На мостике— Что случилось? — резко отнял от глаз бинокль. И снова повторил, перекрывая рев корабельного гудка: — Что произошло, я спрашиваю!
Глянули друг на друга, пожали плечами — 32 человека в рубке, поди разберись, что случилось. Шли самые трудные предполюсные мили. Льды артачились, их разрывы гулко откликались внутри атомохода. А тут такая история...
«Арктика» подала свой голос, как гром средь бела дня. Басила беспрерывно и совсем некстати.
— Мне, наконец, кто-нибудь ответит, когда кончится этот беспорядок? Запомните, мостик — священное место. Я требую тишины! А тут — черт те что, — чуть сбавив тон, бросил сердито капитан.
Гудок смолк. Резкая тишина. Нарушил ее кучиевский голос:
— Моя б воля, я бы этого ледового специалиста на лед высадил. Думать же надо!
Мы, отвернувшись, прятали улыбки. Кучиев же еще некоторое время «бушевал»... Но быстро отошел. Засмеялся. Обычный казус — да и только, который мог приключиться с любым из нас, посторонних, несведущих. Дело в том, что Моисей Ионович Финкель-штейн, рижский профессор, заприметил любопытнейший торос — для цветного снимка что надо! А к иллюминатору не протиснуться: облепили наблюдатели. Пристроился сбоку, удобно облокотился на что-то твердое, оказавшееся пультом, где одна из кнопок выходила на гудок. Примерялся, наводил резкость, снимал — «Арктика» гудела. Пока, разобравшись, в чем дело, его не «сняли» с сигнала.
Эпизод незначительный, так себе, проходящий. Было много чего посерьезнее. А припомнился вот к чему. Как показалось, именно в те минуты, сконцентрировавшись, что ли, проявились и характерная кучи-евская горячность, и нетерпимость даже к малейшему беспорядку, и неумение лавировать, ломать шапку. Виноват — будь ты хоть сам бог, получай свое.
Но более всего не любит капитан, когда ему мешают работать. И сам никому не мешает. Таков уж он, следует принципу: чего в других не любишь — сам не делай. Согласна, принцип этот далеко не бесспорен. Но важно ведь, кто им пользуется.
Мне пришлось видеть Ю. С. Кучиева в победный для него момент, наблюдать за капитаном на мостике, где он, хозяин огромного корабля, не вмешивался без надобности, а только помогал, и то в критических ситуациях. Часто без слов, одним взглядом подбадривал штурмана: «Работай спокойно. Ты на вахте — значит, главный. С тебя и спрос». Он доверял. И не абы что, а серьезнейшее дело: выиграть схватку со льдом — незнакомым, коварным. Споткнуться было проще простого. И простилось бы, наверное: не поле пахали, а лед... Шли в районе, который и сегодня еще загадка.
За всю историю мореплавания до похода «Арктики, 86-ю параллель пересек лишь один корабль — знаменитый «Георгий Седов». И то не в активном плавании, а в дрейфе. Там, где кончался седовский рекорд, для штурманов «Арктики», да и не только для них, начиналось чистое творчество. Капитан не мешал каждому проявить себя, прочувствовать личную ответственность и... успех. И не скупился на похвалу. К слову, вспомнился такой случай. Было это на обратном пути. Едва отошли от полюса, как атомоход заклинился. Лед сверху выглядел безобидным. Толстый был, конечно, — «канадец». Но «Арктика» уже пробовала такой ■— и ничего, справилась. Тут же — никак. Сжатия нет, поле не сплошное, а двести метров полтора часа пробивались. Ночью... Вахту нес старпом Анатолий Алексеевич Ламехов. Под утро в рубку вошел капитан:
— Ну что, тяжело? — Он уже все знал, все успел оценить. И, наверное, подумал, что и сам бы в этой ситуации лучше не сработал. — Отлично прошли ночью. Молодцы! Тут осталось всего ничего. Давайте галсами.
Подсказал, вмешался. Но как?! По тону было ясно: вы же сами собирались это сделать, так действуйте! Пошли галсами, пошли легче. Выбрались.
"Не отступят, не подведут..."На одной из встреч с руководителями служб атомохода, организованной по просьбе корреспондентов, находившихся на борту, Юрий Сергеевич сказал о своих людях: «Народ весь проверенный. Они сделают все, что в их силах, и с честью выполнят задание Родины. Не отступят, не подведут. Мы достигнем полюса. На не ценой разрушения ледокола. Схватка со льдом предстоит серьезная, и мы должны разумно победить стихию. Мы должны вернуться из похода только с победой».
