Недалеко то время, когда морской пароход
будет отправляться по Северному океану
к устью Лены и далее- в Японию и Китай.
М. К. Сидоров
Освоение трассы Северного морского пути, проложенной по морям Лаптевых и Восточно-Сибирскому, — одно из самых героических дел советского народа. В нем участвовали люди многих специальностей. Свидетельством тому, например, таймырские названия:
реки Географа, Геологов, Гидрографов, Метеорологов, Радистов, Топографов, озеро Картографов...5 августа 1932 года пятнадцать первых постоянных жителей бухты Тикси разных специальностей доставил пароход «Лена». Им предстояло построить полярную станцию. Руководил коллективом сорокатрехлетний Евгений Николаевич Фрейберг, моряк, геолог, гидролог, окончивший Лесную академию, Морской корпус, Высшие геологические курсы. В годы гражданской войны он громил беляков в Волжско-Камской военной флотилии, командовал отрядом кораблей на Байкале. В 1920-м отряд солдат и матросов во главе с Фрейбергом устанавливал Советскую власть на Охотском побережье, для чего пересек всю Якутию из Иркутска до Аяна. Потом он служил старшим флаг-секретарем командующего Амурской флотилии, был первым советским начальником Командор, картографировал Новую Землю.
27 августа в бухту Тикси с запада пришел ледокольный пароход «А. Сибиряков», который своим первым сквозным рейсом в одну навигацию по СМП ознаменовал начало героического наступления на просторы Арктики. Участники экспедиции оказали большую помощь в строительстве полярной станции. Испытаний же на долю первых зимовщиков, как и следовало ожидать, выпало немало. Только переехали в построенные дома, как пришло известие о том, что на мысе Буор-Хая потерпел аварию шедший на Яну пароход «Эстафета».
Речной экипаж «Лены» никогда не плавал в штормовом море. Богатырева уже не было на судне. Пришлось Фрейбергу возглавить новый экипаж, составленный из зимовщиков его полярной станции. И хотя спасатели сами скоро оказались в роли потерпевших — штормом «Лену» тоже выбросило на мыс Буор-Хая, экипажи удалось без потерь собрать на берегу. Вскоре бот «Пионер» доставил их в бухту Тикси, а на следующий год сняли и «Лену».
Зимовщики не теряли времени даром и зимой «Было решено, — вспоминает Фрейберг, — прежде всего нанести на карту наиболее приметные вершины, окружающие бухту Тикси. Как-то переезжая на собаках реку покрытую тонким молодым льдом, мы не смогли заставить передового пса обогнуть одно подозрительное место где над незамерзшей водой клубился пар. Нарта провалилась, и мы оказались в ледяной воде. Хорошо что незадолго до этого мы скинули тяжелые полушубки и винтовки. Когда пробовали взобраться на тонкий лед он ломался, и нам пришлось пробивать дорогу во льду до самого берега. Дорога получилась как от ледокола Юра, на которую мы направлялись и на вершине которой, производили потом, триангуляционные наблюдения, получила название «Гора Одиннадцати Утопленников». Название непонятное, но впол. не обоснованное. Нас было 11 душ — девять собак и два человека, и только по счастливой случайности мы не утонули»*. Теперь это место называется
горой Фрейберга».
* Фрейберг Е. З. Создание полярной станции бухты Тикси. «Летопись Севера», т. 5. М., 1971, с. 138.Съемочными работами руководил геодезист Георгий Анастасьевич Войцеховский. К съемкам он приступил еще годом раньше, работая в Нижне-Ленской экспедиции. Результатом его деятельности стала первая подробная карта Булунского района. За свою короткую жизнь — Войцеховский умер во время ленинградской блокады — Георгий Анастасьевич создал массу арктических карт, в том числе и выполнил первые съемки семи островов, открытых в 1930 году в центральной части Карского моря экспедицией на ледокольном пароходе «Г. Седов». Его памятью на острове Большевик Северной Земли остался громадный
ледник Войцеховского.
Фрейберг и Войцеховский зимовали с женами, а первый и с детьми — семилетним Евгением и четырехлетней Аяной. Вторую дочь, родившуюся уже при возвращении в Якутске, Фрейберги назвали Тикси... Мы часто перезваниваемся с научным сотрудником Ботанического института Тикси Евгеньевной Фрейберг. Родителей уже нет в живых. Евгений Николаевич умер совсем недавно, всего два месяца не дожив до девяноста двух. Командир взвода «катюш» старший лейтенант Евгений Евгеньевич Фрейберг героически погиб 12 января 1945 года под Клайпедой. Старшая сестра живет и работает в Калининграде. Такова судьба «первых детей Арктики», как назвал младших Фрейбергов О. Ю. Шмидт в том далеком 1932-ом...
В устье Колымы есть- небольшой
остров ГУСМП.
«Низок и пересечен множеством мелководных проток» - сообщает о нем лоция. Когда-то здесь располагался большой поселок Михалкино, будоражили тундру гудки пароходов. Теперь все переместилось в другое, более удобное место. Я разговариваю с человеком, предложившим это название, А. И. Косым, который, как мы уже говорили, немало сделал и для карты Восточного Таймыра.
— В 1934 году мы, работники первой зимовочной экспедиции Полярной гидрографии, — рассказывает он, - хотели этим названием отметить важную роль в освоении Арктики созданного после успешного похода «А. Сибирякова» Главного управления Северного морского пути. Если полностью расшифровать его, так оно ни на какую карту не поместилось бы...
