НА ЗИМОВКЕВ первых числах октября началось резкое похолодание.
Спущенные на воду шлюпки обмерзали, бухты затягивались тонким ледком, светлое время для работы длилось не более 5—6 часов. Наступило время подготовки к зимовке.
Прежде всего следовало определить ее место.
Вопрос этот сложен и ответственен, так как неправильное разрешение его может окончиться не только срывом экспедиционных работ, но и гибелью судна, а может быть и людей.
Для зимовки нужно найти хорошо укрытую глубокую бухту, защищенную от всех ветров, замерзание которой происходило бы раньше замерзания моря, т. е. чтобы старый морской лед не забил ее, угрожая целости судна. {1}
{1} При постановке на зимовку необходимо прежде всего постараться, чтобы судно находилось в бухте за линией входных в нее мысов. При таком положении нагон в бухту с моря старою льда особенными неприятностями для судна не грозит. Редакция.Желательно, чтобы вскрытие бухты было достаточно ранее — для использования судном следующей навигации.
Учитывая большой комплекс экспедиционных зимних работ, следовало также, чтобы судно, как основная база, находилось возможно ближе к центру района работ.
Наиболее удобным местом зимовки еще в начале осени нами была признана южная бухта на острове пилота Алексеева. Встав за линию входных мысов этой бухты на глубине 7—8 метров, мы могли не бояться ни сжатия, ни подвижек льда. На этом острове находился весь наш страховой запас, здесь же предполагалось определить астропункт и измерить базис для триангуляции. И, наконец, наиболее трудоемкая работа — промер со льда был симметрично расположен на запад и восток от места зимовки. Все эти предпосылки и решили вопрос о выборе места зимовки.
Несколько трудно было с обеспечением судна пресной водой, так как на острове имелись лишь небольшие болотистые озерки. Набрав перед самой зимовкой полные цистерны воды и использовав в течение зимы снег, мы справились и с этим затруднением.
Только гидрологи и геодезисты имели основания бытьнедовольными местом зимовки, так как район их работ тянулся на север от судна на 80—100 километров.
В первой половине октября судно стало на якорь в бухте с тем, чтобы выйти из нее только через 9 месяцев.
В конце октября бухта окончательно замерзла. К этому времени весь состав зимовки, разбитый на две группы, подготовил в основном судно к зимовке и измерил базис триангуляции.
Октябрь надо считать наиболее удобным месяцем для базисных измерений. Почва уже успевает к этому времени достаточно подмёрзнуть, и штативы с целиками (для базисных измерений) стоят совершенно устойчиво. В то же время температура воздуха бывает еще достаточно высокой и работа протекает эффективно.
Выбрав место для зимовки судна, необходимо правильно поставить его. Когда сильные ветры наметут колоссальные сугробы у наветренного борта, под тяжестью их лед будет сильно осаживаться, увлекая за собой вмерзшее в него судно.
Чтобы частично избежать этого, нужно установить судно носом или кормой к господствующим ветрам.
Все ближние полярные станции единодушно сообщили нам, что господствующими ветрам и в течение зимы являются южные и юго-восточные. Сообразуясь с этим, мы, как только бухта покрылась молодым льдом, подняли якоря, и с помощью мотора судно развернулось носом» на StE. Однако зима показала, что такое положение было не совсем удачным. В силу местных условий (горы острова Таймыр) ветры в нашей бухте имели преимущественное направление из юго-западной четверти компаса.
С момента замерзания бухты и установления сообщения по льду с берегом начались астрономические работы и подробный промер бухты. Тонкий 20—30-сантиметровый лед позволил вести промер без применения ледовых буров, трех-четырех ударов топора было достаточно, чтобы пробить лунку. В четыре дня нам удалось получить около тысячи глубин.
До захода солнца и наступления полярной ночи оставались считанные дни. Весь коллектив был занят подготовкой к встрече зимы.
Палубная команда разоружала судно. Над всей главной палубой от спардечной надстройки до бушприта была сделана из теса крыша, и получилось совершенно закрытое помещение, освещаемое фонарями «летучая мышь».
Теперь по главной палубе можно было спокойно проходить из кубрика в красный уголок, не боясь снежных заносов и ветра. На палубе установили горно и верстак, и всю зиму работы, требующие большого закрытого помещения, производились у нас с достаточными удобствами.
Часть людей собирала на берегу плавник и складывала его в большие приметные кучи; все собачьи упряжки подвозили к судну тес и бревна, выгруженные «Мурманом» на западной стороне острова.
