"Св. великомученник Фока / Михаил Суворин"

[SVF]

Архангельскъ 21 мая 1915 г., №109:

[SVF]

Архангельскъ 16 июня 1915 г., №131:

[SVF]

Архангельскъ 18 июня 1915 г., №133:

[SVF]

Архангельскъ 28 июня 1915 г., №142:

[SVF]

Архангельскъ 15 июля 1915 г., №155:

[SVF]

Архангельскъ 17 сентября 1915 г., №206:

[fisch1]

И.Сергеев. Северная Одиссея, или Последняя экспедиция лейтенанта Седова.// Моделист - конструктор,1986,№09

...Однажды на мысе Аук острова Рудольфа, самого северного острова Земли Франца-Иосифа, среди обледенелых камней нашли деревянный шест с заостренным концом и медной муфтой, на которой сохранилась гравировка: «Sedov. Pol. Exped. 1912». Это был флагшток, который намеревался установить на «макушке» нашей планеты начальник экспедиции к Северному полюсу, старший лейтенант российского флота Г. Я. Седов...

Штурм полюса

Первые в истории походы к Северному полюсу имели вполне конкретную цель: разработку северного маршрута из Атлантического в Тихий океан. Принципиальная возможность такого пути, казалось, подтверждалась научными разработками географов того времени. Они утверждали, что ледяные поля располагаются лишь в достаточно низких широтах, а стоит пересечь параллели Гренландии или Шпицбергена, и откроются просторы арктического океана...

Гипотеза о свободном от льдов море в центре Арктики держалась на удивление долго. Лишь в начале XIX века исследователи убедились: попытка пробиться к самому полюсу на судах - дело безнадежное.

Тогда появилась другая, не менее «научно обоснованная» теория, выдвинутая английским мореходом Скоресби-младшим. Он утверждал, что верхушка земного шара окружена гладкими и неподвижными ледяными полями, по которым чуть ли не с комфортом можно двигаться к цели. Однако уже в 1827 году экспедиция англичанина Эдуарда Парри убедилась в обратном. Бесчисленные торосы чрезвычайно затрудняли передвижение, и за 35 дней похода исследователи достигли лишь 82°41" северной широты.

А ведь реальный путь к полюсу обсуждался еще за десять лет до путешествия Парри. В 1813 году русские ученые обратились к архангельским промышленникам с рядом вопросов о наиболее эффективных способах передвижения в условиях Севере, И единственным из всех возможных был назван традиционный - на ездовых собаках.

Во второй половине XIX века мечты о легком торговом пути в страны Востока по арктическому океану развеялись, но тут же на смену им пришел нарастающий ажиотаж вокруг идеи завоевания полюса. В 1868 году на небольшой яхте «Германия» ушла на север экспедиция Карла Кольдевея. Как ни странно, но и этот поход совершался в расчете на пресловутое, «свободное ото льдов море». Естественно, встретив первые же сплошные льды, яхта была вынуждена вернуться.

Через год Кольдевей отправился в новее путешествие к полюсу - на этот раз на специально построенном пароходе. Экспедиции было придано и парусное судно. Но буквально в десятке километров от Гренландии парусник раздавило льдами, а пароход после зимовки возвратился в Германию.

Аналогичная экспедиция отправилась на судне «Полярис» и из Североамериканских Соединенных Штатов. Ей удалось подняться лишь до 82° северной широты.

В 1875 году штурм полюсе организовали англичане. Это был тщательно подготовленный поход, который обошелся, пожалуй, дороже, чем все другие. Британцы отправились на двух судах от берегов Гренландии, однако пробиться не удалось и им. На этом основании один из руководителей экспедиции капитан Нэрс сделал вывод, что Северный полюс вообще недостижим.

К концу XIX века возникает совершенно новая идея покорения полюса - вместе с дрейфующими льдами. Ее автором, неистовым поборником, а затем и исполнителем оказался знаменитый норвежский путешественник Фритьоф Нансен, Кстати, в отличие от многих «рекордсменов» Нансен не ставил обязательной задачей водрузить флаг на самом полюсе, а стремился исследовать окружающие его неизученные области. Экспедиция на «Фраме» - широко известном судне Нансена - позволила подняться в трехлетнем дрейфе до 85° 56" северной широты. Правда, добраться до полюса в пешем походе не удалось.

В 1898 году в борьбу за покорение Северного полюса включается американец Роберт Пири. Он делает четыре отчаянных броска. Увы, человечество ничего не получило от последней экспедиции Пири 1909 года, ничего, кроме самого факта достижения точки, а которой сходятся все меридианы. Да и to, как потом выяснилось, место, принятое Пири за полюс, отстояло от него по меньшей мере на 167 километров.

Кстати, заявка американца на приоритет была омрачена небывалым скандалом. Доктор Фредерик Кук заявил, что открыл полюс на два месяца раньше. В дальнейшем выяснилось, что Кук и сопровождавшие его эскимосы действительно покинули побережье и направились к полюсу. Но не прошли путешественники и десятка миль, как Кук распорядился построить на льду снежную хижину, увенчал ее американским флагом, сфотографировал. Мошенника разоблачили эскимосы, узнавшие изображение на фотографии в книге Кука с подписью «На полюсе».

