... Снаряжение Колымской и Янской экспедиций
было поставлено на уровень государственных интересов,
как это имело место и при организации предшествовавшей
им экспедиции Геденштрома.
В. М. Пасецкий
Доставленные М. Адамсом сведения об открытиях якутских промышленников, цитированное нами донесение Н. Белькова об открытии им острова в Ледовитом океане заставили правительство послать в якутские моря экспедицию М. Геденштрома, а затем П. Анжу и Ф. Врангеля. Эти открытия возрождали многовековой миф о протянувшейся вдоль всего северного побережья Сибири и соединяющейся с Америкой суше.
Последнее время ученые все пристальнее всматриваются в эволюцию отражавших этот миф «Северную землю» (В. Ю. Визе, М. С. Боднарский), «Новую землю» (М. И. Белов), «матерую землю» (В. М. Пасецкий) и стараются проследить влияние таких гипотетических понятий на всю географию полярных стран. Этот миф, как тлеющий костер, то совсем тух, то снова разгорался. Как ни абсурдно, но чем больше исследовали ту область, тем больше верили в мифическую сушу. Реминисценциями мифа были и «Земли-призраки» Андреева и Санникова...
Имя тобольского ссыльного Матиаса или, как его называли в Сибири, Матвея Матвеевича Геденштрома вряд ли дошло до нас, если бы не его согласие возглавить государственную экспедицию по исследованию открытых якутскими промышленниками земель. Теперь его имя — популярнейшее на Новосибирских островах. Его носят
залив и
остров Геденштрома рядом с Фаддеевским,
хребет, река, урочище Геденштрома на острове Новая Сибирь.
По собственному признанию Геденштрома, трудности полярного путешествия страшили его — человека слабого, болезненного, не знакомого с необходимыми полярнику навыками. Однако воля и упорство помогли двадцатисемилетнему Геденштрому быстро приспособиться к экспедиционным лишениям. А главное, ему помогли те самые промышленники, открывшие острова, исследовать которые предстояло ему. Сразу же по прибытии в Усть-Янск весной 1809 года Геденштром разделил предстоящие маршруты между своими помощниками Я. Санниковым и землемером И. Е. Кожевиным — о них мы расскажем попозже, — себе же он взял наиболее трудное — исследовать
остров Новую Сибирь, открытый Я — Санниковым в 1806 году. Хотя тридцать лет спустя Геденштром будет утверждать, что Новую Сибирь «увидел» работник артели Льва Сыроватского Портнягин, главным «виновником» этого группового открытия, несомненно, надо считать Якова Санникова — передовщика, артели.
Впрочем, в своих писаниях в старости Геденштром много витийствовал, тут же приписывая открытие острова и себе: «В 1809 году открыл я сей остров и проехал по его южному берегу с лишком 200 верст. По направлению берега от запада к югу должен я был в первый проезд предполагать, что земля сия значительной величины. По сей причине и по особой угрюмости страны — назвал я сию землю Новою Сибирью, которое имя в 1810 году и было утверждено»*.
Лето прошло в исследованиях Яны. С установлением зимнего пути Геденштром выехал на Меркушину Стрелку, где оборудовал зимовье Посадное, ставшее вспомогательной базой экспедиции. Отсюда он весной 1810 года с Яковом Санниковым отправился снова на Новую Сибирь. Тогда же впервые были нанесены на карту
Деревянные Горы. Геденштром писал о них: «Деревянные горы на Новой Сибири представляют собою столь же необъяснимую загадку, как и льдисто-земляные слои почвы. На южном берегу сего острова стоит утесом гора, составленная из горизонтальных толстых пластов песчаника и бревен смолистого дерева, один другого перекрывающих до самого верха... На вершине — новая странность: по самой гриве горы выходят на поверхность в один ряд концы бревен смолистого дерева, расщепленные, вышиною в четверть и более и плотно друг к другу примкнутые...» **.
* Попов-Штарк В. Говорящая карта Арктики. «Советская Арктика», 1939. № 2, с. 99.
** Там же, с. 100.С Новой Сибири впервые была усмотрена и гипотетическая Земля Санникова. Геденштром пытался ее достичь по льду на собаках, пока не убедился, что это всего лишь ледяные торосы. Однако его убеждение в существовании неоткрытых земель к северу от
Новосибирских островов (кстати, и это название пошло от названной Геденштромом Новой Сибири) было велико. В апреле — мае 1810 года Геденштром в поисках другой гипотетической Земли Андреева прошел к северу от мыса Баранов Камень 245 верст, но, упершись в полынью, так и не обнаружил ее.
