Полярная Почта

"Всем! Всем! Всем! Иду в море"
Радио ледокола... Малыгин, 24

Сегодня, 24 апреля, в тринадцать часов, восстановлена большая радиостанция.

— Всем! Всем! Всем!—говорит «Малыгин». — Иду в море.

Сообщение это является первой радиограммой рации «Малыгина», переданной за номером один.

Накануне отхода «Малыгина» состоялось обедененное совещание экспедиции. Крылов дал приказ «Руслану» ожидать «Красина», чтобы итти у него на буксире.

Грустным застали капитана Клюева в его каюте командиры, зашедшие попрощаться. — О, если бы ты знал, — сказал Клюев Пучкову, — до чего мне не хочется итти на буксире. Ты знаешь, Николай Никитич, что значит итти на буксире!

— Но самим же вам нельзя итти,— напомнил Пуч­ков.— Ты же, Василий Алексеевич, лучше нас всех знаешь состояние своего судна.

— Все это конечно верно,— печально промолвил Клюев,— однако...

Он умолк в задумчивой мечтательности.

... В семь часов вечера 24 апреля «Малыгин» вышел из залива. По фиорду ходил «Руслан». Голубое небо, солнце, безветренный воздух предвещали спокойное плавание. «Малыгин» прошел мимо «Руслана», и мы долго махали руками, прощаясь с дорогими друзьями. На борту стоял Клюев в своей папахе; в сером свитере и ушастой шапке стоял радист Волынкин; штурман Точилов, разбирая что-то на корме, помахал рукавицей и опять согнулся над работой. Дымилась трубка маленького Петровича, и из дверей камбуза выглядывала Шура.

В последний раз мы оглядываем залив. В конце залива, у противоположного берега, против пристани Баренцбурга, в торосах, вздыбившись, чернеют разбитые суда. Маяки смерти.

Остров погибших кораблей — так называют полярные моряки этот край ураганов и подводных скал. «Малыгин» выходит в фиорд! Сколько кораблей покоится под нами на дне фиорда! Мы минуем черную скалу и смотрим на неподвижные ледяные глыбы, на рифы, где погибал «Малыгин». Теперь он несется навстречу солнцу, вспенивая тихую гладь океана. По синему фиорду движется маленький «Руслан». Скоро придет «Красин», возьмет его на буксир и догонит нас в океане.

«Малыгин» вышел в море. Солнце моментально скрылось, тучи "сгустились, резкий ветер ударил о борта, море забушевало, и уже через час мы попали в яростный шторм. «Малыгин» шел на втором дне. В раскрытые люки опускали шланги и откачивали воду. Волны грозили захлестнуть палубу, и если бы хоть одна волна прокатилась по палубе, вода бы хлынула в люки, и корабль мог бы в несколько минут утонуть. Нужно было возвращаться обратно. Шторм усиливался. Он бил в корму, отрезая отступление. Повернуть обратно — это стать недвижимым, лечь в дрейф. Шторм гнал вперед и вперед, помпы откачивали воду, ежеминутно в трюмы бегали водолазы заделывать отскочивший цемент— над «Малыгиным» висела смерть. Четырнадцатимильным ходом ледокол уносился все дальше и дальше в океан. Ветром сорвало антенну. Три часа пробовали натянуть ее, и когда штурман Грозников, надев валенки, полез на марс и наконец вновь заработало радио, мы получили первое сообщение с «Руслана», которое мигом заставило забыть про шторм и угрозу смерти. Недоумевая, не веря, мы рассматривали листок радиограммы. Глухо прозвучал голос Васина. Он осмотрелся вокруг и произнес:

— Что бы это могло значить? «Руслан» вышел в море...

Капитан Клюев доносил: «Прошел Форланд, уголь плох и пар не держится. Начну связываться с «Красиным» для буксировки. Клюев».

Напряженно сидел у аппарата Миша Клементьев. Он быстро записывал новые радиограммы и подал сразу несколько листков.

«Какой ваш истинный курс? Встречаются ли льды?» опрашивал Клюев.

Страх и тревогу вызвала третья радиограмма:

«Как дела? Для меня погода не благоприятствует. Опасаюсь обмерзания».

Но почему «Руслан» не обождал «Красина», никак не могли мы понять, да и не было времени для размышления. Новое радио сообщало:

«Большое обмерзание. Команда лихорадочно скалывает лед. Уже один раз были близки к ладану. Держимся, держимся. Клюев».