В обстановке суматошной борьбы за честь значиться покорителем Северного полюса лишь Россия, имевшая все основания считать Ледовитый океан как бы внутренним русским морем, оставалась до поры сторонним наблюдателем. Между тем и опыта освоения арктических областей ей было не занимать, и прав на северные моря, острова и архипелаги у нее было не меньше... 19 марта 1912 года было опубликовано открытое письмо офицера Главного гидрографического управления морского министерства капитана Г. Я. Седова с призывом организовать русскую научную экспедицию на полюс. «Русский народ должен принести на это национальное дело небольшие деньги, а я приношу жизнь», - писал в своем обращении Седов.

Имя Г. Я. Седова в то время уже хорошо знала научная общественность Росии. На его счету было блестящее исследование Колымы, о котором газеты того времени печатали многочисленные заметки, конференция Академии наук адресовала ему благодарственное письмо за собранные там научные коллекции. Астрономическое и Географическое императорские общества приняли его в число своих действительных членов. Получил Седов за экспедицию и повышение в чине - штабс-капитана произвели в капитаны по Адмиралтейству.

Университеты Егора Седова
Родился Седов в Приазовье, на хуторе Кривая Коса, в семье рыбака. С восьми лет начал трудиться, а а одиннадцать уже ходил на шаланде в море - помогал отцу в промысле.

Тяга к знаниям обнаружилась у мальчика рано, однако поступить в приходскую школу ему удалось лишь в четырнадцать лет. За два года усвоил Егор Седов курс трехклассной школы, и на этом его учение закончилось - нужно было работать. Егора берут в торговый склад местного помещика - он катает бочки, чинит сети и паруса, переносит мешки с солью. Именно в это время у юноши появляется тяга к книгам. Они открывали перед ним совершенно иной мир - мир путешествий, приключений, открытий...

В семнадцать Егор ушел из дома и вскоре оказался в Ростове-на-Дону, где находились так называемые «Мореходные классы». Директор сочувственно отнесся к просьбам Седова и согласился зачислить его, но лишь при условии, что юноша приобретет полуторагодичный стаж плавания на парусном судне.

Судьба улыбнулась молодому человеку - в 1895 году, после того, как он проплавал на парусном боте две навигации, его приняли в мореходные классы. Трудным оказалось учение - особенно для тех, у кого, как и у Егора, было лишь свидетельство об окончании церковноприходской школы. Лишь за первый год, а точнее - за восемь месяцев, ученики должны были усвоить полный курс математики почти по гимназической программе, русскую грамматику, английский язык, географию...

Три года длилось учение, больше напоминающее бешеную гонку, и весной 1898 года Георгий Седов получает диплом штурмана дальнего плавания. Тем не менее ему приходится служить в должности второго помощника капитана на парохода «Труд», возившем керосин из Батума в Ростов, Феодосию и Евпаторию.

Но такая служба не по душе молодому штурману, и он идет в морской флот - на первых порах вольноопределяющимся. Вскоре Седова назначают на учебное судно, и через три месяца он легко сдает экзамены на прапорщика запаса флота.

Как случилось, что вскоре простого прапорщика допустили к сдаче экстерном экзаменов за полный курс морского корпуса? Утверждают, что главную роль при этом сыграл один из его экзаменаторов. Незаурядные способности и глубокие знания молодого моряка произвели впечатление, и в итоге у Седова оказалось рекомендательное письмо к гидрографу генералу Дриженко...

Осенью 1901 года Седова производят в поручики запаса флота по морской части. Настойчивость Георгия, казалось, не знала границ, и судьба по-прежнему благоволила ему - уже весной 1902 года его определили в службу с зачислением по Адмиралтейству. Заветная мечта сбылась - он стал кадровым морским офицером. А буквально через несколько дней поручик Седов отправился к месту службы - в Архангельск, где на судне «Пахтусов» его ждало место помощника начальника гидрографической экспедиции.

В 1904 году началась война с Японией. Седов изъявляет желание отправиться на Дальний Восток и получает назначение на Амурскую речную флотилию, в соединение номерных миноносок. И хотя принять участие в боевых действиях ому практически не удалось, к концу войны он уже стал командиром миноноски № 48.

После окончания войны с Японией Седов еще два года оставался на Дальнем Востоке - в должности помощника распорядителя работ по постановке вех и бакенов в Тихом океане. И вот наконец первое большое самостоятельное задание: в марте 1909 года Главное гидрографическое управление Морского министерства командировало штабс-капитана Г. Я. Седова на Колыму.

Знакомясь с отчетами колымской экспедиции, можно только поразиться настойчивости и научной добросовестности ее начальника. Многое было сделано за недолгое полярное лето. Исследован морской бар близ устья Колымы. Выполнены промеры устья реки. Определены координаты речного бара, найден удобный фарватер. Сделаны промеры и проведена съемка реки от Шалаурозского рейда до Нижнеколымска.

«...Исследование устья Колымы и выяснение возможности, таким образом, плавания морских судов через бар в реку до Нижнеколымска, - писал Седов, - могут безусловно сделать переворот в жизни Колымского края...»

Возвращение экспедиции можно назвать триумфальным. Георгия Седова хвалило его непосредственное начальство, весьма одобрительно отозвался о деятельности штабс-капитана и глава российской гидрографии А. И. Вилькицкий.

Вскоре последовало повышение в чине, а следовательно, в дальнейшем возможность получить более самостоятельные и интересные работы.

И вот новая экспедиция - на Новую Землю. Все лето 1910 года провел Седов на Крестовой губе, составляя карту этого сурового района, изучая гидрографические особенности и устанавливая мореходные знаки. После возвращения с Севера окончательно сформировалась мысль о походе к полюсу.