Осенью 1810 года Геденштром выполнил опись между Индигиркой и Колымой и вернулся в Усть-Янск напрямую через тундру, а в конце года выехал в Верхоянск для подготовки к следующему сезону. Здесь он получил указание немедленно прибыть в Иркутск, где был оставлен при губернаторе Восточной Сибири. Опись Новосибирских островов завершали его помощники. Имя главного из них, помимо пролива, носит
река Санникова на севере острова Котельный и
гора Санникова-Тага на острове Большой Ляховский. Именно он первым сообщил и о Земле, впоследствии получившей его имя. Собственно «Земель Санникова» было по крайней мере три. Первая, которой достичь пытался и Геденштром, вполне могла быть приподнятыми рефракцией островами Де-Лонга. В 1811 году Санников пытался достичь земли, которую он видел к северу от Фаддеевского. Тогда же в 70 верстах к северо-западу от острова Котельный он усмотрел еще одну землю. Хотя экспедиции Геденштрома не удалось найти легендарную Землю Санникова, но географии она принесла очень много, ибо ее искали потом десятки других экспедиций, подробнейшим образом обследовавшие этот труднодоступный район. В конечном счете победило мнение, что это были приподнятые рефракцией ледяные горы, хотя не исключено окончательно и предположение в том, что во времена Санникова к северу от Новосибирских островов были небольшие острова, сложенные ископаемым льдом и позднее разрушенные морем.
Весьма любопытно, что на каких бы вновь открытых островах ни бывал Санников, везде он находил следы давнего пребывания людей. Так, на западном побережье Котельного, недалеко от устья современной
реки Крестовой, он вытаял могилу, в которой обнаружил 17 железных стрел, колыб для литья пуль, пилу, две уды, огниво, кремень оббитый, костяной гребень, меховые лоскутья, юфтевые передки сибирских котов, останки человека. Над могилой стоял крест с набитыми свинцовыми пластинами. Многие исследователи, описывавшие могилу, указывали, что на кресте была какая-то надпись, но никто не приводил ее содержание.
Недавно нам удалось обнаружить свидетельство историка И. М. Пыляева, который в конце прошлого века писал: «Простой деревянный крест, обложенный свинцовыми листами с вырезанными буквами НМА, находится в Царском Селе в арсенале». Видимо, туда крест из Иркутска привез сам Геденштром.
Попытки найти крест в Пушкине успехом не увенчались. Скорее всего крест утрачен в бурные годы гражданской войны или в период фашистской оккупации, когда все дворцовые постройки были сожжены. Приведенную Пыляевым надпись, если учесть, что до XVIII века цифры часто изображались буквами кириллицы, можно прочитать как 148, т.е. 7148 со дня сотворения мира, или 1640 «от рождества христова». Но для этого надо допустить, что буквы списаны в обратном порядке, снизу вверх от перекладины, например; и.последней буквой является «иже», писавшаяся как «Н». Но слишком уж много допущений для опытного историка...
Еще четверть века назад про южный
мыс острова Фаддеевского писали, что он назван в честь землемера экспедиции Геденштрома
Кожевина. А вот про
реку Кожевина на западе острова Котельный почему-то молчали самые подробные справочники. Кое-кого смущало, что на севере Якутии трудились два землемера Кожевина — Ефим и его сын Иван. Их нередко путали.
Например, в первом томе «Истории открытия и освоения Северного морского пути» профессора М. И. Белова они даже слились в одного. «Участник экспедиции (Биллингса — С. П.) — землемер Ефим Кожевин в 1795 и 1796 годах осуществил обследование и опись дельты и нижнего течения рек Лены, Оленека и Яны, — пишет Белов. — О результатах его работы известно лишь из надписей на «Плане течения реки Лены и Яны», составленном в 1808 году... Эти результаты поразительны. Дельта Лены была положена на карту с указанием проток и выходов в море. Точности описи могли позавидовать и многие позднейшие исследователи. Кожевин первым указал на необычный характер стока реки Лены, разветвленный характер ее проток, расчленяющих дельту на многочисленные острова. Он весьма образно назвал дельту «Ленским многоостровьем». Особенно ценны данные описи Кожеви-на о притоках рек Лены, Яны и Оленека, населенных пунктах, промышленных станах»*.
Спустя некоторое время, ведя речь об участнике экспедиции Геденштрома землемере Кожевине, описавшем в 1809 году остров Фаддеевский (кстати, находившаяся здесь река Кожевина на современных картах трансформировалась в
реку Кожевенную). М. И. Белов упоминает его без имени, а в алфавитном указателе числит Е. Кожевиным. На самом деле это уже был младший Кожевин — Иван Ефимович. Именно его имя увековечил в начале нашего века на Новосибирских островах геолог К. А. Воллосович. Он на две ступени в табели о рангах превзошел своего отца-уездного землемера, чиновника последнего 14 класса. В 1804 году он составил карту Восточной Сибири и русских владений в Русской Америке. А на следующий год участвовал в академических экспедициях ботаника И. И. Редовското. Экспедиция намеревалась обследовать Алеутские и Шантарские острова, Камчатку и Са¬халин. Однако официального утверждения Академией наук не последовало. Истощенный трудностями пути из Якутска, страдая от сознания ненужности предстоящих лишений, Редовский покончил с собой в Гижигинске. Кожевину пришлось продавать с молотка имущество экспедиции, а самому возвращаться в Иркутск.
