Перчук Виктор Львович

Изображение
31 июля 2012 года исключен из Регистровой книги судов и готовится к утилизации атомный ледокол «Арктика».
Стоимость проекта уничтожения "Арктики" оценивается почти в два миллиарда рублей.
Мы выступаем с немыслимой для любого бюрократа идеей:
потратить эти деньги не на распиливание «Арктики», а на её сохранение в качестве музея.

Мы собираем подписи тех, кто знает «Арктику» и гордится ею.
Мы собираем голоса тех, кто не знает «Арктику», но хочет на ней побывать.
Мы собираем Ваши голоса:
http://arktika.polarpost.ru

Изображение Livejournal
Изображение Twitter
Изображение Facebook
Изображение группа "В контакте"
Изображение "Одноклассники"

Перчук Виктор Львович

Сообщение Сергей Шулинин » 24 Июнь 2014 13:57

Началось с этого сообщения viewtopic.php?f=34&t=788&start=315#p48878

Перчук Виктор Львович, спасен; воинское звание – курсант; должность (специальность), часть – курсант ВВМИУ ордена Ленина им. Ф.Э. Дзержинского; место прохождения практики – тральщик ТЩ-116 6 ДТЩ Бригада траления ОВР ГБ СФ; дата рождения – 28.08.1924; место рождения – Украинская ССР, Одесская обл., г. Одесса; награды – медаль Нахимова, орден Отечественной войны II степени (1985 г.); дополнительная информация – в октябре 1947 г. выпускник ВВМИУ им. Ф.Э.Дзержинского, инженер лейтенант, 10.1947 г. – 03.1950 г. служба в Бригаде торпедных катеров СФ, 03.1950 г. – 08.1955г. командир электротехнического дивизиона крейсера «Чкалов» (КБФ), 09.1955 г. – 06.1958 г. слушатель Военно-морской академии кораблестроения и вооружения им. А.Н.Крылова (г. Ленинград), 09.1958 г. – 09.1966 г. научный сотрудник Первого института ВМФ (г. Ленинград), 09.1966 г. – 09.1971 г. руководитель военного представительства ВМФ при Институте кибернетики АН УССР (г. Киев), 09.1971 г. – 08.1976 г. заведующий лабораторией системного программирования Института автоматики и процессов управления (ИАПУ) Дальневосточного отделения АН СССР (Владивосток), 09.1976 г. – 10.1980 г. заведующий отделом и заместитель директора ИАПУ (Владивосток), 09.1976 г. – 05.1988 г. ст. научный сотрудник и профессор Московского физико-технического института (МФТИ), 10.1980 г. – 05.1988 г. директор ИАПУ АН СССР, 09.1988 г. – 10.1997 г. главный научный сотрудник Института проблем энергосбережения АН УССР (г. Киев). Доктор технических наук, профессор.
Кто умер, но не забыт, тот бессмертен. Тот, кто не дал забыть, – сам сделал шаг к бессмертию.
Аватара пользователя
Сергей Шулинин
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 3182
Зарегистрирован: 07 Июнь 2008 16:34
Откуда: г. Салехард

Перчук Виктор Львович

Сообщение Сергей Шулинин » 24 Июнь 2014 14:15

Фото из архива Виктора Львовича с его комментариями.

 photo2.jpg
Это я


 photo7.jpg
Это командир Василий Бабанов.


 photo1.jpg
Это фото сделано на Новой Земле перед выходом в Карское море
из пролива Югорский Шар перед катастрофой.
На фото двое старшин тральщика 116 (фамилий не помню).


 photo3.jpg
 photo4.jpg
Два последних фото - тральщик 116.
Кто умер, но не забыт, тот бессмертен. Тот, кто не дал забыть, – сам сделал шаг к бессмертию.
Аватара пользователя
Сергей Шулинин
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 3182
Зарегистрирован: 07 Июнь 2008 16:34
Откуда: г. Салехард

Перчук Виктор Львович

Сообщение Сергей Шулинин » 24 Июнь 2014 14:37

Виктор Львович написал воспоминания. Размещены здесь http://maxpark.com/user/4295171237/content/2289918
Теперь и у нас будут.

предупреждение: Данный текст даётся без купюр и редактирования, "как есть" от первого лица, не смотря на некоторые явные фактологические ошибки и противоречия рассказам других участников событий.

Первые выходы в море. Разгром нашего конвоя. "Бегство" с места трагедии. Похороны. Бедствие оставшихся на барказе. Спасение. Безумное траление на месте катастрофы.

