктикой.
Он основательно изучил льды Карского моря и безошибочно определял с высоты их характер.
Командир и штурман самолета Алексеев познакомился с Козловым в 1932 году, когда сам еще не владел в совершенстве искусством пилотажа. Козлов обучал его пилотажу и, в свою очередь, учился у Алексеева познавать Арктику.
В Карском море Алексеев бывал ежегодно. Пытливый воздушный штурман примечал ледовую обстановку, сопоставлял полученные кроки разведок, раскрывал стратегию ледового плавания. Каждый год по расположению льдов не походил на предыдущий. Алексеев охотно делился с Козловым опытом своей северной летной жизни, а тот передавал свои и алексеевские познания более молодым товарищам.
– У Карского моря, Матвей Ильич, есть свои законы, – говорил Алексеев Козлову на диксоновской зимовке, где обычно находились летчики. – Полетай, Матвей Ильич, побольше над Карским морем. Присмотрись. Тогда скажешь, что и Алексеев кое в чем прав. Дело не только в ветрах. По-моему, решают три силы: солнечная радиация, теплое течение Гольфстрима и реки, впадающие в Карское море. Вот что определяет баланс тепла, холода, льда и чистой воды в Карском море. Все это надо знать, чтобы разыскивать надежные пути для морских караванов.
Алексеев рассказал Козлову о полосе мелководья, линию которого примерно можно прочертить по островам Свердрупа – Известий – Исаченко – Кирова и почти до североземельского острова Октябрьской Революции.
– Так вот, мой уважаемый, – продолжал Алексеев, – если весна поздняя, то и реки вскрываются с запозданием, и Карское море получает тепло от речных вод позднее обычного. Тогда не ищи прохода для судов под восточным берегом Карского моря. Нужно избирать путь севернее мелководья. Реки не вскрылись, бухты не вытаяли, весна поздняя – надейся на Гольфстрим. Есть два хода: либо, при поздней весне, севернее карского мелководья, либо, при ранней весне, южнее этого мелководья. Вот так и «плавам», как говорят поморы. Пролив Вилькицкого – главные ворота Северного морского пути. Надо приглядывать за мысом Неупокоева, за островом Русским и Матиссена. Я считаю, что между припаем и движущимся льдом будет ход для судов. Тепловой баланс решает все. Страшны не льды, а люди, не понимающие, как водить в Арктике суда, и не знающие Карского моря. Вот здесь-то летчики и должны корректировать моряков, исправлять их маршруты.
Козлов перенимал у своего учителя искусство ледовой стратегии. Так же как и Алексеев, он стремился дать глубокую разведку льдов к началу навигации. Чтобы побеждать противника – плавучий лед, надо знать его расположение – дислокацию. И эта работа воздушного разведчика была по душе бывшему военному летчику Козлову. Не отпугивали его ни сумасшедший новоземельский ветер-всток, ни слепящая полярная пурга, ни лютые морозы.
В сибирских пышных меховых одеждах Матвей Козлов казался крупнее и сильнее. Но стоило ему освободиться после полета от теплых мехов, как он становился совсем городским человеком. И этот человек загорался, когда говорил о Севере, волновался, встречая товарища-полярника.
Молчаливый обычно Козлов способен был всю ночь напролет говорить о ближайших перспективах развития Советского Севера. И это не были только фантазии. Рассказывал человек, на опыте познавший бескрайные просторы Карского севера.
Нередко Алексеев и Козлов за один вылет осматривали почти все Карское море по маршруту Уединение – Домашний – Шмидта – Ушакова – Визе – paйон мыса Желания и возвращались на Диксон. Другие летали по маршруту Стерлегов – Усть-Таймыр – Челюскин – Фаддея – Малый Таймыр – Неупокоева – мыс Оловянный – Русский – Макарова и возвращались на Стерлегов. Перекрестные маршруты выясняли ледовую обстановку моря.
Если с севера нависали длинные языки – значит, следовало беречься северных сгонных ветров. Эти ветры могут быстро подвинуть дрейфующий лед на юг и завалить трассу, по которой шли караваны пароходов. Но главное для севера Карского моря (Козлов соглашался в этом со своим учителем) – солнце, реки и Гольфстрим; они управляют ледовым хозяйством Карского моря. На стоянках после кратковременного отдыха Алексеев любил рассуждать и спорить о технике ведения ледовых разведок.
– Техника воздушных разведок требует от экипажа самолета больших знаний, – пояснял он. – Поверь мне, Матвей Ильич, доносить только о том, что видишь, мало. Надо найти систему в бессистемном на первый взгляд нагромождении льдов. Надо отыскать ключ к пониманию тех факторов, которыми природа каждый год определяет различную ледовую ситуацию. Надо не только видеть, но и предвидеть изменения ледовой обстановки.
– А скажи, Анатолий Дмитриевич, бывает ли тебе когда-нибудь страшно в воздухе? – вдруг спросил Козлов.
Алексеев рассмеялся.
– Когда мы, помнишь, садились с тобой, Матвей Ильич, на озере близ Варнека, я хорошо видел, что тебе было не страшно. Страх приходит потом. Страх – это реакция на пережитое. Чувства обреченности у летчика нет и быть не может. Ну, скажи, думаешь ли ты когда-нибудь в самолете о смерти? Да никогда! Ты себя в самолете считаешь королем воздуха. И правильно! Каждый летчик уверен, что выйдет из любого положения. Летчик в свою смерть от самолета не верит. Вон американец Коллинз подробно описал свою будущую гибель от самолета. Ну, уж извини меня, такого летчика я бы и часу не держал в авиации! Что это, как не самая предельная вылетанность? Раздвоение человека! Летчик садится в самолет, идет уверенно в высоту, а какой-то внутренний его двойник нашептывает: «А не убьюсь ли я в этом полете?» Когда летчик не верит машине, ему летать больше нельзя. Он разобьется непременно...
В те дни на дощатых тротуарах Диксона было людно. Здесь встречались моряки, летчики, ученые, зимовщики.
Свободные от вахт полярники слушали Москву. Голос диктора был четок и близок. Когда зимовщик закрывал глаза, ему представлялось, что он не на ледяном рубеже, у врат Северного морского пути, а в своей родной и далекой столице. Он слышал гудки автомобилей, проносившихся в полночь по Красной площади мимо мавзолея Ленина, и бой часов с кремлевской башни.
Из островной типографии принесли в общежитие свежие номера «Полярной звезды» – газеты Диксона. С попутными пароходами и самолетами ее доставляли в отдаленнейшие уголки Арктики, к большим и малым зимовьям.
В разговорной комнате на диксоновской радиостанции люди ждали вызова к радиотелефону: у льдов Карского моря велись разговоры с Москвой. Есть особое, непередаваемое волнение в разговоре с близким человеком, удаленным на тысячи километров. Этого чувства не объяснить словами.
Как не похож был этот Диксон на тот угрюмый и тихий остров, который посетил впервые в 1932 году летчик Козлов! Бывало, спал Козлов вместе с Алексеевым в тесной библиотеке при общежитии на медвежьей шкуре, а Побежимов – под роялем в кают-компании. У летчиков не было даже пилотской комнаты, чтобы отдохнуть после тревог напряженного до крайности полета.
Теперь в уютной пилотской комнате летчики хорошо отдыхали после полетов. Обычно разговоры много раз меняли направление и сводились наконец к излюбленной теме – ко льдам.
Кто-то прочитал в книге профессора Визе о плавании на ледоколе «Литке»:
