VII. РЕВКОМ АРКТИКИ ЗАСЕДАЕТ
«Начальник экспедиции товарищ Б. В. Лавров прибыл на ледокол и принял командование», — так сообщал я в очередной радиограмме в редакцию газеты.
Лавров поселился в походной каюте под штурманской рубкой. И сразу ледокол атаковали капитаны, промышленники, летчики. С утра у борта «Красина» уже прыгал на волне мотор, и очередной посетитель, поднимаясь по шторм-трапу, спрашивал у вахтенного: «Здесь Борис Васильевич?» И вахтенный отвечал: «У себя в каюте».
Приоткрыв дверь, посетитель видел стол, заваленный бумагами, наклоненную фигуру Лаврова и трубку. Посетитель входил в каюту, садился на диван, докладывал. Лавров слушал внимательно, кивал головой, чертил карандашом синие бланки радиограмм. А когда поток посетителей прекращался, уже поздним вечером Борис Васильевич выходил из каюты, большими шагами мерил носовую часть корабля. У ног его терлась красивая ездовая лайка. Он рассеянно трепал пса по загривку, смотрел на море, молчал.
В бухте Диксон стояли корабли. Их нужно было вести на северо-восток, по новому, нехоженному пути. Корабли подчинялись ему —Лаврову. Жизнь сотен людей, идущих штурмовать север, зависела от его распоряжений. Предстояло осуществить мысль о морском пути в Якутию, о коммерческих рейсах в устье Лены. Над этой мыслью бились в свое время Сидоров и Сибиряков — знаменосцы молодой сибирской буржуазии. В осуществлении ее они видели ключ к созданию в Сибири собственной промышленности, ключ к освобождению из-под власти петербургских и московских промышленных тузов. В осуществлении этой идеи они видели путь к собственному обогащению.
Он, Лавров, большевик-хозяйственник, был послан на север партией. Он строил заполярный порт Игарку, организовывал судоходство по Карскому морю. Пять-лет жизни были отданы северу. Когда на берегах Оби и Енисея задымили фабричные трубы, когда линия гидросамолетов соединила Игарку с железной дорогой, когда тунгусы и самоеды, недавние кочевники, стали первыми пролетариями севера,— нужно было продвигаться дальше на восток.
Проблема морского пути в Якутию с запада давно волновала Лаврова. Еще в 1930 году он послал в плавание вокруг Таймыра шхуну «Белуху». Тяжелый лед не пустил хрупкую шхуну дальше Пясинского залива — проект остался неосуществленным. И теперь, когда советское государство развернуло наступление на все участки Северного морского пути, поход на Лену был доверен ему — Лаврову.
Он помнил скептические возражения многих хозяйственников, когда проект первой Ленской утверждался правительством. Тогда ему удалось отстоять проект. Теперь нужно было на деле доказать правильность своей точки зрения.
А многое было уже упущено. Суда безобразно задержались в портах погрузки. Он не мог лично руководить отправлением,— правительство послало его, незаменимого организатора, на подготовку Карской. Теперь, когда суда собрались на Диксоне с двухнедельным опозданием, он видел: капитаны нервничают. Опоздания, неожиданно тяжелые ледовые условия беспокоят капитанов. Возвращение на Диксон «Сибнрякова» и «Русанова», не сумевших пробиться к мысу Челюскину, озадачило всех. По кораблям пошли слухи, что путь вокруг Таймыра непроходим, что Ленский поход отменяется.
Нужно было действовать. Действовать, не медля ни минуты. Большевик-организатор, он знал, как бороться с намечавшимся прорывом. Когда из-за недостатка рабочих тормозилась погрузка иностранных судов в Игарке, на субботники первым выходил он — Лавров, председатель Комсеверпути. Когда медленно сплавлялся лес и это угрожало планам экспорта, он выходил на сплав, гнал плоты через енисейские пороги.
Так же решительно и смело нужно было действовать и сейчас. Лавров приказал держать суда в получасовой готовности, а капитанов пригласил на борт «Красина» на совещание.
Это было историческое заседание. За длинным столом кают-компании «Красина», по обеим сторонам Лаврова, сидели ученые и моряки, хозяйственники и летчики. Сидели люди разных возрастов и профессий.