К этому времени полярный главк в Якутии набрал силу. В районе Нордвика Горно-геологическое управление ГУСМП развернуло большие нефтеизыскательские и строительные работы. В его ведение были переданы рудники Сангар-Хаинского и Кангаласского угольных месторождений. Начали работу ленские верфи Главсевморпути — Качугская и Пеледуйская. Суда двух Ленских экспедиций доставили с запада 12700 тонн грузов. Начал расти новый порт Тикси, где к 1935 году жило и работало более 250 человек. Из Владивостока на Колыму ежегодно отправлялись уже не одиночные суда, а целые караваны. На реке было положено начало Колымскому речному пароходству.
«Работа Главсевморпути, приходящего на север с задачей индустриализации, несомненно, в корне меняет экономику отсталых северных районов, — писал начальник Первой Ленской экспедиции Б. В. Лавров. — Это означает и изменение патриархального экономического уклада местного населения... Большое значение имеют бассейны рек Лены, Яны, Индигирки и Колымы. Эта территория занята населением Якутской республики. Для такой огромной территории это население очень незначительно. Все же Главсевморпуть может найти большое количество работников, вполне освоившихся с условиями севера. Поэтому вопрос о привлечении якутского населения к нашей работе должен быть поставлен весьма твердо. Необходимо поднять быстрейшими темпами культурный уровень населения-заняться подготонкой не только грамотных работников, но и будущих руководителей и специалистов» *.
* Лавров Б. В. Деятельность трестов Главсевморпути. В кн. «За освоение Арктики», Главсевморпути, 1935, с. 191, 200-201.Начальник Первой Ленской транспортной экспедиции Борис Васильевич Лавров до создания Главсевморпути долгое время руководил его предтечей Комсеверопутем — как сокращенно называли Северо-Сибирское акционерное общество промышленности и торговли. Профессиональный революционер, опытный работник Наркомвнешторга, человек деятельный и решительный, он быстро стал большим патриотом освоения Крайнего Севера. Когда на обратном пути из Тикси морские суда Первой Ленской вынуждены были встать на зимовку у островов Самуила (в 1935 году они в честь 10-летнего юбилея газеты «Комсомольская правда» по ходатайству сотрудников организованной здесь полярной станции были переименованы постановлением ЦИК СССР в
острова Комсомольской Правды), Б. В. Лавров развернул большие исследовательские работы на Таймыре. Съемку ближайших островов, а затем материкового побережья во время 500-километрового маршрута вокруг
полуострова Челюскина на двух вездеходах НАТИ выполнили начальник Нордвикской геологической экспедиции З. З. Урванцев и его помощник геодезист Анатолий Васильевич Теологов.
Именем последнего назван
мыс Теологова — северная оконечность острова Самуила. Один из соседних островов получил имя одного из зимовавших пароходов —
остров Володарский. Другой,
островок Могильный, так как здесь в ноябре 1933 года похоронены разбившийся об лед при падении с трапа машинист «Володарского» Пустошный, а весной 1934 года — кочегар Елисеев.
Сам Б. В. Лавров на самолете летчика М. Я. Линделя облетел все восточное побережье Таймыра. Там, где 26 мая 1934 года они совершили вынужденную посадку, теперь на картах показываются
бухта Лаврова и лагуна Линделя. Но та посадка была кратковременной. Хуже пришлось 12 июля, когда у берегов Северной Земли на самолете взорвался цилиндр. Машину пришлось бросить у мыса Кржижановского и десять дней, утопая в намокшем от таяния снегу, добираться до ближайшей полярной станции на острове Домашнем.
Вскоре Лаврова назначили начальником Управления по развитию хозяйства и культуры народов Севера, а в 1936 году он возглавил большой трест «Нордвик-строй», созданный по его инициативе для разведки и эксплуатации многочисленных полезных ископаемых в устье реки Хатанги. Мечты Лаврова «превратить пустынный Север в такое место, где социалистическое строительство будет давать такую же радость в жизни, как во всем нашем Союзе», сбылись.
Несколько слов о спутнике Лаврова в его полетах над западной частью моря Лаптевых летчике Мауно Яновиче Линделе. Его биография очень напоминает биографию другого воздушного первопроходца Якутии Отто Артуровича Кальвица (его имя носит на Новой Земле залив, предполагавшееся переименование острова Большой Ляховский в остров Кальвица не состоялось). Оба — финские коммунисты, за участие в гражданской войне награждены орденами Красного Знамени. Оба начинали летать в Якутии — Кальвица в конце июля 1929 года совершил первый полет на остров Врангеля, затем перелет из бухты Лаврентия вдоль побережья до Тикси и дальше до Булуна. Линдель в бухте Тикси побывал через четыре года, а в 1935 году вместе с Героем Советского Союза М. В. Водопьяновым совершил перелет Москва-Хабаровск-Анадырь-мыс Шмидта. Оба погибли в Арктике: Кальвица — 7 марта 1930 года под Сангаром, Линдель — в 1937 году в Дудинке.
На Восточном Таймыре находится и
бухта Асямова, названная в честь другого полярного летчика Сергея Александровича Асямова. Он, как и Кальвица, тоже был первооткрывателем линии Иркутск-Якутск. В 1937 году он вывез в Тикси с зимовавшего во льдах западной части моря Лаптевых каравана транспортных судов 80 человек. В предвоенные годы он регулярно участвовал в ледовых авиаразведках в Восточном секторе Арктики. В навигацию 1939 года, например, он непосредственно с воздуха провел пароход «Революционер», где капитаном был Ф. Д. Панфилов, с востока в порт Певек.
Однако, главное место в летной биографии Асямова занимали грузовые и пассажирские перевозки в Якутии. 14 июня 1940 года «Дуглас Н-205» под его командованием вылетел из Чокурдаха на Индигирке в Якутск.
Акватория гидроаэропорта Сангар-Хая, где самолет должен был заправиться, оказалась занятой баржами. Пришлось лететь без посадки. Но ввиду усилившегося встречного ветра не хватило светлого времени. Пришлось садиться в темноте на зеркальную поверхность, ориентируясь по далеким, почти невидимым берегам. Хотя при этом самолет получил небольшие повреждения, но благодаря высокому искусству пилота груз и семь пассажиров были спасены.