«Днем 30 августа я был неприятно удивленp class=, заметив, что пилоты возились около стоявшего на юте самолета. Очевидно, они готовились лететь в ледовую разведку. Но к чему она? Распределение льдов отражалось на небе, как в зеркале, и эта небесная карта ясно указывала нам нужный путь».
Штурман с чужого самолета сказал:
– К сожалению, приходится отметить, что такой же точки зрения придерживаются многие капитаны. Для них самолет – морока. Вылетит в разведку, да еще не вернется, вот и ходи ищи его!
– Это было давно, – перебил его Козлов. – Мы ходили на «Красине» в новоземельскую экспедицию. Над нашим «У-2» тоже посмеивались моряки. А когда мы им дали ледовую разведку, да перевезли больше четырех тонн груза, по-другому заговорили. У Визе нет недоверия к летчикам, но он верит «водяному» небу, как зеркалу.
– Да, но ничто так не обманывает, как небо, – возразил штурман. – Вот мы летим на высоте шестисот метров. Я вижу впереди на небе темноту. Значит, небо водяное! Значит, впереди чистая вода! Летим десять минут, двадцать минут, полчаса... Никакой чистой воды, а все льды, льды и льды, Вот тебе и водяное небо!
– Что же, так и не встретилось даже разводья? – недоверчиво спросил Козлов.
– Попадались отдельные узкие трещины, небольшие разводья... Они-то и давали темное отражение в небе.
– Ну, а морякам большего и не нужно. Там, где с высоты шестисот метров тебе кажется, что пароход не пройдет, моряк найдет своему кораблю дорогу. Я вообще считаю, что наблюдение за льдами в ближней тактической разведке надо производить с высоты трехсот и, во всяком случае, не выше четырехсот метров. Иначе всегда будут расхождения между моряками и летчиками.
– Каждый летает, как умеет, – сказал штурман. – Мы ходим на шестистах-семистах метрах. Надо иметь хотя бы небольшой запас высоты, чтобы при случае благополучно спланировать.
– А с такой высоты разберешь ли ты качество льда? Я думаю, что не разберешь. А моряку важно знать не только балльность льда – как густо лед покрывает площадь моря, – моряк хочет знать качество льда, его плотность, мощь, толщу, торосистость. Где же с высоты семисот метров ты разглядишь на льду ропаки? Все кажется с высоты гладким, хоть на самолете приземляйся. Мне пришлось полетать для зверобойных экспедиций. Базировались мы на остров Моржовец. Зачастую садились на лед. Я эти льды наглядно, на опыте изучил. То, что с высоты кажется ровным, может поломать самолет при посадке на льдину. Хорошо, если светит солнышко, и от ропаков на льду тени ложатся. Ну, а если теней нет, то все бело, все одного цвета и может обмануть летчика. Семь раз кружись, а один раз садись, – так надо применить старую народную пословицу для нас, летчиков. Бывало пять заходов сделаешь, прежде чем разберешь, что за лед под тобой, а тогда уж пойдешь на посадку. Вот что! Моряк и хочет, чтобы летчик сообщал ему о качестве льда с такой же ответственностью, как если бы летчик собирался садиться на ледяной аэродром, ему незнакомый. Ты ему читай льды, как книгу. Читай и поясняй. Штурман не сдавался.
– Надоело ходить в тактические разведки. Все одни и те же места. С самолета смотришь и думаешь: Как же это моряки забрались в такую ледяную кашу, когда совсем рядом чистая вода? Радируешь с самолета: «Пробивайтесь на восток, там выберетесь на чистую воду». А пароход стоит, как нанятой, не двигается с места. Да еще шлет тебе в ответ язвительную телеграмму: «Двигаться пока преждевременно, ждем отлива».
– И правильно поступает, – сказал Козлов.
– Совершенно правильно. Но я-то не моряк и не знал, что во время отлива наступает разрежение льдов. Теперь я это знаю и таких советов морякам больше не даю.
– Конечно, нам надо много знать, чтобы хорошо помогать морякам. Это наша главная обязанность. Мы ведь летаем не для рекордов. Главная цель – найти дорогу транспортным пароходам. Обеспечить бесперебойную летнюю работу полярной магистрали. Грош цена летчику, если он за навигацию накатает сотню тысяч километров над Арктикой, но без пользы для Северного морского пути.
Разговор перешел на новую тему.
– Мне дорога стратегическая разведка, – сказал штурман. – Летишь на дальнее расстояние. Не тащишь кораблей за нос в полынью. Определяешь общий баланс льда в море, считаешь запасы льда.
– Правильно! Все это требуется. По этим данным можно вернее строить прогноз ледовой обстановки на декаду или даже месяц. Мы уже начинаем летать над Арктикой круглый год. Мы наблюдаем Арктику с воздуха и зимой, чтобы знать, какая она будет летом, много ли останется льда на ходовом пути кораблей. Мы забираемся уже к высоким параллелям. Мы еще только, быть может, прощупываем настоящие ходы для кораблей. Моряку одинаково необходима и стратегическая, дальняя, и тактическая, ближняя, разведка. И та и другая служат одному – надежности избранного пути.
Вечером штурман пытливо посмотрел на Козлова и спросил его:
– Скажи, Матвей Ильич, знаешь ли ты Арктику? Ты ведь не первый год летаешь, а возьмешь ли ты на себя такую смелость, чтобы сказать: «Арктику я знаю»?
– Не скажу. Но льды как будто читаю грамотно, моряки не жалуются. Вот я и считаю, что тактическая, ближняя, разведка льдов для парохода или каравана судов должна быть точной и скорой. Лучше стратегическую разведку отложить на денек, но подобрать такую погоду, когда нет ни тумана, ни снеговых зарядов, а ты летишь и читаешь льды. Вот это и требуется от тебя. Кому нужны все эти красоты полета над туманом, над пургой, когда тебя послали в разведку, чтобы льды посмотреть, а ты их не видел вовсе или усмотрел только частично и общей картины дать не можешь! Тактическая разведка – это улучшенный бинокль морского капитана. Тут мешкать нельзя, как нельзя и ошибаться. Ошибка летчика стоит дорого кораблю: вмятины в борте, пробоины, потеря лопастей винта. Караван затерло во льдах. Моряки не знают, что впереди.
– Так спорить можно до утра, – наконец вмешались товарищи. – А нам завтра чуть свет в разведку. Спокойной ночи, друзья!
Пилотская комната угомонилась.
В 1936 году вновь скрестились летные пути Козлова и Алексеева. По Северному морскому пути в первый пробный и ответственный рейс шли корабли особого назначения. Задача авиации в таком рейсе особенно почетна. Обслуживание кораблей с воздуха равноправно вели самолеты Алексеева и Козлова. Разведчикам доверили работу большой важности. Требовалось найти морским судам дорогу в том месте, где, казалось, прежде этого хода не было.
Воспользовавшись первой летной погодой, сдернувшей пелену тумана с дрейфующего льда, летчики ушли в разведку. Мощный шум моторов нарушил арктическую тишину.
Ледовая обстановка в Карском море складывалась неудачно. Караваны стояли без движения, закованные льдом близ материка, на пути от Диксона к проливу Вилькицкого. Август подходил к концу. По утрам в полыньях воду затягивало льдом. Люди, впервые видевшие Арктику, поговаривали о том, что невозможно провести караван в таких тяжелых льдах. Корабли не поворачивали обратно, но и не двигались вперед.
Ночью на кораблях стали известны результаты разведок, переданные по радио. Путь к мысу Челюскин проходил в шхерах через пролив Матиссена, где еще никогда не плавали большие корабли. После длительного дрейфа кочегары поднимали пар во всех котлах, готовя корабли к походу.
Ледовые разведки летчиков открыли путь морским кораблям на восток.