Владимир Юльевич Визе — профессор с мировым именем, крупнейший полярный ученый. Двадцать лет назад, молодым человеком, уходит он в дерзкий поход Седова. Две зимовки: на Новой Земле, на Земле Франца-Иосифа. Одинокое безумие полярной ночи, цынга. Смерть людей, изверившихся в спасении. Он видел трагическую гибель Седова, мечтателя-одиночки, брошенного «отечеством» на произвол судьбы. Он одним из первых полярных исследователей старой России стал работать с советской властью.
Годы и десятилетия работы в кабинетах и лабораториях. У себя на Фонтанке просиживал он ночи за картами, изучая результаты гидрометеорологических наблюдений. Так, по теоретическим предположениям он открыл остров. Через несколько лет в рейсе на «Седове» он увидел его воочию — камень, покрытый льдом, в полунощном океане.
Дальше — исторический рейс «Малыгина» на розыски пропавших итальянцев. Сквозное плавание «Сибирякова» от Архангельска до Беринга.
Глубокий опыт и эрудиция ученого, терпение пионера, идущего в неизвестное, — таков профессор Владимир Юльевич Визе.
Николай Урванцев — разведчик недр севера, искатель подземных богатств на вечной мерзлоте. Поход на оленях по Хатанской тундре. Первая зимовка на Северной Земле. Урванцев один из четырех смельчаков, проведших два года на островах, границ которых не знали географы. Теперь в составе Ленской экспедиции, на пароходе «Правда», он идет в бухту Нордвик искать уголь и нефть, создавать топливную базу Северному морскому пути.
Анатолий Дмитриевич Алексеев — ветеран полярной авиации. Пять лет назад вместе с Чухновским совершал он памятные полеты над северным Шпицбергеном. Потом четыре года обслуживания карских операций: Енисей, Обь. Игарка, Диксон. Это его воздушный корабль впервые долетел до мыса Челюскин. Это он с высоты бреющего полета первым увидел с воздуха берега Северной Земли. Теперь он командир воздушной разведки Ленского похода. Его самолет покажет кораблям путь в бухту Тикси.
Яков Петрович Легздин — труженик моря, прошедший все ступени работы в северных морях — от юнги до капитана краснознаменного ледокола.
И дальше, по обеим сторонам стола, капитаны: Сорокин— помощник Лаврова по морской части, Модзалевский—начальник речной флотилии, командир «Сибирякова» Хлебников, «Русанова» — Ерохин, «Володарского» — Смагин.
Кочегары, матросы, машинисты с «Красина», научные работники экспедиции — все, кого только может вместить кают-компания, присутствуют на историческом заседании.
Готовится штурм льдов. На ледоколе заседает ревком Арктики, разрабатывая план наступления.
Председательствующий Лавров вынул изо рта трубку, откашлялся, заговорил:
— Товарищи, ледовые условия этого года необычайно тяжелы. Карские караваны уже встретили на своем пути непроходимый лед там, где в прошлом году транспорты шли без помощи ледокола. «Сибиряков» и «Русанов», пытавшиеся пробиться к мысу Челюскину, вынуждены были вернуться. Огромная программа работ по освоению севера может быть сорвана.
— Мы не должны этого допустить, — продолжал Лавров.— Задания партии и правительства должны быть выполнены нами несмотря ни на что. — Я пригласил вас сюда, чтобы выработать план совместного продвижения к местам назначения. Как итти: путем «Седова» и «Челюскина» — искать чистую воду к северу, примерно на параллели острова Уединения, чтобы пройти в море Лаптевых проливом Шокальского, или к норд-осту, на пролив Вилькицкого? Какой путь избрать? Я вас слушаю, товарищи.
Первым заговорил Сорокин:
— Есть основания продполагать, что путь, избранный «Седовым» и «Челюскиным», верен. Нордовые ветры могут расчистить подходы к Северной Земле. Проход через пролив Шокальского будет нам открыт. С точки зрения навигационной плавание будет нормальным. Лучше сделать крюк в двести-триста миль, но итти по чистой воде, знать глубины. Путь же к норд-осту шхерами Минина, правда, короче. Здесь мы можем выиграть в расстоянии, но здесь малые глубины, здесь путь ие разведан.
Сорокина поддержали Визе и Урванцев.
