Пионерская, Антарктида

[Иван Кукушкин]

Пионерская
Географические координаты: 69° 44′ ю.ш., 95° 31′ в.д.
Высота над уровнем моря (м): 2741
Высота ложа ледника над уровнем моря (м): 691
Мощность ледника (м): 2050
Расстояние от Мирного (км): 375
Дата начала и конца полярной ночи (расчетные данные): 29.05–15.07
Дата открытия станции: 27.05.1956 г.
Примечание: Внутриконтинентальная станция. Законсервирована 15.01.1959 г.
Источник: Лукин В.В., Корнилов Н.А., Дмитриев Н.К., Советские и Российские антарктические экспедиции в цифрах и фактах (1955–2005 гг.) // Санкт-Петербург, ААНИИ, 2006

[[ Леспромхоз ]]

ВСП 1956 № 125 (31 мая)

Создание в Антарктиде советской внутриконтинентальной станции

На белой карте Антарктида появился еще один географический пункт — двадцать седьмого мая почти в четырехстах километрах к юго-востоку от Берега Правды официально открылась первая внутриконтинентальная научно-исследовательская станция СССР. По просьбе юных пионеров и в знак того, что советские полярники первыми проникли в новую неисследованную область земного шара, станции присвоено название «Пионерская».
Новый наручный центр находится на ледниковом плато Антарктиды на высоте примерно две тысячи семьсот метров над уровнем моря. Его координаты — 69 гр. 44 м. южной широты и 95 гр. 30 м. восточной долготы. Он создан на конечном пункте санно-тракторного похода, начатого второго апреля 11 участниками экспедиции из «Мирного» вглубь материка. Поход возглавлял начальник экспедиции М. Сомов.
Впервые в истории исследования шестого континента в сложнейших условиях глубокой антарктической осени эта подвижная научая станция совершила на санях, буксируемых тракторами, выдающийся переход. Сквозь ослепляющую пургу и неистовые бураны ученые с трудом пробивались через хаотические нагромождения снега.
На место сооружения станции летный отряд экспедиции, которым руководит Герой Советского Союза Черевичный, доставил строительные материалы, дополнительные запасы научного снаряжения, продовольствия, одежды, топлива. Часть участников похода была вывезена обратно в «Мирный». Среди ледяной пустыни осталось шесть человек: начальник станции «Пионерская» профессор Гусев, гляциолог Капица, аэролог Бабарыкин, радист Маликов, тракторист Кудряшов и плотник Фирсов. Шестерка отважных начала строительства. День все больше сокращался, надвигалась полярная ночь, непрерывно дул сильный ветер. Несмотря на все трудности, строительство успешно продвигалось и было завершено 27 мая. Наступил торжественный момент открытия станции. В сумерки шестерка отважных собралась около мачты радиостанции. Накануне солнце в последний раз взошло над горизонтом и скрылось на долгие месяцы до весны. Профессор Гусев произнес краткую речь. Под дружное «ура», при свете взвившейся в воздух ракеты, медленно поднялся к вершине мачты развевающийся на ветру алый стяг нашей Родины. Станция начала научную работу.

И. ДЕНИСОВ.
Спец. корр. ТАСС.

[ББК-10]

Детское восприятие.
Я бы хотел видеть каждый день перед собой.
Супер!
Журнал "Пионер", №3, 1958 г.

[ББК-10]

Журнал "Пионер",1958, № 1.
МАТЕРИК ТАЙН
А. ГУСЕВ.
начальник первой зимовки на станции Пионерская

[ББК-10]