Итак, и мы и команды тральщиков впервые вышли на боевое траление в районе "горла" Белого моря, а также в ряде других мест, прилегающих к путям наших морских караванов. Траление мы провели успешно. Было взорвано какое-то количество магнитных мин, поставленных немцами. А после завершения траления наш командир в составе конвоя из трех "Амиков" (кроме нас еще 114 и 118) получил приказ сопровождать конвой из землечерпалок и других специальных судов к населенным пунктам на побережье Карского моря и, в частности, в Андерму и в прибрежные поселки на полуострове Ямал и в Обской губе.
Прошли мы в оба конца относительно спокойно. И в ту и в другую стороны останавливались в проливе Югорский Шар, что между Югорским полуостровом и островом Вайгач, в поселке Хабарово. Этот пролив значительно уже, чем пролив "Карские Ворота" между Баренцевым и Карским морями. Но был он более безопасен для плавания именно по этой причине, т.к.немецким подводным лодкам в него трудно было проникнуть.
Именно через Югорский Шар и шли в то время все наши основные транспортные пути по Северному Ледовитому океану. Там же была наша импровизированная военно-морская база, где можно было заправиться топливом, боеприпасами и продовольствием.
После возвращения в Архангельск нас без передышки направили сопровождать сухогруз "Марина Раскова" на остров Диксон, где к тому времени также уже была построена на скорую руку военно-морская база. Было это в конце июля. Погода стояла отличная. Белые ночи уже кончились. В боевых возможностях наших кораблей, благодаря тому, что на них стояли "Адзики", ни командиры, ни матросы не сомневались. Флагманским кораблем был определен АМ-114. Командиром конвоя был назначен какой-то капитан 1 ранга, фамилию которого я запамятовал.
До той поры на Северном флоте не наблюдалось ни одного случая контакта "Амиков" с немецкими подводными лодками - они нас явно избегали. Настроение у всех было благодушное, причем не только у нас, но и, по-видимому, у командования Северным Флотом. Ибо такое мощное пополнение флота, как 10 "Амиков" и 20 "Бобиков" должно было, безусловно, в корне изменить оперативную обстановку в районе боевых действий флота.
В проливе Югорский Шар у нас была длительная стоянка. Там мы все довольно беспечно проводили время. Часто ходили в поселок, фотографировались. 27 июля я сфотографировался с ребятами из команды, с которыми мы вместе несли вахту в ходовой рубке. На меня накинули шкуру белого медведя. Его голова покоилась на моей голове, а лапами он обнимал двух старшин, которые стояли тесно ко мне прижимаясь. Фотография называется "в объятиях белой медведицы". Она до сих пор сохранилась в моем альбоме.
Примерно 10 августа 1944 года мы вышли из Югорского Шара и взяли курс на Диксон. Впереди шел наш флагман 118-й, а за ним на удалении одной мили "Марина Раскова". По ее бортам тоже примерно на удалении одной мили слева шел 114-й, а справа - наш 116-й. Скорость хода была примерно узлов 10. Я, как обычно, стоял на вахте, на посту размагничивания в ходовой рубке. Слава Бечин - в машинном отделении на главном щите электропитания. Юра Кимнатный и Дима Авальян тоже в машинном отделении у главных дизелей. Был с нами еще один дизелист - по фамилии Слободской, высокого роста, скуластый. Он как-то не очень вписывался в нашу курсантскую компанию и все свое свободное время проводил с "нужными людьми" из команды корабля, например, со старшиной-химиком, т.к. тот имел отношение еще и к продовольственной службе корабля.
Во время перехода наш командир корабля капитан-лейтенант Василий Бабанов иногда появлялся в ходовой рубке. но большую часть времени он проводил в своей оперативной каюте, одноместной коморке, чуть возвышавшейся позади ходовой рубки. Но связь с ним была постоянная и надежная даже просто голосом.
Работать на вахте приходилось в поте лица. Ведь переключатели токов были довольно увесистыми, а корабль все время ходил противолодочными зигзагами. Мне постоянно приходилось отслеживать его курс и регулировать токи в обмотках в соответствии с таблицами, которые висели перед моими глазами.
12 августа днем погода была отличная. Дул несильный северный ветер. Небо было голубым и только на севере виднелась пока еще небольшая облачность, которая которая постепенно начала обволакивать небо. В 12 часов дня мы пообедали. Моя вахта была с 12 до 16. В рубке, как обычно, шла легкая "травля" между мной и рулевым, которая прерывалась, когда в рубку входил вахтенный офицер, который большую часть времени проводил за морскими картами в штурманской рубке.
Между 12-00 и 14-00 вахтенный матрос у гидролокатора несколько раз докладывал командиру о том, что прибор дает контакт с каким-то подводным объектом. Но этот контакт быстро пропадал. Такие же контакты обнаруживали и другие боевые корабли. Обо всех этих случаях немедленно докладывалось командующему конвоем. Но наш адмирал решил, что сигналы гидролокатора отражаются от подводных скал или больших камней. Он и в мыслях не допускал, что к такому сильному конвою могут приблизиться немецкие подводные лодки. Была дана команда:" Усилить наблюдение! Держать строй", что все корабли и выполнили.
Примерно в 14-00 что-то странное произошло с "Мариной Расковой". Поскольку она была довольно далеко от нас, то мы услышали глухой взрыв, после чего "Марина" остановилась. Остановились и корабли сопровождения. Из "марининой" трубы шел белый пар и мы решили, что там, возможно, взорвался котел. Через некоторое время нам показалось, что "Марина" чуть-чуть осела в воду. Всякие попытки связаться с ней как со стороны флагманского корабля, так и с нашей стороны ни к чему не привели. То ли на "Марине" не была установлена радиоаппаратура, то ли она вышла из строя - но "Марина" молчала. В бинокль мы видели людей, которые бегали по ее палубе. К сожалению, там не оказалось даже сигнальщика, чтобы прожектором либо флажками сообщить, что же все-таки там произошло.
И тогда наш адмирал дал команду всем кораблям охраны подойти к борту "Марины". Я думаю, что более глупое решение в данной ситуации трудно было придумать. Это распоряжение свидетельствовало о полной некомпетентности нашего командующего. Еще со времен первой мировой войны уставами всех морских держав категорически было запрещено в боевых условиях другим кораблям подходить к борту терпящего бедствие корабля, поскольку поврежденный корабль мог стоять на минном поле. А ведь все это случилось на полпути от Югорского Шара к острову Диксон в Карском море, глубина которого вообще небольшая, т.е. удобная для постановки мин любых типов, включая и магнитные.
Но, как говорят на флоте, команда была "дадена" и все три тральщика, естественно, принялись ее выполнять. 118-й, флагманский, в это время маневрировал и оказался совсем недалеко от нашего тральщика по его правому борту. Оба корабля развернулись и взяли курс на "Марину". По-видимому, на 118-ом был лихой командир, который чувствовал себя флагманом и, чтобы продемонстрировать адмиралу свою лихость, он срезал нам нос, да так, что наш командир Вася Бабанов вынужден был дать задний ход, чтобы не столкнуться со 118-м.
И в этот момент перед нашими глазами взвился столб огня и воды и мы увидели, что 118-й лег на корму и получил крен на правый борт.
При виде этой трагедии у нашего командира, так же как у командира 114-го, возникла идея, что все мы попали на минное поле. Оба тральщика остановились. А в это время со 118-го уже начали прыгать в воду люди и плыть к нам. Вода была ледяная (около +4 градусов по Цельсию). Тонущий тральщик находился примерно в 100 метрах от нас.
Наш командир немедленно дал команду спустить моторный катер. Мотористы катера кинулись прямо на борту корабля заводить двигатель. Но в это время выяснилось, что по неизвестным причинам на катерной лебедке нет питания. Электрики пытались что-нибудь сделать, чтобы дать питание, но у них почему-то ничего не получалось. Все эти неурядицы заняли около пяти минут. А тем временем 118-й все больше и больше кренился на правый борт. Его корма все больше погружалась в воду.
Наш командир дал команду спустить гребную шлюпку, которая висела на шлюпбалках и спускалась вручную. И боцманская команда немедленно начала ее спускать на воду. Тем временем электрики исправили что-то в машинном отделении, на лебедке появилось питание и матросы начали спускать катер. Не понятно по каким причинам и откуда пришла команда "отставить спускать шлюпку", хотя было совершенно очевидно, что спускать на воду нужно немедленно все плавсредства, чтобы подобрать всех тонущих людей и снять со 118-го тех, кто стоял еще на палубе носовой части корабля.
В это время питание на лебедке снова исчезло и спустили все-таки шлюпку. В нее сели шесть наиболее тренированных старшин, не только из боцманской, но и из других команд, и шлюпка быстро пошла в направлении к 118-му. Тем временем к 118-му подошел катер со 114-го и подобрал адмирала и раненных офицеров и матросов и отвез их на 114-й. Теперь у нас флагманом стал 114-й. На нем был поднят адмиральский вымпел.
Наконец, и нам удалось спустить свой катер. Но когда он был уже на половине пути к тонущему 118-му - вдруг снова перед нами возник столб огня и воды и 118-й был поглощен морской пучиной.
