Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Б. В. Лавров, Первая Ленская

На Северной Земле

Маленький домик, чуть побольше деревенской бани, стоит на песчаной низкой отмели острова Домашнего. С одной стороны домика виден широкий пролив, покрытый льдом, за которым протянулась узкая полоса оголенной земли. С другой – только возвышенный берег самого острова и поставленные там радиомачта и ветряк.
Остальные постройки состоят из невзрачного фанерного склада и магнитной будки. Все они залиты водой. Дощатый собачник занесен слежавшимся грязным снегом. Поэтому собаки там не живут.
Около дома разбросаны груды заржавленных банок из-под разных консервов, зола из печи, щепки от разбитых ящиков и остатки вышедшей в тираж одежды и упаковки.
Нет ни бани, ни уборной.
Собаки считают для себя необязательным соблюдение санитарных правил, и вследствие этого ручьи растаявшего снега зловонны и мутны.
В домике только одна комната и небольшой уголок для радиостанции. Четыре деревянные койки, по две около стен, одна над другой. Полки, заставленные книгами. Обеденный, он же и рабочий стол и четыре стула.
Этот дом построен экспедицией Ушакова, Урванцева, Журавлева и Ходова в 1930 году. Два года подряд вели они здесь напряженную работу по описи и составлению карты Северной Земли, по определению ее астрономических пунктов и т. д.
Работа эта дала свои результаты. Немного мест в высоких широтах советской Арктики, которые бы имели такую точную карту, как Северная Земля.
В 1932 году эту экспедицию сменила другая четверка зимовщиков – одна женщина и трое мужчин. Вероятно, впервые в истории Арктики с ними приехали на зимовку три кошки.
Первый год зимовки прошел нормально. Ездили в маршруты к проливу Красной армии, к мысу Кржижановского. Вели метеоработу. Радио аккуратно сообщало ее показатели «большой земле». Охота была неудачной. За зиму поймали несколько тощих песцов и еще меньше убили медведей.
Наступило лето. У зимовщиков пробудилось желание покинуть небольшой домик и вернуться к культурной жизни. Их желание было учтено. На смену им должна была приехать новая группа зимовщиков.
Навигация 1933 года, по ледовым условиям, была очень тяжелой. Пароход «Седов» пытался подойти к зимовке хотя бы с какой-нибудь стороны, но в конце концов вынужден был отступить. Он ушел обратно на остров Диксон, увозя с собой приехавшую смену.
Четверо людей остались на вторую, уже вынужденную зимовку. Они храбро боролись и преодолели упадок настроения. Была составлена новая программа работ на время второй зимовки.
Но обстоятельства продолжали складываться неблагоприятно. Льды прочно обложили остров. Морской зверь, а за ним и медведь откочевали в далекие, неизвестные пространства. Собаки остались без корма. Необходимо было выполнить самую тяжелую для полярников обязанность – перебить часть собак, чтобы на голодном пайке сохранить остальных.
Часть собак была перебита. Из приговоренных к смерти уцелела только одна. Это был Козел, самый мощный пес из всей стаи, с прекрасной шерстью и умными глазами. Он был идеальной полярной собакой. Его хотели убить лишь потому, что на чрезвычайно тяжелой работе он перетер сухожилия на лапах и мог ходить в упряжке только на короткие расстояния.
Когда к нему подошли с винтовками, он глядел на людей такими умными и понимающими глазами, что ни у кого не поднялась рука застрелить его.
– Пусть живет, если не подохнет с голоду...
Весь остаток времени до наступления полярной ночи был посвящен сборке и подвозке плавника для отопления, учету остатка продовольствия, поискам зверя и т. д.
Пришла полярная ночь, и вместе с нею вступила в маленький домик страшная гостья Севера – цинга. Сначала она была не очень заметна. Немного припухли десны, чувствовалась усталость от работы – и только.
Исправно продолжали работать каюр Мирович и метеоролог Зенков, который до прибытия на остров Домашний провел семь лет на Новой Земле. Регулярно слал нужные сведения радист Ивлев.
Длинную полярную ночь скоротали за работой. По вечерам пересказывали друг другу содержание ранее прочитанных книг. Особенно талантливо рассказывал Мирович.
