Нехотя открываю глаза. Тело так хорошо разомлело во сне, что даже мысль о движении физически неприятна. Но меня еще раз окликают.
Поворачиваюсь: в чем дело?
Высокий мужчина в «городском» платье: черный полушубок, валенки с галошами, теплая с меховой отделкой шапка. Две свечи на столе (где мои сожители весь вечер жарятся в шашки) слабо освещают вошедшего.
Вглядываюсь: бритое, квадратное лицо. Губы сжаты, от углов губ вниз к подбородку — щели-складки. Подбородок немного выдается вперед. Не лицо-капкан, изготовленный к действию.
— Вы на Абый едете?
— Угадали, полковник (какой он, к чорту, мне «товарищ»! Пробую отделаться подобием шутки от дальнейших расспросов).
Ага! Капкан пришел в движение. Человек улыбается.
— Мне о вас товарищ Парфенков сказал. Можете со мной ехать.-
Последние слова человек говорит покровительственным тоном. Надо сразу дать по носу.
— А не можете ли вы, генерал, позволить мне спокойно спать? — говорю и поворачиваюсь опять к стене.
Это действует.
— Товарищ капитан! Я ведь к вам с просьбой. Я — Комаров, инженер из Главрыблесметпрома. Мне такие
попутчики навязались, что прямо хоть беги. До Верхоянска с ними намучился.
Голос явно не соответствует нахальному выражению лица. Но Парфенков зря советовать не бу¬дет. Он уже говорил мне об этом Комарове. Приглашаю садиться. Делаю вид, что готов слушать. Он не заставляет ждать.
— Мне уже два дня как обещал нассовет подводы. Придется ехать на перекладных, по дворкам. Весна, знаете, почта совсем выдохлась. Едемте вместе! Ручаюсь: хорошо ехать будем, я с ними разговаривать умею. Заставлю только самков запрягать...
— Каких самков? — вынужден я переспросить: — ведь на оленях же поедем?
— Ну да, на оленях... Только на быках. Потому сейчас весна и много беременных, то есть олених.
Комаров оглянулся на шашечников, понизил голос:
— А уж мне от Якутска такие акуратисты попались спутники, ну, прямо хоть плачь. В отдел на них сообщить надо. Они все время с фамильным едут. У них цельный фабричный чемодан битком набит. А мне фик. Я этому Апельсину говорю: «Поровну надо делить, на трех получал». А он мне пайком тычет. «Паек получил, говорит, и ладно». А они едут себе, как одна возлюбленная пара, и с ними фамильный. Я свои четыре сотки ухлопал на Милкина — это здешний зав кооперации, чтобы мануфактурки взять, а теперь мне и крыть нечем. Я фамильного им так не забуду. У меня в якутской конторе Телегин-своя рука и к тому же замначальника Главрыблесметпрома. Я ему уже напи¬сал. Вот только надежного человека нет, с кем отправить. А на почту сдашь — будьте верочкой, не дойдет... «онное» количество писем пропадает каждый год... Я на счет фамильного, может, за свой счет молнию отстукаю...
Комаров все больше нервничает; капканьи челюсти резко двигаются, будто хватают каких-то врагов за ноги, горло перервать стараются...
— Подождите полковник (похоже, что нравится ему это прозвище), да что это за фамильный такой: кто он?
— Как кто? — вскидывается Комаров: — чай фамильный, вот кто...
— Чай? какой же это чай? — переспрашиваю и даже сажусь на койке от удивления.
— Ну, который в бумажке... четверками... да, ведь вы из центра! — Мой собеседник расслабил пружины лица: — Развесной чай, байховый, одним словом — фамильный. Так он здесь называется. Его очень трудно достать даже в якутском городе... И они все себе целиком забрали. Да вы знаете, кто с ним, с Апельсином едет, второй? Это шахтер бывший. Его из тюрьмы взял Телегин, по знакомству, как большого инженера по углю. На колымские разработки Главрыблесметпрома. А только этот шахтер допрежь того два года за решеткой высидел: был завом кооператива на Алдане, тысяч на тридцать растрату сделал. И товар нашли у него на квартире, в подпольи. Только и знает, что спирт пить да рассказы рассказывать на выгрузскую, неприличную то есть, тему...
Вынужден перебить:
— Подождите, а кто такой Апельсин?
— Как, вы Апельсина не знаете?! Да ведь о нем даже в газетке писали. Апельсин — это специалист по картошке. Наш Главрыблесметпром хочет посеять картошку в Колымске. Вот и отправили туда специалиста и с ним пять пудов семенной картошки. Особую кибитку с печкой для картошки построили. Она четыреста рублей, кибитка эта, Главрыблесметпрому стала. Однако Апельсин еще до Верхоянска половину картошки слопал. Ему спирт от конторы даден для ускорения продвижения, чтобы, значит, ямщиков сдабривать. Так он сидит в кибитке, печку топит, мясо с картошкой жарит и пьет всю дорогу. А когда надо было
фамильный получать, ни одной сотки на общее дело не дал. Меня одного обштопали. Акуратисты! — негодует Комаров. — И по всем кооперативам, как ехали, все пайки получали. И они двое, — Апельсин конторой у нас за бригадира назначен, — они себе все лучшее забирают.
Перебиваю опять:
— Разве вам на дорогу продовольствия не дали?
— Как не дали? Ясно, что дали! — Комаров возмущен вопросом. — Но ведь мануфактуры, скажем, или сахара, или масла, разве получишь в городе, сколько тебе хочется? Вот только когда едешь в командировку, так по наслегам, где кооперация, бери хоть «онное» количество. Якуты-приказчики — дураки. Им какую хошь бумажку показывай — верят! Я уже две посылки отсюда наладил домой жене, в Якутск. И одну Телегину. А эти сволочи пять посылок каждый соорудили! Работают люди. Так очень прошу вас, капитан, едемте вместе! Завтра обязательно дать оленей нассовет обещал. Я за вами утром и заеду.
— Ладно, полковник, заезжайте, — сказал, собственно говоря, только чтобы отвязаться. Иметь снова попутчиком рвача, второго Калачикова, только более наглого, совсем не улыбалось.
Комаров ушел.
Закурил, задумался. Ехать-то ведь надо. Почта больше пассажиров не берет. Дорога окончательно портится. А мне надо торопиться проскочить в Колыму. Этот «инженер» Комаров ничем, очевидно, не лучше, чем его бригадир Апельсин, чем третий сотрудник Главрыблесметрома — «угольный инженер» тюремной выучки. И не все ли равно, с каким «фруктом» ехать?
В правильности своего решения убедился, когда пришедший из кухни Савва Петрович неожиданно сообщил, что он уже приготовил мне на дорогу «бомбы» и пельмени.
— Какие еще бомбы? И почему ты, дорогой Савватий Петрович, думаешь, что я поеду завтра?
— А как же? раз подводы есть, надо ехать! Весна, нельзя ждать. Олень сухой.
— Ну, ладно. Гонишь, так уеду. А что за бомбы, Саввушка? Не взорвутся часом?
Савва довольно посмеивается. Сходил на кухню, принес круглый, действительно похожий на бомбу, мерзлый катыш мяса.
Мелко нарубленные куски мяса, смешанные с очищенной картошкой, посоленные и наперченные. Мясо и картошка предварительно оттаиваются, разрезаются на куски, смешиваются и снова замораживаются: таков способ приготовления этого своеобразного консерва. Опустил такую «бомбу» в кипяток, и через полчаса готова похлебка. Очень удобно.