Вся эта неразбериха с конвоем, да и на нашем корабле, свидетельствовала о том, что не только на нашем 116-м, но и на флоте в целом воцарилось полное благодушие в связи с поступлением по лендлизу тридцати американских боевых кораблей. По-видимому, ни офицерский, ни личный состав кораблей не были подготовлены к такому драматическому развитию событий. Материальная часть как следует не обслуживалась, т.к. считалось, что у американцев она очень надежная. А ведь и американские инструкции требовали ежедневного контроля и "проворачивания" механизмов. Результатом всей этой беспечности и стало большое количество жертв на 118-м тральщике.
Как я ранее писал, привезли к нам раненного и полузамерзшего Женю Тимонина, который на нашем корабле и скончался. В числе погибших членов команды 118-го были и наши курсанты - Синюк и еще человек пять. Командир нашей практики капитан-лейтенант "X" не пострадал. Он был на нашем корабле.
В это время от адмирала, теперь уже со 114-го, поступила команда: "Кораблям стать на якорь". По-видимому, адмирал был уверен, что все мы находимся на минном поле.
Теперь картина была такой. Вдалеке от нас стояла "Марина Раскова", которая все больше, как нам казалось, погружалась в воду, но без крена, что было очень странным. Еще дальше от нас по корме "Марины Расковой", но не очень далеко от нее, стоял на якоре 114-й с нашим адмиралом. От этого корабля все время ходили катер и шлюпка на "Марину" и снимали оттуда людей.
Тем временем наши старшины вернулись с "Марины", но уже не на шлюпке, а на огромном барказе, который спустили с "Марины". На этом барказе было человек шестьдесят народу. Здесь были семьи вольнонаемных, которых отправили в качестве рабочей силы на зимовку на Диксон, дамы легкого поведения, которые были депортированы из районов, освобожденных от немцев, и которых "за грехи" ссылали в порт Игарка на лесопильные заводы. Было здесь и несколько матросов срочной службы.
Наши старшины рассказали, что и как случилось на "Марине Расковой".
Этот сухогруз вез на побережье Северного Ледовитого океана огромный по тем временам запас продуктов- всего десять тысяч тонн. Трюмы судна были забиты мешками с мукой, консервами, крупами и другими продуктами. В специальных помещениях везли в бочках чистый спирт.
Когда произошел взрыв, то капитан судна решил, что взорвалась магнитная мина. Была дана команда "Стоп машины" и потому машинисты выпустили часть пара из котлов. По этой причине наш командир и предположил, что на "Марине" взорвался котел. Судно несколько осело. Выяснилось, что в центральном грузовом трюме пробоина. Но поступившая в трюм вода превратила муку в тесто, которое каким-то образом несколько ограничило поступление воды из пробоины. Да и взрыв по этой же причине был глухим.
Тем временем на "Марине" началась паника. По команде капитана были спущены барказы. Первыми уселись в барказы вольнонаемные со своими семьями и поплыли к 114-му, который находился ближе других тральщиков к судну . А "Марина" в это время оседало все глубже.
И вдруг во время этой паники кто-то бросил клич: -"братцы, ломай замки, тащи бочки со спиртом". Бочки нашлись быстро. Из них спирт переливали в ведра, в банки, в любую попавшуюся под руку посуду. Тут же его пили. А тару со спиртом припрятывали, чтобы взять ее с собой на тральщик. Все "пассажиры" опьянели.
Девицы опомнились первыми. Поскольку барказы все еще не возвращались, девицы начали хватать матросов и тащить их в кубрики, чтобы "в последний раз" насладиться любовью. Девиц было много и судно мгновенно превратилось в тонущий бардак. Матросы всему этому сопротивлялись довольно слабо. Но поскольку количество матросов их было существенно меньше, чем количество девиц, то матросов даже не спрашивали об их желании предаваться "любовным утехам".
Когда же, наконец, барказы вернулись за новыми пассажирами, пьяные девицы отказались в них садиться и не стали пускать матросов- ведь им и здесь было хорошо. И гребцы барказов вынуждены были выволакивать девиц силой.
Вот такой "контингент", да еще с запасами спирта начал прибывать в том числе и к нам на тральщик.
Наш командир мгновенно оценил обстановку и при высадке пассажиров с барказа приказал их обыскивать, а тару со спиртом выбрасывать в море. А командир 114-ого такого приказа не отдал. И буквально через полчаса практически вся команда 114-го оказалась в состоянии опьянения. Когда же командир и офицеры спохватились, то было уже поздно. Дело на 114-м доходило до печальных курьезов. Так, например, сигнальщики боцманской команды были расставлены на вахту на надстройке корабля для наблюдения за горизонтом по секторам в пространстве 360 градусов. И вдруг снизу раздался клич: "братцы, что вы там стоите без дела. Тут внизу у нас пьяные девки жаждут любви (это уже в переводе с матросского на русский язык ) и у них полно спирта"! Вахтенных как ветром сдуло в кубрики. Корабль остался без наружного наблюдения. Стоял он от нас на расстоянии примерно двух миль.
К чести нашего командира Василия Бабанова нужно сказать, что все у нас происходило по другому. Как я уже упоминал, к нам наши старшины привозили, в основном, семьи вольнонаемных. У них, естественно, тоже с собой был спирт, но наши специальные вахтенные матросы его немедленно изымали и выбрасывали за борт. Правда, как потом выяснилось, не весь. Так, наш курсант-дизелист Слободской, выменял свою тельняшку на спирт, напился и, пользуясь тем, что весь личный состав, включая офицеров, находился на боевых постах по боевой тревоге, начал "шмон" или по-русски - поиски ценных вещей- в офицерских каютах. А каюты на этом типе тральщиков закрывающихся дверей не имели - входные проемы занавешивались портьерами. За этим занятием его и "застукал" корабельный интендант, о чем он сразу же доложил командиру. Бабанов, ни секунды не раздумывая, приказал посадить Слободского в цепной ящик - в помещение, куда складывались якорь-цепи при подъеме якорей - влажное и холодное. Там он и просидел несколько суток.
Судьба Слободского оказалась очень печальной. По возвращении в Ленинград, в Училище, он был отдан под военный трибунал и отправлен в штрафную роту. Больше мы о нем ничего не слыхали.
Тем временем, на нашем тральщике накопилось уже более сотни спасенных людей, большинство с "Марины Расковой". Корабль уже пять часов стоял на якоре. Все мы пребывали в полной неизвестности о том, что же на самом деле произошло. Судьба наша тоже была подвешена на волоске- ведь полное бездействие наших боевых кораблей в такой странной обстановке, навязанное нам спасенным командующим конвоя, было абсолютно нелогично.
А погода начала портиться. Задул свежий северный ветер. Пошла волна. Начало смеркаться- ведь белые ночи уже были на исходе. Мы все стояли на своих боевых постах и фактически ничего не делали. Все это нас очень расслабляло.
И вдруг мы увидели новый столб пламени и воды и 114-го не стало. Как будто бы его и не было. Впечатление было ужасное. Все наши плавсредства - катер и шлюпка (пришвартованная в тот момент к "Марине Расковой") были далеко от корабля. Баркас со старшинами только подходил снова к "Марине" за оставшимися там людьми. А катер во главе с нашим капитан-лейтенантом "Х", руководителем практики, зачем-то пошел в сторону 114-го. Но на полпути его застал взрыв.
И вдруг мы заметили, что наш катер ринулся в сторону от нашего корабля и от места гибели 114-го и стал уходить от нас какими-то странными зигзагами.
Теперь мы все поняли, что и мы обречены. Над конвоем стоял какой-то злой рок. Лучшие корабли Северного флота, оснащенные самой современной техникой, гибли один за другим, находясь в состоянии полного бездействия.
В боевой рубке царило молчание. Каждый ушел в себя и все думали, наверное, об одном и том же. Но страха ни у кого из нас не было. Была какая-то обреченность и апатия. Все происшедшее воспринималось, как должное. Я думаю, что это был результат полного бездействия наших командиров в столь серьезной боевой обстановке. Мы все попрощались друг с другом, включая вахтенного офицера (командир был на мостике) и приготовились к смерти.
И вдруг (снова вдруг) сигнальщик доложил нашему командиру, что наш катер мчится к нам со стороны кормы корабля на полном ходу, а офицер стоящий на носу катера, машет нам двумя руками.
Через несколько минут катер причалил к трапу. Наш училищный капитан-лейтенант выскочил из катера в одно мгновение и буквально через несколько секунд оказался на командирском мостике. Он тут же доложил командиру, что видел два перископа подводных лодок по корме корабля и что нам срочно нужно уходить из этого района пока нас не потопили, как 114-й и 118-й.
Ситуация действительно была непростой. С одной стороны, не всех людей еще сняли с "Марины Расковой". А именно в это время шесть наших лучших старшин на барказе причалили к "Марине" и пытались усадить в барказ оставшихся там людей. Казалось бы, нам надо их дождаться. Но и оставаться на якоре в такой ситуации было бы равносильно самоубийству.
С другой стороны, имея на борту небольшого корабля более сотни спасенных пассажиров, вступать в противоборство с двумя подводными лодками противника даже при наличии гидролокатора да еще и при надвигающемся шторме, было тоже не разумно. Погнавшись за одной из них и даже обрушив на нее весь наш боезапас, мы в тот же момент были бы атакованы второй лодкой. Ведь за двумя лодками одновременно не погонишься.
