Александр Андреев » 10 Июнь 2008 19:11
Моряк Севера, Архангельск, 5 октября— 23 ноября 1988 г.
Александр СОМКИН
ТРАГЕДИЯ У ОСТРОВА БЕЛЫЙ
«Приказ начальника Северного Государственного морского пароходства № 25 от 03 февраля 1943 года...
...Принятый от американского правительства пароход «Айронклайд» числить в составе флота с 25.01.43 и именовать с 03 февраля 1943 года в память Героя Советского Союза майора Расковой «Марина Раскова;). Начальник СГМП Новиков Н. В.».
...По заваленным грузами причалам Бакарицы, обдаваемая пылью и выхлопами газов от проезжающих автомашин, пробиралась невысокая девушка с маленьким чемоданчиком в руке. Она шла к причалу, над которым черной громадой нависал корпус большого парохода. Подойдя к самому судну, девушка в изумлении широко раскрыла глазе:
— Ну и ну!..
Высоко, казалось к самому небу, возносился борт, покрашенный черной краской. Рядом с этой стеной девушка с ее чемоданчиком казалась себе маленьким муравьем.
Он и впрямь был большим по тем временам, пароход «Марина Раскова». Стодвадцатиметровый корпус судна вмещал в себя одиннадцать тысяч тонн груза и припасов, полсотни человек экипажа и машину мощностью в две с половиной тысячи лошадиных сил. Таких судов в пароходстве тогда еще не было.
Неудивительно, что девушку поразили размеры парохода, хотя, как и ice архангелогородцы, она знала о флоте не понаслышке и даже сама происходила из семьи моряка.
Двадцатилетняя Клава Некрасова только что окончила Архангельский мединститут, и новенький, еще не обмятый диплом врача общего профиля лежал в чемоданчике среди немудреных девичьих пожитков.
Не ждала, не думала Клава, что при распределении выпадет ей отцовская морская дорога в жизнь: молодого специалиста без проволочек — время военное — направили в пароходство и уже через пару дней, 24 июля 1944 года. Судовой врач парохода «Марина Раскова» боязливо переминалась с ноги на ногу на бакарицком причале, не решаясь ступить на ступеньку покачивающегося трапа.
Трап, косой узкой строчкой перечеркивая борт, уходил вверх к маленьким круглым иллюминаторам, за которыми Клаве уже чудились насмешливые лица моряков.
Преодолев, наконец, робость, девушка шагнула на трап и с независимым видом, даже стараясь не держаться за поручни (знай, мол, наших) стала взбираться наверх...
...Через много лет заслуженный врач РСФСР Клавдия Михайловна Некрасова с улыбкой будет вспоминать:
— Поднимаюсь по трапу, а в голове одна мысль: «Ну если сейчас грохнусь, прощай и жизнь и докторская практика!..»
Поднявшись наверх, Клава напустила на себя важный вид и строго обратилась к вахтенному матросу:
— Мне нужен капитан! (Вот так, ни больше ни меньше, чувствуйте, кто к вам пришел!).
Но капитану, как, впрочем, и остальным было не до молодого специалиста. Судно готовилось к ответственному рейсу в далекую Арктику. Короткое северное лето не ждало, зато по всей трассе Северного морского пути от Диксона до Тикси «Марину Раскову» ждали с нетерпением на зимовках и полярных станциях: пароход должен был доставить туда смены зимовщиков, оборудование, продукты, материалы для заполярных строек.
Клаву провели к вахтенному штурману. Им в этот день был замотанный до предела второй помощник
капитана А. А. Казимир. Отведя девушку в каюту, почти треть которой занимал огромный шкаф, штурман передал молодому врачу ключи:
— Это от каюты, это от амбулатории, дальше разбирайтесь сами...
И через минуту его голос раздавался уже где-то на палубе.
Клава открыла шкаф. Почти доверху он был набит коробками с медикаментами. В углу шкафа стояла большая бутыль с маслянисто поблескивающей жидкостью. Клава вздохнула и принялась за разборку лекарств...
А в трюмы и на палубу «Марины Расковой» продолжали поступать грузы. Стали приезжать пассажиры, зимовщики с семьями, командированные. Сначала их было немного, но когда судно перешло под погрузку в Молотовск (ныне Северодвинск), поток пассажиров увеличился. Их размещал и в кубриках, каютах комсостава, коридорах и даже в трюмах, где поверх груза были устроены дощатые нары.
К Клеве тоже поселили двух девушек — фельдшера Шуру Галстухову, направлявшуюся в бухту Кожевникова, и врача Ревекку(фамилию Клава не запомнила), которая ехала до Тикси. Обе были молодые, веселые. Ревекке было двадцать четыре года, Шуре лишь недавно исполнилось восемнадцать...