Весной 1911 года капитан подает рапорт на имя начальника Главного гидрографического управления, в котором обосновывает необходимость изучения самых высоких широт и достижения самого полюса.


Полярная экспедиция

«Ни да ни нет» - такова была позиция и Главного гидрографического управления, и Морского министерства. И лишь вмешательство научной общественности сделало возможным организацию комитета для снаряжения экспедиции. Появились наконец средства, появилась и возможность начать практическую подготовку к этому сложнейшему путешествию. Ну а Морское министерство смогло лишь произвести Г. Я. Седова в связи с предстоящим предприятием в чин старшего лейтенанта флота, что соответствовало званию капитана по Адмиралтейству.

В конце июля все участники экспедиции собрались в Архангельске. Именно здесь Седов впервые увидел будущее экспедиционное парусно-паровое судно «Святой мученик Фока », арендованное у местного зверопромышленника Дикина. Капитану шхуна понравилась: внешне неказистая, она тем не менее была прекрасно приспособлена к плаваниям в условиях полярных морей.

Построенное еще в 1870 году в Норвегии судно предназначалось для морского промысла в Ледовитом океане. При спуске на воду оно получило название «Гейзер» и под этим именем плавало вплоть до 1890 года, а затем было куплено мезенскими зверопромышленниками братьями Юрьевыми и стало именоваться «Святой мученик Фока ». В 1909 году « Фока » принадлежал Мурманской научно-промысловой экспедиции, а затем был откуплен зверопромышленником Дикиным.

Парусно-паровая двухмачтовая шхуна имела мощный набор из дубовых брусьев, дубовые киль, кильсон, форштевень, привальные брусья, увеличенную против обычного толщину обшивки корпуса, « Фока » был оснащен к тому же крепким ледяным поясом, а в носовой части чуть ли не броней из 24 толстых дубовых брусьев. Большие трюмы вмещали запасы топлива, продовольствия и материалов даже для многолетней экспедиции, а в просторных кубрике и кают-компании мог с удобствами разместиться экипаж.

Вскоре из Петербурга начали поступать оборудование и провиант, однако комитет не торопился с высылкой заказанных консервов, аппаратуры для научных наблюдений, приборов. Седов надеялся выйти в море до 14 августа - отправиться позднее означало подвергнуть экспедицию риску зазимовать, не добравшись до Земли Франца-Иосифа. Много энергии затратил Седов на то, чтобы достать радиоаппаратуру - новомодное, но уже успевшее хорошо зарекомендовать себя снаряжение, обещавшее существенно уменьшить опасность плавания. Но когда громоздкие ящики «беспроволочного телеграфа» были уже погружены на «Фоку», Морское министерство аннулировало отпуск радисту, намеревавшемуся пойти с Седовым. Пришлось радиостанцию оставить на берегу...

Бесконечные проволочки портовых властей, связанные с оформлением ледового похода, вынудили перенести выход в море сначала на 21-е, а затем и на 27 августа.

Наконец настал долгожданный день. К двенадцати часам набережную заполнила толпа - жители Архангельска собрались на торжественные проводы первой российской экспедиции к Северному полюсу. Музыка, речи, молебен... И вот наконец « Фока » в открытом море.

Выход экспедиции из Архангельска с отставанием чуть ли не на полтора месяца от запланированной даты оказался для седовцев роковым. Коротко арктическое лето, и конец августа является, собственно, уже предзимьем. Буквально через несколько дней после проводов, когда « Фока » был в горле Белого моря, разразился сильнейший шторм. Встречный ветер сносил судно назад, и мощности слабенькой паровой машины, сообщавшей шхуне четырехузловый ход, не хватало, чтобы противостоять свирепому натиску стихии. К тому же открылась течь в трюме - вода стала угрожающе прибывать, подбираясь к топкам. Три дня трепало море « Фоку », однако дальнейший путь прошел при благоприятном ветре, и вновь шторм настиг его лишь у самой Новой Земли.

Оставив в поселке Ольгинском, что в Крестовой губе Новой Земли, письма и официальные донесения, шхуна взяла курс на север, к восточному берегу Земли Франца-Иосифа. Это было 12 сентября, на рассвете, а уже через день вахтенный обнаружил прямо по курсу плавающий лед...

Более двух недель пробивалась экспедиция на север. С каждой милей толщина и крепость льда увеличивались. И в этих условиях « Фока » показал себя с самой лучшей стороны - он исправно крошил панцирь океана массивным и крепким дубовым корпусом, прекрасно слушался руля, когда было необходимо идти по извилистым протокам, соединяющим полыньи.

Но, несмотря на все усилия команды и членов экспедиции, пришлось возвращаться к Новой Земле, где в начале октября «Фока» и вмерз в льды в небольшом заливе, названном путешественниками бухтой «Святого Фоки».

Динамичная натура Г. Я. Седова не могла вынести бездействия зимовки, и он, не дожидаясь конца полярной ночи, предпринял поход на Север, чтобы как можно точнее определить положение мыса Литке на Новой Земле, который отстоял от бухты «Святого Фоки » на 50 километров. И это был не единственный его поход для изучения близлежащих северных земель. «Подвести итог произведенной нами работе, - писал Седов, - тем более приятно, что в ней сделаны некоторые открытия - несогласия с существующими картами...»

Действительно, в дальнейшем ученые-географы утверждали, что если бы экспедиция Седова предпринималась исключительно для изучения Новой Земли, вряд ли она смогла сделать больше для науки за 11 месяцев ледового плена.

