Перелет через КлязьмуН. С. БОБРОВ
Рисунки К. АРЦЕУЛОВА
Имя Бориса Илиодоровича Россинского, одного из первых русских авиаторов, широко известно в нашей стране. Россинский много содействовал популяризации авиаспорта и установил в свое время ряд рекордов. Но мало кто знает, что Б. И. Россинский был также одним из пионеров планеризма. Ниже мы рассказываем о первых полетах Россинского - планериста.
В Москве раньше других заинтересовался планерами студент Московского высшего технического училища Борис Россинский.
В 1908 г. он (построил планер по рисунку из журнала, на котором был изображен аппарат американца Шанюта. Рулей у этого планера не было, и Россинский предполагал, подобно Шанюту, управлять аппаратом, балансируя своим телом. Первые пробы планера производились в Сокольниках, на поляне у реки Яузы.
Несколько раз группа студентов энтузиастов планерного спорта пыталась поднять планер в серое осеннее небо, для чего они тащили его на веревках наподобие запускаемого змея. Но все эти попытки оказались неудачными: планер - делал неуклюжие прыжки, но летать «не захотел».
Неудача не остановила Россинского. Он решил построить управляемый планер, чтобы научиться летать свободно, без помощи веревок. Но где же взять средства на планер?
Мысли Россинского были заняты идеей нового летательного аппарата. Однажды на лекции он набросал на листке бумаги очертания будущего планера. Крылья его и на этот раз выходили очень похожими на крылья шанютовского планера, но рули были уже подвижными и управлялись одной рукояткой. Отодвинет пилот ручку вперед — руль на хвостовом оперении наклонится; возьмет ручку на себя — руль поднимется; если отвести ручку в сторону — и руль повернется туда же.
Углубленный в свои мысли, Россинский не заметил, что в его рисунок давно уже заглядывал через плечо студент Лямин. В перерыве между лекциями Лямин детально ознакомился о эскизом, планера и выразил удивление, почему такой замечательный проект не осуществляется. Узнав, что у автора нет денег, Лямин, сын богатого московского купца, предложил свою помощь. Но он поставил одно условие: на хвосте планера после слов «конструкции Россинского» должно быть добавлено: «и Лямина».
Обрадованный Россинский сразу дал согласие, и «соавторы» в тот же день уехали на станцию Тарасовку, где на высоком берегу реки Клязьмы находилась дача Ляминых. Сторожу приказано было натопить комнаты, и самая большая из них была превращена в мастерскую.
Прежде всего был куплен изрядный запас, бамбука и перевезен на Клязьму. Затем туда же отправили из Москвы полотно и металлические части. Директор предприятия «Россинский — Лямин» поставил дело на широкую ногу. Запаса полотна, например, по словам Россинского, хватило бы на целую дюжину планеров. Щедрость Лямина в этом отношении объяснялась тем, что Ляминым принадлежала в Москве крупная мануфактурная фирма.
При Техническом училище были, хорошо оборудованные мастерские, где будущие инженеры обучались токарному, слесарному и литейному делу. Россинский любил работать в мастерских. Здесь им была изготовлена самая сложная часть планера - шарнир Гука для системы управления. Этот шарнир дает возможность; двигать ручку планера в любую сторону. На даче в Тарасовке Россинский строил бамбуковый остов планера и сшивал полотна.
В декабре планер был готов. По внешнему виду он напоминал коробчатый змей. Бамбуковый остов планера был скреплен проволокой, крылья обтянуты полотном. Крылья, располагались одно над другим. В центральной части нижнего крыла был сделан вырез, в котором помещался пилот. Вся нижняя часть туловища пилота оказывалась снаружи. Во время полета пилот висел внутри планера, опираясь подмышками на особые планки.
От коробки крыльев отходила назад легкая бамбуковая ферма, которая заканчивалась ромбовидным хвостовым оперением. Рули управлялись при помощи ручки, которая помещалась перед головой пилота.