Мирный труд прервала Великая Отечественная война. Асямов служил в 25-м гвардейском полку авиации дальнего действия. В недавно изданной монографии Д. Д. Петрова «Якутия в годы Великой Отечественной войны» сказано: «С. А. Асямов погиб 22 апреля (по уточненным данным — 30 апреля — С. П.) 1942 года при авиационной катастрофе... За личное мужество и героизм, проявленные при выполнении боевых заданий командования, ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Это был первый воин из Якутии, получивший высокое звание героя» (с. 89). Только недавно из воспоминаний полярного летчика Э. Пусэпа стали известны подробности гибели Асямова.
Асямов возглавлял экипаж самолета, которому был поручен полет из Москвы в Англию с дипломатической миссией. По просьбе советского посла Майского Асямов 30 апреля 1942 года вылетел на английском десятиместном «Фламинго» из Лондона в Шотландию, чтобы показать британским специалистам свою тяжелую машину, приземлившуюся там. Во время этого полета «Фламинго» погиб над Средней Англией со всеми находившимися на борту. Советско-английская комиссия под председательством адмирала З. М. Харламова установила: «... Что во время полета выбило один из цилиндров двигателя. Он сбил хвостовые рули, самолет перевернулся и начал падать фюзеляжем, вверх. Пилот ничего не мог поделать с вышедшей из повиновения машиной, и она врезалась в землю» *.
* Харламов Н. М. Трудная миссия. М., 1983, с. 102.
Неподалеку от бухты Асямова на Таймыре недавно появилась и
бухта Черевичного. Нам, пришедшим в Арктику в начале 50-ых, этот человек представлялся этаким монументальным героем, все знающим и умеющим, никогда не ошибавшимся. В Тикси о нем рассказывали легенды. После я узнал, что в жизни этого смелого человека было все, в том числе и ошибки, и просчеты. В 1937 году из-за небрежности экипажа в Тикси сгорел его самолет. На следующий год не получился полет на папанинскую льдину. Однако в большинстве своем все-таки это была героическая жизнь. В небе Якутии он появился в 1935-м, когда начал летать под руководством пионера Ленской трассы В. Л. Галышева. Потом он открывал на гидросамолете путь из Якутска на Колыму. В 1941 году он совершил несколько выдающихся полетов к полюсу Относительной недоступности, давших первые сведения об этом районе. Широко известны полеты Героя Советского Союза Ивана Ивановича Черевичного в Центральной Арктике, высадка дрейфующих станций СП-3 и СП-4, первые советские полеты в Антарктиде.
Много имен советских, партийных, военных деятелей, ученых помещено на карте Северной Земли. Ее топонимия носит почти исключительно советский мемориальный характер. В том нет ничего странного, ибо изучалась и осваивалась она исключительно в советское время. На Восточном Таймыре — тоже целый сонм имен ученых. Только объекты эти несоизмеримо более мелкие. Обычно это небольшие
речки Анучина, Борзова, Григорьева, Воейкова, горы Карпинского и Ферсмана. Все они в разное время и по-разному способствовали изучению арктических просторов нашей страны. На восточном побережье Хатангского залива, вблизи границы Красноярского края и Якутской АССР, совсем недавно появилось новое название
мыс Романова. Он назван в честь биолога-промысловика Александра Андреевича Романова, вся научная деятельность которого посвещена исследованию северо-западной части Якутии.
В междуречье Лены и Хатанги Романов впервые побывал в составе экспедиции Якутской комиссии Академии наук в 1926 году. Громадный по площади, полный потенциальных богатств край захватил и увлек молодого ученого. В 1933-1935 годах он возглавил специальную экспедицию Всесоюзного Арктического института, направившуюся в этот район. Пешком, на лодке, на оленьих и собачьих упряжках было пройдено свыше девяти тысяч километров, обследована Лено-Хатангская тундра и тайга общей площадью свыше 350 тысяч квадратных километров. Объем выполненных исследований настолько велик, что его, по определению специалистов, с лихвой хватило бы на несколько экспедиций.
Большую помощь Романову оказывало местное население. Он опросил всех взрослых мужчин и значительно дополнил те уникальные сведения, которые были собраны экспедицией по распространению животных, технике и организации охотничьих промыслов, по растительности тайги и тундры, по геологии, геоморфологии, картографии, этнографии, экономике, социологии.
Не все материалы ученый успел обработать, но и имеющиеся трудно переоценить. Была издана монография Романова «Пушные звери Лено-Хатангского края и их промысел», «Промыслово-биологическая карта Лено-Хатангского края». Ученый совет Института Полярного земледелия признал работу Романова достойной присуждения докторской степени. Обширные экономические исследования пятнадцати наслегов и кочевых Советов Булунского, Анабарского и Хатангского районов, выводы и предложения по улучшению хозяйства края Романов довел до сведения Якутского правительства.
Картографическая деятельность Александра Андреевича занимает особое место в его научном творчестве. За один сезон с байдарки методом морской описи он впервые снял среднее течение реки Попигай, протяженностью свыше 200 километров, в 1932 году составил подробную гипсометрическую карту Лено-Хатангского района. Научная деятельность А. А. Романова прервалась в самый ее разгар. Он умер в осажденном Ленинграде 5 мая 1942 года в возрасте сорока лет и похоронен в одной из братских могил Пискаревского мемориального кладбища.
