Среда, 23 ноября 2011 г. 23:19
ПОЛИТИКА
Арктический федеральный университет присудил почётную степень исследователю "моя-по-твоя"
19 ноября во время празднования в Северном Арктическом Федеральном Университете в Архангельске юбилея М.В.Ломоносова степень "почетного доктора" этого учебного заведения была присвоена норвежке Ингвиль Брок.
Весь вклад в науку И.Брок сводится к ее многолетним "исследованиям" т. н. русско-норвежского языка - "руссенорска" ("моя-по-твоя"). Хотя чего тут, казалось бы, исследовать? Это языковое явление - разговор торговцев рыбой на норвежском базаре - было в 1920-е гг. "открыто" и тогда же досконально "изучено" норвежским славистом Олафом Броком (1867-1961). [I, II] Славистика в тот период, да еще в такой периферийной европейской стране, как Норвегия, стояла на далеком отшибе серьезной науки. Это была экзотика. Поэтому честолюбивый ученый-филолог О.Брок смог позволить себе стать "первооткрывателем" дотоле неизвестного науке славянского в основе своей языка, которому он дал звучное название - "руссенорск". Критиков у него, разумеется, в Скандинавии тогда не было. Язык этот, как, оказалось, был к тому времени уже "мертвым", как какой-нибудь санскрит или латынь. Живых носителей его не существовало (да и были ли они когда-нибудь?). Поэтому источником теории "руссенорска" и материалом "исследований" для норвежского филолога-слависта послужили всего 13 коротких текстов. В свое время эти диалоги при покупке рыбы между русскими и норвежцами были записаны в большинстве случаев как курьез случайными людьми. В 1930 г. О.Брок опубликовал эти тексты. Отметим сразу, что все современные поиски каких-либо следов "руссенорска" в России не увенчались успехом.
После своего открытия русско-норвежский язык был благополучно забыт на десятилетия для того, чтобы им в 1980-е гг. вновь заинтересовалась Ингвиль Брок. И с того момента исследует она эту "моя-по-твоя" уже третье десятилетие. Новое открытие и популяризация "руссенорска", на самом деле, были связаны с политической конъюнктурой норвежского проекта "Баренцев регион". "Руссенорск" в новых условиях из фантазий одинокого норвежского слависта превратился в идеологический инструмент. Норвежцам надо было найти и предъявить то, что "нас соединяет". Случилось это на самой заре "поморской истерии". Но здесь вышла неувязка в том отношении, что для явления уже существовало придуманное О.Броком название - "руссенорск" (а не "поморск"), хотя означенный лингвистический казус, с точки зрения нынешних поморских этностроителей в Норвегии и России, лучше бы было с самого начала объявить языком этноса российских и норвежских поморов. Сейчас "руссенорск" пытаются представить языком общения, хотя как раз последнего при ближайшем рассмотрении в "моя-по-твоя" и нет.
На самом деле Ингвиль Брок со всеми своими исследованиями "руссенорска" никаких научных заслуг ни перед Норвегией, ни, тем более, перед Россией, не имеет. Вопрос надо поставить так: в чем собственно состоит оригинальность исследований "руссенорска" Ингвиль Брок по сравнению с тем, чего достиг в его изучении славист Олаф Брок? Публикации последнего уже имели исчерпывающий характер. Только то, что И.Брок придумала, что "руссенорск" - это пиджин? Но, позвольте, сами исследователи "руссенорска" не могут предъявить никаких иных сфер его пользования, кроме одной - базарного диалога не знающих языка собеседника необразованных и малокультурных торговцев рыбой. А для пиджина, признаем, одна сфера - это слишком мало. Отметим тут, что в настоящее время в "словаре" "руссенорска" его исследователи зарегистрировали чуть меньше 400 слов, половина из которых упоминалась в письменных источниках только один раз (!). И сама И.Брок признается, что из имеющегося в распоряжении исследователя материала нельзя утверждать ни об устойчивости словосочетаний, ни о постоянном составе лексики "руссенорска". Так где же тогда язык?