С наступлением весны положение на зимовке ухудшилось. Начальник этого маленького мирка товарищ Демме сообщила на мыс Челюскина, что Мирович уже не может ходить, что у Зенкова прогрессирует опухание десен. Радист Ивлев заболел острым приступом аппендицита. Осталась здорова только она.
Решено было сменить их. На островах Самуила и на мысе Челюскина нашлись добровольцы, которые готовы были проделать тяжелую дорогу и остаться на острове Домашнем.
Но оттуда пришел отказ:
– Зимовка еще может держаться!..
Доктор Ринейский с мыса Челюскина по радио консультировал больных.
Голодные собаки непрерывно дрались между собой. Одна из них съела ремни упряжек вместе с металлическими кольцами и подохла. Другая взбесилась, но ее успели вовремя пристрелить.
С появлением солнца начали показываться медведи. Три зверя подошли к самой зимовке и были убиты. Люди получили свежее мясо – одно из действенных средств против цинги. Больные встали на ноли.
Козел ушел на соседние острова промышлять лемминга. За ним потянулось еще несколько собак. Они немного откормились на этом. Остальных собак подкармливали через день мучной болтушкой и порчеными консервами.
Весна шла дружная и сильная. Дожди и туманы распустили снег на льду и оголили от него острова. Приливно-отливное течение вызвало многочисленные трещины. Где-то далеко от Северной Земли пронесся сильный шторм. До Северной Земли он не дошел. Однако инерция приведенных в движение льдов сказалась и здесь.
Припай был взломан на большом пространстве. Подувший северный ветер отжал его далеко в море. За пятикилометровой полосой льда зачернела на всем горизонте давно невиданная темная вода.
Около трещин в больших количествах появились нерпы. В воде виднелись черные блестящие туловища морских зайцев. В воздухе закружились большие стаи разнообразных чаек.
С морским зверем пришел и медведь. Собаки перестали охотиться за леммингом и, взобравшись на высокое место острова, терпеливо и зорко осматривали ледяное пространство.
Мелькнет между торосами громадное желтоватое туловище, и вся стая с лаем и воем бросается туда. Редкому медведю удавалось уходить от стаи. Подоспевший охотник прекращал борьбу зверя с собаками, укладывая его с одного-двух выстрелов. Лучшим стрелком был метеоролог Зенков.
С весной окрепли люди и собаки. Только Мировичу не принесла весна пользы. Состояние его ухудшилось. Цинга пустила глубокие корни.
12 июня вылетел с мыса Челюскина самолет. Он вез с собой немного антицинготных продуктов. Но уже через день на мысе поняли, что самолет потерпел аварию.
«Надо искать летчиков», – говорили радиограммы Рузова.
Но как могли североземельцы организовать спасательную экспедицию, когда из четырех человек трое были неспособны на более или менее длительное физическое напряжение?
Через пятнадцать дней летчики пришли сами. Теперь в маленькой комнате зимовки на острове Домашнем поселилось уже шесть человек, три кошки и новорожденный котенок.
Четверо «старожилов» имели свою, хотя и небольшую, но плановую нагрузку. Я же и Линдель, невольные «пришельцы», нагрузки не имели. Надо было изобрести ее, так как Арктика не терпит бездельников.
Самолет наш пропал безвозвратно. Гидрологических приборов на зимовке не оказалось. Оставалось одно – охота. Но для постоянной охоты не было самого существенного – сапог. Наши же сапоги во время похода к Северной Земле превратились в лохмотья кожи. Пришлось дисквалифицироваться и превратиться в чернорабочих, тем более что физически мы оба нисколько не были ослаблены.
Чистили территорию зимовки, чистили и собачник, готовя его к сдаче в хорошем виде новым зимовщикам. Иногда выходил на помощь, еле двигая ногами, Мирович.
– Скорее бы приходил пароход... Не доживу...
– Доживешь, батько. Работай.
Но для всех было ясно, что конец приближается к нему с большой быстротой. Однажды, поднявшись на остров к радиомачте, он долго осматривал голую мокрую землю и наконец, найдя удобное место, остановился около него.
– Здесь меня похороните... Веселее около моря...