Всего несколько лет назад Совет Министров Якутской АССР утвердил предложение полярных картографов о присвоении безымянному выступу на западе полуострова Нордвик названия
мыс Болотникова. Об этом человеке мне писать легко и трудно. Легко потому, что еще свежи встречи с ним, трудно потому, что нужно впечатления от многолетнего знакомства вместить в считанные строки. А человеком он был интересным, увлеченным и очень разносторонним. Почти сорок лет Никита Яковлевич Болотников отдал исследованию биографии Н. А. Бегичева. Издав три книги о нем, Болотников развеял многочисленные домыслы и небылицы о «железном боцмане», оставил нам достоверный образ самобытного исследователя Севера. Пять книг американского прогрессивного писателя и художника Рокуэлла Кента вышли у нас под редакцией Болотникова. Он прокомментировал и издал на русском языке книги исследователей Антарктиды Роберта Скотта, Эрнеста Шеклтона, Карстена Борхгревинка. Он заново открыл для нас биографии русских участников экспедиции Скотта конюха Антона Омельченко и каюра Дмитрия Гирева. По собственным воспоминаниям и дневникам первопроходца Северной Земли Сергея Прокопьевича Журавлева (
река Журавлева впадает в Хатангский залив) он написал документальную повесть о нем. Он писал о матросе Железникове, лейтенантах Лаптевых, экспедиции В. А. Русанова, Б. В. Лаврове, с которым зимовал у острова Самуила. Эта была первая зимовка двадцативосьмилетнего бурового мастера Никиты Болотникова. Тогда Теологов по его просьбе назвал
мыс НАТИ — вроде бы в честь Научного автотракторного института, вездеходы конструкции которого имелись на зимовке. Но они-то знали, что при этом имелись в виду и дочери Болотникова двойняшки Наталья и Татьяна.
В 1936 году Болотников снова отправляется в Арктику в качестве начальника рейса дальневосточного парохода «Смоленск», доставившего грузы и пассажиров в Нордвик. Тяжелой оказалась эта зимовка. Осенью 1937 года ледокол «Красин» доставил пятьсот человек с затертого во льдах моря Лаптевых каравана судов. Помимо обязанностей начальника зимовки Болотникову приходилось быть бухгалтером, буровым мастером, а летом даже расконсервировать с радистом В. Ахтиновым полярную станцию на острове Преображения. Великая Отечественная война застала Никиту Яковлевича в Москве, в Главсевморпути, где он собирал материалы по истории освоения Арктики. В числе первых москвичей он вступил в народное ополчение. Рядовым стройбата воевал в Карелии, на Курской дуге был принят в партию, корреспондентом боевого отдела армейской газеты прошел фронтовыми дорогами от Воронежа до Праги, награжден тремя орденами и многими медалями, удостоен воинского звания майор.
После войны он отдался журналистской деятельности. Спецкором «Литературной газеты», которую тогда редактировал К. М. Симонов, дважды пересек Атлантику, побывал в Америке, Африке, на Азорских островах. Но сохранил любовь и верность Арктике. Даже после выхода на пенсию в 1965 году он оставался составителем сборника «На суше и на море», членом редколлегии «Летописи Севера», создал альманах «Полярный круг». До последнего дня он был полон творческих замыслов, мечтал подготовить сборник, как он писал: «о сержантах географической науки» — людях простых, порой неграмотных, но активно помогавших исследователям, — таких, как чукча Н. Дауркин, матросы с толлевской «Зари». И еще он написал роман «Поле надежды». Мне доводилось читать рукопись этого объемного произведения. Оно поражало обилием реальных персонажей и событий на Русском Севере в первой четверти нашего века. В нем была ширь и мощь русского характера, его способность к подвигу, к самопожертвованию. Скоропостижная смерть Болотникова 26 октября 1977 года не позволила ему завершить эту задумку.
Подходы с моря к Хатангскому заливу изобилуют банками. Обычно они носят имена судов, открывавших в разное время их своими бортами. Таковыми являются
банки Русанов, где в 1934 году сидел ледокольный пароход «В. Русанов»,
банки Беломорканал и Дежнев, где в 1945-ом и 1947-ом сидели пароход «Беломорканал» и ледокольный пароход «С. Дежнев». Теперь к ним добавилась
банка Болотникова, так несколько необычно, нетрадиционно почтили гидрографы память полярного журналиста и писателя.
Важнейшее значение в покорении Северного морского пути имели и имеют полярные станции. Все они традиционно, начиная с первой русской полярной станции Остров Сагастыр, носят названия по географическим пунктам — мысам, островам, заливам, где они находятся. Но не раз бывало и наоборот, когда имена их создателей становились названиями географических объектов. К примеру,
мыс Георгиевского неподалеку от полярной станции Мыс Челюскина носит имя первого ее начальника в 1933-1934 годах врача Б. Д. Георгиевского. Имя принявшего от него станцию
И. Д. Папанина носит
мыс в бухте Мод. Причем поводом для названия послужила построенная Иваном Дмитриевичем на этом мысу избушка, которой пользовались последующие смены. Имена создателей полярной станции Мыс Оловянный Э. Т. Кренкеля и Б. А. Кремера теперь носят на побережье моря Лаптевых на Северной Земле
залив Кренкеля и мыс Кремера.
Река Соколова на острове Котельном напоминает нам о первом начальнике полярной станции на этом острове Владимире Ивановиче Соколове. После окончания Ленинградского университета он геоморфологом участвовал в Нижне-Ленской экспедиции. На следующий год ему Якутским гидрометеорологическим институтом было поручено организовать полярную станцию на острове Котельном. В 1932 году «А. Сибиряков» перебросил из Тикси на полярную станцию на мысе Шалаурова 7 тонн грузов для нее. Весной следующего года В. И. Соколов с помощью метеоролога Н. П. Дудкина и четырех каюров часть снаряжения переправил на остров Котельный.
