По терминологии профессиональных пловцов это называется «прыжок солдатиком».
Отталкиваешься от трамплина вверх, делая одновременно бросок вперед. Руки по швам, голову вжать в плечи, носки вытянуть вместе.
Жадным клином врезаешься в чужой, неведомый быт.
Если прыгаешь в воду: короткий всплеск. Идешь на глубину, а телу жарко. Только когда альтиметр — сердце подскажет, что инерция потеряна и пора всплывать, — кровь, отхлынув сразу от кожи, дает ей почувствовать температуру воды.
Такой прыжок в неведомый быт возможен только у нас в СССР.
Только для советского гражданина в любой из союзных республик.
Ничего, что говорят каким-то птичьим клекотом, ничего, что едят полусырое мясо, спят голышом на снегу.
Свои, советские люди. Пролетарии. Совершенно несомненные пролетарии.
Пятые сутки почтовой езды на исходе.
Картина не меняется.
«Балагхан» станка (дом). Это не специальное здание почтовой станции, это обыкновенная изба крестьянина-якута, обслуживающего, по договору с Наркомпочтелем, определенный участок дороги своими лошадьми или оленями.
Издали такой дом похож на кусок рахат-лукума, щедро обсыпанного сахарной пудрой. Дом построен с минимумом затраты времени. На глубину полутора метра врыты четыре столба, на них уложен венец. К венцу прислонены, под небольшим наклоном, лесины с неснятой корой. Наложенные сверху такие же лесины служат потолком и крышей. С одной стороны вырезано отверстие, и навешена дверь, обитая коровьей шкурой. В трех стенах квадратные бойницы — окна. В них, вместо стекол, — глыбы льда. Снаружи дом обложен дерном, обмазан коровьим навозом. Это не спасает, однако, стены от щелей. По «балагхану» запросто гуляет ветер. В углах и щелях потолка сидят «зайцы» — снежные надувы, букеты цветов изморози.
Около самой двери камин — комелек. Его стенки тоже из дерева, обмазанного глиной. Комелек дает тепло, служит очагом для варки пищи.
Вся постройка сделана без единого гвоздя. И без единой доски.
Под потолком на жердях висит — сушится одежда, далеко не всегда это вторая смена одежды обитателей дома. Вдоль стен низкие, из кругляшей сложенные нары. Стены нигде ничем не украшены.
Некогда заниматься украшениями. Здесь выживают только победители. Победа дается не легко. Откроешь дверь, шагнешь через порог, и сразу в бой с морозом, голодом, нуждой.
Якутская юрта представляет собой концентрат многовековой рационализации человеческого труда в условиях полярного быта, где этот труд до сих пор еще должен быть использован главным образом только на борьбу за существование.
Вчера под вечер разогревал котлету. Неудачно взял с комелька горячую эмалированную тарелку Тарелка выпала из рук. Скорее играя в брезгливость чем чувствуя ее на самом деле (надо же учить «дикарей» гигиене!), поднял запылившиеся обломки снедивыкинул за дверь. Там — слышно было — воют псы.
Следом за мной выбежал на двор якут-хозяин. Тогда задержался посмотреть, что он будет делать. Увидел.
Якут, ползая на четвереньках и отгоняя собак, подбирает куски и, не заботясь о приставшем снеге, засовывает котлету в рот.
Снова грел ужин. Смотрел в огонь, за наливающимися рубиновым пламенем дровами видел стенку кронштадтской гавани, серое небо, серый утюг английского транспорта «Тайфун».
Это был на Балтике двадцать первый — помните! — от Донбасса отрезанный год. У английских буржуа покупал уголь Красный Балтийский флот.
Транспорты приходили под синим («блю енсейнь») полувоенным флагом, с кузовами, еще окрашенными в смертно-серый, защитный цвет, под командой офицеров изрядной военной выправки, с пестрятиной орденских полосок на уровне сердец.
Английские транспорты разгружали команды добровольцев-военморов, сытых — но не слишком, одетых — но не очень.