ИЗ ЗАПИСОК ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ

МАТЕРИК ТАЙН

А. ГУСЕВ.
начальник первой зимовки на станции Пионерская

Далеко, там, где «ехать дальше некуда», потому что, куда бы вы ни поехали, вы начнете приближаться к исходной точке пути, за многими морями и двумя океанами лежит окутанный облаками ледяной материк Антарктида.
Чтобы рассмотреть его на глобусе, вам придется перевернуть шар Южным полюсом вверх. Если, глядя на глобус, вы представите себя стоящим на берегу Антарктиды, то убедитесь, что вы стоите вверх ногами по отношению к тем, кто провожал вас на родине.
Все необычно в Антарктиде. В июне, июле и августе на ледяные ее просторы спускается долгая полярная ночь, и зимние штормы окутывают материк снежными вихрями. Солнце хотя и восходит, как везде на земном шаре, на востоке, но движется не слева направо, как в северном полушарии, а справа налево. И луна ущербляется необычно, а экваториальное созвездие Орион видно в перевернутом виде.
И звездное небо здесь другое. Не видно Большой и Малой Медведиц, Полярной звезды и других знакомых нам созвездий. На юге горизонта ночами здесь сияет созвездие Южного Креста
Необыкновенны и жители Антарктики — пингвины. Вместо крыльев у них ласты. Они не летают и неуклюжи на суше. Но зато в воде сразу становятся проворными. Они машут ластами, как крыльями, и с большой скоростью «летают» под водой.
Особенно своеобразны императорские пингвины. В отличие от всех птиц они не уходят на зиму в теплые места; наоборот, зимой они идут с моря, где более тепло, к ледяному материку и там выводят птенцов в самое холодное время года.
Если вы будете смотреть на шестой материк планеты сверху, то вы увидите огромное белое пятно с коричневыми точками и полосками по краям, окруженное синими просторами океанов. Антарктида — белое пятно на карте и в натуре. Это — белое пятно и в прямом и в переносном смысле. Мы еще очень мало знаем об этом огромном ледяном материке и особенно о его внутренних районах.
И стоит эта дикая, еще не изведанная земля «на краю света», окруженная, как стражами, громадами айсбергов, с разверстыми пастями бездонных ледяных трещин, готовых поглотить тех, кто попытается проникнуть в глубь материка.
Зимой и осенью над ледяным континентом клубятся мрачные облака, и вихри снега мечутся по его поверхности. Летом, когда полярное солнце совсем не заходит за горизонт, оно просвечивает сквозь
[47]

---

---

сверкающую пелену облаков, состоящих из мельчайших кристаллов льда. Яркие круги, светящиеся столбы вокруг солнца, разноцветные радуги круглые сутки сияют в эту пору над просторами Антарктиды. А когда солнце склоняется к горизонту, снег и лед окрашиваются в нежные сиреневые, голубые и розовые тона.
Как ни дик этот край, но тот, кто хотя бы раз побывал там, не сможет забыть его суровой красоты, и его вечно будет тянуть к неведомым ледяным просторам Антарктиды, где так много еще надо сделать, чтобы познать законы, управляющие явлениями природы.
Эти явления огромны. Так, например, движение воздуха, зарождающееся над Антарктидой, охватывает значительную часть южного полушария. От него зависят климат и погода не только Антарктики, но и всего южного полушария. А движение воздуха в южном полушарии, в свою очередь, связано с воздушными течениями северного полушария. Чтобы научиться точно предсказывать погоду, надо изучить законы движения воздуха над всей поверхностью земного шара.
То же самое можно сказать и про другие явления, происходящие в недрах земли, в морях и океанах: все они едины.
Ученые одной страны не в силах изучить их. Вот почему ученые всех стран договорились проводить такие исследования вместе.
С июля 1957 года начались третьи совместные международные научные наблюдения. На этот раз они проводятся на всей поверхности нашей планеты, а ее атмосфере, недрах и океанах. Это мероприятие получило название: «Третий Международный геофизический год». Большое внимание в программе исследований уделено изучению Антарктики, материка Антарктиды и особенно его внутренних районов. Советский Союз принимает в этих исследованиях активное и широкое участие.