Среди пассажиров выделялся энергичный, деятельный средних лет человек, принимавший активное участие в размещении пассажиров, создании для них возможных удобств. Вскоре он стал как бы неофициальным представителем пассажиров и борту ««Марины Расковой», по всем вопросам они стали обращаться к нему.
Звали мужчину Михаилом Петровичем Макаровским, имел он звание старшего техника-лейтенанта и направлялся куда-то в командировку от Севморпути.
8 августа 1944 года, закончив погрузку 6600 тонн различных грузов и приняв на борт 354 пассажире, среди которых было 116 женщин и 24 ребенка, пароход «Марина Раскова» под командованием капитана В. А. Демидова и эскортом трех кораблей охранения — тральщиков Т-114, Т-116 и Т-118, на котором держал флаг командир конвоя капитан первого ранга А. 3. Шмелев, вышел в море..
По приказу Шмелева тральщики окружили охраняемый транспорт полукольцом — впереди в десяти кабельтовых шел флагманский
Т-118, а на расстоянии 12 кабельтовых справа и слева от «Марины Расковой» шли Т-114 и Т-116. Корабли охранения были современными тральщиками типа «AM», имели хорошее противолодочное вооружение и, главное, гидроакустическую аппаратуру для обнаружения подводных лодок. К сожалению, радиус ее действия не превышал двенадцати кабельтрвых, и это обстоятельство сыграло свою роль в дальнейших событиях...
Жизнь на пароходе входила в свою колею. Прекратилась сутолока, пассажиры, наконец, устроились более или менее удобно, успокоились, начались обычные дорожные знакомства.
Разобралась со своим «хозяйством» и Клава. Только огромная бутыль с загадочной маслянистой жидкостью была без этикетки, но Клава, взболтнув бутыль, решила — касторка и поставила ее на место.
Постепенно она знакомилась и с экипажем — опытным капитаном Виктором Александровичем Демидовым, маленьким, коренастым, похожим на колобок радистом Сергеем Мошни-ковым и его помощником — тоже Сергеем — Комаровым, в противоположность своему начальнику длинным и худым парнем. Вместе они представляли собой забавную пару, на которую нельзя было смотреть без улыбки. «Комар да Мошка» — шутливо прозвали их моряки. У «Комара да Мошки» была еще и практикантка — двадцатилетняя Галя Ермолина. Вообще учеников на «Марине Расковой» было много. Вместе со своим братом четвертым штурманом Колей Вагановым шла в рейс штурманским учеником Нина Ваганова. Еще двое ребят, восемнадцатилетние Маша Павлова и Леонард Соколов, как и Нина, тоже постигали азы штурманского искусства. И, наконец, четверо семнадцатилетних пацанов — палубные ученики Костя Панкратов, Герман Починков и машинные ученики Сережа Антипин и Артем Гизатулин — в детских еще шалостях переворачивали все вверх дном на пароходе. Моряки любили веселых, неунывающих ребят, учили их своему мастерству, опекали и... подкармливали. Подрастающие организмы требовали много калорий, а с едой было туго. Пацаны накидывались на все съедобное, но не все съедобное шло на пользу...
Однажды Леонард Соколов предстал перед доктором Клавой в полусогнутом состоянии. Держась за живот, он жалостно кривился:
— Доктор, живот болит...
Клава осмотрела штурманского ученика. Слава богу, на аппендицит не похоже, просто съел что-то не то. Добрый глоток касторки—и все как рукой снимет.
Клава с трудом вытащила из шкафа бутыль, налила большую ложку и приказала болящему Леонарду открыть рот. Проглотив лекарство, штурманский ученик, несмотря на боль в животе, нахально подмигнул доктору Клаве и сказал:
— А знаешь, док, сладко... — С тем и ушел.
А доктор, опустившись на стул, задумалась: с каких это пор касторка стала сладкой?..
Еще раз взболтнув бутыль, Клава налила немного жидкости в мензурку и пошла на консультацию к коллегам Шуре и Ревекке.
— Девочки, как вы думаете, это касторка?
Приглядевшись, девочки отрицательно замотали головами. Обомлевший доктор макнула палец в жидкость и сунула его в рот...
Батюшки, глицерин! Что-то теперь будет с бедным пациентом?..
II
Вечером 10 августа 1944 года,когда конвой «БД-5» втягивался в пролив Югорский Шар, соединяющий Баренцево и Карское моря, в кабинет старшего морского начальника острова и поселка Диксон капитана первого ранга С. В. Киселева, еле передвигая ноги от усталости, вошла женщина.
