К острову Диксон
Широкий мутный Енисей неспокоен. Сверху виднеются белые гребни его крупных волн. На фоне серого северного неба еще более печальной и неуютной кажется тундра. Многочисленные тундровые озера в этом году даже не освободились ото льда. На них образовались лишь небольшие прибрежные полыньи. Вдали смутно выступают хребты Норильских гор.
«Вот теперь видно настоящее лицо Севера, – пишет мне записку Рыбников. – Дальше оно будет еще характернее».
Под нами – село Дудинка, центр Таймырского национального округа. Для нас это небольшая деревушка, перевалочный пункт продуктов тундры на реку Енисей. Для местных долган, юраков – это крупнейший центр.
Аэроплан быстро идет все дальше и дальше на север. После Дудинки и поселка при Усть-Портовском консервном заводе уже нет более или менее крупных населенных мест. Изредка встречаются лишь одинокие избушки промысловиков-охотников и рыбаков.
Мы то и дело проходили мимо летящих стай лебедей, гусей, уток. Сначала птицы усиленно работают крыльями, стараясь сохранить свой веками установившийся, порядок полета. Но мы быстро их нагоняем, и птицы в панике разлетаются в разные стороны.
Внизу виднеется стая белух. Они большим табуном гонятся за косяком рыбы. Нуждаясь в постоянном обмене воздуха, белухи одна за другой показываются на поверхности воды. Молодняк имеет серую окраску; с высоты самолета он совершенно не заметен.
Скоро показались и льды в том месте, где в это время года их давно уже не видали. Около бухты Широкой они покрывали весь простор Енисея.
Проход для речных пароходов дальше был закрыт. Здесь сбились в одно целое суда рыбацкого каравана, суда экспедиции на реку Пясину и отдельные промысловые шхуны и боты. Головным стоял красивый, мощный теплоход «Красноярский рабочий». Его сестру, «Первую пятилетку», поведет на Лену наша экспедиция.
Самолет делает над ними, в знак приветствия, несколько кругов. Поднимающийся около труб белый пар показывает, что суда отвечают нам свистками. Мы их не слышим.
На берегу бухты – промысловые дома. Около них видны растянутые по берегу длинные невода, несколько вытащенных на песок лодок, – типичная северная картина.
В этом году рыбакам не повезло. Густой лед сделал недоступными косяки рыбы и охотящиеся за ними стада белух.
Показался остров Бернс, легко различимый по построенному на нем характерному морскому знаку. Это четырехугольная ажурная пирамида с двумя горизонтальными и одним вертикальным щитом на вершине.
От острова Диксон нас отделяют лишь несколько минут полета. Внизу – по-прежнему сплошные льды.
Скоро показываются мачты радиостанции, а потом и весь остров-порт. Он несколько возвышенный, каменистый, с неглубокими ложбинами. Здесь не один остров, а целая группа их. Берега изрезаны небольшими бухтами.
Около берега стоит посеревший от непогод дом радиостанции. Рядом видны совсем маленькие белые точки. Это – собачьи конуры. Дальше в сторону – склад, несколько выше, на горе, – новый дом, общежитие.
Самолет летит в направлении небольшой западной бухты, где обычно происходит посадка. На этот раз здесь все забито льдом. Сделав еще несколько кругов, мы идем на посадку к одному отдаленному острову, где маленькая бухта осталась еще чистой от льдов.
Поплавок самолета ударился о прибрежную гальку. Воздушное путешествие кончено. Мы на отправной точке, соединяющей все полярные экспедиции Карского моря.
В бухте много плавника. Здесь и свежие бревна Игарки, и громадные стволы леса, подмытого и вынесенного весенней водой Енисея, и отдельные разбитые куски дерева.
Весело загорелся огонь. Чайник поставлен. Расположились «по-домашнему». Теперь остается только ждать, когда подойдет к нам лодка с Диксона.
Мимо нас проплыли две белухи. Одна – белая, как снег, другая – совершенно серая. Тяжело отдуваясь, они поднялись на поверхность воды, чтобы через несколько минут опять скрыться.
– А промысловики-то наши застряли. Уйдет белуха к их приходу, – посочувствовали мы рыбакам, сидящим в бухте Широкой.
Через три часа пришла за нами лодка, и мы переселились на радиостанцию.
***
В 1875 году здесь остановился корабль знаменитого полярного исследователя А. Норденшельда «Превен» («Попытка»). Это был период исканий пути через Карское море в устья Оби и Енисея.
Приподнятые каменистые острова образовали в этом месте защищенное от штормов пространство. Природа сама подготовила удобный порт для судов Северного Морского пути.
Проливы Лена, Вега и Превен соединяют этот порт с Карским морем и Енисейским заливом.
Норденшельд писал в своем отчете: «Эта голая теперь пустыня в короткое время превратится в сборное место для множества кораблей, которые будут способствовать сношениям не только между Европой и Обской и Енисейской системами, но и между Европой и Северным Китаем».
С тех пор прошло больше полстолетия. Диксон стал обитаемым островом. Но только в этом году его порт будет впервые действительно «сборным местом множества кораблей».
Наша лодка подошла к берегу. Яростный лай несся нам навстречу. С горы неторопливо приближалась группа людей. Вместе с зимовщиками там был и летный состав самолета №2, старые друзья по полярным путешествиям – Алексеев, Побежимов и Жуков.