— Прошлогодний рейс «Сибирякова»,— сказал Владимир Юльевич, — показал, что в момент, когда пролив Вилькицкого и подступы к нему забиты льдом, пролив Шокальского свободен.
— Ветры в августе — сентябре гонят лед к югу. Так показала моя зимовка на Земле Северной,— подтвердил Урванцев.
Слово было за капитанами. Они выступали, как будто сговорившись заранее против проекта Сорокина — Визе — Урванцева, за поход шхерами Минина: так будет короче, ближе, вернее. Льды не разведаны — не беда, на то есть самолет.
Каждый говорил медленно, с расстановкой, взвешивая и обдумывая каждую фразу. Слова ложились черными линиями на бумагу протокола, на карту. Они определяли курс, они определяли пути кораблей.
Алексеев не обещал ничего хорошего. Предыдущие разведки показали: к норд-осту от мыса Михайлова идут сплошные поля.
Надо было решать. Большинство склонялось к таймырскому варианту пути. Опять заговорил Лавров:
— Итти к норду рискованно. Рисковать целой флотилией,— кто дал нам на это право? Идя норд-остом, мы можем, встретив непроходимый лед, отступить к Диксону. У острова же Уединения мы можем оказаться в ловушке. Наконец речная часть. «Пятилетка» и «Партизан» должны быть проведены в Лену. Естественно, сопровождать морской караван к норду они не смогут. Более чем рискованно посылать их одних без помощи ледокола береговой полыньей. Лед, идущий с севера к материку, раздавит их, как щепки. Я утверждаю таймырский вариант пути, — резюмировал Лавров.
— Анатолий Дмитриевич,— обратился он к Алексееву,— попрошу вас слетать, разведать. Насколько хватит у вас горючего?
— До архипелага Норденшельда.
— Великолепно. Завтра, двадцать четвертого августа, с утра вы совершите разведку. К вечеру караван выходит в поход. Приготовить суда, закончить бункеровку.
Заседание продолжалось. Ревком Арктики выработал план продвижения первой в истории полярной флотилии. Командир воздушной разведки получил приказ.
Но этого -мало. Нужно обеспечить тыл, позаботиться о снабжении. Судам нужен уголь на обратный пут, — запасы его должны быть на Диксоне.
С карандашами в руках капитаны высчитывали. Прикидывали в уме сотни и тысячи тонн, даты и сроки бункеровки. Выкраивали, не сходилось. Переверстывали снова. Была черновая счетная работа.
Лавров закрывал заседание.
— Напоминаю порядок следования судов: «Красин», за ним «Сталин», «Правда», «Русанов», «Володарский», «Сибиряков». Речная часть: «Пятилетка» с лихтером и «Партизан» останутся на Диксоне ждать первых результатов похода морской группы. По первому моему зову вы, товарищ Мод-залевскнй, выходите в плавание вокруг Таймыра...
Люди поднимались из-за стола. Люди разных возрастов н профессий. Хозяйственники и ученые, водители морских и воздушных кораблей, пионеры севера. Разными, непохожими друг на друга путями пришли они сюда. И здесь, на 73-й широте, в преддверии ледяной пустыни, они были монолитным человеческим массивом, устремленным к единой цели. Воля партии свела их здесь. Воля советского государства организовала их в одну колону и двинула в поход.
...Вечер был на исходе. Сумерки сгущались. Приближался час выхода. На палубах кораблей толпились люди, они смотрели на берег, прощались. Сейчас, когда предстоял путь по неизведанной трассе, даже печальные камни Диксона были близки, как родной берег.
Бреющим полетом прошел над бухтой Алексеев. Радио самолета сообщало: впереди, на пути до Норденшельда, местами встречается мелкий, разреженный лед.
Зазвучали отходные гудки. На мачтах зажглись ходовые огни. Один за другим выходили из бухты корабли. «Красин» развернулся и стал во главе флотилии.
Лавров поднялся на мостик, вынул изо рта бессменную трубку:
— Счастливый путь... В час добрый...
Он улыбнулся своей редкой скупой улыбкой.
Ветер улегся. На горизонте разошлись тучи, — полоса жидкого золота стояла между небом и морем. Солнце ушло на несколько часов. Оно появится снова, в другой стороне неба, там, куда пролегает курс кораблей. Мы шли навстречу солнцу.