Глава восьмая
На полюс


С каждым годом Козлов все теснее сближался с Севером. Быть может, говорила в нем натура северянина, уроженца Вологодского края. Быть может, манила к себе полярная природа, ее бескрайные просторы.
Знакомые моряки рассказывали Козлову о том, как они «обманывали зиму», то есть уходили от нее куда-нибудь на юг, в тропический рейс, и возвращались к своим берегам лишь весной, чтоб перед наступлением следующей зимы снова отправиться в субтропики. Так и проходит целый год без зимы.
Козлову не пришлось обманывать зиму. Он проводил обычно зиму и лето в Арктике. Но не жаловался. Летчик знал, что это нужно для народа, для страны, и без горечи уходил от весны, перегонял свой самолет к высоким широтам. Здесь летал он над горами, еще не знавшими геологов, над морскими проливами, не видавшими кораблей, там, где не показывался еще ни один самолет.
– У тебя, Мотя, зима на голове, – говорили Козлову знакомые, замечая серебряные нити в его густой каштановой шевелюре, своеобразный иней от длительных арктических полетов и связанных с ними тревог.
Летом в Арктике Козлов внимательно следил за ходом полярной навигации. Отдыхая на Диксоне между полетами, он переставлял на карте флажки, обозначавшие местонахождение кораблей и самолетов. Он всегда знал, где находятся его друзья – моряки и летчики, а те знали, где летит или отстаивается самолет Козлова.
– Матвей Ильич, а если скинуть тебе годков двадцать, каким бы ты занялся делом? – спросили его однажды товарищи.
– Ну что ж! Летал бы в Арктике. Лучшего места не найти. Всегда в большом коллективе, рядом товарищи. Идешь в воздух словно по боевой тревоге.
– А не скучаешь на Севере по Москве?
– По совести сказать, времени для скуки не остается. Приедешь в Москву, хочется побывать повсюду, все посмотреть. С удовольствием сбросишь летное платье, сапоги. Наденешь костюм, ботинки, галстук, шляпу... А потом пройдет неделя-другая... Да что говорить! Тянет обратно на Север.
Когда Козлову предложили участвовать в экспедиции на Северный полюс, он, не задумываясь, ответил «да». Не много людей повидало полюс, а еще того меньше побывало на нем. Знаменитый Пири, достигнув района Северного полюса, пробыл там всего лишь тридцать часов. Он избрал себе в спутники негра Хенсона – специально для того, чтобы никто из белых не сказал: «Я тоже побывал на Северном полюсе». Покружились над полюсом дирижабли «Норге» и «Италия». Американец Бэрд первым из летчиков пронесся над Северным полюсом, на два дня опередив знаменитого Амундсена. Но никто из летчиков на полюс не садился. Еще задолго до старта на Северный полюс Козлов перечитал множество «северных» книг. Лучшими книгами о Севере летчик считал дневники Амундсена. Старик-полярник вдумчиво описывал все подробности и много уделял в своих книгах внимания одежде, обуви. Надо лететь на Северный полюс – заглянешь в книги Амундсена, и старый норвежец расскажет, как лучше одеться в полет, обуться, что хорошо или плохо для полярника в неизведанном рейсе, как подготовиться к неожиданностям.
Обычно в Арктике Козлов тепло одевался. Зимой летал в меховых штанах и теплом белье. Лучшей обувью считал для летнего времени болотные сапоги. Хорошие сапоги для летчика (если за ними ухаживать, смазывать перетопленным звериным жиром) не пропустят воды. Правда, они тяжеловаты, но зато удобны. Их и сбросить легко, если случится хлебать соленую морскую водичку.
– Лучше наших сапог, – говорил частенько Козлов, – на свете нет! А что будешь делать в воде с американскими ботинками, которые до самых колен шнуруются?
Но никогда так тепло и обдуманно не одевался Козлов, как во время полета на полюс. В легкой и теплой одежде летчиков-полюсников было соединено портновское искусство чукчей, ненцев, якутов и американцев.
До острова Рудольфа Козлов летел вторым пилотом в машине Алексеева. На Рудольфе Козлова назначили вторым пилотом в экипаж Мазурука.
Перед самым стартом во время лыжной прогулки Мазурук подвернул ногу. Врач нашел разрыв связок. Мазуруку предписали ходить на костылях. Быть на Рудольфе, совсем недалеко от полюса, и отказаться от полета Мазурук считал для себя невозможным.
Водопьянов тем временем был уже на Северном полюсе, поджидал товарищей.
Наконец синоптик объявил, что остальные машины экспедиции тоже могут стартовать. И разведывательный самолет определил: за 84° по направлению к полюсу облачный слой заканчивается и видимость прекрасная.
Был назначен старт, и место сбора самолетов определили у кромки облаков.
Мазурук занял командирское место, еще не оправившись от перенесенной болезни. Первыми взлетели Молоков и Алексеев. У кромки облаков они более часу кружили, поджидая Мазурука. Но тот не показывался. Запросили Рудольф и узнали, что последняя машина стартовала через тридцать пять минут после алексеевской.
Дальше ждать Молоков и Алексеев не могли. Запас горючего был рассчитан до капли. Посовещавшись с Шевелевым (заместителем начальника полюсной экспедиции, находившимся на борту самолета В. С. Молокова), Молоков продолжал полет по курсу. Мазуруку предложили лететь на север самостоятельно, после короткого поиска лагеря садиться и, установив связь с полюсом, возобновить полет.
Несмотря на все старания радиста молоковской машины Стромилова, связи с Мазуруком установить не удалось. Когда самолеты прошли 86-ю параллель, была получена радиограмма Мазурука. Он сообщал, что его машина прошла 85°, и просил Молокова убавить скорость, чтобы подтянуться к товарищам. Молоков уменьшил скорость, но Мазурука по-прежнему не видел. Впоследствии выяснилось, что он опередил товарищей и ушел от них.
Алексеев и Молоков вскоре сообщили о своих посадках в районе полюса. Долго не было известий от Мазурука. Первыми услышали его радисты Диксона. Мазурук оказался в ста километрах от папанинцев. У него не ладилось с радиостанцией. Посадку совершили благополучно, но аэродром изобиловал ропаками и застругами. Взлететь без подготовки было невозможно. На радиостанции у Мазурука разрядились аккумуляторы, часто обрывался приводной ремень от мотора. Все же радист Стромилов услышал невнятный голос этой машины и установил с нею связь.
Ширшов и Федоров на своей льдине уже вели регулярные астрономические, магнитные и метеорологические наблюдения. Но гидрологическая лебедка и все главное оборудование станции «Северный полюс» оставалось на борту машины Мазурука. Нельзя было узнать глубины океана под льдиной, на которой раскинулся лагерь.
У Мазурука сильно болела нога. Он не мог заниматься физической работой. Радист налаживал связь. Вся тяжесть подготовки аэродрома легла на плечи Козлова и еще троих товарищей. Надо было очистить громадное ледяное поле от ропаков. Люди сбили себе руки в кровь. Ладони покрылись мозолями и водяными пузырями. После короткого отдыха Козлов отправлялся с товарищами на аэродром. Ропаки, торчащие вверх будто сахарные головы, стали ненавистны экипажу. Из своего полярного опыта, полученного в зверобойных экспедициях, Козлов хорошо знал, что взлетать со льда можно, только расчистив его основательно от заструг и торосов.
Лишь 5 июня Мазурук долетел до папанинской льдины. Долгожданный прилет «Н-169» на полюс завершал первый этап экспедиции. Предстояло возвращение.
Козлову с Мазуруком не довелось вернуться в тот год домой. Начальник полюсной экспедиции Шмидт оставил машину на всю зиму в Полярном бассейне. Она несла почетную папанинскую вахту. В случае внезапной тревоги самолет «Н-169» обязан был в любой момент подняться с Рудольфа, долететь до папанинцев и оказать первым жителям Северного полюса необходимую помощь.
В тот год, поразив мир своей отвагой, прошли над Северным полюсом без посадки из Москвы в Северную Америку машины Героев Советского Союза Валерия Чкалова и Михаила Громова. Последним совершал беспосадочный перелет Москва – Северный полюс – Северная Америка Герой Советского Союза Сигизмунд Леваневский.
13 августа в 6 часов 44 минуты самолет Леваневского «Н-209» сообщил, что идет к Рудольфу по маяку. Козлов не выходил из радиорубки на Рудольфе. Он вслушивался в сигналы, передаваемые с самолета. Но «Н-209», пройдя полюс, прекратил связь с землей после выхода из строя одного мотора.
Козлова охватила щемящая тревога. Среди членов экипажа «Н-209» был близкий друг Козлова Григорий Трофимович Побежимов, тот самый борт-механик, с которым он вместе работал в Арктике. Вместе с Козловым Побежимов садился в воздушном колодце на безвестную лагуну, опускался у берегов Северной Земли, разведывал богатства сибирской тайги. Козлов не раз встречался с Побежимовым: летом – на Севере, зимой – в московском Доме полярника на Никитском бульваре, где они жили в одном подъезде.
Козлов рвался в воздух, чтобы оказать «Н-209» помощь. Но незадолго до старта Леваневского Мазурук отправился с Рудольфа в бухту Тихую, чтоб вывезти начальника этой станции. Козлов поджидал Мазурука на Рудольфе. Возвращение командира преступно задерживалось радистом Вознесенским, впоследствии сурово осужденным за свои действия. Вознесенский обманно сообщал Мазуруку, что Рудольф не может принять самолет из-за плохой погоды. Мазурук не смог своевременно вернуться на Рудольф к своей мощной машине...
Когда сильным ледовым сжатием разломало папанинскую льдину и жизни четырех героев грозила опасность, Мазурук и Козлов отправили в Москву телеграмму о своей готовности вылететь к лагерю. Но папанинцев сняли ледоколы. Вахта самолета «Н-169» была на этом закончена. Предстоял завершающий полет с острова Рудольфа в Москву.
17 марта 1938 года «Н-169» достиг Амдермы. В этот день триумфальный поезд папанинцев уже подходил к Москве...
Лыжи «Н-169» коснулись Большой земли. В кресле второго пилота сидел по-прежнему Козлов. В машине было необычно людно. Тридцать зимовщиков возвращались домой через Ледовитый океан. Перед Нарьян-Маром погода внезапно испортилась. Архангельск также не принимал самолетов. Только Канина земля сообщила о летной погоде.
– Илья, – обратился Козлов к Мазуруку, – пойдем на Канину землю. Мне там каждый бугорок знаком. Сядем в Кие, переждем, пока в Архангельске прояснится.
Мокрый снег облепил заметно обледеневавшую машину. Мазурук согласился с Козловым, и тот повел машину по знакомой воздушной тропе, много раз хоженой во время зверобоек.
Показалась Кия. Козлов приземлил самолет и, чтобы лучше рулить, высунулся из фонаря. Вдруг раздался радостный женский крик:
– Ба-а-атюшки! Да это же Матвей Ильич прилетел! – кричала старая знакомая, тетя Лиза, поморка, всегда приветливо встречавшая козловский экипаж, когда тот останавливался в Кие, облетывая Чешскую губу.
– Тетя Лиза, а нас сей день много народу прилетело! – закричал Козлов, махая рукавицей.
– Ты, Матвей Ильич, собери людей и давай к нам в стан, ночлег приготовим хороший, – пригласила гостеприимная поморка.
И на этот раз тетя Лиза кормила всех пирогами, начиненными палтусиной и семужкой.
Механики зачехлили моторы и винты. Двое суток неистовствовала пурга в Кие. Она не давала самолету подняться в воздух. Наконец взлетели, но Архангельск отказался принимать машину. Там была низкая облачность, густой снегопад. Козлов повернул к острову Моржовцу, где некогда летчик Вершинский гонялся за своей обезумевшей «Ш-2». Здесь переждали непогоду.
Прошло еще несколько дней, и «СССР Н-169» прибыл на Московский аэродром. Летчиков встречали после годичной разлуки родные и близкие.
– Жалею только об одном, – сказал товарищам Козлов, – что не вернулся вместе с Водопьяновым в Москву, когда товарищ Сталин встречал летчиков. Он обнял бы тогда и меня с вами...
– Это верно, – согласился с Козловым шедший рядом борт-механик. – Но, может быть, мы еще чем-нибудь заслужим.
И сразу стало веселее после этих слов. Летчики разместились в легковых машинах и поехали к Дому полярников.