* Белов М. И. Указ, работа, с. 439Однако в губернской канцелярии он не засиделся и вместе с Геденштромом выехал в августе 1808 года снова в Якутск. В экспедиции помимо острова Фаддеевгкого он обошел Большой Ляховский, уточнил положение Малого Ляховского, проявив при этом недюжинные знания, трудолюбие и выносливость. Ведь из приборов у него была лишь старая астролябия.
В 1811 году заболевшего землемера И. Е. Кожеви-на сменил геодезист Петр Пшеницын. В марте с сотником Антоном Татарниковым на трех нартах он объехал остров Новая Сибирь и пытался искать к северу от него Землю Санникова. Переправившись через
Благовещенский пролив (это происходило в церковный праздник Благовещение 25 марта), Пшеницын приступил к картографированию острова Фаддеевский. В этом ему помогали казак Никулин и крестьянин Степан Фаддеев. Именно в честь последнего Геденштром назвал открытый Санниковым в 1805 году
остров Фаддеевский. Геденштром тридцать лет спустя сообщил некоторые подробности об этом человеке. Родом он из владимирского города Вязники. Нужда забросила его далеко на север, где он попал в кабалу к якутскому купцу-промышленнику Сыроватскому. Геденштром заплатил его долг и после окончания экспедиции отправил на родину. И. Ф. Крузенштерн в 1818 году не без оснований предлагал переименовать остров Фаддеевский в честь первооткрывателя Якова Санникова.
Летовка Пшеницына на Фаддеевском оказалась очень тяжелой. Юкагирский князец Барабанекий и промышленник Гаврило Портнягин из-за раннего таяния льда не смогли, как было обусловлено, перегнать туда оленей с кормом для собак и продовольствием. Съемку пришлось делать пешком. Половина собак погибла, так как даже леммингов, которыми летом они прикармливались, в тот год почти не было. Голодали и люди.
«6 октября прибыл на Фаддеевский Санников и застал нас в самой крайности», — пишет П. Пшеницын в описании своего путешествия, копия которого хранится в Ученом архиве Географического общества СССР*.
*АВГО, ф. 166, оп. 1, д. 664.Через неделю Санников доставил всех в свое зимовье на Котельный. Здесь Пшеницын по его рассказам составил карту этого острова. 12 октября все выехали в Усть-Янск, а 15 января 1812 года прибыли в Якутск. Сам же Пшеницын задержался в Усть-Янске еще на полгода для расчетов с местными жителями. Он с честью завершил экспедицию Геденштрома.
Составленная Пшеницыным карта — плод не только трудов его товарищей по экспедиции, но и результат деятельности его предшественников. Этот уездный землемер объединил картографические сведения о севере Якутии от дельты Лены на западе до мыса Шелагского на востоке, включая Новосибирские острова. Вот почему картографы впоследствии так часто называли здесь его именем физико-географические объекты. В 1906 году К. А. Воллосович назвал
реку Пшеницына на северо-западе Котельного;
лагуну Пшеницына, куда она впадает, назвал в 1937 г. топограф В. И. Авгевич; в 1953 г. гидрограф И. И. Чевыкалов на севере острова Новая Сибирь назвал
бухту Пшеницына.
От помещенного на карте Пшеницына стана Обухова стала называться
река Обухова на юге острова Новая Сибирь. «Для плотничъего ремесла был со мною крестьянин Обухов, — писал Геденштром. — Он выехал со мною из Москвы, после уже отстать не пожелал. А как он по ремеслу своему в таком крае, где всякой ремесляной бесценен, мог быть очень полезным, то я и принял его в число добровольно мне сопутствующих»*.
На острове Котельный есть
река и лагуна Решетникова. Названы они в честь участника экспедиции Геденштрома, которого начальник характеризовал так: «Штатной роты унтер-офицер Решетников, который сверх известной его отважности, по слесарному и оружейному ремеслам для меня был крайне полезен» **. Иван Решетников был обучен глазомерной съемке и самостоятельно выполнил немало маршрутов по картографированию Новосибирских островов. Десять лет спустя Решетникова в Якутске встретил Врангель и немедленно пригласил для участия в его экспедиции. «В сношениях моих с якутами и другими сибирскими племенами он служил мне толмачем, — писал Врангель, — сверх того опытностью своей, ловкостью и истинно русской сметливостью был впоследствии весьма полезен для экспедиции» **.
* БВГП, ц. 166, оп. 1, д. 664, л. 24.
** Врангель Ф. П. Указ, сочинение, с. 111.Кстати, в экспедиции Врангеля участвовал и другой спутник Геденштрома, якутский казачий сотник Антон Татарников, «слывший здесь отличным знатоком в искусстве водиться с собаками». Похоже, что именно в его честь местные промышленники назвали
реку Антошкину восточнее Колымы, где он бывал не раз.