И вот, выполняя свои обязательства по плану исследований во время Международного геофизического года, флагманский корабль первой советской антарктической экспедиции дизель-электроход «Обь» 5 января 1956 года подошел к берегам шестого континента планеты, к берегам Антарктиды. В это время начиналась подготовка к предстоящим в 1957 году работам, и корабли экспедиции различных стран спешили с разных сторон к материку, чтобы использовать короткое южнополярное лето Антарктики для выбора места и построить береговые научные базы на континенте. «Обь» была одним из первых кораблей, подошедших к материку.
Первым долгом нам предстояло построить научную обсерваторию и поселок Мирный, названный так в честь одного из шлюпов первой русской экспедиции в Антарктику. А прежде чем строить, нужно было выгрузить на ледяной барьер, отвесно поднимающийся из воды на двадцать и более метров, восемь тысяч тонн различных грузов и среди них тяжелые тракторы, вездеходы и самолеты.
Начался штурм ледяного континента. Я с группой лыжников вышел на склоны береговых ледников, чтобы выяснить пригодность их для строительства поселка. Мы долго блуждали среди трещин, пока не поднялись на ледник. Но то, что мы принимали за склон ледника, оказалось огромным айсбергом, отколовшимся от него, но сидящим на мели. Поэтому он и не отразился пока в плавание по океану.
Когда мы наконец все же взобрались на склоны ледяного купола к гряде камней, то оказалось, что это не скалы, вышедшие из-подо льда, а всего лишь огромные обломки, принесенные ледником откуда-то из внутренних районов материка. Значит, ледник подвижен, от него откалываются айсберги и строить здесь поселок опасно.
Место для поселка нашли с воздуха. Во время одной воздушной разведки была обнаружена группа островов. На береговых ледяных склонах виднелись скалы. Здесь и решено было строить Мирный.
«Обь» пошла к этим островам. Белые громады айсбергов тесно обступили нас, и кораблю все время приходилось лавировать по узким улицам этого сказочного ледяного города.
Наконец «Обь» встала в двухстах метрах от берега.
Мы поднимали лебедками из трюмов и грузили на сани разборные домики, бензин, продовольствие, самолеты, уголь, научные приборы и оборудование. Тракторы тащили сани к ледяному береговому барьеру и по проходам, вырубленным во льду, поднимались на склоны, где вскоре должен был возникнуть поселок. С большими трудностями и даже с жертвами была выполнена эта задача.
Теперь мы могли взяться за строительство поселка. Февраль был на исходе. Это последний летний месяц в Антарктиде. Надо было спешить. Затяжка со строительством была особенно опасна для кораблей: вода уже начинала замерзать, и спаянный молодым льдом старый морской лед мог преградить кораблям путь на север, на родину.
Нельзя было опаздывать со строительством и потому, что от его успеха зависела судьба девяноста двух участников экспедиции, остающихся зимовать на берегу Антарктиды.
Строили все: строители, моряки и ученые, и за невероятно короткий срок на диком ледяном берегу вырос большой, благоустроенный поселок — около двух десятков различных зданий.
Во всех домиках было центральное водяное отопление, вода подогревалась с помощью электричества. Терморегуляторы поддерживали в помещениях определенную температуру. Был электрифицирован и камбуз. Радиостанции надежно связывали с далекой родиной. Научная база была обеспечена на несколько лет отличным, разнообразным питанием, снаряжением и оборудованием.
Так была построена база советской научно-исследовательской экспедиции на берегу Антарктиды, и с тех пор огни Мирного приветливо блистают ночью среди скал, льда и снега, а на мачте, установленной на самой высокой скале, развевается советский флаг.

