Коломейцов (Коломейцев) Николай Николаевич (1867-1944)

История высоких широт в биографиях и судьбах.

Коломейцов (Коломейцев) Николай Николаевич (1867-1944)

Сообщение Иван Кукушкин » 03 Июнь 2009 17:53

Перепост с форума альманаха "Кортик"
Разместил EFK: http://kortic.borda.ru/?1-2-0-00000022-000-60-0#049.001

КОЛОМЕЙЦОВ (КОЛОМЕЙЦЕВ) НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ (16.07.1867-06.10.1944), вице-адмирал в отставке (06.10.1917). Из дворян, уроженец Херсонской губ. Окончил Морское училище (1887), Минный офицерский класс (1894), Курс военно-морских наук Николаевской морской академии (1908); минный офицер 1 разряда (1896). Состоял в запасе (29.09.1897-26.04.1899). Принимал участие в Русской полярной экспедиции барона З.В. Толля, командовал яхтой «Заря» (1900-1901). Командовал ледоколом Министерства финансов «Ермак» (с 06.12.1901), миноносцем «Буйный» (с 12.07.1904); в Цусимском сражении с большим риском спас с корабля командующего эскадрой вице-адмирала З.П. Рожественского и часть флагманского его штаба, после затопления миноносца участвовал в последнем бою крейсера 1 ранга «Дмитрий Донской»; в японском плену. За отличие в боях с японцами удостоен золотой сабли с надписью «за храбрость» (08.01.1906) и ордена Св. Георгия 4 ст. (08.07.1907). Старший офицер строившегося эскадренного броненосца «Андрей Первозванный» (с 04.11.1906), командир яхты «Алмаз» (с 14.01.1908), линейного корабля «Слава» (с 15.11.1910 по 14.08.1913). Начальник бригады крейсеров Балтийского моря (1914), снят с должности за недостаточно решительные действия в начале Первой мировой войны. Командующий Чудской флотилией (с 16.09.1915), арестован 10.03.1917, снят с должности 31.03.1917. В 1918 г. содержался в тюрьме, после освобождения бежал в Финляндию. Погиб в Париже под колесами американского грузовика.

Лит.: Пилкин В.К., адмирал В Белой борьбе на Северо-Западе: Дневник 1918-1920. – М.: Русский путь, 2005. С.548
Аватара пользователя
Иван Кукушкин
 
Сообщения: 11076
Зарегистрирован: 17 Июнь 2007 05:52
Откуда: Нижний Новгород

Коломейцов (Коломейцев) Николай Николаевич (1867-1944)

Сообщение Иван Кукушкин » 03 Июнь 2009 17:55

Новиков-Прибой Алексей Силыч
Цусима

Сайт «Военная литература»: militera.lib.ru
Издание: Новиков-Прибой А.С. Цусима
Книга на сайте: http://militera.lib.ru/prose/russian/no ... index.html
Книга одним файлом: http://militera.lib.ru/prose/0/chm/russ ... priboy.zip
Иллюстрации: нет
Источник: Дедовские войны (grandwar.kulichki.net)
OCR, корректура: Скоморохов Валерий (vvs@egartech.com)
Дополнительная обработка: Hoaxer (hoaxer@mail.ru)

http://militera.lib.ru/prose/russian/no ... oy/07.html

"Буйный" спасает флагмана

Полную противоположность Баранову представлял собою командир "Буйного", капитан 2-го ранга Николай Николаевич Коломейцев, моряк тридцати восьми лет, высокого роста, статный, стремительно бегающий по палубе. Если бы кто-нибудь вздумал проставить приметы его лица в паспорте, то он написал бы так: худощавый блондин, проницательно-серые глаза, задумчивый лоб, прямой тонкий нос, маленький рот с плотно сжатыми губами, закрученные кверху усики, бородка плоской кисточкой. Но под этой обычной для многих офицеров внешностью скрывались непоколебимая сила воли, смелость и находчивость.

Начитанный и образованный, он знал несколько иностранных языков и считался большим поклонником английских морских традиций. Ему не раз приходилось бывать в заграничных плаваниях. Перед войной он командовал ледоколом "Ермак" и показал себя отличным капитаном.

Некоторые из офицеров знали такой случай из прошлой жизни Коломейцева.

В 1900 году Академией наук была организована экспедиция под начальством барона Толя для исследования Новосибирских островов в Ледовитом океане. В июне экспедиция отправилась из Петербурга на яхте "Заря", держа направление вокруг Норвегии на Мурман. А через три месяца, пройдя Югорским Шаром, яхта уже вступила в Карское море. Плавание продолжалось, пока не достигли Таймырского полуострова. Здесь в одной из бухт, недалеко от мыса Челюскина, затираемая льдами "Заря" остановилась на зимовку.

В числе членов экспедиции находился и лейтенант Коломейцев. Сначала он помогал барону Толю, разъезжая на собаках по берегу, производить научные наблюдения. Потом между ними произошла из-за чего-то ссора. Разрыв углублялся, совместная жизнь становилась несносной. Возможность примирения исключалась: и тот и другой были самолюбивы.

Тогда лейтенант Коломейцев решил покинуть яхту "Заря", подговорив на это еще одного человека-казака Росторгуева. Но перед ними стал грозный вопрос: куда идти? Первая деревня Гальчиха в несколько дворов, расположенная на берегу Енисея, находилась за девятьсот километров. На таком длинном пути можно было встретить и снежные заносы, и горы, и провалы, и другие неожиданные препятствия. Свирепствовала зима с жесточайшими морозами. Над огромнейшей пустыней, не знавшей никого, кроме голодных зверей, висела трехмесячная полярная ночь. Временами угрюмая тьма наполнялась многоголосым воем пурги, от которой можно было спастись, лишь зарывшись в сугроб. Но Коломейцев был непоколебим и от своего решения не отступил: он ушел вместе с Расторгуевым. Оставшиеся на зимовке члены экспедиции считали лейтенанта и его спутника безумцами, которые сами себя обрекали на гибель. Поэтому очень обрадовались, когда через двое суток снова увидели их на борту "Зари". Барон Толь торжествовал. Но напрасно! Коломейцев вернулся на яхту только потому, что забыл... иголки к примусу! В течение нескольких часов он отдыхал, после чего опять вместе с казаком отправился в далекий путь. На этот раз оба благополучно достигли Гальчихи.

На "Буйном" Коломейцев завел строгую, но разумную дисциплину. Прежде всего он требовал от своих подчиненных знания морского дела, умелого обращения с механизмами, меткости минной и артиллерийской стрельбы и четкости в исполнении его распоряжении. Боевая подготовка на его миноносце всегда стояла на должной высоте.

Командир Коломейцев был человек независимый, он не любил пресмыкаться перед высшими чинами. За это-то его и не выносил командующий эскадрой. Миноносец "Буйный" весь поход служил мишенью для издевательств адмирала Рожественского. Приказы отдавались в таком духе: "Как всегда, миноносец "Буйный" выделялся своим буйным видом и портил колонну..."

Во время стоянки на Мадагаскаре Коломейцев внезапно заболел желтой лихорадкой. Он сдал командование своему помощнику и отправился на госпитальный корабль, так как на миноносце не было ни врача, ни лазарета. О своей болезни он немедленно сообщил в штаб. По этому поводу появился приказ адмирала, в котором говорилось: "Командир "Буйного" позорно дезертировал с миноносца, бросив его на произвол судьбы..." Между тем Коломейцев лежал больной с сорокаградусной температурой.

И вот в Цусимском бою, когда потребовалась действительная отвага, а не бутафория, случай как бы нарочно сопоставил этих двух командиров — Баранова и Коломейцева.