Можно было бы предполагать, что и имена якутского купца Наума Горохова и усть-янского улусного головы Гаврилы Гулимова увековечены в названиях рек на Новой Сибири. Во всяком случае, у Геденштрома и его помощников все основания к тому были. Горохов сопровождал Геденштрома в его первой поездке, Гулимов пожертвовал экспедиции провизию, а затем собрал в подчиненном ему улусе 36 собачьих упряжек и 63 оленя. Однако, судя по всему, реки названы позднее — в 1903 году М. И. Брусневым в честь его спутников.
Поисками неведомых земель к северу от сибирского побережья занимались и Янская экспедиция П. Ф. Анжу и Колымская экспедиция Ф. П. Врангеля. Морские лейтенанты, сменив палубу кораблей на собачьи и оленьи нарты, во всем следовали опыту своих предшественников. Они встречались в Иркутске с Геденштромом, в Усть-Янске с Я. Санниковым, подолгу расспрашивая их о районе и методах предстоящих работ. Конечно, выполненная ими в 1821-1824 годах съемка (была точнее съемки северо-восточных морей их предшественников, ибо их экспедиции были лучше оснащены приборами и специалистами. Но новых названий на их картах появилось сравнительно немного, ибо и больших географических открытий не было. Хотя результаты научных исследований этих экспедиций в морях Северо-Востока составили целую эпоху и использовались более века.
Имя начальника Янской экспедиции Петра Федоровича Анжу на картах появилось значительно позже окончания экспедиции. Теперь его носят
острова Анжу, в которые входят остров Котельный, Земля Бунге, Фаддеевский, Новая Сибирь, Бельковский, а также
полуостров Стрелка Анжу и озеро Анжу на севере Фаддеевского,
мыс Анжу на юго-западе Котельного.
Если материалы экспедиции Врангеля были изданы отдельной книгой, то материалы Анжу сгорели во время пожара в его доме, и историку А. П. Соколову удалось напечатать в «Записках гидрографического департамента» лишь краткую «Опись...» его маршрутов. С ее помощью мы попробуем осветить происхождение некоторых названий на острове Котельный.
На западном его побережье Анжу упоминает
реки Урасах (ныне
Урасалах), Хастюръюттах (
Хастыр-Юттях). «Самая большая и наиболее глубокая — Царева, в которой и рыба ловится обильно, именно — зубатка», — пишет со слов Анжу Соколов *. Промышленники называли ее давно н Государевой и Рыбной. Сейчас — это
река Балыктах («Рыбная»). Именно' в устье ее Я — Санников нашел ветхое судовое дно, проконопаченное смоленным мочалом, свидетельствующие о том, что мореплаватели бывали на Котельном задолго до его официального открытия.
«В устье Драгоценной и в ее трех рассохах изредка попадаются аммониты (раковины вымерших моллюсков — С. П.), заключенные в глиняных шарах, считаемые промышленниками за драгоценные, эти камни дали и название
реке» **. Позже от нее возникло и название
губа Драгоценная. От двух промышленных станов — Егорова на юго-западе и Дурнова на западе теперь образовались названия
горы Егоров — Станнах-Тас, лагуны Дурная и мыса Дурной.
* Соколов А. П. Указ, работа, с. 139-140.
** Там же, с. 140.Принято считать, что северная оконечность Котельного мыс
Анисия назван Анжу потому, что открыт 5 марта 1821 года в день святого Онисия. Но описание хода экспедиции свидетельствует, что ни в тот год, ни в последующие ни сам Анжу, ни его спутники в эту дату на этом мысу не были, да и на карте экспедиции этого мыса не обозначено. Скорее всего это имя какого-то промышленника, которых и позже на острове появлялось во множестве, о чем свидетельствуют например,
реки Большая и Малая Захарка, Чокурка (Бе-лобородова), полуостров Михайлова. Лагуна Анисия названа по мысу тоже в последующие времена.
Весной 1822 года Анжу предпринял самую решительную попытку достичь Земли Санникова. 21 марта он прибыл на северо-западную оконечность острова Фаддеевского, которую назвал мысом Бережных. Хотя со своим помощником штурманским учеником Ильей Автономовичем Бережных Анжу расстался за несколько дней до этого на Малом Ляховском, отправив его в Усть-Янск, его имя Петр Федорович назвал на карте первым не случайно. Бережных все три года находился в непрерывных поездках, побывав практически во всех местах деятельности янской экспедиции.
О жизни Бережных известно мало. Его биография пока не написана. Многолетние архивные поиски, послужной список позволяют сказать о нем следующее. Родился Бережных в 1799 году в семье офицера. В 1810 году поступил в Балтийское штурманское училище, которое окончил в 1819 году, получив звание штурманского помощника унтер-офицерского чина. В Янской экспедиции он был произведен в чин штурманского помощника низшего, 14 класса. Два года после экспедиции он обрабатывал собранные материалы при чертежной Гидрографического департамента.