Она не была неженкой, охотница А. П. Жильцова, но сорок километров бездорожья, пройденные за день, могли измотать и здорового мужчину.
Что же заставило женщину спешно проделать многокилометровый путь?
Бригада охотников-промысловиков, в которой была и Жильцова, промышляла на восточном берегу острова. Утром 10 августа отдыхавшие на берегу бухты Полынья охотники с изумлением увидели, как в залив медленно, словно на-ощупь, входит подводная лодка. Чья она, промысловики определить не могли, поэтому на всякий случай спрятались за камнями и стали наблюдать, что будет дальше.
Около часа лодка простояла в бухте, попыхивая дизельным дымком, несколько раз на мостике появлялись люди, рассматривали бухту в бинокли, но на берег не Сходил никто. Затем лодка развернулась и не погружаясь ушла в море.
Тогда вышедшие из укрытия охотники, посовещавшись, решили сообщить о неизвестной гостье военному руководству Диксона. Идти вызвалась Жильцова. Вечером того же дня отважная женщина доложила обо всем виденном С. В. Киселеву.
Капитан первого ранга был встревожен. Никаких советских лодок по его сведениям в Карском море не было, а тут еще вскоре
доложили О работе неизвестной радиостанции, находящейся где-то в море недалеко от Диксона.
Быпо ясно, что в этом районе конвой «БД-5» поджидает опасность.
К сожалению, Киселев не мог оказать конвою иной помощи, кроме предупреждения по радио, что и было сделано. Из Диксона на восток в это время выходил конвой «ДВ-1», и Киселев справедливо отдал предпочтение ему: ледокол «Монткальм», ледорез
«Ф. Литке», пароход «Беломорканал» и присоединившийся к ним позднее ледокол «И. Сталин» охранялись всего двумя кораблями — минным заградителем «Мурман» и тральщиком Т-64. Старший морской начальник приказал усилить конвой эсминцем «Урицкий» и тральщиком Т-115.
Киселев исходил из того, что «Марина Раскова» достаточно хорошо охраняется тремя новыми тральщиками, приспособленными к тому же для борьбы с подводными лодками. Как уже говорилось, у них было и противолодочное оружие и гидроакустическая
аппаратура «АСДИК».
Но никто не учел, что военная научно-техническая мысль не стоит на месте...
...Дней за десять до описываемых событий, а точнее 30 июля 1944 года, далеко на Балтике советский малый охотник за подводными лодками МО-ЮЗ под командованием старшего лейтенанта А. П. Коленко обнаружил, атаковал и потопил фашистскую подводную лодку. Спаслись только ее командир Вернер Шмидт и пять человек, бывших с ним а боевой рубке. Спасся командир подлым способом — перепустив воздух высокого давления в рубку и оставив 46 находящихся в других отсеках подводников погибать от удушья.
Когда попавший в плен Шмидт узнал, что советские водолазы намерены обследовать и поднять затонувшую лодку, он стал горячо доказывать, что этого делать нельзя, что лодка взорвется как только ее сдвинут с места. Естественно, это вызвало еще больший интерес к погибшей субмарине. Эпроновцы и группа водолазов под командованием капитана третьего ранга И. В. Прохватилова подняли лодку.
И не зря.
Мало того, что подводная лодка У-250 оказалась одной из новейших в гитлеровском флоте. На ее борту были обнаружены секретные документы, шифровальная машинка «Энигма» («Загадка») и две торпеды неизвестного типа.
Советские специалисты разгадали секрет нового оружия. Это были самонаводящиеся акустические торпеды Т-5. В отличие от обычных торпед они двигались бесшумно и почти бесследно, шли на шум винтов и взрывались, даже не касаясь цели — под
действием магнитного поля корабля. К тому же стрелять этими торпедами лодка могла с расстояния в 25— 30 кабельтовых, оставаясь сама вне поля действия гидроакустической аппаратуры наших кораблей, радиус действия которой, как
уже упоминалось, не превышал 12 кабельтовых.
К сожалению, на Севере об этом оружии узнали поздно...
III
Вечером 12 августа Клаве Некрасовой предстояло провести занятия с экипажем по оказанию скорой помощи.
В роли преподавателя Клава выступала впервые, поэтому она немного волновалась. Чтобы произвести впечатление на слушателей, девушка надела лучшее платье, легкие туфельки. Собрав бинты, жгуты и медикаменты в сумку, она последний раз оглядела себя в зеркале и, довольная своим «преподавательским» видом, шагнула к двери...