Как только "Ослябя" вышел из строя, "Буйный" полным ходом направился к нему. Броненосец скоро утонул. На месте его гибели этот миноносец оказался раньше всех. Он остановился среди гущи людей, барахтающихся в волнах. Коломейцев, стоя на мостике, командовал резким голосом:

— Вельбот спустить! Приготовить концы для спасения!

Его офицеры и матросы знали, что нужно делать, и началась энергичная, без лишней суеты, работа. Кругом, в волнах, под обстрелом неприятеля, гибли многие жизни. На миноносец доносились вопли о спасении. За борт то и дело выбрасывались концы, за которые судорожно хватались руки утопающих. А дальних ослябцев подбирал единственный вельбот с двумя гребцами, ловко управляемый мичманом Храбро-Василевским.

Подоспел миноносец "Бравый" и тоже занялся спасением людей.

"Буйный" заполнялся живым грузом. С ослябцев, смачивая палубу, ручьями стекала вода. Спасенные жались друг к другу, дрожа и пугливо озираясь, словно не веря, что попали на другое судно. Среди них было несколько строевых офицеров и флагманский штурман, подполковник Осипов, раненный в голову.

Эскадра уходила дальше. Японские крейсеры, теснившие наш арьергард, приближаясь, открыли жестокий огонь по спасающим миноносцам. Больше задерживаться здесь нельзя было. Командир Коломейцев, приложив рупор к губам, громко крикнул:

— На вельботе! Немедленно к борту!

В это время, уже уходя, "Бравый" потерял фок-мачту. "Буйный", двигаясь среди плавающих обломков, изуродовал себе правый винт. На левый же винт намотался стальной трос и, подтянув кусок ослябского грот-рея к днищу, застопорил машину. Инженер-механик, поручик Даниленко, с проворством акробата выскочил из машины на корму и, заглянув за борт, сразу понял, в чем дело. Нужно было иметь очень крепкие нервы, чтобы не содрогнуться при этом и не потерять разума: миноносец как бы очутился в кандалах и обрекался на уничтожение со всем своим населением. Размышлять было некогда. По приказанию механика машина дала несколько оборотов назад. Трос ослаб, матросы зацепили его крючком и, вытащив на палубу, перерубили. Теперь машина могла работать свободно.

Вельбот подошел под тали. С него приняли раненых. Но поднимать его было некогда — пришлось с ним расстаться.

"Буйный", развернувшись и стреляя по неприятелю, дал полный ход вперед, вдогонку за эскадрой. За кормой его слышались отчаянные крики четырех человек, которых не успели подобрать. Но он не мог больше рисковать собою и спасенными людьми. Их было на борту уже двести четыре человека.

Несколько меньше спас "Бравый".

А все остальные ослябцы, более пятисот человек, были уже под водою.

И еще остался один — адмирал Фелькерзам в своем запаянном цинковом гробу. Но при опрокидывании броненосца гроб всплыл на поверхность моря. За него некоторое время, спасаясь от смерти, держался какой-то матрос. Он был подобран миноносцем. А гроб с мертвецом продолжал плавать, одиноко качаясь на волнах, будто покойный адмирал решил до конца лично присутствовать при разгроме нашей эскадры.

Коломейцев следовал на своем миноносце в хвосте крейсеров, когда на правом крамболе, далеко от эскадры, показался какой-то горящий броненосец. Он был без труб, без мачт, но, по-видимому, еще двигался, держа направление на зюйд. При юго-западном ветре дым от пожара, разлохмачиваясь, загнулся громадной черной гривой на левый борт и корму.

— Неужели это "Суворов"? — спросил Коломейцев с дрожью в голосе.

Бинокли направились в сторону горящего броненосца.

— Похоже на то, — ответил мичман Храбро-Василевский.

— Но почему же нет около него "Бедового"?

— Вблизи броненосца держится еще одно судно, кажется "Камчатка".

"Буйный" повернул на сближение с ними. Туда же, показавшись от зюйд-оста, направились неприятельские броненосные крейсеры. Миноносцу предстояло опаснейшее испытание.

Командир Коломейцев еще долго не мог опознать в плавающей и дымящейся развалине своего прежнего флагманского корабля. И, только подойдя ближе, понял, что перед ним "Суворов". Мысль, что там, на одиноком корабле, уже покинутом эскадрой, среди пламени, груды стальных обломков и трупов, еще находится командующий эскадрой, пронизала мозг. Пренебрегая всякой опасностью, полным ходом и на виду открывших огонь неприятельских крейсеров "Буйный" понесся к этому броневому остову, стараясь его бортом прикрыться от неприятеля. Уже можно было различить сохранившуюся шестидюймовую башню на правом срезе корабля. Из-за башни появилась человеческая фигура и начала семафорить руками: "Примите адмирала".

"Суворов" теперь стоял с застопоренными машинами. Только громоздкий стальной корпус сохранил свою прежнюю форму, а все остальное зияло проломами, бугрилось рваным железом. Краска на борту обгорела. Кормовая двенадцатидюймовая башня была взорвана, и броневая крыша с нее сброшена на ют. Остальные башни, заклиненные и поврежденные, безмолвствовали. Из них под разными углами возвышения торчали орудия с оторванными стволами. Бездействовала и артиллерия батарейной палубы. К довершению всего, на "Суворове" буйствовал огонь, разрушая уцелевшие остатки корабля.

"Буйный" приблизился к броненосцу настолько, что можно было переговариваться голосом. Прапорщик Курсель, стоявший на срезе у шестидюймовой башни, кричал, обращаясь к командиру миноносца:

— У нас все шлюпки разбиты! "Бедовый" не подходил совсем! Адмирал ранен! Надо его во что бы то ни стало взять на миноносец!

В ответ раздался пронзительный голос Коломейцева:

— Хорошо! Но у меня тоже нет шлюпки — я свой вельбот оставил, когда спасал ослябскую команду! Придется пристать к броненосцу вплотную!

Задача предстояла чрезвычайно трудная. С подветренной стороны было меньше зыби, но зато здесь из отверстий и проломов корабля, как из окон пылающего здания, вырывались языки огня и густые клубы дыма. Кроме того, этот левый борт обстреливался неприятелем. Пристать здесь было немыслимо. Пришлось выбрать для этого наветренный правый борт.

Под гул неприятельских снарядов раздался властный приказ командира Коломейцева:

— Поставить команду по борту с койками и пользоваться ими, как кранцами!

"Буйный" быстро пристал к броненосцу и, застопорив машину, пришвартовался к его борту. Однако не обошлось без аварии: суворовский "выстрел", за который на стоянках обыкновенно привязывают шлюпки, немного откинувшись, задел за 47-миллиметровую пушку на миноносце и свернул тумбу. Этот "выстрел" немедленно обрубили.

Прапорщик Курсель сообщил:

— Адмирал находится в правой средней башне. Сейчас его принесут.

Но проходили тягостные минуты, а командующего все еще не приносили. Оказалось, что в средней башне заклинилась дверь. Ее немного приоткрыли. Матросы могли проходить свободно, но в узкое отверстие невозможно было протащить грузное тело адмирала. Бились с ним долго, занося его то головою вперед, то ногами, ворочая с боку на бок и склоняя над ним потные лица. За ноги его держал машинист Александр Колотушкин, за плечи — штабной писарь Матизен, и за спину поддерживали двое комендоров. Нижние чины теперь обращались с ним самым бесцеремонным образом, словно это был тюк с дешевым товаром, а не командующий эскадрой. Он тяжко стонал:

— Ой, больно, больно! Осторожнее...