ДВЕ ЗАГАДКИ

Даже сейчас мы еще очень мало знаем об Антарктиде. До сих пор все исследования проводились в основном только в прибрежных районах, да и их было недостаточно.
А что делается в центре материка? Как высоко поднимается над уровнем моря ледяной щит, покрывающий Антарктиду? Какова природа внутренних районов ее? Вот вопросы, которые с давних пор не давали покоя исследователям. Известно было только, что суровый климат у берегов Антарктиды становится еще суровее в центре материка. И тогда вставал другой вопрос: как среди бескрайних ледяных просторов Антарктиды наряду с областями космического холода могут существовать большие пространства, свободные от снега и льда? Эти районы, расположен-
[48]

ные в прибрежной полосе и состоящие из не очень высоких скальных холмов, назвали «антарктическими оазисами». Оказалось, что в этих оазисах множество озер синего и зеленого цвета, причем вода некоторых из них, видимо, не замерзает в течение всей зимы.
Как появились эти оазисы среди ледяной пустыни? Откуда взялось тепло, расплавившее огромную толщу вековых льдов? Может быть, в недрах Антарктиды горят пласты угля? Или это результат распада радиоактивных веществ? Все это были лишь ничем не подтвержденные догадки.

БЕЗЖИЗНЕННЫЙ ОАЗИС

Однажды в ясный, безоблачный день при воздушной разведке пилот увидел к востоку от Мирного большое скопление плотных кучевых облаков. Сквозь облака виднелись темно-коричневые скалы с синими и зелеными пятнами озер между ними. Нагретые солнцем скалы нагревали, в свою очередь, воздух, и он поднимался, образуя над скалистым районом кучевую облачность. Так в 360 километрах от Мирного был обнаружен оазис, протянувшийся на десятки километров.
Ранним утром 20 января 1956 года из Мирного вылетели два самолета, «ЛИ-2» и «АН-2», и вертолет. Летя к оазису, мы, не отрываясь, смотрели в окна на расстилающийся под нами необычный ландшафт. Гладкая поверхность припая, еще державшегося местами у самого берега, сменялась волнистой поверхностью шельфовых ледников или хаосом ледопадов с черными пастями бездонных трещин. Шельфовые ледники — это ледники, спустившиеся в море. Их прибрежная часть лежит на дне, а язык ледника, далеко выдающийся в море, плавает на поверхности, хотя и не откололся еще от основного массива. Только изредка видны были черные пятна. Это нунатаки — небольшие скалы, пронизывающие толщу льда.
Впереди появились предвестники оазиса — кучевые облака. Тени от них на снегу казались озерами. Вскоре, когда мы подлетели совсем близко к оазису, мы увидели на поверхности ледников множество больших и маленьких озер, соединенных ручьями и небольшими речками. Большие реки стремительно бежали к оазису в причудливой формы ледяных ложах. Все это свидетельствовало о таянии льда и снега поблизости от оазиса.
Самолеты сели у края оазиса, а оттуда в центр его, где мы впоследствии разбили свой лагерь, нас доставил вертолет.
Мы летели над коричневыми вершинами скальных холмов. В долинах между холмами синели озера самой причудливой формы. Реки, соединявшие их, образовали сложную сеть, покрывавшую весь оазис. В узких скалистых каньонах вода кипела, водопадами низвергаясь с отвесных стен. Когда вертолет осторожно прикоснулся к незнакомой земле и, пожужжав немного, точно огромный майский жук, затих, опустив свои крылья-лопасти, мы с волнением вышли из его кабины. Сказочный мир скал и озер окружал нас.
Первое, что поразило нас,— это тепло. Измерили температуру воздуха: два градуса тепла, почти на пять градусов выше, чем на краю оазиса. Вблизи скал воздух еще теплее, а на поверхности почвы термометр показывает плюс 20 градусов.
Вскоре на месте посадки вертолета вырос палаточный городок, а на следующий день ученые занялись всесторонним изучением этого необыкновенного оазиса.
Обычно, говоря об оазисе, мы представляем себе роскошную растительность, возникшую в знойной пустыне благодаря живительной влаге ручья, выбившегося на поверхность. Ничего подобного вы не встретите в антарктическом оазисе. Он такой же безжизненный, как и окружающая его ледяная пустыня. Жалкие мхи и лишайники покрывают голые скалы. Хищный поморник, снежный буревестник да маленькая качурка, напоминающая нашу ласточку, гнездятся в небольшом количестве в диких скалах. А вода озер, в одних соленая, в других пресная, кажется совсем мертвой. Изредка встречаются в воде простейшие слаборазвитые водоросли. Да и тех немного.
На следующий день мы с волнением шагали по скалистым холмам оазиса. И волнение наше понятно: мы были первыми людьми на этой земле.
Каждый наш поход, каждый день приносили нам что-либо новое, и мы одну за другой раскрывали тайны оазиса.
Геологи исследовали строение гор и прошлое оазиса, вместе с гляциологами — «ледоведами» — они определяли то время, когда эти горы начали освобождаться ото льда. Географы изучали животный и растительный мир и собирали коллекции. Гидрологи и гидробиологи изучали природу озер.
Однажды мы с гидробиологом Е. А. Виноградовым исследовали одно из озер оазиса, названное за причудливые очертания его берегов Фигурным. Вода его была холодной, голубой и очень прозрачной. Несмотря на большую глубину, на дне виднелся зеленоватый донный лед. Было тихо, и казалось, наша металлическая лодка-понтон повисла в воздухе. Мы измеряли глубины, температуру воды, брали пробы для различных анализов. Я помню, как задрожала рука моего товарища, когда он просматривал на свет очередную пробу воды: в стеклянной банке стремительно метались кроваво-красные циклопы. Ледяная вода этого озера оказалась обитаемой!
Вскоре Е. А. Виноградову посчастливилось сделать еще одно интересное открытие. Наше внимание часто привлекал очень большой по сравнению со всеми другими озерами водоем, на тихой глади которого плавали небольшие айсберги. С одной стороны водоем граничил со скалами оазиса, другой его берег представлял собой ледяной барьер. Как показала разведка с воздуха, лед за водоемом простирался на сотню километров. Это был шельфовый ледник. Во всех больших озерах была пресная вода, вода же этого водоема оказалась соленой.
Как могло накопиться здесь так много воды и почему она соленая? Это было загадкой для нас.
Как-то с Е. А. Виноградовым шли мы по берегу этого водоема и любовались отражением прибрежных скал и айсбергов в неподвижной воде. По остаткам водорослей и морских организмов и кускам припайного льда, которые мы находили на берегу, мы могли предположить, что уровень водоема время от времени менялся. По-видимому, это был морской залив. Но как он соединяется с морем, было непонятно, и это останавливало нас от окончательного суждения. И вдруг у самого берега мы увидели в воде какие-то белые пассивно плавающие существа. Когда мы их выловили, то удалось установить, что это простейшие морские организмы — асцидии. Теперь связь этого водоема с морем стала очевидной. Оставалось предположить, что водоем сообщается с морем подо льдом шельфового ледника. Вскоре было обнаружено еще одно бесспорное под-
[49]

