М.И. Гирс
-10-
Продолжив движение в направлении, откуда течением приносились бумажки, вскоре мы увидели очередную загадочную картинку. За небольшие, очень цапучие красные кораллы, которыми был покрыт грунт, зацепились какие-то меховые шкурки серого цвета. После пристального рассмотрения их, посоветовавшись, мы решили, что это шкурки норок. Вспомнив, что корейский Боинг летел из Аляски, мы объяснили их появление тем, что шкурки находились в багаже пассажиров. Шкурки также, как и этикетки, попадались нам во всех последующих погружениях.
На пределе видимости слева от аппарата я увидел темный длинный предмет, который медленно колыхался на течении. При ближайшем рассмотрении предмет оказался большим темно-коричневым теплым шарфом с поперечными полосами на концах. Следующей находкой был розовый носовой платок с красной окантовкой с цветочками. А течение продолжало нести навстречу нам обрывки магнитофонной ленты, куски материи разного цвета, телеграфную ленту, фольгу, иногда попадались бумажные бирки с веревочками, похожие на те, которые привязывают к вещам в самолете. Последней нашей находкой стал разлинованный бланк. Как потом выяснилось при анализе фотографии, это был авиационный билет. Все увиденные нами предметы были совершенно чистые без следов огня или дыма.
Прошло первых четыре часа под водой и мы приступили к всплытию. Как только аппарат выскочил на поверхность, [первое что] я увидел в иллюминаторы, [былиххххххххх] не хорошо знакомые очертания родного "Гидронавта", а хищные силуэт фрегата "Беджер", который сразу устремился к месту всплытия [aппарата]. Развернув аппарат, я заметил в противоположном направлении спешащий к нам "Гидронавт". На душе сразу стало спокойнее. По словам капитана "Гидронавта" Басса ему пришлось устраивать гонки с "Беджером", чтобы успеть занять удобную позицию дли подъема аппарата на борт. Несмотря на всеобщее волнение подъем прошел быстро и организованно.
Опять над нами завис американский вертолет. Стало ясно, что такая нервная обстановка будет сопровождать всю нашу дальнейшую работу, а прошлые научные погружения [ххххх] вспоминаться как легкая морская прогулка.
Через час фотографии, сделанные нами под водой, были готовы. Их с нетерпением ждали военные начальники, поэтому мы с Бассом сразу же повезли их на и доложили результа-
-11-
ты погружения правительственной комиссии. Нам сказали, что завтра же снимки будут на столе у Андропова. Это были первые снимки предметов со сбитого Боинга.
Следующее погружение 17 сентября было Юры Сидоренко.
Пока аппарат опускался с судна, с "Беджера", который был тут как тут, бросили а воду длинный цилиндрический буй с антенной. После отхода аппарата "Гидронавт" подошел к бую и поднял его. Под буем на длинном эластичном кабеле длиной несколько десятков метров была подвешена гидроакустическая антенна. Вероятно, так американцы пытались прослушивать переговоры аппарата с судном. Взамен поднятого они тут же поставили другой, и регулярно продолжали опускать буи в каждом нашем погружении.
Юра и наблюдатель В. Бондарев увидали на дне помимо тех же шкурок и этикеток застрявший в камнях скальп с черными длинными волосами, которые шевелились по течению, одежду, вымпел, на котором по-английски было написано "Корея", 400 долларов и 10 метров обивочной с рисунком ткани, размотавшейся из куска. Опять быстро были готовы и переданы фотографии, за что удостоились первой благодарности.
Через день, 19 сентября, состоялось мое второе погружение, на глубину 240 метров. На грунте были видны явные следы поисковых тралений: весь грунт был вспахан, камни сдвинуты с места. Сразу же стали попадаться знакомые предметы, к ним добавились календарь с фотографией "Боинг 747", носок, обрывки вещей. Почему-то было очень много фольги.
Неожиданно на связь со мной вышел капитан "Гидронавта" и спросил: "Мимо тебя не пролетал американским вертолет?"
Я поинтересовался, в чем дело. Оказалось, что за это время в воду упал небольшой американский вертолет. "К с частью, -добавил капитан - "вам его искать пока не надо".
Вечером встретились с БПК "Петропавловск". Поняв, что наше участие в поисковых работах дает хороший результат, военные решили оборудовать "Гидронавт" [точной] системой навигации, чтобы судно могло точно выйти в заданною точку и осуществлять прицельные спуски подводного аппарата, для оперативной связи с военным командованием нам поставили специальную радиостанцию, по которой мы могли говорить с военными, не боясь, что нас могут подслушать. Для обслуживания новой аппаратуры с БПК переехали к нам и оставались
-12-
до конца операции два офицера и два матроса.