С начала 1990-х г. мы воочию наблюдали за рубежом в странах Восточной Европы, в Турции и Китае такое явление, как одиночные торговцы-челноки с Украины и России. Эти бедолаги - жертвы перестройки и международные коробейники, торговали на тамошних рынках своим незамысловатым товаром и сами делали какие-то покупки. Контакт при торговле в чужой языковой среде всегда начинался с языка жестов и записей цифр на подручном материале. На следующем этапе шел примитивный в своей грамматической основе диалог из фантастической смеси слов на разных языках. Следуя здесь по стопам славных норвежских исследователей "руссенорска", мы можем заявлять, что на иноземных базарах в 1990-х гг. начали складываться "русско-польский", "русско-венгерский", "русско-турецкий", "русско-китайский" и т. д. языки. Более того, мы беремся утверждать, что в ХХ веке существовал "русско-немецкий" язык в русском и германском оккупационных вариантах. Хрестоматийный пример. Германский солдат входит в хату: "Матка, курка, яйки. Моя пиф-паф". Составляем словарь: Матка - женщина. Курка - курица. Яйки - яйца. Моя - я (местоим.). Пиф-паф - стрелять. Источников такого "русско-немецкого языка" - преогромное множество, от воспоминаний до художественной литературы. Пишите проект и отправляйтесь за грантом в германский фонд Фридриха Эберта. Дела с "руссенорском" норвежских славистов обстоят похожим образом.
Один миф, как известно, часто порождает другой. Вот и теоретик нынешнего поморского этностроительства в Архангельске, "ведущий эксперт по поморской традиционной культуре" - старший научный сотрудник Архангельского музея "Малые Корелы" Владимир Ломакин стал утверждать, что "руссенорск" в 1917 г. был запрещен большевиками. Революционерам, оказывается, в 17-м году сразу после Октябрьского переворота в те два оставшихся месяца делать было нечего, кроме, как с "руссенорском" бороться. "Помору" Владимиру Ломакину не помешало бы обзавестись ответственностью за сказанное и написанное: как минимум, указать декрет, которым этот химерический язык был большевиками сначала найден и признан, а потом запрещен. Или вся история с запретом - это очередная тайная история, рассказанная "моей поморской бабушкой"? Укажем и на логическую несообразность утверждений В.Ломакина. Ведь о существовании "руссенорска" мир узнал (если узнал) спустя 10 лет после Октябрьской революции из работ норвежского слависта Олафа Брока.
Как бы там ни было, но 18 ноября 2011 г. в Архангельске в САФУ состоялась "лекция выдающегося деятеля науки и культуры Норвегии, специального советника Норвежского Совета по высшему образованию, Почётного доктора ПГУ имени М. В. Ломоносова госпожи Ингвиль Брок". Темой открытой лекции И.Брок стал все тот же пресловутый "смешанный русско-норвежский язык" - "руссенорск". На присвоении степени "почетного доктора" САФУ ректор этого учреждения Елена Кудряшова отметила, что Ингвиль Брок "внесла неоценимый вклад в развитие сотрудничества российских и норвежских университетов и стояла у истоков развития на Поморском Севере классического международного университетского образования". В этой связи заметим, что с 2002 г. И.Брок действительно активно участвовала в норвежском продвижении в Архангельск направленной на развал системы российского высшего образования т. н. Болонской системы. Прямым результатом деятельности И.Брок стали появившиеся в Архангельске в большом количестве "бакалавры циркумполярных наук". Что такое "циркумполярные науки" и что с ними делать этим "бакалаврам" вряд ли сможет объяснить сама госпожа "почетный доктор" Ингвиль Брок.
[i]Broch Olaf. Russenorsk. Archiv fur slawische Philologie, 1927.
[II] Broch Olaf. Russenorsk tekstmateriale, Maal og minne, 1930.
19 ноября во время празднования в Северном Арктическом Федеральном Университете в Архангельске юбилея М.В.Ломоносова степень "почетного доктора" этого учебного заведения была присвоена норвежке Ингвиль Брок.
