Полярная Почта

На Колыме выработался своеобразный, по внешности и по внутренним своим качествам, тип женщины.
Среднего роста, пропорционально сложенная, с миловидным русским лицом. Обыкновенно брюнетка, чаще с темными, реже с голубыми глазами. При общей пропорциональности фигуры, резким контрастом выделяются несоразмерно тонкие, ровные, без икр ноги.
Колымчанка — продукт метизации чукчей и чуванцев с иностранными моряками — американцами, русскими, норвежцами, японцами. Колымчанка по крови — вполне интернациональный продукт.

Постоянное общение с моряками, смотрящими на женщину как на прибавку к береговому отдыху после длительного плавания, сделало из многих колымчанок профессиональных проституток.
Колымчанка считает совершенно нормальным положение временной жены: на день, месяц, на время зимовки. В отличие от временных жен — японок, идущих к мужу-покупателю по контракту, колымчанка «приживается» к иностранцу сама, без особых договоров, просто и беззаботно.
Колымчанки не отличаются особой верностью своим «мужьям». Но почти всегда они трудолюбивы, заботливы, хорошие хозяйки. Они гордятся уменьем приготовить кофе по-норвежски и чай по-английски, спечь русский хлеб и японский юсемпей (печенье). И колымчанка никогда не откажет себе в удовольствии подчеркнуть, предлагая сегодняшнему мужу кровавый бифштекс: «это, когда я зимовала с капитаном «Поляр Бер», он меня научил».
От числа и важности бывших мужей зависит и репутация колымчанки: «значит, добрая жена, если столько человек с ней зимовало».

Рыкачевская Маруся, например, обслужила последовательно шесть начальников экспедиций, зимовавших в Средне-Колымске.
И мне на дорогу испекла, по поручению Рыкачева, замечательные пироги, шаньги и печенья.
Пироги — воспоминание об инженере — путейце,
шаньги — памятка инженер-геолога, печенье-от ботаника (очевидно, нежнейшей души был человек и гастроном отменный).

В Средне-Колымске пришлось мне прожить лишь четыре дня. Имя мое давно уж висело на запорошенной инеем антенне радиостанции.
За месяц переезда от Якутска до Колымска сильно изменилась обстановка, и соответственные организации постарались «за меня» утрясти подробности будущей моей работы.
Колымский представитель командировавшей меня организации разложил по столу веером бланки телеграмм, посмотрел еще раз на карту, сказал негромко, даже неуверенно:
— Так вот. Вам предоставляется и выбор пути, и все, что хотите, и вообще решение. Но, сами знаете, до будущей зимы отсюда не выбраться. Летней дороги нет. Разве что к осени придут пароходы, можно попробовать выскочить морем. Всякое содействие вам оказать должен и окажу. Но что касается работы, которой от вас ждут, это уж по вашему усмотрению, когда доберетесь до устья Яны...

Спросил иронически:
— И все одному?
— Требуйте, кого хотите: если здесь можно нанять, найму обязательно. Только ведь никого же нет. Сами знаете, и все на ваше усмотрение...
Пробую возражать:
— Но ведь отсюда до Яны тысячи три километров. И ехать надо весной, в бездорожье!...
Представитель развел руками:
— Вот спрашивают же вашего мнения! Надеетесь обеспечить проводку в эту навигацию каравана судов в Яну? Именно в Яну. До сих пор пока еще никто не ходил. Но попробовать надо. Совершенно необходимо. А я вам всяческое содействие здесь окажу. Требуйте, что надо...

Мне вспомнилась чья-то древняя карикатура: висят над обрывом два альпиниста. Верхний держится одной рукой (вторая занята грузом) за скалу. Нижний альпинист цепляется за ногу верхнего. И верхний исступленно кричит:
— Отпусти, а то ударю!
Нижний даже не спрашивает — чем? Ясно, что положение обоих не допускает изменений. Как повесили, так и виси, пока не свалишься вместе с товарищем...
— Всяческое содействие оказать должен и окажу, — еще раз прожевал меланхолично мой «нижний товарищ».
Ответил: «еду». Спрашивается, что мог я больше ответить?

Сборы были очень недолгими, и, действительно, «всяческое содействие» было получено мною полностью. Выезжал я одиночным порядком, налегке, с примитивным инструментарием, необходимым только для рекогносцировочного обследования. Личный состав промерной партии рассчитывал взять уже на Яне, из местных колхозников. И всячески использовать предварительную информацию о районе, которую удастся собрать в полярных нассоветах и райсполкомах.
А пока «Рыкпром» любезно открыл мне свои склады от экспортных конфет и папирос «Норд» до собачьего спального мешка включительно. Мой официальный шеф платил безоговорочно. Оленей заказал и обладил через колхозы до самого устья Индигирки рай-исполком.
Провожали меня заботливо и радостно. Шестого мая вечером выехал я вниз по Колыме. Вот и скрылись последние огни Средне-Колымска...

Революционный держите шаг,
Неугомонный не дремлет враг!

Этот «враг» встречался мне на всем пути от Якутска до Колымска чуть не на каждой почтовой станции. Это был многоликий, невероятно живучий, цепкий человеческий утиль.
Он эксплуатировал удаленность и отрезанность Якутии от Советского Союза. Крепким ударом по этому «утилю» будет освоение морского пути в Яну. Органы советской власти и полярные колхозы этот путь найдут.