Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

КОСОЙ А.И. ГОД В АРХИПЕЛАГЕ НОРДЕНШЕЛЬДА

 Косой - 0001.jpg
А.И. КОСОЙ
ГОД В АРХИПЕЛАГЕ НОРДЕНШЕЛЬДА

ИЗДАТЕЛЬСТВО ГЛАВСЕВМОРПУТИ 1940
БИБЛИОТЕЧКА "СТАХАНОВЦЫ АРКТИКИ"
Книжка 38



КОСОЙ А.И. ГОД В АРХИПЕЛАГЕ НОРДЕНШЕЛЬДА

НАСТУПЛЕНИЕ ВЕСНЫ

Сезон весенних работ открыли гидрологи, которым предстояло выполнить наблюдения за течениями на одиннадцати суточных станциях. Наиболее удаленные станции находились в 80—90 километрах от судна. Работу проводили в три приема: начинали с ближайших станций, а чем длиннее становился день и теплее погода, маршруты делались все более продолжительными. При наличии хорошего транспорта можно было бы в один продолжительный маршрут выполнить всю работу, но о двумя упряжками поднять весь необходимый груз продовольствия и собачьего корма на месяц работы было невозможно.
Первые два выезда, предпринятые в последних числах января — начале февраля, проходили при 30° мороза и сильных ветрах. Отеплять тонкие брезентовые палатки нельзя было, к тому же морозы особенно ощущались из-за плохой меховой одежды. Гидрологи явились с работ с помороженными и загорелыми лицами и в весьма непрезентабельной одежде — прелые собачьи малицы разлезались на части при каждом неосторожном движении. Вернувшиеся люди принесли нам горькие вести о состоянии продуктовых баз, выгруженных осенью. Все продовольствие, находившееся не в железной герметически закупоренной таре, оказалось расхищенным или попорченным за зиму песцами, керосин частично вытек, палатки также были попорчены во многих местах и нуждались в капитальном решите.
Перед третьей поездкой гидрологов и отправкой геодезических партий нам пришлось произвести специальные заброски продовольствия и керосина на промежуточные пункты, т. е. на расстояние в 50—60 километров от судна. Первые поездки гидрологов показали, что наибольший эффект по отоплению дает паяльная лампа, в несколько минут поднимающая температуру в палатке до— 5—10° при наружной температуре —30 —31°.
В конце февраля была предпринята третья маршрутная поездка гидрологов. Продовольствие, а также часть инструментария были заранее завезены на промежуточные пункты, и можно было послать гидрологическую партию только с одной упряжкой собак. Это дало возможность одновременно начать работу двух групп. В состав каждой группы входили: гидролог, каюр и матрос. Маршрут проходил в особенно тяжелых метеорологических условиях. На месте первой же ночевки перед разъездом обеих партий в разные стороны (с судна они вышли вместе) гидрологов застала пурга. Пришлось отсиживаться двое суток в палатке с сознанием, что каждый день уменьшает возможность выполнения работ, так как продовольствие, корм собакам и керосин были строго рассчитаны по времени.
Столбик ртути, упав в последний день февраля до —36°, упорно не поднимался до середины марта, временами опускаясь до 42—43° ниже нуля.
Через несколько дней после отъезда каюр одной из партии Долгобородов вернулся с сообщением, что оборвалась тяга у вертушки Экмана-Мерца и работа остановилась. Утром приехавший каюр заболел. К гидрологам вызвался ехать геодезист Щупляк. Решили использовать эту поездку для попутной заброски грузов. Только 8 марта вернулись обе гидрологические партии на судно, выполнив свое задание полностью.
Оказалось, что гидролог Подлепа исправил инструмент на месте, хотя ему и пришлось работать с металлом голыми руками при сорокаградусном морозе.
Когда геодезист Щупляк прибыл к гидрологу Подлепа, группа перебросилась на место следующей станции, не потеряв ни одного дня; т. Подлепа пришлось провести трое суток без сна в работе и переходах. Такое напряжение сил сказалось настолько сильно, что при возвращении к судну Подлепа итти почти не мог и ему пришлось ехать на нарте, за счет чего большая часть груза была оставлена на острове.
Это был почти единственный случай использования в экспедиции собачьего транспорта для переброски людского состава.
Гидрологическая партия Юдина, наткнувшись на очень тяжелый торосистый лед, почти сутки потеряла на пробитие майны. Убедившись в безнадежности этой работы, пришлось начать пробивку майны в новом месте.