Россинский начал упорно готовиться к первому полету. Дача Ляминых стояла на высоком холме, покато спускавшемся к берегу реки. Часто по вечерам Россинский, катался с этой горы на санках с деревенскими ребятишками. Внизу, у реки, ребятишки вместе с Россинским
сделали невысокий трамплин, и санки по инерции совершали небольшой полет, опускаясь потом на лед реки. Противоположный берег возвышался над льдом лишь на полметра. Чтобы не ограничивать разгона, в этом месте был насыпан снег, и санки плавно выбрасывались на другой берег. Однажды в сильный мороз ребята полили горку, и санки, разбегаясь по укатанной дорожке, стали прыгать с трамплина почти до середины реки.
Вот с этой ледяной горки и решил делать взлеты Россинский. Для этого Лямин купил горные сани «бобслей» с рулем спереди. Стали совершать на санях поездки с горы, вначале с ее середины, а потом и с самого верху. Лямин хорошо научился управлять санями, и они пробегали обычно почти полкилометра от горы. При этом развивалась довольно значительная скорость.
Во время зимних каникул решено было сделать первый опыт с планером. Россинский стал с планером на сани, установленные на середине горы. Ребятишки, помогавшие держать тяжелые сани, по сигналу Лямина отпустили их. Ветер засвистел в проволочных стяжках планера, и странное на вид сооружение помчалось вниз.
Вначале пилот, поддерживавший планер в руках, с трудом сохранял равновесие. Но вот крылья планера напружинились в воздухе, и Россинский впервые ощутил силу подъема. У трамплина его сдернуло с саней, и планер перешел в состояние полета. Сани далеко умчались вперед, а планер, медленно теряя высоту, все еще летел вперед и неного вбок. Посадка на «собственные шасси» — на ноги — оказалась мягкой и малоощутимой.
Ручку управления в первом полете не удалось даже и потрогать — так захватило Россинского необычайное чувство полета и... боль под мышками от планок, на которых он висел.
Лямин с санками бежал, запыхавшись, к реке.
— Видел, видел! — весело кричал он.
Началось обсуждение полета. Тарасовские ребята приняли в этой беседе деятельное участие. Один из них сбегал на дачу и принес два полотенца, чтобы обмотать планки, на которые опирался пилот.
Снова потащили планер вверх по откосу. На этот раз установили его несколько выше, чем при первом опыте. Выдерживая строго прямолинейное движение, Лямин вел сани. Не доезжая до трамплина, Россинский опять почувствовал, что какая-то сила отрывает его от саней. Сани ушли из-под ног, больно напружинились руки, и, чувствуя вес своего большого тела, снова полетел Россинский, На этот раз он успел, правда еще неловко, двинуть ручку управлений вправо, и планер послушно повернулся. Вслед за тем он «клюнул» вниз, подчиняясь новому движению ручки вперед.
Этот успех очень ободрил Россинского. Но на третьем взлете произошла авария: планер взмыл вверх и вдруг тяжело рухнул на землю. Лямин нашел пилота в снегу среди обломков бамбука. Россинский был в глубокой задумчивости.
— Погоди, погоди„ — забасил он, прерывая Лямина, — погоди, не суетись! Значит, дело было таким образом, — Россинский чертил что-то рукой в воздухе: — я дал руль так, а он, — показал Россинский на обломки планера, — сделал вот этак...
Пилот пытливо анализировал момент падения, доискиваясь причины аварии.
Через два дня планер был восстановлен. Лямин лично нарисовал на новом хвостовом оперении фамилии конструкторов. Только на этот раз их порядок был изменен; на хвосте планера красовалось: «Лямина и Россинского».
Снова возобновились полеты. Постепенно увеличивая разбег, Россинский и Лямин взобрались, наконец, с санями на самую вершину горы. При первом же таком рейсе планер почти сразу оторвался от саней. Свободно и легко планируя навстречу ветру, Россинский совершил необычайный полет. На высоте около 12—15 метров он пересек середину реки и, идя уже на посадку, «дотянул» до противоположного берега.