Глава девятая
Происшествие на реке Ленивой

Тактика полетов Козлова была сходной с алексеевской. Оба они добивались одного – стопроцентного выполнения задания. Даже там, где казалось, не было выхода, Козлов не терялся. Он верил в свою удачу.
В 1938 году Козлов разбил лодку своего самолета во время старта с реки Ленивой, впадающей в Карское море. В реке, где еще недавно были достаточные глубины, при взлете оказалось мало воды. Река обмелела из-за сгонного ветра, вода едва прикрывала предательские камни. На них и наткнулся пилот.
В устье Ленивой одновременно находился самолет Алексеева. Вместе с Алексеевым облетывал ледяные пространства и начальник полярной авиации Шевелев. Из опытных знатоков составилась аварийная комиссия. Она пришла к печальному выводу: спасти самолет в столь позднее время вдали от ремонтных мастерских невозможно.
Больше всех огорчался Козлов. Авария случилась перед самым закрытием успешно проведенной навигации. Козлову стало ясно: спасти самолет можно только немедленным ремонтом на месте. Промедление грозило новыми бедствиями.
От места происшествия до зимовки было около двух километров. Кругом не видно было ни одного бревна, а летчикам был необходим деревянный помост, чтобы выкатить из воды самолет и заклепать пробоины.
Оставалось одно – разобрать старый сарай. Но начальник зимовки отказал летчикам. Он заявил, что сдает зимовку новой смене и на учете должно быть каждое бревно. Козлов убедил его все же уступить пристройку для приготовления помоста.
– Мы с собой в воздух ваших досок не возьмем. Они все останутся на зимовке, – утешал он его.
Пристройку разобрали и по доске перетаскали к берегу реки Ленивой, где стоял израненным самолет. Тяжелый груз носили за два километра. Бросали в тундре обессилев. Отдыхали. Вновь приходили за брошенной ношей. Так перенесли к самолету доску за доской в стужу и ветер, работая неутомимо, как муравьи в потревоженном муравейнике.
Козлов был главным архитектором помоста. Когда сооружение закончили, самолет выкатили при помощи талей на помост. Борт-механик Чечин осмотрел пробоины. Требовалось положить три заплаты, причем одну фигурную, на редан.
Застучали молотки. Казалось, что работы ведутся не на далекой полярной реке Ленивой, а на культурной верфи.
Шесть дней стучали молотки клепальщиков. Старались спать поменьше и работать подольше, чтобы использовать все светлое время. По очереди варили консервы, убирали помещение кормового отсека. Когда работу закончили, торжественно пригласили Алексеева и Шевелева для осмотра произведенного ремонта.
После осмотра фигурной сложной заплаты на редане Козлов показал товарищам на борт-механика Чечина и хотел было похвалить своего соратника, как вдруг с досадой заметил:
– Целый мешок заклепок схарчили! Ни одной больше на борту не осталось!
Рачительный хозяин, Чечин ревниво оберегал самолетное имущество. Он знал, что лететь домой далеко, а в пути могут быть разные неожиданности.
– Мы вам из нашей машины малость добавим, – успокоил его Шевелев.
Дюралевые листы, закрывшие пробитые острым камнем места, плотно прилегли к днищу. Работа была принята и одобрена комиссией. После ремонта лодка больше не протекала.
Машина прибыла благополучно в Красноярск на зимнюю стоянку. Инженеры, осмотрев произведенный ремонт, нашли, что лучше заклепать не смогли бы, пожалуй, и в мастерских.

