VI
Далеко еще не все воспоминания и легенды были рассказаны, когда впереди замелькали вечерние огни Хабаровска. Схватив дорожный чемоданчик, я бросился к вокзальному телефону и вызвал местного корреспондента «Правды».
— Ляпидевский нашелся, — сообщил мой товарищ. — Сидит на «вынужденной» у Колючинской губы, с поврежденным шасси. Водопьянов, Галышев и Доронин вылетают вместе, звеном, под командованием Галышева. Сейчас они на аэродроме.
— На каком аэродроме?
— У нас, на хабаровском. Вылетят, вероятно, завтра утром...
У края летного поля, освещенные яркими огнями прожекторов, стояли водопьяновский «Р-5» и два серебристых пассажирских самолета с гофрированными крыльями и фюзеляжем. Возле машины суетились механики.
Летчики, поселившиеся на аэродроме, не спали. В кабинете начальника навстречу мне шагнул Водопьянов.
— А, прикатил! — засмеялся он. — Чудом застал: нам пора уже быть в Ногаеве. Проклятая погода не пускает! Вот завтра надеемся... Так, ведь, Виктор Львович? —обратился он к высокому человеку в кожаном пальто на меху.
— Кто его знает, — повел плечами Галышев, раскуривая трубку.
На диване вразвалку сидел грузный краснощекий человек. Простодушное лицо его сияло улыбкой, тонкий голос не гармонировал с внушительной фигурой. Это был Иван Васильевич Доронин.
Галышев имел самый большой летный стаж из всей тройки.
Он летал еще в годы гражданской войны, потом долго работал в разных уголках советской земли: на воздушных линиях Средней Азии, где от жары в радиаторе нередко почти закипала вода; между Красноярском и Туруханском — в шестидесятиградусные морозы. Он прокладывал воздушную линию из CCСP в Монголию. В устье Лены разыскивал товарища-пилота, потерпевшего аварию. Летал над горами Хамар-Дабан («Черный подъем»), отыскивая французского летчика Коста, пропавшего во время перелета из Европы в Маньчжурию. Четыре года назад Галышев оказался на Чукотке: во льдах у мыса Северного застряли пароход «Ставрополь» и американская шхуна «Нанук», Галышев вывез пятнадцать пассажиров; среди них были малые ребятишки и один новорожденный. За эту операцию советское правительство наградило его вторым орденом. Одновременно с Галышевым на Чукотке летал Маврикий Трофимович Слепнев; вместе они разыскивали исчезнувших американских пилотов Эйельсона и Борланда с «Нанука». {1} Теперь обоим летчикам снова предстояло встретиться на Чукотке: Слепнев вместе с Леваневским спешил туда через Западную Европу, США, Канаду и Аляску; Галышев готовился к «прыжку» на Крайний Север из Хабаровска.
По-иному сложилась жизнь Ивана Доронина. Подростком он увлекался французской борьбой и тяжелой атлетикой. Занимался в спортивном клубе родного поволжского города. Учился в военно-морской школе, служил на миноносце в Балтике. Попросился в морскую авиацию. И вот уже десятый год Доронин — летчик. Он водил самолеты над безлюдными пространствами Севера, над дальневосточной тайгой; проложил воздушную линию от озера Байкал к реке Колыме; возил пассажиров из Иркутска на золотые прииски Алдана; побывал на «полюсе холода», в районе хребта Черского...
К кому же из троих обратиться с просьбой взять меня на борт самолета? Поговорить, что ли, с Водопьяновым? Медлить нельзя: сейчас летчики уйдут на отдых перед стартом... Выждав удобную паузу, я высказался одновременно перед всеми тремя: на Чукотке редакция не имеет собственного корреспондента — некому подробно информировать читателей о событиях, к которым привлечено внимание всей страны; интерес вызывает и сам перелет звена; словом, речь идет о... дополнительном пассажире, о какой-нибудь сотне килограммов... «Сто небольших килограммов»...
{1} Шхуна «Нанук» принадлежала крупному американскому промышленнику Олафу Свенсону, которого на Крайнем Севере назвали «арктическим пиратом»: на дешевые безделушки он выменивал у доверчивых чукчей и эскимосов ценные меха. Американские пилоты Эйельсон и Борланд, вывозившие пушнину с зимовавшей шхуны «Нанук», потерпели катастрофу. Остатки разбитого самолета «Гамильтон» и тела пилотов нашел М. Т. Слепнев в лагуне реки Амгуэмы.
Пилоты переглянулись. Галышев отрицательно покачал головой:
— Мой и доронинский самолеты перегружены сверх меры. Кабины набиты запасными частями, снаряжением и аппаратурой. Мы не берем даже добавочных баков с горючим. Взять пассажира невозможно: из-за лишнего центнера нам не оторваться на промежуточных аэродромах...
Водопьянов насупился.
— Если бы не вот это! — ткнул он пальцем в пакет, только что доставленный на аэродром. — А теперь — никак! Приказ из Москвы: доставить на Чукотку механика и сварочный аппарат для ремонта машины Ляпидевского. Стало быть, два механика и я сам — трое, а четвертого и вовсе некуда девать...
Пилоты явно сочувствовали журналисту, но дальше этого дело не шло.
— Не то, что тебя, — даже кошку и ту не уместишь, — отшучивался Водопьянов.
Значит, мне остается проводить летчиков, а самому ползти из Владивостока пароходом...
— На Чукотке встретимся, право! — утешал Доронин. — Вот, ей-ей, увидимся!..
По маршруту, намеченному Галышевым, зимою еще никогда не летали. Синоптики предупреждали, что в это время года на всем побережье Охотского моря стоят густые туманы, свирепствуют штормовые ветры и пурга. Прошлым летом здесь пролетел, совершая кругосветный рейс, американский пилот Уайли Пост. «Это был самый трудный участок на всем пути», — сказал он, вернувшись в США. А каково зимою?!.
Расстались мы в полночь, а спустя несколько часов уже шли к старту. Самолеты стояли на льду Амура, недалеко от устья Уссури.
Светало. Погасли аэродромные фонари. Галышев прокрутил валики лётной карты; участок Хабаровск — Николаевск-на-Амуре был прочерчен ровным красным пунктиром. Чем дальше к северу, тем реже на карте попадались кружочки и точки, обозначающие населенные пункты; местами пунктирная линия пересекала «белые пятна» безлюдных районов.
Первым стартует Галышев на самолете «Памяти ленских событий». Потом отрывается Доронин. Последним взлетает Водопьянов. Выстроившись цепочкой, самолеты уходят на северо-восток. Десять часов тридцать минут. В Москве половина четвертого утра, и моя «молния» о вылете звена уже не попадет в сегодняшний номер «Правды».
Двое суток я жил на аэродроме: сюда стекались вести о продвижении летчиков. Галышев не ошибся в предвидении, что погода нарушит его план: на полпути до Николаевска звено попало в сильную пургу. Водопьянов, летевший последним, опасаясь врезаться в передние машины, вернулся в Хабаровск. Галышев и Доронин пробились в Николаевск. Наутро Водопьянов стартовал вторично и в Охотске нагнал товарищей. Следующий этап перелета — до бухты Ногаево — звено преодолело лишь двадцать второго марта.
В это время я находился во Владивостоке, на борту парохода.
Путешествие первое.pdf