В сентябре 1825 года Бережных направили в экспедицию для описи берегов Баренцева моря. Летом 1826 года со штурманским учеником Петром Пахтусовым, двумя матросами и десятью поморами он на беспалубном карбасе описал устье Печоры, остров Колгуев, а зимой на оленях закончил картографирование побережья до Канина Носа. Лишь в апреле 1827 года Бережных вернулся в чертежную под начало известного ученого-историка В. Верха.
На следующий год он представил в департамент проект описания восточного побережья Новой Земли, до этого совершенно неисследованного. Бережных предлагал снарядить экспедицию из 12 человек на 200-300 оленях. Через полтора года помощник Бережных П. К. Пахтусов предложил свой вариант проекта. Его приняли охотно, так как он осуществлялся на частные средства. Работы Пахтусова на Новой Земле принесли ему всемирную известность. Ему воздвигнут памятник. Его имя пишут на бортах судов. А вот имя однокашника Пахтусова по штурманскому училищу Ильи Бережных осталось в тени.
Мечта его вернуться на полюбившийся Север так и не осуществилась. Завертела его флотская служба. В 1828 году он проводил корабли из Кронштадта в Петербург. В 1829- 1831 годах на бриге «Улисс» ходил в Средиземное море, участвовал в русско-турецкой войне. Лишь в октябре 1831 года он вернулся в Кронштадт, по пути посетив многие европейские порты. Умер И. А. Бережных в 1839 году в чине штабс-капитана корпуса флотских штурманов...
Но вернемся к поездке Анжу на поиски Земли Санникова. На другой день после посещения мыса Бережных он открыл островок, который назвал по имени своего спутника — хирурга, натуралиста и художника экспедиции Алексея Евдокимовича Фигурина. Среди руководящего состава экспедиции он был самым стар¬шим. Фигурин родился в городе Ростове Ярославской губернии в семье священника в 1793 году. В 1815 году он окончил медико-хирургическую академию и четыре года работал лекарем в Свеаборгском морском госпитале. Фигурин оказался на редкость энергичным и пытливым исследователем. За четыре года работы Янской экспедиции он объехал все побережье северной Якутии от устья Оленека до Индигирки и все Новосибирские острова, описал десятки млекопитающих, птиц, рыб, неизвестных тогда науке, собрал богатые ботанические коллекции, открыл несколько месторождений полезных ископаемых, в том числе — признаки нефтеносности на севере Якутии. Значительную ценность имели его этнографические наблюдения за бытом, нравами якутов, тунгусов, юкагиров. Многие медицинские труды Фигурина, во многом способствовавшие развитию отечественного здравоохранения, были опубликованы в журнале «Друг здоровья».
Анжу открытую сушу называет «маленьким островком». Но тогда он был не таким уж и маленьким. Самые скромные подсчеты говорят за то, что площадь его была не менее четырех квадратных километров, В 1952 году гидрографическая экспедиция, руководимая Б. И. Лейкиным, тщательно бороздила на гидрографическом судне «Верещагин» район к северу от Новосибирских островов в поисках острова Фигурина, который был еще нанесен на все карты. Остров словно в воду канул. Бескрайний, слегка вспененный ветром водный простор да изредка проплывавшие, сильно подтаявшие льдины и никаких признаков суши. Лишь чувствительные эхолоты отметили небольшое поднятие дна, которое гидрографы назвали
банкой Фигурина.
Много раз любители-топонимисты указывали мне, почему я не даю объяснения казалось бы так очевидного названия западной
протоки Яны
Ильин Шар. Ведь в Янской экспедиции работал штурманский ученик Петр Иванович Ильин, которому была поручена опись дельты Яны. Вот по его имени и названа протока, дескать. Действительно, Ильин писал: «Переехав
протоки Огонер (старик), Сылбах (плавничная), Булгунньяхтах (холмистая), Киселеву и Правую (иначе Яковлева), остановились на берегу последней в якутском селении» *. Но ни одну протоку он сам не называл. Все это старые местные названия, которые показываются и сейчас, разве только в немного измененной транскрипции:
Огонёр, Киселева, Булгунньах-Айаана, Правая. Протока же Ильин Шар упоминается не только П. И. Ильиным, а еще в отписках казаков в XVII веке. Так что придется констатировать, что по каким-то причинам Анжу не нашел места на карте своему помощнику (Ильин умер в 1842 году), хотя сделал он в экспедиции очень много.
В том числе и в номинации.
Озеро Мохсоголлох на берегу Янского залива отголосок выявленного Ильиным названия мыс Мохсогол (Соколиный).
Мыс Пирамидальный, как утверждает Соколов, «назван г. Ильиным по правильным пирамидальным осыпям на его оконечности, возвышающимися до 3 сажен» **.
* Соколов А... П. Указ, работа, с. 171.
** Там же, с. 173.Современная
река Кулой, впадающая в южную часть губы Буор-Хая, несомненно, окончательный продукт замеченной еще Ильиным трансформации древнего названия Голая в Холой.