Место, намеченное для станции, было голым и пустынным. Даже промышленники забредали сюда редко. Гидрометеорологические наблюдения начали сразу же, лишь после этого стали собирать плавник для строительства. За лето кое-как срубили небольшой домик, баню, произвели съемку окрестностей. Однако многого не хватало, а в апреле 1934-го съели последний сухарь, и пришлось на собаках выехать на материк.
Через полтора года Соколов с восьмью человеками вернулся на станцию. Правда, шхуна «Ленсовет» опять не смогла доставить половину имущества станции, теперь же зимовщиков на Котельном ждала не только ледяная пустыня, но и построенные ранее строения. Строить в тот год пришлось много: четыре дома, склад, хлев, погреб, две 25-метровые мачты. Владимир Иванович был замечательный человек. Исключительная энергия и деловитость в нем сочетались с природной мягкостью и тактом в отношении к окружающим. На станции у Соколова всегда царила творческая и доброжелательная атмосфера. Он умел зажечь людей мечтой, поднять на преодоление трудностей. На станции принято было жить с прицелом на будущее. Но случалось всякое.
Так, в 1936 году станция осталась без радиосвязи. По вине неквалифицированного радиста аккумуляторы залили соляной кислотой вместо серной, а последнюю вообще не завезли. Соколов на собаках бросился за 600 километров на ближайшую станцию за помощью. Но тут обнаружилась профессиональная непригодность механика. Владимир Иванович снова на четырех собаках отправился за помощью. Однако резервный радиопередатчик на полярной станции Мыс Кигилях оказался неисправным. Радиосвязь удалось восстановить лишь осенью, когда капитан шхуны «Темп» В. К. Жуков уступил свою судовую рацию и оставил на станции судового радиста А. П. Бабича.
Большая дружба связывала Соколова с местными промышленниками-якутами. Он очень уважал, как пишет, «тяжелую, часто связанную с риском, самоотверженную работу промышленников. Поэтому их встречали всегда с радостью, они были на зимовке желанными гостями... Они многому у нас учились, многое перенимали. Вскоре якутские урасы с земляным полом и наклонными стенами стали заменяться рублеными избами.
по типу зданий станции. В станах появились табуреты, хорошие столы. На южном берегу Котельного промышленники выстроили баню» *.
* Соколов В. Три года на острове Котельном М., 1939, с. 31, 32.Намечавшаяся на лето 1937 года смена личного состава не состоялась, так как ехавшие на смену люди оказались в дрейфе на ледокольных пароходах «Садко», «Г. Седов» и «Малыгин». Соколов остался на станции с радистом Бабичем, механиком Беном и каюром Гороховым, остальные выехали на материк. Хотя Соколова заверили, что его станция при вывозе людей с дрейфующего каравана будет вспомогательной, он, привыкший жить с запасом прочности, все-таки исподволь начал подготовку к приему самолетов. И оказался прав.
Когда неожиданно поступило указание выпечь тонну хлеба, у Соколова уже был значительный запас. Не застала его врасплох и неожиданная команда принять самолеты с людьми. В отдельные дни население станции вырастало до 150 человек. И всем находилось место, всех кормили горячим обедом. С помощью тройных нар использовали всю кубатуру имеющихся помещений. Пищу готовили на всем, что можно было использовать, в ход пошла даже фотолабораторная посуда. Покидая станцию, полярные летчики Алексеев, Головин и Орлов выразили «глубокую признательность за казавшийся невозможным прием и размещение». В своем приветствии летчики писали: «Мы видим в вас подлинных борцов за освоение Советского Севера, скромно, без шумихи делающих великое дело».
Летом 1938 года Соколов, не дождавшись смены, отпустил товарищей по зимовке на материк. Он приготовился к четвертой зимовке, когда прибыла смена, и ему удалось выехать на пароходе «Моссовет». В последующем В. И. Соколов несколько лет возглавлял отдел морской гидрологии Арктического научно-исследовательского института. В 1940 году его наградили орденом Трудового Красного Знамени и значком «Почетному полярнику». Несмотря на сильную близорукость и освобождение от военной службы, он с присущей ему настойчивостью добился в первые же дни Великой Отечественной войны отправки на фронт и погиб осенью 1941 года при защите Петродворца на ближайших подступах к Ленинграду.
В смену В. И. Соколова на Котельном появилось новое название
залив Стахановцев Арктики. Поименно все они перечислены в приказе по Главсевморпути № 236, который начинался словами: «За отличные образцы стахановской работы, за образцовую постановку хозяйства в 1938 году на полярной станции острова Котельный, что выдвинуло эту станцию на одно из первых мест среди других, награждены значком «Почетному полярнику» следующие работники полярной станции острова Котельный:
1. Соколов Владимир Иванович — начальник полярной станции;
2. Бабич Александр Павлович — ст. радиотехник;
3. Бем Борис Евгеньевич — ст. механик;
4. Авгевич Витольд Иванович — геодезист;
5. Дудкин Николай Павлович — метеоролог;
6. Селезнев Григорий Семенович — плотник» *.
* «Советская Арктика», 1939, № 4, с. 111.В приказе не назван помощник В. И. Авгевича по съемке острова Котельного каюр-якут З. З. Горохов — тогда этот значок считался ведомственной наградой и им награждались лишь работники Главсевморпути. Они выполнили 475 километров съемки побережья. Спешивший для поступления в Московский институт инженеров геодезии, аэросъемки и картографии Авгевич сел на «Г. Седов» и оказался на зимовке во льдах. Весной 1938 года он уже как пассажир самолета снова прибыл на станцию. Этот интереснейший человек до зимовки на Котельном три года работал в экспедиции И. А. Ландина на «Пионере» и много сделал для картографирования Восточного сектора Арктики, а имя его оказалось увековеченным на западе Таймыра в названии небольшой бухточки Витольда.