Сильнейший удар потряс судно. Распахнулись дверцы шкафов, из столов вылетели ящики, груды медикаментов, коробок, пузырьков разлетелись по палубе. Толстая бутыль с глицерином, подскочив, бесшумно раскололась, и маслянистая жидкость хлынула на
линолеум.
Клаву отшвырнуло от двери, при падении она больно ударилась обо что-то ногой...
Страха на было, скорее удивление. Прихрамывая, девушка выбралась в коридор. По нему гуляла вода и вообще было такое впечатление, что вода льется отовсюду. Шлепая по воде модными туфельками, Клава выбежала на палубу. И там была вода. Она стекала с надстроек, переборок, иллюминаторов, такелажа, журча убегала за борт. Откуда-то сверху на Клаву тоже обрушился холодный поток, и в один миг она вся промокла.
На палубе уже было полно людей, а они все выбегали и выбегали из помещений, плотной массой лезли из трюмов. «Ну, прямо как тесто вроде поднималось...» — вспоминает сейчас Клавдия Михайловна...
Прижимая к себе детей, люди метались по палубе, ища спасения. Слышались крики:
— Торпеда!
— Лодка!!
— Тонем, помогите!.. Назревала паника...
А в море прогрохотал новый взрыв...
...На мостике шедшего впереди конвоя тральщика Т-118 стояли флагман конвоя капитан первого ранга Шмелев и командир корабля капитан-лейтенант Купцов. Беспокойно было на душе у обоих. Хотя акустики не обнаруживали посторонних шумов в море, но полученные с Диксона шифровки утверждали, что вражеские подводные лодки рыщут где-то рядом, Шмелев приказал конвою изменить курс ближе к острову Белый, где, как он надеялся, небольшие глубины не позволят подводным лодкам подобраться к
конвою.
До острова Белый оставалось 60 миль, когда в 19 часов 57 минут корпус тральщика содрогнулся от глухого взрыва, раздавшегося за кормой. Обернувшись, Шмелев с Купцовым увидели, КАК у правого борта «Марины Расковой» оседает султан пенной воды и дыма.
— А, черт! — со злостью ударил кулаком по планширю Шмелев, — Наткнулись-таки!
— Похоже мина, — сказал Купцов.
— Она, сволочь. Всплеск небольшой, дымный, взрьш глухой. Типично для неконтактной мины. Что акустики?
— Докладов не было, значит не лодка, акустики у нас опытные,
— Запросите «Марину Раскову», что у них?
В ответ на запрос флагмана «Марина Раскова» просемафорила: «Имею пробоину с правого борта».
— Пойдем на помощь, — распорядился Шмелев. — Сто шестнадцатого тоже туда, а Панасюк (И. О. Панасюк — командир тральщика Т-114. А. С.) пусть на всякий случай походит вокруг, постережет нас.
Флагманский тральщик, круто развернувшись, помчался к терпящему бедствие транспорту...
До тонущего судна оставалось всего два кабельтовых, когда глухой удар подбросил вверх корму тральщика. Его нос с разбегу ушел под воду, но через минуту задрался высоко к небу: Т-118 стал быстро погружаться развороченной кормой в море...
Этот взрыв и услышали на «Марине Расковой»...
...Надо отдать должное капитану «Марины Расковой» Виктору Александровичу Демидову и его экипажу, выдержке и хладнокровию моряков.
По приказу капитана моряки быстро навели порядок на палубе, успокоили перепуганных людей, предотвратили начавшуюся было панику. Спокойно проходила посадка пассажиров в шлюпки. Советские моряки оказались достойными преемниками отважного капитана парохода-фрегата «Биркенхед» Сальмонда, более девяноста лет назад впервые отдавшего в трагические минуты команду, возвышающую настоящего моряка и мужчину:
— Женщины и дети — вперед!
И на «Марине Расковой» первыми в шлюпки были посажены дети и женщины, потом остальные пассажиры.
Взрывом были выведены из строя два котла, машина остановилась. Пар для работы водо отливных средств мог давать и то с большим трудом (3—4 атмосферы) только котел № 3. В этих условиях героически вели себя моряки машинной команды. Анатолий Логинов, Михаил Смирнов, Василий Белый делали, кажется, невозможное, обеспечивая работу механизмов.
Какую выдержку надо было иметь людям, находившимся в темных недрах тонущего судна около сдвинутых с фундамента полуразрушенных котлов, брызжущих горячей водой и паром, в угарном дыму от высыпавшегося шлака, чтобы не поддаться панике, продолжать выполнять свои обязанности, свой долг!
На палубе старший помощник капитана П. И. Меньшуткин с группой матросов пытались завести пластырь под пробоину, а четвертый штурман Н. А. Баганов готовил на баке буксирные концы.