Весь вклад в науку И.Брок сводится к ее многолетним "исследованиям" т. н. русско-норвежского языка - "руссенорска" ("моя-по-твоя"). Хотя чего тут, казалось бы, исследовать? Это языковое явление - разговор торговцев рыбой на норвежском базаре - было в 1920-е гг. "открыто" и тогда же досконально "изучено" норвежским славистом Олафом Броком (1867-1961). [I, II] Славистика в тот период, да еще в такой периферийной европейской стране, как Норвегия, стояла на далеком отшибе серьезной науки. Это была экзотика. Поэтому честолюбивый ученый-филолог О.Брок смог позволить себе стать "первооткрывателем" дотоле неизвестного науке славянского в основе своей языка, которому он дал звучное название - "руссенорск". Критиков у него, разумеется, в Скандинавии тогда не было. Язык этот, как, оказалось, был к тому времени уже "мертвым", как какой-нибудь санскрит или латынь. Живых носителей его не существовало (да и были ли они когда-нибудь?). Поэтому источником теории "руссенорска" и материалом "исследований" для норвежского филолога-слависта послужили всего 13 коротких текстов. В свое время эти диалоги при покупке рыбы между русскими и норвежцами были записаны в большинстве случаев как курьез случайными людьми. В 1930 г. О.Брок опубликовал эти тексты. Отметим сразу, что все современные поиски каких-либо следов "руссенорска" в России не увенчались успехом.
После своего открытия русско-норвежский язык был благополучно забыт на десятилетия для того, чтобы им в 1980-е гг. вновь заинтересовалась Ингвиль Брок. И с того момента исследует она эту "моя-по-твоя" уже третье десятилетие. Новое открытие и популяризация "руссенорска", на самом деле, были связаны с политической конъюнктурой норвежского проекта "Баренцев регион". "Руссенорск" в новых условиях из фантазий одинокого норвежского слависта превратился в идеологический инструмент. Норвежцам надо было найти и предъявить то, что "нас соединяет". Случилось это на самой заре "поморской истерии". Но здесь вышла неувязка в том отношении, что для явления уже существовало придуманное О.Броком название - "руссенорск" (а не "поморск"), хотя означенный лингвистический казус, с точки зрения нынешних поморских этностроителей в Норвегии и России, лучше бы было с самого начала объявить языком этноса российских и норвежских поморов. Сейчас "руссенорск" пытаются представить языком общения, хотя как раз последнего при ближайшем рассмотрении в "моя-по-твоя" и нет.
На самом деле Ингвиль Брок со всеми своими исследованиями "руссенорска" никаких научных заслуг ни перед Норвегией, ни, тем более, перед Россией, не имеет. Вопрос надо поставить так: в чем собственно состоит оригинальность исследований "руссенорска" Ингвиль Брок по сравнению с тем, чего достиг в его изучении славист Олаф Брок? Публикации последнего уже имели исчерпывающий характер. Только то, что И.Брок придумала, что "руссенорск" - это пиджин? Но, позвольте, сами исследователи "руссенорска" не могут предъявить никаких иных сфер его пользования, кроме одной - базарного диалога не знающих языка собеседника необразованных и малокультурных торговцев рыбой. А для пиджина, признаем, одна сфера - это слишком мало. Отметим тут, что в настоящее время в "словаре" "руссенорска" его исследователи зарегистрировали чуть меньше 400 слов, половина из которых упоминалась в письменных источниках только один раз (!). И сама И.Брок признается, что из имеющегося в распоряжении исследователя материала нельзя утверждать ни об устойчивости словосочетаний, ни о постоянном составе лексики "руссенорска". Так где же тогда язык?
