Мы вошли в один из его фиордов, так называемый «Ледяной фиорд» где проходили мимо целого ряда глетчеров, обрывавшихся в море отвесной ледяной стеной и своими размерами далеко превосходивших альпийские и кавказские ледники, несмотря на сравнительно небольшую высоту гор. В одной из многочисленных бухт этого фиорда, так называемой Адвентбей^ ской (Adwente Bay), среди нависших гранитных громад приютилась небольшая гостиница, построенная одним предприимчивым норвежцем и функционирующая в течение двух-трех летних месяцев. Раз в неделю сюда заходит норвежский почтовый пароход, совершающий рейсы с туристами, число которых ежегодно увеличивается.
Здесь мы застали целую флотилию, состоявшую из нескольких пароходов и парусных судов, которые вряд ли еще когда-либо собирались в таком большом числе в водах Шпицберген а. В числе их находился зафрахтованный нами финляндский пароход «Вирго» (Virgo), доставивший нам из Архангельска предметы снаряжения, необходимые для полярного плавания. Тут же стояла паровая яхта какого-то американского миллионера, совершавшего со своим семейством кругосветное путешествие. Вид этих отважных туристов, среди которых было много дам и молодых девушек, бесстрашно пересекавших моря и океаны на утлом суденышке, невольно вызывал у нас большое удивление. Встреча с ними на этом безлюдье была весьма сердечной, и, уходя потом в море, они долго и неустанно махали нам своим американским флагом, пока не скрылись за поворотом фиорда, направляясь чуть ли не в Австралию.
В гостинице нас встретил сам хозяин, раздавший нам печатные прокламации авантюриста Лернера, оповещавшего о своих правах на Медвежьи острова. Прокламации эти были отпечатаны на всех главных европейских языках, исключая русский. Как курьез, нам предложили в гостинице взять шпицбергенские почтовые марки, неведомо кем фабрикуемые, с изображением белого медведя.
(Выделено-padsee)
На Шпицбергене мы застали лето в полном разгаре. Температура воздуха доходила до 6° тепла. Из растительного царства только один мох да какие-то желтые цветочки, робко выглядывавшие из расщелин скал. Отогретая земля отдавала сильным весенним ароматом, насыщавшим чудный горный воздух, которым здесь дышалось особенно легко. Предпринятая на оленей охота была неудачной; тем не менее прогулка по высоким гребням гор среди скал, утесов, ущелий и ледников была весьма интересной и поучительной.
Общий вид гор мрачен, постоянная мгла, окутывающая острые вершины гор, еще более усиливает их суровый вид. Взбираться по ним чрезвычайно трудно, так как крутые склоны их усеяны выветрившимися осколками гранитных пород, которые осыпаются при малейшем неосторожном движении. В половине сентября над островом спускается долгая полярная ночь, продолжающаяся многие месяцы; и без того безжизненный остров замирает совершенно.
После суточной стоянки в ледяном фиорде «Ермак» вышел в дальнейший путь, сопровождаемый пароходом «Вирго», который должен был следовать за нами до границы полярных льдов и стоять там до тех пор, пока дым от «Ермака» не скроется за горизонтом. Миновав остров Шпицберген, мы в течение суток подвигались в открытом море и только под 80° северной широты встретили первые льдины, быстро уносимые на юг и столь же быстро таявшие в теплом течении Гольфстрима.
Сдавши на пароход «Вирго» корреспонденцию, которая вряд ли еще когда отправлялась из таких широт, и напутствуемые долгими прощальными гудками с «Вирго», мы скоро разобщились со всем внешним миром.