... Полярники переиначили старую пословицу. И звучит она у них так: чтобы узнать человека, побудь с ним на зимовке или в экспедиции. Не знаю, этим ли руководствовался капитан, подбирая команду для высокоширотного рейса, но похоже, что да. Взял в основном тех, с кем съел не один пуд соли. Дублером капитана в поход пригласил своего друга, соратника, коллегу — ледоколыцика с дизельного флота Василия Александровича Голохвастова, хотя недостатка в профессиональных атомщиках не было. Возможно, кому-то такой поступок и не понравился бы. Но плохо это или хорошо — ответить однозначно, наверное, нельзя. Для одних плохо, для других хорошо. Смотря во имя чего делается. И все же я задала Юрию Сергеевичу вопрос: что для него самое главное в подборе кадров, какие мерки? Ответ приведу дословно:
— Прежде всего, человеческие качества. Для меня важен сам человек, важно, чтобы он был прямодушным и верным. Вот сейчас пошли к полюсу — уверен во всех. Эта уверенность росла годами. Не считаю системой, но и не исключаю подбор кадров из личных друзей. Почему? Да потому, что они удовлетворяют тем требованиям, которые я предъявляю себе.
А вот как он характеризует людей:
«Лосев. Гидролог. Скромный и обаятельный человек. С высоким чувством собственного достоинства — на пятки себе наступать никому не позволит. Отважен без показухи. Ас ледовой разведки. В достижении полюса лично его огромная заслуга, пробыл в воздухе 60 часов!
Казаков. Одаренный, отличный штурман, блестящий исполнитель. Не отступит ни перед какими трудностями. Пойдет напролом, как танк.
Пилявец. Пытливый, волевой. Человек огромной работоспособности. Прошел школу от машиниста до старшего механика атомной установки. Решения принимает аргументированно, смело. Предан делу до конца».
"Характер — не мед"— Справедливый человек. Очень хороший капитан, — так отзывается о Кучиеве Александр Георгиевич Гамбургер, инженер-электронавигатор, повидавший за сорок арктических лет немало руководителей. — Настоящий коммунист. Принципиальный, честный. За вранье наказывает жесточайшим образом. Правду, хоть и горькую, поймет, многое простит. Дело знает превосходно. Хорошо растит молодежь, доверяет ей. Словом, Че-ло-век!
Говоря о капитане много лестного, моряки вовсе не идеализируют его, не забывают и о горячности, и о проявляющейся иногда чрезмерной крутости. Так оно и есть, и никуда от этого не деться. Но ни единый человек не сказал о нем со злостью. И я понята, что люди ради большого хорошего научились не замечать маленькое плохое. Вспыльчивый характер Кучиева послужил поводом для шутки, родившейся на ледоколе. Тому, кто в чем-то провинился: говорят: «Сейчас явится Кучиев и шашкою зарубает». (Кстати, выражение шашкою зарубает» тоже не с потолка взято: чяены экипажа знают, что у Юрия Сергеевича есть небольшая коллекция осетинского национального оружия, которой он очень гордится и дорожит.)
А сам Кучиев и вовсе далек от того, чтобы любоваться своим характером.
— Знаю, людям со мной нелегко, характер — не мед. И начальству иногда затруднения доставляю. Бываю крут с подчиненными. Понимаю, что надо быть корректнее, излагать претензии более спокойно Не всегда получается... Но, клянусь, при этом нет у меня желания оскорбить человека. Нет! Только интересы дела. Ведь без четкости, организованности можно любое дело завалить. Накричу, а потом, если не прав, извинюсь. Но вот когда человек убежденный враль или вор — поступаю круто. Но мне все-таки чаще везло и везет на хороших людей. Не только на прославленных капитанов — ушедших и живущих, но и на кочегаров, матросов, боцманов, машинистов, механиков — людей здоровых духом, лишенных всякой корысти, имеющих собственное достоинство... Не ошибусь, если скажу, — продолжает Юрий Сергеевич, — чтобы стать настоящим ледоколыциком, надо всегда, постоянно учиться. Ни один поход во льдах не бывает похожим на другой. Учиться надо не только по книгам, но и у подчиненных, мне никогда не стыдно это делать. Однако это вовсе не значит, что они должны тебя хлопать по плечу.