И вот однажды, после «отбоя» судовых работ, пошабашив с последним трюмом «Тайфуна», партия усталых грузчиков отряхалась на стенке от пыли. Готовилась итти домой, на корабль.
Что-то крикнули с борта «англичанина». Фейерверком взметнулись на воздух синие и желтые пачки сигарет, круглые трубки печенья.
«Братву» ждали на корабле «карие глазки»: суп из воблы в начищенных до злости медных бачках. Папирос давно уже не видели военморы. Братва состояла из людей. Люди бросились на курево и еду. И тогда, разоблачая гнусное предательство, с мягким кляцаньем хорошо смазанного винтовочного затвора, начал работать с мостика транспорта съемочный киноаппарат...
«Снимают, гады! Назад, товарищи!...» Этот крик, раскатившийся ответным выстрелом, много лет назад на Кронштадтской стенке...
Обо мне, что ли, это крикнули сейчас вот, когда подсматривал за якутом, собиравшим куски мяса, выброшенного собакам?!
Или о вас, летчик Снежинский, доброхот иностранной авиофирмы, полярный исследователь поневоле?! С того самого дня, садясь за еду, стараюсь всегда делиться с хозяевами.
Меня угощают в свою очередь. Из амбара принесли замороженную рыбину фунтов на двадцать. Похожа на волжскую стерлядь. Местная помесь стерляди и осетра. Отскоблили немного сверху чешую. Уперли рыбину головою в землю и охотничьим ножом срезают тонкие стружки. Они так и называются «строганина». Едят строганину сырой, пока она не успела оттаять, при особой изысканности сдабривают солью. «Тус» (соль) — большая редкость на якутских хуторах, даже в ста километрах от города.
Кстати, говоря об Якутске, якуты называют его просто город. Все остальные города — Вилюйск, Жиганск, Колымск-уже определяются поименно.
В этом году большой набег зайцев. На почтовой дороге густая сеть заячьих следов. Мелкий кустарник обглодан на высоту до полуметра. Израненные кусты оттеняются мертвенной желтизной на сахарном покрове снега. Зайцев промышляют только силками. Мясную пищу дают главным образом они. Часто на станках можно видеть заткнутые снаружи, под стрехой крыши, белые комки мертвого меха.
Приготовление заячьего варева поразительно быстро и просто. Обломал ноги, словно крабу. Отрубил голову. Снял ножом, будто кору с дерева, мех со шкурой. Разрубил тушку на четыре части. Мимоходом выковырял внутренности. Обломки зайца бросил в кипящий котел. Минут пятнадцать-двадцать видно, как зайчина то всплывает на поверхность, то снова идет на дно.
Готово.
Разжевать такое варево нельзя. Можно вцепиться в него зубами, вплотную около рта отхватить ножом, отхваченный кусок проглотить.
Главный труд выпадает при таком способе на желудок: он должен переварить. Должен и... точка.
К чаю всегда молоко.
Национальное лакомство «сорра» — снятое молоко, слегка заправленное мукой и сбитое особой вертушкой: деревянное зубчатое колесико, насаженное на палочку. Колесико кладется в чашку с молоком, палочка проворачивается между ладонями.
Корове — почет и уваженье. Она живет во второй половине балагхана, рядом с жильем людей. Пряный густой запах навозной жижи все время ползет в дом через отверстие в стене, не имеющее двери. В случае надобности корову выводят на двор через единственную дверь юрты.
Недавно в ЯАССР организовалось добровольное общество, поставившее себе целью агитацию за отделение хлева от человеческого жилища.
Опрокинуть многовековую привычку, навязанную тяжелыми условиями, в которых приходилось сохранять единственную кормилицу семьи, требует долгой и упорной работы.
Только в колхозах этот обычай искоренен незаметно, как бы автоматически: для обобществленного стада совершенно естественно приходится строить большой специальный коровник.
У единоличников и в 1932 году хлев и жилье под одной крышей встречаются повсеместно на пути от Якутска до Верхоянска.