В комнате стало неприятно душно. Больной разлагался при жизни.
– Встань, Мирович, походи... Скоро «Садко» придет...
– Не могу... Скорее бы приходил «Садко».
1 августа «Садко» был уже на острове Диксон. Но быстро пройдя чистую воду, этот прекрасный ледокольный пароход вскоре ударился о тяжелые льды в районе острова Визе. Надежды на приход «Садко» ослабевали с каждым днем.
– Надо батьке дать больше воздуха, – решила Демме и одного из нас отправила в магнитную будку, другого на чердак. Туда же переместились и кошки с котенком.
Скоро к коренным обитателям дома присоединились три голубоватых пушистых птенца белой полярной чайки. Мы принесли их после набега на «птичий базар», найденный на Голомянном – самом крайнем острове Северной Земли.
Там стояла охотничья избушка из фанеры. Она была расположена на очень удобном месте. Медведи нередко посещали ее. Мы обнаружили, что один из них не так давно выломал одну стенку избушки для входа, а другую для выхода. Широкие следы лап этого визитера уводили в плавучий лед.
Идя вдоль острова, мы скоро подверглись нападению чаек. Они круто падали с высоты, стараясь носом ударить нежеланных посетителей прямо по голове.
– Как великолепно пикируют, – залюбовался Линдель, когда одна из чаек заставила его пригнуться к земле.
Мы оказались в центре многочисленных гнезд, спрятанных между камнями. Оттуда торопливо бежали голубоватые шарики, стараясь как можно глубже укрыться в камнях и мху. Но обычно птенцы прятали только головы. Более маленькие и несмышленые продолжали сидеть на месте.
Демме, поймав чайчат разного возраста, свернула одному за другим головы и положила их в свою походную сумку.
– Какая польза науке от этих чайчат? Они давно всем известны!..
Для зоопарка мы, с своей стороны, подобрали трех, как нам показалось, «беспризорных» чайчат.
Молодые чайки жили на крыше домика. Они охотно ели из рук медвежье мясо и очень быстро вырастали.
Один из оперившихся птенцов слетел с крыши и, покружившись над домом, сел на землю. Его немедленно разорвали собаки. Судьба другого была более счастливой. Скоро он улетел и сел на льдину. К нему прилетели взрослые чайки и увели с собой.
– Они его усыновили, – решила зимовка, довольная удачным вылетом птенца.
«Садко» продолжал пробиваться через льды, держась принятого курса.
– Как «Садко»? – спрашивал умирающий Мирович.
– Ветер сменится, тогда придет.
Сменившийся ветер расчистил ото льда огромное пространство около островов и оставил припай не более ста – ста пятидесяти метров. Но в то же время он крепко зажал «Садко» во льдах, заставив его дрейфовать вместе с ними.
Над обитателями острова Домашнего нависла реальная угроза третьей зимовки. Нельзя сказать, чтобы такая перспектива была принята хладнокровно. Каждый реагировал сообразно своему темпераменту.
Подсчитали запас продовольствия. Оказалось, что его хватит только до февраля. Одежды и сапог не было. Угля оставалось на несколько топок. Керосин вышел весь еще раньше.
Нам пришлось еще раз переквалифицироваться. На этот раз мы сделались плотниками. Строили себе комнату в тамбуре и собачьи будки.
На чердаке и в магнитной будке зимой не проживешь. Чтобы растянуть запас продовольствия на целый год, я и Линдель решили перебраться после смерзания льдов в избушку на проливе Шокальского, где в 1930 году был оставлен порядочный запас продуктов.
«Садко» продолжал дрейфовать на север. «Ермак» спешил ему на выручку, но надеяться на приход «Садко» к Северной Земле уже было нельзя. В борьбе со льдами он сжег почти весь свой уголь.
– К вам вылетит самолет, – сообщили на зимовку с мыса Челюскина.– Подготовьте посадочную площадку.
– Если не придет нордовый ветер, самолет сюда не полетит, – было единодушное мнение всей зимовки после долгих поисков посадочной площадки.
Положение было ясно и для Мировича. Он сделал устное завещание.
– Да не ерунди, батько, – смущенно утешали его товарищи.