С начала 1990-х г. мы воочию наблюдали за рубежом в странах Восточной Европы, в Турции и Китае такое явление, как одиночные торговцы-челноки с Украины и России. Эти бедолаги - жертвы перестройки и международные коробейники, торговали на тамошних рынках своим незамысловатым товаром и сами делали какие-то покупки. Контакт при торговле в чужой языковой среде всегда начинался с языка жестов и записей цифр на подручном материале. На следующем этапе шел примитивный в своей грамматической основе диалог из фантастической смеси слов на разных языках. Следуя здесь по стопам славных норвежских исследователей "руссенорска", мы можем заявлять, что на иноземных базарах в 1990-х гг. начали складываться "русско-польский", "русско-венгерский", "русско-турецкий", "русско-китайский" и т. д. языки. Более того, мы беремся утверждать, что в ХХ веке существовал "русско-немецкий" язык в русском и германском оккупационных вариантах. Хрестоматийный пример. Германский солдат входит в хату: "Матка, курка, яйки. Моя пиф-паф". Составляем словарь: Матка - женщина. Курка - курица. Яйки - яйца. Моя - я (местоим.). Пиф-паф - стрелять. Источников такого "русско-немецкого языка" - преогромное множество, от воспоминаний до художественной литературы. Пишите проект и отправляйтесь за грантом в германский фонд Фридриха Эберта. Дела с "руссенорском" норвежских славистов обстоят похожим образом.
Один миф, как известно, часто порождает другой. Вот и теоретик нынешнего поморского этностроительства в Архангельске, "ведущий эксперт по поморской традиционной культуре" - старший научный сотрудник Архангельского музея "Малые Корелы" Владимир Ломакин стал утверждать, что "руссенорск" в 1917 г. был запрещен большевиками. Революционерам, оказывается, в 17-м году сразу после Октябрьского переворота в те два оставшихся месяца делать было нечего, кроме, как с "руссенорском" бороться. "Помору" Владимиру Ломакину не помешало бы обзавестись ответственностью за сказанное и написанное: как минимум, указать декрет, которым этот химерический язык был большевиками сначала найден и признан, а потом запрещен. Или вся история с запретом - это очередная тайная история, рассказанная "моей поморской бабушкой"? Укажем и на логическую несообразность утверждений В.Ломакина. Ведь о существовании "руссенорска" мир узнал (если узнал) спустя 10 лет после Октябрьской революции из работ норвежского слависта Олафа Брока.
Как бы там ни было, но 18 ноября 2011 г. в Архангельске в САФУ состоялась "лекция выдающегося деятеля науки и культуры Норвегии, специального советника Норвежского Совета по высшему образованию, Почётного доктора ПГУ имени М. В. Ломоносова госпожи Ингвиль Брок". Темой открытой лекции И.Брок стал все тот же пресловутый "смешанный русско-норвежский язык" - "руссенорск". На присвоении степени "почетного доктора" САФУ ректор этого учреждения Елена Кудряшова отметила, что Ингвиль Брок "внесла неоценимый вклад в развитие сотрудничества российских и норвежских университетов и стояла у истоков развития на Поморском Севере классического международного университетского образования". В этой связи заметим, что с 2002 г. И.Брок действительно активно участвовала в норвежском продвижении в Архангельск направленной на развал системы российского высшего образования т. н. Болонской системы. Прямым результатом деятельности И.Брок стали появившиеся в Архангельске в большом количестве "бакалавры циркумполярных наук". Что такое "циркумполярные науки" и что с ними делать этим "бакалаврам" вряд ли сможет объяснить сама госпожа "почетный доктор" Ингвиль Брок.
[i]Broch Olaf. Russenorsk. Archiv fur slawische Philologie, 1927.
[II] Broch Olaf. Russenorsk tekstmateriale, Maal og minne, 1930.
©СеверИнформ, 2011 г.
А это, надо понимать "исследование", за которое "почетного доктора" дали.
Давай по шип ком, Брат!
Давай по шип ком, Брат! (Руссенорск — контактный язык между русскими и норвежцами на севере)
В течение многих столетий Северная Норвегия была местом встречи различных народов и различных языков. Здесь жили саамы, финны и норвежцы, немного датчан и шведов, а летом приезжали купцы из ряда стран. В заметках, относящихся к 1812–1814 гг., бывший в то время губернатором Финнмарка барон Фредрик Ведель Ярлсберг писал, упомянув вначале о норвежском, саамском и квенском языках: «Еще в Финнмарке говорят на четвертом языке, сложенном из норвежских, русских, голландских, немецких, финских (т.е. саамских) и, наверное, квенских слов; его можно назвать торговым языком, поскольку он служит участвующим в торговой сделке для того, чтобы объясниться между собой; кроме того, он используется только тогда, когда сделка заключается с русским купцом» (Jarlsberg 1887: 152).