Быть очень прямодушным, не ловчить, не изворачиваться и абсолютно избегать подхалимства, лизоблюдства. Иметь свое мнение и отстаивать его. Всегда, до жесткости быть требовательным к экипажу, но прежде — к себе. И не стесняться тепло уважать подчиненных. Так учил его отец. Сергей Тимофеевич, коммунист, участник борьбы за становление Советской власти на Кавказе, так учил его «патриарх ледокольного флота», по словам Кучиева, замечательнейший из всех капитанов, которых он знал, — Михаил Яковлевич Сорокин. С ним Юрий Сергеевич плавал на «Сибирякове» и «Ермаке».
— Я был свидетелем, как Сорокин терпимо относился к, людям, нарушившим законы, — говорит Кучиев, — и как человека за незначительную ложь обозвал «гусиным дерьмом» — самым страшным своим ругательством — и выгнал.
"Рвусь во льды? Нет!"Мы разговариваем в каюте капитана. Говорим о вещах, далеких от льдов и экспедиции. Об отпуске, который он недогулял, о привычках, семье...
Дверь каюты нараспашку. Нам мешают, то один заходит, то другой. Благо Юрий Сергеевич — собеседник собранный. Быстро ответив на вопрос вошедшего, тут же продолжает, обращаясь ко мне:
— В отпуск езжу на Северный Кавказ. Раньше — к матери, она совсем немного не дожила до этого дня. Теперь — к родственникам, которых не перечесть. На родину.: а родину, на родину! Горы люблю страшно, очень люблю. В любую погоду. Люблю почитать книжку в спокойной обстановке. Других увлечений, помимо работы, никаких.—И, хитро сощурив веселые черные глаза, добавляет: — Лодырь я. Мне на пенсию никак нельзя.: ачахну.
То, что без работы нет Кучиева, — верно. А вот насчет лодыря слукавил малость. Хотя, впрочем, его можно понять. В последнее время столько начитался о себе положительного, что только хобби и не хватает для полкой гармонии.
Меня рассмешила просьба Юрия Сергеевича: «Не напишите, ради бога, что люблю льды...» (Не далее, как месяц назад, прочла в одном довольно солидном журнале, что Кучиев не представляет себе жизни без Арктики и льдов.)— Чушь это. — (Куда девались смешинки из глаз?) — Если я даже скажу, что люблю Арктику, — не верьте. А вот то, что я уважительно отношусь к ледокольщикам и к их делу, которое на слабых не рассчитано, — это точно. Без всякой скромности заявляю. Люблю штормовое море?! Неправда! Пусть оно всегда будет спокойным. Нередко пишут, что я, как капитан самого мощного ледокола в мире, рвусь во льды. Выдумки все это... По мне, лучше чистая вода. Сказать, что не боюсь льда и с ним на «ты», — значит солгать. Мы с ним пока еще на «вы». Иначе нельзя...
Эти его слова меня немножко удивили. А как же понимать тогда то краткое, без лишних слов заявление, написанное Ю. С. Кучиевым и оставленное в отделе кадров: «Поскольку срок действия моего договора с пароходством истек, прошу вашего разрешения на продление договора на неограниченный срок, ибо был и остаюсь пожизненным работником арктического ледокольного флота»?
Но скоро все стало на свои места.
— Наша профессия, — говорит Юрий Сергеевич, — требует мобилизации духа, качеств, связанных с риском. Не для собственной жизни, а для корабля, который ведешь сквозь льды. Есть в ней что-то от летчика-истребителя, только истреблять приходится льды. Нравится не нравится — в конце концов в зрелом возрасте особенно остро проявляется чувство долга, когда выбранному однажды делу изменить невозможно
Мечты сбываютсяГазета «Водный транспорт» писала, что один из польских журналистов назвал Кучиева «джигитом на атомоходе». Здорово подмечено, хотя Кучиев никогда и не был джигитом. Но этот характер, эта стремительность в движениях, независимая манера держаться — джигит, да и только! Называя его именно так и никак иначе, радировал на «Арктику» Вадим Иванович Або-носимов, капитан «Адмирала Макарова»: «Джигит, джигит, возьми меня, я тебе пригожусь. Желаю удачи, всей душой с тобой. Обнимаю».
Юрий Сергеевич уверен, что арктическая служба у него никак не могла быть на роду написана. Истоки не те... Северная Осетия, аул Тиб, предки — прирожденные джигиты, горцы, крестьяне-бедняки, жившие землей, горами. Казалось бы, будущее предопределено.
А вышло все иначе. Ему повезло больше, чем предкам. Время — горячее, новое — по-своему распорядилось его судьбой.