«Ермак», выпуская огромные клубы дыма из своих широких труб и работая всеми машинами, грузно подвигался вперед, раздвигая встречные льдины или раскалывая их надвое. По мере нашего следования к северу льдины скоплялись все теснее и теснее. Все пространство между островом Шпицбергеном и Гренландией представляет собою как бы естест-венные ворота, через которые Ледовитый океан благодаря течениям ежегодно с наступлением лета выбрасывает огромные массы льда, почти не оставляющие свободных промежутков, через которые мог бы пробираться корабль. Лишь временами встречались свободные ото льда пространства, которые «Ермак», ускоряя ход, быстро пересекал, чтобы снова начать свою сокрушительную работу во льду.
Чаще попадались узкие пространства свободной ото льда воды, которые зигзагообразно, подобно реке, терялись далеко на горизонте. Избирать то или другое направление по этим извилинам много помогала особо устроенная на вершине мачты вышка, с которой открывался горизонт на далекое расстояние; идти по таким извилинам доставляло всем огромное удовольствие, тем более что быстрее вело к цели нашего путешествия, сокращая работу ледокола.
Уверенность наша, что через неделю-другую мы одолеем все преграды и достигнем северного полюса, росла с каждым часом. Все воодушевились; даже молодые матросики, робевшие сначала, и те приободрились. Но общее ликование продолжалось недолго; природа одержала верх в этой неравной борьбе и нанесла «Ермаку» чувствительное поражение. На одном громадном торосе, не сразу поддавшемся под тяжестью «Ермака», погнулась обшивка, давшая трещину, через которую вода заполнила одно из отделений носового трюма. Чтобы понять, из какой иногда огромной массы льда состоит торос, лучше всего представить себе трех-четырехэтажный дом, погруженный в воду до самой крыши. Вот на такую-то крышу наезжает «Ермак», раскалывая поочередно слои льда, и с невероятным грохотом и содроганием корпуса проваливается в образуемые им трещины. Впечатление получается внушительное и чрезвычайно эффектное благодаря красоте льдин, то погружаемых с шумом в воду, то всплывающих по сторонам и позади ледокола.
Для заделки полученной пробоины «Ермак» приткнулся к большой льдине, зацепившись за лед двумя особого устройства якорями. Мы пользовались временем, пока на нем шли работы, для совершения экскурсий по льду, которые всем доставляли огромное удовольствие. Наши стрелки охотились на тюленей, с любопытством выглядывавших из воды на неведомых пришельцев. Для сообщения по льду пользовались особого рода лодками, так называемыми «ледянками», с плоским широким дном и полозьями; нашлись любители беганья на лыжах, но в них особенной надобности не было, так как летом снег образует прочный наст, по которому чрезвычайно легко и приятно ходить даже без лыж. Правда, иногда такой промерзший слой снега предательски скрывал под собой лужу талой воды, в которую часто приходилось оступаться, особенно после свежевыпавшего снега, маскировавшего все трещины и щели во льду. Жутко было переходить через эти трещины и вообще разгуливать по краям льдин над неизмеримой глубиной океана.
Цвет морской воды от такой глубины и от контраста со льдом необыкновенно темного, какого-то черно-стального цвета. Зато лужи пресной воды от талого снега, собирающейся на поверхности льдин, ярко-голубого цвета и производят впечатление прозрачной голубой жидкости, вылитой на лед.
Благодаря большой прозрачности морской воды можно было видеть с «Ермака» шнырявших акул, жадно пожиравших кухонные отбросы. Их стремительные движения легко можно было различать на большой глубине благодаря их светло-серому цвету. Нашим матросам посчастливилось поймать одну их них. Живучесть ее всех поразила; из нее вырезали большой кусок мяса, зажарили его, съели, а затем, когда через несколько часов стали сдирать с нее кожу, она еще продолжала проявлять признаки жизни. Вид этой акулы отвратительный, грязно-серого цвета с бурыми пятнами, в желудке у нее нашли большого краба и много другой живности.
