Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Макс Зингер. Штурм Севера

Макс Зингер.
Штурм Севера.
[Полярная экспедиция шхуны „Белуха". Гибель „Зверобоя” („Браганцы"). Жизнь зверобоев-зимовщинов на крайнем севере Советов.
Полет воздушного корабля „Комсеверопуть 2" с острова Диксон в Гыдоямо. Карский поход ледокола "Малыгин" в 1930 году.
С 27 фото]
Гос. изд-во худож. лит., М.-Л., 1932.
 1.jpg
 5.jpg
 4.jpg
 3.jpg

Содержание Стр.
Макс Зингер. Штурм Севера.pdf
(27.48 МБ) Скачиваний: 717

OCR, правка: Леспромхоз

Макс Зингер. Штурм Севера

Остров Безмолвия

Погодчики «Малыгина» предсказывали приближение норд-вестов. Северные ветры поднимали большую волну на море. Нельзя было подойти на шлюпке к острову Шокальского. Несколько раз мотор буксировал к берегу фансбот, на котором был груз зимовщиков.
[113]
Трое, прожившие год в Пясине, решили зимовать в этом году на Шокальском.
— А семьи как же?
— Мы их обеспечиваем своим промыслом.
— И они не против такой разлуки?
— Может быть, и недовольны, да мы об этом не знаем.
Письма сюда не доходят. В навигацию получили радио:
Живы, здоровы, письмом подробно, а писем так и не читали, где они гуляют, — не знаем.
Мотор шел полным ходом к острову Шокальского. Все время захлесты били в лицо солеными брызгами. И ветер забирался под дождевик. Услышав стук мотора и почуяв людей, собаки забегали на острове около избы, оглашая воздух глухим лаем.
Отмель не позволила подойти к берегу. Моторный катер чертил килем по грунту, и все время приходилось давать обратный ход. Мы не могли найти фарватер. Из избы вышел человек и рукой стал показывать, куда нам итти.
— Давайте шлюпку! — зычно возгласил Евгенов.
Мы оставили мотор на якоре, пересели на шлюпку и через несколько минут были на песчаном берегу низкого и ровного острова.
Все собаки острова дружелюбно приветствовали нас.
— Они злы бывают только в упряжке. Если с хода собака налетит на человека, обязательно схватит. Лучше не попадайся, — говорил зимовщик Кузнецов — первый житель этого острова.
Кузнецов за время зимовки смастерил маленькую четырехколесную телегу и приучил собак ходить в упряжке веером. Погонял он их длинным шестом-хореем. Снаряжаясь в тундру, Кузнецов подзывал к себе вожака, тот послушно подходил к зимовщику и вытягивал вперед шею, подставляя ее под лямку. За вожаком Кузнецов называл по имени остальных собак, и все подходили так же послушно, как ученые лошади к знаменитому, Труцци. Кузнецов выдрессировал за год дюжину собак и напромышлял с двумя товарищами более
[114]
двух с половиной сотен песцов, несколько медведей и оленей.
— Собака — нам друг и помощник. Ни один добрый конь того не сделает на этом острове, что вот эта собака, — сказал зимовщик, показывая на вожака. — А все вместе они полтораста-двести кило увезут да меня в придачу. И бегать будут целый день. Километров пятьдесят отмахают, а то и все сто прогонишь, тогда остановишься, покормишь их. Они ведь ничего не говорят: поспят и опять готовы бежать.
Кузнецов лихо ездил на своей упряжке. Страшно становилось за человека — так летела, подпрыгивая по застругам тундры, тележка.
На этом унылом острове, который то-и-дело закрывало туманом, Кузнецов работал по шестнадцать часов в сутки.
Зимовщик был оживлен. Его рыжая борода, отпущенная за зиму, тряслась при разговоре, а голубые глаза горели огнем. Он давно не видал столько людей сразу, и ему хотелось говорить со всеми и без умолку. Он радовался, он был возбужден еще и потому, что завтра переходил на «Малыгин». Ледокол должен был доставить его в Архангельск, откуда недалеко и до Шенкурска, до близких ему людей, до его родины.
— Я девять зим зимовал раньше на Новой Земле безвыездно, а всего тринадцать раз уже зимую, — рассказывал, зимовщик. — Первое время наши русские не знали, как с собакой обращаться, кричат ей: «Тпру! Н-но! », а она прет, куда хочет. Потом научились по-ненецки кричать вместо «н-но!»—«пырь!», вместо «тпру!»—«ля!» — А вот пясинские теперь остаются здесь зимовать, придется им переучиваться. Они там командовали по-юрацки: вместо «н-но!»—«усь!», вместо «тпру!»—«тобо!»
— Ты им скомандуй «пырь», возьми в руки хорей, побегут, как волки, куда хочешь! В воду, так в воду. Живо меня с тележкой перекинут через речку — не остановить! — радостно рассказывал Кузнецов.
[115]
— Веселый человек, с таким на зимовке не скучно: не зацынжаешь, — говорил пясинец, остававшийся вместо него в избе на целый год.
Вокруг жилья валялись пустые банки из-под консервов, кости, обручи, плавник и всякий хлам.
— Койки нам по росту не выходят, видите, какие мы подобрались высокие. Придется переделывать, — говорил остававшийся зимовщик. — Но первое дело у нас груз перенести подальше от берега, чтобы не подмочило прибоем, а потом скорее собирать плавник. Через несколько дней пойдет снегопад, засыплет плавник, не достать его, не увидать под снегом — и останешься здесь без дров, без тепла, на этом диком острове.
— Был я в избе Ломакина в бухте Полынья, где сидит на камнях «Житков», — там настоящая свинарня. Неужели и у вас будет так же? — спросил один из малыгинцев.
— У нас этого не было и не будет, — решительно заявил зимовщик-пясинец. У нас по неделям дежурный следит за порядком, готовит обед, избу подметает и все по дому делает. Если с промысла пришел поздно, все равно дежурный тебя накормит, напоит и ухаживает за тобой.
Мотор покидал остров Шокальского. Зимовщики стояли на берегу, махая шапками, визгливо лаяли собаки, мокрый снег слепил глаза. С нами уходили первые жители острова, там на берегу оставались другие люди.
Далеко за белыми гребнями волн в дымке тумана стоял «Малыгин» — последний пароход, который видели зимовщики в этом году.
Только через год, если позволят льды, сюда придет судно и сменит оставшихся зимовщиков.
Через год люди часто будут выходить из избы прислушиваться к стонам моря, засматривать вдаль, не покажется ли где дымок парохода, не идет ли желанная смена.
[116]

Пред.След.