О результатах работы Авгевича Соколов пишет так: «Съемка побережья острова Котельного существенно изменила прежние представления о его очертаниях, дала ценный материал для работы по освоению этого района Советской Арктики. В 25 километрах от станции была обнаружена замечательная по своим очертаниям бухта, хорошо защищенная от ветра.
Бухта «Темп» оказалась вполне пригодной для стоянки морских судов. В 1938 году здесь шесть суток отстаивался пароход «Моссовет». Были проведены промеры обширной бананообразной
лагуны Станции. Летом 1938 года эта лагуна служила базой для самолета полярного летчика Купчины. Дважды на лагуне Станции совершал посадку самолет Героя Советского Союза Головина»*.
*Соколов В. Указ. Работа, с.26Парусно-моторная шхуна «Темп», грузоподъемностью 65 тонн, построена в Норвегии в 1931 году. Уже на следующий год она под командованием капитана А. Д. Рябоконя в составе Первой Северо-Восточной полярной экспедиции Наркомвода пришла из Владивостока на Колыму, где была передана Главсевморпути. В 1934 году «Темп» совершил переход в бухту Тикси. При этом впервые был пройден пролив Этерикан. В Тикси «Темп» выполнил первые обстоятельные гидрологические работы. Их производили гидрологи А. Воейков и В. Столяров. Потом «Темп» долгие годы работал на Полярную гидрографию. Начальник гидрографической экспедиции, ныне персональный пенсионер А. А. Браун, рассказывал мне:
— На «Темпе» я работал в 1935—1936 годах. Очень удобное для того времени было судно: автономное, мореходное, даже с грузом его осадка не превышала четырех метров, а это чрезвычайно важно для гидрографических исследований. Кроме того «Темп» выполнял большие транспортные работы на севере республики. Капитанами его в те годы были С. К. Эрманбрик, а затем Ю. К. Жуков. Старший механик Федор Герасимов проработал на «Темпе» бессменно четверть века, за что был награжден орденом Ленина.
В сентябре 1936 года, — продолжает Браун, — мы закончили промер и ограждение пролива Дмитрия Лаптева для проводки по нему эсминцев «Сталин» и «Войков», первыми из военных кораблей совершавших сквозной поход по Северному морскому пути. Руководивший этим походом О. Ю. Шмидт поблагодарил маленький «Темп» за большую работу. На борту «Темпа» трудились многие прославленные полярные исследователи: гидрограф Я. К. Смирницкий выполнял на нем промеры в морях Якутии, А. Ф. Трешников, ныне академик, президент Географического общества, добирался на нем на свою зимовку на Новосибирских островах.
В годы войны «Темп» обеспечивал безопасность кораблевождения у берегов Чукотки, ходил в Америку за грузами ленд-лиза. В 1951 году, возвращаясь после ремонта из Архангельска в бухту Провидения, «Темп» под командованием капитана А. В. Марышева прошел Северный морской путь за 16 суток. Достаточно вспомнить, что норденшельдовской «Веге» на это потребовалось 348 дней, «Таймыру» и «Вайгачу» в 1915 году — 470, «А. Сибирякову» в 1932 году — 65, а ледорезу «Ф. Литке» через два года — 83 дня.
Еще не раз довелось «Темпу» своими бортами открывать навигационные опасности. Латунная обшивка его форштевня износилась от длительной борьбы со льдами, корпус стал протекать. В 1958 году его вывели из эксплуатации. Вскоре он затонул в бухте Ткачен у чукотского селения Новое Чаплино.
Имя упоминавшегося выше парохода «Моссовет» было увековечено в названии залива на юго-востоке острова Малый Таймыр, куда 8 сентября 1937 года высаживалась группа моряков во главе со старпомом А. М. Матиясевичем. Однако через три года зимовавшие здесь гидрографы назвали этот залив
бухтой Дружбы. В 1974 году, чтобы не терять на карте имя заслуженного парохода, соседний безымянный заливчик назвали
бухтой Моссовет.
Завершая двойной рейс по Северному морскому пути, «Моссовет» в 1937 году руководством морских oneраций был оставлен на зимовку в проливе Вилькицкого, а на следующий год оказал значительную помощь по выводу других судов и снабжению полярных станций моря Лаптевых. В 1939 году он совершил первое коммерческое плавание с запада до Певека и обратно в одну навигацию. Всю войну он ходил в военных конвоях. Не раз вражеские торпеды и мины караулили его, но ему было суждено дожить до дня Победы.
Смерть подкараулила его уже в мирное время. В результате сильного сжатия тяжелого льда в проливе Лонга «Моссовет» получил тяжелые повреждения. Несмотря на энергичные и своевременные меры по спасению судна и помощь ледокола «Микоян», утром 31 июля 1947 года «Моссовет» затонул. Из экипажа, возглавляемого известным ледовым капитаном М. В. Готским, никто не пострадал.
Юго-западная оконечность самого северного в Якутии острова Генриетты именуется
мысом Садко. Впервые это название появилось на карте летом 1937 года. Тогда топограф Третьей Высокоширотной экспедиции В. М. Собенников, обходя остров на ледокольном пароходе «Садко», выполнил его первую съемку. 25 августа садковцы подняли на острове советский флаг, построили полярную станцию и исследовали остров. 13 сентября «Садко» пришел в бухту Тикси для приемки угля. На этом практически Высокоширотная экспедиция закончилась. Впереди были спасательные работы на мысе Буор-Хая гидрографического судна «Хронометр», оказание помощи по выводу из льдов транспортных судов и, наконец, тяжелая зимовка вместе с «Г. Седовым» и «Малыгиным» в северной части моря Лаптевых.
«Садко» с аварии начинал свою службу в Русской Арктике, аварией и закончил. В 1916 году он с полного хода наскочил на подводный камень в Кандалакшском заливе и затонул. Через семнадцать лет его подняли эпроновцы и вернули к жизни. В сорок первом он собирался в очередную Высокоширотную экспедицию в. Якутию, но война сорвала эти планы. 11 сентября 1941 года он выскочил на необследованное мелководье в Карском море и затонул окончательно.