« Фока » освободился ото льда лишь 3 сентября 1913 года. И снова - курс на север, к мысу Флора Земли Франца-Иосифа. И опять перед шхуной расстилаются ледяные поля, забираться в которые теперь уже смертельно рискованно, поскольку на судне почти не осталось топлива, а на одних парусах во льдах не походишь... Тем не менее - курс на север, к полюсу.

Поздно вечером 13 сентября «Святой мученик Фока » бросает якорь в виду мыса Флора. Убедившись, что обещанный пароход с углем не прибыл, 17 сентября экспедиция отправляется дальше. Через двое суток Седов вводит шхуну в безымянную бухту острова Гукера и осторожно ставит ее на грунт. Здесь, в бухте, названной Тихой, предстоит еще одна зимовка.

Она оказалась гораздо более трудной. Необходимо было экономить топливо, окончательно испортилась недоброкачественная солонина, угрожающе таяли запасы консервов. У людей появились признаки цинги. Тем не менее Седов, ослабленный, как и его соратники, готовится к походу на полюс. Спутники неоднократно пытались переубедить его. Две тысячи верст в оба конца - ведь это не по силам и здоровому!

2 февраля 1914 года полюсная экспедиция в составе Георгия Седова, матросов Александра Пустошного и Григория Линника выступила в поход. С ними было трое саней-нарт, 24 собаки и около 60 пудов провианта и вещей. Первые дни Седов чувствовал себя бодро, однако болезнь наступала, и на девятый день руководитель экспедиции уже не мог встать. Тем не менее на предложение вернуться он не согласился и в течение восьми дней двигался в нартах.

На семнадцатый день трое измученных путешественников почти достигли острова Рудольфа. Но Седов совершенно ослаб, и 20 февраля жизнь этого замечательного человека оборвалась... Похоронили Георгия Седова на южной оконечности острова Рудольфа, положив в могилу флаг с надписью на древке на английском языке «Sedov Pol. Exped. 1912».

18 марта Линник и Пустошный вернулись на « Фоку ». В конце июля шхуна освободилась ото льда и покинула бухту Тихую. А через месяц, спалив в топке все, что хоть как-то могло гореть, экспедиция вернулась в Архангельск...

[fisch1]

И судно нарекли "Святым Фокой"

В 2011 году в Северодвинске заботами краеведа В.А. Точилова тиражом всего 300 экземпляров были напечатаны воспоминания Тита Егоровича Точилова (1881-1939 гг.) "Послание из прошлого", написанные им незадолго до смерти в деревне Зимняя Золотица, что находится в 130 километрах к северу от Архангельска. В этих воспоминаниях, написанных на основе дневников самобытным языком северянина, много повидавшего и испытавшего в жизни, есть страницы и о судне, купленном промышленниками братьями Юрьевыми, позже получившем название "Святой муч. Фока". Т. Е. Точилов — постоянный житель Верхней Зимней Золотицы. Родившись в большой семье батрака-бедняка, он с 11 лет начал трудовую жизнь — сперва в подпасках у пастуха, затем кашеваром и исполняющим другие работы на промысловых судах местных промышленников. Бывал в Архангельске, проездом в Петербурге, ходил на хозяйских судах в Норвегию. Грамоте научился у местного псаломщика, затем в течение одной зимы посещал приходскую школу в Золотице.
В 1934 г. с ним встретился в Золотице аспирант ЛГУ В. П. Чужимов и записал от него былины «Женитьба Владимира» и «Добрыня и Алеша», но обе записи не сохранились. Исполнял он былины, по словам собирателя, «в пении, совершенно свободно», тексты «несколько укорочены и психологизированы по содержанию», стих хорошей сохранности. Кроме сказанных, как сообщал В. П. Чужимов, знал еще «Бой Ильи Муромца с Соловьем-разбойником», «Святогор и Илья Муромец» и «Садко». Любил петь былины для самого себя, большей частью во время рыбной ловли. Перенял былины от Дмитрия Федоровича Лыткина из деревни Инцы, у которого жил одно время в работниках. Как удалось выяснить В. П. Чужимову, былинные тексты Точилов записывал, но записей своих Чужимову не показал.
В 1937 г. участницам экспедиции Института этнографии АН СССР удалось снова разыскать Т. Е. Точилова, но встреча произошла перед самым его отъездом по делам из Золотицы. Для записи времени не было. Тит Егорович сам предложил записать свои былины и переслать в Ленинград, что он и выполнил. С 1938 г. стали в адрес А. М. Астаховой поступать письма с записями былин. Всего переслал он 4 текста былин в следующем порядке: «Илья Муромец и Соловей-разбойник», «Калин-царь», «Исцеление Ильи Муромца» и уже в середине 1939 г. — «Добрыня в отъезде». Кроме того, были присланы 3 сказки («Про Катигорошка», «Про Конька-горбунка», «О серебряном блюдечке и наливном яблочке»), и обширная, в 256 тетрадочных страниц, автобиография, которую он назвал в письме «былиной из своей жизни». Именно эта "былина" и была издана в 2011г в Северодвинске. Приводим отрывок из книжки Тита Егоровича Точилова.

Сначала на судне были три мачты. Позже одну мачту убрали.