За время трехдневной стоянки нас снесло течением далеко в обратную сторону. Благодаря дувшему северному ветру, угнавшему большие массы льда в открытое море, лед значительно разредился, поэтому когда мы снова пошли вперед, то первое время пробирались очень легко. Только на другой день встретили белого медведя, который, перебираясь с льдины на льдину, с большим любопытством следил за движением «Ермака». Мы в свою очередь с неменьшим интересом наблюдали этого зверя, который, видимо, не скрывал своего удовольствия по поводу нашего прибытия. Ружейная пальба его не испугала, но рана, полученная в ногу, открыла ему смысл этой пальбы, и он, прихрамывая и как бы укоризненно оглядываясь, исчез за ледяными глыбами, а затем пустился вплавь, ища спасения в воде, очевидно, не понимая еще, с каким врагом имеет дело. В воде он подвергся форменному расстрелу с нагнавшего его «Ермака» и немедленно был вытащен на палубу. Шесть пуль пронзили его, и только седьмая, раздробившая ему череп, уложила его на месте.
Плавает и ныряет медведь превосходно; любимое его блюдо тюлени, которых он высматривает, вскарабкавшись на высокую глыбу льда. Завидя тюленя, он медленно и острожно подбирается к нему, скрываясь за выступами льдин; улучив удобный момент, разом бросается и загребает его своими мощными лапами. Если попытка не удалась и тюлень успел прыгнуть в воду, то медведь залегает где-нибудь поблизости и с величайшим терпением выжидает появления тюленя вновь. Мясо белых медведей жестко и невкусно и в пищу годится лишь в крайности, а печень считается ядовитой. Медвежьи следы пересекались по всем направлениям; обычно медведь странствует один, и очень редко попадались следы двух или трех медведей, державшихся вместе.
Не меньший интерес возбуждали огромные моржи, которые при нашем приближении поднимали головы и затем грузно и с шумом бросались в воду, вспенивая ее на большое пространство.
Все новые и новые впечатления сменялись на каждом шагу. Величественно суровая красота окружающей природы давала уже столько новых неповторяющихся эффектов, что глаза не уставали смотреть и восхищаться ими. То набежит туман и дальние ледяные глыбы вырисовываются какими-то сказочными силуэтами, а то луч солнца прорвется где-нибудь через туманную завесу, то неожиданно вслед за скрывшимся солнцем разыграется снежная метель и вмиг засыплет все глыбы самых причудливых форм и очертаний.
А «Ермак» тем временем, ломая льдину за льдиной, прокладывал себе дорогу дальше к северу; но чем далее, тем труднее становилось идти. С вышки, помещавшейся на верху мачты, виднелись сплошные массы льда, которые простирались далеко впереди. Идти дальше с полученными повреждениями было рискованно; пробоина могла бы увеличиться, что было весьма нежелательно. Было решено выбраться обратно в открытое море и попытать счастья в другом месте, где скопление льдов было бы не таким тесным.
Такое место по многим основаниям предполагалось в более восточном направлении, куда ледокол и направил свой путь. Пройдя вдоль границы льдов к северо-восточному углу острова Шпицбергена, «Ермак» круто повернул на север и опять вошел в лед, который здесь действительно представлял меньше препятствий для плавания. На третий день непрерывного хода перед нами вдали на горизонте показалась длинная цепь гористых островов, не отмеченная на картах. Сначала подумали, что это могли быть острова, принадлежавшие к группе Земли Франца-Иосифа, видимые вследствие рефракции, но производившиеся в течение нескольких дней наблюдения убедили всех, что это была еще неведомая группа островов, простиравшихся между 81 и 82° северной широты (1).
Ясная погода, позволявшая производить наблюдения над этой группой островов, сменилась густым непроницаемым туманом, и нам не удалось больше их видеть.
Как не велик был соблазн подойти близко, но обстоятельства складывались так, что нужно было спешить с обратным выходом из льда, так как могли наступить морозы, которые, сковавши льдины в сплошной лед, могли бы очень затруднить обратный выход «Ермаку» с его помятой носовой обшивкой.
