XI
Из «морского дневника» на борту «Сталинграда»:
«11 апреля. Шесть часов утра по местному (поясному) времени. В Москве сейчас десятое апреля, двадцать часов. Радисты Литвинов и Попов рыщут в. эфире: они — «уши» моего походного корреспондентского пункта. Подробности событий последнего дня составили большую статью. Она уже в Москве. Из редакции прибыло подтверждение: «Радиограмма получена через сорок минут после подачи. Сообщите для опубликования фамилии судовых радистов и связистов Владивостока».
Эвакуация лагеря идет полным: ходом. За день вывезено двадцать три человека, среди них — Ушаков, проживший в лагере трое суток.
Кренкель держит связь с Ванкаремом и, получив весть о вылете, поднимает вымпел на флагштоке лагеря; по этому сигналу, заметному за несколько километров, на ледовом аэродроме зажигают костры и выкладывают посадочный знак.
Первым сегодня прибыл в лагерь «Р-5» Каманина; он взял трех человек. За ним Молоков на двухместном самолете вывез четырех пассажиров: трех челюскинцев и Ушакова. Расставаясь с лагерем, пилот предупредил: «Собираюсь к вам нынче еще раз». Слепнев на исправленном «Флейстере» увез шестерых.
Затем снова прибыл Молоков: на этот раз он удивил всех, взяв пять пассажиров. Пять?! Я послал короткий запрос в Ванкарем: нет ли ошибки в передаче? Как мог Молоков на двухместном самолете вывезти пятерых?
Михаил Сергеевич Бабушкин любезно отвечает на мой запрос: «Молоков использует для перевозки пассажиров парашютные ящики под нижними плоскостями. Без особого комфорта, но с полной надежностью, это дает возможность брать в каждый рейс дополнительно двух человек. Пассажиры не обижаются. Машинист Мартисов, прилетевший в таком ящике, утверждает, что чувствовал себя в полете превосходно».
Население лагеря стремительно убывает. Среди оставшихся на льдине — Шмидт и капитан Воронин. Передают, что Шмидт серьезно болен; по мнению врача «Челюскина», у него воспаление легких. Однако начальник экспедиции отказывается лететь на материк, пока не будут вывезены все челюскинцы: «Мы с капитаном последними покинем лагерь».
Близится рассвет. На судне спят все, кроме вахтенных».
Это — моя последняя запись в «морском дневнике». Нахлынули новые события. Они не оставляли времени для ведения дневника.
Одиннадцатого апреля посадочная площадка лагеря походила на настоящий аэродром: в течение нескольких часов семь раз давали старт самолетам. Каманин в три приема вывез на материк пятнадцать человек, Молоков — четырьмя рейсами — двадцать. Во второй и третий полеты он брал уже по шесть пассажиров; полярники, которые накануне недоверчиво поглядывали на узкие сигарообразные ящики под плоскостями, теперь сами изъявляли желание занять «одиночное купе». Пассажир прижимает руки к туловищу, его «пеленают» в теплое и, как мину, вводят головой вперед в отверстие. Пространства для движений у него не остается. Но все же в этом ящике не менее удобно, чем в кабине борт-механика, когда в нее втискиваются четверо.
Последним рейсом одиннадцатого апреля Молоков перевез Шмидта, врача Никитина и плотника Юганова. Начальник экспедиции подчинился требованию правительственной комиссии, приказавшей немедленно эвакуировать тяжело больного Шмидта на материк. Он покинул лагерь семьдесят шестым. На льдине осталось двадцать восемь полярников.
Если не подведет ледовый аэродром и погода, через день — два эвакуация закончится. Молоков, Каманин и Слепнев — на старте в Ванкареме. На анадырском аэродроме, занесенном пургой, готовятся к полету через хребет Водопьянов и Доронин. Утопая по пояс в снегу, командир звена Галышев и его механик помороженными руками ремонтируют испортившуюся помпу. Нетрудно представить себе настроение пилотов: преодолев труднейшие препятствия, оставив позади длинный и опасный путь, они завязли на последнем этапе. Безнадежно застрять в неистовую пургу, зная, что тебя ждут, что ты можешь и должен оказать помощь людям!.. И ничего нельзя сделать, только — ждать! Ждать, пока синоптик, потерявший сон, прибежит с радостным лицом и торжественно воскликнет: «Летная погода!.. »
Этот час наконец настал. Первым из Анадыря стартовал Водопьянов. «Хоть одного, да вывезу! » — сказал пилот. Он полетел напрямик через Анадырский хребет, вдвое сокращая путь. Его предупредили: две попытки Каманина одолеть горы не удались. Водопьянов был непреклонен. День выдался ясный. На высоте тысяча восемьсот метров «Р-5» прошел над хребтом. Ветер сильно сносил машину, и Водопьянов очутился западнее цели — на мысе Северном. Здесь он провел ночь, а утром двенадцатого апреля перелетел в Ванкарем, где встретился с товарищами.