– Мы пленники Диксона, – заявляют они. – Льдом занесло самолет. Базы горючего тоже отрезаны. Ждем у моря погоды.
– Сидите, сидите, мы гостям рады, кормить-поить будем, – успокаивают, смеясь, зимовщики.
Ничего другого не остается, как ждать. На Севере нужна не только смелость, но и выдержка.
Куча давно ожидаемых радиограмм появляется на столе. Дело складывается далеко не в нашу пользу.
«Пятилетка» сообщает: «Исключительное мелководье, частые посадки на мель задерживают движение. Принимаю все меры к скорейшему продвижению».
Пароход «А. Микоян», работающий в Обской губе, говорит о своей встрече со льдами в этом районе и указывает, что «льды ветром относятся к югу». Это неприятно. Дующий с неустанной энергией северный ветер тянет за собой льды, которые будут заполнять все пространство к югу, пока не встретится более сильное препятствие для их движения в виде встречных течений или мелей.
В Архангельске из рук вон плохо идет погрузка. «Красин» стоит в Мурманске, берет уголь.
Полны нетерпения радиограммы от каравана, остановленного льдами в бухте Широкой:
«Радируйте возможность... Готовы к походу... Время уходит».
«Ждите... Проход невозможен».
В прошлом году в это время здесь кое-кто даже купался. А теперь... Гавань острова Диксон почти сплошь покрыта движущимися льдами, количество которых все увеличивается.
Собаки взобрались на крыши своих будок. Часть из них спит, закрыв пушистыми хвостами носы, часть сидит, наблюдая ледяное пространство. Совсем невдалеке появляется нерпа. Она лежит на льдине, подняв круглую голову. Завыли, зарычали собаки, нетерпеливо натягивая цепи. В их глазах неутолимое желание сейчас же бежать, разорвать зверя. Нерпа быстро скрывается между льдинами. Снова тишина.
Среди собак много старых моих знакомых. Вот – Лоцман, Шторм, Стрела. Замечательно окреп Север и другие, еще в прошлом году бывшие веселыми, беззаботными щенками. Их здесь около тридцати.
На Диксоне удивительно хорошо подобранные собаки. Здесь сохранилась старая кровь лучших енисейских упряжек. Они рослы, выносливы, красивы. Густая шерсть, крепкие лапы гарантируют пригодность этих животных для далеких путешествий. Злых среди них очень мало. Северная собака полна уважения к человеку, она как бы усвоила северный закон гостеприимства. Но это только в отношении человека. Между собой они грызутся насмерть из-за каждого пустяка. Не менее свирепо идут они и на зверя.
Мало осталось такой породы на Севере. Новые промышленники и вообще новые пришельцы Севера стали завозить сюда со всех концов всякий собачий сброд. Большинство таких собак погибает, но оставляет потомство, либо скрещенное с полярной собакой, либо более акклиматизировавшееся. Эти ублюдки уже не имеют нужных качеств.
Порода идет к упадку. Пора подумать о питомнике. Собака еще долго будет здесь нужна в изыскательских работах, не менее, чем вездеход или аэроплан. Для охоты же зимой она незаменима. Собака на Севере – это то же, что лошадь в хозяйстве колхоза или совхоза. За хорошую собаку наши полярные станции платят теперь пятьсот-семьсот рублей.
В доме радиостанции мало народу. Все готовятся к передаче работы новым зимовщикам. Мы отправляемся дальше, в глубь острова. Спущенная с цепи Стрела весело бежит впереди по каменистой почве. За ней увязались ее многочисленные щенки.
Невдалеке от станции – полярные могилы. Вот могила промышленника, умершего здесь в 1930 году. Груда камней едва прикрывает гроб. Сверху воткнуто сломанное весло. Вот другая, уже безвестная могила. Когда-то на ней стояла мемориальная доска. Но ветер сорвал ее, осталась только тонкая деревянная штанга.
Вдали, на другом острове, могила Тессема, спутника Амундсена в его путешествии на «Мод» в 1918 году. Выйдя со своим товарищем Кнудсеном на острове Диксон от бухты Мод около мыса Челюскина, Тессем не дошел до своей цели только нескольких километров. Еще раньше его погиб Кнудсен. Остатки его сожженного тела нашел Бегичев в тундре, а позднее он разыскал и тело Тессема.
Рыбников садится рисовать этот печальный пейзаж.
Что влечет человека на Север? Раньше одни бежали сюда от гнета правительственных чиновников, от общей тяжелой доли русского человека. Другие искали здесь легкой добычи, промышляя зверя и грабя туземцев. Еще и теперь изредка попадаются остатки их «избищ», рассеянных по всему побережью тундры.
Любовь к исследованию неисследованного, к пониманию еще непонятого, возможность широкого исследования научных проблем и охвата большими хозяйственными работами этого нетронутого пространства – вот что притягивает теперь их на Север.
В условиях оторванности и неизученности законов Арктики человек очень часто встречает здесь на своем пути много серьезных трудностей. После того как эти трудности преодолены, их называют обычно «приключениями».
Описания этих «приключений», облеченные в художественную форму, часто становятся новым, но нездоровым стимулом для поездок на Север. В большинстве случаев, движимые этим стимулом, люди бегут в город после первого же года пребывания на Севере.