В годы войны на картах появилось и название
пролив Мелехова. Он разделяет самый крупный в Медвежьих островах остров Крестовский и более мелкие Пушкарева и Леонтьева. Еще в 1924 году двадцатишестилетний Афанасий Павлович Мелехов на пароходе «Ставрополь» познакомился с Якутией. Во время зимовки на Колыме по просьбе председателя исполкома Колымского округа его назначили капитаном парусно-моторной шхуны. Он и боцман К. Якобсон направились на собачьих упряжках в Нижнеколымск, а оттуда в Походскую протоку принимать судно. Собственно, принимать было нечего: выжатая льдом на берег, брошенная американцами еще в 1920 году небольшая, грузоподъемностью всего 55 тонн, шхуна «Полярный медведь» представляла собой жалкое зрелище. Моряки с помощью местного населения восстановили шхуну и в половодье спустили ее на воду. Бойко застрекотал отремонтированный керосиновый мотор, на мачте взвился красный флаг, на борту красовалось новое название «Полярная звезда». Судно сразу же приступило к буксировке кунгасов с грузами от Баранихи в Нижнеколымск. Впоследствии «Полярная звезда» стала первенцем каботажных перевозок на севере Якутии.
По возвращении во Владивосток А. П. Мелехов командовал пароходом «Индигирка», комсомольско-молодежным экипажем «Теодора Нетте», а в 1933 году совершившим поход на Колыму пароходом «Свердловск». В 1935 году на пароходе «Сталинград» он прошел первым коммерческим рейсом по Северному морскому пути с востока на запад. За этот рейс он был награжден орденом Трудового Красного Знамени. В 1939 году Афанасия Павловича назначили начальником морских операций Восточного сектора Арктики. Он оставался на этом посту почти три года. В 1940-м в тяжелых погодных условиях, через охваченные огнем второй мировой войны моря Мелехов провел ледокол «Ермак» из Мурманска в Ленинград, за что был награжден орденом Ленина.
Он погиб весной 1942 года при нападении фашистской подводной лодки на английское судно, на котором направлялся в США для отправки грузов и судов в Советский Союз. Поморское село, где родился капитан, теперь называется Мелехово. Помимо пролива в Якутии именем Мелехова назван мыс на Земле Франца-Иосифа. Много лет бороздит воды Северного Ледовитого океана ледокол «Капитан Мелехов». Имена его коллег ледоколов «Москва» и «Ленинград» носят
банка Москва в западной части моря Лаптевых и
банка Ленинград в районе мыса Б. Баранов в Восточно-Сибирском море.
С Якутией надолго связал свою жизнь Иннокентий Михайлович Суслов, чье имя носит на Восточном Таймыре
полуостров Суслова. Он, активный деятель Комитета Севера, много сделавший для развития органов Советской власти и автономии народов Севера, в 1934 году во время сплава на плоту по реке Оленек выполнил ее опись, по которой были изданы долго служившие верой и правдой «Атлас реки Оленек» и описание «Река Оленек». Работая заместителем начальника Гидрографического управления Главсевморпути, И. М. Суслов много делал для освоения Северного морского пути. Он фактически создал Музей Арктики и Антарктики в Ленинграде, где работал до 1950 года. Одновременно он читал лекции по этнографии на географическом, восточном и народов Севера факультетах Ленинградского университета.
В 50-е годы Иннокентий Михайлович — заместитель председателя Президиума Якутского филиала Академии наук СССР по научной части. Он одновременно вел большую общественную работу, как член обкома КПСС и член Президиума Верховного Совета Якутской АССР. Уже на пенсии, тяжело больной, Суслов до самой смерти 27 апреля 1972 года работал над «Записками этнографа», где обобщена его практическая работа среди 25 народностей и этнографических групп Севера Сибири.
Одним из последних по времени возникновения названий морей Якутии, попавших в эту книгу, является
мыс Антиповского на северо-западе острова Крестовский в Медвежьих островах. Еще совсем недавно мы разговаривали с Александром Федоровичем по телефону после его возвращения из Якутии, где он, как всегда, производил картографические работы. По весне первый раз за тридцать лет экспедиционной деятельности прихватило сердце, и он отлеживался в Чокурдахской больнице имени доктора С. П. Мокровского. Мне только что довелось писать об этом докторе и очень интересовало, как выглядит созданная им больница через полвека.
— Хорошая больница, — ответил Антиповский. — Только зря они мне инфаркт приписали. Ведь после больницы сезон отработал,
— А может потому и отработал, что лечили хорошо?
— Был бы инфаркт, не смог бы в поле вернуться... Через несколько дней, душной августовской ночью Антиповекого не стало. Как выяснилось, инфаркт все-таки был. Волевым усилием над собой этот обязательный человек, не знавший слова «не могу», заставил себя закончить работу...
Многих из нас в тяжелые послевоенные годы привела в Высшее Арктическое морское училище отнюдь не романтика, а казенные обмундирование и харч. Но чувство долга у мальчишек военных лет было остро развито. Антиповский на распределении выбрал, пожалуй, самую тяжелую Певекскую экспедицию. Певекской она только называлась, большую часть года приходилось работать в море и тундре. Его сразу же назначили старшим инженером, к тому же — на наиболее сложные геодезические работы. Обычно молодые специалисты к геодезии притираются медленно, а у Антиповского дело пошло сразу. Мало того, тут же проявился его неуемный, ищущий характер. На него не действовал гипноз авторитетов и традиций. В любое дело он вносил что-то свое, оригинальное, творческое и новаторское.