Этот торговый язык, который сегодня называется руссенорск, возник в результате летних плаваний русских с берегов Белого моря в Северную Норвегию с целью обменять зерно и муку на северо-норвежскую рыбу (см. статью Татьяны Шрадер). Норвежцы, которые были бы рады избавиться от улова в то время года, которое было неблагоприятным для торговли рыбой в самой Норвегии, должны были уметь объясниться с покупателями. Наиболее ранние примеры использования руссенорска относятся к концу XVIII – началу XIX в., но наибольшее распространение язык получил в середине XIX в., когда источники подтверждают его применение на территории, протянувшейся почти на 740 км от Тромсё на западе до Кольского полуострова на востоке. Руссенорск использовался вплоть до закрытия границы между Норвегией и Россией после Октябрьской революции 1917 г. Как писал губер-натор Финнмарка, этот язык использовался только в торговле, и сохранившиеся примеры языка наглядно это подтверждают. Речь идет в основном о купле-продаже или об обмене товарами. Вот образец диалога между русским шкипером и норвежским рыбаком:
Норвежец: Хьоп И Сейка, Трэска, Тикса о Балдуска? (Вы покупаете сайду, треску, пикшу и палтус?)
Русский: Да, да – моя купум альтсамма, давай по шип ком. (Да, да, я покупаю все, пожалуйста,
прошу на борт.)
Норвежец: Спасиба! Хар И Мукка, хар И Группа? (Спасибо! У Вас есть мука, у Вас есть крупа?)
Русский: Да, да! Давай по шип ком, брат, по чей дрики. (Да, да! Пожалуйста, прошу на борт, брат, попьем чаю.) (Broch, Jahr 1981: 130).
Этот маленький фрагмент диалога много говорит нам о руссенорске. Кое-что можно понять, если знаешь норвежский, но далеко не все. То же касается и русского языка. Например, те слова, которые пришли из русского, записаны так, как их воспринимает на слух норвежец. Скорее всего, каждая сторона пыталась приспособиться к другой. Язык мог значительно варьироваться в зависимости от того, кто вел беседу.
Такие контактные или торговые языки можно встретить по всему миру, однако руссенорск представляет собой особый случай. Большинство контактных языков возникло в колониях, и характерной их чертой является преобладание в лексике английских, французских, испанских или португальских слов. Основу лексики руссенорска, напротив, составляют норвежские и русские слова. В языке много повторов: например, в вышеприведенном тексте мы встречаем синонимичные «хьоп» из норвежского и «купум» из русского. Ограниченный язык-пиджин имеет и ограниченную лексику. В известных нам текстах на руссенорске используется около 390 различных слов; около 47% их взято из норвежского языка, 39% – из русского, а остальные заимствованы из многих других языков: нижненемецкого, голландского, английского (часто, впрочем, эти последние дублируются словами из норвежского и/или русского языка).
Товары, составлявшие основу меновой торговли, имели, как правило, одно наименование. То, что привозили с собой русские, называлось в основном по-русски, например «мукка» (мука) и «группа» (крупа) в нашем тексте. Рыба называлась «фиск» или «фиска», но названия сортов рыб имели более сложное происхождение – нередко из русского и, возможно, саамского языков. Именно равнозначность русского и норвежского в качестве основы языка является интересной особенностью руссенорска. Это связано, скорее всего, с тем, что использовавшие этот язык русские и норвежцы были равными социальными партнерами – в отличие от ситуации в колониях.
