Медвежий ход
Не в первый раз зимовал за полярным кругом первый житель острова Шокальского зверопромышленник Чернобородов. Почти кряду четыре зимовки провел он на Новой Земле.
Зимой замерзали губы {1} Новой Земли, и морской зверь спускался на юг Ледовитого моря.
Каждую зиму вслед за нерпой, лысуном и морским зайцем,
{1} Губа — залив. (Прим. авт.)
[102]
весившим до полутонны, приходил медведь на южный остров Новой Земли с далекого севера. Он шел вслед за кормам. Ненцы знали повадку зверя, и его зимние посещения называли медвежьим ходом. Во время хода и промышляли зверя.
Промышленник Василий Чернобородов жил в пятидесяти километрах от Поморской губы в промысловой избушке. Не любил Чернобородов ездить за пятьдесят километров в становище для пополнения запаса продуктов, но несколько раз за зиму ему все же приходилось уезжать на собаках в долгий путь.
Остался однажды в промысловой избе паренек Степа, помощник Чернобородова, а сам промышленник поехал в становище за печеным хлебом, маслом и разными продуктами.
Собаки в становище давно учуяли, что к ним едут гости, и залились громким лаем.
Из дома, в котором некогда жил его строитель художник Борисов, первый пейзажист полярного севера, — навстречу Чернобородову ползли на карачках люди. Они вставали, падали, снова вставали и шли, качаясь, к Чернобородову.
— Мы уз распрягли собак-то, Ваши. Ты ступай уз в избу! — говорили ненцы, пытаясь распутать, сбившихся в кучу, собак.
Но ничего не могли поделать пьяные и только хуже собак запутали. Промышленник Князев помог Чернобородову распрячь собак, сани поставил/на крышу, чтобы собаки не съели кожаных лямок.
— Ну, как уз, Вашя, промыслял? — спрашивали Чернобородова ненцы и долго хвастали своим промыслом.
Четырнадцать медведей убили они за время хода.
Собаки скоро разделались с маленькой нерпой, которую бросил им хозяин. Чернобородов загнал их в сени и запер на замок.
— Пойдем уз к нам гостевать, — просили ненцы.
Чернобородову должен был агент Госторга выдать продукты, и промышленник пошел сначала в часовенку, где находился склад.
[103]
— Вашя, бутылку возьми-то, — тихонько сказал ненец Филипп Вылка.
— Вашя, две уз возьми, — советовал он.
Гостевание происходило у Филиппа в избе. Чернобородов пришел в избу, снял с себя малицу и поставил на стол две бутылки.
— Ты уз наливай своей рукой, а потом уз мы будем.
Ненцы накормили Чернобородова мутноватой бурдой, которая называлась супом, и угощали водкой. Отказывался промышленник от вина. С утра нужно было ему торопиться обратно в промысловую избушку, где оставался его товарищ, зимовщик Степан. Чернобородов незаметно вышел из пьяной избы, достал с крыши свои сани и стал грузить на них полученные продукты. К Чернобородову подошел Филипп Вылка и стал помогать увязывать ящики и мешки.
— Постой-ка уз, зайди у хату, посиди маленько! — приглашал промышленника ненец.
Они были старые приятели. Четвертую зиму зимовал Чернобородов на Новой Земле и знал всех ее обитателей.
Ненец видел, как Чернобородов получил три бутылки водки на складе, и с детской наивностью приставал к промышленнику с разными любезностями.
— Ты, уз месок-то муки брось здесь. Я уз тебе привезу в избуску сам. У тебя собаки худые! Мои собаки ходкие, — я уз и привезу тебе!
— Не привезешь. А мне самому сюда два раза гонять собак — это восемь дней терять. Я сам повезу этот мешок.
— Сто уз, Вашя, я никогда не омману тебя! На уз тебе
руку.
— Пусть твоя жена нам по рукам ударит! — уступил Василий.
Ударила жена по рукам, мешок муки свалили у Филиппа.
— Пырь, пырь! — крикнул Филипп, и собаки потянули тяжелый груз.
К вечеру доехал Василий до Лагерного мыса и зашел в избушку, сделанную из фанеры, набрал в чайник снега, по-
[104]
ставил на огонь. Натаяло много воды, и вскоре чайник зашумел. Видит Василий в окно, кто-то быстро едет к избушке. Подзорная трубка приблизила ездока: это был Филипп Вылка.
— «За тремя бутылками едет», — подумал Василий, напился
воды, вышел из избы и погнал своих собак вперед.
Догоняет его ненец. И откуда только он собрал собак: одна в одну, четырнадцать волков так и рвутся вперед.
— Вот уз, Вашя, никогда я тебя не омману. Муку-то везу. Давай уз выпьем маленько! — сказал ненец, икая от выпитого вина.
— Вот что, Филипп, водка у меня есть, но пить мы ее до самой, избушки не будем, — строго сказал Чернобородов.
— Хоросо, уз я так поеду передой — ты сзади. Твои собаки ходко за моими побегут, — сказал ненец и стал заходить вперед, распутывать собак, упал, потом встал, сел на санки, песню запел о том, как хороша сегодня ночь и дома сейчас спит его жена, а он едет на ходких собаках к Василию Чернобородову и будет у него скоро водку пить.