Но им уже трудно было скрывать истину. На них смотрели глаза умирающего.
Подул нордовый ветер, и далеко отошли от припая льды. Заголубела под солнцем вода, и заискрились торосы на остатках припая. Черные туловища морских зайцев, плавающих на этом просторе, стали заметнее.
Прекрасная посадочная площадка теперь была налицо.
Пришла новая радиотелеграмма: «К вам вылетел пилот Алексеев на «Дорнье-Валь».
Через три часа после вылета мы с удовольствием рассматривали китообразное туловище аэроплана, пришвартовавшегося к большому торосу на ледяном припае бухты.
После годовой разлуки перед нами стояли давно знакомые полярные летчики Алексеев, Побежимов, Жуков...
Мы предполагали, что самолет сделает сюда два рейса, чтобы забрать все живое, и в соответствии с этим составили план эвакуации. Но нас постигло разочарование. Летчики решили ограничиться одним рейсом и лететь прямо на Диксон.
– Сколько же груза вы можете взять?
– Шесть человек и пятнадцать собак.
Двенадцать собак надо было бросить.
– Что же делать с собаками?.. Убить?..
Но в душе оставалась надежда. Не может быть, чтобы самая северная станция в этом районе была законсервирована на целый год. Новые самолеты на мысе Челюскина имеют полную возможность перебросить сюда одного радиста и метеоролога. Тогда оставшиеся собаки будут необходимы для новых хозяев.
– Так, кажется, и будет, – поддержали летчики.
В это время красавица Тайга, похожая на волчицу, с несколькими собаками охотилась за медведем, тщетно зовя на помощь охотников. Козел, спущенный с цепи, радостно побежал на зов Тайги. Передовик Торос лежал на песке, положив на лапы свою седую голову. Ему все равно пора умирать. Ощенившиеся Скромная и Серая решительно отказались выходить из тесной конуры, согревая своих щенков.
Отбор был закончен. Двенадцать собак останутся на острове в ожидании новых людей. Если они не придут, собак ждет длительная тяжелая смерть. На нартах привезли Мировича, закутанного в теплое оленье одеяло. Его с трудом протолкнули в узкое горло кабины. Затем погрузили туда пятнадцать наиболее сильных собак. К самолету подошли нарты с небольшой связкой чемоданов.
– Вероятно, отчеты зимовки?
Брошенным собакам оставили мясо двух медведей, убитых накануне. Последнего чайчонка вынули из клетки и посадили в безопасное место на крыше.
– Можно лететь?
Самолет после долгого разбега поднялся вверх. С ледяного припая смотрели ему вслед брошенные собаки. В кабине тяжело дышал Мирович, задыхаясь от запаха бензина. Смирно лежали перетрусившие собаки.
Мы расстались с маленьким домиком, куда авария забросила нас на два месяца, оторвав от привычной работы.
Под нами виднелась узкая лента воды. Она шла по направлению к мысу Молотова, куда мы хотели лететь с Линделем еще в июне. Такая же узкая полоса шла на юг, вдоль береговой линии Северной Земли.
Радиограмма с «Ермака», принятая на самолете, говорила об изменении направления льдов. Около мыса Челюскина было садиться безопаснее, чем на мысе Стерлигова – промежуточной станции между Северной Землей и островом Диксон.
Самолет изменил курс и пошел к мысу Челюскина. Подошли к хорошо знакомому мысу Гамарника. Там нет и в помине припая. Везде темная вода, прерываемая кое-где небольшим скоплением ледяных полей. Дальше пролив Шокальского. Вся его западная половина свободна ото льда. Пролив Вилькицкого покрыт редкими ледяными полями.
Через три часа перед нами вырос знакомый берег мыса Челюскина. Он стал неузнаваем. Высилось много новых хороших зданий. Старый дом выглядел еще неуютнее и ниже.
К снизившемуся самолету подошла шлюпка с стоявшего на рейде «Сибирякова». В шлюпке – капитан Хлебников, с которым шли мы в походе 1-й Ленской экспедиции. Это один из лучших ледовых капитанов.
