Полярная Почта

ОБ АВТОРЕ

СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие 7

Глава первая

• Старый паспорт 15
• Столица ЯАССР 17
• Интуристы 21
• Следы на пороге 24
• Якуты ... с точки зрения 28
• Десять лет 31

Глава вторая

• Прыжок солдатиком 35
• Смит 42 40
• Тройная бухгалтерия 45
• Якутский Эрмитаж 47
• Доктор из колхоза 48
• Командир Заполярья 51
• Тукуланский перевал 55
• Кулацкая библия 58
• Привычка, которой нет 65

Глава третья

• Город-тюрьма 68
• Отблеск 69
• Кусок мяса 71
• О комарах 75
• Конец Серапионова сына 76
• Северная болезнь 77
• Олений транспорт 79
• Муннях обыкновенный 81
• Незаконные наследники 84

Глава четвертая

• Фамильная вражда 91
• На перекладных 95
• Инженер «никакой специальности» 97
• Смерть сторожит 99
• «Высшая девушка» 101
• Захваченная крепость 105

Глава пятая

• Куропашки 107
• Уверенная жизнь 108
• Якутколхозодежда 110
• Босиком по льду 112
• Оленьи роды 113
• Жерлицы 114

Глава шестая

• Кепсе 121
• Агитплакат 122
• Знатные иностранцы 130
• Клопы 135
• Темир кетер 14

Глава седьмая

• Колыма 145
• Рыкачевцы 147
• Кстати о колымчанках 154
• Путевка в бездорожье 158
• Тундра как она есть 161

Глава восьмая

• Последний из американов 164
• Эстафета пятилетки 173
• О Чехове 175
• Полярный интернат 177
• Вымирающие племена 181
• Страна в капкане 185
• Новый учебник 191
• Дороги в Колыму 193

Глава девятая

• Оправданная легенда 197
• Звуковая атака 205
• Встреча с Михаилом Ивановичем Калининым 206
• Правление колхоза ... шаманит 207
• Яд двойного действия 211

Глава десятая

• Бунт детей боярских 215
• Зеркальце 218
• Карьера первой красавицы 221
• Макаршинный кавардак 223
• Могильник контрреволюции 227
• Спокойное место 230
• Белые клыки (романтика Севера) 233

Глава одиннадцатая

• Аллаиховский район 237
• Город в окопах 242
• Человек, который съел кооператив 244
• Жизнь прилетела 247
• «Мыть» 248
• Песец на службе гидрографии 249
• Колхоз исправляет карту 252
• Тундра цветов 254

OCR, правка: Леспромхоз

Дом величиною в две обыкновенных юрты. Внутреннее устройство общеякутского типа. Прибавление — только второй ярус нар. Так как окна в стенах прямоугольные и застеклены кусочками в решетчатой раме, а верхние нары режут окна пополам, то получается впечатление вагона «четвертого класса» дальнего следования. Два длинных стола посередине. Как всегда, топится комелек, на комельке чайник. Ученики давно спят.

В одном углу два нижних спальных места закрыты ситцевым пологом — кровати учительниц. За ними же скрывается и шкап с учебными пособиями — букварями... В интернате двадцать два школьника. Первая ступень.

Ставка заведующей шестьсот рублей в месяц, помощницы- четыреста пятьдесят. Обеим им здесь скучно. Комаров вполне сочувствует учительницам: вон у них даже кровати твердые, хотя, впрочем, ничего, уютно.

Торохова усиленно звала меня посмотреть интернат: теперь выясняется зачем. Из-за приколотой к стене фотографии мужчины она достает и показывает свой комсомольский билет. Говорит гордо, как хозяйка, дешево купившая на рынке хорошее мясо: «Вот, у меня билет есть! Записали в комсомол!» Потом протягивает мне другую, семейную фотографию: «А это мои папа и мама!» За круглым столом сидит одутловатый мужчина с двухъярусной часовой цепочкой, распущенной по животу. Против него испуганная женщина в шляпе-бабочке. С боков выстроились трое ребят.
— Брат ваш тоже комсомолец? — спрашиваю Торохову.
— Да, тоже был. Потом — недоразумение, сам ушел.
— А вы, собственно, зачем пошли в комсомол?
— А как же? — откровенничает купеческая дочка: — иначе мне нельзя было бы в центр уехать. А сейчас ячейка командировку даст.

Интернат спит. Мальчуганы бормочут во сне, стонут...
Я отказываюсь от чая. Спасибо. Иду «домой» обратно, спать. Будто прося разрешения, Комаров говорит, что хочет немножечко посидеть.
— Да хоть полежите, полковник! — разрешаю я милостиво: — только к утру подгребайте на станцию.

Возвращаюсь в невеселом раздумьи. Классово-чуждый элемент захватил нашу крепость-школу. Может быть, он еще и не проявляет открытой враждебности. Однако он вреден уже одной своей инертностью, законченным, возведенным в основную догму бытия шкурничеством. Там, где ослаблена классовая бдительность, нередко удается чужакам «акклиматизироваться в революции».