К сожалению, все усилия экипажа были напрасны. Чуть накренившись на правый борт «Марина Раскова» медленно погружалась в море. В машинном отделении вода подошла к последнему работающему котлу. Опасаясь его взрыва, капитан Демидов приказал стравить пар, а машинной команде выйти наверх. Замолк перестук донок и насосов, и только свист пара, пышным султаном мотавшегося над трубой, разносился над морем.
Спасая пассажиров, моряки «Марины Расковой» не оставили в беде и команду тральщика Т-118, тонувшего рядом. Одна из шлюпок транспорта была направлена к гибнущему тральщику и успела подобрать шесть моряков. Остальных оставшихся в живых подобрали шлюпки с кораблей эскорта. Тяжело раненный командир Т-118 С. М. Купцов оказался на Т-116, капитан первого ранга А. 3. Шмелев — на «сто четырнадцатом», ставшем к тому времени на якорь в семи кабельтовых от «Марины Расковой». Сюда же, на тральщик Т-114, катера и шлюпки доставили всех женщин и детей с парохода. Всего на этом небольшом суденышке собралось (кроме экипажа) свыше двухсот человек!
...Клава Некрасова не торопилась садиться в спасательную шлюпку, хотя ей это уже не раз предлагали. Когда на судно доставили спасенных с тральщика моряков, она стала хлопотать возле них. Кому же еще, если не судовому врачу, заниматься этим делом? А в шлюпку в первую очередь пусть садятся пассажиры.
Спасенных растирали спиртом («Конечно, для согрева попадало и внутрь» — улыбнулась, вспоминая, Клавдия Михайловна), ереодевали во что попало, лишь бы сухое, и отправляли искать место посуше да потеплее...
После взрыва тральщик Т-118 с оторванной кормой продержался на поверхности 27 минут, затем на нем взорвалась скатившаяся со стеллажей глубинная бомба и флагманский корабль скрылся под волнами.
«Марина Раскова», накренившись и несколько погрузившись в воду, продолжала оставаться на плаву. Со стороны казалось, что огромное судно и не собирается тонуть. Но капитан Демидов и экипаж знали, что вода затопила уже машинно-котельное отделение, второй и третий трюмы.
Не щадя сил боролись моряки за жизнь своего парохода, но развязка неотвратимо приближалась...
Прибывший на борт Т-114 капитан I ранга Шмелев, проанализировав оба взрыва, доклады опытнейших «слухачей» тральщика В. К. Лугового и С. Т. Сергеичева, не обнаруживших никаких подозрительных шумов под водой, пришел к окончательному выводу, что конвой попал на минное поле и никакой подводной лодки поблизости нет.
Но она была...
Кабельтовых в тридцати от терпящего бедствие конвоя медленными галсами ходила в толще воды фашистская субмарина У-365, и ее командир, осторожно поднимая перископ, уже высматривал очередную жертву...
IV
...В конце июля—начале августа 1944 года шесть фашистских подводных лодок, составлявших ударную группу «Грейф», «волчья стая», как любили называть себя сами подводные пираты, обойдя Новую Землю с севера, вошли в Карское море. Лодки были модернизированы и вооружены по последнему слову техники. Устройство «шноркель» позволяло лодкам подолгу не всплывать на поверхность для зарядки аккумуляторов, что повышало их скрытность, новейшие бесшумные самонаводящиеся торпеды Т-5 и «Цаункениг» давали возможность, как уже говорилось выше, наносить точные торпедные удары с расстояния, намного превышавшего радиус действия гидроакустических приборов «АСДИК», установленных на наших тральщиках.
Войдя в Карское море, «волчья стая» разделилась. Часть лодок заняла позиции у Новоземельских проливов, а часть отправилась на «охоту» в юго-восточный район Карского моря, к Диксону.
Одна из этих «охотниц»— У-365 и подстерегла конвой «БД-5»...
Все это стало известным много позже, а пока трагические события у острова Белый нарастали...
...Командир тральщика Т-114 капитан-лейтенант И. О. Панасюк, получив приказ флагмана приступить к спасению пассажиров «Марины Расковой», прекратил противолодочный поиск и лег в дрейф в семи кабельтовых от тонущего транспорта. К пароходу были отправлены все плавсредства тральщика.
Тем временем погода стала портиться. Усилился ветер, разыгралась волна. Опасаясь сноса корабля на предполагаемое минное
поле капитан-лейтенант приказал отдать якорь.
Спасательные операции шли полным ходом. Плавсредств было достаточно: работали три шлюпки, два кунгаса и четыре плота «Марины Расковой», катера и шлюпки тральщиков. Эвакуация пассажиров, а затем экипажа судна проходила спокойно. Все это время моряки парохода «Марина Раскова» были выше похвал. В эти часы и минуты они проявили лучшие человеческие качества — мужество, самоотверженность, готовность пожертвовать собой ради жизни других.