Ильин больше чем кто-либо другой выявил разного рода древних памятников на берегах моря Лаптевых. Вот что он нашел, например, в устье Туматской протоки в дельте Лены: «На правом берегу устья поставлен маяк, вышиною до 24 футов, и подле него караульня. Жители сказывали, что все это сделано лет за сто, по представлению мореплавателей; нынешние старики слыхали от своих стариков, что, по сооружении сего маяка, имелись в летнее время караульные, и, по вскрытии моря, жгли здесь огонь»*.
Следы этого маяка видели в 1882 году и сотрудники первой русской полярной станции, созданной на
острове Сагастыр (по-якутски «место, где из одной протоки волочат суда в другую, волок») **. Названный ими остров Маячный ныне именуется
Аллара-Маяк-Бел-кеюн, а соседняя
протока Маяк-Белкеюн-Тебюлеге. Правда, поводом для этих названий мог послужить и маяк, который в этом месте должны были поставить в 1878 году для направлявшейся в Якутию с норденшельдовской «Вегой» «Лены». Но это маловероятно, так как маяк не был построен.
Вместе с тем, известно, что Харитоном Лаптевым в 1739 году «на устье Крестяцкой протоки поставлен маяк и обретен вышиною около семи сажен». Мы отмечали, что Крестяцкую протоку замыло, но следов на ее устье, в районе
мыса Тумул-Тумса («Горный Мыс», так как представляет собой склон высокой горы) этого маяка никогда не видели. Уж не плавал ли X. Лаптев Туматской протокой, которую ошибочно называл Крестяцкой?
* Соколов А. П... Указ, работа, с. 179.
** Багдарыын Сюлбэ. Топонимика Якутии, с. 65.Имя
Врангеля теперь носит большой
остров, между Восточно-Сибирским и Чукотским морями, в существование которого Фердинанд Петрович верил, пытался достичь неоднократно по льду, но так и не достиг. Он нанес его на своей карте предположительно, с надписью: «Горы видятся с мыса Якана в летнее время». Как только не называли его в середине прошлого века американские моряки: «Земля Келлета», «Новая Колумбия», а прижилось все-таки название, данное американским китобоем Томасом Лонгом (его имя носит отделяющий остров от материка
пролив Лонга), который в 1867 году «желал принести дань уважения человеку, который 45 лет назад доказал, что полярное море открыто» *.
Весной 1821 года Врангель с штурманом Козьминым и проводниками из Нижнеколымска направился на восток вдоль побережья. Проехав восточнее Шелагского мыса и убедившись в отсутствии здесь, вопреки утверждениям англичанина Борнея, перешейка, соединяющего Азию с Америкой, повернул по восточному берегу Чаунской губы. После ночевки на берегу, где теперь раскинулся
город Певек (название происходит от горы Пээкин'эй — "Вздутая гора»), двинулись дальше. День 8 марта 1821 года был ветреный и морозный. Объехав полуостров, ныне называющийся
полуостровом Певек, «находились мы, — писал Врангель, — на расстоянии 41/2 верст, почти на параллели мыса, довольно тупым углом выдающегося в море и образующего небольшой залив;
мыс сей назвал я по имени
Матюшкина. Он замечателен особенно по высокой, лежащей на нем горе, называемой чукчами Роутан...» **.
* Попов С. В., Троицкий В. А. Топонимика морей Советской Арктики. Л., 1972, с. 271.
** Врангель Ф. П. Указ, сочинение, с. 172.Врангель ошибся, гору эту чукчи называли Вальх-венмеем — «Воронья скала». Теперь здесь находится
поселок Валькумей, где в советское время начал работать первый на Чукотке оловянный рудник. Роутан — адаптированное чукотское «ровтын» — «место высадки зверей». Теперь это название носят
острова Большой и Малый Роутан и коса Роутан у города Певек. Не могли же, в самом деле, моржи и тюлени вылезать на высокую гору.
В то время как Врангель побывал на мысе Матюшкина, сам Федор Федорович на двух нартах в сопровождении казака, якута-переводчика и английского путешественника Конкрена отправился в Островное на ярмарку. Оттуда он привез ценные этнографические данные о чукчах, а главное — первые сведения о существовании к северу от
мыса Якан (русское адаптированное чукотского «йъайъакын» — «чаячий») большой суши.
Матюшкин собрал съехавшихся на ярмарку чукотских старшин, щедро одарил их табаком и разъяснил мирные цели экспедиции. Один из них Валетка, по словам Матюшкина: «На снегу палкой он начертил берег Чаунбухты, сделал мысы Роутан и Шелагский, продолжил потом берег прямо на восток, означив несколько рек, и к ONO от Шелагского мыса нарисовал большой остров, который, по словам его, горист, обитаем и должен быть весьма велик и куда ежегодно они отправляются на кожаных байдарах для торгу» *.