тверждение нашей догадки: на льдинах, плавающих в водоеме, был обнаружен тюлень.
Метеорологи тоже сделали много интересных и важных наблюдений. Они изучали особенности климата и погоды оазиса, непохожих на климат и погоду в районе Мирного и в других местах, покрытых снегом и льдом. Если там почти все тепло отражалось белой поверхностью, то здесь, в оазисе, темные скалы поглощали его почти целиком, поэтому в районе оазиса быт более теплый микроклимат. Наши наблюдения позволили раскрыть тайну происхождения оазисов. В результате потепления климата Антарктиды ледники ее постепенно таяли и отступали на юг. Вершины возвышенностей, прежде покрытые льдом, постепенно стали освобождаться ото льда, площадь скалистых районов все увеличивалась, и все больше солнечного тепла поглощала темная поверхность скал.
Наконец, тепла стало так много, что оно начало растапливать окружающие льды. Оазис как бы перешел в наступление на льды и снега. Бурное таяние их мы видели на границе оазиса.
Закончив первые исследования оазиса, мы снова собрались на ледовом аэродроме у самолетов. Летчики сокрушенно покачивали головами, глядя на груды камней и другие экспонаты, добытые нами с оазисе. Все это надо было доставить в Мирный.
Поворчав немного, они все же бережно уложили ценный груз в самолеты, прихватив еще по десятку килограммов камней для личных коллекций.
Сделав круг над оазисом, мы берем курс на Мирный. До новой встречи, сказочный мир скал и озер!

ПОХОД В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Сразу за Мирным, к югу от него, начинается ледовый панцирь материка. Из центральных областей Антарктиды непрерывно дули ледяные ветры, иногда переходившие в ураган. Что таила в себе эта ледяная пустыня, никто не знал: там еще никогда не ступала нога человека.
В начале апреля, второго месяца южнополярной осени, из Мирного в глубь материка вышла первая санно-тракторная экспедиция. Время для похода было неподходящее: редкий день проходил без метелей, температура начала падать. Но ждать было нельзя: мы должны были собрать первые сведения о природе внутренних районов для следующей смены зимовщиков, которые займутся более глубоким исследованием их.
Наша экспедиция состояла из одиннадцати человек: метеорологов, аэрологов, гляциологов, магнитологов и трактористов. Два трактора тащили на
санях наш домик, научные лаборатории и установки, продукты, топливо и горючее для тракторов.
Уже с первых дней, когда по вечерам мы еще видели, если не было пурги, огни Мирного, стало ясно, какой тяжелый поход предстоит нам. Сани и тракторы вязли в рыхлом снегу, и мы продвигались вперед не более чем на десять километров в сутки.
Вскоре скрылись и Мирный и черная громада острова Хасуэлл. Нас окружила безмолвная ледяная пустыня. Непрерывно дул ветер, температура падала. Все труднее и труднее было продвигаться вперед, высота над уровнем моря все увеличивалась. Вскоре стало трудно дышать из-за недостатка в воздухе кислорода и углекислоты, появились первые признаки горной болезни: нарушение дыхания и временами головокружение и головные боли. У нас пропали аппетит, сон, и даже память ослабла. Недостаток кислорода сказывался и на работе тракторов: моторы их теряли мощность, и от этого движение еще более замедлялось.
На седьмые сутки началась пурга. Мы сделали остановку на час, и наш поезд замело снегом та!;, что его уже не удалось сдвинуть с места. Не помогли и раскопки: мы не успевали расчищать снег. Попробовали вытаскивать поезд по частям. Но из этого ничего не вышло: не успевали мы вытащить одни сани, как другие уже заносило снегом. Наконец мы поняли, что, пока метель не кончится, нам не сойти с места. Так началось наше «великое сидение».
Пурга продолжалась девять суток. Нас засыпало совсем. Чтобы выйти из домика, надо было выбираться через снежный лаз, сделанный в снегу у дверей. А не выходить было нельзя: ведь надо было вести наблюдения и приготовлять пищу в камбузе, который находился на соседних санях. И вот, перелезая через сугробы, мы шли вереницей, держась друг за друга, из жилого помещения в наш маленький камбуз, рискуя безнадежно заблудиться в белой пустыне среди стремительно летящих вихрей снега. Однажды утром камбуз засыпало так, что ночевавший там дежурный не смог выбраться из него. Пришлось откапывать сани, на которых стоял камбуз, переговариваясь с дежурным по телефону.
[50]