На берегу, в полукилометре от судна, приступили к строительству бани; судовая баня, расположенная в маленькой надстройке на главной палубе, не могла обеспечить нужды всегосостава экспедиции.
Трое матросов-плотников за месяц в условиях полярной ночи и при 25° мороза сделали сруб, настлали двойные полы и поставили крышу; механики установили печь, и строители получили почетное право обновить наш «банно-прачечный комбинат». Баня имела размеры 3 1/2 на 2 метра; окнами в ней служили два круглых иллюминатора. Предбанник в метр шириной был отделен от бани бревенчатой перегородкой.
Одновременно с баней росло строительство собачника на льду. Вначале собачник имел форму амбара (4 на 3 метра), но затем такая постройка оказалась непригодной, так как в хорошую погоду собаки лучше себя чувствовали на открытом воздухе, а во время сильной пурги их приходилось брать на палубу. Собачник настолько сильно заносило во время пурги снегом, что вскоре откапывать его стало невозможным и он потерялся среди снеговой равнины. Целесообразнее строить отдельные легкие будки для двух-трех собак; эти будки можно после каждой пурги переносить в новое место.
Строительные работы требовали большого количества леса, и собачьи упряжки не успевали подвозить его с западной оконечности острова, а с постройками, ввиду наступившей ночи, приходилось торопиться. Пришлось всем коллективом устроить поход за лесом. Такие переброски грузов людьми на расстояние в 8—10 километров практиковались за зиму дватри раза, напоминая скорее оживленные экскурсии, чем тяжелую физическую работу.
С первых же дней зимы в 80 метрах к югу от судна была сооружена метеоплощадка, установили флюгер и английскую будку с термометрами, а несколько позже и будку термографа, Здесь в течение всей зимы (до июля) велись гидрологами, гидрографом и штурманами регулярные метеонаблюдения.
Для наблюдения над колебанием уровня воды решено было установить мареограф. Специального прибора экспедиция не имела, а поэтому выполнение работы целиком зависело от изобретательности гидрографа и механиков. После не долгих исканий основная идея прибора была найдена и осуществлена.
Трос от груза, лежащего на дне, проходил через лед по трубе, наполненной керосином, затем через два блока (на шлюпбалке и мачте) и вентилятор в салон, где вращал блок, тонкая ось которого соединялась с пером самописца. Для последнего был использован барабан барографа. Судно вместе со льдом под влиянием приливов и отливов поднималось или опускалось, и на ленте получалась запись колебания уровня воды, уменьшенная в 10 раз. Прибор этот переконструировался в течение первого месяца десятки раз; усложнялся, упрощался, снова изменялся. Гидрограф так заинтересовал всех членов экспедиции работой этого прибора, что рационализаторские предложения стали поступать ежедневно.
Некоторые переделки надо было сделать также и во внутренних помещениях судна, неприспособленного для зимовки коллектива в 27 человек. Печь из салона перенесли в кубрик, где до этого было только паровое отопление, гидрологический кабинет переделали в каюту.
Все эти работы удалось закончить только в ноябре.
В первых числах ноября весь архипелаг покрылся льдом, и с этого времени начались дальние санные поездки.
***
Первая поездка была предпринята на «Торос», зимовавший от нас в 50—55 километрах.
9 ноября от капитана «Тороса» мы получили радиограмму о внезапной смерти штурмана Шабалина, с просьбой прислать лекпома для вскрытия и установления причины смерти. Однако до 12-го числа выбраться из-за пурги было невозможно.
По окончании пурги установилась теплая погода, термометр показывал 15° ниже нуля, шел снежок, и, хотя видимость была не более 1—2 кабельтовых, я решил, что нужно выезжать на «Торос». Уговорились по радиотелефону, что на одном из островов, на середине расстояния, нас встретят упряжки с «Тороса», на которых лекпом поедет дальше, а наши упряжки вернутся обратно.
Выехали часов в десять утра на двух упряжках, захватив с собой легкую палатку, спальные мешки, на два дня продовольствия и собачьего корма, примус и керосин.
На первой упряжке ехал каюр с грузом, на второй — я с лекпомом.
Ориентируясь только по карманному компасу, несмотря на плохую видимость и быстро наступившую темноту, очень удачно выехали к мысу Приметному. Собаки, мало объезженные, шли шагом. В темноте двинулись дальше. По нашему расчету до места встречи было не более полутора — двух часов езды, однако прошло два и три часа, а остров не появлялся. На выпущенные ракеты никто не ответил.