* Там же, с. 407.Эти первые достоверные сведения об острове Врангеля были положены на бумагу Ф. Матюшкиным 3 ноября 1822 года за 27 лет до его официального открытия. Матюшкин, Врангель и Козьмин предприняли несколько попыток достичь острова, точно так же, как и легендарной Земли Андреева, но были остановлены «полым морем и несущимися льдинами». Из Якутии и с Чукотки Матюшкин много писал друзьям, в том числе и лицейскому другу А. С. Пушкину — к сожалению, письма к последнему пока не найдены. Может быть, к нему было адресовано письмо, в котором Федор Федорович писал: «На себя я не похож, — бородатый и, если бы не ревматизм, очень здоровый. Спроси, что я не умею делать: лошадь запрягаю не хуже ямщика, готовлю кушанья на славу, на горы лезу...» Да, это был не белоручка. Даже палец своей левой руки оставил он на Чукотке: освобождая от упряжки упавшую в воду собаку, он неосторожно отрубил его топором...
Имя штурмана Прокопия Тарасовича Кузьмина, спутника Врангеля и Матюшкина, упоминается лишь Попутно с их именами. О нем никто не писал книг, восторженных статей, не собирал по крупицам его переписку. До сих пор не известен даже его портрет. Географическая карта оказалась несоизмеримо честнее официальных историографов. Она не взвешивает скрупулезно чины, награды, должности, славословие под¬чиненных. Она учитывает конкретные дела. Козьмин за свою жизнь не издал ни одной книги, не сделал ни одного сенсационного доклада в столичных салонах и дворцах. Он и умер в скромном звании подполковника корпуса флотских штурманов. Но почти сорок лет в жару и стужу, пешком или на корабле, в сибирской тундре, на арктическом льду и в буйных водах морей океанов добывал он данные для этих книг и докладов, которые делали другие. Помимо чукотского
селения Козьмино, реки и мыса Кузьмина на побережье Восточно-Сибирского моря его имя носит бухта Козь-мина неподалеку от Владивостока.
Прежде чем отправиться 19 февраля 1821 года из Нижнеколымска в свой первый северный маршрут, Козьмин прошел хорошую выучку под командованием прославленного русского мореплавателя В. М. Головкина в кругосветном плавании на шлюпе «Камчатка». Там он близко познакомился с Врангелем, Матюшкиным и их друзьями-мичманами, будущими адмиралами русского флота Ф. Литке, братьями Лутковскими.
В первом же арктическом походе Козьмин познакомился с якутскими морозами. «Особенно штурман Козьмин жаловался поутру, что ноги у него необыкновенно мерзнут. Мы посоветовали ему переменить чулки и сапоги, и когда он снял сапоги, то с ужасом увидели мы, что чулки у него примерзли к ногам. Весьма осторожно сняли мы чулки, и нашли, что они покрыты ледяным слоем, почти в одну линию (два с половиной миллиметра — С. П.) толщины; к счастью, ноги еще не были отморожены, и мы скоро обтерли их водкой»*.
В районе мыса Шелагского кончились продукты. Проехав налегке еще миль сорок на восток, достигли, как пишет Врангель, «далеко вдавшегося в море мыса, который назвал я, по имени ревностного сотрудника в экспедиции,
мысом Козьмина» **. Здесь сложили памятный гурий и 7 марта повернули назад.
Летом Козьмин самостоятельно выполнил съемку побережья между Колымой и Индигиркой. Кажется, он в этом походе дал всего одно название — река С. Прокопия в день собственных именин 8 июля. Теперь эта
река называется
Тинкоу (по-чукотски «Ледяная река»). В названии
реки Бережневская не трудно угадать фамилию колымского промышленника Федора Васильевича Бережного, оказавшего большую помощь экспедиции Врангеля. (Подробно о нем можно прочитать в книге С. Е. Мостахова «Сподвижники путешественников и исследователей». Якутск, 1966, с. 90-92).
* Врангель Ф. П. Указ, сочинение, с, 166.
** Там же, с. 171.В июне 1822 года Врангель и Козьмин снова направились на восток от Колымы. То и дело приходилось форсировать многочисленные реки. Одну из них Врангель назвал рекой
Кузьмина. Пока ейтенант обследовал верховья реки Большая Бараниха (она теперь называется также
рекой Кулькэй), Козьмин занимался заготовкой рыбы Е «своей» речке. Кстати, Баранов Камень в те времена был крайним пунктом, до которого доезжали колымчане. Его название возникло от множества диких баранов, на которых здесь охотились. Теперь от него возникла целая цепочка названий:
мыс Большой Баранов, река и поселок Малая Бараниха, мыс Бараниха. Правда, академик А. П. Окладников высказывал предположение, что названия эти пошли от имени колымского казака Ивана Баранова, достигшего мыса в 1647 году. Но это совершенно бездоказательное предположение...