© Ингвиль Брок
Давай по шип ком, Брат! (Руссенорск — контактный язык между русскими и норвежцами на севере)
В течение многих столетий Северная Норвегия была местом встречи различных народов и различных языков. Здесь жили саамы, финны и норвежцы, немного датчан и шведов, а летом приезжали купцы из ряда стран. В заметках, относящихся к 1812–1814 гг., бывший в то время губернатором Финнмарка барон Фредрик Ведель Ярлсберг писал, упомянув вначале о норвежском, саамском и квенском языках: «Еще в Финнмарке говорят на четвертом языке, сложенном из норвежских, русских, голландских, немецких, финских (т.е. саамских) и, наверное, квенских слов; его можно назвать торговым языком, поскольку он служит участвующим в торговой сделке для того, чтобы объясниться между собой; кроме того, он используется только тогда, когда сделка заключается с русским купцом» (Jarlsberg 1887: 152).
Этот торговый язык, который сегодня называется руссенорск, возник в результате летних плаваний русских с берегов Белого моря в Северную Норвегию с целью обменять зерно и муку на северо-норвежскую рыбу (см. статью Татьяны Шрадер). Норвежцы, которые были бы рады избавиться от улова в то время года, которое было неблагоприятным для торговли рыбой в самой Норвегии, должны были уметь объясниться с покупателями. Наиболее ранние примеры использования руссенорска относятся к концу XVIII – началу XIX в., но наибольшее распространение язык получил в середине XIX в., когда источники подтверждают его применение на территории, протянувшейся почти на 740 км от Тромсё на западе до Кольского полуострова на востоке. Руссенорск использовался вплоть до закрытия границы между Норвегией и Россией после Октябрьской революции 1917 г. Как писал губер-натор Финнмарка, этот язык использовался только в торговле, и сохранившиеся примеры языка наглядно это подтверждают. Речь идет в основном о купле-продаже или об обмене товарами. Вот образец диалога между русским шкипером и норвежским рыбаком:
Норвежец: Хьоп И Сейка, Трэска, Тикса о Балдуска? (Вы покупаете сайду, треску, пикшу и палтус?)
Русский: Да, да – моя купум альтсамма, давай по шип ком. (Да, да, я покупаю все, пожалуйста,
прошу на борт.)
Норвежец: Спасиба! Хар И Мукка, хар И Группа? (Спасибо! У Вас есть мука, у Вас есть крупа?)
Русский: Да, да! Давай по шип ком, брат, по чей дрики. (Да, да! Пожалуйста, прошу на борт, брат, попьем чаю.) (Broch, Jahr 1981: 130).
Этот маленький фрагмент диалога много говорит нам о руссенорске. Кое-что можно понять, если знаешь норвежский, но далеко не все. То же касается и русского языка. Например, те слова, которые пришли из русского, записаны так, как их воспринимает на слух норвежец. Скорее всего, каждая сторона пыталась приспособиться к другой. Язык мог значительно варьироваться в зависимости от того, кто вел беседу.
Такие контактные или торговые языки можно встретить по всему миру, однако руссенорск представляет собой особый случай. Большинство контактных языков возникло в колониях, и характерной их чертой является преобладание в лексике английских, французских, испанских или португальских слов. Основу лексики руссенорска, напротив, составляют норвежские и русские слова. В языке много повторов: например, в вышеприведенном тексте мы встречаем синонимичные «хьоп» из норвежского и «купум» из русского. Ограниченный язык-пиджин имеет и ограниченную лексику. В известных нам текстах на руссенорске используется около 390 различных слов; около 47% их взято из норвежского языка, 39% – из русского, а остальные заимствованы из многих других языков: нижненемецкого, голландского, английского (часто, впрочем, эти последние дублируются словами из норвежского и/или русского языка).
Товары, составлявшие основу меновой торговли, имели, как правило, одно наименование. То, что привозили с собой русские, называлось в основном по-русски, например «мукка» (мука) и «группа» (крупа) в нашем тексте. Рыба называлась «фиск» или «фиска», но названия сортов рыб имели более сложное происхождение – нередко из русского и, возможно, саамского языков. Именно равнозначность русского и норвежского в качестве основы языка является интересной особенностью руссенорска. Это связано, скорее всего, с тем, что использовавшие этот язык русские и норвежцы были равными социальными партнерами – в отличие от ситуации в колониях.
© Ингвиль Брок
http://www.norge.ru/russenorsk