В следующих двух погружениях ничего нового, кроме обивки самолетного кресла и свитера, обнаружено не было. По радио мы получили сообщение, что в трал одного из рыболовных траулеров попались кусок крыла, лонжерон и кусок кабины и "Гидронавт" был отправлен в район находки. Наши с капитаном соображения о том, что надо продолжать поиски в том районе, где аппарат сделал срои первые погружения, так как характер расположения предметов под водой показывал, что все они выносится течением из одного места, не были приняты во внимание.
Как мы потом поняли, ориентироваться на находки траулеров было бесполезно, так как зачастую они перетаскивали предметы по грунту с места на место, не всегда поднимая их на поверхность, чем дезинформировали участников поиска и не давали правильного представления о истинном месте нахождения самолета. Тогда мы еще думали, что самолет под водой сохранился почти целиком.
Как мы и предполагали, несколько следующих погружений были безрезультатными, зато внешняя напряженность усилилась. Низко над нами стал летать четырехмоторный винтовой американский разведывательный самолет типа "Орион", чтобы максимально снизить скорость, он летал с одним выключенным мотором. При очередном его пролете вдруг раздался страшный грохот и чуть выше "Ориона" как молния пронесся наш перехватчик типа Су и скрылся за горизонтом. Вероятно, он был вызван военными для воздушной защиты. Медленно пролетев над судном, "Орион" развернулся и лег на обратный курс прямо над палубой "Гидронавта". Когда он заканчивал очередной разворот, из-за горизонта показался наш перехватчик и столь же мгновенно пронесся обратно. Так они и летали, "Орион" успевал сделать несколько пролетов над судном, а за это время Су только только делал где-то в бесконечности разворот и летел обратно. Соревнование продолжалось до тех пор, пока "Орион" не улетел на свою базу, по всей видимости, в Японию.
В последнем из погружений в этом районе я наткнулся на красный пустой цилиндр, вероятно от шлюпочной аварийной радиостанции, широко используемой на наших судах. Он утонул , потому что в нем было несколько дыр. Цилиндр наравне с остальными чужеродными предметами был сфотографирован, и
-13-
вечером, как обычно, все документы были переданы на БПК. Ночью меня поднял офицер связи для разговора с БПК. Говоривший оттуда пытался убедить меня, что цилиндр и есть искомый долгожданный "черный" ящик и что мы сделали непростительную ошибку, так легкомысленно отнесясь к данной находке.
Мне так и не удалось разубедить говорившего и следующее погружение нам было приказано сделать как можно быстрей в той же точке и во чтобы то ни стало найти [ххххххххххххххххх] загадочный предмет.
Но свои коррективы внесла погода, начался шторм. Хотя было ясно, что аппарат работать не может, каждое утро мы исправно получали координаты новой точки погружения.
"Гидронавт" выходил в указанную точку и, как правило, обнаруживал там поджидавший нас японский корвет PL-111 береговой охраны. Для нас осталось загадкой, как он раньше нас узнавал заданную нам точку, хотя все переговоры велись по специальной связи. Через 30—40 минут весь в дыму подходил наш персональный защитник и дальше полдня мы проводили втроем.
Лишь 29 сентября погода утихла и в один день было сделано два погружения на глубину 220 метров. Здесь мы впервые увидели пальто, застегнутое на все пуговицы, без каких-либо останков внутри. Чуть дальше лежали детские шорты, так-же застегнутые. Все остальное было стандартным набором, шкурки, бумажки, обрывки [ххх] материи, бутылки. Очень мешало работать сильное течение со скоростью свыше 1,5 узлов. Часто попадались вывороченные тралами камни.
На следующий день погода снова испортилась и девять дней мы не работали. У американцев пришел новый фрегат под номером 994, самый, пожалуй, большой из всех находившихся в районе поиска кораблей, с ракетами, установленными на направляющих пусковых установок. В сопровождении нашего стража гигантский фрегат стал ходить очень близко к "Гидронавту".
Укрываясь от шторма, мы перешли на рейд Невельска, где собралась вся наша поисковая группа. Однако днем ветер усилился до З0 м/с и якоря "Гидронавта" начали ползти, поэтому он вынужден был уйти штормовать в море, а затем в бухту Изо острова Монерон.