Наконец его силой выдернули из башни. Адмирал потерял сознание.

Пока возились с ним, "Буйный" терпеливо ждал, находясь сам в чрезвычайной опасности. Он сильно качался на зыби, рискуя разбить свой тонкий корпус о тяжелый борт броненосца. Поблизости падали снаряды и. взрываясь, поднимали столбы воды. Командир Коломейцев ясно понимал, что, решившись спасти адмирала со штабом, он взял на себя страшную ответственность. Каждое мгновение можно было ждать, что его маленькое судно провалится в пучину со всем экипажем и с ослябской командой, уже побывавшей в море и хватившей соленой воды. В поднимающихся волнах моря, в пожаре флагманского корабля, в громовом грохоте неприятельской артиллерии и во взрывах снарядов дышала сама смерть. Пронизываемый сталью воздух колебался и гулко вибрировал, словно в нем протянулись толстые, туго натянутые струны. При каждом полете снаряда ослябцы, находившиеся на верхней палубе миноносца, приседали, прикрывали голову руками, дрожали. Бледные лица с выпученными глазами были бессмысленны. Но командир Коломейцев, этот высокий человек с бородкой, похожей на плоскую кисточку, внешне был спокоен. Он выпрямился, как часовой на посту. Брови пружинами подтянулись к переносице. Его распоряжения были повелительны и коротки, как взмахи сабли.

Недалеко от "Суворова" качалась плавучая мастерская "Камчатка", прозванная Рожественским "Грязной прачкой". В нее попал снаряд около трубы, подняв черный столб дыма. Труба свалилась.

Из пылающих развалин броненосца наконец показалась группа офицеров и несколько человек команды. Адмирала несли на руках. Это уже был не начальник, не властный и бесноватый самодур, перед которым трепетала вся эскадра. Теперь он производил жалкое впечатление: все платье изорвано, покрыто грязью и копотью, одна нога в ботинке, а другая обернута матросской форменкой, голова перевязана полотенцем, лицо запачкано сажей и кровью, часть бороды обгорела. Поверженный в прах, адмирал больше не вызывал к себе прежней ненависти. Нужно было с ним спешить. Уловив момент, когда палуба миноносца, поднятая зыбью, сравнялась со срезом броненосца, Рожественского перебросили на руки команды "Буйного". Адмирал устало открыл черные глаза и, блуждая ими, вдруг удивленно расширил зрачки: на него, не то сожалея, не то торжествуя, в упор, с какой-то загадочной настойчивостью смотрел ненавистный ему человек, а теперь спаситель, капитан 2-го ранга Коломейцев. Это продолжалось несколько секунд. Лицо адмирала дрогнуло, разбухшие веки тяжело опустились. Командующего унесли в каюту командира.

Вслед за ним перебрались на миноносец и чины его штаба: флаг-капитан, капитан 1-го ранга Кланье-де-Колонг, флагманский штурман, полковник Филипповский, заведующий военно-морским отделом, капитан 2-го ранга Семенов, минный офицер, лейтенант Леонтьев, флаг-офицеры Кржижановский и мичман Демчинский, юнкер Максимов. Кроме того, успели прыгнуть на миноносец четырнадцать человек из суворовской команды, матросы разных специальностей: боцман, писарь, сигнальщик, кочегар, машинист, ординарец и другие.

В их числе оказался и вестовой адмирала-Петр Пучков.

Клапье-де-Колонг обратился к прапорщику Курселю, стоявшему на срезе:

— А вы не хотите?

— Нет, я останусь на броненосце до конца! — твердо заявил тот.

Отказались перебраться на миноносец и еще два офицера-лейтенанты Богданов

и Вырубов. На предложение флаг-капитана оставить броненосец они ничего не ответили, как будто не расслышали слов, обращенных к ним. Богданов скрылся в глубине пылающего судна, а Вырубов остался на срезе. Осталась и команда, состоявшая из девятисот человек (часть из них были убиты и ранены). И те из живых, которые видели всю эту операцию, с тревогой смотрели на бегство высшего начальства: пришлет ли оно какой-нибудь корабль к гибнущему "Суворову", чтобы снять с него людей?

До сих пор "Буйный" прикрывался от неприятеля корпусом броненосца. Но как ему отвалить от наветренного борта при такой зыби? Он дал задний ход и стал разворачиваться.

Когда борта обоих отделились друг от друга, на "Буйный" решил перебраться еще один матрос. До этого момента он колебался, оставаться ли ему на "Суворове" или спасаться. Но осколок, разорвавший на нем фланелевую рубаху, рассеял его сомнения. Небольшой и худощавый, он с легкостью белки перемахнул саженное расстояние и, цепко ухватившись за поручни миноносца, поднялся на его палубу. В нем узнали минера Жильцова. Прыгнувший по примеру Жильцова следующий матрос промахнулся и, не попав на уходивший миноносец, с криком поплыл за ним.

По "Буйному" противник открыл убийственный огонь. Снаряд, разорвавшись около борта, пробил осколком носовую часть миноносца выше ватерлинии. На юте был убит наповал спасенный с "Осляби" квартирмейстер Шувалов.

На "Суворове" мало осталось офицеров в строю. Почти все они были ранены и убиты. Прапорщик Курсель постоял немного и, понурив голову, направился к корме, в свой каземат, где уцелела лишь одна трехдюймовая пушка. Лейтенант Вырубов продолжал стоять на срезе и, размахивая фуражкой, что-то кричал вслед удалявшемуся миноносцу. Пересевшие на "Буйный" суворовцы в последний раз пристально смотрели на свой корабль. Вдруг перед их глазами вместо Вырубова в воздухе развернулся красный зонтик. Через секунду на срезе броненосца уже ничего не было видно: от разорвавшегося снаряда человек молниеносно исчез как вспыхнувший порошок магния.

"Буйный" дал полный ход вперед, стараясь скорее выйти из сферы огня. Через час он нагнал наш крейсерский отряд. По распоряжению Клапье-де-Колонга на миноносце подняли сигнал: "Адмирал передает командование адмиралу Небогатову". Вслед за этим было поручено миноносцу "Безупречному" приблизиться к флагманскому судну "Николай I" и сообщить Небогатову, что он вступает в командование всей эскадрой.

За все время боя это было второе и последнее распоряжение Рожественского.

Фельдшер Кудинов оказал ему первую медицинскую помощь. Рожественский имел несколько ранений: под правой лопаткой, в правом бедре, в левой пятке и на лбу. Из всех ран самой серьезной была последняя. Но адмирал находился в полном сознании. К нему приходили в каюту командир миноносца и офицеры штаба. Он расспрашивал их о впечатлениях сражения и сам вставлял свои замечания. Насчет курса он сказал:

— Надо идти во Владивосток.

"Буйный" шел вместе с крейсерами "Светлана", "Владимир Мономах", "Изумруд" и "Дмитрий Донской". Ночью эти крейсеры разошлись в разные стороны. Он остался в компании "Донского" и двух миноносцев. Позднее он и от них начал отставать.

Под покровом ночи, покачиваясь на зыби, "Буйный" в одиночестве, без огней двигался вперед тихим ходом. Но все сильнее указывалась его непригодность к дальнейшему плаванию. В машине лопнул теплый ящик, котлы приходилось питать забортной водой. Один котел совсем засорился, и его выключили. Стучала машина. Уголь был на исходе. Таким образом, мечта достигнуть Владивостока сменилась полной безнадежностью. С другой стороны, японцы продолжали преследовать остатки нашей эскадры. Опасность отодвинулась только на время.