Теперь, когда обстановка прояснилась и когда стало понятно, что немцы расстреливали наши корабли торпедами, как куропаток, не только не оказывающих никакого сопротивления, но и фактически сбившихся в кучу, нужно было немедленно принять правильное решение. И Бабанов дал команду выбрать якоря. Но с принятием решения заколебался. Уж очень велика была ответственность за жизни многих людей и на нашем корабле и на "Марине Расковой". А главное- ведь в первую очередь он обязан был выполнить свой воинский долг- вступить в бой с противником.
В это время на мостик буквально выполз раненный и подобранный со 118-го на наш корабль командующий авиацией Северного флота (по крайней мере он так представился командиру), генерал, который был уложен в одну из офицерских кают и которому наш фельдшер оказывал особое внимание. Не имея возможности встать во весь рост, генерал обхватил своими руками ноги нашего командира и, потеряв всякое самообладание, непрерывно повторял:- "главное, держитесь поближе к берегу, поближе к берегу!". Наш политрук , естественно, тоже не рвался в бой, но конкретных советов не давал, оставляя ответственность за командиром, но всячески давая понять, что лучше отсюда "смыться".
В это время сигнальщик доложил, что видит по корме примерно на расстоянии одной мили от корабля две лодки, всплывшие в позиционное положение (корпус притоплен, видна только рубка), направляющиеся к нам с двух сторон нашего тральщика и пытающихся взять нас в "клещи". Теперь единственным выходом из создавшегося положения был "полный вперед". Именно эту команду и отдал Бабанов.
Когда немцы увидели, что наш тральщик пришел в движение, они сразу же ушли под воду. Ведь выйти в атаку на наш тральщик, находясь в позиционном положении, можно было только чувствуя полную безнаказанность для себя, когда мы еще стояли на якоре и были практически небоеспособны. Именно тогда немцам, по-видимому, вскружил голову успех разгрома такого великолепного конвоя.
Пользуясь преимуществом в скорости, а также постепенно надвигающимися сумерками мы, к ужасу оставшихся на "Марине" людей, в том числе и наших старшин, довольно быстро скрылись за горизонтом. Это произошло в 20 часов 00 минут.
Теперь нужно было обмануть немцев, чтобы другие подводные лодки, если они были в этом районе, нас не перехватили. И курс был взят не на Югорский Шар, как могли предполагать немцы, а на Мыс Желания, т. е. на северную оконечность Новой Земли.
Команда все это время стояла по боевой тревоге. Наряду с облегчением каждый из нас чувствовал неудовлетворенность и чувство стыда за предательство нами своих товарищей. Но ведь действительно другого выхода не было. Конечно, можно было бы позволить себя утопить (а вероятность такого исхода была около единицы) ради солидарности с теми же товарищами. Но это было бы крайне неразумно. Вся команда, безусловно, думала пока еще про себя, а в нашей рубке мы между собой обменивались мнениями о том, как же можно было поставить конвой, сопровождаемый лучшими боевыми кораблями флота, в такое дурацкое положение. Вероятно, даже немцы удивлялись всему происшедшему: после каждой торпедной атаки они "смывались" довольно далеко от нас из боязни, что их будут преследовать. Затем, через довольно продолжительное время они осторожно и медленно возвращались и глазам своим не верили- уцелевшие корабли все еще стояли на якоре. И такое продолжалось несколько раз. Ведь расстрелять нас всех торпедами, после того, как все корабли стали на якоря, можно было одновременно и очень быстро. Но немцы никак не могли допустить мысли о такой беспредельной глупости командования конвоем, которое в боевой ситуации и имея на вооружении гидролокаторы (о чем немцы безусловно знали) не нашло ничего лучшего, чем сделать боевые корабли стоящими на якоре мишенями. Тем более, что все наши тральщики, да и сама "Марина", были оборудованы великолепными обмотками размагничивания, которые надежно предохраняли их от магнитных мин. Что же касается обычных мин, прикрепляемых к якорям, то в открытом море и на большом удалении от берега их просто не ставят. Поэтому версия командующего о "минах" была совершенно некомпетентной.
Только теперь, когда уже стали известны некоторые "штрихи" нашей отечественной истории, можно понять причину такой глупости и некомпетентности нашего адмирала, который в конце концов и сам погиб на 114-ом. По-видимому, это было слишком быстрое продвижение по службе необученного и неопытного офицера на оставшиеся после сталинского террора вакантные места высшего флотского командования.
Итак, мы шли курсом NORD-NORD-WEST. Шторм еще только начинался, и палубу корабля еще не очень заливало. Около полуночи с 12-го на 13-е августа командир, наконец, объявил "боевую готовность N 2". Освободившуюся часть команды вызвали на палубу для участия в панихиде. Погибших хоронили по морскому обычаю. Трупы были завернуты в брезентовые полотнища, обвязаны канатами, к ногам был прикреплен металлический груз. После короткого траурного митинга ровно в полночь трупы моряков были спущены в холодное Карское море. Об этом была сделана запись в вахтенном журнале с указанием географических координат. Место захоронения моряков было нанесено на штурманскую карту.
Сразу же после захоронения наш корабль резко развернулся с северо-запада на юго-запад и взял курс на Югорский Шар.
Пассажиры и свободная часть команды расположились кто как могли. Все проходы корабля, кубрики, столовая и другие помещения были забиты людьми. Впереди нас ждала временная база наших кораблей на острове Вайгач и трудные радио объяснения с командованием Северного флота, которое в то время находилось в Ваенге, недалеко от Мурманска.
Бабанов был мрачен. Он ушел в свою каюту, поручив корабль старшему помощнику. У вахтенной смены настроение тоже было тяжелое. Все мы думали о живых и мертвых, о тех, кто остался фактически на гибель в открытом штормовом море и о тех, кто только что был похоронен. У меня не выходило из головы, как и что мы скажем родителям Жени Тимонина. Ведь они так искренне и с такой теплотой приглашали нас заехать к ним на обратном пути, надеясь еще на одну встречу со своим единственным сыном!
А тем временем на месте побоища трагедия продолжалась. Наши моряки сняли с "Марины" всех до одного членов команды и пассажиров. В барказе оказалось около шестидесяти человек. Взяли они с собой самые различные продукты, консервы, но впопыхах очень плохо позаботились о питьевой воде. Но они этого еще не знали. Продукты они начали грузить только после того, как увидели, что наш тральщик, как они высказывались, "дал деру". Сначала общее настроение было паническим- никто не хотел переходить с судна на барказ, считая, что уж если гибнуть, то на судне "надежнее". С большим трудом наши старшины буквально загнали всех на барказ. "Марина" оседала все больше и больше и финал был предопределен. Когда они отошли примерно на кабельтов от "Марины", раздался новый глухой взрыв и судно еще больше осело. А через несколько минут раздался последний глухой взрыв и "Марина", переломившись пополам, скрестив мачты, быстро стала уходить под воду.
И тут люди увидели две всплывающие немецкие подводные лодки. Обе они всплыли в позиционное положение и направились в сторону барказа. Тех, кто был трезв, охватил ужас. Остальным все уже было безразлично. Но немцы не стали проявлять враждебных действий против пассажиров барказа. Они внимательно осмотрели его и ушли за горизонт. Вероятно, они решили, что нет смысла зря тратить боезапас. Ведь барказ все равно был обречен на гибель!
Наступила ночь. Ветер и волна все усиливались. Люди жались друг к другу, чтобы хоть как-нибудь сохранить остатки тепла своих тел. На веслах сидели наши старшины. Многие из тех, кто был посильнее, по очереди помогали им грести в качестве вторых гребцов. Но держать барказ по волне было очень трудно, гребцы выбивались из сил. Лодку держали по ветру, как предполагалось, на юг в сторону берега. Но до берега было очень и очень далеко, а точных или даже приблизительных координат места побоища никто на барказе не знал. Людей гнала к берегу надежда на спасение жизни.
Мужественно боролись наши старшины и некоторые пассажиры барказа со стихией -долго, около трех суток. Боролись до тех пор пока сильный ветер, а потом и волна не ослабли. К этому времени все люди были совершенно измотаны. А на горизонте не было ни земли, ни каких-либо признаков человеческой деятельности, ни одного проходящего судна.
И тут обнаружилось, что с пресной водой дело обстоит совсем плохо. Сделали переучет всех продуктов и воды. Хорошо, что на барказе оказалось сгущенное молоко. Но и его было немного. Больше всего было спирта, но теперь он никому не был нужен. Ведь он вызывал дополнительную потребность в воде.
Постепенно люди пришли в состояние полной апатии. Все, за исключением наших старшин, которые оказались физически самыми крепкими. Они все продолжали периодически грести предположительно юг. Однажды, примерно на восьмой или на девятый день люди увидели на горизонте низко пролетающий гидросамолет "Каталина". Но все попытки обратить на себя внимание ни к чему не привели - самолет их не заметил и улетел за горизонт.
