В Аллаиховском районе к весне этого года оказаладь большая нехватка продовольствия. Весь наличный запас райкоопа — несколько пудов ржаной муки. Прошлогодний завоз продовольствия, шхуной из Колымы, не покрыл возросшей потребности. С каждым годом растет пушная продукция и требует все большего отоваривания промышленников. К этому росту местный транспорт еще не приспособился. Кроме того на фактории «Севпушнина» открыты большие злоупотребления. Почти весь районный запас съел за восемь зимних месяцев сам заведующий.
Но ведь это же невозможно! Спекулировал он продовольствием, что ли?
Ничего подобного: съел, действительно съел, вдвоем с женой. Этот зав — киноактер из Владивостока, Медиокрицкий, и жена его тоже киноактриса, — поясняет Краснояров.
Все-таки не понимаю: на экране можно, конечно, любую нелепость облечь в подобие действительности. Но чтобы сожрать одному несколько десятков тонн... — Очень просто, — начинает рассказывать предрика и тотчас же обрывает, чтобы проверить горизонт. Нет, горизонт пока чист. — Этот артист-хозяйственник, получив в Колымске грузы для фактории, позаботился прежде всего обставить возможно шикарнее будущую свою зимовку. Он планово обменял у нескольких экспедиций муку, сахар и масло на фруктовые консервы, вина и шоколад. Чтобы не было заметно резкое уменьшение веса отправленного им в Аллаиху груза, он запаковал в ящики с изысканными пищепродуктами целую библиотеку, музыкальные инструменты, даже мебель. Квартира Медиокрицкого в Аллаихе (зимняя) — верх изящества и комфорта. К весне он переехал с женой в другое помещение: в городскую тюрьму. «Вон та юрта с левого края города» — показывает Краснояров. Но Аллаихе от этого не легче. Главное — дети. Школа и интернат. Экономили до последней возможности. А сейчас рик объявил гусиный субботник. На два, три дня.
Все учреждения закрыты. Работники лежат вокруг города в кустах. Вот так же, в грязи, на животах. И «население» (сто шестьдесят два человека) — тоже. Прилетят гуси, за день можно запастись продовольствием на месяц, за два дня — на три месяца. Вот тогда жизнь вернется в город. Начнут скрипеть перья над исходящими и входящими, щелкать костяшки в бухгалтериях, узориться мелом прописей и цифр классные доски школы.
— А пока ждем гусей! Кушай мясо. Может быть, еще долго ждать.
Веньямин Слепцов — в прошлом кулак, может быть, и бандит. В местном колхозе он остаток еще неистребленного до конца мусора. В Аллаиховском районе особенно трудна борьба с классовым врагом: слишком удален район от административных центров. У предрика уже достаточный материал на Слепцова. Краснояров повернулся на локте, погладил свои шрамы.
— Видишь это? Может, он сам — Веньямин Слепцов. Может, его брат Исаакий. В двадцать восьмом году на устьи Яны мы ликвидировали бандитов. Исаакия Слепцова ночью в юрте я стрелял. До смерти. Он рубил меня офицерской саблей. Вот пройдет лед, можно будет ехать по реке, отвезу Слепцова в Абый. От меня не убежит...
Аллаиховский район был еще год назад почти целиком во власти кулаков. Они верховодили даже в совете. Первыми совработниками были по району. Коллективизацию провели очень просто: приказом. Весь район в один день стал колхозом... и все население батраками у кулацкого правления.
— Кулак всегда хитрый, сразу не поймаешь, — после длительной паузы продолжает предрика, — Слепцов что сделал? Он собрал у себя двадцать человек якутов и тунгусов, кормил их три дня мясом, устроил большое совещание. Потом говорит: «Будем просить в городе, чтобы нам прислали в долг ружей, берданок и пороху. Будем писать отношение». И все подписали отношение. Здесь еще много неграмотных людей, которые старые и в школе не учились. Они всякой бумаге верят, как им читают. А вместо подписи ставят, именную печать, вот такую. — Краснояров показывает грубую медную печатку с вырезанными буквами «К. И.» — Все двадцать человек и поставили свои печати. А потом Слепцов дал эту бумагу прочитать мальчикам, которые знают по-русски. А в бумаге написана всякая глупость про советскую власть и обыкновенная контрреволюция. Мальчики всем рассказали, что в бумаге написано. А Слепцов говорит турпанам, которые свою печать ставили: «Если меня в председатели колхоза не выберете, пошлю эту бумагу в отдел, и вас арестуют всех и оружие отберут»... Они, конечно, испугались. Слепцов долго их этой бумагой пугал, и его все слушались и никому не рассказывали, в чем дело, и на Слепцова не жаловались, всегда его сторону держали. Ну, однако, теперь у меня есть в руках показание нескольких человек, как было дело, и еще этот Богданов. Теперь Веньямин Слепцов больше вредить не сможет. Много мы уже кулаков вычистили, и его, Слепцова, совсем вычистим. Знаешь, ружье после охоты несколько раз надо шомполом протереть, несколько раз менять тряпку. Октябрьская революция- большая охота, долго после нее чистить ружье надо, много тряпок переменить, — говорит в заключение предрика.