Глава десятая
Крылатая медицина


Осенью 1939 года в устье Индигирки разгружался пароход «Якутия», пришедший Северным морским путем. Упавшим во время разгрузки ящиком сломало ногу комсомольцу-стахановцу матросу Парамонову. У него началась гангрена. И Парамонов обратился в Москву по телеграфу:
– Спасите мою молодую жизнь...
На Севере уже начиналось осенне-зимнее время. Зима сковала лагуны, где могли отстаиваться самолеты. Только Козлов еще задерживался в Якутске. От столицы Якутии до устья Индигирки, где находился больной, было около двух с половиной тысяч километров.
В Москве вспомнили о Козлове. Управление полярной авиации знало, что он не откажется от работы в любое время года, как бы трудно это ни было. Козлову предложили срочно вылететь из Якутска на Индигирку для спасения жизни молодого стахановца. В это время летал он не на маленьком «У-2» или крошечной «Ш-2» и даже не на двухмоторном «Дорнье-Валь», а на «Консолидейтед» – новейшем тяжелом американском самолете. (На этой машине известный полярник американец Вилкинс искал Леваневского и его товарищей, пропавших без вести в районе полюса.)
Трасса к устью Индигирки была неизведанна, на пути ни авиационных баз, ни служб погоды, ни надежно работающих радиостанций. Моторы выработали положенные ресурсы. Линейные якутские самолеты уже прекратили свою работу. По северным рекам шла шуга.
Еще совсем недавно летчики «Консолидейтед» прощались с бухтой Тикси, где начиналось смерзание. Но священный закон большевистской дружбы обязывал снова лететь туда же.
– Надо, братцы, слетать в Тикси, – объявил своему экипажу Козлов.
Штурман Штепенко достал карты и углубился в разработку маршрута. Он предлагал разные варианты полета. Но Козлов выдвинул свой – лететь на Тикси, оттуда на Индигирку, а возвращаться напрямую через Верхоянский хребет.
Не прошло и двух часов после получения задания, как самолет уже был в воздухе. Морская машина летела над сушей, тайгой, горами, замерзающими реками, над тундрой, выбеленной снегом.
Врач, находившийся на борту «Консолидейтед», стойко переносил тяготы воздушного пути. Правда, перед стартом он опасливо спросил летчиков:
– А не убьете вы меня?
– Доставим в целости и сохранности, по всем правилам высшей техники пилотажа, – пошутил в ответ командир самолета.
Врач спокойно любовался видами северной Лены.
Летели над пересеченной местностью. Козлов, как осторожный летчик, без нужды не рисковал. До Тикси самолет добрался благополучно.
Накануне прилета шторм вынес из бухты в море весь лед и шугу, но брызги волн сразу же покрыли самолет ледяной глазурью, – было уже холодно. Дул сильный ветер. Он гасил лампы и не давал летчикам подогревать моторы. Погода задерживала машину в Тикси. Москва требовала ежедневной информации о ходе перелета. Наконец пришло распоряжение: «Считаем дальнейший полет рискованным для машины и экипажа. При первой возможности вылетайте обратно в Якутск».
Все же Козлов решил довести свой рейс до конца. Как только синоптики сообщили о том, что погода несколько улучшается, он сразу же вечером начал собираться в полет на Индигирку, чтобы к свету быть в полной готовности. Летчики защитили лампы брезентами и подогрели моторы. К утру машина была готова к старту.
Между тем начинался новый шторм. Машина тяжело пошла на взлет. Козлов знал, что оторваться надо во что бы то ни стало, иначе здесь замерзнешь, – после шторма бухта сразу станет по-зимнему. Тогда не видать ни Индигирки, ни Москвы, машина не получит необходимого ремонта перед следующей навигацией и выйдет из строя на все будущее лето.
Козлов поставил машину против ветра. Волна стала заливать нос самолета. Стекла кабины покрылись изморозью, сделались непроницаемыми. Второй пилот высунулся из кабины и на взлете протирал окно ветошью, чтобы командиру было видно место старта. Шлем второго пилота покрылся тонким льдом, но летчик продолжал протирать окно, пока Козлов не вырвал машину из смерзавшейся воды.
Курс проложили на восток, к устью Индигирки. Где-то среди лесотундры находилась незаметная с воздуха точка Чокурдах. Там ждал хирурга смертельно больной Парамонов. На карте это крохотное селение даже не было обозначено. В Якутске летчикам сказали, что Чокурдах находится километрах в сорока ниже Аллаихи.
Козлов подошел к Индигирке бреющим полетом. Связь с землей нарушилась.
В Чокурдахе каждый вечер жгли костры, поджидая Козлова.
Козлов увидел огни костров и благополучно приводнился на Индигирке. Врач вышел из самолета и деловито направился прямо в больницу.
Оказалось, что при больнице есть женщина-врач, но она не делала операции из-за того, что израсходовала уже весь запас наркотиков и нечем было усыпить больного. Хирург привез с собой из Якутска все необходимое для операции.
Медицинские сестры, находившиеся при больнице, узнав о предстоящей ампутации ноги, испугались крови и отказались помогать хирургу. Ассистировал врачу впервые в жизни штурман Штепенко.
Комсомолец Парамонов лишился ноги, но жизнь его была сохранена.
Машина пошла в обратный полет над хребтами Черского и Верхоянским. На борту самолета, кроме хирурга, был и только что перенесший операцию больной.
Полет продолжался свыше девяти часов на высоте до четырех тысяч метров. Шли вслепую. Магнитная буря мешала установить радиосвязь с землей.
И все-таки штурман Штепенко уверенно показал точку на карте:
– Мы над Алданом.
Козлов доверял своему штурману. Здесь, над Алданом, предстояло пробивать облачность, чтобы найти реку и по ней выйти на Лену близ Якутска. Козлов пошел спиралью на снижение.
Штурман не ошибся. Вот мелькнуло селение Алдан на одноименной с ним реке. Вот показалась и широкая Лена. До Якутска оставалось совсем уже немного. Штурман связался с землей и, сообщив на коротких волнах в Якутск о скором прилете, просил подготовить место в больнице для оперированного, нуждавшегося в срочном переливании крови.
...Перед отлетом в Красноярск летчик Козлов заглянул в больницу. Парамонов поправлялся и сердечно благодарил своих спасителей.
Козлов налетал за это лето сто пятьдесят часов, покрыв расстояние в сорок тысяч километров. Этот путь равнялся кругосветному перелету. Так закончилась без единой поломки материальной части шестнадцатая по счету арктическая экспедиция Козлова.