Было далеко за полночь, когда командир миноносца решил посоветоваться со штабом. Для этого он спустился в кают-компанию и, разбудив спавших там Клапье-де-Колонга и Филипповского, рассказал им, в каком положении находится "Буйный". В заключение он добавил:

— Остается только одно — пристать к какому-нибудь берегу, высадить адмирала и остальных людей, а потом взорвать миноносец.

Казалось, только того и ждали чины штаба.

Полковник Филипповский сейчас же внес предложение:

— По-моему, ради спасения адмирала при встрече с японцами в бой не следует вступать совсем, а поднять белый флаг и начать с японцами переговоры.

С ним согласился капитан 2-го ранга Семенов и добавил:

— Тем более, что миноносец совершенно утратил свое боевое значение и не представляет собою никакой ценности. Он загружен ранеными и полузахлебнувшимися людьми. Если на нем поднять флаг Красного креста, то это будет госпитальное судно.

— Да, но такой вопрос мы не можем решить без самого адмирала, — вставил Клапье-де-Колонг.

А командир Коломейцев категорически заявил:

— Во всяком случае, настаиваю на том, чтобы обо всем доложить адмиралу.

Филипповский, Клапье-де-Колонг и командир миноносца пошли к Рожественскому, лежавшему в отдельной каюте. Коломейцев взял его за руку. Адмирал открыл глаза. Тогда Филипповский доложил ему о положении миноносца и о необходимости в случае встречи с японцами сдаться в плен.

И грозный адмирал, выслушав его, на этот раз смиренно ответил:

— Не стесняйтесь моим присутствием и поступайте так, как будто меня совсем нет на миноносце.

Штабные чины поняли его. И с этого момента среди них началось оживление. Командир Коломейцев ушел наверх узнать мнение своих офицеров, а в кают-компании совещались, спорили. Но все сводилось к тому, как уберечь жизнь адмирала, а вместе с ним, значит, уберечь и свои головы. Оставалось уговорить командира Коломейцева. Он требовал от штабных письменного протокола. А как можно было выдать ему такой документ? Он считался храбрым командиром; он, помимо всего, мог затаить злобу против адмирала и штаба за несправедливые нападки на него, и ничего не будет удивительного, если он арестует их всех, ибо начальство, замыслившие сдать судно противнику, перестает быть начальством. Увидав судового офицера, низкорослого толстяка, лейтенанта Вурма, штабные чины приказали ему достать простыню, а потом послали его с нею на мостик к командиру.

— Это что значит? — строго спросил Коломейцев.

— Штаб распорядился, если встретимся с японцами, поднять простыню вместо белого флага, — объяснил лейтенант Вурм.

Командир рассердился и закричал:

— Что за трагикомедия?! Я — командир русского военного судна и вдруг повезу своего адмирала в плен! Этого никогда не будет!

Он выхватил из рук лейтенанта Вурма простыню и выбросил ее за борт. А потом добавил:

— Идите вниз и спросите у них письменный протокол, тогда посмотрим, что нужно делать.

Когда лейтенант Вурм спустился в кают-компанию, то все штабные чины уже спали, а может быть, только притворялись спящими, Он разбудил их и передал им поручение командира. Они выслушали его, но ничего на это не сказали.

А что стало с брошенной эскадрой? Теперь этот вопрос никого больше не интересовал. Никто также не вспомнили о "Суворове". На броненосце остались сотни живых людей. Быть может, они надеялись, что штаб позаботится о них и сделает распоряжение снять экипаж с погибающего флагманского корабля на другое судно. Но штаб, занятый собою, своим бегством, об этом забыл.

А между тем "Суворов" подвергся страшной участи. В конце дневного боя, после семи часов вечера, с японской стороны появились миноносцы и, как стаи гончих, набросились на некогда могучего, а теперь умирающего зверя. Но и в эту минуту он издал предсмертное рыкание. В кормовом каземате засверкали вспышки выстрелов последнего трехдюймового орудия. Там на своем посту оставался верный кораблю прапорщик Курсель. Только зайдя с носу и выйдя из-под обстрела кормового каземата, японцы смогли выпустить свои мины почти в упор. Три или четыре удара одновременно получил и без того истерзанный броненосец, на момент высоко выбросил пламя и, окутавшись облаками черного и желтого дыма, быстро затонул.

Спасенных не было.

А в пяти кабельтовых от "Суворова" через несколько минут сложила свою голову и "Камчатка". Она пыталась защищать свой флагманский корабль, имея у себя на борту всего лишь четыре маленьких 47-миллиметровых пушки. Большой снаряд разорвался в ее носовой части, и она стремительно последовала на дно за броненосцем.

С "Камчатки", на которой плавали преимущественно вольнонаемные рабочие, мало осталось свидетелей...
Аватара пользователя
Иван Кукушкин
 
Сообщения: 11076
Зарегистрирован: 17 Июнь 2007 05:52
Откуда: Нижний Новгород

Re: Коломейцов (Коломейцев) Николай Николаевич (1867-1944)

Сообщение Иван Кукушкин » 03 Июнь 2009 17:58

Перепост с форума альманаха "Кортик"
Разместил ВЛАДИБОРЪ: http://kortic.borda.ru/?1-10-0-00000087 ... 01.002.001

 e85ddf7ba8bd.jpg
Лейтенанты А.В. Колчак, Н.Н. Коломейцев,и Ф.А. Матисен, 1902
Аватара пользователя
Иван Кукушкин
 
Сообщения: 11076
Зарегистрирован: 17 Июнь 2007 05:52
Откуда: Нижний Новгород

Коломейцов (Коломейцев) Николай Николаевич (1867-1944)

Сообщение fisch1 » 27 Май 2015 14:23

Отчет лейт. Коломейцова о санных поездках и об устройстве угольного склада на острове Кузькин (Порт Диксона). - 1902; Санкт-Петербург. - 19 с. - (Отчеты о работах Русской полярной экспедиции, находящейся под начальством барона Толля; 2).

fisch1
 
Сообщения: 2867
Зарегистрирован: 13 Ноябрь 2014 19:59

Коломейцов (Коломейцев) Николай Николаевич (1867-1944)

Сообщение Кара » 29 Март 2017 20:21


О Коломейцове смотреть с 07.46 по 09.40
Не мешай летать железу!
Аватара пользователя
Кара
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 1303
Зарегистрирован: 19 Декабрь 2008 16:15
Откуда: ЬУМН


Коломейцов (Коломейцев) Николай Николаевич (1867-1944)

Сообщение Polarstern » 01 Февраль 2018 05:25

 афиша в Спб финал-уменьш..jpg
25 января в 18:30 в Большом зале Штаб-квартиры Русского географического общества в Санкт-Петербурге в рамках Лектория состоится открытие передвижной фотодокументальной выставки «Странник полуночной земли», посвященной вице-адмиралу Н.Н. Коломейцеву (1867-1944) – выдающемуся полярному исследователю.