«В декабре того же 1897 года Андрей - брат хозяина Василия Юрьева поехал покупать пароход. Приехал к нам в деревню и стал меня наймовать ехать с ним, так как я был знаком с его братом (ходил матросом на его судне). Мы договорились за 20 рублей в месяц. На третий день нужно было ехать. Тут простился я с отцом и с матерью, и мы отправились на лошадях до Архангельска. Нас ехало немного: хозяин и нас трое матросов. Из Архангельска мы поехали на паровозе и приехали в Вологду. Тут сделали пересадку и направились на Петербург. Приехали мы в Петербург, тут взяли извозчика и переехали на Финский вокзал. Ехали мы очень весело, хозяин был молодой, и мы все молодые. Не видали, как проехали Финляндию, ничего, что часть ехали на конях, ввиду постройки дороги. И скоро мы приехали в город Тромсе, а оттуда на пароходе направились в Христианию, где был наш пароход. И скоро мы достигли Христиании и поселились в гостинице. А потом наш хозяин стал принимать пароход. Пароход нам казался страшной трёхмачтовый, на двух мачтах прямые паруса. Корпус деревянный, до половины парохода обшит железом. Форштевень тоже обшит толстым железом узкими полосами. На средней мачте на топе брам стеньге прикреплена деревянная бочка. Нас очень интересовал этот пароход своей постройкой.
Вскоре пароход был принят, и мы переехали жить на него. Хотя команды было мало, но мы жили пока очень хорошо и весело. Все были молодые. Из Ручьёв был матрос Юрьев, а из нашей деревни Бурых и я. Потом хозяин стал набирать команду из норвежцев. Приехал механик и первый кочегар. Хозяин предложил мне идти в машинную команду, и я согласился. Машина была небольшая, одноцилиндровая. Меня интересовало то, что команда по-русски говорить не умела, так я немного научусь ихнему языку. Машинной команды было всего трое: машинист и два кочегара. Те же кочегары исполняли должности маслёнщика. От кочегарки в машину перегородки не было, и мы стали приготовлять машину. Хозяин стал набирать команду. Хозяин вести судно в Россию не мог, потому что образование было низкое - капитан каботажного плавания. Нужно было нанять капитана. И вскоре к нам приехал капитан. Человек представительный среднего роста, из себя толстый. Фамилия его была Роборсен. На другой день к нам приехало два гарпунёра Ерчик и Улоф. Вечером того же дня приехало ещё 4 матроса: Ансель, Христиан, Галтон и Крок. Значит, команда у нас была почти полный состав, хотя на судне раньше плавало 50 человек. Но нам пока было и того довольно. Машина была готова, и мы стали собираться в дорогу.
Через два дня мы покинули гостеприимную Христианию, и вышли в открытое море. Погода была хорошая, и ветер попутный. Мы под парами с помощью парусов плыли очень быстро. Приплыли мы в норвежский город Вардо. Тут забрали рому и коньяку, при промусле в то время он был необходим. 27 января 1898 года мы вышли из Вардо и направились промушлять тюленей. В море всё было мертво, навигация кончилась, и в море не было ни одного судна. И на русской территории не горел никакой маяк, и нигде ночью не видно было огня, как-будто и не было нигде жителей.
Так прошли мы Ледовитый океан, дошли до Святого мыса, но льду не было. Мы стали двигаться дальше и дошли до мыса Городецкого. Тогда увидали, что стала белеть ледяная полоса. Мы забрали паруса и пошли под машиной. Около мыса Орлова мы зашли в нижнюю кромку льда. Тут нам стемнело, впереди было не видно, и мы прекратили пары. За льдину зарочили* якорь и тут стали ночевать. Поутру стало светать. Ветер дул от норд-оста, и нас так окружило льдом, что мы начали двигаться. Тут мы стояли дня три. Потом ветер стал стихать и подул от оста, и нас двинуло назад к мысу Городецкому. В море было просто, лёд разредел. Мы развели пары, и пошли вперёд. Дошли до мыса Орлова, тут стало темно, и вперёд идти было очень плохо. Маяки не горели и не показывали плавающим морякам пути. Но благодаря опытности нашего хозяина, мы двигались вперёд, и ночью дошли мы до Орловских несяков. А несяками называли в то время мелкое место, в вёрстах 18 от земли, где становит течением воды ледяные неподвижные горы. Таких несяков есть много, и для плавания они опасны и зимой и летом. Летом ещё хуже, ледяные горы растаивают, и их не заметно. А при остановке воды, по-нашему на сухой воде, в большой шторм большое судно прихватит грунту, и может быть крушение. У Орловских несяков быват всегда раздел - течением воды лёд разделят на обе стороны и по направлению на остров Моржовец делает чистую воду. Мы были на этой чистой воде.
К утру, мы были у острова Моржовца, подошли к нему очень близко и сигналами флагов переговаривались со смотрителем маяка. Направились на зюйд-вест и вскоре нашли бельков и стали промушлять бельков и тюленей больших. А когда не было промусла, тогда строгали сало. Сало ложили в железные тянки*, а шнуры солили. Дело шло очень хорошо и весело. Команда была хорошая и весёлая, в свободное время выходили на лёд и играли рюхами. Время шло невиданно. Дожили мы до средины марта. Дети тюленей стали большие, из белька они скоро переходят в хохляка (шерсть белая и длинная) и салом делаются толстые. А когда они переходят в серку, салом делаются тоньше и белая шерсть выпадывает. Растёт новая шерсть пятнами, белое пятно да серое пятно, поэтому и зовётся серкой. Когда они перейдут в возраст серки, то на ночь уходят в воду, а днём вылезают на лёд на солнышке греться. Тогда их стреляют из винтовок. Когда дети выросли и стали серкой, тогда мы отошли назад к мысу Городецкому и промушляли серку. А после этого мы перешли на вешний промусел и стали промушлять залёжку».