Скверно в ту пору было в снежной пустыне, но и в домике несладко. Трубу заносило снегом, и печь совсем не грела. Дым мешал и без того затрудненному дыханию и раздражал глаза. Ко всему этому прибавилась еще одна неприятность: стремительно летящий снег заряжался электричеством и заряжал антенны и другие наружные проводки нашего поезда. Человек, неосторожно прикоснувшись к проводам, получал сильный удар от разряда электричества. Непрерывные разряды мешали радиосвязи: треск и шум в наушниках глушили позывные Мирного, связь совсем прекратилась.
Только когда метель немного утихла, мы смогли вырваться из снежного плена и двинуться дальше, в неизвестность.
Шли мы очень осторожно: на нашем пути могли встретиться трещины, прикрытые ненадежными снежными мостами. Движение было опасно еще и из-за того, что трактор и сани могли наехать на крутой снежный сугроб или заструг и опрокинуться.
Водители тракторов часами не видели ничего впереди себя, кроме серой пелены снега; а езда «зеленую» их сильно утомляла. Поэтому почти все время впереди поезда шли два человека, связанные веревкой. Они предупреждали водителя об опасности и были ориентиром для движения.
Идти впереди было нелегко, и людей приходилось часто менять. На всю жизнь запомнилась мне такая картина: ночь, пурга, сквозь снежные космы едва видны неясные контуры саней и тракторов, а впереди, то исчезая, то появляясь в тусклой полосе света фар, упорно шагают навстречу ветру две согнувшиеся человеческие фигуры...
Шла третья неделя нашего путешествия. Устали люди, устали машины; зато тетради ученых все больше и больше заполнялись сведениями о неведомой еще стране снега, льда и ветров.
У меня накопились сведения о погоде, аэрологи собрали данные о температуре и о скорости ветра на различной высоте, магнитологи определили отклонение магнитной стрелки от меридиана — от направления на Южный полюс Земли.
К прежним трудностям прибавилась новая — морозы. Они достигали пятидесяти градусов. Начали ло-
[51]

паться водила, соединявшие сани между собой и с тракторами, Лопались, как нитки, и толстые тросы, которыми мы заменяли водила. Металл не выдерживал, но люди все шли и шли вперед.
Мы уже были почти в четырехстах километрах от Мирного, на высоте около трех тысяч метров над уровнем моря, когда получили приказ начальника экспедиции М. М. Сомова выбрать место, пригодное для посадки самолета, и остановиться.
Перед выходом экспедиции мы рассчитывали, что наш поезд вернется для зимовки в Мирный. Но горючего для возвращения у нас не осталось. Кроме того, очень важно и интересно было провести зиму на высокогорном плато во внутренних районах материка, чтобы вести наблюдения в наиболее суровое время года. Поэтому мы решили не возвращаться и превратить наш поезд в постоянную научную станцию.
Окончательно вопрос о судьбе станции должна была решить авиация. Сможет она забросить на станцию запасы продовольствия, одежды, топлива и оборудование — быть станции. Если этого не удастся сделать, придется вывозить людей на самолетах в Мирный.
И вот к остановившемуся поезду сквозь пургу стали пробиваться самолеты. Никто еще не летал в Антарктике в такое время! Они сбрасывали нам все необходимое. Сесть должен был только последний самолет, который прилетит для смены людей: посадка на большие и твердые снежные заструги была связана с огромным риском.
Но и эта трудная задача была выполнена, и 27 мая, когда уже наступила полярная ночь, на высокой радиомачте был поднят флаг Советского государства. Так мы ознаменовали открытие внутриматериковой станции Пионерская.
7 июня прилетел последний самолет. Он доставил на станцию смену для зимовки и увез в Мирный участников санно-тракторного похода и строителей станции. Зимовать в Пионерской остались, кроме автора, радист Е. Т. Ветров, гляциолог Л. Д. Долгушин и тракторист Н. Н. Кудряшов.
Началась первая зимовка на высокогорном плато.