Доктор парохода «Марина Раскова» Клавдия Некрасова не считала себя женщиной, место которой давно уже в спасательной шлюпке. На все уговоры товарищей девушка отвечала: «Я такой же член экипажа и уйду вместе с вами». Она помогала женщинам спускаться в шлюпки, передавала им на руки детей, успокаивала плачущих малышей.
Клава устала, проголодалась, очень хотелось пить, но почему-то, помнется, никак не могла найти воды. Выручил поднявшийся из машинного отделения Миша Логинов:
— Если не боишься пойдем вниз, там у нас есть вода. Клава по-прежнему не испытывала страха. То ли свойственная молодости
уверенность: «со мной ничего не может случиться, с кем угодно может, но не со мной», то ли чрезмерная занятость не давали чувству страха охватить девушку.
Напившись, Клава поднялась наверх, подошла к борту. В море, к стоявшему неподалеку тральщику спешили катера и шлюпки с пассажирами «Марины Расковой».
Под бортом транспорта дергался на носовом фалине кунгас, в котором уже сидели стюард, или попросту завпрод Корельский, прижимавший к себе какой-то бак, и третий механик Родионов.
Заметив девушку, Родионов позвал ее:
— Давай, Клава, садись быстрее!
Но Клева отрицательно помотала головой и отошла от борта. С мостика ее окликнул военный помощник капитана В. И. Венников:
— Закончили дела, доктор? Поднимайтесь сюда, перекусим перед дорогой.
Клава поднялась на мостик. В штурманской рубке находились капитан В. А. Демидов, старший механик А. Н. Волочков, еще кто-то. Клаве сунули в руки банку каких-то консервов, кусок хлеба. Пока девушка ела, командиры держали совет. Впрочем, советоваться было уже не о чем. Пассажиры и почти весь экипаж эвакуированы, на борту оставалось одиннадцать моряков во главе с капитаном. Дальнейшее пребывание на тонущем судне не имело смысла.
—Ну что ж, товарищи, пора и нам, — обведя усталым взглядом собравшихся на мостике, негромко сказал Демидов. — Спасибо, друзья, вы сделали все, что могли. Приказываю оставить судно.
Спускаясь по трапу с мостика, Клава еще услышала, как капитан на чей-то вопрос ответил:
— Мы сядем в шлюпку.
Под бортом судна, кроме кунгаса, приплясывали на волне катер и шлюпка с тральщика Т-116. В кунгасе сидело уже довольно много людей. Клаву опять позвали туда, но девушка спрыгнула на палубу катера.
Оставив шлюпку у борта парохода, катер, взяв га буксир кунгас, направился к тральщику. В оставленную шлюпку спустились шесть человек: военный помощник В. И. Венников, старший штурман П. И. Меньшуткин, стармех А. Н. Волочков, второй штурман А. А. Казимир и четвертый помощник капитана Н. А. Баганов, отправивший перед этим свою сестру Нину вместе с остальными женщинами на Т-114.
Последним тонущее судно покинул капитан В. А. Демидов.
...Натужно ворочая винтом, волоча за собой переполненный кунгас (в нем находилось уже 86 человек, подобранных по пути с плотиков, а то и из воды), катер медленно шел к тральщику. Моряки с грустью оглядывались на высокий, чуть накренившийся корпус «Марины Расковой». Казалось, пароход и не собирается тонуть, и не знавшие, что происходит сейчас в недрах судна,
военморы недоверчиво спрашивали:
— Неужели пароход тонет?
— Да, медленно, но верно... — отвечали им.
Вдруг там, где покачивался на якоре тральщик Т-114 прогрохотал оглушительный взрыв. В небо взметнулся высокий столб воды и дыма, взлетели обломки корабля и когда во-, да опала, дым рассеялся, над поверхностью моря виднелась только носовая
часть тральщика. Через три минуты на глазах оцепеневших людей она медленно перевернулась и скрылась под водой.
Ужас охватил всех, кто наблюдал эту картину. На погибшем тральщике, кроме экипажа, находилось свыше двухсот человек, спасенных с «Марины Расковой» и тральщика Т-118, и самое страшное — 136 из них женщины и маленькие дети...
Жутко даже представить себе, что творилось в эти мгновения в переполненных кубриках опрокинувшегося корабля... Запомните и прокляните, люди, имя фашистского изверга, совершившего это преступление. Обер-лейтенант Дитер Тоденхаген командовал лодкой У-365, потопившей «Марину Раскову» и тральщик.