NNKolomeitsev (1).jpg
О жизненном пути Н.Н. Коломейцева в своей лекции расскажет один из создателей экспозиции – ведущий научный сотрудник Отдела военно-исторического наследия Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына, кандидат исторических наук Никита Анатольевич Кузнецов. Во время лекции будут демонстрироваться видеоматериалы.
Аватара пользователя
Polarstern
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 777
Зарегистрирован: 01 Январь 1970 03:00
Откуда: Москва/Сент-Джонс, Ньюфаундленд

Коломейцов (Коломейцев) Николай Николаевич (1867-1944)

Сообщение Polarstern » 01 Февраль 2018 05:33

 KolomeitsevOnZarya.jpg


1900—1901 — Командир яхты «Заря» в полярной экспедиции барона Э. В. Толля. Из-за разногласий с Толлем оставил судно и в апреле 1901 года вместе со Степаном Расторгуевым за 40 дней прошёл около 800 километров к Гольчихе (Енисейская губа). По дороге открыл впадающую в Таймырский залив реку Коломейцева.
Аватара пользователя
Polarstern
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 777
Зарегистрирован: 01 Январь 1970 03:00
Откуда: Москва/Сент-Джонс, Ньюфаундленд

Коломейцов (Коломейцев) Николай Николаевич (1867-1944)

Сообщение fisch1 » 23 Февраль 2018 14:01

А.Ю. Емелин.«Слава» Коломейцова: к вопросу о конфликтах в кают-компаниях во время дальних плаваний//Елагинские чтения. Выпуск 6. – СПб.: ООО «ИТД «ОСТРОВ», 2013.с.103-113