Поехали.
— Не ходко я еду, доспеваешь за мной? —предупредительно спрашивал ненец. — Так уз хоросо? — оборачивался Вылка.
— Хорошо едешь.
— Давай уз маленько выпьем, Вашя.
— Сказал, что до избы пить не будем.
— Ну, уз закурим маленько.
Закурили. Погасли папироски. Взялся Василий за хорей: собак трогать в путь.
— Давай уз по чарке. Чего уз!
Но Василий был тверд.
Вон показался и мысок близ устья реки, впадавшей в пролив Маточкин Шар. Это была Гусиная река. Здесь на бугорке свалил как-то Василий ящик гольца, двадцать капканов и палатку. Груз был тяжел, и не мог его тогда сразу увезти Василий.
— Вашя, я уз все увезу: мои собаки бежко бежат!
[105]
— Гольцато оставь. Я его все равно есть не буду, —сказал Василий.
— Нет, уз, я все увезу! Давай, Вашя, выпьем уз маленько, — упрашивал ненец, взваливая тяжелый ящик на свои сани.
«Дашь ему бутылку, осатанеет человек и погибнет на таком морозе, — думал Василий. — Нет уж не дам».
— Поедем вперед: в избушке вся водка твоя будет.
— Хоросо уз, Вашя.
Гусиная река прорвала себе путь сквозь горы и летом шумела в узком ущелье, а зимой стлалась белоснежной лентой.
Ехал впереди Филипп, всё песни пел, потом затих, спать захотел, обмотал вожжу вокруг себя, и собаки сами шли по ущелью. Подвезут Вылку к утесу, остановятся.
— Филипп, проснись! — кричал ему Чернобородов.
И ненец проснется и только скажет на собак: «У, дьявол! » — тронет вожжи и снова спит.
Несколько раз вываливался Вылка из саней, но вожжи тянули его волоком по снегу, и он просыпался от неудобств этого способа передвижения.
Сильный мороз вытрезвил ненца, и почувствовал Вылка, что продрог.
— Поедем уз ходче: в избушке уз выпьем! —предложил Вылка.
Небольшой снежок редкими хлопьями падал на землю.
Опередил Филипп Василия, да вдруг останавливает собак и рукой показывает, несколько раз в правую сторону ее протягивает. Понял Василий сразу, что медведь там прошел, и Филипп его следы показывает, куда зверь держал свой путь. Но было уже так темно, что люди решили не итти за медведем до света.
Доехали наконец до избушки. Степа встретил их, помог собак распрячь и чай согреть.
Выставил Василий водку на стол.
[106]
— Теперь, Филипп, можно пить. Сам я пить не стану, а ты уж со Степой вместях выпей, — сказал Чернобородов.
Ненец пил водку, закусывал кислой капустой и медвежьим мясом, а ночью спал, как спят солдаты после тяжелого похода.
С утра поехали Василий и Филипп на Большой остров, поднялись на самую высокую скалу и стали смотреть в подзорную трубку на море — нет ли где медведя. Нигде вокруг не бродил медведь, и люди поехали на материк по льду. Взобрались на мысок. Филипп смотрит в подзорную трубку. Простым глазом ничего не видно, а в трубку посмотрел и говорит:
— Медведь-то уз больсой казак идет! — а сам мигом завернул собак и в лощину быстрее оленя поскакал.
Красиво получалось это у Вылки. Взрослое дитя природы -ненец — умел, как никто другой, видеть дальше всех, слышать лучше всех, и собаки повиновались ему, как в цирке. Положит он хорей на упряжку, — остановятся собаки со всего ходу. И чутье было у Вылки не человечье, а звериное. Убил он однажды с Василием четырех нерп, лодки не было, и не достать кожи на далеких льдинах. А когда пришли назавтра, не видать нерп, их поджало льдом во время ночного торошенья.
Филипп ходит и носом воздух по-звериному тянет.
— Вашя, вот уз тут долзен быть нерпа.
— Почему?
— А уз салом-то звериным пахнет. Ты разве не слысись?
Ничего не чуял Василий, а ненец стал копать хореем снег
на льду, и вскоре показались багровые пятна нерпичьей крови.
Летел на собаках ненец, словно олень от выстрелов скакал, не видно было собачьих ног, так неслась упряжка.
Ветер шел от людей на медведя, и зверь скоро почуял врага.
— Он дух хватил! Уйдет уз! — сказал ненец, остановил
[107]
собак, воткнул хорей в снег и закрепил собак вожжей к хорею, чтобы не разбегались.
Филипп, крадучись по-звериному, роняя отрывистые фразы, шел между торосами к мыску.
— Сюда надо итти.
— Тут уз он должен войтти за мысок. Он уз ходко посол. Уйдет в море, дух хватил! — полушопотом говорил ненец.
Спустились люди под толбей, и там нашли медвежий след: он вел к воде. Следы были от крупного казака. Зверь ушел в воду, почуяв опасность, незнакомые запахи.