ЗИМОВКА В ЛЕДЯНЫХ ОБЛАКАХ

Много дней уже бушуют метели на станции Пионерская. Полярная ночь накрыла темным крылом ледяной купол. Только в полдень чуть посереет на севере, но все равно ничего не разглядишь в сплошной пелене снега. Чтобы найти метеорологическую будку, приходится идти, держась за провода, идущие от нее к нашей хижине. Только несколько метров не доходя, начинаешь видеть огонек электрифицированной будки, зажженный при выходе из хижины.
Связь с Мирным часто прерывается из-за различных помех и магнитных бурь. В такие дни трещат искры в рубильниках антенны, а у острых концов металлических предметов или у концов проводов расцветают сиреневые пионы. Это стекает и светится избыточное статическое электричество. От разрядов воздух в комнате настолько насыщен озоном, что болит голова.
Домик станции состоял из жилого помещения, камбуза с газовой плитой, склада продуктов, соединительного тамбура, вспомогательных помещений и ветрозащитного тамбура. Все это было построено и соединено воедино из помещений, прибывших сюда на санно-тракторном поезде.
Жилой домик имел в длину пять метров, в ширину два с половиной и в высоту немногим более
[52]

двух метров. Стены, потолок и пол его были собраны из специальных щитов с тепловой изоляцией. В нем помещались двухэтажные нары, два рабочих стола, печь и радиостанция.
Дом был прочно укреплен на санях. На них он и остался, когда все сани были сдвинуты при строительстве станции. Так же построили и камбуз. Он был в два раза меньше жилого помещения. Склад, построенный из простых досок и фанеры, тоже был укреплен на санях.
Температура в домике резко менялась. Днем, когда топили печь, она доходила до пятнадцати градусов тепла на уровне лица, а под кроватями лежал лед. Утром температура опускалась до пяти — десяти градусов мороза, а в тамбуре было так же холодно, как и вне хижины.
Жизнь на станции шла по строго заведенному порядку. Первым, в шесть часов утра, поднимался метеоролог, в семь часов он должен был делать наблюдения. За ним вставал дежурный по камбузу, потом радист связывался с Мирным и передавал сводки погоды, статьи в газеты и различные радиограммы, которые радиостанция Мирного пересылала в Москву,
Днем все были заняты работой и научными наблюдениями. Вечером мы снова связывались с Мирным, слушали радиопередачи из Москвы и других городов Советского Союза, читали, играли в шахматы. Наш день заканчивался в час ночи, когда метеоролог производил, в четвертый раз, свои наблюдения.
Пищу готовили три раза в день. У каждого были свои излюбленные блюда. Но все любили варить кур, так как это было просто и вкусно. Вытащишь курицу из мешка, положишь ее в кастрюлю с водой, посолишь, добавишь крупы, и вот через некоторое время готово и первое и второе блюдо сразу. Вечером дежурный по камбузу мыл посуду, натапливал воды из снега для следующего дня и наливал ее в большие термосы. После этого в нагретом за день помещении он стирал белье и мылся.
Однажды мы проснулись среди ночи от неожиданно наступившей тишины. Не слышно было воя пурги, не тряслась печная труба, раскачиваемая ветром, только время от времени до нас доносились гулкие удары, и хижина сотрясалась. Потом послышались какие-то слабые удары о твердую поверхность снега. Точно кто-то в огромных сапогах шагал по снегу. Так продолжалось до утра. Когда утром мы вышли для наблюдений, то обнаружили, что ветер почти затих. На ясном небе полыхали зеленоватые огни полярного сияния, а мороз стоял такой, что дух захватывало. Термометр показывал шестьдесят градусов. Это от мороза гулко лопался лед, и на его поверхности возникали небольшие трещины. Подточенные ветром острые клювы снежных застругов обламывались и, падая, звонко стучали о твердый наст.
Зима становилась все суровее. Самый сильный мороз сковал зимовку в августе, последнем месяце антарктической зимы, когда солнце уже начало вставать над горизонтом. В середине августа была отмечена самая низкая за время зимовки температура: мороз достиг в этот день 66,8 градуса при ветре более десяти метров в секунду. Средняя температура августа оказалась равной 52 градусам мороза. Это самая низкая средняя температура, отмеченная на земном шаре.