Лед во всем архипелаге в основном был ровный, не всторошенный от 1, 5 до 2 метров толщиной, и только к востоку от архипелага, где намечались наблюдения на последней гидрологической станции, был встречен столь тяжелый торосистый лед, что проехать по нему на собаках оказалось невозможным и место наблюдений было перенесено несколько на запад.
По окончании гидрологических работ мы развернули широкую подготовку к остальным полевым работам. В конце марта предполагался выход четырех партий: двух геодезических и двух промерных, с общим числом 18—20 человек. Собак разбили на три упряжки, причем каждая геодезическая партия, покидавшая базу на 1—1 1/2 месяца, получила по упряжке из 9 собак, а две промерные партии, базировавшиеся вместе, имели одну упряжку из 8 собак, обеспечивавшую связь с судном и переброски лагеря.
Особенно много подготовительных работ предстояло выполнить при организации промера со льда. На 25 километров от судна надо было забросить палатки, печку, топливо, продовольствие на 15 человек (не менее чем на 2—3 недели), 15 комплектов теплой одежды, 15 спальных мешков и 15 щитов, так как на льду спать в собачьем мешке невозможно. Чтобы перебросить все это количество груза, нужно было сделать двумя и тремя упряжками до десяти переездов. В дальнейшем пришлось отказаться от заброски продовольствия сразу на большой срок, да и снаряжение с потеплением уменьшилось, и переброски лагеря, каждый раз на 6 километров, осуществлялись одной упряжкой собак в два-три приема.
Лучшей методикой производства промера была признана и осуществлена следующая. Посредине пролива, в 6 километрах друг от друга, были выставлены вехи, местоположение которых определялось по пунктам триангуляции; расстояние между вехами измерялось 100-метровым тросиком. Таким образом через весь пролив Матисена была разбита дальномерная магистраль, причем через каждые 1, 5 километра на ней выставлялся снежный гурий с флажком, показывающий начало галса. Выходя к такому гурию, промерная группа, установив теодолит, задавала перпендикулярно линии магистрали направление галса. Производитель работ оставался у теодолита, а остальные 4—5 человек шли по заданному направлению, таща за собой санки с вьюшкой, буром, страховым запасом продовольствия и запасными полушубками. Отойдя 500 метров, отмеренных по линии галса одометром либо пятикратным откладыванием 100-метрового линя, начинали бурить лед и измерять глубину. После проделанной работы группа двигалась дальше. Через несколько измерений глубин (3—4) производитель работ подходил к остальной группе, определял местоположение глубины путем измерения теодолитом нескольких (не менее 2) углов между пунктами триангуляции или вехами магистрали, и работа продолжалась в прежнем порядке. По окончании галса теодолитом провешивалось 1, 5 километра нормально линии промерного галса, н вся группа переходила на следующий галс, идя уже по направлению к магистрали. Время от времени над точками измерения глубин выставлялись снежные гурии, служившие для ориентировки при провешивании линии галса.
Вследствие неустойчивых погод, частых поземков и туманов работать приходилось даже тогда, когда видимости на пункты триангуляции не было и глубины оставались не координированными. Это обстоятельство нас, однако, не останавливало, так как координация сама по себе не является трудоемкой работой и в этих случаях выполнялась после окончания всего промера. На месте измерения глубины, нуждавшейся в координации, выставлялся приметный снежный гурий о флагом. В конце промера большинство таких гуриев было разыскано и их местоположение точно определено.
В начале работ одной из групп был применен одометр для измерения расстояния между глубинами. Однако практика работ вскоре показала, что точность определения расстояния при помощи одометра много ниже точности измерения линем, а поэтому обе группы перешли на измерение линями. Одна из групп вела промер пролива к северу от магистрали, вторая к югу от нее, этим достигалось минимальное хождение к месту работ от лагеря и обратно. Идя от лагеря сразу с промером, каждая группа за полный рабочий день проходила два галса и к концу работы приходила на магистраль в 1,5 километра от лагеря. Следующий день работа начиналась в 3 километрах от лагеря, а заканчивалась в 1,5 километрах от лагеря, переброшенного в течение дня за 6 километров дальше по магистрали. К такой методике пришли мы не сразу, а только после первого месяца работ, когда холостые переходы достигали 9—10 километров в день, отнимая массу драгоценного времени.
При производстве промера в районе зимовки «Норда» и «Тороса» базирование на несколько дней переносилось на эти суда.