Не секрет, что дальние плавания во все времена являлись
тяжёлым испытанием для моряков. Тяжелы они были в различ-
ных аспектах, в том числе – в психологическом отношении. Люди,
надолго оказавшиеся в тесных коллективах, нередко тяжело пе-
реживают необходимость изо дня в день общаться с одними и теми
же спутниками, с каждым днём острее ощущают действительные
или мнимые недостатки окружающих, всё чаще оказываются на
грани конфликта. С этими проблемами постоянно сталкивались
морские офицеры, особенно во время дальних плаваний, когда они
месяцами находились в тесном мирке кают-компаний. Это была
своего рода лотерея – повезёт или нет с соплавателями и старшим
офицером, в обязанности которого входило улаживание возникав-
ших конфликтов. Не последнюю роль играла и личность команди-
ра, хотя к внутренней жизни кают-компании формально он отно-
шения и не имел. Изучение повседневной жизни кают-компаний
представляет собой интересную и практически неизученную тему.
Мне показалось интересным рассмотреть историю, случив-
шуюся на линейном корабле «Слава». Уникальный двойной кон-
фликт – между командиром и кают-компанией, а также между ка-
ют-компанией и приближённым к командиру офицером – привёл
к серьёзным последствиям: несостоявшейся дуэли между тем са-
мым офицером и всеми (!) членами кают-компании, а также к спи-
санию с корабля двух офицеров. Этот случай интересен не столько
своими масштабами, сколько тем, что в результате имевшего место
после инцидента разбирательства были собраны многочисленные
и подробные свидетельства офицеров. Это даёт возможность «за-
глянуть» в жизнь кают-компании, обычно освещаемую только ме-
муаристами. Подчеркнём – к этой истории нет смысла обращаться
с точки зрения «кто виноват?», хотя и в этом плане она способна
кое-чему научить. Интересно другое – какими были офицеры того
– 103 –
времени, какой была жизнь в кают-компаниях, как она регулиро-
валась, как решались проблемы.
В августе 1910 г. на линейном корабле «Слава» в Атлантиче-
ском океане произошла тяжелая авария котлов. Корабль на бук-
сире был приведен в Гибралтар, а затем для ремонта – в Тулон.
В связи с этим вместо прежнего командира корабля Э.Э. Кетлера
15 ноября 1910 г. был назначен капитан 1 ранга Николай Никола-
евич Коломейцов. Из всего состава кают-компании «Славы» ранее
с ним плавал только лейтенант В.В. Лютер, который на вопросы
других предпочёл лишь многозначительно улыбаться – мол, сами
увидите.
Имя Коломейцова на флоте было уже прекрасно известно. Он
командовал шхуной «Заря» в экспедиции барона Толля, но, не сой-
дясь с бароном характером, во время зимовки ушёл со шхуны на
Диксон (а это 800 километров по льдам и тундре!). В Цусимском
сражении, командуя миноносцем «Буйный», принял активное
участие в спасении моряков с погибшего броненосца «Ослябя», а
позднее спас с горящего флагманского броненосца «Князь Суво-
ров» командующего эскадрой вице-адмирала Рожественского,
нескольких чинов его штаба и моряков. За боевые отличия в Цу-
симском сражении Николай Николаевич был удостоен ордена Св.
Георгия 4 ст. и золотого оружия с надписью «За храбрость» – уни-
кальный случай!
В написанном в 1964 г. мемуарном очерке бывший мичман
«Славы» Владимир Николаевич Янкович давал понять, что, зная
о трудном характере Коломейцова и его «истории» на «Заре», ни-
чего хорошего от этого назначения офицеры корабля не ждали.1
Напротив, тот же Янкович в показаниях по поводу инцидента на
«Славе», данных в 1911 г., писал: «…известие это было встречено с
удовольствием, так как по слухам у большинства было мнение, что
новый командир хороший моряк и храбрый офицер».2
Итак, что же произошло в Тулоне на ремонтирующейся «Сла-
ве»? На корабле возникли две параллельных и взаимосвязанных
линии напряжения: во-первых, между командиром и кают-компа-
нией, во-вторых, между кают-компанией и новым ревизором.
Рассмотрим кратко возникновение первой. Командир прибыл
на «Славу» с установкой – всех «подтянуть», и, действительно,
увидел целый ряд отступлений от уставных требований. Офице-
ры же считали, что служба несётся «по-семейному», вкладывая в
это понятие отсутствие лишнего формализма, активное участие
– 104 –
офицеров во всех работах, постановку во главу угла, прежде все-
го конечного результата – обучения нижних чинов, то есть каче-
ственное выполнение кораблём учебных задач. Большинство из
офицеров служили на «Славе» уже не один год, гордились своим
кораблём и сложившейся на нём атмосферой. Стремление обеспе-
чить своему кораблю первенство, не уронить честь корабля, зна-
чили для них очень много.
Уже упомянутый выше В.Н. Янкович в воспоминаниях 1964 г.
особо подчёркивал хорошие отношения офицеров и матросов:
офицеры наравне с матросами участвовали во всех работах, пока-
зывая пример и обучая подчинённых, вели с ними неформальные
разговоры о жизни, устраивали чтение книг и обучение грамоте.
Далее Владимир Николаевич доказывал, что именно тёплые отно-
шения с матросами не понравились сухому и официальному Коло-
мейцову. Придуманная им работа по отдиранию краски в трюмных
помещениях вызвала недовольство как матросов, так и офицеров.
Офицеры по существовавшей на корабле традиции вышли на ра-
боты вместе с матросами, и это было воспринято командиром как
демонстрация против него лично. С этого всё и началось. Доку-
менты рисуют несколько другую картину. Как кажется, причина
конфликта крылась в разных взглядах на организацию и течение
службы.
Авария корабля стала для офицеров настоящей трагедией. Нем-
ного придя в себя, они решили в максимально использовать время
нахождения в ремонте для обучения нижних чинов. В начале но-
ября 1910 г. и.д. старшего офицера старший лейтенант М.И. Смир-
нов провёл совещание офицеров, на котором был составлен обсто-
ятельный план занятий с нижними чинами всех специальностей.
«Офицеры не ленились, и решили всех матросов обучить морско-
му делу по программе учеников строевых унтер-офицеров, комен-
доры все время должны были практиковаться в стрельбе пулями,
общее артиллерийское учение по боевой тревоге было рассматри-
ваемо как главное учение».3 Расписание занятий 16 ноября 1910 г.
было утверждено командиром и объявлено приказом по кораблю.
И тут пришёл новый командир и начался эффект «новой метлы».
Коломейцов потребовал покраски всех трюмных помещений иным
сортом сурика, отличным от ранее используемого на «Славе». Для
этого в течение трёх недель команда в тяжелых условиях зубила-
ми отдирала старый. Всякие учебные занятия были прерваны. По
окончании работы было проведено артиллерийской учение. Ма-
– 105 –
тросы, не тренировавшиеся два месяца в связи с началом ремонта
и покраской внутренних помещений, не показали прежнего бле-
ска. Командир в резких выражениях высказал своё мнение и велел
заниматься только артиллерийскими учениями. Через несколько
дней прошло шлюпочное учение. Результат был уже предсказу-
ем – артиллерийские учения были забыты, все силы брошены на
тренировку в гребле. Конечно, такой способ обучения личного со-
става вызывал обсуждения как между офицерами, так и среди ма-
тросов. Дисциплина последних начала падать.
В других действиях Коломейцова просматривается мелочность,
склонность к выполнению многих действий в соответствии с буквой
Устава, а зачастую – ярко выраженное отсутствие такта. Очень
показательным оказался случай с посылкой вахтенного офицера
мичмана Е.Ф. Винтера на катере в порт для получения с таможни
командирского чемодана. Винтер счёл, что командир мог его лишь
попросить о выполнении этого фактически частного поручения, но
не приказывать в категорической форме, отрывая при этом от об-
щесудовых работ. Другие офицеры поддержали товарища, и про-
сили старшего офицера М.И. Смирнова частным образом довести
до сведения командира просьбу «давать подобные поручения в бо-
лее деликатной форме». Михаил Иванович, помятуя высказанное
Н.Н. Коломейцовым по прибытии на «Славу» приглашение совето-
ваться с ним о трудных ситуациях, поговорил с ним, подчеркнув,
что это частный разговор.4 Командир поблагодарил его за откро-
венность и тут же издал громовой приказ по кораблю (от 4 января
1911 г.), ставящий на вид офицерам выражение ему, командиру,
неосновательной и недисциплинарной претензии. При этом в при-
казе содержалась ссылка на статью Морского устава, требующую,
чтобы в иностранных портах все шлюпки отправлялись на берег с
офицерами, что во время длительных стоянок никогда не выпол-
нялось, и на соблюдении чего командир не настаивал ни тогда, ни
впредь. Да и приказание командира было иного рода – недаром мич-
ману предписывалось быть в кителе при кортике.5 Ситуация, таким
образом, намеренно переводилась командиром в другую плоскость,
искажалась. Из таких обидных для самолюбия офицеров мелочей и
формировалась постепенно основа будущего конфликта.
В январе 1911 г. Коломейцов пришёл к убеждению, что следует
сменить ревизора С.М. Кавелина, и по его просьбе из России был
прислан знакомый ему по предыдущей службе лейтенант Михаил
Константинович Энгельгардт.
– 106 –
Впоследствии Коломейцов писал, что кают-компания сразу же
не приняла Энгельгардта, увидев в нём ставленника командира.
Напротив, офицеры в своих показаниях настаивали на том, что но-
вичок офицерами был принят хорошо, но очень быстро настроил
против себя всех своим бестактным поведением. В чём же оно за-
ключалось?
Во-первых, новый ревизор не имел опыта, и далеко не все его
распоряжения пришлись по душе. Так по его представлению ко-
мандир без объяснения причин сменил прежних артельщиков. По-
пытки этих матросов через ротных командиров узнать, в чём они
провинились и за что были опозорены, успеха не имели. Очевидно,
что в данной ситуации команда была на стороне «своих», так как в
совокупности с уменьшением выдачи хлеба, назначение команди-
ром «своего» ревизора было воспринято как попытка «окрутить»
нижних чинов, об этом прекрасно знали ротные командиры. Ко-
нечно, действия М.К. Энгельгардта не редко становились поводом
для споров в кают-компании.
Другим камнем преткновения стал уже упоминавшийся во-
прос – хорошо ли несётся служба на корабле. Энгельгардт завёл
записную книжку, в которой отмечал все недочёты службы – кто-
то на его глазах плюнул на палубу, кто-то был не по форме одет
и т.д., а затем зачитывал свои наблюдения в кают-компании, ста-
раясь доказать другим – «всё плохо». Офицеры, давно плававшие
вместе и сдружившиеся между собой, встречали критику поста-
новки службы на любимом корабле в штыки. Они считали, что по
отдельным недостаткам или промахам не следует делать вывода о
системе в целом, и задавали контрвопрос: «А что Вы сделали для
прекращения беспорядка?». Точка зрения старшего офицера была
та же – если офицер видит непорядок, он должен его устранить
или доложить старшему офицеру, а не устраивать демарши в ка-
ют-компании.
Здесь необходимо обратить внимание на следующее обстоя-
тельство. Офицеры кораблей русского флота по установившейся
системе взаимоотношений крайне редко общались непосредствен-
но с командиром. Это официально не возбранялось, но чаще всего
делалось через старшего офицера, докладывавшего командиру по
всем делам службы. Командир бывал в кают-компании лишь по
приглашению, обычно – один раз в неделю, на воскресном обеде.
Был, однако, один офицер, которому постоянно требовалось ре-
шать многие вопросы непосредственно с командиром – ревизор.
– 107 –
И офицеры кают-компании начали подозревать, что их новый со-
плаватель злоупотребляет положением, докладывая командиру о
разговорах в кают-компании. По некоторым свидетельствам, Эн-
гельгардт неоднократно говорил «мы», имея в виду себя и коман-
дира: «мы вам прикажем, мы вас назначим».
Терпение лопнуло вечером 27 февраля. Во время очередной пе-
репалки между лейтенантом В.Е. Крафтом и мичманом В.Н. Янко-
вичем с одной стороны, и ревизором – с другой, были произнесены
резкие слова. Энгельгардт, в частности, заявил, что командир це-
нит 14 офицеров, а других 10 – не ценит, и он знает, кого командир
не одобряет, но фамилий не назовёт. На одно из замечаний Крафта
последовал совершенно недопустимый в офицерской среде ответ:
«Вы лжёте», мичман же Янкович был обвинён в «подлизывании
к командиру», на что Владимир Николаевич ответил: «Это на-
глость». При этом разгоряченный Энгельгардт заявил, что если
другие офицеры сочтут его неправым, то он даёт честное слово
списаться с корабля.6 Свидетелем спора стал доктор А.А. Тетьев.
На другой день офицеры корабля обсудили инцидент (конечно – в
отсутствие его участников) и признали виновным как в нём, так и в
развязывании других бурных споров, именно ревизора. Воспользо-
вавшись данным Энгельгардтом словом покинуть корабль, если тако-
во будет решение офицеров, члены кают-компании просили старшего
офицера М.И.Смирнова довести до лейтенанта просьбу – списаться.