4 октября военные передали на судно схему "Боинга-747" с указанием, где находится "черный" ящик и с его ри-
-14-
сунком и описанием. Оказалось, что ящика два, один для записи переговоров, а другой для записи параметров движения и энергетики. Причем "черные" ящики размерами 250х250х140 мм имели ярко оранжевый цвет.
Лишь 9 октября при очень свежей погоде мы рискнули продолжить работу. В 11-00 на погружение пошли Сидоренко и Бондарев. Они сразу вышли на большое количество обломков самолета, раскиданных по грунту, и среди них Юра увидел к своему ужасу руку, оторванную по плечо, и еще какие-то части тела.
На следующий день я погрузился в этой же точке. Глубина была 170 метров. Картина, увиденная Юрой накануне, повторилась. На расстоянии 5-7 метров друг от друга лежали обломки лонжеронов, куски обшивки с одним, максимум двумя иллюминаторами, кучи проводов. Попадалась всевозможная одежда, но без останков. Немного в стороне лежал спасательный жилет с надписью "Korean Air lines".
Я боялся увидеть пассажиров, однако, когда дело дошло и до этого, страх пропал, так как то, что я увидел, было непохоже на человеческие останки. Куски, которые нам попадались, были настолько изуродованы либо в результате падения самолета, либо объедены морскими животными, что узнать их было очень трудно. И против ожидания останков было очень мало.
Вдруг по связи с судном я услышал голос капитана, который, пытаясь сохранить спокойный тон, сказал: "Миша, срочно подвсплыви метров на 20-30 над грунтом". Не спрашивая причину, я немедленно выполнил приказ. Затем последовало указание полным ходом двигаться определенным курсом, затем застопорить ход, затем снова двигаться максимальным ходом. Через 10-15 минут таких маневров, наконец, последовало разрешение продолжить работу у грунта. Оказалось, что эту же точку одновременно с нами дали военным тральщикам, которые методично стали прочесывать грунт, не взирая на многократные обращения Басса к командирам тральщиков прекратить работу, так как они угрожали безопасности подводного аппарата. Ответ был один: "Мы получили приказ и должны его выполнить. Ни о каком вашем аппарате и знать не знаем". Лишь благодаря командам с судна мы с трудом избежали судьбы быть пойманными в военный трал.
Беспорядок продолжался и на поверхности. Охрана куда-
-15-
то ушла и американские корабли подошли почти вплотную.
Всплыв, я в очередной раз с захватывающим интересом смотрел, кто быстрее подойдет к подводному аппарату - "Гидронавт" или "Беджер", на вертолетной палубе которого уже готовился к взлету вертолет. Наши опять победили и "Гидронавт" подошел первым. Общее количество судов на пятачке радиусов в 300 метров достигало 20. Среди них мы и всплыли, чудом ни с кем не столкнувшись. Это погружение запомнилось еще тем, что впервые появились сильные искусственные помехи, в акустической связи с судном. Кто их создавал, выяснить мы не смогли. Преступная безответственность военных, которые чуть не поймав в трал аппарат под водой, лишили его к тому же [ххххх] охраны на поверхности, нас возмутила и капитан, помня просьбу Котляра сообщать обо всех ЧП, немедленно послал ему радиограмму. Очень быстро пришел ответ, что "Беджер" впредь будет поднимать флаг "не буду препятствовать вашим работам" и только после этого мы можем безопасно спускать аппарат.
На борту судна в спокойной обстановке проанализировав с Бассом результаты двух последних погружений, мы пришли к выводу, что самолет находится в нескольких сотнях метров от тючки погружений. Нарисовав распределение течений в этом районе и сопоставив его с выносом отдельных предметов, мы поставили на планшете точку предполагаемого местоположения самолета на дне. Наши выводы и очередные фотографии мы немедленно отправили военным, предложив следующее погружение сделать в вычисленной точке. Однако в нашем анализе и предложениях никто не нуждался, так как реакции никакой не последовало. А после очередного трехдневного шторма нас отправили совершенно в другое место.
Итак, месяц нашей работы прошел. Можно было уже подвести какие-то итоги. На наш взгляд, подводная техника использовалась крайне неэффективно и безграмотно. За прошедшее время можно было под руководством великолепного специалиста по необитаемой подводной технике Михаила Дмитриевича Агеева, также принимавшего участие в поиске, с помощью его необитаемых подводных аппаратов обследовать гигантскую площадь дна и отметить все "подозрительные" места, ко-
-16-
торые затем тщательно осмотреть обитаемыми подводными аппаратами. Затем в работу должны были включиться водолазы "Михаила Мирченка" для подъема обломков. Вместо этого огромное судно использовалось как поисковое, осматривавшее метр за метром грунт с помощью телекамеры, не приспособленной для таких работ.