С хорошей научной подготовкой должен приходить сюда человек, с совершенно ясным представлением о том, что он хочет получить на севере и с чем он здесь встретится.
По мере углубления работы встают перед ним новые вопросы, новые гипотезы, на которые пытливый ум и крепкая воля снова заставляют искать ответа. Так прошла жизнь Нансена, Амундсена, Скотта, Толя, Русанова и многих других славных работников Севера...
Облака как будто спустились еще ниже. Потом они коснулись самой земли. Пришел туман, частый гость этого района. Мачты радиостанции давно не видно. Отсутствие винтовки, забытой для первого раза, заставляет несколько настороженно осматриваться кругом. Не встретиться бы с белым медведем!
Но заблудиться на острове Диксон летом нельзя. Он давно уже хорошо знаком, и все его приметы очень отчетливы.
Через несколько часов мы пришли обратно в общежитие станции. В просторной, светлой комнате за длинным столом сидели все обитатели острова. Вместе с взрослыми тут же были две маленькие девочки. Обсуждались достоинства двух набросков Рыбникова: «Каменистый остров среди плывущих льдов» и «Собаки Диксона».
Оба наброска, еще не законченные, производят хорошее впечатление. Особенно «с настроением» был передан вид пустынного ледяного пространства с темными очертаниями острова вдали.
На остров приехали новые гости. Это были промышленники, зимовавшие «неподалеку» от острова, – дядя Максим Гаврюшин и Фролов с женой, самые опытные охотники и ветераны Севера.
Оба они попали сюда давно. Приехали временно, в царскую ссылку, да так и остались. Остались с ними и их жены, в совершенстве овладевшие охотничьей техникой.
Год был промысловый. Песец шел в расставленные пасти очень хорошо. Много наловили его и зимовщики Диксона. Особенно удачен промысел был у дяди Максима, но старик выглядел невесело.
– В чем дело, дядя Максим? По Красноярску заскучал?
– Заскучаешь! Жениться надо ехать.
– А старая жена где?
– То-то и дело – где… Замерзла старуха.
Дядя Максим с одним из своих приятелей возвращались как-то с осмотра пастей. Их жены приготовили все, чтобы накормить и согреть охотников. Но в это время послышался характерный стук упавшей пасти, поставленной неподалеку от избушки.
– «Вы ешьте и пейте, а мы посмотрим пасть», – решили женщины, да так и не вернулись... – закончил дядя Максим свой рассказ. – Как-то сразу налетела пурга. Выехали искать – ничего не видно. Потом нашли обеих, только уже замерзшими.
– А Ловких с женой, помните, что на Пясине зимовал? Тоже не увидите больше...
– Этому уже смерть пришла. Старость...
Хорошим промышленником Севера был Ловких. С детства он не знал, да и не хотел знать, другого края. Один раз, скопив немного денег, попробовал было поселиться в городе, но ничего из этого не вышло. Едва год там просидел и вернулся с женой обратно. Однажды ослеп он от снежного блеска вдали от своего и чужого жилья. Долго пропадал, съел часть своих собак, но все-таки выбрался. Жил он всегда обособленно от других. Поставили его руководителем группы молодых охотников, поселили в хорошей отдельной комнате. Ничего не вышло. Рассорился старик со своими компаньонами и ушел с женой вверх по реке Пясине в развалившуюся от времени избушку Бегичева.
– Как же теперь его старуха?
– Как? Вытащила мужа на улицу. Закопала пока в снегу около дома. Нет сил одной управиться. Хорошо, что с другой зимовки пришли их проведать. Теперь ждет, кому сдать песцов и зимовку. Уезжает в Красноярск.
Завязался оживленный разговор. Пошли воспоминания о прошлых годах, о прошедшей зимовке, о будущих планах.
– На курорт нынче едем, – решительно заявляли Дядя Максим и Фроловы. – Надо же посмотреть, как солнце светит...
***
Северный Ледовитый океан никогда не бывает свободен ото льдов. Точно так же никогда, ни в какое время года, не бывает он скован неподвижным льдом на всем своем пространстве. Под влиянием ветров и течений льды разламываются и перемещаются в разных направлениях. При этом в одних местах образуются полосы чистой воды или разреженного льда, в других льды плотно сжимаются, давая большие ледяные нагромождения, перед которыми часто вынужден отступать даже самый сильный ледокол.
Понимание законов образования, сохранения и перемещения льдов совершенно необходимо для овладения Северным Ледовитым океаном.
Атлантический океан дает знаменитое теплое течение Гольфштрем. Оно идет из Мексиканского залива через Флоридский пролив на север со скоростью трех метров в секунду параллельно восточному берегу Северной Америки. Западно-шпицбергенским течением оно впадает в Полярный бассейн, уходя в его глубины. Другая его ветвь – Нордкапское течение – впадает в Баренцево море, обусловливая возможность круглогодовой навигации около мурманского берега.
Северный Ледовитый океан дает начало холодному Гренландскому течению. Оно приносит в Атлантический океан холодные массы воды, ледяные поля и айсберги.
Громадные потоки пресной воды, вливающейся в Полярный бассейн из рек азиатского севера, создают новые течения. Распресняя морскую воду и обладая повышенной температурой, они становятся новым, весьма активным фактором перемещения и разрушения льдов.