Козьмин участвовал и в главной поездке Врангеля, когда всего около 30 миль они не дошли до острова, впоследствии получившего имя Фердинанда Петровича. На обратном пути заболел каюр. «Штурман Козьмин, всегда готовый принять на себя все полезное для экспедиции, — пишет Врангель, — вызвался сам управлять нартой, а свое место уступил больному проводнику» *. Чудом спаслись тогда участники экспедиции во время ледового шторма, который взломал лед и отрезал путь на берег. В Нижнеколымск прибыли 10 мая 1823 года предельно измученные, пройдя за 78 дней 2300 верст.
* Врангель Ф. П. Указ, сочинение, с. 301.Еще долго не расставались Врангель и Козьмин. В 1825-1827 годах старший штурман 16-пушечного транспорта «Кроткий» П. Т. Козьмин совершил второе свое кругосветное плавание на Камчатку и Русскую Америку под командованием капитан-лейтенанта Врангеля. Затем поручик Козьмин служил в Русско-Американской компании (в это время Врангель управлял Русской Америкой), по поручению которой описал юго-западное побережье Охотского моря, дорогу Якутск-Усть-Уда и Шантарские острова, где открыл острова Прокофьева и Кускова. За семнадцать лет до Невельского Козьмин подал записку генерал-губернатору Восточной Сибири с утверждением, что между материком и островом Сахалин есть пролив. Позже штабс-капитан Козь-мин участвовал в хронометрической экспедиции генерал-лейтенанта Ц. Ц. Шуберта на Балтике, служил в Гидрографическом департаменте. Из личной его жизни известно, что жена его умерла рано, оставив сына Александра, которого Козьмин любил безумно...
В первой же поездке Матюшкина по Большому и Малому Анюю сопровождавший его врач и натуралист Колымской экспедиции Кибер серьезно заболел. «Доктор умен, осторожен, но нездорового сложения, — сетует в письме в Петербург Врангель и тут же добавляет: — Я с ним часто философствую, и мы живем хорошо». В марте 1822 года еще не оправившийся от болезни Кибер хотел сопровождать Врангеля в его поездке по северному побережью Чукотки, но вынужден был вернуться в Нижнеколымск. Лишь через год он смог, наконец, принять участие в поездках. В ночь с 11 на 12 марта добрались до устья реки Веркон. Врангель так описывает это место: «Река сия при впадении в море 11/2 итальянские мили шириной. Левый берег ее низменен и покрыт крупным песком, а правый, напротив, скалист и образует крутой мыс, обрывисто выдающийся в море и возвышающийся до 280 футов отвесно. Я назвал его
мысом Кибера. На скале находится конусовидная гора, называемая чукчами Ечонин» *. Теперь она называется
горой Шалаурова.
* Врангель Ф. П. Указ, сочинение, с. 298.Отсюда экспедиция разделилась — Врангель с Козьминым отправились на север к острову Врангеля, Матюшкин с Кибером и чукотским старшиной Этелем достигли острова Колючий (эскимосское слово «кулюсик» — «большая льдина, айсберг» было адаптировано чукчами в «кувлючин» — «круг»). Это была самая восточная точка, достигнутая Колымской экспедицией.
На пути в Петербург Врангель вместе с Анжу посетили Турусинские горячие ключи в Забайкалье, где лечились под наблюдением описавшего эти источники доктора Кибера. Будучи человеком далеко не богатырского здоровья, Кибер обладал настойчивым и упорным характером, был жизнерадостным и веселым челове¬ком. Часть его обширных и разнообразных научных исследований была опубликована в журнале «Сибирский вестник». Среди них широко известная в прошлом веке статья «Чукчи». За участие в экспедиции Кибер был награжден орденом Владимира IV степени.
Он тоже согласился сопровождать Врангеля в его кругосветном плавании на шлюпе «Кроткий». В Тихом океане на острове Нукагиве (Маркизовы острова) Кибер, как всегда на стоянках, собирал ботаническую коллекцию. То ли чрезвычайно миролюбивый вид русского доктора, то ли простая случайность спасли ему тогда жизнь. Дело в том, что подстрекаемые англичанами и местными жрецами островитяне очень недружелюбно встретили русский корабль, подошедший к острову для пополнения запасов воды и продовольствия. Они неожиданно напали на одну из шлюпок «Кроткого» и убили лейтенанта Дейбнера и двух матросов.
Во время этого тяжелого плавания благодаря стараниям доктора на борту было очень мало заболеваний. Врангель, аттестуя Августа Федоровича (Эриха) Кибера, писал, что он «показал себя всегда весьма искусным по своей части, особенно рачителен в пользовании больных, во время вояжа не упускал случая трудиться в пользу естественной истории. Поведения примерного, а посему в продолжении службы способен и к повышению чина весьма достоин».
Кибер — участник русско-турецкой войны. Позже служил в Кронштадте, Астрахани, Николаеве. В 1853 году его назначили генерал-штаб доктором Черноморского флота. Он был избран членом-корреспондентом Российской Академии наук. Умер Август Федорович в 1855 году.