«Святой Фока» на промысле. Фотография более позднего времени, т.к. здесь «Фока» уже с двумя мачтами

«Время стало подходить к Егорию, и в Белом море льду стало мало, зверя не стало, и мы кончили промусел. С добычей направлялись в Норвегию в город Вардо, в виду того, что команды было больше половины норвежцев. Пришли мы в город Вардо. Сало и шкуры запродали тутошнему купцу Брокову. Всего сала сдали на 30 тысяч крон. Мне хозяин прибавил пол процента из всего промусла, за то, что я поступил в машинную команду. Тут капитана хозяин рассчитал, и сошли 2 матроса Крок и Ансель.
Время шло быстро, дожили мы до июля. Хозяин задумал идти на Новую Землю промушлять. И как страшна была в то время Новая Земля, но мы согласились идти. Новую Землю в то время считали маткой. Погрузили уголь, забрали пресной воды, кое-какой провизии и отправились на Новую Землю с грумаланской песней. Грумаланская песня такая: «Не за ум - разум схватились, что на Грумант покрутились. Прощай Северной тонкой да не вернусь больше домой». На Новой Земле жителей в то время было мало, да и то ненцы. Ког¬да мы подошли к Новой Земле и там начали промушлять, время стояло плохое - всё туманы, и промусел был плохой. На берег мы выезжали очень мало, только в одной Белужьей губе, а всё время проводили на море. Стал наступать сентябрь, надо было покидать Новую Землю и выходить к зимней стоянке. Промусел был плохой: всего около 700 морских зайцев и нерп, 9 моржей и один белый медведь. С тем мы и пришли в город Вардо. Там выгрузили сало и шкуры, и сошла вся норвежская команда оприш машиниста. В начале октября мы пошли в Александровск - нынешний Полярный».
«Когда мы пришли в Александровск и поставили судно на зимовку, машинист уехал домой, а мы остались на судне зимовать. Бурых подлежал к исполнению воинской повинности и тоже уехал домой, а мы с Юрьевым остались. Да нанял хозяин ишо одного матроса Волокитина с Летнего берега из Яреньги. Парень тоже молодой. Населения в Александровске было мало, только часть рабочих и пять колонистов с семьями. Пожили мы немного, и наш матрос Юрьев задумал жениться, и тут у нас пошла свадьба, и жить стало веселее. Работы у нас почти не было: когда с палубы сгребём снег, а в хорошую погоду ездили за дровами в Палу губу. И так у нас зима почти шла к концу. Хозяин стал набирать команду, и поступил механик Фёдоров с парохода «Ольга». Мы стали готовить машину. Волокитин поступил в машинную команду, и мы втроём принялись за дело. Мы с Волокитиным чистили котёл, а механик готовил машину. К 1 февраля 1899 года мы были готовы к плаванию. Команды всей было 20 человек, и все были на судне. Стали мы поднимать пар. Пар подняли и стали прогревать машину. Когда механик пустил машину, то при первом обороте отломился конец вала с екцендриковыми тягами, и мы должны были прекратить пары и стали производить ремонт. На помощь к нам приехал второй механик - брат механика с «Ольги». Тут работали мы целыми сутками, и на 10 февраля всё было кончено. 12 февраля мы вышли в море, в город Варде за продовольствием. Там наскоро набрали то, что было нужно и пошли промушлять. Пришли мы к мысу Городецкому, и тут начали промушлять. В море не было ни одного судна, и нам было очень хорошо, никто нас не беспокоил, царили мы одни. Во время хода мы заменяли механика. Становили машину, давали взад и вперёд. Так промушляли мы до мая».

«В мае пошли в Архангельск с салом. В Архангельске сало продали Беляевскому по 2 рубля за пуд. И всего сало и шкуры продали на 35 тысяч рублей. Нам нужно было делать ремонт, ставить новую машину. В Архангельске таких мастерских не было, нам нужно было идти за границу. И мы стали грузиться смолой и пеком. Нагрузили полное судно и на палубу положили 300 бочек пеку. Фрахт был Беляевского и шёл в Англию. И так мы стали готовиться к отправке. Я домой послал отцу 200 рублей. Вся старая команда сошла. Остался только я и Седунов из нашей деревни, а остальные все были новые.

1 сентября 1899 года мы вышли в море. Погода была хорошая. Подошли мы к деревне Ручьи и тут стали на якорь. К хозяину приехали отец и дядя. Погостили на судне и поехали домой. А мы подняли якорь, распустили паруса и поплыли дальше. Благополучно проплыли мы русскую границу и достигли норвежских берегов. Напротив города Тромсо подул сильный ветер, и поднялся сильный шторм. Нас бросало, что щепочку. Во время сильной качки разбились бочки со смолой, и смолой зальнуло* помпы. Наше судно стало обтекать, в поддувала налилась вода, и мы прекратили пар. Спасение было очень плохое. С палубы все 300 бочек снесло волнами, матросы почти все выпали из строя морской болезнью. Пришлось и нам выйти на палубу и отливать ушатом воду через машинный кап. Земли нигде не было видно, Будто её совсем не было, только видно небо да сердитые волны с белыми барашками.