Об этом старший офицер и доложил командиру, подчеркнув, что Эн-
гельгардта просят списаться в соответствии с его же словом, а отнюдь
не на основании решения суда кают-компании.
Через день по настоянию командира в присутствии всех офице-
ров Энгельгардт извинился, признав себя виновным в этой ссоре.
Однако списать ревизора командир отказался, заявив офицерам,
что знает причину всех ссор: оказывается, офицеры в кают-ком-
пании критикуют командира, ревизор за любимого начальника
заступается, поэтому его травят. Попытки офицеров объясниться
были безуспешными.
Из этой ситуации Энгельгардт «вывернулся» элементарно. Он
сам потом рассказывал мичману Г.Е. Чаплину, с которым у него
были несколько лучшие отношения, что, подавая командиру ра-
порт о списании, он сказал: «Николай Николаевич, спишите меня,
пусть я буду козлом отпущения, зато исправятся Ваши отношения
с кают-компанией».7 Конечно, командир, бывший на его стороне,
рапорт не принял.
– 108 –
Следующий этап отношений Энгельгардта с кают-компаней
походил на «вооруженный нейтралитет». Офицеры не общались
с лейтенантом иначе, как по службе, выжидая, когда же он поки-
нет корабль. Михаил Константинович пытался вести себя как ни
в чём не бывало, иногда продолжая провоцировать споры, от кото-
рых все уклонялись. Так бы, наверное, и досуществовали до воз-
вращения в Россию, если бы Энгельгардт, посмотрев, как хорошо
на берегу устроилась приехавшая в Тулон жена командира8, не
решил «выписать» свою супругу.
Согласно обычаю, кают-компания посылала к таким «приез-
жающим» жёнам одного из офицеров с приветственным визитом.
В данном же случае старший офицер испытал затруднение – как
поступить? Он понимал, что офицеры, уже не считающие ревизо-
ра членом кают-компании, будут против визита. Если бы он своей
властью поручил кому-то выполнить эту миссию, то спровоциро-
вал бы офицера на неповиновение. Мало того, в процессе обсужде-
ния этого вопроса могли прозвучать резкие выражения, могущие
усугубить конфликт далее. Поэтому Смирнов решил устроить бал-
лотировку данного вопроса – утром за завтраком предложил офи-
церам проголосовать в письменной форме, не устраивая словес-
ного обсуждения. Как и ожидалось, все, за исключением четырёх,
высказались против. Кают-компания предпочла сделать вид, что о
пребывании жены ревизора в Тулоне ей ничего не известно. С дру-
гой стороны, и Энгельгардт с женой визитов в русские дома в Ту-
лоне не наносил (кроме, разумеется, дома командира и его жены).
И всё бы ничего, не устрой командир на Пасху разговение в
командирском помещении с приглашением судовых дам. Энгель-
гардт понимал, что его жена, если придёт, окажется в ложном по-
ложении – офицеры с ней как бы незнакомы, к тому же ей явно
будет неловко, так как она увидит, что с мужем никто не общает-
ся. Ревизор попросил о помощи старшего офицера. Он заявил, что
готов извиниться перед кают-компанией, если и офицеры со сво-
ей стороны «выразят сожаление обо всем произошедшем». Члены
кают-компании обсудили этот вопрос и, не поверив в искренность
Энгельгардта, от примирения уклонились. Они прекрасно понима-
ли, что дело тут не в стремлении ревизора к миру, а в даме. Или
даже в двух дамах – явно, жена командира не осталась в стороне
от данной ситуации.
Кульминация наступила в субботу, 9 апреля. Незадолго до пас-
хальной заутрени Энгельгардт вошёл в кают-компанию и передал
– 109 –
одному из офицеров лист бумаги, после чего сразу вышел. На ли-
сте клетчатой тетрадной бумаги мелким нервным почерком был
написан вызов на дуэль всех, кто голосовал против нанесения ви-
зита его жене.
На заутреней и разговении у командира М.К. Энгельгардт присут-
ствовал без жены, хотя, формально, привести её мог – в помещении
командира офицеры ведь были такими же гостями, как и она. На сле-
дующее утро Энгельгард как ни в чём не бывало сидел в кают-компа-
нии. Увидевший его старший артиллерист Г.Л. Дорн немедленно до-
ложил командиру, после чего Энгельгардт был арестован при каюте
без несения вахтенной службы, но с правом съезда на берег.
В воскресенье офицеры собрались и, обсудив необычную ситу-
ацию, единогласно приняли вызов. Беспрецедентный вызов при-
няли: старшие лейтенанты В.К. Леонтьев и Г.Л. Дорн, лейтенанты
барон О.Б. Фитиноф, П.Г. фон Витт, Г.Н. Лордкипанидзе, Л.М. фон
Галлер, Н.Н. Крыжановский, В.Е. Крафт, С.М. Кавелин, Б.Э. фон
Гебгард, мичманы Г.Е. Чаплин, С.В. Вяткин, В.Н. Янкович, Е.В. Вин-
тер, штабс-капитаны В.П. Сатин, Г.Г. Иерхо, поручик И.Ф. Берг,
подпоручик О.Х. Рейн, даже судовые врачи коллежский совет-
ник Е.В. Емельянов и титулярный советник А.А. Тетьев. Старший
инженер-механик подполковник М.И. Невейнов и лейтенант В.В.
Лютер, находившиеся в отпуске, приняли вызов по возвращении
на корабль 15 и 17 апреля соответственно.9 Старший судовой врач
Емельянов, отсутствовавший на корабле несколько месяцев и вер-
нувшийся лишь в Страстную пятницу, а потому, естественно, про-
тив визита жене Энгельгардта не голосовавший, также поддержал
общее настроение.
Вечером того же дня старший офицер просил у командира его
катер для нанесения визитов. Во время разговора Н.Н. Коломейцов
задал вопрос: «а мадам Энгельгардт будут делать визит?», и, полу-
чив неизбежный отрицательный ответ, сказал: «Ну, смотрите!».10
13 апреля 1911 г. на стол морского министра вице-адмирала
И.К. Григоровича легла расшифрованная секретная телеграмма из
Тулона от 11 апреля, явно выведшая его из состояния душевного
равновесия:
«Для поддержания дисциплины и прекращения интриг среди
офицеров и скрытого противодействия моим распоряжениям стар-
ший офицер и еще четыре должны быть списаны. … Коломейцов».
За все годы службы Иван Константинович о таком даже не слы-
шал – командир в загранплавании просит списать пятерых офи-
– 110 –
церов! Его решение было «средним», половинчатым: «Старшего
офицера списать по болезни, одного офицера передать на “Оке-
ан”, остальных списать в разное время на усмотрение команди-
ра. Дальнейшее списание не допускаю. И.К.Г. 13.IV» При этом на-
чальник Главного морского штаба Н.М. Яковлев недвусмысленно
сообщил командиру «Славы» о недовольстве министра и запросил
фамилии.
Пожалуй, нет смысла пересказывать всю телеграфную пере-
писку с Петербургом. Важно другое. Пока она продолжалась, все
находились в ожидании. Будет дуэль или нет? В том, что коман-
дир, занимающий сторону ревизора, не допустит дуэли (по край-
ней мере до возвращения в Россию) – практически не сомневались.
Ожидали другого – что он спишет кого-то из офицеров «с проте-
стом», чем фактически поломает им карьеру. Ситуацию попро-
бовали разрядить врачи: они сделали то, чего не могли строевые
офицеры – написали письма с описанием ситуации своему меди-
цинскому начальству. Письма, конечно, ходили медленнее теле-
грамм, но сама по себе идея, возникшая от безысходности, в извест-
ной степени сработала – медицинский инспектор Кронштадтского
порта передал копию письма Е.В. Емельянова главному командиру
порта вице-адмиралу Р.Н. Вирену, а тот уже 20 апреля переслал
её в Главный морской штаб. Мы не знаем, когда на стол министру
лёг рапорт Н.Н. Коломейцова от 12 апреля, но, вероятно, выписка
из письма врача отстала от него не на много. 28 апреля Григорович
пометил рапорт Вирена: «Хранить до прибытия “Славы”, когда
произвести следствие…».
В итоге старший офицер Михаил Иванович Смирнов был спи-
сан, но в служебном отношении не пострадал – его сразу же на-
значили на аналогичную должность на черноморский линейный
корабль «Пантелеймон».
С точки зрения Коломейцова, вся история выглядела так: при-
быв на корабль, он сразу начал подтягивать дисциплину, чем выз-
вал недовольство офицеров и их обсуждение действий командира;
после прибытия ревизора члены кают-компании перенесли на него
своё раздражение командиром. Старший же офицер не смог наве-
сти порядок в кают-компании. «Энгельгардт лично не причем, это
козёл отпущения. Интрига же идёт с целью сломить упрямого ко-
мандира, забрать его в руки и служить так как нравится и приятно
офицерам». Заканчивался рапорт Коломейцова примечательными
словами: «…это не кают-компания, а какая-то республика».11
– 111 –
Вскоре командир провел очередную «беседу» с кают-компани-
ей. Он получил от офицеров заверение, что бойкот Энгельгардта
относился только лично к ревизору, и не носил характера скры-
той демонстрации недоброжелательности к командиру. Успо-
коившись, он решил других офицеров не списывать. «Дуэльную
историю» Коломейцов фактически «замял», не дав ей никакого
формального решения в законном порядке, просто сочтя, что по
возвращении в Россию в деле разберётся Суд посредников. Но он
понимал, что существование рядом офицеров, которые, возможно,
вскоре сойдутся на дуэли – недопустимо. Поэтому вынужден был
дать согласие на списание Энгельгардта.
Дальнейшая судьба М.К. Энгельгардта незавидна. 2 января
1912 г. он был зачислен в запас флота, а 21 числа того же месяца
застрелился в имении Ступино Ельнинского уезда12.
Между тем ремонт наконец-то был закончен, и 10 июля «Сла-
ва» вернулась в Россию. Все материалы по «тулонской истории» в
июле 1911 г. были переданы Главным морским штабом команду-
ющему Морскими силами Балтийского моря вице-адмиралу Н.О.
фон Эссену для проведения «подробного формального расследо-
вания». Николай Оттович 12 июля поручил эту не очень прият-
ную процедуру начальнику 1-й Минной дивизии контр-адмиралу
светлейшему князю А.А. Ливену.13
Александр Александрович собрал показания большей части
офицеров «Славы», а также в письменном виде задал ряд вопро-
сов Коломейцову. Не опросил он лишь находившегося в Кронш-
тадте М.К. Энгельгардта – «по недостатку времени» (на получе-
ние письменных показаний М.И. Смирнова из Севастополя время
нашлось). Бросается в глаза, что ответы Коломейцова испещрены
на полях пометами князя, большинство из которых – «неправда».
Заключение Ливена было однозначным – по его убеждению, ин-
циденты «были вызваны исключительно неумелым и бестактным
поведением самого командира». И далее: «Этот офицер очевид-
но мало знаком с организацией службы на корабле, и, прибыв на
“Славу”, своими бестолковыми распоряжениями и приказами не
только не водворял порядка на судне, но нарушал его на каждом
шагу; рядом бестактностей он деморализовал как офицеров, так
и команду. Видя, что вследствие собственного неумения у него
дело не ладится, он это приписывал противодействию офицеров,
существовавшему на самом деле лишь в его воображении. Нако-
нец, он совершенно подпал под влияние лейтенанта Энгельгардта,
– 112 –
который ловко сумел воспользоваться слабостями командира для
сведения личных счетов со старшим офицером и другими членами
кают-компании».14
Главный военно-морской прокурор Н.Г. Матвеенко фактически
согласился с Ливеном. Вопрос о дуэли прокурор счёл нужным «за-
мять», так как Суду посредников невольно пришлось бы оценивать
действия не только офицеров, но и командира корабля, чего не хо-
телось.15
Прочтя заключение, министр приказал подобрать кандидата
на назначение командиром «Славы» вместо Коломейцова. Как ни
странно, каких-либо последствий для Н.Н. Коломейцова расследо-
вание данного дела не имело – он командовал «Славой» до ноября
1913 г. Можно лишь предположить, что против его удаления вы-
сказался командующий флотом адмирал Эссен.
При обсуждении «тулонской истории» невольно возникает во-
прос: а удалось ли Н.Н. Коломейцову добиться повышения боевой
готовности линейного корабля «Слава», усовершенствовать несе-
ние на нём службы? Однозначного ответа мы, конечно, не найдём.
Сохранилась, однако, аттестация, данная Коломейцову в августе
1912 г. его начальником вице-адмиралом Н.С. Маньковским. Ука-
зав на тяжелый и неровный характер Коломейцова, из-за которо-
го попадающие на корабль офицеры часто стараются уходить под
различными предлогами, адмирал сделал вывод: «Всё это, конеч-
но, отражается и на самом корабле, который при нём, как по чисто-
те и порядку, так и по службе, далеко не тот, каким он был при его
предшественниках-командирах»16.
Вместе с тем ещё раз подчеркнём: для нас сейчас не так важно,
кто был прав, а кто – нет. Интересно другое. Мы смогли посмотреть
на жизнь кают-компании «изнутри», увидеть её традиции, вари-
анты обсуждения и решения спорных проблем, способы выходов
из острых ситуаций. Важно отметить, что у кают-компаний нача-
ла ХХ в. не было реально действующих механизмов для «выпуска
пара» в том случае, если командир оказывался не на стороне боль-
шинства. Особенно остро это проявлялось в обстановке дальнего
плавания, оторванности от Суда посредников. В таких случаях
приходилось либо терпеть неприятную ситуацию, либо подавать
рапорт о списании. Конечно, оставалась возможность изобретать
что-то нестандартное, вроде писем врачей своему медицинскому
начальству, как в истории со «Славой».

