Полярная Почта

Этот пароход был замечен сигнальщиками брандвахтенного монитора еще с вечера. Пароход стоял на якоре в устьи реки Сунгари, прижавшись к мысу, на котором расположен г. Лахасусу.
С темнотой на пароходе ярко осветились окна надстроек и бортовые иллюминаторы.
Может быть, это был расчет на то, что освещенный пароход не покажется подозрительным. Или капитан его просто пренебрегал бдительностью краснофлотцев Амурской военной флотилии.
Но краснофлотцы помнили, и очень упрямо, что выход из Сунгари в Амур запрещен китайским военным судам по мирному договору между СССР и Китаем, что проход китайских коммерческих пароходов в Амур допускается только после их осмотра советской брандвахтой.
Китайские пароходы поддерживали сообщение на линии Харбин-Сахалян (китайский город против Благовещенска), и харбинские власти были достаточно умны, чтобы стараться соблюдать правила, установленные на советско-китайской границе.
Без особых недоразумений советские мониторы прекратили доступ белогвардейской контрабанде — оружию и бандитам — на нашу территорию.
Вот почему, когда часов около десяти душного июльского вечера пароход закрыл все огни и крадучись начал чертить мачтами по небу, вахтенные краснофлотцы просто обиделись:
— Товарищ командир! Да что он, в самом деле, не знает, что на флот у нас комсомольцев берут? Или китайские генералы слепых в матросы принимают? -
В этих словах сигнальщика не было и капли иронии.
Монитор лежал массивным стальным пресспапье на черной клеенке реки, без единой искорки света. Носовая пушка, с полагающимся по закону холостым патроном в каморе, уже втыкалась очень точно концом линии прямой наводки в носовую часть парохода.
И, заглотав пулеметные финики, с трудом сдерживая перхоту в горле, топырились в ночь мушкетоны четырех «шошей».
С верхнего мостика — как всегда перед командой: «открыть прожектор» — шипели по-старушечьи угли дуговой лампы.
— Идет?...
Два бинокля и одна подзорная труба подтвердили:
— Идет!
— Открыть прожектор!
Похоже, что смотришь в бинокль на экран кинематографа. В белом кружке игрушечный корабль: мачта, рубка, вертящиеся колеса. Пароход явно удирал вверх по реке, стремясь укрыться за остров.
— Дать холостой выстрел!
— Есть!. — радостно отозвалась темнота у носового орудия, и оттуда сразу послышалось: — Товсь! Залп! Конусом тревоги врезался грохот орудия в мякоть ночи. Сквозь колбасу прожекторного луча серпантином мелькнули обрывки пыжа холостого патрона.
— Зажег ходовые огни, товарищ командир!
— Вижу, продолжает итти!... Пулеметы: очередь вверх! .
Буйным стрекотом заговорили «шоши». — Продолжает итти!
— Выстрел под корму, боевым! — Есть!...
И, кажется, не успело войти еще в сознание повторное «залп!» от наводчика, не успел секундомер погасить вынутую из расчетной таблицы задолженность расстояния до противника, испуганным быком
заревел гудок на китайском пароходе. Пароход отвернул, идет к брандвахте. Стало жаль, что все волнующее кончилось так быстро.
Теперь пойдут наглые и лживые извинения, препирательства, ссылки на то, что «брандвахты не видели» и «ничего о ней не знали».
Командиру и комиссару монитора, ушедшим вниз пить чай, минут через десять вахтенный начальник прислал доложить, что «китаец становится на якорь», потом «просит разрешения прислать шлюпку», наконец, «просит скорее осмотреть судно». -Что-то больно торопится! — сказал комиссар: — думаю, надо потребовать сюда капитана с бумагами.
Приглашение было передано на пароход. Но капитан не явился. Прибыл его помощник, китаец, будто сотканный целиком из улыбок и поклонов. Привез исправные и чистенькие, как не заполненный вексельный бланк, судовые документы. Визу харбинских властей. Даже паспорт капитана: гражданина Великой Китайской республики-Ван-Ин-Шина.
