Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Макс Зингер. Штурм Севера

Макс Зингер.
Штурм Севера.
[Полярная экспедиция шхуны „Белуха". Гибель „Зверобоя” („Браганцы"). Жизнь зверобоев-зимовщинов на крайнем севере Советов.
Полет воздушного корабля „Комсеверопуть 2" с острова Диксон в Гыдоямо. Карский поход ледокола "Малыгин" в 1930 году.
С 27 фото]
Гос. изд-во худож. лит., М.-Л., 1932.
 1.jpg
 5.jpg
 4.jpg
 3.jpg

Содержание Стр.
Макс Зингер. Штурм Севера.pdf
(27.48 МБ) Скачиваний: 717

OCR, правка: Леспромхоз

Макс Зингер. Штурм Севера

Опустевший пролив

Дымя желтыми трубами, на которых горели алые пятиконечные звезды, сквозь льды Карского моря шел ледокол «Ленин», а за ним следом поспевал «Малыгин». Зловеще молчало Карское море, закрытое крепким молодым льдом. Оно будто онемело от изумления, видя, что даже полярная зима не смогла остановить советские ледоколы.
16 октября в полдень пришли ледоколы в Югорский Шар. Карское море было уже позади. Скалы Вайгача закрывал
[147]
пушистый снег, и снежура, в которой стояло, не падая, весло, густела у заберегов.
Около двух месяцев назад здесь, в Югорском Шаре, проливе, соединяющем два моря Баренцово и Карское, — было шумно, как на проспекте. В ожидании ясной погоды стояли в Югорском Шаре океанские пароходы, шедшие в Сибирь за советским лесом из-за границы, носились моторные лодки, юлили шлюпки с молодыми моряками. Гулко шумели самолеты, отрываясь от воды, взлетая над островом Вайгач, чтобы показать людям Карское море, его льды и его чистые дороги. А воздух, безмикробный, полярный воздух рассекали радиоволны. Корабли переговаривались друг с другом. На благодатном острове Вайгач, покрытом высокой травой и пряно пахнущими цветами, паслись большие стада оленей, и островерхие чумы высились над замшелыми скалами.
Сюда, на этот остров, выходили участники экспедиции Варнека, экипажи ледоколов «Таймыр» и Вайгач». Здесь стояла заброшенная избушка с забитыми окнами. В ней квартировали эти экспедиции. Об этом говорили проржавленные банки из-под консервов и кучи всякого хлама.
Геолог Кулик обнаружил в 1921 году на скалистом Вайгаче свинцово-цинковый блеск, но не придал этой находке значения. Через четыре года в бухту Варнека на остров Вайгач случайно попал член Комитета севера, энергичный Шенкман, «кожаный глаз», как его зовут ненцы (он потерял глаз в германскую войну). В 1929 году около ста двадцати тонн было вывезено Шенкманом в Архангельск для обогащения цинково-свинцовой руды.
В 1930 году поставили здесь четыре новых дома, выдолбили в камнях острова три шурфа, три первоначальных шахты и поставили одну буровую вышку.
В один месяц поднялся на этом острове новый городок. Пароходы привезли сюда людей, чтобы они тонну за тонной добывали для Союза ископаемые богатства Вайгача. В пла-
[148]
стах Девонской эпохи, где никогда не находили цинка, здесь, на Вайгаче, нашли его.
В бухте Варнека у нового полярного городка стоял ледокол «Сибиряков». Он привез полторы тысячи пробсов {1} для топлива в это безлесное место, куда море не пригоняло от сибирских берегов дарового плавника.
Часовенка в становище Хабарово, которую писал тридцать лет назад художник Борисов, стояла и теперь. Но в ней уж никто не молился, и в становище не жил поп Наркиз.
На парусной шлюпке «Малыгина» промышленник Кузнецов доктор Чечулин, гидролог Алексеев и я пошли к этому становищу по опустелому проливу.
— Итти шестнадцатого октября под парусом в Югорском Шаре — это не шаблонно, — говорил доктор, сидевший на руле.
Чечулин был капитаном шлюпки.
— Подбери гикшкот!
— Потрави!
— Поднабей кливершкот! — командовал Чечулин.
И его короткие отрывистые приказания мы мгновенно исполняли. Шлюпка быстрей моторной бежала к Хабарову.
Густая снежура у заберегов не позволила подойти к самому берегу на одних парусах, пришлось выгребать веслами.
— В становище никого нет, встретил нас ненец. Нас только четверо осталось, остальные все в тундру уехали. Теперь не скоро вернутся.
Дома стояли пустые, нетопленые. Хозяева покинули их, ушли в тундру за промыслом.
Вдали виднелся одинокий чум. Мы пошли к нему.
— Залают собаки, кто-нибудь да выйдет, — сказал Кузнецов.
Собаки лаяли лениво, из чума никто не выходил. Откинув шкуру, служившую дверыо, мы зашли в это дымное логово. Женщины сидели по-турецки на шкурах возле небольшого
{1} Пробс — лесоматериал. (Прим. авт.)
[149]
костра. Они сперва не отвечали на наши расспросы, но потом немного присмотревшись к нам, подтвердили, что все мужчины ушли в тундру.
Прибои затопил нашу шлюпку снежурой, и мы долго ковшом вычерпывали этот неприятный дар моря.
Зигзагами — «галсами», словно молния, летели мы обратно к кораблю, падая в провалы между волнами, принимая в шлюпку соленые захлесты.
Сильным ветром так натянуло паруса, что гик, который я держал за шкот, лопнул, и мы едва добрались к «Малыгину».
Утром 18 октября ледокол вышел из Юшара.
В Карском море больше не оставалось кораблей. Только на рациях и промысловых зимовках в домах, занесенных снегом, жили люди в этом исключительном крае.
Через десять месяцев здесь снова начиналась лихорадочная жизнь.
[150]

Пред.