После десятых суток люди начали умирать и их тут же сбрасывали в воду. Несколько человек стали бредить и уверять, что вокруг барказа в море пресная вода. Они зачерпывали и пили эту воду. А через некоторое время также умирали.
На пятнадцатый день барказ был замечен гидросамолетом, который ежедневно все это время поднимался с острова Диксон на поиски оставшиеся в море шлюпки. Этот вылет был последним. В этот день от командования Северного флота уже поступила команда прекратить поиски. Впоследствии выяснилось, что за все время плавания барказ не продвинулся существенно ближе к берегу. В барказе в живых осталось всего 12 человек - шесть наших старшин и шесть наиболее крепких девиц. Состояние всех было ужасным. Все они даже не могли активно подавать сигналы "Каталине".
Но летчики с гидросамолета заметили барказ сами. Они опустились на воду, причалили к барказу и в два захода перевезли всех на Диксон в госпиталь. Там все спасенные и лечились более месяца.
Так бесславно закончилась эта эпопея со снабжением северных районов продуктами для зимовки. Погибли люди, погибли корабли и, наконец, погибло около десяти тысяч тонн муки, сахара, круп, консервов и других продуктов, которые в то время ценились на вес золота.
Вернемся теперь к нашему 116-му, который в ночь с 12-го на 13-е августа шел полным ходом в сторону Югорского Шара. На пути к базе никаких контактов с немецкими подводными лодками гидролокатор не обнаруживал. Но команда, обслуживавшая гидролокатор, была на чеку и внимательно прислушивалась ко всем его сигналам. Теперь уже никакие домыслы о неких подводных скалах не могли быть не только приняты во внимание, но даже и возникнуть в мыслях. К сигналам "Адзика" прислушивались и в ходовой рубке и на командирском мостике. К этому времени командир уже направил шифровку в штаб Архангельской флотилии с полным донесением обо всем случившемся. А оттуда пошел доклад в штаб Северного Флота и далее в Москву.
О дальнейшей нашей судьбе никто из нас не думал, за исключением, пожалуй, командира. А ведь именно в эту ночь наша судьба решалась в кабинетах штабов.
13-го августа к вечеру мы причалили к пирсу в поселке Хабарово. Здесь мы выгрузили раненных и не раненных пассажиров. И тут же получили сногсшибательный приказ - "немедленно и без всякого отдыха выйти в море на место катастрофы и без всякого сопровождения приступить к тралению района". Наш командир был объявлен трусом, удравшим с места расположения минного поля и покинувший людей в море. Сообщение о немецких подводных лодках было названо вымыслом, предназначенным для того, чтобы прикрыть свою трусость. В приказе было сказано, что наш командир решил спасти свою собственную шкуру, вместо того, чтобы подобрать оставшихся людей и начать боевое траление места гибели кораблей. Соображение о том, что тральщики нашего типа вообще не подвержены воздействию магнитных мин даже не пришло в голову тем, кто отдал такой приказ. Нам даже не разрешили пополнить корабль продуктами питания, водой, взять дополнительный запас глубинных бомб. Дали только топливо для ходовых двигателей, чтобы мы могли долго и упорно очищать районы от магнитных мин, "которые мы оставили на пути всех последующих караванов и боевых судов".
Что означал такой приказ? Очевидно, сумасбродство и безнаказанный произвол разгневанного начальства. Дело в том, что по положению, как я уже упоминал, тралящий в районе боевых действий корабль должен охраняться охотниками за подводными лодками, снабженными гидролокаторами и не подверженными влиянию магнитных мин, т.к. корпуса их были деревянными. Ведь тральщик, выбросивший электромагнитный трал является совершенно беспомощным судном. Такой корабль представлял из себя великолепную мишень для самой плохонькой немецкой подводной лодки. Она может подойти практически вплотную к борту тралящего корабля и утопить его всего одной торпедой, как это произошло, например, со 114-м, который, правда, стоял на якоре.
Кстати, командира 114-го тоже подобрал гидросамолет, но другой и значительно раньше. Летчики этого самолета, увидевшие корабельный плотик с людьми на второй день после катастрофы, подобрали людей и доставили их на Новую Землю. По-видимому, информация о минном поле пошла в штабы именно от этого командира. И поскольку она была первой, то ей и поверили.
Думаю, что командование прекрасно знало на что оно нас посылало. Тем самым оно отправляло не только "провинившийся экипаж" почти на верную гибель (тем более, что жизнь человеческая в те времена не ценилась даже в копейку), но и обрекало на верное утопление современный по тем временам боевой корабль, так нужный Северному Флоту. Но гнев начальства неисповедим.
Такое решение командования имело серьезные последствия. До катастрофы американские тральщики считались неуязвимыми и все знали, что командование намерено посылать их в самые горячие точки. После этого приказа, свидетельствовавшего о том, что посылаемый на верную гибель корабль не представляет для флота никакой ценности, на флоте воцарилось мнение, что корабли эти никуда не годятся и цена им та же, что и нашим вооруженным рыболовным тральщикам.
Такая точка зрения была крайне вредной. С одной стороны, она вселяла в военных моряков чувство неуверенности и апатии, особенно у тех, кто плавал на "Амиках". С другой стороны, эта точка зрения привела к ряду ошибочных решений командования флота. С той поры командование перестало использовать в полной мере великолепные возможности новейших кораблей и часто направляло их на бездарно организованные боевые операции подобные той, которая сейчас была поручена нам. Все это привели к тому, что в скором времени погибло еще несколько американских тральщиков.
Итак, 14 августа мы вышли из Югорского Шара и уже вечером 15 августа вошли в район катастрофы и приступили к тралению. Ветер был свежий, волна порядка 4-х баллов. Был выброшен трал. Ход был уменьшен до 5-ти узлов и мы начали прочесывание района тралом, сначала галсами с запада на восток и обратно, затем галсами с юга на север и обратно. Тралили мы несуществующее минное поле двое суток без перерыва. "Адзик" работал круглосуточно, но, в основном для успокоения командира и команды, поскольку в любом случае мы были беспомощны против подводных лодок. А немцы даже себе и представить не могли, что наше командование способно совершить такую глупость - послать тральщик без боевого сопровождения на траление в район, где мин нет и в помине.
Впоследствии мы узнали, что штабу флота стало известно по радиоперехватам, что немецкие лодки в нашем районе были, но находились они несколько севернее той акватории, где мы занимались псевдо боевыми упражнениями. Если бы эти лодки спустились несколько южнее и мы бы оказались в зоне их видимости, то с нами произошло бы тоже самое, что со 114-м и 118-м.
Наконец, через двое суток командир получил разрешение прекратить траление и идти на Диксон. Там ему должны были сообщить приказ об очередных намерениях командования флота.
Когда трал оказался намотанным на барабан и корабль вышел на свою крейсерскую скорость- 14 узлов - вся команда с облегчением вздохнула. Все мы почувствовали себя снова на боеспособном корабле.
19 августа во второй половине дня мы причалили к пирсу острова Диксон, где уже была, как я упоминал ранее, организована база кораблей Северного флота. Сразу же после того как мы причалили к нам поступила команда:- "пополнить корабль всеми необходимыми и в пять утра на следующие сутки выйти в рейдерскую операцию в поисках подводных лодок противника в северо-восточную часть Карского моря. По предположению командования флота там дежурили немецкие подводные лодки, которые должны были препятствовать прохождению наших конвоев по северным морям.
Фактически, на подготовку к походу нам дали всего несколько часов. При этом было сказано, что, если мы не утопим хотя бы одной подводной лодки, (а время нашего плавания ограничивалось только количеством топлива, питьевой воды и продовольствия) то по возвращении на Диксон командира корабля отдадут под военный трибунал, а некоторую часть офицеров, возможно, отдадут туда же заодно с ним.
Интересно, что в руководящих кругах Диксона нас считали приговоренными к смерти. После разгрома нашего конвоя и воцарившегося на флоте нового отношения к нашим кораблям труднее всего пришлось нам самим. Характерны при этом два эпизода, которые мне хочется привести. Сразу же после того, как мы ошвартовались у пирса на Диксоне, наш интендант пошел с корабельными вещевыми аттестатами в интендантскую службу базы за новым обмундированием для личного состава, которое там обязаны были выдать. Но обмундирования ему не дали. Высший интендант базы- начальник материально-технического снабжения,- заявил нашему корабельному интенданту, что с государственной точки зрения новое обмундирование нам выдавать нецелесообразно, т.к. нас все равно утопят, а здесь оно еще пригодится живым людям.