Полагая, что находимся вблизи «Тороса», мы думали, что либо сбились с верного направления, либо встречающие нас не прибыли.
Устали и люди и собаки. Решили заночевать на льду. Однако между решением и осуществлением оказалась «дистанция огромного размера». Лед был мокрый, и ложиться на него нельзя было, кольев для палатки мы не захватили.
Выход из положения все же нашли быстро. Две составленные нарты образовали пол палатки, два хорея послужили шестами для нее, за два вбитые в лед топора закрепили оттяжки от хореев, а концы палатки прикрепили к нартам.
Жилье оказалось готовым. Поперек нарт мы разложили спальные мешки. Правда, бортики нарт представляли довольно неудобное ложе, но все же, когда начал шуметь примус и в палатке разнесся аромат кофе, стало очень уютно.
Только начали кормить собак, вдруг каюр заметил впереди, примерно в 2—3 километрах огонь. Дали сигнал ракетой один, второй, огонь попрежнему продолжал безмятежно светить, не приближаясь и не удаляясь. Мы решили, что это каюр с «Тороса» на твердой земле ждет нас и жжет костер.
Одно лишь смущало: вместо ожидаемого направления на запад мы видели огонь на северо-западе. Забраться слишком далеко на юг мы не могли, так как к югу от нас был берег.
Учитывая, что приятнее спать на земле, решили сняться лагерем и отправиться на огонь; след нашей лыжницы как раз вел к нему. Снова собаки потянули нарты. Заметив на всякий случай курс, по направлению ветра пошли прямо на огонь; однако не прошло и пяти — десяти минут, как маяк наш погас, а ветер стих, лишив нас последнего ориентира.
Не проехав и получаса, мы пересекли свежую лыжницу от чьих-то нарт, а пройдя по ней несколько сот метров, убедились, что это наш собственный след: потеряв ориентир, мы описали полный круг. Проверив снова направление по компасу, двинулись дальше, но вскоре убедились, что идем уже не на северо-запад, а на север, причем постоянно кружим, сами не замечая этого. Усталые собаки обивались из стороны в сторону, не позволяя выдерживать одно направление, и мы решили заночевать. Вскоре по прежнему образцу была установлена палатка, и, сняв верхние одежды, мы уютно устроились в спальных мешках. Резавшие бока бортики нарт и мокрые носки и брюки не помешали заснуть всем мертвым сном. Проснувшись еще в полной темноте, мы снова отчетливо увидели
на северо-западе огонь, но не успели пробыть в пути и полчаса, как огонь снова погас; стало ясно, что это огни с «Тороса», однако искать его среди неизвестных островов мы не рискнули. Так как мы слишком далеко уклонились к северу от нужного курса, то пришлось свернуть резко к югу. Проехав часа два, наконец увидели нужный нам остров и на нем триангуляционный знак.
Но и здесь нас ждало разочарование: никаких следов пребывания упряжек с «Тороса» не было, только в одном месте
оставался след старой лыжницы. Надеясь на прибытие встречных нарт, мы прождали их часа четыре и двинулись в обратный путь.
При хорошей видимости и ярком лунном освещении вышли к мысу Приметному, миновали остров Моисеева и считали себя уже дома, но небо затянулось тучами, стало совершенно темно, и, боясь угодить снова в пролив, мы начали невольно забирать вправо. Вскоре показался черный куб нашего склада на западной оконечности острова, но видимость оказалась обманчивой. Подъехав ближе, мы обнаружили вместо склада, где нас ждал сытый и спокойный отдых, большой камень.
Пришлось остановиться на вторую ночевку. Мы были на берегу, и поэтому скоро уже ярко горел костер из плавника и сушилась одежда; собаки комфортабельно устраивались, зарывшись в мягкий снег.
Утром, осмотрев место вынужденной ночевки, мы убедились, что попали на остров Таймыр и находимся всего в 5—6 километрах от своего судна.
Не успели выехать на лед, как заметили мчащуюся навстречу упряжку с «Тороса». Оказалось, что каюр с «Тороса», проведя первую ночь на мысе Приметном, отправился на «Норд».
Пересадив лекпома на встречную нарту и отправив его на «Торос», мы через час уже рассказывали в салоне на судне о
своих злоключениях. Так бесславно кончилось наше первое зимнее путешествие. Ряд уроков, извлеченных из него, позволил в дальнейшем — в течение всего года — совершать поездки более уверенно и успешно.
Косой А.И. Год в архипелаге Норденшельда.pdf