К ним присоединился и Доронин. Он оставался с Галышевым в Анадыре, не желая покидать друга и надеясь, что капризную помпу удастся исправить. «Придется поднять мотор», — объявили механики. Вылет задерживался минимум на сутки. «Буду ждать», — сказал Доронин. Галышев запротестовал: «Улетай, ты нужен там!.. » Доронин направил свой серебристый моноплан через залив Креста, мимо острова Колючина, к Ванкарему. Его встретили торжественно: пять самолетов в сборе!
Двенадцатого апреля Слепнев повел «Флейстер» с больным Шмидтом на Аляску. Его сопровождал Ушаков.
Едва скрылся «Флейстер», на старте ванкаремского аэродрома, вздымая снежные вихри, закрутились винты трех самолетов. Каманин, Водопьянов и Доронин поднялись в воздух. Последние жители лагеря двинулись к ледовому аэродрому.
В этот день три самолета сделали шесть рейсов. Каманин, трижды посетив лагерь, вывез тринадцать полярников. Водопьянов в два приема взял семерых; на долю Доронина пришлись двое. На льду Чукотского моря остались последние шесть челюскинцев.
В моем блокноте сохранилась запись:
«Последние шесть: заместитель начальника экспедиции Копусов, боцман Загорский, механик Погосов, радисты Кренкель и Иванов, капитан Воронин. Все их товарищи — в полной безопасности. Шестеро встали на последнюю вахту. Сколько она продлится? Пятнадцать — восемнадцать часов... Три «Р-5» и моноплан Доронина на старте в Ванкареме. Одна ночь, только одна ночь! Хочется верить, что она пройдет спокойно, что не повторится ни тринадцатое февраля, ни девятое апреля...
Солнце выглянуло над Тихим океаном! и освещает «Сталинград», идущий Беринговым морем. Не покидаю радиорубки. Василий Литвинов замер, слушая эфир. Вдруг он делает резкий жест: внимание! Из-под руки радиста быстро появляются буквы, рождающиеся из точек и тире... Людмила Шрадер повторяет сообщение из лагеря: «Сейчас получено радио с мыса Ванкарем о вылете к нам трех самолетов. Зажигаем последний дымовой сигнал. Прекращаем радиосвязь. Через полчаса Воронин, Копусов и Кренкель покинут лагерь, оставляя поднятым на вышке советский флаг. Направляемся на аэродром, где уже находятся наши товарищи Иванов, Загорский и Погосов».
Настали последние часы лагеря в Чукотском море... »
Три пилота вылетели одновременно. Через пятьдесят минут они заметили дымок. Первым снизился Каманин, за ним - Молоков и Водопьянов. Их ждали шестеро пассажиров.
В кабину каманинокого «Р-5» забрался боцман Загорский. Позади него разместили восемь ездовых собак, доставленных Слепневым.
Водопьянов пригласил к себе Копусова, Иванова и Кренкеля. Погрузили приборы и аппараты. Направляясь на старт, летчик заметил пакет с теплым бельем. «Не пропадать же добру! » — и для пакета тоже нашлось место в кабине. Спустя час самолет был на Чукотке... Кренкель медленно шел по утоптанной тропке ванкаремского аэродрома, пробуя ногою снег. «Чего ищешь? »—спросил Водопьянов. «Как думаешь — твердая почва здесь или лед? — ответил Кренкель. — Почти ведь год я по земле не ходил!.. »
Двое людей стояли у последнего самолета. Молоков из пилотской кабины жестами торопил Воронина и Погосова. Капитан «Челюскина», покручивая усы и оглядываясь в сторону лагеря, медленно поднялся в кабину.