Регулярные приливо-отливные течения также оказывают влияние на эти процессы.
Холодные и теплые водные потоки непрерывно получают и отдают свою температуру воздуху, образуя мощные воздушные течения. Последние, проносясь над Ледовитым океаном, в свою очередь создают там новые поверхностные течения, по воле которых движутся льды.
Метеорологи на самых разнообразных точках земного шара ежедневно отмечают давление, температуру, направление и силу ветра. Гидрологи следят за изменением температуры и солености воды на разных глубинах, определяют направление течений и т. д.
Один из отрядов армии метеорологов находится на острове Диксон. Четыре раза в день сообщает он штабу, какие силы атакуют сейчас этот пустынный остров. Штаб на основе сообщений, полученных с самых разнообразных точек земного шара, делает выводы о том, какие силы в недалеком будущем придут в район острова Диксон и всего Карского моря.
Для навигации 1933 года предсказания были крайне неутешительны. Ожидалось позднее открытие навигации и раннее наступление зимы.
Ветры северных румбов поджимали льды с севера к острову Диксон и к берегам Таймырского полуострова. Отрицательные температуры воздуха и воды содействовали сохранению льдов.
Нет ничего похожего на условия навигации 1932 года. Тогда температуры воздуха колебались здесь в августе от + 3° до + 13°. В эту же навигацию (1933 года) они колеблются в пределах от + 1° до – 3°.
Небольшой пароходик Гидрографического управления «Циркуль» пробился через льды Енисейского залива и ушел на разведку в море к острову Расторгуева.
– Нет вам ходу. Остров еще во льдах, – сообщил приехавший с реки Пясины промышленник. То же подтвердил и вернувшийся с разведки «Циркуль».
Ветер несколько ослаб. Через северные проливы лед из Енисейского залива начал уходить в море. Стоял час отлива. Бухта зачернела открытыми пространствами воды.
«Немедленно выходите!» – говорила радиограмма-молния каравану судов, стоявших в бухте Широкой.
«Есть», – лаконически ответили «Красноярский рабочий» и «Партизан Щетинкин».
Со стороны моря в порт входил ледокольный пароход «Сибиряков». Для него льды – привычная дорога, а остров Диксон – удобное и знакомое место отдыха. Отсюда он в прошлом году вышел в свой исторический поход, открывая сквозной Северный Морской путь.
Им командовал молодой, но уже с большим опытом капитан Хлебников. Протяжным гудком «Сибиряков» приветствует порт Севера – остров Диксон.
– Просит угля, – сообщил радист.
– Пусть идет навстречу «Партизану». Это ускорит дело и поможет каравану.
«Сибиряков» ушел в Енисейский залив. «Володарский», «Сталин» и «Правда» известили о своем выходе из Архангельска. Они вышли со значительным опозданием. Видимо, никто в Архангельске не отдавал себе отчета в том, как дорог каждый день в Арктике. Конечно, в том году небрежность архангельских работников в подготовке экспедиции не имела особо дурных последствий. Нам все равно нельзя было бы отсюда двигаться. Но такая постановка дела при отправке арктических экспедиций недопустима и преступна.
Пора произвести авиационную разведку на восток. Экспедиция должна иметь развернутую карту расположения льдов в этом районе. Нельзя бросать во льды караван судов, не составив предварительно представления о возможной ледовой картине и не проверив ее разведкой. Отдельные пароходы типа «Сибирякова» могут вырваться из ледяных объятий, караван же лесовозов будет там бессилен. Самолет по-прежнему стоял затертый льдами в небольшой бухточке. На этот раз северная природа оказалась сильнее нас. Приходилось ждать. Ждать, когда так дорог был каждый час!
Гудок парохода известил о прибытии в Диксон давно ожидаемого каравана судов из бухты Широкой. Впереди шел «Красноярский рабочий» с длинной вереницей барж. За ним следом появились «Партизан Щетинкин» с угляркой, небольшой пароходик «Лесник», промысловые боты и суда гидрографической партии. «Сибиряков» взял уголь с «Партизана» и, не заходя в порт, ушел в Карское море для производства научных работ.
Пришедшие суда стали на якорь, по возможности укрывшись от оставшейся массы ледяных полей за мысами и островами.
Диксон начал оживать. С разных концов слышался грохот якорных цепей, шум моторов, перекличка через рупор. По воде засновали лодки.
От «Красноярского рабочего» отделился катер, подошел к «Леснику» и, забрав людей, двинулся к заливу. Там были Иголкин – начальник экспедиции на реку Пясину, капитан «Красноярского рабочего» Лиханский и капитан Добровольский – начальник рыбопромыслового флота.
Мало кто слышал про экспедицию в залив Гыдо-Ямо на неизвестную реку Юрибей, про походы небольших ботов к шхерам Минина и т. д. Мало знают и про экспедицию на реку Пясину. Между тем эти экспедиции требуют от их участников большого напряжения сил, самоотверженности и героизма.
Жизнь и работа закалила этих людей. Они уже позабыли про так называемые «особые условия» Арктики. Как часто при обсуждении какого-нибудь смелого проекта приходилось слышать от них недоуменный вопрос:
– А что же тут особенного?
Теперь они стояли на берегу, здороваясь со старыми знакомыми из окрестных зимовок.
