Лишь 9 августа с утра начали расходиться льды, освобождая подходы к мысу Северному. С наступлением вечера около «Ставрополя» появились большие разводья. И ночью мы начали осторожно продвигаться к мысу, обходя огромные торосистые льдины. Но избежать ударов все-таки не удалось, и зачастую раздавался стальной протяжный звук, когда корпус корабля наваливался на лед.
С наступлением утра 10 августа «Ставрополь» почти вплотную огибал мыс Северный. Он продвигался в прогалине воды, между отвесным скалистым мысом и кромкой отжатого льда. Впереди шла шлюпка с промерами глубин ручным лотом.
Наконец «Ставрополь» вошел в широкую полынью.
У мыса Северного в плесе чистой воды между льдами стояли две шхуны — «Нанук», на мачте которой развевался флаг США, и «Элизиф», с флагами США и Норвегии. Обе шхуны пришли из Сиэтля. Они принадлежали концессионеру О. Свенсону и были законтрактованы советской внешнеторговой организацией «Амторг» для частичного доснабжения населения по течению реки Колымы. В качестве обменных товаров служила ценная пушнина, вывозимая в США.
Как вскоре выяснилось, шхуна «Элизиф» подошла к мысу Северному еще в прошлом году и. зажатая льдами, здесь зимовала.
Сегодня, когда мы подошли к месту стоянки шхуны «Элизиф», она впервые освободилась от ледяных оков.
Шхуна «Нанук» вышла из Сиэтля в навигацию этого года. Пользуясь благоприятной ледовой обстановкой и имея к тому же небольшую осадку, шхуна «Нанук» прибыла к мысу Северному несколько раньше «Ставрополя». «Элизиф» и «Нанук» готовились к дальнейшему походу, в то время как наш корабль становился на якорь у мыса Северного.
[42]
Вскоре загруженные катер и кунгас направились к селению Рыркайпий, расположенному на перешейке, вытянутом от берега к мысу Северному. Здесь нас приветливо встретили чукчи и заведующий факторией Д. Н. Мирошниченко, которого знали мои товарищи на «Ставрополе»: он зимовал здесь уже два года и готовился к третьей зимовке.
Среди чукчей многие хорошо знали русский язык. Они обучались в школе в бухте Лаврентия.
После обоюдного обмена приветствиями началась разгрузка катера и кунгаса. Очень охотно и энергично нам помогали чукчи, поэтому разгрузка прошла быстро. И вскоре мы отправились за Очередной партией груза.
В это время на горизонте, среди льдов, показался черный силуэт корабля.
— «Колыма»! — услышали мы радостные крики с палубы «Ставрополя», когда катер и кунгас подходили к его борту.
Как было известно, «Колыма» имела назначение достигнуть устья реки Лены и повторить таким образом «Ленский рейс», который был осуществлен в 1927 году на «Колыме» П. Г. Миловзоровым. Но на этот раз, не дойдя до устья Лены из-за тяжелых льдов, «Колыма» на обратном пути зазимовала у мыса Шалаурова. Только теперь, с вскрытием льда, она возвращалась во Владивосток, простояв во льдах 11 месяцев.
Во время работ по разгрузке судна мы все следили, как «Колыма», пробиваясь среди льдов, приближалась к мысу Северному.
На «Ставрополе» с нетерпением ждали встречи с «Колымой». Нам хотелось узнать, все ли там живы, как про-
[43]
Погода стояла ясная. Дул легкий восточный ветер. Небо было голубое, и льды казались ярко-белыми.
Вечером, когда мы возвращались с берега, отправив последнюю партию груза, «Колыма» уже подходила к «Ставрополю». Последние льды мешали ей соединиться с нами. Но вот «Колыма» все ближе и ближе, уже видны хорошо знакомые лица. Наконец корабли швартуются борт к борту.
Наступает радостная долгожданная встреча. Кто прыгает через борт на «Колыму», кто с «Колымы» на «Ставрополь».
— Все живы? — спрашивает боцман И. Д. Москаленко моряков с «Колымы».
— Одного похоронили, — отвечают сразу несколько голосов.
На мгновение наступает молчание, и радость встречи омрачается.
Вскоре, однако, восстанавливается общий радостный разговор. Вместе с объятиями моряки с «Колымы» засыпают нас вопросами о доме, о своих близких, которых не видели и с которыми не имели связи уже год...
Во время стоянки судов со «Ставрополя» на «Колыму» перегрузили 60 тонн угля. Часть этого угля была взята специально для «Колымы» в Петропавловске-Камчатском, а часть выдана из запасов «Ставрополя».
«Колыма» представляла для меня прежде всего большой исторический интерес. Это судно первым совершило поход из Владивостока на Колыму в 1911 году и позже ряд полярных рейсов в тяжелых ледовых условиях, в том числе первый рейс в 1927 году в устье Лены. Поэтому конструкция корпуса и опыт эксплуатации меня очень интересовали. Правда, из бесед с капитаном П. Г. Миловзоровым я имел возможность ознакомиться с походами и условиями плавания на «Колыме» под его командованием,
[44]
«Колыма» по своей конструкции во многом походила на «Ставрополь». Водоизмещение этого судна было около 2000 тонн. Длина его составляла 62 метра, ширина 10 метров, высота борта 7,5 метра, осадка при полном грузе 4,8 метра. В качестве главных судовых механизмов на «Колыме» была паровая машина мощностью 800 индикаторных лошадиных сил. Два огнетрубных котла обеспечивали работу машины, которая на чистой воде могла развивать скорость до 10,5 узла.
На «Колыме» были два грузовых трюма. Набор корпуса был сделан по поперечной системе. Примерно посередине пролета между днищем и твиндечной палубой располагался бортовой стрингер. Наружная обшивка корпуса на уровне ледового пояса составляла 12 миллиметров, в носовой части —13 миллиметров.
«Колыма» имела четыре водонепроницаемые переборки. Непотопляемость судна обеспечивалась при затоплении одного из отсеков...
Как только была закончена перегрузка угля, мы, после трогательного расставания, взяли курс к устью Колымы, а «Колыма» направилась на восток, к Берингову проливу. Когда суда уже разошлись, прозвучали прощальные тройные гудки. Хотя расстояние между судами все больше и больше увеличивалось, люди еще долго стояли у бортов и смотрели на теряющиеся во льдах силуэты судов.