Аналогичный ответ получил наш замполит, который отправился обменять старые, много раз просмотренные нами фильмы, на что-нибудь новое. Старые фильмы у него отобрали, а новых не дали по тем же самым соображениям. Причем, отказ был сформулирован высшем политическим лицом- начальником политотдела базы- весьма категорически.
Оба эти случая немедленно стали достоянием всей нашей команды. Примерно в 19 часов все приготовления к нашему "смертному" походу были закончены. Команда поужинала и в девять вечера, что необычно, был объявлен отбой ко сну.
А тем временем наши офицеры, получившие такие весьма странные напутствия от командования базы перед выходом на боевую операцию, решили "в последний раз" как следует повеселиться.
В кают-кампании, которая соседствовала с офицерскими каютами, был накрыт великолепный стол с шикарными блюдами. Из продовольственного склада корабля были извлечены все американские яства, в том числе марочные вина, виски и др. заморские напитки. Единственный представитель "нижних чинов", который был приглашен в кают-кампанию, был старшина-химик, который хорошо играл на баяне. Этот старшина был только что назначен к нам на корабль приказом командира базы острова Диксон.
В качестве "эмоционального гарнира" в кают-кампанию с помощью этого химика, который великолепно ориентировался на острове, наши офицеры привели двух местных девиц наилегчайшего поведения, которым, по-видимому, вряд ли исполнилось и шестнадцать лет.
И грянул "бал". Он продолжался всю ночь. Девицы периодически исчезали в офицерских каютах, чтобы через некоторое время продолжить веселье за столом. Веселье продолжалось до самого утра- до команды: "По местам стоять, со швартовов сниматься". После этой команды девиц быстро выпроводили с корабля и вовсе не спавшие офицеры, так же как и не выспавшийся экипаж (разве уснешь, когда на маленьком корабле из кают-кампании всю ночь доносятся хоровые песни под баян, смех, крики, веселье. Ведь матросские кубрики были расположены совсем недалеко от кают-компании!) быстро занял свои места по швартовке. Но команда не обижалась на офицеров - все понимали ситуацию, в которой мы оказались. И все понимали, что такое веселое "прощание с жизнью" для команды целиком просто невозможно.
Между тем, все мы, в отличие от "береговых моряков", верили в отличные боевые качества нашего корабля и поэтому вышли в море с полным сознанием своей силы и своих боевых возможностей. Было это на рассвете 20 августа 1944 года.
Весь месяц, который мы провели в этом походе практически не оставил о себе воспоминаний. Каждый следующий день был точной копией предыдущего. Мы шли по курсам, который задавал штурману командир и с надеждой прислушивались к звукам, которые издавал наш "Адзик", безуспешно пытавшийся обнаружить хотя бы одну немецкую подводную лодку. С каждым днем мы забирались все дальше и дальше на северо-восток. Было уже довольно холодно и офицеры говорили, что мы находимся уже недалеко от кромки льда. Каждые сутки мы отстаивали четырехчасовую вахту через каждые восемь часов.
На камбузе нам теперь часто готовили треску "архангельского посола", которую мы - курсанты - не то, что не ели, но даже и на ее запах реагировали мгновенно.
А готовят ее следующим образом. Свежую треску выдерживают на воздухе, лучше всего на солнце, до появления соответствующего запаха. А после этого ее солят. Перед приготовлением к столу ее вымачивают и далее отваривают. Говорят, что в этом случае в треске появляются вещества, препятствующие возникновению цынги. В команде было много призывников из Архангельской области и прилегающих районов. Они к этому блюду привыкли с детства и ели его с наслаждением. А мы не могли. И часто оставались голодными. Ведь мы физически не могли в это время даже сидеть за общим столом в столовой и есть хотя бы хлеб.
Слободского к тому времени уже давно выпустили из цепного ящика. Курсантские документы командир оформил на него еще в Хабарово. В них он отразил все основные нюансы его поведения во время боевых действий. Этот документ взял с собой наш капитан-лейтенант "Х"- руководитель практики, который на траление с нами не пошел, сославшись на то, что время курсантской практики уже в скором времени истекало. Ведь ему еще предстояло собрать со всех кораблей курсантов в Архангельске и увезти их в Училище, которое к тому времени уже разместилось в Адмиралтействе освобожденного Ленинграда.
Мы же с согласия командира корабля приняли решение о том, что с корабля мы не сойдем до тех пор пока не отомстим немцам за наших погибших ребят и не утопим хотя бы одной немецкой подводной лодки. Командир нас поддержал, поскольку считал, что мы в какой-то мере компенсируем недостачу в команде корабля, возникшей после "карской эпопеи".
А наш руководитель практики остался в Хабарово, ждать оказии в Архангельск. Кстати, именно от этого капитан-лейтенанта и пошла информация Начальнику Училища о том, что немцы утопили наш 116-й "Амик", естественно, вместе с нами, во время нашего бездарного траления в Карском море после того позорного побоища. Но в этом он не был виноват. Ведь слух о том, что нас тоже утопили немцы во время нашего траления прошел по всему Северному Флоту. И даже наши знакомые архангельские девы нас тоже похоронили.
Но самым ужасным оказался тот факт, что начальник Училища контр-адмирал Михаил Александрович Крупский, которого мы все, вообщем-то, уважали, поверил в эту легенду и дал команду строевому отделу написать соответствующие похоронки нашим родителям. Сам же он издал приказ об исключении нас из списков Училища в связи с нашей "героической гибелью".
Хорошо, что моя мать вместе с Ледиком и вместе со своим госпиталем была в это время на пути из Ферганы в Одессу и извещения о моей гибели не получила.
В начале сентября все оставшиеся в живых курсанты (а всего за эту практику на Северном флоте погибло человек 15) прибыли в организованном порядке в Училище и вскоре приступили к занятиям. А мы в это время были на пути к морю Лаптевых и об этом никто, кроме, по-видимому, командира базы острова Диксон, ничего не знал. Командованию же флота было вообще не до нас. От союзников шли караваны с боевой техникой и продуктами и в светлое время суток немцы наносили этим караванам большие уроны. И вообще обстановка на Северных морях и их побережье была в то время не простая.
Итак, прошло более месяца с того времени, как мы покинули Диксон. И за все это время у нас не было ни одного контакта с немцами. "Адзик" одиноко пищал, направляя свои сигналы в округу корабля. Но эхо не возвращалось. Бабанов с каждым днем мрачнел все больше и больше. Он часто запирался в своей походной каюте. Там же он и ночевал, несмотря на то, что его командирская каюта была намного удобнее.
Но вот 23 сентября примерно в два часа пополудни, сигнальщик доложил, что по левому борту в сторону корабля идет торпеда. Командир в это время был в ходовой рубке. Он мгновенно оценил обстановку. Корабль пошел на резкий разворот навстречу торпеде, но так, чтобы оставить ее по левому борту. И в это же мгновение "Адзик" дал "контакт" и представил на экране координаты лодки, которая быстро начала уходить от нас, непрерывно меняя курс и погружаясь все глубже.
Торпеда нас не задела и корабль начал преследование лодки, которая очень умело маневрировала. Вся команда стояла по боевой тревоге. Были изготовлены к бою 24-х-ствольный миномет и глубинные бомбы - все наше оружие против подводных лодок.
И вдруг через несколько минут "Адзик" перестал принимать "эхо". Всем нам было совершенно непонятно, каким образом лодка могла от нас скрыться. Ведь ее скорость в подводном положении не могла быть выше нашей. Наш корабль метался из стороны в сторону, непрерывно меняя курс, но контакт на приборе не появлялся.
Через час командир ушел в свою походную каюту и заперся, испытывая глубокое отчаяние. Ведь это было делом нашей чести утопить немцев и доказать превосходство "Амиков" над немецкими подводными лодками. В эти часы мы буквально физически ощущали свою ненависть к немцам, посмевшим удрать от нас. Люди готовы были сутками стоять по боевой тревоге. Найти и уничтожить немцев было совершенно необходимо.
Район, который мы прочесывали, был довольно большой. Наш командир и все мы прекрасно понимали, что немецкая лодка просто так не может покинуть этот район без того, чтобы не попытаться утопить нас, так же, как того же с немцами не могли не сделать и мы. Вопрос состоял лишь в том, кто кого утопит. Других вариантов не было.
Примерно через два часа после потери контакта все, кто был наверху, снова услышали "эхо" "Адзика". Звук прибора прошел через нас, как электрический разряд. После этого "Адзик" уже не выпускал немцев из зоны своей "видимости". В тот же момент командир мгновенно очутился в ходовой рубке и указал курс прямо на лодку. Немцы пытались снова уйти, но потом поняли, что на сей раз этого им сделать не удастся. Оказаться под градом глубинных бомб им очень не хотелось. И, по-видимому, зная слабое артиллерийское вооружение нашего тральщика, немцы решили всплыть в надводное положение и расстрелять нас из своего артиллерийского орудия. Именно поэтому прямо по курсу нашего корабля внезапно появился огромный воздушный пузырь, забурлила вода. Это немцы продували свои цистерны.
Вся эта картина разворачивалась перед моими глазами, поскольку, как я уже упоминал, мой пост по боевой тревоге находился на пульте размагничивания корабля в ходовой рубке.
