Голованов К. П.
Катерники. — Л.: Дет. лит., 1985.
Книга на сайте:
http://militera.lib.ru/prose/russian/go ... index.htmlГлава 5.
Второе рождение катераСентябрь-декабрь 1943 годаПосле боевого дежурства в Пумманках особенно хорошо спалось в тёплой двухэтажной казарме, прозванной «Белым домом». Она и была для катерников родным домом, поставленным не на берегу некоей заокеанской реки, а на Лопском мысу, который шёл поперёк узкого пролива. Пролив местные старожилы называли Салмой, хотя только в большую воду он был сквозным, напоминая большую реку с каменными берегами. Ленинградцы грустно шутили: вроде Невы. В остальное время Салма пересыхала, и по мокрому песчаному перешейку в крупных и гладких валунах, в солёных лужах, в скользкой тине и бородатой морской траве можно было попасть на два скалистых острова, лежащие напротив.
Летом на этих островках росли грибы и ещё больше брусники с голубикой. Туда повадились лакомиться коровы, которых держали ради молока для раненых моряков. Но лето в Заполярье короткое. «Морские» коровы в основном питались водорослями и, бывало, отрезанные от хлева приливом, возвращались с островов вплавь. Их рогатые морды рассекали волну друг за другом, совсем как катера.
На ближайшем острове размещались склады с разным имуществом, а также ремонтный сарай, громко именуемый эллингом. К сараю вела наклонная деревянная площадка — слип с рельсами, по которым на специальных тележках вытаскивали из воды малые боевые корабли.
Во время отлива «река» съёживалась в уютную бухту, которая, постепенно расползаясь, снова становилась вольной протокой. Так, перемежаясь два раза за сутки, Салма бывала то тесной, то широкой, то бухтой, то проливом. Здесь, у причалов мыса Лопского, стояли плавучие базы
«Маяк» и «Ветер», много малых «охотников» за подводными лодками и отряд торпедных катеров. Здесь же кроме казармы, столовой и других сугубо служебных зданий имелся деревянный клуб, где по вечерам крутили кино, а потом краснофлотцы крутились в танцах.
Пошли уже четвёртые сутки после возвращения в Салму ТКА-15. Его поставили на почётном месте, неподалёку от плавбазы «Маяк». Боцман Александр Филинов, не доверяя никому, лично накрасил киноварью по трафарету цифру «два» на передней наклонной стенке ходовой рубки. Уже были вручены боевые награды, уже в матросских курилках со смаком и смехом обсуждены каждая мелочь и, особо, шутки старшего лейтенанта Дмитрова, который не потерял духа при неожиданном промахе.
— Потому и ухлопал транспорт, — заметил боцман Филинов. — Красиво потопил второй торпедой.
— Только зачем разболтал подробности? — удивлялся один умудрённый коллега, поучительно прибавляя: — Одной торпедой или двумя? Какая разница. В бою важен результат: потопил и точка!
— Мы тоже спрашивали: зачем? Наш командир объясняет, что для будущих боёв куда важнее правильная оценка результата. Для того чтобы не ошибаться другим.
— Вот его и оценили, — засмеялся коллега с другого катера. — Полумазилой...
— Ты брось! — рассердился Николай Рязанов. — Война ещё не кончилась...
— Так! А покамест подсчитайте, сколько орденов у нашего и сколько у вашего...
— Война ещё не кончилась! — упрямо повторил Рязанов, а боцман Филинов согласно кивнул.
Это был старый спор: некоторым из моряков важнее всего казались награды, а старший лейтенант Дмитров предпочитал копить боевой опыт. Ведь опыт состоит из подробностей, приятных и неприятных. Зато все вместе они становятся наукой побеждать. С таким командиром, как Евгений Сергеевич Дмитров, команда ТКА-15 воевала уверенно.
Ужин заканчивался, как вдруг за окнами столовой залаяли зенитки. Короткий свист оборвался дробным взрывом, а здание качнулось раз и другой, будто стояло на плаву. Только потом завизжала сирена. Андрей Малякшин услышал её на бегу. Береговая команда базы по сигналу воздушной тревоги укрывалась по щелям, но поздновато. Одиночный «юнкерс», подобравшись на бреющем полёте, сбросил всего четыре бомбы и скрылся за сопками.
— Кричу: «Як!»... «Як!», то есть наш, значит, а он шмяк бомбы в
«Маяк», — возбуждённо объяснял какой-то салага.
Но Малякшин, подбегая, видел, что плавбаза
«Маяк» цела, зато ТКА-15 осел кормой, и вахтенный на растяжках Володя Яшенко тщетно пытался удержать его на плаву.