Глава одиннадцатая
Учитель


На северных стоянках Козлов нередко вспоминал годы летного ученичества и с уважением рассказывал о своем первом инструкторе Ефиме Кошелеве, герое боев с белофиннами во время гражданской войны и первом участнике воздушного рейса на остров Врангеля. Кошелев слыл замечательным рассказчиком; в свободное время авиационная молодежь теснилась вокруг него. У него и разговор был особенный. Он не говорил «лететь», но «сыпать»; от него услышал Козлов, что «голова – не карниз, отшибешь – не приставишь». «Земля-матушка – она всех примет, – говорил Кошелев, – но смотрите, друзья: лучше сесть против ветра на колокольню, чем по ветру на самый культурный аэродром».
Остроумный, всегда бодрый Кошелев учил молодежь, сопровождая свою речь смешными прибаутками, хлесткими пословицами, интересно и увлекательно рассказывал о своей жизни, о первых увлечениях воздухоплаванием.
...Это было давно: русский летчик Габер-Влынский и француз Пегу показывали в Москве первые фигурные полеты. Но у Ефимки Кошелева, учившегося слесарному мастерству, не хватало денег, чтобы купить входной билет на Ходынское поле, где упражнялись бесстрашные авиаторы.
В дни объявленных полетов юный Кошелев с утра висел на ходынском заборе. Разряженные щеголихи наводили лорнетки и бинокли на летчиков, готовившихся к полету. Толпа гудела, заглушая шум заведенного мотора. Крики восторга вырывались из тысячи грудей, когда самолет, набрав скорость, отделялся от земли и плавно взмывал вверх. Люди замирали от страха и восхищения, как только самолет переворачивался в воздухе, показывая голубому, ясному небу свои искрящиеся на солнце колеса. Кошелеву все это напоминало «смертельные номера» акробатов под куполом цирка, когда барабан отбивал тревожную дробь и затихала даже галерка...
Слесаря Кошелева призвали на военную службу в 1915 году. Во втором Балтийском экипаже, где он служил, кондуктор однажды объявил морякам:
– Кто желает учиться на авиунов? (Так раньше называли авиационных механиков.)
Среди других вызвался и Кошелев. В первый раз его взяли полетать. Он обещал вымыть аппарат после воздушного «крещения». Покатали да еще приплатили за это девяносто копеек. Так некогда поощряли «подъем в воздух» каждого смельчака.
Незадолго до Февральского переворота Кошелев окончил ускоренные курсы авиамехаников в Ревеле. Втайне он мечтал стать пилотом. Но в морские и авиаморские училища попадали лишь «избранные» люди – дворяне.
В первый год Октября Кошелев поступил в школу воздушного боя в Скачки (ныне Красное Село). Один из инструкторов школы, лейтенант, часто нашептывал курсантам:
– Какая тут вам школа, ребятки! Ничему вы здесь не научитесь! Поедемте вместе в Ярославль. Там я научу вас летать по-настоящему!
Кое-кто из курсантов стал собираться в Ярославль, но Кошелев не доверял офицеру. Он пошел к комиссару своей школы.
– Никакой там школы нет! – ответил комиссар. – Не иначе, лейтенант затевает темное дело. Хорошо, что ты сказал об этом.
Лейтенант внезапно исчез. Как выяснилось, он собирал людей в Ярославль, чтобы присоединить их там к восстанию против советской власти. Ему нужны были курсанты, умевшие летать.
Другой инструктор из прапорщиков поучал:
– Сейчас идет война с белыми. Теорию пока изучать некогда. Надо уметь пилотировать самолет и метко сбрасывать бомбы над белыми бандами: за один налет пудов пять бомб сразу! Не давать белякам опомниться! Вот что сейчас требуется. Этому я вас научу вполне. А потом, когда война кончится, будете дальше совершенствоваться.
В питерской школе, на Крестовском, летчики-учащиеся сами варили обед, стирали белье и убирали помещение. Они разыскали на заводе Щетинина старый «Пятак» – так звали самолет типа «М-5». Он оказался без стабилизаторов, с мотором «Гном-Моносупан». Бензин достать было трудно, и Кошелев с товарищами доставал его тайком из школы воздушного боя, где учились знакомые ребята. Инструктор садился рядом с учеником, другого места в то время в машине не было, и, энергично ударяя по руке или ноге будущего пилота, указывал, куда вертеть штурвал, какую педаль нажимать.
Вряд ли кто из современных инструкторов рискнул бы сейчас обучать людей на одноштурвальном самолете. А в 1918 году это считалось обычным явлением.
Выпустили шесть летчиков – бывших механиков авиунов. Седьмой погиб в экзаменационном полете – врезался в воду по собственной оплошности.
Каждый налетал с инструктором по пяти часов, и после самостоятельных двухчасовых полетов всех выпускников отправили на красный фронт под Нарву бомбить вражеские части. Здесь бывшие механики, став летчиками, впервые ходили в разведки.
Случилось Кошелеву в сильную грозу сесть из-за перебоев в моторе на поле между двух широких и глубоких оврагов. Неподалеку он разглядел строения какого-то захолустного городка. Самолеты тогда были в диковинку. Не прошло пятнадцати минут, как возле летчиков собралась толпа.
– Ишь, как за большевиков стараются! Сколько бомбочек понавесили! – сказал человек в потертой, старой офицерской шинели, на которой взамен ясных пуговиц болтались черные, костяные.
– А ну отойди, гад, от самолета! – сурово скомандовал Кошелев, выхватывая наган.
Толпа притихла. Человек в офицерской шинели быстро исчез. Люди снова окружили самолет.
– Мы вам поможем, – послышался голос из толпы.
– Ну, что там с мотором? – спросил летчик своего механика.
– Лопнуло клапанное коромысло. Я его сейчас заменю. У меня есть запасное.
– А с горючим как?
– В баках полностью под пробки, по двадцать пять килограммов в каждом, да немного в нижнем еще осталось. Хватит для возвращения.
Механик был новый, а у Кошелева выработалась на фронте привычка все проверять самому перед боевым вылетом. Проходя к пилотскому сиденью, Кошелев как бы невзначай постучал по бензиновому баку. Послышался звон пустой посуды. Летчик взглянул на бензиномер и обомлел: прибор показывал наличие в баке полного запаса горючего! Тогда летчик подошел ко второму баку, и тот оказался пуст. Кто-то преступно разъединил бензиномеры с баками, опорожнил баки, налил в измерительные приборы бензин и снизу подоткнул их пробками.
Но не обманули враги бывшего слесаря Кошелева. Лучшего его друга, летчика Степанова, так погубили на фронте под Петрозаводском. У Степанова перед самым полетом белогвардейский шпик, прокравшись незаметно, вылил из бака горючее, а бензиномер подоткнул пробкой. Горючего не хватило в самый решительный момент. Мотор остановился, и Степанов сделал вынужденную посадку в расположении врага. Советский летчик был расстрелян...
Кошелев выхватил наган – и шагнул к своему механику. Толпа шарахнулась в стороны, не понимая происходящего.
– Баки пусты! – крикнул Кошелев. – Это твоя работа! Молись, если в бога веруешь!
– Ефим Михалыч! Не я! Не губи меня! В отряде у нас не иначе измена! Я это прошляпил. Моторишко уже в порядке. А горючее сей минут достану. У меня тут в городе есть знакомый аптекарь, он мне приготовит «казанскую смесь». (Так называлась смесь из бензина, спирта и ацетона, которой пользовались прежде.)
Кошелев опустил наган и приказал механику немедленно отправляться за горючим. Вместе с ним пошли в городок несколько человек, вызвавшихся донести до самолета бидоны с горючим.
Но не только отсутствие бензина беспокоило летчика. Он думал о том, как подняться с такой маленькой площадки между двух оврагов, на которую вынужденно приземлился.
Механик с людьми принес несколько бидонов горючего и зарядил самолет. Летчик попросил собравшихся подержать самолет за крылья.
– Когда дам полный газ, вы разом по команде отпускайте, – предупредил Кошелев.
Ухватились люди за крылья. Кошелев дал моторам полный газ, самолет задрожал. Едва тахометр показал требуемое количество оборотов, и звук ревущего мотора достиг своей наибольшей высоты, столь знакомой слуху летчика, Кошелев взмахнул рукой, машина побежала на отрыв. Но люди не одновременно отпустили крылья самолета. Правое крыло оказалось свободным, в то время как на левом еще продолжал висеть народ. Вместо того чтобы бежать по прямой, машина ринулась вдруг влево. Кошелев мгновенно выключил газ. Машина пробежала немного и остановилась.
Ее отвели к исходному месту, и снова люди повисли на крыльях. Во второй раз запоздали с правым крылом, и машина ринулась вправо. Так продолжалось шесть раз. Опасаясь израсходовать бензин понапрасну и не долететь до места назначения, Кошелев решил оторваться без посторонней помощи. Он приказал людям разойтись и дал сразу полный газ. Машина понеслась к оврагу. Механик привстал и напряженно глядел вперед. Вот уже овраг совсем близко, а машина все еще бежит по земле. Слышен гул мотора, больше ничего. Кошелев не видит, но чувствует всем существом, что до оврага остаются секунды. Уже присел механик, готовясь к падению в овраг. Вот, пробежав всю земную площадку, машина проваливается, словно парашютирует. Падая, она набирает скорость. Вот другой край оврага. Сейчас встреча с землей... котлета! Но Кошелев берет ручку на себя, подрывает машину и, едва не цепляя колесами вершины крутобокого оврага, уверенно набирает высоту. Механик хлопает в ладоши. Он радуется, как ребенок. Ухмыляется и Кошелев.
Боевого пилота перебрасывают на южный фронт. Под крылом самолета Очаков. Близ него Кошелев видит буксир белых «Качу». Удачным попаданием летчик вызывает пожар на буксире, топит баржу, вооруженную пушками, часто беспокоившими красную крепость.
Дредноут белых «Воля» подошел к Очакову и стал расстреливать его из своих орудийных башен. Комендант Очаковской крепости приказал нескольким летчикам попугать «Волю», отогнать ее от Очакова. В то время не было еще таких авиационных бомб, которые могли бы потопить дредноут.
У Кошелева машина оказалась не в порядке: перетерся трос элерона. Тогда очаковский летчик Коркин вылетел один и стал кружить над «Волей».
«Снимут, пожалуй, Коркина, беляки, – подумал Кошелев. – У них зенитки хорошие, да одного летчика и снять нетрудно. Надо отвлечь собой внимание врага от самолета товарища, решил пилот и стал веревкой связывать трос элерона. Никто из механиков так и не отважился вылететь с пилотом на аварийной машине. Кошелев взял четыре бомбы-пудовика, подвесил их под плоскости, а одну положил рядом с собой на пустовавшее сиденье.
Завидя второй самолет и приняв его сначала за неприятельский, Коркин приготовился было к отражению воздушной атаки. Но когда увидел всплески взрывов у самых бортов «Воли» и на ее палубе, то узнал Кошелева.
Окончилась гражданская война. Ефима Кошелева послали работать в авиашколу. Он обучал молодых советских летчиков авиационному искусству, испытывал в воздухе новые и отремонтированные машины.
К Кошелеву попал в обучение молодой курсант Матвей Козлов. С увлечением он слушал боевые рассказы своего учителя, готовившего его к грядущим боям за родину.
Два ордена Красного Знамени на груди Кошелева свидетельствовали о его победах в воздушных боях и о первом блестящем рейде на остров Врангеля.
Через пятнадцать лет полярный летчик Козлов встретился в Москве со своим учителем Кошелевым, снова устремившимся на Ходынку. Только это была не прежняя Ходынка. И Кошелев пришел сюда, на крупнейший аэродром страны, не безбилетным зрителем, а известным летчиком. Коммунист-летчик теперь совершенствовался в Воздушной академии, чтобы лучше разить врага, если тот посмеет нарушить границы нашей великой родины.
Козлов любовно рассказывал товарищам о своем учителе, о его находчивости, самообладании, предусмотрительности и неизбывной веселости.