Допустить артиллерийской перестрелки наш командир просто не мог, т.к. по всей вероятности, если немцы решили всплыть, то они обладали хорошими артиллерийским орудием, которое на близком расстоянии бьет наверняка.
И тут командир принял единственно верное решение. Он приказал выстрелить в пузырь из миномета. А когда корабль очутился непосредственно над пузырем, приказал сбросить в пузырь весь наш боезапас глубинных бомб.
Огромной силы серия подводных взрывов потрясла наш корабль, который едва успел сойти с воздушного пузыря. Ведь глубину взрывов наши минеры поставили примерно на тридцать метров.
После взрывов пузырь сразу же исчез. Корабль развернулся в обратную сторону, не выпуская "Адзиком" лодку из поля видимости. Глубиномер показал, что глубина моря в этом месте не превышала 90 метров.
Лодка начала двигаться малым ходом и медленно опускаться на глубину. И мы все поняли, что если лодка не сильно повреждена, то она будет пытаться от нас уйти.
Командир дал команду снова стрелять из миномета. Все это происходило с калейдоскопической скоростью и времени на раздумье никому не оставляло.
И тут на поверхности воды появилось масляное пятно. Значит лодку мы подбили и подбили основательно. Теперь ее нужно было добивать. И по немецкой лодке были выпущены из миномета все оставшиеся на корабле мины. Дизельное топливо из лодки стало вытекать на поверхность более интенсивно. Лодка остановилась и, по-видимому, легла на грунт.
А между тем наш корабль остался вообще без боеприпасов, исключая эрликоновых снарядов, которые в данной обстановке были бесполезны. Ситуация оказалась сложной- мы не были гарантированы от появления второй, а возможно и третьей лодки.
Через некоторое время мы обнаружили, что подбитая нами лодка, несмотря на разрушение корпуса, все-таки медленно ползет по дну моря. К этому времени командир уже сообщил зашифрованной радиограммой обо всем, что произошло, командованию базы на Диксоне. Оттуда был получен ответ:- "лодку не выпускать из-под контроля. Дальнейшие указания мы вам сообщим позже."
И командир начал "утюжить" место нахождение лодки всеми возможными галсами. Просто стоять над лодкой было небезопасно из-за возможности появления других лодок. Ведь мы уже были научены горьким опытом.
Наступила ночь. А мы все "утюжили" и "утюжили" и ждали указаний с Диксона. Вся команда уже много часов стояла по боевой тревоге. А лодка все это время медленно двигалась на северо-запад. Командир разрешил команде получать сухой паек и питье прямо на боевых постах поочередно небольшими группами.
Наконец, утром с Диксона пришла радиограмма с информацией о том, что нам на подмогу вышел "Бобик" с полным комплектом боезапаса и для нас и для себя. Наш штурман быстро подсчитал, что для того чтобы дойти до нас "Бобику" понадобится по меньшей мере 24 часа.
Напряжение было таким сильным, что о сне никто и не помышлял. По-видимому, больше всех и внимательнее всех приходилось работать специалистам "Адзика", штурману, рулевому и мне, т.к. постоянное изменение курса, буквально через каждые 3-5 минут, требовало от меня соответствующих изменений токов в обмотках размагничивания. А от гидролокаторщиков требовалось не только следить за медленно движущейся лодкой, но и за окружающей обстановкой. Ведь пропустить в этой ситуации появление еще одной лодки было бы равносильно самоубийству.
В такой напряженной обстановке прошел весь следующий день и следующая ночь. А лодка все ползла и ползла и все извергала из себя горючее. Пятно расплывалось и вытянулось далеко на юго-запад по течению.
Около 8-ми часов утра 25 сентября сигнальщик доложил, что видит по правому борту на горизонте долгожданный "Бобик", который уже шел по растянувшемуся в пределах нашей видимости масляному пятну. "Бобик" пришвартовался к нам, предварительно поприветствовав нас длинным корабельным гудком. Началась перегрузка боеприпасов.
Когда эта процедура закончилась, "Бобик" от нас отошел в сторону и наш командир приказал сбросить на лодку еще несколько глубинных бомб. Это позволило, с одной стороны, сохранить боезапас "Бобика", который в соответствии с действующим положением должен был в течение трех суток наблюдать за лодкой, чтобы убедиться в том, что она потоплена. А с другой стороны- нанести лодке окончательное поражение.
И действительно, лодка теперь остановилась и из нее начали всплывать какие-то предметы, появление которых вызвало и у нас и у команды "Бобика" большой энтузиазм. Корабль остановился прямо над немцами под прикрытием "Бобика", который приступил к боевому патрулированию. Была объявлена боевая готовность N 2 и наши матросы начали подбирать плавающие предметы баграми и сетками.
К этому времени штурман доложил командиру корабля, что весь личный состав отстояли по боевой тревоге сорок два часа.
Я тут же передал управление обмотками размагничивания своему сменщику и кинулся вниз на палубу. Помню ощущение брезгливости, которое, по-видимому, возникло не только у меня, когда плававшие на воде предметы очутились на палубе.. Никто не хотел прикасаться руками к этим немецким "трофеям".
Между тем, командир получил разрешение возвращаться на Диксон. Обменявшись прощальными сигналами, мы оставили "Бобик" на месте, где лежала утопленная немецкая лодка. Каждый член нашего экипажа с большим облегчением осознавал выполненный нами долг. И корабль двинулся в сторону Диксона, оставляя за кормой острова Крузенштерна и Норденшельда, неподалеку от которых и развернулось это сражение.
Команде было разрешено отдыхать, за исключением тех ее членов, кто нес вахту. В число первой смены отдыхающих попал и я. Проспал я около 6-ти часов беспробудно, пока меня с большим трудом не растолкали, чтобы снова идти на вахту. Быстренько перекусив в столовой чаем и еще чем-то, я вошел в боевую рубку. Дело шло к вечеру. Море было ласковым и спокойным, как-будто бы не очень далеко отсюда не разыгралась трагедия. Небо было темно-голубым на востоке, а на северо-западе солнце было еще довольно далеко от горизонта и от поверхности моря. Мне повезло- после этой своей вахты я снова проспал почти всю ночь. А утром после завтрака мы уже входили в пролив, отделяющий о. Диксон от Большой Земли.
Когда мы стали подходить к пирсу, мы были потрясены тем, что нас встречал сам командир базы со всем своим окружением. Когда корабль ошвартовался и выбросил трап на берег, командир базы поднялся на борт, принял рапорт командира корабля и к нашему изумлению обнял и расцеловал его. А ведь мы шли, рассчитывая, что в лучшем случае нас, возможно, простят и командира не отдадут под военный трибунал.
Через некоторое время мы узнали, что командование Северного флота и Беломорской флотилии не просто нас простило, но и велело представить к боевым наградам. Это было для нас уже совершенно невероятным. Но главное состояло в том, по нашему разумению, что мы доказали не только себе самим, но, как оказалось, и командованию, что "Амики" это действительно не только тральщики, но и настоящие боевые корабли, способные топить немецкие подводные лодки. Ведь "наша" лодка была первой, утопленной этим классом тральщиков. А вслед за этим стали приходить известия и от других тральщиков и "Бобиков" о новых победах над немецкими подводными лодками. По-видимому, это объяснялось тем, что командование пересмотрело свои взгляды на боевые корабли, построенные в Америке и начало активно вводить их в настоящие боевые операции. А нам было приятно, что начало этому процессу положили мы.
Интересно, что уже в 1945 году до нас, когда мы уже находились в Училище, дошла информация, за достоверность которой я не могу поручиться. Сообщалось, что Сталин отдал приказ, чтобы, пользуясь относительно небольшой глубиной, на которой лодка окончательно легла на грунт (около 70-ти метров), наши водолазы еще до наступления льда обследовали затонувшую лодку. Были слухи, что эта задание Сталина было выполнено. Обнаружилось, что утопленная лодка одна из последних серий, спущенных немцами на воду и, по всей вероятности, это был ее первый поход. Длина лодки была около 110-ти метров. На ней было установлено отличное артиллерийское орудие, сейчас не помню какого калибра, но во всяком случае самого большого из тех, которые в те времена устанавливались на лодках. Именно поэтому командир лодки, по-видимому, и принял решение всплыть и уничтожить наш тральщик артиллерийским огнем. Были даже слухи, что водолазам удалось забраться в центральный отсек и извлечь оттуда водонепроницаемый сейф с шифрами для радиопередач. И как-будто бы после этого командование Северного флота в течение нескольких месяцев не просто отслеживало район оперативных действий немецких подводных лодок, но и расшифровывало всю информацию, которой обменивались лодки со своим штабом.
За достоверность всего этого я ручаться не могу и, хотя не очень во все это верю, но и полностью отказаться от этой версии тоже не могу себе позволить.
Кто умер, но не забыт, тот бессмертен. Тот, кто не дал забыть, – сам сделал шаг к бессмертию.
Аватара пользователя
Сергей Шулинин
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 3182
Зарегистрирован: 07 Июнь 2008 16:34
Откуда: г. Салехард