В лагере промерной партии всегда оставался один человек, на обязанности которого лежало приготовление горячей пищи для возвращающихся с работы, а также помощь каюру при перебросках лагеря.
Непосредственно в лагере проводили текущий ремонт инвентаря (заточку и исправление буров), в составе промерной партии находились конструктор буров механик Галышев и два моториста. Со всеми серьезными дефектами буры, теодолиты и прочее снаряжение отправлялись на судно, где и ремонтировались.
Главным врагом нашим при производстве промерных работ была пурга. Однажды пять человек — гидрограф, геодезист и трое матросов — вышли из промерного лагеря для установки первой магистральной вехи за 12 километров. Они были в пути не больше часа, как задула пурга. и пропала видимость; товарищи повернули обратно, но найти свою палатку не смогли.
Проблуждав более суток и проведя ночь в проливе без пищи и в легкой одежде, они только к концу следующего дня случайно обнаружили, поднявшись на какой-то «незнакомый» остров, свое судно.
Еще более злую шутку сыграла над нами пурга, разыгравшаяся 13 апреля. День начался прекрасно, погода стояла теплая, пасмурная, и, несмотря на слабый поземок, видимость была достаточно хорошая. Ничто не предвещало пурги, и обе промерные группы вышли на работу, каюр же выехал для перестановки створа и переброски временного лагеря за 6 километров.
Едва все дошли до места работ и измерили несколько глубин, как совершенно внезапно о юго-востока налетел 7—8-балльный ветер. Работу продолжать было невозможно, и южная группа двинулась обратно. Однако далеко пройти она не смогла и заночевала да льду, защитив себя от ветра снеговой стенкой. В лагерь обе группы попали только через двое суток, причем несколько попыток продвижения южной группы окончились неудачно, а северная группа, поставив палатку и окопавшись в снегу, двое суток просидела на месте.
Вопреки неоднократным указаниям иметь с собой обязательный страховой запас продовольствия и полушубков, обе группы ничего не взяли, не желая тащить груз на себе. Если бы пурга не затихла на несколько часов, дело могло окончиться чрезвычайно плохо. Подобные неожиданности заставляют твердо помнить, что при ранних весенних работах нельзя уходить от лагеря, не обеспечив себя продовольствием и одеждой на 3—4 дня.
В эту же пургу каюр Маклаков, выполнив данное ему задание и возвращаясь к лагерю, сбился с пути и, проездив около суток, упустил всех собак.
Неожиданное появление каюра на судне без собак, а затем приход двух работников промерной партии, обеспокоенных его судьбой, поставили нас перед проблемой организационной перестройки всей работы промерной партии. На несколько дней северная группа перенесла свою базу к «Торосу», а южная использовала для лагеря перевезенное перед пургой снаряжение, недостаточное для двух групп. Только через несколько дней удалось обнаружить упряжку и всех собак, отощавших, обмерзших, но живых и веселых.
О силе пурги можно судить по следующему случаю. Каюр одной из триангуляционных партий, отправившись за продовольствием, на обратном, пути был застигнут пургой, потерял ориентировку и вынужден был разбить палатку на неизвестном острове. Двое суток отсиживался он там, не имея ни топлива, ни корма собакам; когда стихла пурга, каюр вышел из палатки и в полусотне шагов увидел другую палатку, в которой двое суток сидел голодный геодезист, мучаясь неизвестностью о судьбе каюра.
Вторым нашим врагом была снежная слепота. При работе с инструментами и управлении собаками темные очки несколько затрудняют работу. Некоторые товарищи временами пренебрегали защитными стеклами, в результате чего имели место несколько случаев заболевания снежной слепотой.
Лучшим средством лечения слепоты оказались темнота и холодные примочки из крепкого чайного настоя. Из своего опыта должен оказать, что в течение ряда лет работы на Севере я никогда не пользовался темными очками, всегда нося обычные светлые стекла, те же, что и на материке, и никогда не испытывал снежной слепоты. Это обстоятельство заставляет меня предполагать, что защитой от снежной слепоты могут являться и совершенно прозрачные стекла, в равной мере не пропускающие ультрафиолетовых лучей, но значительно меньше мешающие при работе.
Начав ледовый промер в апреле, мы закончили его к июню, и только координация части глубин и вех затянулась до 10 июня. Таким образом, к периоду весенней распутицы этот вид работ был закончен. Соревнуясь между собой, обе группы довели производительность работы в среднем до 35 глубин измерения за рабочий день при отдельных рекордных днях с измерением до 48 глубин.