Ему за долгие годы экспедиционных скитаний довелось отшагать пешком, проехать на собаках, оленях, тракторах, вездеходах — да и не один раз! — все северное побережье Якутии от Оленекского залива до Чаунской губы, заглянуть в низовья Лены, Индигирки, Алазеи, Колымы. На Медвежьих островах, где теперь находится «его» мыс, Антиповский зимовал в начале 50-х годов. Промер со льда тогда был архитрудным делом. По галсам ходили пешком, лед бурили вручную. Жили в фанерных балках, где с вечера был «Ташкент», а к утру волосы примерзали к спальному мешку. Рассказывает друг Антиповского инженер-гидрограф Б. И. Кузнецов: «Ровно через тридцать лет мне с Антиповским пришлось работать в том же самом месте, но уже в совершенно других условиях. Все работы были механизированы, обеспеченность транспортом и новейшими инструментами превосходная. Производительность труда выросла во много раз, бытовые условия не сравнишь. А Антиповский все что-то придумывал, изобретал, улучшал».
Он не открывал новых островов и проливов. Но он был первопроходцем. Там, где десятилетиями по крупицам Антиповский собирал данные для морских навигационных карт, по ним теперь плывут караваны судов, не опасаясь за свою безопасность. Доставленные ими грузы помогают пробуждать к жизни все новые и новые студеные земли, ставя их на службу Родине.
Карта морей Якутии сформировалась. Но это не значит, что на ней больше не будут появляться новые. названия. Во-первых, год от года возрастает их мемориальность. Все чаще с помощью карты создаются нерукотворные памятники людям, событиям. Человек хочет, чтобы память о его деяниях не уходила бесследно в лету. Во-вторых, карта становится все подробнее, крупномасштабнее. В связи с чем возникает необходимость называть мелкие, пока безымянные объекты.
Так, изменения произошли на карте острова Большой Бегичев. Если название
мыса Лаппо в честь известного океанолога и гидрографа С. Д. Лаппо, о котором мы рассказывали на странице 120, существовало еще до войны и теперь лишь восстановлено, то
река Николаева и гора
Кочеткова — новые названия. Они даны в честь руководителей работавшей здесь Нордвикской геологической экспедиции - ее начальника П. С. Николаева (1896-1960) и главного инженера Т. П. Кочеткова (1905-1968).
Географические названия выражают понятия, которые сегодня волнуют людей. Например, постановлением Верховного Совета ЯАССР от 31 октября 1953 года на острове Новая Сибирь утверждено название
бухта Мира. На карте Восточного Таймыра появились
пролив Свободной Кубы, мысы Гагарина, Спутник, бухта Восток, остров Казахстан. На Колыме —
мыс Терешковой. Топонимическая летопись продолжается. Вместе с тем нельзя не отметить и такие моменты.
Мы говорили, что присвоение географических названий ныне упорядочено и строго регламентировано. Но это не значит, что названия творятся келейно: где-то в тиши кабинета собирается комиссия из облеченных властью людей и начинает их придумывать. Названия возникают в гуще народной. Специалистам, создающим карту на местности, вменено в обязанность выявлять бытующие у местного населения названия. Конечно, в Арктике — не в городе, где у первого же прохожего можно выяснить как именуется интересующий объект. Но и здесь, даже если и нет постоянного населения, всегда можно найти сезонных рыбаков, охотников, участников разного рода научных, транспортных экспедиций и даже туристов. А раз бывают, работают, значит и называют. Чаще не преднамеренно, не только потому что надо называть, а и непроизвольно — так же, как даются клички, возникают поговорки, присказки.
Мне вспоминается случай тридцатилетней давности. Гидрографический отряд Ю. П. Бородина не смог с требуемой подробностью обследовать обширное мелководье в районе Ляховских островов. Хотя на то были оправдательные объективные причины, но специалистов-гидрографов не могло не огорчить образовавшееся в густой сетке показанных на карте глубин значительное белое пятно. И с чьей-то легкой руки пошло гулять в их среде ехидное и не очень-то лестное для молодого тогда автора пятна название «Плешь Бородина». И хотя официально такие пятна не называют, и через год Бородин ликвидировал его, это название до сих пор вспоминают в среде старослужащих. Да и кто знает, может быть со временем на картах здесь появится официально причесанное «Мелководье Бородина», например?...
Выявленное название, особенно именное, потом еще не раз анализируется, взвешивается его правомочность, прежде чем оно будет допущено на карту. Запрещено присваивать названия в честь ныне живущих людей. Закрыт путь на карту случайным именам. Вместе с тем, оправданная требовательность к названиям на карте иногда вызывает излишнюю настороженность к именным названиям у создателей карт, которые, чтобы избежать хлопот при их утверждении, предпочитают им нейтральные и часто совершенно безликие. Так, из присвоенных за последние пятнадцать лет почти трех сотен новых географических названий всего лишь 27 именные и примечательные.
Среди топонимистов, где ведущие позиции занимают лингвисты, явно возобладало осторожное, если не сказать пренебрежительное отношение к именным названиям. Их часто считают совершенно очевидными, как правило, не требующими специальных исследований, и даже не вполне правомерными и желательными, потому как они, якобы, искусственно созданы. Нам думается — это неверно. Имя на карте, точно так же как и на бортах судов, в названиях предприятий и учреждений, нуждается в систематизации, изучении и охране. И конечно же, нет никакой необходимости ограничивать, а тем более ликвидировать, давнюю традицию называть физико-географические объекты в Арктике именами достойных людей.
Раньше имя присваивалось географическому месту в основном по праву первооткрывательства или обладания им, теперь чаще мемориально, в память о человеке. Но всегда за именным арктическим названием стоит героика, самоотверженность, часто мученичество и лишения в суровом, но нужном людям краю. Не тоже отдавать предпочтение лингвистическому теоретизированию перед этим человеческим фактором.