Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Абрамович-Блэк С.И. Записки гидрографа. Книга 1.

Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
Глава одиннадцатая

OCR, правка: Леспромхоз

ОЛЕНЬИ РОДЫ

Комаров в расстройстве чувств, после вчерашних амурных приключений, забыл свое обещание присмотреть, чтобы в нарты запрягли только самцов оленей.
В нашем караване оказались две оленихи. Одна из них как раз запряжена в мою кибитку. Состояние ее совсем не было заметно моему неопытному глазу. То ли хорошая погода, то ли небольшой пробег по льду расположили олениху к немедленным родам.
Она мягко опустилась боком на снег и... родила оленчика, темного, как плитка шоколада.
Многозначительно посматривая на людей большими влажными глазами, «оленья мама» языком приводит в порядок новорожденного.
Когда тунгуска хочет взять его на руки, оленчик издает первый свой крик — Мэ!... Мэ! — густым басом.
Его заворачивают в шкуры, привязывают к нарте.

Сама «роженица» уже готова к походу, словно бы ничего и не было. И девочки о ней тоже не заботятся. Вероятно, они сами будут рожать так же, как эта олениха: без криков и особых приготовлений, между прочим и на ходу. Ведь на Севере человек живет не для удовольствия, а лишь для того, чтобы исполнять свои обязанности.

Комаров чувствует себя неловко. Он уже несколько раз пытался оказывать мне мелкие услуги: предлагал спички, когда я закуривал, осматривал моих оленей, пробовал крепость нарты и даже пытался что-то исправить.
Из этих потуг, однако, никак не может возникнуть беседа.
Комарова беспокоит моя неразговорчивость. Он пользуется, наконец, вероятно, самым сильным из арсенала своих культурных возможностей средством: заговаривает о литературе. Подходит ко мне и решительно, глядя в землю, спрашивает: — Послушайте, капитан. Я очень люблю хорошие стишки, например, «Аманасы в шинпанском»...
Разговор все-таки не клеится.

Пред.След.