Команда «Сибирякова» бережно вынесла Мировича. Удивительно, как перенес он это тяжелое для него путешествие. Потом за шиворот вытащили собак, совсем растерявшихся от неожиданной перемены местности и положения.
– Остались на зимовке и ваши кошки, – соболезнует подошедшей товарищу Демме кто-то из команды «Сибирякова!».
– Нет... кошки здесь...
Из приоткрытого чемодана несется заглушённое мяуканье.
– Лучше бы вместо чемодана с кошками взяли еще одну собаку!
Мирович лежал в чистой светлой каюте «Сибирякова». Перемена обстановки подействовала на него ободряюще.
– Теперь, наверное, увижу свою Украину и свою семью.
Но надежде его не суждено было сбыться. На другой день он умер.

Снова шли мы небольшой группой, как когда-то перед наступлением полярной ночи, готовить могилу близкому товарищу.
Оттаявшая сверху земля позволила приготовить ровную каменную площадку. Бережно поставили на нее открытый гроб. Печально и искренно звучат прощальные речи. Остроухие собаки Северной Земли молчаливым кругом сидят около трупа своего каюра. Казалось, что они тоже прощаются с ним. Залп из винтовок, заунывный похоронный гудок «Сибирякова» – похороны полярника окончены. На ровном пустынном месте поднялся холм, сложенный из черных плоских камней.
– Прощай, Мирович... Постараемся сделать так, чтобы эта первая могила на мысе Челюскина была и последней.
К борту «Сибирякова» подошел «Володарский», успевший за это время еще раз сходить в устье Лены за углем для пароходов 2-й Ленской экспедиции. Он прекрасно выглядит, как будто вышел из ремонта в настоящем порту.
По-прежнему бодро и жизнерадостно выглядят капитан Смагин и вся его команда. Полярная ночь, вторая зимовка словно прошли мимо них.
– Наша программа работ вся выполнена. Остров Самуила заснят, морские знаки на месте. Мортехникум своевременно закончил выпускные экзамены. Советский флот получил семь хорошо подготовленных штурманов и четырнадцать механиков. Комсомольцы собрали гербарий и передали его доктору Диденко.
– А где Урванцев и его группа?
– На «Правде». Только вряд ли он там останется.
Действительно, весь состав зимовки острова Самуила скоро перешел с «Правды» на «Сибирякова».
– Атмосфера там совсем не товарищеская. Не хочется ссориться напоследок.
Пароход «Сталин» давно ушел вместе с «Литке». С запада подходил «Ермак». Он стал для бункеровки около «Володарского».
Весело смеется синоптик В. А. Самойлова:
– Погоду в этом году сделали такую, что можно еще ходить и ходить!
Кругом широко раскинулось водное пространство. Только плавающие, разреженные льдины как бы предупреждают:
– Уходите, пока целы...

Начальник 2-й Ленской экспедиций Орловский – давнишний полярный работник. Вместе с ним мы прокладывали дорогу через Карское море в устья Оби и Енисея. Теперь судьба свели нас на новом этапе работы в Северном Ледовитом океане.
Двумя ленскими экспедициями проторен путь на восток, к устью Лены. Якутская республика имеет теперь наиболее дешевый путь для своих грузов. Безлюдная тайга и тундра скоро оживут и отдадут свои богатства на службу Стране Советов.
«Ермак» дает призывный гудок. На него откликаются стоящие в разных местах пароходы. Они выстраиваются в стройную кильватерную линию, идя на запад, к острову Диксон.
Мыс Челюскина постепенно скрывается вдали. Исчез знак Амундсена, могила Мировича. Только высокая мачта радиостанции и новый ветряк еще долго видны в бинокль на горизонте.
– А все-таки как-то жаль расставаться с этими местами, – задумчиво говорит стоящий рядом Рузов.
– Жаль, – подтверждают и другие зимовщики. Пароходы быстро идут почти по чистой воде. Три дня пролетели незаметно. Показался остров Диксон, оставленный пятнадцать месяцев тому назад. На нем также идет усиленное строительство. Радостными гудками приветствуют его пароходы.
Поход и зимовка 1-й Ленской экспедиции окончились.
ББК-10 : 24 Январь 2016 12:04  Вернуться к началу

Пред.След.