Так несло нас двое суток. На третьи сутки увидели на горизонте пароходный дым. Сон слеплял глаза, но спать было некогда. Седунов, Волокитин и я таскали воду ушатом, а машинист зачёрпывал её в ушат. Хозяин стоял в рулю, а остальная команда болела. Кухня не работала, и нельзя ей было работать, потому что с палубы не уходила вода. Одна волна проходит, а другая давно готова закрыть всё, что ей попадёт. Дым парохода становился ближе, и стало видать стены парохода. Мы подняли сигнал: «Просим помощи». На пароходе увидали сигнал, и подошли к нам. Мы переговорились флагами, но буксир дать пароходу было невозможно.

Решили мы втроём сесть на шлюпбалках в шлюпку, взять конец тонкого троса и передать на пароход. На нас были надеты спасательные жилеты и в шлюпке были спасательные круги. Пароход от нас был под ветром. Мы взяли в руки лопыря от гинцы*. Седунов был у руля. Выбрали удобный момент и отдали лопыря, и шлюпка наша была на воде. Волной бросило шлюпку под ют*, и у Седунова ушибло левую руку так, что он работать не мог. С другой волной мы были у нашего спасителя - парохода. На пароходе опытные моряки, они скорее спустили делек* с тросом, и его отнесло от парохода. Мы сумели за него пойматься, но волна из рук вырывала, и мы закрепили его за банки и стали держаться. С парохода подали нам кидок*, и мы зарочили трос, который был с нашего парохода. Потом пароход затянул нас на ветер, чтобы нам передать буксир на наше судно. На нашем судне работников было двое: хозяин и машинист, а остальные лежали, что мёртвые. С большим трудом им удалось поймать конец троса. Когда они его поймали, то мы подали им толстый трос, который мог держать судно.

Пароход был готов тянуть наше судно, а мы в шлюпке плавали на воде. И трудно нам было попасть на своё судно: или на море смерть или у судна убьёт волной. Мы с Волокитиным приготовились взять гинцы и поскорее зарочить. Только мы приготовились и были у судна, зарочили гинцы, как в тот момент нас подняло волной, и мы были на борту судна. Закрепили шлюпку, и сошли на судно. У Седунова рука не работала, она вся распухла. Все мы были довольны, что нас тянет пароход, и видим, что теперь будем живы. Тогда хозяин отдал мне руль, так как я знаком с ним, а сам пошёл в каюту.

Сон слеплял у меня глаза, а спать было некогда, нужно было спасать жизнь. Хозяин приносит чарку коньяку и на закуску копчёной сёмги. Я выпил, закусил и стал чувствовать себя много лучше. На четвёртые сутки мы увидали землю. Нас притянули в Пустую губу, там всего три жителя. Тут мы разгрузили свой груз и за буксиром пошли в Берген. В Бергене вся команда заявила расчет, и все были рассчитаны. Остались только я и Седунов, а остальные все сошли и говорили, что если наше судно будет ходить по земле, то тогда они будут на нём служить. Через месяц нас затянули в док, и судно было на суше, а нас с судна сняли. Переехали мы на берег. На фабрике дали нам небольшую комнату, и мы тут поселились. Хозяин уехал в Россию, а мы остались вдвоём. В городе русских не было никого. Судно наше стали готовить к ремонту, вынули машину, которую необходимо ремонтировать.

Время шло быстро, и стали мы поджидать Новый Год. Седунову квартира что-то не пондравилась, и он стал звать меня в город на другую квартиру. На Новый Год мы были на другой квартире в кофейне. На квартире была хозяйка Ертруда и две прислуги: Марта и Ельга. За квартиру мы платили по 20 крон с человека со всем содержанием. На судно мы ходили через день и ожидали, скоро ли наше судно поспеет, и мы будем жить на нём.

Стал подходить март, а хозяина всё нет. На судно ставили новую машину, и мы стали ходить каждый день. С нетерпением ждали, когда поспеет наше судно. Спросили у заведующего, и он сказал, что оно поспеет не раньше, как к концу мая. Мы стали дожидаться, и скоро пришёл наш радостный май. С Николы приехал и наш хозяин, и нам стало ловчее.

В конце мая мы увидели, что поставлена новая труба на наше судно. Хозяин нам сообщил, что 1 июня будем принимать пароход, и скоро будут спускать его на воду. 1 июня 1900 года приняли пароход, а второго был он спущен на воду. Третьего мы переехали на пароход, и пошли пробовать машину. Машина была двойного расширения и работала очень хорошо. Сходили мы в море вёрст 10, а потом обратно. Пришли в город и стали на якорь. Хозяин набрал команду, кого было нужно, и пошли под груз. Нагрузили нас льдом, и мы пошли в Англию в город Глазгов. Хозяин назвал пароход «Святой Фока». Выгрузили мы лёд, нагрузили угля и пошли обратно в Берген. За лето совершили три таких рейса.

Время подходило к зиме, нужно было идти в Россию. Мы набрали угля и направились в родную Русь. В конце января 1901 года мы были в городе Вардё. Набрали провизии и угля и отправились на промусел.

Подошли мы к мысу Городецкому и начали промушлять. Никто нас не беспокоил. Промушляли одним судном, и промусел был хороший. Когда не было промусла, тогда строгали сало. На судне была салогрейная, тут же грели сало, а шкуры солили. Так мы промушляли всю зиму счастливо.