Действия руководства поиска не укладывались ни в какую логическую схему. За весь месяц ни разу не было проведено общего совете участников поиска, не выслушивались их мнения, не проводилась координация работ, в отличие от американцев и японцев, которые регулярно по утрам собиралась на вертолетах и катерах на борту фрегата США №994. Глядя на их сборища, мы надеялись, что когда-нибудь и нас соберут наши военные, но безуспешно. Нам отводилась роль бездумных исполнителей. Применение же рыболовных траулеров внесло дополнительную сумятицу. Даже если им и удавалось что-то зацепить, то поднимали они это совсем в другом месте, а чаще просто перетаскивали обломки с места на место. Следы такой деятельности мы часто видели в своих погружениях.
Утешало лишь то, что беспомощность и непредсказуемость действий нашего руководства одинаково мешали как нам, так и американцам. Если им и удавалось что-то нащупать своими приборами, то на следующий день этого на дне уже не было, так как было утащено тралами, а куда, [ххххххххх] никто не знал. В результате такой организации самолет в течение первого месяца поисков найден не был.
14 октября настал момент совершить тринадцатое погружение, полностью оправдавшего свой номер. Началось все с ночного разноса по спецсвязи с "Петропавловска". Кто-то из военною руководства / а военные в разговорах никогда не представлялись / кричал по спецсвязи, что мы уже три дня не работаем, что нам дают воду, топливо и продукты, а мы бездельничаем. "Может, вам пива еще холодного подать", -грохотал начальственный голос. Между тем, море все три дня было 6 баллов и только к нынешнему утру стало успокаиваться. Капитан не менее резко ответил, что мы сами знаем, когда работать, и ушел со связи. К 10 утра море [ххххх] успокоилось настолько, что можно было спускать аппарат. Через три часа работы под водой на судне вышел из строя канал передачи станции заукоподводной связи с аппаратом
- 17 -
и Юра Сидоренко, управлявший аппаратом, оказался предоставленным самому себе, так как до него не доходили команды с судна. По правилам после потери связи аппарат через 30 минут должен прекратить работу и всплыть. Но из-за большого количества судов вокруг всплытие без связи было очень опасно и Юра встал на грунте, ожидая восстановления связи. Благодари изобретательности радионавигатора Якушева через 35 минут станция была отремонтирована и Юра продолжил работу. Ему снова попался очень длинный кусок ткани. Юра повел аппарат над тканью, чтобы рассмотреть ее подробнее и сфотографировать и вдруг увидел в нижние иллюминаторы, как ткань неожиданно поднялась вверх и прилипла к аппарату. Ее затянуло в кормовой винт.[аппарата]. Винт застопорился и аппарат потерял возможность двигаться. Пришлось всплывать вместе с тканью. Ситуация сложилась явно аварийная, так как зацепись ткань другим концом крепко на дне, для всплытия аппарата [ххх] пришлось применять бы специальные меры. К счастью этого не произошло. Подъем аппарата вызвал еще больший интерес американцев, так как за вытащенным из воды аппаратом волочилось что-то длинное и непонятное. К тому же во время подъема лопнул шланг гидравлики спуско-подъемного устройства и аппарат на 15 минут оказался в подвешенном состоянии между небом и водой. Чтобы охладить повышенный интерес американских кораблей, [хххххххххххххххххххххххххххх] еще одному советскому кораблю пришлось присоединиться к нашему постоянному защитнику и они образовали вокруг "Гидронавта" надежный заслон. Как только плотная, видимо драпировочная зеленая с цветами ткань оказалась на палубе, распространился сильным запах керосина, которым она пропиталась под водой. Из-за этого при малейшем натяжении она расползалась в руках. Винт аппарата выглядел как муха в паутине и освободить его стоило большого труда. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло, в результате со дна было поднято вещественное доказательство, которое до мельчайшего кусочка собрали в мешок и отправили военным.
В этом погружении рядом с нами работал один из подводных аппаратов ВМФ. Юра по связи слышал голос командира этого аппарата, но на Юрины вызовы тот не реагировал.