– Запоздали из-за проклятого льда с промыслом! – горевал Добровольский.
– Мы вам давно говорим: дайте пособие на поселение здесь, тогда будете с рыбой, – прервал подошедший рыбак. – А то вместо того, чтобы дать нам возможность рыбу ловить, нас возят взад и вперед. Мы еще до промысла не доехали, а через две-три недели пора и заворачивать. Вот и вся работа.
Рыбаки говорят дело. Необходимо отпустить средства на заселение низовий Енисея рыбаками.
Товарищ Иголкин уже третий год идет на реку Пясину. В первый год его экспедиция искала проход для речных судов через мелководный бар реки. Поход был удачен только наполовину. Непрерывные штормы не давали работать. В конце концов экспедиционный бот «Дельта» выкинуло на берег.
На второй год бар был пройден и нанесен на карту. Суда поднялись немного вверх по этой исторической, но забытой реке и вернулись обратно. Одновременно экспедиция обследовала рыбные богатства Пясины, послав ихтиолога Пирожникова сухим путем от Дудинки на верховья реки. Осенью части экспедиции соединились и ушли через море и Енисей в Красноярск.
Теперь туда шел целый караван. Пароход «Лесник» и сильный катер «Грузчик» являлись пионерами будущего пясинского речного флота. Они вели за собой пять барж и три паузка.
Как жалко выглядят эти посудинки на просторе диксонского морского порта! Первая же волна разбушевавшегося Енисея, несомненно, будет для них роковой. Это типичные плоскодонные речные суда. Между тем от Диксона им надо еще идти открытым морем, пока они не войдут в спасительные берега этой реки.
– Здравствуйте, товарищ! – послышался новый голос.
Это подошел промышленник Рагозинский, едущий на реку Пясину с первой партией поселенцев.
Сухой, рослый, с обветренным лицом, он – патриот этой реки. Не одну зиму провел он там, промышляя песца и рыбу, и попутно ведя научную работу.
– Льды, видать, нас не скоро пустят. Я бы высадил пару своих ребят на берег. Надо лодки поконопатить, да и собак проветрить. На барже не развернешься с этим добром.
– Куда твою баржу поставить? Действуй! – соглашается Иголкин.
«Лесник» подвел баржу к указанному Рагозинским месту. Скоро берег стал неузнаваем. Загорелись костры, над которыми согревались чайники и котелки разных размеров. Лаяли и выли десятки собак. Забегали на просторе детишки. Выросли «жилища» – что-то среднее между северным чумом и русским шалашом. Женщины, типичные крепкие сибирячки, таскались с узлами, на ходу переругиваясь между собою.
На другой барже внимание привлекает одна семья, молодая черноволосая женщина с ребенком на руках, около нее мужчина с лицом провинциального артиста или учителя.
– Это тоже зимовщики, – объясняет капитан Добровольский. – Едут на шхеры Минина.
Зимовка на шхерах Минина – одна из наиболее серьезных зимовок. Там зимовали один год два брата Колосовы, промышленники из Архангельска. Затем они ушли оттуда.
Местность совершенно неизученная, оторванная на весь год, до навигации, от всех остальных зимовок. Оставаясь там, можно полагаться только на свои силы, на свое уменье.
– Почему вы хотите туда ехать? – задаю я вопрос подошедшему к нам в это время мужчине.
– Моя фамилия Бриф. Я уже зимовал на Юрибее. Там у меня плохо вышло...
Я отправляюсь ознакомиться с его снаряжением. Передовая собака – неплохая. Остальные – вислоухая мелкая дрянь. Впрочем, у Рагозинского они не лучше. Для новых промышленников хороших собак не хватает.
Лодка – не мореходная. Одежда, сапоги, продовольствие, рыбацкая снасть – все производит впечатление случайно подобранного имущества.
– Сколько же вас человек туда едет?
– Жена, она тоже промышленник. И вот эти двое товарищей.
На мешках сидят два крепких, рослых парня. Из них могут получиться промышленники, но сейчас это совсем сырой материал.
– Мы впервой на Север!..
– У нас две винтовки на четырех человек, – заявляет Бриф. – Нельзя ли здесь раздобыть?
Молодая женщина выглядит энергичной и уверенной.
– Вы за нас не беспокойтесь, мы уже давно зимуем, – говорит она.
– А ребенок?
– Он родился на Севере и будет северянином. Мы и имя ему дали Самрико – волчонок...
Самрико – милый, крепкий ребенок – настроен очень весело. Он заразительно хохочет, ухватив за хвост одну из собак.
Безусловно, эту семью нельзя пускать на шхеры, не переменив и не дополнив все ее снаряжение. А самое лучшее – присоединить ее к группе других промышленников.
Что потянуло этих типичных выходцев из мелких разночинцев на далекий Север? Длинный рубль? Вольная жизнь? Неудача в прошлом? Поиски приключений? Или что-либо другое? Трудно отгадать при коротком знакомстве.
Надежды таких людей обычно разбиваются очень быстро, в первые же годы работы. Только часть их становится хорошими промышленниками и переходит в разряд северян
Бриф не попал на шхеры. Пополнить его снаряжение не удалось. Он уехал на реку Пясину, на более простую зимовку.