Здесь ошибка — лодкой командовал Ведемеер. В остальном, статье, полагаю можно доверять - она написана по воспоминаниям судового врача
Будем надеяться, что возмездие настигло фашистского пирата; 13 декабря того же сорок четвертого года У-365 была уничтожена бомбовым ударом патрульного самолета с авианосца «Камланиа», охранявшего последний в этом году англо-американский конвой, шедший к советским берегам...
...Потрясенные ужасной трагедией, разыгравшейся на их глазах, пассажиры кунгаса не сразу заметили, что их суденышко перестало двигаться, а когда опомнились, то увидели, что буксировавший их катер, обрубив буксир, полным ходом уходит к своему кораблю...
Затем Т-116, подняв на борт подошедший катер, пыхнул черным дымом из трубы и, развивая скорость, стал удаляться на восток...
Не берусь судить, насколько оправдан был поспешный уход тральщика. На его борту скопилось тоже немало народу — 186 пассажиров, не считая экипажа, и командир тральщика капитан-лейтенант В. А. Бабанов, наконец понявший, что конвой подвергается атакам подводной лодки, имел основания опасаться за жизнь этих людей и корабль.
Вскоре после того как Т-116 скрылся за горизонтом, в два часа пятнадцать минут двойной взрыв потряс небо и море: фашистские пираты добивали «Марину Раскову»...
Когда расколовшийся надвое корпус парохода скрылся с поверхности и успокоилась бурлившая вода, из морских глубин неподалеку от места гибели судна медленно всплыла рубка подводной лодки. Лодка прошла мимо переполненных шлюпок, держа курс вслед ушедшему на восток тральщику...
В штормовом море остались более 150 человек. Кроме кунгаса, они размещались на трех вельботах, нескольких шлюпках и катере с погибшего тральщика Т-114.
Трудно описать страдания этих людей. Полураздетые, голодные, томимые жаждой, обдаваемые ледяными брызгами и пронизываемые штормовым ветром, они по-разному вели себя в эти часы и дни тяжелых испытаний. Общее несчастье словно лакмусовой бумажкой проявляло душевные качества каждого. Были здесь героизм и трусость, самоотверженность и эгоизм, надежда и отчаяние, борьба и капитуляция.
О высоком чувстве долга и мужестве таких людей, как старший техник-лейтенант М. П. Макаровский, капитан-лейтенант 3. С. Рашев, третий помощник капитана с «Марины Расковой» И. Д. Вондрухов, старшина первой статьи Н. И. Алексеев, инженер Малинин, капитан Воеводкин, научный работник Кухарев, медсестра Галстухова и других, не сломившихся, до конца поддерживавших товарищей, пришлось бы писать отдельную главу. Возможно, она когда-нибудь будет написана. А пока коротко хотя бы об одном из них, о Михаиле Петровиче Макаровском.
По воспоминаниям очевидцев это был средних лет энергичный, деятельный человек, обладавший незаурядной силой воли. Он обратил на себя внимание еще во время посадки пассажиров в Молотовске.
Оказавшись на кунгасе, переполненном испуганными и растерянными людьми (ведь большинство из них вообще впервые оказались в море), Михаил Петрович и здесь проявил прекрасные организаторские способности, высокие духовные качества. Человек долга, волевой и энергичный, он взял на себя руководство людьми, осставшимися в кунгасе в штормовом море. Макаровский заставлял всех заниматься каким либо делом, распределил людей по вахтам, собрал и определил норму выдачи продуктов и мизерных запасов пресной воды, поддерживал дисциплину и порядок, старался поднять настроение павших духом, шутил, показывал личный пример бодрости и оптимизма.
А сам был уже серьезно болен...
К тому времени, когда в ста милях от острова Белый их обнаружил гидросамолет капитана С. В. Сокола, а это случилось почти через две недели дрейфа, в кунгасе оставалось в живых всего 14 человек и самым больным и обессиленным среди них был М. П.
Макаровский...
Насколько большим уважением пользовался этот человек среди товарищей по несчастью, говорит тот факт, что когда к кунгасу подошел клиппер-бот с «каталины», который мог взять зараз только двоих, почти все отказались садиться в него, пока первым не посадят Макаровского.
Почти все. Но двое в кунгасе все время думали только о себе, только о спасении собственной шкуры...
Расталкивая людей, которые собирались перенести Макаровского в клиппер-бот, туда прыгнул завпрод Корельский, за ним еще один человек...