Глава двенадцатая
Полярник на фронте


Едва только пробили боевую тревогу на финской границе, летчик Козлов улетел на фронт.
Начальник штаба дал Козлову боевое задание.
– Погода самая подходящая: туман и низкая облачность, – улыбнувшись, заметил начальник штаба. – Мы сейчас сильно рассчитываем на полярных летчиков. Вы привыкли к любой погоде.
– Это точно, товарищ начальник штаба. Есть приказ и летим, – ответил Козлов.
Флагманская машина Козлова легла на боевой курс, к ней подстроились остальные. Строем клина, как на параде, тянула козловская тройка над финской землей, где притаились в тумане зенитки и пулеметы врага. Командир звена Козлов говорил по телефону со своим стрелком-радистом комсомольцем Колей Кондратьевым, питерским рабочим. Козлов вел машину привычно, как на ледовых разведках.
Но сейчас под самолетом в разрывах облачности простирались не льды, а леса с белыми пятнами заснеженных зимних озер.
Чем дальше по курсу, тем лучше становилась видимость. Командир набирал высоту.
Козлов привык к походной жизни. Сколько раз приходилось ему мытарствовать на мысе Стерлегова, в устье Таймыры, по безыменным северным островам, спать в одежде и сапогах.
Привык полярный летчик в Арктике к тому, чтобы после долгого полета засыпать в любом углу без подстилки и подушки. Подушкой нередко служила шершавая ладонь, стеной и крышей – кожанка. Седые волосы рано посеребрили его густую каштановую шевелюру. Но он не чувствовал четырех десятков прожитых в беспокойстве лет.
Зима была на исходе. Лютые, сорокаградусные морозы сменились двадцатиградусными, и полярные летчики называли такую погоду «оттепелью». Жили в землянках, грелись у костров в лесу...
Козлов шел в свой двадцать четвертый боевой вылет.
Он верил себе, товарищам, надежной советской машине. После первого вылета, уже вернувшись на аэродром, летчики заметили, что плоскости машины пробиты насквозь в нескольких местах. Козлов сам разыскал в фюзеляже машины сплющенные пули и взял их, чтобы в Москве подарить на память друзьям.
Он чувствовал в воздухе много раз, как пролетавшие или близко взрывавшиеся снаряды противника подвигали самолет чуть в сторону от курса, встряхивали на мгновение своим вихревым потоком.
«Оттепель» выдалась не надолго. Снова ударили жестокие морозы. Облаком стояла белая мгла. Козлов еще не успел отогреться после ответственного полета, у него закоченели руки, но уже снова надо было идти на цель, подвесив бомбы.
Командир вынул в полете руки из рукавиц, чтобы дыханием отогреть их немного. Но те будто одеревенели. Он снова засунул их в рукавицы, обнял баранку штурвала и так управлял самолетом.
Зоркие глаза командира раньше всех увидели впереди по курсу «лисий хвост». Из-за конденсации воздуха от летящих машин на небе оставались лисьи облачные хвосты, видимые издалека. Значит, и противник мог отчетливо видеть такие же хвосты козловских машин... Задолго до подхода к цели Козлов поднялся выше облаков, чтобы не выдать себя врагу. До точки Н оставалось, по расчетам, около получаса.
В центре «лисьего хвоста» Козлов обнаружил черную приметную точку. Сомнений не оставалось – это истребитель мчался на козловскую тройку бомбардировщиков. Не в первый, а в двадцать четвертый раз бросались на Козлова финские истребители.
Надо было предупредить стрелка-радиста о неизбежной встрече. Козлов попытался взять обмороженными руками микрофон и не смог. Надвигалась встреча. Неприятель держался смело.
Радист-стрелок наконец услышал вызов Козлова. Командиру удалось прижать щекой к плечу трубку микрофона.
– Коля, впереди по курсу вражеский истребитель! Приготовиться к встрече!
Финский истребитель пытался выйти незаметно из облаков. Козлов не мог понять, почему медлил стрелок-радист? Неужели не разобрал приказа?
Но стрелок подпускал врага ближе. У Николая Кондратьева были крепкие нервы. Противник продолжал идти встречным курсом, не уступая дороги. Похоже было, что он шел на таран, жертвовал собой для победы над советскими летчиками.
«Лисий хвост» все приближался, увеличиваясь в размерах. Вот явственно завиднелся весь истребитель, мчавшийся в лоб козловскому самолету. Это был английский «Бристоль-Бульдог». До встречи оставались мгновения...
Козлов был уверен в своем стрелке. Заботило его другое: надо обязательно выйти на цель и сбросить на военный объект противника весь набор бомб.
Когда-то пилот слышал от знакомого казака, что в кавалерийской атаке одна из сторон не выдерживает и бежит с поля. Рано или поздно наступает момент, когда одна из сторон, охваченная смертельным ужасом, не в состоянии сделать ни шагу вперед и бежит от противника, подавившего ее своей моральной силой.
Командир звена ждал этого решительного момента, но враг не уступал, продолжая бешено мчаться на Козлова.
«Значит, казак-то неправ? – подумал Козлов. – Неужели так и вмажем друг в друга?»
Но противник не дошел до советских машин, развернулся горкой и пытался атаковать флагманскую машину.
Застрекотал пулемет Кондратьева. Он стрелял не торопясь, будто жалел патроны. Треск пулемета сменялся короткими паузами. Командир звена увидел, как пронзенный пулями Кондратьева самолет противника вспыхнул, пошел на снижение и упал на лес...
Советские машины вновь набрали высоту и легли на боевой курс. В разрыве облаков показалась точка Н. Козлов полагал, что доберется до нее под защитой тумана. Но туман исчез и открыл неприятелю звено. Вокруг машин в ясном небе одно за другим появились облачка разрывов снарядов зениток. Они напоминали купола раскрывшихся парашютов.
Кругом словно работали пиротехники. Вспыхивали и пропадали цветные яркие полоски огней трассирующих пуль и снарядов – желтые, красные, зеленые... Казалось, что с земли из брандспойта поливали козловскую тройку, но та отважно лавировала между цветных смертельных струй. Напрасно смертоносными лапами нащупывали зенитчики верный прицел. Тройка бомбардировщиков выполняла сложные фигуры, уклоняясь от пристрелявшегося противника, и продолжала идти по курсу на цель.
Под самолетом Козлова в глубине показался военный объект.
Зайдя на цель вслед за флагманом, звено сбросило весь набор бомб. Для доклада начальнику штаба штурман успел заснять начавшиеся громадные пожары.
Товарищи по авиационному полку с уважением осматривали после боевого вылета каждую машину, разыскивали пробоины, жали руки вернувшимся. Они не говорили «ранило», а заменяли это слово малозначительным «поцарапало». Не говорили «погиб», но «снизился». Не говорили, что в тумане машина «разбилась», но «встретилась с землей»...
Командир Н-ского авиационного полка писал вместе с военкомом боевую характеристику майора Козлова:
«Майор Козлов всесторонне развит. Культурный и общительный командир. Морально устойчив. Классово бдителен и умеет хранить военную тайну. Предан партии Ленина – Сталина и социалистической родине. Проявил себя деятельным командиром, умеющим поднимать актив на выполнение поставленных задач. Заботлив к подчиненным. Любит летную работу. Умеет передать свои навыки и знания подчиненным. Проявил себя в боевой работе высококвалифицированным летчиком. Имеет двадцать четыре боевых вылета. Летает в сложных метеорологических условиях. Десять раз был обстрелян огнем зенитной артиллерии и зенитных пулеметов, атаковывался истребителями противника. Смелый, хладнокровный в бою. Представлен к награде за проявленные отвагу и мужество при выполнении боевых заданий. Представлен к повышению в звании...»
***
Начиналась весна. Морозы схлынули. Боевые дни подходили к концу. Козлов вернулся с товарищами домой. Но в Москве не засиделся без дела: после короткого отдыха полетел в Арктику прокладывать дорогу среди льдов караванам советских грузовых пароходов.
На кожаной куртке Козлова, ярче других горел орден Красного Знамени, четвертый орден пилота.
Двадцать лет назад Мотя Козлов, услышав призыв Ленина к молодежи, пошел учиться морским наукам, плавал на учебных судах, накапливал знания. Бывало в детстве мать говорила ему: «Знайка вперед бежит, незнайка на печи лежит». Двадцать лет Козлов жадно копил знания и еще более щедро раздавал их юным товарищам, пополнявшим ряды полярной авиации. Юные товарищи звали Козлова «стариком». Это имя дали летчику не по летам, которых еще сравнительно немного, а из уважения к характеру и воле, унаследованным от советских старых летчиков и моряков и служащих примером для идущей смены.
В двадцатую годовщину исторической речи Ленина коммунист Матвей Козлов, вооруженный знаниями, находился на высоких параллелях, в северном районе Карского моря, где выполнял порученное ему задание. Он привычно вел самолет навстречу пургам и метелям.
Из Арктики Козлов прислал телеграмму, что вылетит домой вместе с последними косяками перелетных птиц.
Александр Кот
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 625
Зарегистрирован: 01 Январь 1970 03:00

Козлов Матвей Ильич (1902-1981) ?