Эта поездка была для него последней. В полярную ночь он ушел на собаках в тундру для осмотра пастей. Прошло время, издрогшие собаки вернулись одни, без хозяина и без передовика. Несколько дней спустя пришел и передовик. Брифа промышленники нашли замерзшим в снежной яме, где, видимо, он отсиживался, оставив почему-то упряжку и взяв с собой только передовика.
Так рассказала мне его жена, когда я вновь с ней встретился на Диксоне, возвращаясь с зимовки ленских пароходов.
– Вы нас тогда сфотографировали. Нельзя ли получить карточку на память?
***
Наступило 10 августа. Погода не изменялась. Нордовые ветры переменной силы по-прежнему гнали льды с севера к Диксону и берегам Таймырского полуострова. Однако льдов все-таки стало меньше.
Карские пароходы уже прошли через Маточкин Шар. Теперь ледокол «Ленин», энергично разбивая сплошные льды, прокладывал судам дорогу в Игарку, за экспортным лесом.
Подошли туда «Красин», «Челюскин», «Володарский», «Сталин» и «Правда». Теплоход «Пятилетка» с двумя лихтерами, на буксире в это время пробивался через льды Обской губы.
«Прошу осветить ледовое положение Обской губы и далее до Диксона», –радировал капитан Модзалевский. Но аэроплан по-прежнему стоял в бухте за плотной стеной льдов.
Встречные льды задерживали движение «Пятилетки». Торопясь доставить уголь, она оставила один лихтер у острова Шокальского, а с другим пошла дальше.
Вскоре встретился почти сплошной крупно-мелкобитый лед до девяти-десяти баллов. Сильная «Пятилетка» раздвинула его. Искусное командование сохранило корпус судна, отделавшегося только вмятинами.
Дальше шел разреженный лед. Шторм в шесть баллов подбрасывал на волнах крупные льдины. Каждый удар о борт судна грозил проломом корпуса,
Умелое маневрирование помогло избежать и этой опасности. Но продвижение «Пятилетки» замедлилось. Давно прошли плановые сроки прихода и отхода Ленской экспедиции. Льды упорно задерживали ее морскую и речную группы.
Только 18 августа вошли в порт Диксон морские пароходы. Они выдержали тяжелый бой со льдами Карского моря. Пароход «Сталин» уже имел в форпике две большие пробоины. Между тем основная тяжесть похода была еще впереди.
Через день пришли сюда ледокольные пароходы «Русанов» и «Седов». 20 августа вошла в порт «Пятилетка».
Предсказание Норденшельда исполнилось. В гавани Диксон скопилось действительно множество пароходов самых разнообразных типов. Они шли на восток Ледовитого океана.
Легко и грациозно покачивались на зыби волн шхуны. Их стройные мачты, узкое, острое оформление носа, светло-серая окраска бортов придавали им вид выходцев из того века, когда еще не было и в помине ни пара, ни электричества.
Прекрасное впечатление производит «Русанов» – родной брат «Сибирякова». Вытянутый узкий корпус, сильная машина делают его ловким, поворотливым судном. Он вошел в Диксон, легко скользя по поверхности гавани, не считаясь со скоплением льдов. Под его ударами метровые льдины быстро отходили в стороны, рассыпаясь на мелкие части.
Ленские пароходы являются здесь самыми большими рабочими судами. Они также, по-своему, красивы. Стремление к наибольшей грузоподъемности, уменьшению себестоимости перевозок, удобству погрузки и т. д. продиктовало очертания их корпусов.
Однако для льдов ленские пароходы недостаточно хорошие суда. Тупое образование носа и сравнительно слабые машины приводят к частому застреванию этих судов во льдах. Без ледокола они не могут работать в арктических морях.
Как хорошо отделанные игрушки, выглядят теплоходы «Пятилетка» и «Красноярский рабочий». Они построены по последнему слову техники. Все здесь приспособлено к сильной работе, все сделано для удобства работающего на них человека.
Среди всех этих судов совсем потерялись маленькие баржи Пясинской экспедиции.
Пароходы становятся под бункеровку угля около лихтеров. Неподвижно стоит на своем месте лишь пароход «Сталин». Едем туда. Капитан лежит в постели.
– Почему не бункеруетесь? Вам уголь нужен? До Лены его негде взять...
– Конечно, нужен, – отвечает капитан, – только пусть мне подведут лихтер, а сам я не пойду...
Я удивлен поведением этого «морского волка».
– Почему?
– Да не везет мне на этом пароходе. В Шпицберген ходил – на камни сел. Здесь форпик пробил. Другие не пробили, а я пробил. Пойду к лихтеру – еще на мель сяду.
Бывают положения, когда выгоднее идти на уступки. Потеря уверенности – верный залог неудачи. Пароход «Правда» подвел лихтер в борту «Сталина».
Наилучшее впечатление производит «Володарский». На нем удивительно дружный и спаянный коллектив. Это все архангельцы, с детства привыкшие к работе во льдах. Товарищеские отношения прекрасно сочетаются с крепкой дисциплиной. Капитан Смагин и его старший помощник Никифоров создали эту обстановку. Работа здесь кипит.
На «Правде» едет начальник экспедиции на Хатангу – старый полярник, геолог Урванцев. Цель экспедиции – разведка нефти на побережье около бухты Нордвик.
К своему удивлению, я нахожу Урванцева в самой темной каюте внизу парохода.