Только в конце августа, после двухмесячного перерыва, солнце взошло над Пионерской. В первый день оно пробыло на небе лишь одну секунду. Потом с каждым днем оно поднималось все выше и выше. Наступала весна, но мороз по-прежнему был не ниже 15 градусов.
В первый весенний день — 1 сентября — мы послали советским школьникам поздравление с началом нового учебного года.
Шел уже шестой месяц, как мы ушли из Мирного.
В один из редких здесь ясных дней к нам прилетел первый самолет из Мирного. Сесть он не смог, и все присланное сбросил нам на парашюте и просто в ящике. При последнем заходе от самолета отделился какой-то продолговатый предмет. Это было знамя пионеров одной московской школы. С тех пор оно хранится на почетном месте в маленькой кают-компании, напоминая зимовщикам о советских пионерах, чье имя носит заоблачная станция на ледяном материке.
Мы рассчитывали, что нас сменят в октябре. Но непогода мешала полетам к нам, а надо было сбросить десятка два бочек горючего для трактора. После этого нам предстояло откопать засыпанный снегом трактор и с его помощью выровнять площадку для посадки самолета.
Время шло, погода не улучшалась. Тридцать девятую годовщину Октябрьской социалистической революции пришлось нам встретить не в Мирном, как мы рассчитывали, а на Пионерской.
Приближался полярный день. Наконец нам сбросили на парашютах горючее. Мы откопали и запустили тракторы, укатали площадку для приема самолета, запаковали научные материалы. Там были све-
[53]
дения о температуре воздуха на различных высотах над поверхностью и в толще ледового купола, сведения об особенностях климата и погоды этих районов. Нам удалось определить, что летом в толще льда сохраняются очень низкие зимние температуры, отчего и лето в этих местах очень холодное и температура воздуха не поднимается выше четырнадцати градусов мороза. Оказалось, что на высоте около трехсот метров на материк движется теплый морской воздух, и там значительно теплее, чем у поверхности земли, примерно на 15—20 градусов.
Весна на Пионерской была холодная, только пурга бывала не так часто, как осенью. Хотя и было светло, но видимость редко превышала один километр: почти все время станция была в облаках.
Это были не обычные облака, которые мы привыкли видеть на уровне моря, а ледяные. Они состояли из мельчайших кристаллов льда, таких мелких, что они плавали в воздухе. Ночью свет луны, а днем лучи солнца преломлялись в них, и воздух блистал миллионами миллионов ослепительных искр. Днем нельзя было выйти из домика без темных очков.
Эти кристаллы не только мешали смотреть. Стоило наклониться над поверхностью снега, как глаза начинало щипать, точно в них попала мыльная вода: это ледяные кристаллы, летящие с большой скоростью, кололи и резали слизистую оболочку глаз.
Лучи солнца, преломленные в кристаллах ледяных
облаков, образовывали большие радуги. Солнце лишь ненадолго опускалось теперь за горизонт, и радуги оставались на небе почти круглые сутки.
В ноябре мы со дня на день ждали самолета со сменой. Мешала погода. Наконец 17 ноября над Пионерской появилась краснокрылая машина: самолет «АН-2». Смена происходила быстро, так как пятидесятиградусный мороз и ветер в пятнадцать метров в секунду не позволяли самолету оставаться долго.
Вот мы уже и в машине. Перегруженный самолет с трудом оторвался от поверхности. Делаем круг над домиком, засыпанным снегом. Из люка в крыше, через который с конца зимы нам приходилось выбираться из хижины, машут сменившие нас товарищи.
Когда мы поднялись метров на триста, стало теплее. Как приятно было еще и еще раз пожимать руки наших товарищей-летчиков, которые в труднейших условиях пробились к нам на Пионерскую и сейчас несли нас на крыльях своей машины в Мирный, который стал для нас родным домом!
Подлетаем к Мирному. Уже видны острова архипелага Хасуэлл и поселок на склонах ледника. В этот момент мы все, не сговариваясь, оглянулись на юг, где провели семь долгих и трудных месяцев. Белый ледяной купол сиял в лучах поднимающегося солнца, покрытый легкой кисеей серебристых ледяных облаков.