Однако при ручном бурении на рабочий день надо давать нормы не выше 30 глубин на группу, так как первые дни, пока группа не сработается, выработка бывает значительно ниже.
Большой объем геодезических работ и значительное удаление их от судна заставили начать производство триангуляции с конца марта, причем до 10 апреля следовало отстроить самый северный участок сети. Лес для отстройки был завезен еще в период осенней навигации, на весеннее время оставалось только отрекогносцировать 5—6 пунктов, развезти лес по местам постройки знаков (при перебросках не больше 12—15 километров) и отстроить знаки. Послать на постройку за 100 километров от судна группу в 5—6 человек (обычная численность строительной группы во время навигации) нельзя было из-за отсутствия достаточного числа людей и невозможности обеспечить их транспортом.
Выполнение этой работы поручили триангуляционной партии под руководством наиболее опытного сотрудника, хорошо знакомого с полярными условиями работ — топографа-геодезиста Н. С. Юдова. Вдвоем с каюром» они провели в короткий срок все строительные работы, причем для подъема знаков применили силу собак.
От вершины знака привязывался трос к нарте, знак несколько приподнимался над землей, после чего собаки, трогаясь с места, тянули его за вершину, поднимая все сооружение; геодезисту оставалось только держать оттяжку, не давая собакам перекинуть знак на другую сторону.
Одновременно с отстройкой северного участка сети была произведена рекогносцировка северного базиса. Устойчивые непогоды позволили приступить к наблюдению триангуляции только 18 апреля, причем эту работу обе геодезические партии начали с наиболее удаленных знаков. Для быстроты производства работ геодезисты не разбивали постоянного лагеря, а передвигались от пункта к пункту вместе со всем снаряжением, разбивая палатку под каждым наблюдаемым знаком и оставаясь там только до окончания работ. В дни хорошей видимости иногда удавалось отнаблюдать по два пункта в день, но в среднем работа на пункте требовала целого хорошего дня.
Работа по рекогносцировке, постройке и наблюдению знаков четвертого класса отдельно не велась, так как это требовало организации специальных партий или дополнительной затраты большого количества времени; просто- при переездах с пункта на пункт второго класса геодезисты, останавливаясь на несколько часов на попутных островах, выставляли из плавника вехи и определяли обратными засечками (измерением трех углов между видимыми пунктами второго класса) местоположение пункта третьего класса. Всю работу по наблюдению удаленных пунктов удалось закончить к 10 мая, т. е. в 20 календарных дней; оставшиеся четыре пункта, расположенные в районе судна, были отнаблюдены в течение следующих нескольких дней, и, таким образом, все триангуляционные работы были закончены к 20 мая.
К лету погода становилась вое лучше, термометр в английской будке временами начинал показывать положительные температуры, поднимаясь до 2, 5—3°; при ярком круглосуточном солнце температура вне будки достигала 10—12°. Начинался сезон последней по календарю работы — топографической съемки. Однако до отправки топографических партий предстояло выполнить большую вычислительную работу по триангуляции, чтобы получить рабочие (предварительные) координаты пунктов и нанести их на топографические планшеты.
Всю предварительную работу провели еще в полярную ночь, когда были вычислены координаты астропункта, обработан базис, сделана разграфка вычислительных листов, выработаны схемы и методы вычислений. Таким образом, весь процесс вычислений, начиная от поверки журналов и до получения координат, удалось закончить весной в течение 8 дней.
Вследствие необходимости получить точность рабочих координат не ниже 2.5 метра, были проведены упрощенные уравнительные вычисления.
В этот же период было заброшено продовольствие для двух топографических партий, причем» при снаряжении этих партий пришлось рассчитывать на возможность задержки работ до начала распутицы, когда партиям нельзя уже добраться до судна зимним путем. Эти соображения заставляли забрасывать продовольствие сроком) на 2—2 1/2 месяца, т. е. на период с 1 июня по 1—15 августа.
31 мая топографические партии получили возможность тронуться в путь. Было решено, что вначале обе партии, в составе 4 человек каждая, и астроном-геодезист выйдут вместе на остров Русский для измерения базиса; закончив эту работу, топографы, каждый в своем районе, начнут съемки, приближаясь постепенно о работой к судну, а астроном-геодезист один вернется на судно. Также как и при геодезических работах, наиболее близкие к месту зимовки острова должны были сниматься в последнюю очередь.
Для базисных работ решено было никакого продовольствия не забрасывать, так как обе упряжки были и без того перегружены инструментами и снаряжением, а путь предстояло сделать больше 100 километров. Продовольствие для базисной партии предполагалось получить с полярной станции острова Русского, расположенной в 25—30 километрах от места базисных измерений.