Сообщение Dobrolet » 15 Январь 2016 17:54

 Козлов 2.jpg
на аукционе продают фото

Не Матвей Ильич ли это?
Dobrolet
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 1512
Зарегистрирован: 13 Май 2009 15:09

Козлов Матвей Ильич (1902-1981) ?

Сообщение Сергей Шулинин » 10 Март 2016 17:29

Dobrolet пишет:Не Матвей Ильич ли это?


По-моему не он. Хотя, у меня не так много его "молодых" фотографий.
Аватара пользователя
Сергей Шулинин
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 3182
Зарегистрирован: 07 Июнь 2008 16:34
Откуда: г. Салехард

Козлов Матвей Ильич (1902-1981) ?

Сообщение ББК-10 » 10 Март 2016 20:21

Dobrolet пишет:Не Матвей Ильич ли это?

Там же, на обороте:
 img702.jpg
"Анатолий?"
"1932 год. г.Тобольск"
Аватара пользователя
ББК-10
 
Сообщения: 10072
Зарегистрирован: 05 Ноябрь 2014 17:53

Козлов Матвей Ильич (1902-1981) ?

Сообщение Сергей Шулинин » 10 Март 2016 23:28

Сначала прочитал информацию в книге Г. Кублицкого "...И Северным океаном" на с. 289. Цитирую: "...Записан кинорежиссером Дмитрием Деминым рассказ Козлова о том, при каких обстоятельствах была послана эта радиограмма". Речь на странице велась об истории спасения участников конвоя БД-5 с кунгаса. Великий гугл помог, он меня вывел на всемирно знаменитый (по-крайней мере для меня) форум "Полярной почты" - viewtopic.php?f=42&t=1367&start=195&hilit#p41884 Я раньше просматривал эту ветку форума, но как-то не сообразил что в фильме "О моряках советского торгового флота, совершавших в годы Великой Отечественной войны героические рейсы через Атлантику и Тихий океан со стратегическими грузами для Родины" будут кадры о событиях в Карском море. Я раньше почему-то думал, что Карское море это не Атлантический и даже не Тихий океан. Теперь сомневаюсь в этом. Но не суть дела в этом. Хорошо, что авторы создали такой фильм.
С 00:39:51 до 00:44:51 начинается сюжет о конвое БД-5. Есть интервью с М.И. Козловым и участницей конвоя Надеждой Морозовой. Рекомендую посмотреть, уникальные кадры!
Хотел загрузить сюда фильм, так как боюсь, что этот торрент когда-нибудь кончат, но не получилось с нашим "замерзшим" тырнетом.
Ссылка для просмотра и скачивания https://drive.google.com/file/d/0B8aXBk ... sp=sharing или https://drive.google.com/open?id=0B8aXB ... TE3RnBqR28
Кто умер, но не забыт, тот бессмертен. Тот, кто не дал забыть, – сам сделал шаг к бессмертию.
Аватара пользователя
Сергей Шулинин
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 3182
Зарегистрирован: 07 Июнь 2008 16:34
Откуда: г. Салехард

Козлов Матвей Ильич (1902-1981) ?

Сообщение ББК-10 » 11 Март 2016 07:45

Распакуйте, с расширением mkv форум не пущает.

Огненные рейсы.zip [348.4 МБ Скачиваний: 575]
Аватара пользователя
ББК-10
 
Сообщения: 10072
Зарегистрирован: 05 Ноябрь 2014 17:53

Козлов Матвей Ильич (1902-1981) ?

Сообщение Адольф Милованов » 13 Август 2017 14:13

Знает ли кто-нибудь, где похоронен М.И. Козлов?
Аватара пользователя
Адольф Милованов
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 1396
Зарегистрирован: 10 Март 2012 20:29
Откуда: Москва

Козлов Матвей Ильич (1902-1981) ?

Сообщение Адольф Милованов » 14 Август 2017 12:28

Вырезка из архива
ф 9570 оп 6 д 21 л 1 - копия.tif [18.99 МБ Скачиваний: 484]
Аватара пользователя
Адольф Милованов
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 1396
Зарегистрирован: 10 Март 2012 20:29
Откуда: Москва

Козлов Матвей Ильич (1902-1981) ?

Сообщение Historik » 22 Октябрь 2018 12:57

Экипаж АНТ-6 (Г-2) "Авиаарктика" Н-172 А.Д.Алексеева в период ВВЭ "Север" (22 марта-25 июня) 1937 г.: командир - А.Д.Алексеев, второй пилот - М.И.Козлов (до о.Рудольфа), капитан Я.Д.Мошковский (с о. Рудольфа до СП-1 и обратно до Москвы), штурман-радист - Н.М.Жуков, 1-й бортмеханик - К.Н.Сугробов, 2-й бортмеханик - В.Г.Гинкин, 3-й бортмеханик - Шмандин.
На "СП-1" и обратно до о.Рудольфа М.И.Козлов летал вторым в экипаже И.П.Мазурука на Н-169. Вернулся с ним в Москву только 3 апреля 1938 г.
 козлов2.jpg

 Козлов.jpg

Снимки фотокора Вдовенко Бориса Евгеньевича (1909-1995) - из коллекции ФГБУК «Государственный музей героической обороны и освобождения Севастополя» - http://goskatalog.ru/portal/#/collections?id=11297612;
http://goskatalog.ru/portal/#/collections?id=12125332
Historik
 
Сообщения: 497
Зарегистрирован: 05 Сентябрь 2014 15:02

Козлов Матвей Ильич (1902-1981) ?

Сообщение fisch1 » 29 Сентябрь 2019 20:48

Зингер М. Э. Летчик Козлов [Текст]. - Москва ; Ленинград : Изд-во Главсевморпути, 1941 (Москва). - 68 с. с заставкой и концовкой, 1 вкл. л. портр.

 1.jpg
 2.jpg



м.зингер летчик козлов.pdf [1.3 МБ Скачиваний: 324]
fisch1
 
Сообщения: 2867
Зарегистрирован: 13 Ноябрь 2014 19:59

Козлов Матвей Ильич (1902-1981) ?

Сообщение Кара » 12 Ноябрь 2020 19:56

В 1936 г. на самолёте Н-10 Дорнье-Валь по заданию Политуправления и Игаркского Политотдела Главсевморпути, выполнил перевозку артистов на Диксон.
Информация - из переписки и.о. начальника ГУСМП М.И.Шевелева с начальником ОО ГУГБ НКВД В.М.Бочковым от 15.03.1940 // РГАЭ. Ф. 9570. Оп. 4. Д. 69. Л. 46
Текст полностью в Минин Анатолий Петрович (1897-1980)
Не мешай летать железу!
Аватара пользователя
Кара
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 1303
Зарегистрирован: 19 Декабрь 2008 16:15
Откуда: ЬУМН

Козлов Матвей Ильич (1902-1981) ?

Сообщение Кара » 02 Декабрь 2022 19:37

Л. 94 об.
Приказ
по Военной Школе Красного Воздушного Флота
№ 274
"24" Августа 1924 г.
г. Егорьевск
<...>
По строевой части
<...>

Л. 96 об.
<...>
§ 5
Слушателя Военно-Морского Училища т. Козлова Матвея, прибывшаго в школу для прохождения теоретического курса, зачислить в списки переменного состава школы с 26 го, на довольствие: провиантское, приварочное с 23-го Августа, чайное, табачное, мыльное и жалование с 1-го Сентября сего года.
Справка: Сношение Н-ка Военно-Морского училища № 2090 и аттестаты №№ 301 и 98
<...>

Л. 97
<...>
Врид Начальника и
Военный комиссар П. Уркович

РГВА. Ф. 24731. Оп. 1. Д. 40
Не мешай летать железу!
Аватара пользователя
Кара
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 1303
Зарегистрирован: 19 Декабрь 2008 16:15
Откуда: ЬУМН

Пред.

Вернуться в Персоналии



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 9

Керамическая плитка Нижний НовгородПластиковые ПВХ панели Нижний НовгородБиотуалеты Нижний НовгородМинеральные удобрения