Ну, до чего же милые, обаятельные бывают люди! Капитан, видите ли, сам болен лежит, очень извиняется, не за себя извиняется, за помощника, того самого, который сейчас лебезит перед комиссаром, за помощника, который, видите ли, «ошибся» фарва¬тером.
— Шибко ти-мы-но! — буквально расплескалась сладким сиянием физиономия китайца.
— Вот этому верю, — сказал командир монитора, — и постараюсь помочь! — Командир поднялся на палубу, сложил ладони рупором, крикнул в упор пароходной рубке «китайца»: — Капитана сюда! немедленно и без разговоров!
Потом вверх, к площадке мачты:
— Товарищи у прожектора! Посветите-ка ему нашим «фонариком»: на темноту жалуется!
Белая полоса света крепко связала в одно целое
монитор и пароход. С монитора видно: люди толпятся на борту парохода (их много), провожают в шлюпку высокого человека. Человек в белом кителе и белой фуражке.
Вахтнач -вежливость на море прежде всего (даже пирата, перед тем как повесить на рее, полагалось встречать караулом и барабанным боем) — встречает гостя: китайского гражданина, капитана Ван-Ин-Шина.
Гость ловко поднимается по трапу, в такт первому шагу на палубе, деликатно приподнимает фуражку (так по уставу царского флота приветствовали андреевский флаг), говорит... очень по-нижегородски, одергивая «о»:
— Виноват, господа! чертовски темно было! Ошиблись фарватером!
И протокол о задержании советским монитором китайского парохода («Никаких претензий! Помилуйте, очень приятно познакомиться, напротив!)» капитан лихо подмахнул: «Иванов Ник., он же Ван-Ин-Шин, гражданин Китайской республики» и... бывший лейтенант царского флота.
С парохода «Тинг-Иен» на следующее утро выгрузили двенадцать ящиков оружия и самолет в разобранном виде. После этого и мы «никаких претензий» к нему не имели.
Прощайте, дорогой товарищ «Ван-Ин-Шин, то есть Иванов Ник.»!
А вот другие «иностранцы».
Господину управляющему Якутской Областью.
Сообщаю вам о том, что на призывы якутского населения и его общественности, которые я начал получать еще с осени прошлого года, я счел своим долгом откликнуться организацией экономической помощи краю, зная, что обеспечение населения необходимым влечет за собой восстановление разрушенного народного хозяйства, вместе с тем восстановление мощи и независимости края.
К счастью, географическое положение края, окраины, прилегающей к морю, обеспеченной независимыми морскими сообщениями благоприятствовало осуществлению моей идеи.
С этой целью прошлой зимой я поехал в Америку и организовал там Американское акционерное общество «Олаф Свенсон и Ко...» Нашим обществом послано к берегам Камчатки и Якутской Области несколько торговых экспедиций, в том числе и по устью реки Колымы, к берегам Охотского моря, на Олу, Охотск и в Аян...
В этом письме упоминаются дальше «делегаты якутской общественности, Гавриил Васильевич Никифоров и С. П. Попов» -известные кулаки-тойоны. Письмо датировано 11 июля 1922 года, моментом начала операций на Охотском побережьи белогвардейской армии Пепеляева. Кто же автор письма?
Иностранец Петр Кушнарев. Миллионер и пароходовладелец, один из главнейших купцов-кровососов царской Якутии.
Письмо хранится в архиве якутского обкома ВКП(б).
В компании господ иностранцев состоял, между прочим, и кровавый палач Охотска, есаул Бочкарев. Банда Яныгина, зверски умертвившая восемь революционеров, членов охотского ревкома, входила в состав отряда Бочкарева.
Так, после небольшой расшифровки некоторых иностранных паспортов, встает в своем остервенелом оскале физиономия белоэмигрантов, хотя и выброшенных за борт Советского Союза, но пытающихся продолжать разбой на нашей земле.
Фирма «Олаф Свенсон и Ко» пыталась еще в 1932 году получить у советского правительства разрешение привезти в устье Колымы товаров на пятьсот тысяч рублей золотом.
В иностранных товарах не оказалось надобности. Обошлись своими, советскими.
Однако «рассказ» немого Иннокентия Слепцова и сегодня еще не потерял своей политической заостренности.