В мае у нас стал истощаться уголь, нужно было идти в порт. Мы направились в Архангельск. Последними парами мы достигли Мудьюгского острова и против чёрного маяка отдали якорь. Больше нет угля, и идти нечем. Течение из Двины очень быстрое, она только что очистилась ото льда. Хозяин ушёл в город на пароходе «Обь», а на другой день пришёл на буксире, и нас потащили в город. Как мы были рады посмотреть родной наш город. К вечеру мы были в городе, приехала таможня, запечатала судно и оставили двух таможенников. Через два дня распечатали судно и дали разрешение на выгрузку. Когда нам разрешили выгружать, то смотрящей публики ездило каждый день сотни человек. Интересовались тюленьим жиром и шкурами, а так же и судном, такого в Архангельске ещё не было. Когда выгрузили сало, норвежская команда вся рассчиталась, и мы начали набирать новую команду. Мы с Седуновым поехали на побывку домой на полмесяца. Когда я приехал домой, отец с матерью от радости плакали. Отец здорово постарел, и мать тоже постарела».

Зарочили – зацепили
Тянки – емкости для хранения сала (ворвани)
Зальнуло - залипло
Лопыря от гинцы – троса от блоков
Под ют – под корму
Делек – снасть бегучего такелажа
Кидок – тонкий трос, с помощью которого на судно перетягивали буксирный канат

http://vaga-land.livejournal.com/
http://my-sedovo.narod.ru/

[fisch1]

Судно после экспедиции загнали в Кузнечиху на зимнюю стоянку, а весенним ледоходом унесло и выкинуло на отмель возле Шилова острова. Шла война, об экспедиции быстро забыли, старое судно никого не интересовало, и очень быстро оно было разбито льдами и замыто песком.

http://vaga-land.livejournal.com/

[fisch1]

Кушаков П. Г. Два года во льдах на пути к Северному Полюсу с экспедицией Г.Я.Седова . Петроград : 10-я Гос. тип., 1920.

[fisch1]

На выставке «Тайны пропавших экспедиций» 2012 г.

Снято с горы, возле которой стоял во льду «Святой Фока», только где это, возле Новой Земли, или на Земле Франца-Иосифа, понять трудно.

Керосиновая лампа, крепившаяся к переборке судна. Ламповое стекло, чтобы не вылетело во время сильной качки, закреплялось в латунном ободе болтиками.

Этюд Пинегина, сделанный им во время зимовки.

«Святой Фока» неподалеку от Соборной пристани. Под фотографией было написано, что судно стояло у пристани до весны 1917 года, потом половодье утащило судно в Кузнечевскую протоку.

Из акта администрации Архангельского порта:
«Комиссия нашла судно «Святой мученик Фока» в следующем состоянии. Снятыми оказались:
1)Вся средняя палуба.
2)В носовой части судна жилое помещение команды (кубрик), четыре дубовых бимса средней палубы, два контрбимса.
3)В машинном отделении: машинная кладовая, помещения для кочегаров, провизионная кладовая.
4)В офицерском помещении: вся деревянная бортовая и подпалубная обшивка, переборки кают и двери, правый, левый и кормовой фальшборты, деревянная обшивка с мостика, часть палубы полубака, фонарная, гальюн для команды и ватер-клозет… Все указанное сожжено во время плавания за отсутствием топлива».

Подпись под фотографией «Шхуну выбросило на отмель Шилова острова, объявили о ее продаже, но покупателя не нашлось. С занесенного песком судна было растащено все, что можно было взять: рамы иллюминаторов, поручни, оковку люков, трапов, гудков, куски корпуса, после чего «Св. Фока» превратился в удручающего вида развалину».

http://vaga-land.livejournal.com/603748.html

[fisch1]

В основной экспозиции музея художественного освоения Арктики на Поморской 3, на первом этаже, кроме картин Александра Борисова есть модели «Св. Фоки» Седова и «Св. Анны» Брусилова.

http://vaga-land.livejournal.com/504091.html

[fisch1]

Комитетом, помимо паруснаго судна Экспедиции «Поморъ»; снаряжен также и первый поморский пароход «Св. Фока», приобретенный два года назад Мезенскими поморами Юрьевыми специально для зверинаго промысла. К сожалению, при вполне благонадежном корпусе этого парохода, оказались непригодными его котлы и особенно машина недостаточной силы для плавания во льдах. В виду этого, одним из двух братьев совладельцев парохода, Андреем
Юрьевым, поставлены были в г. Бергене новые котлы, машина, паровой брашпиль и произведен полный ремонт. Потребовавшаяся, однако, для этого затрата показалась отцу Андрея Юрьева непосильной — и пароход, по ходатайству бывшего консула в Финмаркен Березникова и генеральнаго консула Тетермана, был спасен от продажи с аукциона в Норвегии, благодаря ссуде Комитета в размере 25000 рублей. Комитетом же оказана помощь Андрею Юрьеву (в размере 5 тыс.рублей) в снаряжении парохода «Св. Фока» на промысел, с обязательством, его принять на судно одного из ассистентов Экспедиции, для ведения журнала в течении всего плавания, согласно преподанной ему инструкции. А так как одинаковая же работа поручена
другому ассистенту па парусном судне Экспедиции «Поморъ», то в течении настоящаго времени должен существенно выясниться вопрос о тюленьем промысле в наших северных водах.

Об ассигновании на 1909 год из средств государственнаго казначейства 96000 рублей на расходы по принятие мер к развитию местнаго рыболовнаго и зверобойнаго промысла поморскаго населения Архангельской губернии.

[fisch1]

Розыски остатков корабля "Святой Фока"//Вечерняя Москва 5 апреля 1941