Движимые своей идеей о совместной работе вечером мы с
-18-
Юрой и капитаном отправились на "Михаил Козьмин", носитель аппаратов ВМФ. С объединением усилий опять ничего не получилось, но удалось хотя бы договориться о специальных сигналах в случае аварии подводного аппарата, когда нельзя было обойтись без помощи другого аппарата. Никто из руководителей поиска об этом почему-то не подумал. Военные коллеги рассказали, что тральщики мешают и им, и один раз даже зацепили якорь "М. Козьмина".
Оказалось, что в этот же день было первое погружение "Океанолога". Он дошел до глубины 180 метров, но сильное течение не позволило ему продолжить работу. Больше он не погружался, а стал использоваться как судно связи и снабжения.
Опять шесть дней штормило. "Гидронавт" ушел в свое обычное укрытие - бухту Изо острова Монерон и бросил якорь среди дивизиона тральщиков, "охотившихся " еще недавно за нами. Они здесь же пережидали шторм. Отныне они нам были больше не страшны, в ответ на нашу жалобу пришел приказ, запрещающий им тралить одновременно со спуском аппарата.
Несмотря на плохую погоду, мы ежедневно получали указание выходить в точку поиска. Мы послушно выходили, некоторое время дрейфовали среди знакомых больших кораблей, которым не требовалось укрытие и возвращались обратно, как говорили, в "гараж" под прикрытие Монерона.
Лишь 21 октября к концу дня погода позволила сделать нам очередное погружение. Как всегда, американский флот собрался в полном составе, но "Садычок" исправно нес свою службу. На сей раз работа заключалась в обследовании определенного участка дна размером 600х300 метров. Навигационная система аппарата не позволила двигаться с точностью, необходимой для детального обследования такого небольшого участка, не выходя за его пределы. Поэтому мы воспользовались старым испытанным способом, привязав к кормовому стабилизатору тонкий линь с ярко оранжевым буйком. В ночное время на буйке горела лампочка. С судна по буйку определяли местоположение аппарата и, когда буек приближался к границе обследуемого участка, аппарату давалась команда ложиться на обратный курс. Так же работали и другие подводные аппараты, хотя на фоне современнейшей морской техники, сосредоточенной в этом районе, эта методика выгляде-
-19-
ла устаревшей на несколько веков. Не знаю, что думали по этому поводу внимательно наблюдавшие за всем американцы, но другого выхода выполнить жесткие требования военных у нас тогда не было.
Через тридцать минут после начала погружения аппарат, двигаясь у грунта на глубине 190 метров, наткнулся на огромную скалу, вершина которой терялась в темноте. Чтобы "перепрыгнуть" через неё, пришлось подвсплыть на 20 метров. Дальше пошел невообразимый хаос из коренных пород. Хорошо, что на вершинах всех скал росли веера белых мягких кораллов, которые, высвечиваясь в лучах прожекторов, заранее обозначали очередное препятстви. Проработав 5,5 часов и основательно замерзнув / температура забортной воды на этой глубине едва достигала двух градусов и в аппарате было очень холодно / проплавали мы среди скал совершенно безрезультатно. Всплыв в 12 часов ночи на поверхность, мы оказались в не менее сложной ситуации. В верхние иллюминаторы я увидел совсем близко огни десятков судов и какие из них принадлежали "Гидронавту" определить было невозможно. Крошечный топовый огонь аппарата, поднятый над водой всего на полметра,совершенно терялся среди обилия огней и вряд ли мог привлечь чье-то внимание. Я почувствовал себя очень неуютно, так как любая из морских громадин могла "переехать" через аппарат, даже не заметив этого. Но штурмана "Гидронавта" не дремали и быстро выловили аппарат из черной воды.
К четырем утра снова разыгрался шторм. Судя по карте погоды, мы находились в центре глубокого малоподвижного циклона и ждать улучшении погоды в ближайшее время не приходилось. Поэтому "Гидронавт" отправился [снова] к родному Монерону, до которого никак не мог дойти, так как ветер усилился до 7 баллов. Только к вечеру мы смогли стать на якорь с западной стороны острова у мыса Сахарная Голова. Утром, посмотрев в очередном раз на красивые, обрывистые скалы острова, падающие прямо в море, мы обнаружили, что остров из зеленого уже превратился в ярко желтый, а горы Сахалина покрылись белоснежными шапками. Приближалась зима, а никакой ясности о сроке нашего пребывания здесь не было, так как информировать нас о таких "пустяках" никто не считал нужным.
