Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Абрамович-Блэк С.И. Записки гидрографа. Книга 1.

Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
Глава одиннадцатая

OCR, правка: Леспромхоз

ОЛЕНИЙ ТРАНСПОРТ

Для спешной переброски продовольствия в неблагополучные наслеги, рик мобилизовал всех, имевшихся поблизости от Верхоянска, оленей. Этой гужевой силой командует Парфенков. Наше чаепитие прерывает товарищ, пришедший из рика сказать, что один обоз уже готов к отправке.
— Сейчас посмотрю, как бы первогодков не запрягли...
— Не должно быть, товарищ Парфенков: смотрел Хватов, оленевод.
— А мы за Хватовым посмотрим!
Вместе с Николаем Александровичем выхожу из дому. На дворе вытянулись цепочкой тридцать пять нарт. Семьдесят оленей привычно держат на шеях ременные лямки. Семьдесят оленьих хвостов подняты перпендикулярно вверх. Поднятый хвост — верный признак свежего и бодрого оленя. Парфенков обходит оленей, прощупывая каждому животному загривок... У сытого оленя на хребте жировая припухлость. По мере истощания эта припухлость спадает. Шкура плотно пристает к спинному хребту. Олень «сухой» — говорят тогда оленеводы.
Вторая статья осмотра — наросты у основания рогов. По ним можно судить о возрасте животного.
Раньше двух лет не следует брать оленя в упряжку - скоро изъездится. Увеличивающийся спрос на оленью тягу и недостаточное развитие оленеводческих совхозов привели в последние годы к преждевременному использованию животного.

Оленья запряжка очень проста и рациональна. Экипаж севера — нарта, длинные узкие сани, служащие зимой и летом.
Нарта сделана целиком из дерева, без единого гвоздя. Узкие — полозья, как беговые лыжи, немного-приподняты спереди и соединены деревянной дугой. На полозья ставятся копылья, тремя зубцами входящие в полоз снизу и одним зубцом соединяющиеся с верхним переплетом нарты. Все части нарты скреплены сыромятными ремнями из коровьей кожи особым «нартовым» узлом. Он напоминает морскую «удавку» с «двумя шлагами».
На верхний переплет настланы две-три доски, и сделан по бортам невысокий, сантиметров двадцать, барьер. Нарта на ходу все время пружинит каждым своим креплением, занимая наиболее выгодное для всей конструкции положение, в зависимости от колеи дороги, лежащего груза, силы оленьей тяги.
Нарта обладает поэтому совершенно исключительной прочностью и легкостью. Она является единственным средством передвижения, которое может выдержать отчаянную тряску лесных якутских дорог.

Чрезвычайно просто и рационально устроена и оленья упряжная шлея. Длинный, плоский ремень с широкими петлями на каждом конце. Каждая петля надевается на одного из оленей парной упряжки. В петлю входят голова и внутренняя передняя нога. Серединой ремень переброшен через переднюю дугу нарты.
Если один олень тянет плохо, он неминуемо ударится задними ногами о дугу нарты, потому что второй олень вытащит на себе шлею запряжки далеко вперед.
Без всякого понукания олени принуждены взаимно ровнять свой бег. Запрячь оленей, как и распрячь, можно буквально в одну-полторы минуты.
Целый караван нарт, восемь-десять пар оленей, ведет обыкновенно один каюр-погонщик, едущий на передней нарте. Каждая следующая нарта соединена недоуздком своих оленей с впереди идущей нартой. Летом для езды по тундре употребляются те же нарты. По мокрой траве полозья скользят не хуже, чем по снегу. Конечно, оленям труднее бежать в жару, да еще под миллионами комариных жал. Поэтому летом усиливают тягу: запрягают не двух, а трех оленей и уменьшают норму груза с десяти до пяти пудов.

Нарты уже загружены, тюки надежно прикручены ремнями.
Здесь мука, сахар, масло, чай, табак. Все — на пополнение кооперативов Абыйского района.
— Посылаем снабжение Абыю, — говорит Парфенков. — Абый, в свою очередь, будет перебрасывать остатки своих запасов в Аллаиху. Колыма, что сможет, пошлет в западные районы. А ведь дороги уже текут, как волжская (помнишь?) баржа — плавбатарея после бортового залпа. Кто виноват в таком вот кооперативном пожаре? Очень часто заправляют в районах люди, которые местных условий не знают и знать не хотят. С меркой Нижегородской губернии подходят к якутскому Заполярью. Получается, чорт знает, какая неразбериха. Но и с работниками тяжело. Сам знаешь: нет кадров. Вот Калачиков, видел: типичный представитель племени «хозяйственников», которые к нам, в Якутию, пробираются. Есть и целые учреждения, конечно, не Комсеверпуть, работающий с большой, полезной для Якутии, отдачей, которые мы зовем: «конь-стерва-муть». В таком учреждении обыкновенно один-единственный везучий конь — директор или заведующий, работяга, начиненный добротой и ласковостью, как ручная граната тротилом. Вот за эту доброту и облепляет его, будто комарье оленя, рой всяких стерв, и получается сплошная муть.
— Стой! Тохто — ро! (стой) — кричит Парфенков, когда выезжают за ворота уже последние нарты. — Гужи захватили? Для подтормаживания на спусках? Да? Ну, хорошо! Не очень-то бейте оленям задние ноги!

Пред.След.