Перчук Виктор Львович

Сообщение Сергей Шулинин » 24 Июнь 2014 14:48

Наградные документы.
Информация из общедоступного банка документов «Подвиг народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» http://www.podvignaroda.ru/

Медаль Нахимова.
Наградной лист (нет 1 стр.).

 02.jpg
 03.jpg



Приказ.

 01.jpg
Кто умер, но не забыт, тот бессмертен. Тот, кто не дал забыть, – сам сделал шаг к бессмертию.
Аватара пользователя
Сергей Шулинин
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 3182
Зарегистрирован: 07 Июнь 2008 16:34
Откуда: г. Салехард

Перчук Виктор Львович

Сообщение Сергей Шулинин » 24 Июнь 2014 15:02

Веду переписку с Виктором Львовичем. В дальнейшем по возможности буду выставлять информацию.
Кто умер, но не забыт, тот бессмертен. Тот, кто не дал забыть, – сам сделал шаг к бессмертию.
Аватара пользователя
Сергей Шулинин
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 3182
Зарегистрирован: 07 Июнь 2008 16:34
Откуда: г. Салехард

Перчук Виктор Львович

Сообщение Сергей Шулинин » 01 Июнь 2015 09:37

Появилась страница в википедии https://ru.wikipedia.org/wiki/Перчук,_Виктор_Львович
Аватара пользователя
Сергей Шулинин
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 3182
Зарегистрирован: 07 Июнь 2008 16:34
Откуда: г. Салехард

Перчук Виктор Львович

Сообщение NO Перчук Виктор Львович » 07 Июнь 2015 20:42

ПЕРЧУК ВИКТОР ЛЬВОВИЧ пишет:Тут внизу у нас пьяные девки жаждут любви (это уже в переводе с матросского на русский язык ) и у них полно спирта"! Вахтенных как ветром сдуло в кубрики. Корабль остался без наружного наблюдения. Стоял он от нас на расстоянии примерно двух миль.
...
В это время от адмирала, теперь уже со 114-го, поступила команда: "Кораблям стать на якорь". По-видимому, адмирал был уверен, что все мы находимся на минном поле.
...
В это время на мостик буквально выполз раненный и подобранный со 118-го на наш корабль командующий авиацией Северного флота (по крайней мере он так представился командиру), генерал, который был уложен в одну из офицерских кают и которому наш фельдшер оказывал особое внимание.


Это что за хрень тут выложена?
NO Перчук Виктор Львович
 

Перчук Виктор Львович

Сообщение ББК-10 » 07 Июнь 2015 21:06

Сергей Шулинин пишет:Теперь и у нас будут.

А нам нужны эти "90-летние перчики" созревшие аккурат к майдану?
Аватара пользователя
ББК-10
 
Сообщения: 10072
Зарегистрирован: 05 Ноябрь 2014 17:53

Перчук Виктор Львович

Сообщение Сергей Шулинин » 07 Июнь 2015 21:23

NO Перчук Виктор Львович пишет:Это что за хрень тут выложена?

Это часть его воспоминаний. Я ему говорил о некоторых неточностях в воспоминаниях. Но он сказал, что писал как помнит сам и часть информации со слов других очевидцев.
По поводу генерала могу только предположить, что речь ведется о генерал-майоре береговой службы начальнике Береговой обороны БВФ Лаковникове Павле Ивановиче. Адмирал, скорей всего, капитан 1-го ранга командир конвоя Шмелев Александр Захарович.
А вы попробуйте сами написать свои воспоминания спустя почти 70 лет после событий без ошибок, когда еще и сильно больны.
Кто умер, но не забыт, тот бессмертен. Тот, кто не дал забыть, – сам сделал шаг к бессмертию.
Аватара пользователя
Сергей Шулинин
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 3182
Зарегистрирован: 07 Июнь 2008 16:34
Откуда: г. Салехард

Перчук Виктор Львович

Сообщение Сергей Шулинин » 07 Июнь 2015 21:35

ББК-10 пишет:А нам нужны эти "90-летние перчики" созревшие аккурат к майдану?

Таким способом выражается уважение к живому участнику войны, участнику конвоя БД-5, участнику нашего форума?
Не вижу взаимосвязи между майданом, Перчуком В.Л. и его воспоминаниями. Поясните свою мысль, только без оскорблений в чью-либо сторону. Если что-то неверно написано в воспоминаниях, напишите, что конкретно, и обоснуйте. Я ему свою точку зрения высказывал. Сейчас мало размещено воспоминаний от ныне живущих участников конвоя БД-5.
Кто умер, но не забыт, тот бессмертен. Тот, кто не дал забыть, – сам сделал шаг к бессмертию.
Аватара пользователя
Сергей Шулинин
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 3182
Зарегистрирован: 07 Июнь 2008 16:34
Откуда: г. Салехард

Перчук Виктор Львович

Сообщение Александр Андреев » 09 Июнь 2015 22:26

Убрал Анонимуса, чтоб не разводить ... в ветке.

Сереж, я присоединюсь к вопросу Александра Иваныча (ББК). Зачем ты выкладываешь это?
Александр Андреев
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 2591
Зарегистрирован: 03 Март 2008 06:23
Откуда: Санкт-Петербург

Перчук Виктор Львович

Сообщение Сергей Шулинин » 10 Июнь 2015 22:12

Увы, я не знаю, кто скрывается за ником ББК. Отстал от форумной жизни. Не знал, что так переводится вопрос от ББК.
Честно говоря, я думал, что у нас к оппонентам так могут грубо относиться. Оскорбить легко, а вот вступить в нормальную дискуссию почему-то не получается. Наверное, это очень сложно.
Я уже ответил на вопрос. Это воспоминания участника конвоя. Нравится Вам или нет, но это его воспоминания. Если Вы автору хотите указать на то, что он не прав, так напишите об этом, он прочитает об этом. Это пока единственные печатные воспоминания живущего ныне участника конвоя БД-5. Есть еще тв-съемки двух других участников конвоя.
Мне кажется, что хамство стало на форуме обычным делом. На стилистику вопроса ББК даже никто не обратил внимания. Очень жаль.
У меня есть свои принципы. Я не все выставляю на форуме. Даже очень многое не выставляю на форуме. На то есть причины, о которых я не буду говорить, они абсолютно разные. Но здесь другой случай.
Шашкой махать в темноте - можно и невинных порезать. Так стоит ли махать шашкой, если не знаешь,что впереди и позади?
Кто умер, но не забыт, тот бессмертен. Тот, кто не дал забыть, – сам сделал шаг к бессмертию.
Аватара пользователя
Сергей Шулинин
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 3182
Зарегистрирован: 07 Июнь 2008 16:34
Откуда: г. Салехард

Перчук Виктор Львович

Сообщение ББК-10 » 10 Июнь 2015 22:27

"Воспоминания" Перчука это грубый, тупой фейк, имеющий целью опорочить всех погибших на Т-114 и на "Марине Расковой".
Я не знаю, кто это сочинил или отредактировал реальные воспоминания участника конвоя, но совершенно ясно "для чего".
Вам, как автору списков участников конвоя, должно быть очевидно ясно, что никаких "сосланных на Игаркские лесозаводы девиц известного поведения" там не было, или Ваши списки не полны.
Последний раз редактировалось ББК-10 11 Июнь 2015 08:28, всего редактировалось 1 раз.
Аватара пользователя
ББК-10
 
Сообщения: 10072
Зарегистрирован: 05 Ноябрь 2014 17:53

Перчук Виктор Львович

Сообщение Александр Андреев » 10 Июнь 2015 22:48

Сергей, из моего опыта работы с воспоминаниями ветеранов, следует, что далеко не все можно принимать на веру. Очень часто эти "воспоминания" формируются под влиянием сюжетов из современных СМИ.
Александр Андреев
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 2591
Зарегистрирован: 03 Март 2008 06:23
Откуда: Санкт-Петербург

Перчук Виктор Львович

Сообщение Сергей Шулинин » 10 Июнь 2015 23:15

Александр Андреев пишет:Сергей, из моего опыта работы с воспоминаниями ветеранов, следует, что далеко не все можно принимать на веру

Даже спорить не буду.
Александр Андреев пишет:Очень часто эти "воспоминания" формируются под влиянием сюжетов из современных СМИ.

Со статистикой по этому вопросу не знаком. Но судя по многообразию влияющих факторов: однополчане, родственники, человек, который для ветерана является авторитетом, потеря памяти и другие возрастные психо-физические факторы, СМИ, общественное мнение и даже порой прочитанная книга и др., - я бы вместо "часто" употребил "иногда".
Теперь по-конкретней. Какая взаимосвязь и причинно-следственные связи между Перчуком, СМИ и воспоминаниями? Только без намеков и общих, обтекаемых фраз. Что, где, когда, кто, как, почему?
Кто умер, но не забыт, тот бессмертен. Тот, кто не дал забыть, – сам сделал шаг к бессмертию.
Аватара пользователя
Сергей Шулинин
Редактор
Редактор
 
Сообщения: 3182
Зарегистрирован: 07 Июнь 2008 16:34
Откуда: г. Салехард

След.

Вернуться в Поиск: участники конвоя БД-5



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 11

Керамическая плитка Нижний НовгородПластиковые ПВХ панели Нижний НовгородБиотуалеты Нижний НовгородМинеральные удобрения