— Готово? — взглядом спросил Молоков.
— Есть! — взмахнул рукой Погосов и, ловко вскочив на плоскость, перевалился через борт к Воронину.
По просьбе Воронина Молоков сделал два виража над льдиной. Казавшийся сверху игрушечным, лагерь с вышкой и развевающимися флагами исчез вдали.
Ледовый поселок, возникший ровно два месяца назад, прекратил существование.
За столом в кают-компании, провозглашая тосты за отважных летчиков и полярников, мы невольно обращались к примерам недавнего прошлого. Всего лишь шесть лет назад разыгралась трагическая катастрофа в другом краю Ледовитого океана: за восемьдесят первой параллелью, севернее Шпицбергена, разбился итальянский дирижабль «Италия».
На помощь высадившемуся на лед экипажу двинулись шестнадцать судов и более двадцати самолетов из разных европейских стран. Советский Союз направил две спасательные экспедиции: ледокол «Красин» с самолетом Бориса Чухновского и ледокольный пароход «Малыгин» с самолетом Михаила Бабушкина. На их долю выпала главная роль в спасении людей «Италии». И все же авария дирижабля стоила семнадцати человеческих жертв: погибли восемь дирижаблистов, шестеро из экипажа самолета «Латам», вылетевшего на поиски дирижабля, и трое пилотов итальянского, самолета, разбившегося на пути со Шпицбергена. В числе жертв «Латама» был знаменитый арктический путешественник Руал Амундсен.
Тринадцатого февраля, в минуту гибели «Челюскина», наша экспедиция понесла тяжелую потерю: погиб Борис Могилевич. Но эта жертва осталась единственной. Сто четыре челюскинца спасены!
Весь мир обращал взоры к советским полярникам, морякам и летчикам, победившим в единоборстве с Арктикой. За многие тысячи километров к нам, на борт «Сталинграда», доносились отклики.
Слышался голос Максима Горького: «Только в СССР возможны такие блестящие победы революционно организованной энергии людей над стихиями природы. Только у нас, где начата и неутомимо ведется война за освобождение трудового человечества, могут родиться герои, чья изумительная энергия вызывает восхищение даже наших врагов».
Английский романист Герберт Уэллс писал: «Спасение челюскинцев — триумф для Советского Союза, достигнутый во имя цивилизации. Этот героический подвиг является одним из
начинаний, которые лежат перед человечеством' в будущем, когда оно уничтожит навсегда войну, и все люди станут союзниками в поддержании социальной справедливости и в завоевании природы. Человечество в будущем нельзя себе представить иначе, как единое общественное целое, охватывающее весь земной шар, и тогда оно будет очень похоже на Советский Союз... »
Трогательные и волнующие приветствия стекались на Чукотку из советских городов и поселков, из степных деревень и горных аулов. Мы с гордостью узнали, что из Москвы прибыла правительственная радиограмма, адресованная Ляпидевскому, Леваневскому, Молокову, Каманину, Слепневу, Водопьянову и Доронину:
«Восхищены Вашей героической работой по спасению челюскинцев. Гордимся Вашей победой над силами стихии. Рады, что Вы оправдали лучшие надежды страны и оказались достойными сынами нашей великой родины... »
Телеграмма подписана товарищами Сталиным, Молотовым, Ворошиловым, Куйбышевым, Ждановым.
По предложению товарища Сталина в нашей стране была установлена высшая степень отличия, связанного с проявлением геройского подвига, — звание Героя Советского Союза.
Первыми Героями страны стали семь полярных пилотов, спасших людей «Челюскина».
Волнующее приветствие от товарища Сталина, руководителей партии и правительства получили челюскинцы:
«Приветствуем и горячо поздравляем доблестных челюскинцев, мужественно и организованно боровшихся с суровой полярной стихией и стойко перенесших двухмесячный ледяной плен... »
Трагическая гибель экспедиционного корабля превратилась в грандиозную эпопею героизма, самоотверженности и организованности. Советские полярники приумножили славу своих предшественников, отважных русских людей, которые во тьме столетий бесстрашно прокладывали морскую дорогу сквозь льды Северного Ледовитого океана.
Путешествие первое.pdf