Во время последней стоянки мы наслаждались великолепной ясной погодой, которая только раз и побаловала нас за все плавание. Как ни-светило-яр кое полуденное и полночное солнце, как ни ослепительно сверкал залитый солнечными лучами лед, все это нисколько не смягчало суровости обстановки; казалось, даже усиливало это впечатление. Все видимое пространство, усеянное нагроможденными в беспорядке друг на друга льдинами причудливых форм — то в виде обелиска или усеченного конуса, или правильной плиты,—-очень напоминало старое кладбище со своими бесчисленными белыми памятниками, покосившимися в разные стороны. Мертвая тишина и неподвижность еще усиливали это впечатление; только белые медведи своим присутствием нарушают это вечное безмолвие и, как какие-то мифические существа, вечно бродят среди ледяных руин, как бы оберегая их неприкосновенность.
Такие ледяные поля представляют точно самостоятельные плавучие острова иногда в несколько десятков квадратных верст. Образование таких островов, быть может, продолжается столетиями, и вся масса льда так тесно сплочена и достигает такой толщины, что никакие силы природы не в состоянии разрушить такой остров. Образуясь в высших северных широтах постепенным сплочением отдельных нагромождений, они долго носятся среди таких же островов по Ледовитому океану, пока какое-нибудь течение не вынесет их в открытое море, где они скоро кончают свое существование. Часто можно встретить лед очень старый, чередующийся со льдом недавнего происхождения. Наибольшая толщина ледяного острова, которую нам удалось измерить, превышала 70—80 футов. Эти плавучие острова являются излюбленным местопребыванием белых медведей, которых мы встречали здесь чрезвычайно много. Три таких экземпляра имели однажды большую неосторожность подойти к самому ледоколу; дав им возможность вполне удовлетворить свое любопытство, наши стрелки дали по ним залп один, другой, и бедные медведи жестоко поплатились за свое удовольствие.
На обратном пути «Ермак» подошел к группе Семи островов, где имел суточную стоянку. Здесь произвели несколько кинематографических снимков с «Ермака», на полном ходу разбивавшего большой торос; снимки эти потом демонстрировались в Англии и произвели на зрителей большое впечатление. Мне случилось стоять на льдине в нескольких саженях от тороса, разбиваемого «Ермаком», и должен сознаться, что более великолепного и грандиозного зрелища я не видел.
Группа Семи островов такого же гористого характера, как Шпицберген, с такими же громадными глетчерами, спускающимися с вершин далеко в море.
Далее «Ермак» пошел в западном направлении в сторону Гренландии, миновав чрезвычайно угрюмый на вид остров Амстердам, с которого Андрэ
совершил свой несчастный полет. Ознакомившись с состоянием льдов в средней полосе между Шпицбергеном и Гренландией, мы направились к острову Шпицбергену, где в Адвентбейской бухте вновь встретились с поджидавшим нас пароходом «Вирго». Здесь же стояла яхта принца Монакского, который со своим ученым штабом совершал путешествие с научной целью. Между прочим, они задались, по их словам, целью изучения каких-то бактерий у белых медведей, но так как они никогда их не видали, то с нашего «Ермака» им была любезно предоставлена одна медвежья шкура. Получив оную, яхта скоро подняла якорь и ушла в фиорд Бельсунд производить какие-то геологические исследования.
Обитатели Адвентбейской гостиницы уже уехали, и она стояла с заколоченными ставнями точь-в-точь как у нас где-нибудь в Парголове или Коломягах (2).
Переход в Англию совершили при бурной погоде и при все той же неспокойной качке, надоевшей нам до смерти. Прибытие в Англию совпало с обширными военными приготовлениями англичан, и всюду замечалось большое оживление.
Большой интерес возбудил «Ермак» среди английской публики; повадились репортеры, печатавшие подробные восторженные отчеты в своих газетах. Англичане гордились успехами, достигнутыми «Ермаком», построенным из английского материала и руками английских рабочих, хотя и по идее и под непосредственным руководством русского адмирала.