Примечания
1 РГАЭ. Ф. 231. Оп. 1. Д. 48. Л. 43–45.
2 РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 4. Д. 1471. Л. 60 об.
3 Там же.
4 Там же. Л. 54.
5 Там же. Л. 64.
6 Там же. Л. 55.
7 Там же. Л. 72.
8 Жена Николая Николаевича Коломейцова (с 12.07.1909): Нина Дмит-
риевна, ур. Набокова (14.10.1860, СПб. – 28.09.1944, Париж). Дочь минис-
тра юстиции, действительного тайного советника Дмитрия Николаевича
Н. (1826–1904) и Марии Фердинандовны, ур. баронессы фон Корф (1842–
1926). В первом браке (22.02.1880, СПб.; развод – 11.06.1909, СПб.) за ге-
нерал-лейтенантом Евгением Александровичем Рауш фон Траубенбер-
гом (11.06.1855–14.02.1923), командиром л.-гв. Кирасирского Ея И.В. полка
(1894–1899), Минским генерал-губернатором, генералом от кавалерии
(10.4.1911). Её братья: Набоков Владимир Дмитриевич (1869–1922), кон-
ституционный демократ; Набоков Константин Дмитриевич (1872–1927),
дипломат, член русской делегации в Портсмуте. Её племянник: Набоков
Владимир Владимирович (1899–1977), известный писатель.
9 РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 4. Д. 1471. Л. 29–29 об., 30.
10 Там же. Л. 106.
11 Там же. Л. 20.
12 Тихонова А.В. Род Энгельгардтов в истории России XVII–XX веков.
Смоленск, 2001. С. 472.
13 РГАВМФ. Ф. 417. Оп. 4. Д. 1471. Л. 5.
14 Там же. Л. 37.
15 Там же. Ф. 407. Оп. 1. Д. 5696. Л. 5–6 об.
16 Там же. Ф. 873. Оп. 10. Д. 380. Л. 1 об, 2.
fisch1
 
Сообщения: 2867
Зарегистрирован: 13 Ноябрь 2014 19:59


Вернуться в Персоналии



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 5

Керамическая плитка Нижний НовгородПластиковые ПВХ панели Нижний НовгородБиотуалеты Нижний НовгородМинеральные удобрения