Все время, пока кунгас носило по морю, эти двое держались особняком, ревниво оберегая бидон с запасом шоколада, банок со сгущенным молоком. Когда Макаровский стал собирать продукты в общий котел, завпрод не отдал ни одной банки, ни одной плитки шоколада. Его презирали, объявили ему бойкот...
Торопясь, завпрод с матросом прыгали в шаткий клиппер-бот, не соблюдая осторожности. Неустойчивая резиновая шлюпчонка перевернулась, и четыре человека (на клиппер-боте к кунгасу пришли штурман и механик с гидросамолета) оказались в воде. Их вытащили на «каталину», но легкий неуправляемый клиппер-бот унесло ветром и дальше переправлять людей было не на чем. Подойти к кунгасу вплотную «каталина» не могла: шторм усиливался и гидросамолет волной могло набросить на кунгас.
Оставаться на плаву дальше было опасно, и С. Сокол, с трудом передав на кунгас анкерок с водой и кое-какую одежду, поднял «Каталину» в воздух. Самолет улетел, а когда через четверо суток (раньше не позволял жестокий шторм) гидросамолет подполковника М. И. Козлова снова отыскал терпящих бедствие людей и совершил весьма рискованную посадку в штормовом море около кунгаса, Михаила Петровича Макаровского уже не было в живых,..
Больше двадцати дней продолжались поиски разбросанных по штормовому Карскому морю людей, переживших трагедию у ост-роза Белый. В них участвовало семь кораблей Беломорской военной флотилии, восемь гидросамолетов, промысловики и полярники на острове Белый и полуострове Ямал. Поистине образцы мужества и героизма показали летчики. Беспримерный, иначе не назовешь, подвиг совершил в эти дни подполковник М. И. Козлов. Переполненная спасенными людьми его «каталина» не могла взлететь, и Матвей Ильич двенадцать часов (!) вел гидросамолет по бушующему морю среди огромных волн, готовых ежеминутно захлестнуть его, словно ореховую скорлупу. Пятьдесят миль, из которых каждая могла оказаться последней, до острова Белый прошел, словно катер, гидросамолет, за штурвалом которого сидел этот мужественный человек...
Если эти строки когда-либо попадут на глаза спасенным в далеком 1944 году пассажирам и морякам «Марины Расковой», пусть запомнят они тех, кто, рискуя собственной жизнью, вырывал их из ледяных объятий смерти. Это были военные летчики Козлов, Сокол, Хотулев, Евдокимов, Рубан, Беликов и их товарищи. В поисках участвовали экипажи боевых кораблей МО-501, Т-60, Т-61, Т-116, Т-117, БО-203, БО-210. Руководил поисково-спасательными операциями лично командующий Беломорской военной флотилией вице-адмирал С. Г. Кучеров..,
...Из всех потерь, понесенных за годы войны на морских дорогах Арктики, это была самая крупная потеря и самая большая трагедия. Из 636 человек, бывших на «Марине Расковой» и торпедированных тральщиках, погиб 381 человек. Вместе с мужчинами— моряками, полярниками погибли почти все женщины и все дети. Бесследно исчезла в холодных просторах Карского моря шлюпка с капитаном «Марины Расковой» В. А. Демидовым и пятью командирами транспорта...
В конце августа к мысу Рогозина, что на острове Белый, прибило полузатопленный кунгас с телами двадцати человек. Это было все, что вернуло море... Кто из них был пассажиром, а кто моряком — не выяснено. Да и не в этом суть. Все они лежат вместе в братской могиле на далеком заполярном острове...
С «Марины Расковой» домой не вернулись двадцать три моряка:
[color=#003399]Демидов Виктор Александрович — капитан,
Меньшуткин Павел Иванович— старший помощник капитана,
Волочков Алексей Николаевич— старший механик,
Венников Василий Иванович—военный помощник капитана,
Казимир Алексей Александрович — второй помощник капитана,
Ваганов Николай Алексеевич — четвертый помощник капитана,
Ваганова Нина Алексеевна — штурманский ученик,
Павлова Мария Ермиловна — штурманский ученик,
Ермолина Галина Владимировна — практикант радиста,
Есипоа Александр Петрович — матрос,
Сущихин Николай Петрович — матрос,
Федотов Николай Дмитриевич — матрос,
Гизатулин Артем Андреевич— машинист,
Смирнов Михаил Константинович — машинист,
Никитин Георгий Георгиевич— кочегар,
Яковлев Никон Никонович — кочегар,
Сумерина Агафья Федоровна — пекарь,
Иванова Генриета Николаевна — буфетчица,
Лепешкина Екатерина Максимовна — дневальная,
Дорофеева Ольга Дмитриевна — камбузник,
Надееза Евдокия Алексеевна — уборщица,
Панкратов Константин Николаев