– Почему вы здесь поместились?
– А ну их! Не стоит связываться. Совсем не северный народ.
– Но здесь нам не развернуть даже карты...
– Поедемте тогда к вам. Там обо всем и договоримся. Или поедем на «Русанова». Мы с ним пойдем до бухты Прончищевой.
«Русанов» стоит неподалеку. Моторная лодка экспедиции быстро перебрасывает нас к нему.
Капитан «Русанова» Ерохин и его старший помощник Храмцов сидели над картами, обсуждая варианты похода. По работе на Севере мы давно знаем друг друга, но лично никогда не видались.
– Борис Иванович, пришли к вам потолковать о походе на Хатангу. Вместе пойдем, – начинает Урванцев.
– За этим делом вы нас и застали, – отвечает Ерохин, радушно здороваясь.
Мы отмечаем на разложенной карте скопление льдов, уже нащупанное пришедшими сюда пароходами. Аэроплан вылететь на разведку еще не мог. Нам надо наметить вариант пути в значительной степени на основе предположений.
Вопрос о выборе направления – наиболее трудный вопрос экспедиции. От правильного учета положения льдов под влиянием ветров и течений зависит почти весь успех экспедиции. Но здесь слишком мало исследованы течения, рельеф дна, неверны и многие очертания берегов, нанесенные на карту.
Мощное атлантическое течение – Гольфштрем – вливается в Ледовитый океан, заполняя его более тяжелой и теплой водой, чем воды Ледовитого океана. Материк со своими многочисленными реками и массой снега посылает туда громадное количество пресной, более легкой воды.
Нансен в своем труде по океанографии Северного Ледовитого океана исчисляет это количество воды громадной цифрой в 3 480 кубических километров в год. Деля всю эту массу на все пространство между берегами Сибири и полюсом от 65° до 165° восточной долготы, он определяет толщину распресненного поверхностного течения в 1 276 метров.
Накопление с одной стороны воды Атлантического океана, а с другой пресной воды европейского материка способствует разрушению льдов в этом районе и создает сточное поверхностное течение на север. Благодаря этому течению льды отжимаются от берегов в этом направлении.
Конечно, в действительности картина несколько изменяется. Ее поправляют рельеф местности, направление господствующих ветров и другие факторы.
В походе на Лену необходимо учитывать мощное обь-енисейское течение, течение реки Таймыр и других рек Таймырского полуострова, таяние снегов и, наконец, влияние ветров.
Первые факторы способствуют отжиманию льдов. Последний, при наличии ветра нордовых румбов, напротив, прижимает их к берегам. Перевес того или другого фактора определяется соотношением сил. Но в конце августа сила ветра была незначительна. Это давало надежду, что между берегами и плавучими льдами будет разреженное ото льдов пространство.
Для каждого моряка всегда приятнее идти вдали от берегов. Это гарантирует его от посадок на банки, которые здесь совсем не исследованы. Однако на этот раз идти дальше в море невозможно. Северный ветер, отрицательная температура воды и воздуха, несомненно, дадут там большое скопление льдов. Это подтверждается и встречей с ними морских судов в Карском море, между Новой Землей и островом Диксон.
– На этот раз надо держаться вблизи берегов. Тем более, что это историческая дорога всех судов, когда-либо шедших да восток, – таков был вывод после обсуждения вариантов пути.
– А от Челюскина до Хатанги пойдем или все вместе или двумя судами. Я пойду впереди «Правды». «Русанов» там пробьется через лед, – заканчивает капитан.
Состояние его парохода прекрасное. Команда, уже не раз бывавшая в экспедиционных походах, смотрит и на этот поход бодро и уверенно.
– На «Сталине» команда тоже хорошая. Есть немного случайных попутчиков. Но в общем, при хорошем управлении, все будет хорошо... «Правды» не знаю. Там больше ленинградцы, со льдами не знакомы, – продолжает капитан Ерохин. – Впрочем, в кильватер пойдет и она.
День и ночь гремят лебедки, поднимая и опуская тяжелые кадки с углем. Всем понятно, что успех экспедиции зависит теперь от каждого выигранного дня. «Сталин» попутно цементирует свои пробоины. Однако из-за этого у нас пропадают два лишних дня.
В это время полоса льда, запершая самолет в бухте, значительно уменьшилась. Два катера отбуксировали часть льдин из бухты и вывели самолет. Он немедленно вылетел на разведку на восток, к мысу Челюскина.
***
– Думаем идти, – заявил на другой день товарищ Иголкин, входя вместе с капитанами Добровольским и Лиханским. – Нам тоже путь не маленький. Все грузы надо довезти самое близкое до реки Дудыпты, иначе тундра совсем остается не снабженной.
Пясина – историческая река. Мангазейские казаки и промышленники проникли сюда еще в 1610 году и наложили ясак на местные племена – «пясинскую самоядь».
На старинных картах эта река называется «Пясида», позднее – «Пясинга» и наконец – «Пясина».
Участник Великой северной экспедиции, штурман Минин, в 1783 году проник в ее устье и поднялся до острова Чаек. На карте 1845 года от мыса Северо-Восточного на Енисее до устья Пясины показано девять зимовий. Такие же зимовья были в ее верховьях.