К Черному носу выехали приятели и снова стали досматривать льды в подзорную трубку.
— Матка впереди идет, детенышка позади еще бегом скочет, — радостно сообщил ненец, всматриваясь в трубку.
Посмотрел и Василий.
Медвежонок бежал теперь впереди и часто уклонялся от пути, намеченного его матерью. Медведица догоняла медвежонка и бесцеремонно поправляла его, хватая за шею своей огромной пастью и толкая в сторону.
— С нас дух или мимо несет? — сказал Василий. —Не хватил бы медведь духа.
Ненец вырвал немного шерстинки из своей малицы и пустил по ветру. Улетевшая шерсть показала ему направление ветра.
— Пройдет. Не хватит уз дух! — сказал Филипп.
— A курить-то можно?
— Кури уз! Далеко дух проносит. Зверь идет помаленьку.
— Филипп, смотри, песец! — сказал Василий.
— Вот дьявольский песцишка! — сказал ненец. —Стрелить-то уз нельзя, медведь услышит!
Жалко было упускать зимнего песца, мартовская шкурка ценилась дороже всего.
— Смотрел трубку, матка дух взяла! — сказал вдруг ненец.
И действительно, высоко подняв свою остромордую голову, медведица тянула воздух.
[108]
— Да, теперь уз дух взяла и сейчас уйдет!
Медведица сразу изменила направление, и медвежонок перестал баловаться, а смирно побежал за матерью, потешно ковыляя.
Поехали люди к Сухому носу. С мыска на мысок ходили медведи, и по мыскам их искал человек, которому нужны были звериная шкура и свежее мясо.
— Другой раз там уз олени бывают и нерпа выстает!
С каждым годом становилось все меньше и меньше оленей на Новой Земле. И ничего так не любили ненцы, как охоту на оленей. Олени давали и вкусное мясо, и теплую шубу, и мягкие пимы.
Стала задувать погода, поднялся танзёр — поземка, низовая метель.
У птичьего базара погода стала еще злее. Здесь ветеран Новой Земли, старый зверобой Запасов, промышлял когда-то медведей. Придержал Вылка своих собак, обернулся к Василию, спрашивает:
— Холодно уз тебе будет, Вашя, — малица твоя худая.
— Ничего, — говорил Василий Чернобородов, а сам жался от холода.
Всякое говорили про ненцев русские промышленники. Чернобородов сам слышал о том, что они окурки подбрасывают к русским пастям и капканам. Но никогда ни один ненец не сделал Василию Чернобородову зла, и Василий не мешал промышлять и жить ненцам. Он считал каждого ненца взрослым ребенком, но избалованным, испорченным еще царскими промышленниками, спаивавшими их водкой, когда у ненца за бутылку водки выменивали песца и за восьмушку махорки — шкурку неблюя, молодого оленя.
Утесы кончились, и перед людьми открылся низкий берег. Филипп остановился вдруг.
— Судно-то уз какой-то стоит, — сказал Вылка. —Мачты сломаны: каютки видно уз.
Посмотрел в трубу и Чернобородов. Действительно стояло какое-то судно, брошенное во льдах.
[109]
— Мозет, норвежское судно! — Спросил Вылка —Мозет, лидю погибли уз? Мозет, бочка рома есть? Поедем?..
— Поедем!
Оказалось это была пустая железная баржа, и не каюты были на ней, а будочка для штурвала. Эту баржу вел «Мурман». Свежим ветром оторвало буксирный канат и нанесло баржу на камни.
На Сухом мысу промышленники разбили палатку и заночевали. Всю ночь завывала пурга, заметала снегом толбеи. Проснулся утром Чернобородов и видит, что Вылка не спит. Тепло Василию, ненец накрыл его всякой рухлядью, а сам ползет из палатки за дровами.
— Ты уз лезы, Вашя. Я дров наколю уз маленько.
Вернулся ненец с охапкой дров.
— Нерпа уз выстает, надо стрелить, Вашя! — сказал ненец беря винтовку.
Одиннадцать нерп напромышлял в тот день ненец, но не всех зверей доставил к палатке. Поднялся циклон, развело зыбь в полыньях между стамухами — льдинами, сидевшими на мели, поползло крошево, мелко битый лед, и нельзя было добраться до полей, на которых лежала добыча Вылки.
На следующее утро стихло море, и на стрельной лодочке достал ненец всех одиннадцать нерп. Веселый пришел ненец в палатку.
— Вашя, ты уз сыграй на гармонии-то! — просил ненец.
Заиграл Василий плясовую, постепенно ускоряя темп.
— Ох, уз, Вашька, хоросо ты на гармонии-то играес. Только подожди маленько, давай уз по чарочке-то выпьем!
Выпили промышленники, и ненец стал рассказывать о своей дружбе с Василием.
— Я уз не для себя искал медведя. Мне уз ничего-то не нужно. Я уз тебе бы шкуру отдал!
Наутро уехал ненец в Поморскую губу.
Медвежьего хода больше не было до следующей зимы.
[110]
Макс Зингер. Штурм Севера.pdf