Ю. С. Кучиев почти ровесник Октября: всего на два года младше. Ему довелось пройти через все трудности и радости вместе со своей страной, стать очевидцем и участником становления нового уклада жизни — социалистического, пройти путь от осетинского мальчишки-бедняка до известного ныне всему миру полярного капитана. Не все было гладким на этом пути. Но кто станет утверждать, что жизнь дарует нам только приятное?! На то она и жизнь, тем и интересна, что бывает всякой — с победами и поражениями, которые испытывают человека, закаляют, делают сильнее.
Капитан сейчас не любит ни вспоминать, ни говорить о том времени, когда ему пришлось страшно трудно. Это было давным-давно. Он жил мечтой. Спал и грезил о новенькой ладной форме, видел себя на борту — не корабля, нет — самолета. Так уж сложились обстоятельства, и не его вина, что мечта о небе развеялась как дым. Но мир не без добрых людей. В те горькие, тревожные дни судьба свела его с чудесным человеком — депутатом Верховного Совета СССР, Героем Советского Союза Марком Ивановичем Шевелевым. Потом он сотни раз благодарил судьбу за щедрость этой встречи, за то, что раз и навсегда тогда принял напутствие Марка Ивановича: «Поезжай на Диксон. Там найдешь работу, достойную мужчины, и надежных друзей». Слова полярного ветерана оказались пророческими. Кучиев прошел великолепную морскую школу, которой может позавидовать каждый. Одни названия судов, где довелось плавать, — сама история: «Василий Молоков», «Тыймыр», «Красин», «Ермак», «Сибиряков», «Малыгин»... Сибиряковцы рекомендовали его в ряды Коммунистической партии. Родина отмечала наградами. И как признание больших заслуг — решение коллегии министерства морского флота в 1971 году о назначении Юрия Сергеевича Кучиева капитаном самого мощного в мире атомного ледокола «Арктика». Вот почему, когда в небе над атомоходом, штурмующим льды на пути к Северному полюсу, появлялся Ил-14, капитан весь светился, ловил каждое слово по радиотелефону. Ведь там, на борту, был Марк Иванович Шевелев. Для нас — человек из легенды. Для Кучиева —- самый близкий человек; свидетель его прошлого — с несбывшейся мечтой и настоящего — с этим победным событием.
Есть добрая традиция: отправляясь на трудное дело, человек берет самое заветное, самое дорогое сердцу. Так поступают космонавты. Так сделал и Юрий Сергеевич Кучиев. Он взял в поход фотографии старых капитанов — своих первых наставников, родных, сегодняшних коллег, с кем бок о бок пройдены сотни ледовых, нелегких миль... И есть среди них одна, особенно близкая. На снимке — он, улыбающийся Кучиев, обнимает человека, осуществившего его юношескую мечту о небе. Этот человек — первый советский космонавт Юрий Гагарин.
Будь воля капитана, собрал бы он в тот августовский рейс на борту «Арктики» всех полярных первопроходцев, полярных ветеранов, всех, кто шел к полюсу и не достиг его или мечтал о таком вот походе. Но погиб Георгий Седов, погиб, измученный на пути к вершине Земли. До нас, как эстафета из прошлого, дошло лишь старое древко его знамени. Древко, которое капитан Кучиев водрузил на полюсе рядом с Государственным флагом Советского Союза. Нет уже в живых и капитана Михаила Яковлевича Сорокина. Но у пролива Вилькицкого «Арктика» торжественно приветствовала новый, только что вышедший на полярные трассы ледокол, названный его именем. Юрий Сергеевич очень хотел, чтобы в этом рейсе рядом с ним были заслуженные мурманские капитаны Борис Макарович Соколов, Георгий Осипович Кононович и многие другие, которые, как он считает, не менее, а даже более его достойны этого звездного часа.
— У нас торжественный день, — сказал на митинге, состоявшемся на борту атомохода «Арктика» по случаю достижения Северного полюса, капитан Юрий Сергеевич Кучиев. — Он неповторим. Но сегодня мы прежде всего должны вспомнить об ученых, создавших такой великолепный корабль, о судостроителях воплотивших научные разработки в жизнь, о ледоколе Ленин» — флагмане нашего советского атомного флота. Мы хорошо знаем, что основное ядро экипажа «Арктики) прошло блестящую школу на атомоходе «Ленин».
Мы должны вспомнить, как готовился каш ледокол к этому событию. Ходовые испытания, две первые навигации, когда жестко проверялись не только установки, но и наши характеры. Мы поверили друг другу. Это великое достижение и великая радость. Сердечное вам спасибо за работу! Высокая оценка нашего рейса партией и правительством ко многому обязывает. Мы с честью будем нести знамя Родины Ок-гября, поднятое на Северном полюсе!