Несколько позднее поселенцы исчезли отсюда по неизвестным причинам. Теперь встречаются в этих местах только развалины их построек.
Работами Комсеверпути Пясина была вновь исследована как в транспортном отношении, так и в отношении ее рыбных и пушных богатств.
Обнаружение геологом Урванцевым богатого месторождения угля и других ценных ископаемых в районе Норильска заставило форсировать работы по созданию транспорта для перевозок по Пясине необходимых грузов. Этого же требовали интересы Хатанго-Авамской тундры.
Теперь товарищ Иголкин на своем речном караване вез эти грузы, предполагая подняться по реке Пясине до ее притока, реки Дудыпты, где и основать первое зимовье.
В устьях реки должен был остаться промышленник Рагозинский с первой группой поселенцев – рыбаков и охотников.
Так начиналось заселение этой необжитой реки.
– Наши водники теперь стали богаче еще на одну реку в тысячу километров. Да и рыбы здесь побольше, чем в Енисее, – улыбается Добровольский.
– Завтра с утра и двинемся, как только немного ветер спадет. На баржах переплывать море потруднее, чем на морских пароходах.
Промышленники уже грузили свое имущество на баржи экспедиции. Исчезли палатки, потухли костры. Подняты были и рыбацкие лодки. На голых камнях, дрожа от холодной сырости, оставались одни собаки, привязанные ремнями и веревками к валяющемуся плавнику.
Аэроплан в это время вернулся с разведки. Ему не удалось долететь до Челюскина – помешал туман. Однако он принес ценные сведения о расположении льдов до островов Тилло. Вдоль берега тянулась узкая полоса открытой воды. Она прерывалась большими перемычками в районе этих островов и островов Скотт-Гансена.
Наши выводы в беседе с капитаном Ерохиным оказались верными. До отхода судов можно будет повторить разведку.
***
Наступило 23 августа. Пароходы заканчивали прием последних кадок угля. К вечеру должны были закончиться и работы на пароходе «Сталин» по заделке пробоин. Ледокол «Красин» ждал каравана, стоя около острова, не заходя в порт. Все было готово.
Было отдано распоряжение приготовиться к выходу утром 24 августа.
Вечером в кают-компании собралось совещание капитанов всех судов, идущих на восток.
– Можно идти к мысу Челюскина, держась севернее острова Уединения. Это первый вариант. Можно идти, оставляя по правому борту находящиеся в этом районе другие, более близкие к берегу острова. Это второй вариант. И наконец, можно идти между берегами Таймыра и островами. Ваше мнение, товарищи капитаны?
– Надо идти к северу. Дальше от берега пароходы будут в безопасности от банок и подводных камней. Ближе к берегу нас зажмут льды, как только пойдут сильнее норд- вестовые ветры, – говорит одна часть собравшихся.
– Прибрежный путь больше испытан. К северу пройти нельзя. Там льды в восемь-десять баллов, – говорят другие.
– Прибрежный путь, – подтверждает большинство.
– Прибрежный путь, – подтверждают и сибиряковцы, вернувшиеся в это время из льдов Севера.
Самолет вернулся с разведки. Пилот Алексеев излагает свою точку зрения, по привычке часто употребляя слово «хозяйство». У него все – «хозяйство»: его самолет – «хозяйство», пароходы – «хозяйство», лед – тоже «хозяйство».
– Этого хозяйства на Севере столько, что нам не протолкаться до будущего года... По-прежнему вдоль берега идут полыньи воды... Есть перемычки у Скотт-Гансена и Тилло. Своим хозяйством вы его пробьете. А вот у архипелага Норденшельда дело плохо. В самом архипелаге – невзломанный лед...
Картина становится вполне ясной. Наши теоретические расчеты еще раз подтверждаются летной разведкой. Мы все пойдем прибрежной полосой, по глубинам, достаточным для глубоко сидящего «Красина». Архипелаг придется форсировать ледоколом, если льды к моменту нашего прихода не будут взломаны и отжаты от берегов.
Устанавливается порядок движения судов. Головным идет «Красин», последними – «Русанов» и «Володарский». Между ними встают остальные суда. «Сибиряков» также решил присоединиться к каравану Ленской экспедиции.
– А как речная группа? – спрашивает капитан Модзалевский.
– Вам надо остаться на Диксоне, ждать перемены ветра. У вас еще есть запас времени. Вам надо только дойти до реки Лены. Обратно прохода нет. При этом положении льда речные суда обречены на гибель.
– Это я и хотел предложить, – говорит капитан. – Мы уже попробовали льды. Корпус «Пятилетки» толщиной в шесть миллиметров, а «Партизана» еще меньше. Надо ждать, когда от архипелага ветер отожмет льды...
Совещание расходится, приняв решение по всем пунктам.
Полярный день приближался к концу. Ночи еще не было, но в часы, положенные для ночи, уже появлялись сумерки.
Через гавань следовал караван пясинцев, вытянувшись длинной линией. Головным шел «Красноярский рабочий». Он вошел в один из северных проливов Диксона и исчез за крутым поворотом, держа курс на восток.
Порт Диксон начал терять свое оживление. Завтра поднимется наш караван. Тогда только редкие рыбацкие суда будут бороздить воды порта. Жизнь войдет в свою обычную колею. Напряженно будет работать радиостанция, связывая нас с остальным миром.