Начавшаяся пурга — последняя в эту зиму — задержала выход судна на день, и только 1 июня партия, в составе 9 человек, с двумя упряжками, двинулась в путь.
Первый участок пути, до ночевки, составлял не менее 50 километров, но переход оказался довольно легким. Хороший наст держал и собак и людей, теплая же солнечная погода позволяла итти в одних ватниках, а временами даже в кителях. На льду виднелись в большом количестве нерпы, партия несколько раз прерывала путешествие, пытаясь добыть корм собакам, однако нерпы, подпустив охотника на 200—300 метров, быстро ныряли в лунки. Только при четвертой попытке каюру Долгобородову удалось убить одного зверя, которого прицепили к задней нарте и тащили дальше волоком).
Из-за задержек на охоте пришлось затратить 11 часов на переход до острова Петерсена. Прибывшие сюда на полчаса раньше каюры разбили лагерь, установили палатки, и вскоре, после сытного ужина из картофельного супа и какао для нас и свежего нерпичьего мяса для собак, в лагере все уснули.
На утро погода испортилась — пошел снег. Вожак одной из упряжек заболел снежной слепотой (случай, как будто, не встречавшийся в полярной литературе).
Оставаться дальше на острове не представлялось возможным главным образом из-за отсутствия сухого топлива (на утро выручила нас нерпа: влажный плавник вместе с кусками нерпичьего сала горел прекрасно), поэтому при первом же прояснении двинулись дальше.
Только на третий день вся партия прибыла к месту измерения базиса на остров Русский, пройдя пешком около 100 километров в 2,5 дня.
С измерением базиса приходилось торопиться. Снег начинал интенсивно таять, и промедление могло привести к невозможности измерять базис по кольям, укрепленным в твердом снеге.
Измерение базиса по штативам было нерационально, вследствие недостаточного их числа и необходимости терять много времени на перестановку, провешивание и нивелировку штативов. Отрекогносцированный базис был измерен в три рабочих дня, однако плохие погоды, а также необходимость поездки на полярную станцию за продовольствием и собачьим кормом задержали нас до 10 июня.
Между тем, все возвышенные места на островах обнажились от снега, и со склонов гор потекли сотни ручьев; резко обозначилась береговая черта — начиналось самое удобное время для топографических съемок.
К сожалению, удобное для съемки время было совершенно неудобно для передвижения с острова на остров. Уже 14 июня весь снег на льду проливов растаял, образовав слой воды высотой местами до 30—40 сантиметров, с каждым днем глубина эта увеличивалась. На льду появлялись трещины, обычно шедшие от одного острова до другого. Под берегами островов также образовывались трещины, препятствовавшие попаданию на землю.
Все же самым удобным периодом для производства топографической съемки надо считать июнь и часть июля, так как более ранняя съемка, при наличии большого снегового покрова, никогда не даст точного выявления рельефа, не обнаружит отмелей, мест осушек, кос и т. п.
Откладывание топографической съемки на навигационный период ни в коей мере нельзя одобрить, так как ледовые условия не всегда могут беспрепятственно позволить высаживать и своевременно снимать береговые партии.
При организации топографических работ в первые летние месяцы (необходимо учесть снабжение всех топографов высокими резиновыми сапогами и резиновыми лодками для переезда через широкие, неожиданно встающие на пути трещины.
К сожалению, резиновых лодок у нас не было, а резиновые сапоги имелись только по одной паре на каждую топографическую группу.
Собираясь к концу рабочего дня в палатке, рабочие-реечники буквально «выливали» воду из сапог, а при переездах с места на место возили с собой доски для сооружения временных мостов. Особенно тяжело было собакам; холодная вода при переездах с острова на остров доходила им до груди, порой наиболее мелкорослые вынуждены были пускаться вплавь.
Кроме того, острые ледяные иглы разрезали собакам лапы до крови. Специальных чехлов для собачьих лап мы не имели, сшитые же из нерпичьей или медвежьей шкур сильно стесняли животных и быстро изнашивались. Постепенно собаки одна за другой выходили из строя.
К первым числам июля — моменту возвращения с работ собаки ослабели до того, что на судно можно было привезти лишь инструменты; все снаряжение пришлось оставить на различных островах, откуда оно было снято во время навигации.
К концу работ из 26 оставшихся собак едва ли 10—12 были трудоспособны.

Пред.След.