Дальность этого полета составляла всего 40 метров. Но все же перелет через Клязьму вызвал большой энтузиазм в Техническом училище. Известный специалист в области механики и аэродинамики профессор Н. Е. Жуковский пригласил Россинского к себе. Он внимательно расспрашивал его о планере, о полетах и на прощанье заметил, что молодому студенту, может быть, суждено открыть «эру русского летания».
По инициативе Россинского, в начале 1909 г. в училище был организован «воздухоплавательный кружок студентов-техников». Начались занятия, руководимые профессором Н. Е. Жуковским. Но дальше теории дело не пошло.
Между тем под влиянием блестящих успехов авиации Россинский решил ехать за границу, чтобы овладеть летным искусством. Жуковский дал Российскому рекомендательные письма к известным французским деятелям авиации — Джевецкому и Эйфелю.
Весной, после экзаменов, с этими письмами и скромной суммой денег в кармане Россинский отправился во Францию. Его поразил Париж и, в частности, аэролаборатория Эйфеля. Но у будущего авиатора не было средств к существованию. Ему помог известный французский летчик Блерио, восторженным поклон-
ником которого был в то время Россинский. Блерио устроил Россинского рабочим на завод моторов «Анзани». Зная токарное и литейное дело, студент быстро выдвинулся, работая сначала сборщиком моторов, а затем контролером. Спустя некоторое время Блерио предложил Россинскому учиться в своей летной школе в городе По. Россинский явился туда, но плата за ученье была так высока, что ему пришлось вернуться ни с чем в Россию.
Долго и бесплодно старался достать Россинский денег для поступления в школу Блерио, как вдруг, казалось бы, повезло. Лямин откопал „где-то чудака купца, который возымел желание обучиться искусству летать на планере. В декабре Шахов (так звали купца) переехал в Тарасовку, на дачу к Лямину. Гонорар за обучение — тысячу рублей — Шахов внес вперед.
Собрав свой старый планер, Россинский приступил к тренировочным полетам. На глазах изумленного Шахова он сделал ряд полетов и еще раз пересек Клязьму. Во время этих полетов пилот уже управлял рулями, и легкий планер послушно делал небольшие повороты. В один из декабрьских сереньких дней при ровном и свежем ветре был произведен рекордный полет в 60 метров.
Обучение Шахова продолжалось недолго. Вначале было решено приучить его к скорости, для чего был устроен ряд «пробежек» на санях. Во время одной из этих «пробежек» сани, попав на трамплин, высоко подпрыгнули в воздух. Шахов не удержался, вывалился из саней и ушибся об лед. После этого купец отказался от дальнейшего обучения.
По условию, деньги возврату не подлежали, но Россинский, опасаясь различных толков, сдал тысячу рублей, в кассу «воздухоплавательного кружка». Впоследствии эти деньги были израсходованы на покупку мотора «Анзани» для первого в России аэроплана, построенного по чертежам Блерио, которые привез Россинский из новой поездки во Францию.
Деньги на эту вторую заграничную поездку Россинского были собраны общественностью училища. Россинский отправился учиться в летную школу Блерио. Обучение было очень простым. По программе вначале полагалась рулежка на земле, а чтобы ученик нечаянно не
взлетел, хвост аэроплана держали два помощника Блерио. Затем ученик получал задание: взлететь по прямой. Эта операция обычно сопровождалась более или менее крупной поломкой аэроплана. Французы были очень удивлены, что «ле брав рюсс» не поломал аэроплана, а сам Россинский приписал это обстоятельство своей практике полета планере.
Вернувшись весной 1910 г. в Москву, Россинский обосновался на Ходынском поле, положив начало первому в России аэродрому. Дальнейшая его работа, «в том числе и в советском воздушном флоте, достаточно хорошо освещена в нашей литературе.
И сейчас, через три десятка лет, Россинский всегда с удовольствием вспоминает о своих первых «прыжках» в воздух.
— И все-таки, —«говорит он, — настоящий художественный лолет человека — это полет без мотора, на подлинном «самолете». Я никогда не забуду первых коротких, но счастливых минут парения, когда аппарат мой висел в воздухе и я остро испытывал чувство полета.