Полярная Почта

Дорога идет лесом сквозь залы совершенно необычайного музея скульптур. Сучья деревьев служат кронштейнами. На них, оплывшим сахаром, — снеговые изваяния.
Драконы и морские коньки, умирающие чудовища и пляшущие кошмары опиекурилыцика.
Обильны снегопады, и недвижим зимний воздух в центральной Якутии. Ветров почти нет. Толщина слоя снега на каждом сучке зависит только от прочности дерева.
Сколько выдержит, столько и вылежит: всю зиму, до весны, когда солнце начнет обсасывать этот скульптурный материал. Таяние идет очень медленно. Там, где глыбу снега пронизали ветви, попали листья или хвоя, тает скорее и неровно: разная теплоемкость объектов нагрева.
Так получается скульптура.

Несомненно в этих лесах и зародились сказочные небылицы шаманского ритуала. Да и как не верить, что леса населены духами, если их изображения — самые кошмарные из мутных образов тяжелого сна в отравленной жаром и дымом землянке — вот, совсем рядом, вплотную, наяву.

Дорога, как говорят моряки, «обставлена», вместо баканов и вех, зарубками на деревьях. Случается, что где-либо на опушке, откуда бежит ответвление к одинокому хутору, стоит коричневая узкая, словно с татарского кладбища, плита.
Тоже веха, поворотная. Материал для вехи — замерзшая навозная жижа. Зимами навоз из хлева вырубают, выбрасывают в лес. Если используют, то вот только так, эпизодически. Севернее Усть-Алдана хлебопашества нет. История гражданской войны в Якутии знает еще один случай использования навозных плоских глыб.
Партизаны «бронировали» ими нарты, строили из таких «балбах» (специальное якутское наименование плиты замерзшего навоза) брустверы укреплений.
Катимся вниз. Уже пятый час в пути. Пора и к станции. Поворот. Над плоской крышей деревянного сруба роятся золотые пчелы, искры комелька. Приехали.